Надо жить (джен)

Отпуск уже завтра. Женя был в предвкушении, хотя никуда не собирался ехать. Как всегда, были траты поважнее. Да и не понимал он, откровенно говоря, что хорошего в праздном валянии на лежаке у моря. Жена утверждала, что и не поймёт, пока хоть раз не попробует. Откуда бы ей знать, интересно? Хотя может быть и так, конечно. Правда, он был уверен, что ему всё равно не понравится. Вот горные лыжи, например, совсем другое дело. Только что толку об этом думать? Хоть к морю, хоть в горы ехать не на что всё равно. Вечно что-то случается и требует срочных трат, а копить Женя никогда не умел.

Звонок от жены застал его у плиты: он собирался обедать.

— Жень, мне Верка позвонила. Её муж ищет кого-нибудь в нашем районе, кто сможет три раза в неделю возить в город больных на диализ. По деньгам с ним договариваться. Что — там бензин, ожидание? Короче, таксисты знают. Никого на примете? Она просила сегодня-завтра подыскать кандидата.

— Где я его найду? — озадачился Женя.

— Ну мало ли, — неопределённо хмыкнула Ленка. — У тебя же есть знакомые, кто извозом подрабатывает. Может, кто захочет? Ты спроси.

— Ладно, я понял, подумаю, — ответил Женя, помешивая щи в кастрюле. — Ты ещё не на обеде?

— Нет, я через час, — бодро отозвалась Ленка. — Всё, целую, я работать. Пока.

Она отключилась, а Женя задумался о том, кому можно предложить подработку.

* * *

Через три дня Женя сидел в своём немолодом уже "Опеле" и рассматривал худенькую фигурку первой пассажирки.

Нина стояла на остановке, куда вышла с утра пораньше, чтобы облегчить ему жизнь на первый раз. Когда они созванивались накануне, Нина никак не могла толком объяснить, как лучше подъехать к её дому, быстро сдалась и решила ждать на остановке.

Ленка, оказывается, знала мужа Нины. Когда-то давно они вместе работали на частной АЗС — Ленка продавцом, а Павел заправщиком. Новость о том, что у Нины диализ, её ошеломила, ведь они ровесницы. Хотя при чём тут возраст? Почки, бывает, отказывают даже у детей.

Женя вышел из машины и помог Нине устроиться на заднем сиденье. Она и потом ни разу не сядет на переднее рядом с водителем. Однажды выбрав правое заднее место, всегда будет садится только там, смешно свернувшись маленьким калачиком и спрятавшись за спинкой так, словно её вовсе нет в машине. Почему-то чувствуя себя неловко, Женя закрыл дверцу автомобиля и вернулся на водительское место. Отпуск обещал быть напряжённым.

— Ну что, поехали? — бодро улыбнулся он, пытаясь в зеркало заднего вида разглядеть уже почти спрятавшуюся Нину.

— Поехали, — согласилась она. — Нам ведь за Мишей ещё?

— Конечно. Дорогу покажешь?

Почему-то ещё вчера по телефону они сразу перешли на "ты", и это показалось правильным и естественным. Дорогу Нина, как оказалось, не знала. До этого дня на процедуры их с Мишей, а пациентов от района оказалось всего двое, возили на выделенной специально для этих целей легковушке от районной больницы.

Миша жил в деревне Лопарёво в сорока километрах от основной трассы и двух от большого посёлка Остожное, где имелась своя больница с единственной машиной скорой помощи. На этой скорой Мишу и подвозили до трассы, где его подхватывал водитель больничной "Гранты" — тоже, кстати, Миша. Жене же пришлось делать крюк с трассы до этого богом забытого Лопарёво, последние километры дороги к которому были похожи на что угодно, кроме дороги.

Подвеску было отчаянно жаль. Несчастный "Опель" старательно жаловался на жизнь, преодолевая последние метры к дому Миши, который даже от калитки не соизволил отойти. Ждал, когда авто подкатит к самому забору, жадно затягивался сигаретой, щурился то ли от дыма, то ли оценивая, на чём теперь будет ездить в город, и не спешил двигаться с места.

Женя всегда умел держать себя в руках, но в душе частенько ловил на желании дать пинка. Вот как сейчас, например. Справившись с собой, он кивнул новому знакомцу. Тот неторопливо кивнул в ответ и подошёл наконец к автомобилю.

— Здрасьте! — едва открыв пассажирскую дверцу, поприветствовал он сразу и Женю, которого видел впервые в жизни, и давно знакомую Нину. Устроился на переднем сидении шумно и основательно. Женя хмыкнул про себя, вдруг совсем переставая злиться. Сразу видно — водила: вон как по-хозяйски осмотрел салон и особенно панель. Однако руки для приветствия Миша не протянул. Женя снова хмыкнул, оценивая пассажира. Нет, не Миша, Михаил.

— Много жрёт? — деловито спросил Михаил.

— Десятку, — кратко бросил Женя, разворачиваясь.

— Нормально, — одобрил Михаил. — Не куришь?

— Нет, — искоса взглянул Женя. На "ты "так на "ты". Пусть будет.

— А я вот не могу без курева. Сто раз бросал — и ни фига, — посетовал Михаил, проверяя, не забыл ли сигареты. — У тебя в машине нельзя?

— Нет. Что, до города не дотерпишь? — усмехнулся Женя. Он никогда не курил, и запах прокуренных салонов был для него, пожалуй, в десятке самых мерзких ароматов. Недаром возил свою машину в химчистку, едва купил. Прежний владелец был заядлым курильщиком.

— Попробую, конечно, дотерпеть, — вздохнул Михаил. — Только без толку. Я себя знаю.

— А тебе можно с таким заболеванием? — нетактично поинтересовался Женя. Он вообще-то мало что знал о диализных больных. Только то, что успела рассказать не слишком разговорчивая Нина, пока добирались до Лопарёво сегодня.

— А мне пофиг. Не могу я без курева, сказал же, — пожал плечами Михаил.

— Он вообще ничего не соблюдает, — пожаловалась с заднего сиденья притихшая была Нина. — Ест всё подряд, курит, даже водку пьёт.

— Всё-то ты знаешь, — проворчал Михаил с улыбкой. — Я же не каждый день. Если всё соблюдать, с тоски сдохнешь раньше, чем от почек. А так, помилуй бог, уже двенадцать годков на аппарате. Жив пока, как видите, и на тот свет не собираюсь.

— Двенадцать лет три раза в неделю в город мотаешься? — ужаснулся Женя.

— А куда деваться? В нашей-то больничке таких аппаратов не держат. Жить захочешь, поедешь. А я пока хочу, — заключил Михаил. — Да и чего такого-то? Уже привык. Нинка вон два года со мной вместе мотается. Тоже уж привыкла. Да, Нинок?

— Иной раз так неохота ехать, — тяжко вздохнула Нина. — Но надо. Ко всему привыкаешь, конечно. Только вот теперь за тобой заезжать больно долго. Раньше-то напрямую ехали.

— Ну извините, — съязвил Михаил. — Меня положено от дома забирать, будьте любезны, забирайте. Имею право, как говорится.

— Да понятно всё, не ворчи. Это я так, — примирительно сказала Нина. — Дорога только больно тут у вас плохая. Всё нутро будто вывернули.

— Это да, — согласно кивнул Михаил. — Устал уж воевать с нашим главой поселения. Не моя, говорит, дорога. Пусть район, говорит, делает. Пусть, говорю, делает, добивайся, ёлки-зелёные. Мне-то вот до фонаря, кто эту дорогу делать будет, лишь бы была.

— Чему удивляться, — вставил Женя. — Россия. У нас везде так: это не моё, за это не отвечаю, а в итоге кругом бардак.

— Во-во, и я о том же! — обрадовался Михаил и почти до самого города рассказывал о том, как воюет с местной властью по любому поводу и сколько они ему крови попили.

Забавный оказался мужичок. Любитель писать во все инстанции и добиваться правды, как он её понимает. Женя не раз встречался с подобными субъектами, наделёнными особенной деревенской хитрой простотой. Таких на кривой козе не объедешь и палец им в рот тоже лучше не совать, во избежание потери руки.

В какой-то момент Михаил замолчал и начал ёрзать на сиденье, покряхтывая и тяжело вздыхая. Рука его беспрестанно касалась кармана куртки, где отчётливо угадывалась пачка сигарет. Но Михаил мужественно молчал, всё ещё сражаясь с собой. Жене было интересно, сколько он ещё выдержит, прежде чем взмолится, но мучить дольше больного человека стало совестно. Он притормозил на обочине и вышел из машины. Открыл капот и проверил омывайку, как будто не знал, сколько залил ещё с вечера. С удовлетворением заметил, как Михаил выскочил из машины и немедленно закурил, жадно затягиваясь.

— Не дотерпел? — усмехнулся Женя.

— Так я быстренько, пока стоишь, — счастливо улыбнулся Михаил, который, конечно, понял причину остановки. И омывайка тут ни при чём.

— Ты говори, как невтерпёж будет, — посоветовал Женя. — Мне притормозить не трудно.

— Угу, — кивнул Михаил, затянулся в последний раз и выбросил окурок подальше в траву. — Поехали, что ли?

* * *

Первая поездка на то и первая, чтобы всё разузнать и подстроиться. Теперь Женя представлял, где именно находится диализный центр, сколько часов занимает процедура, куда лучше подъехать, чтобы его пассажирам было нетрудно и удобно его отыскать среди множества припаркованных вблизи областной больницы машин.

А ещё понял, что на будущее надо бы заранее продумывать, чем заниматься эти четыре с лишним часа ожидания. В этот раз думал — от скуки свихнётся. Спать в машине он не любил, читать в телефоне — глаза уставали, не молодой уж. В магазинах вроде тоже ничего особо не надо; во всяком случае, Ленка ничего не наказывала. В итоге промаялся кое-как.

Ждал, что после процедуры больным будет нехорошо, а он ни разу не медик, если что — помочь точно ничем не сможет. Честно говоря, эта мысль с самого начала его напрягала. Как это так: заключили договор с мелкой транспортной компанией на перевозку больных людей, а с ним, непосредственным перевозчиком, так и вообще ни одной бумажки? Если что в дороге случится — вся ответственность на нём будет. Вроде как просто решил подвезти знакомых до города на свой страх и риск. Вот как так? Ответ простой: а как всё у нас — на авось. Вдруг бог даст, и ничего не случится? Обычный российский бардак, давно ставший нормой жизни и никого не удивлявший.

Нина и Михаил, однако, после диализа чувствовали себя нормально, но Женя выдохнул с облегчением только когда высадил наконец Нину у её подъезда. Заодно узнал, куда подъезжать послезавтра.

Рассказывая вечером Ленке о первой поездке, Женя успокаивался и смирялся с собственным решением подработать в отпуске. Ничего, нормально, это же всего на месяц.

— Двенадцать лет! — ахала Ленка от ужаса, когда он рассказывал о жизни Миши. — Это ж с ума сойти!

— Да ничего, знаешь, — пожал плечами Женя. — Они вообще-то молодцы, бодро держатся. Привыкли уже, да и деваться особо некуда. Нина сказала, что даже отдыхать ехать можно, если в месте отдыха заранее записаться на аппарат. А ещё на дому многие стали сами себе делать. У нас тут ещё одна есть больная, в больнице работает. Так она себе персональный аппарат купила, обходится как-то.

— Ты, наверное, про Наталью Миллер? Я слышала, что у неё почки. Она даже из больницы увольнялась, когда началось. Сейчас вот опять работает, — отозвалась Ленка. — Может, ты и её ещё возить будешь.

* * *

Ленка как в воду глядела. В следующую же поездку Наталья поехала с ними, по-хозяйски устроившись на переднем сиденье, пояснив, что у неё больные ноги и сзади ей неудобно, словно кто-то возражал. Наталья Жене не понравилась с первого взгляда. Он сравнивал её с простой и спокойной Ниной, относившейся к своей болезни с тихим смирением. Наталья же городо несла свой крест неизлечимо больной, видимо ожидая в связи с этим особого к себе отношения и постоянного сочувствующего почтения. Вот смотрите, мол, как мужественно я держусь, как не опускаю рук, даже на работу вернулась, несмотря на инвалидность. Каждую фразу она словно цедила со значением и претензией на абсолютную свою правоту. Не стеснялась перебивать на полуслове, кто бы ни говорил. Хотя Михаил не особо-то ей потворствовал, но и на конфликт не нарывался. А Нина всё больше помалкивала да кивала.

Выяснилось, что Наталья будет ездить с ними лишь раз в неделю, чтобы поосновательнее разгрузить организм. А в остальное время она будет продолжать обходиться своим аппаратом, который включает каждую ночь. Женя был рад, что так. Он уже немного подустал от царевны-Натальи, а они ещё даже до города не доехали. На обратном пути Наталья молчала, и Женя догадался, что она хуже всех переносит процедуру и, в отличие от остальных, действительно плохо себя чувствует.

* * *

В следующий раз без Натальи Михаил снова устроился на переднем пассажирском. Принялся рассказывать, как со свояком на пару затеял перекрывать крышу на доме. Они уже почти закончили, а потом на очереди забор. "Хозяйственный мужик, молодец", — думал Женя, который тоже по дому всё умел и делал сам. В последнее время, правда, давление стало скакать и сердце пошаливать. Совсем не было ни сил, ни желания заниматься хозяйством. А теперь ещё эта езда выматывала, хотя он всегда любил водить. Нет, он точно не хотел бы работать таксистом.

— Смотри, смотри, Женёк, у него задний дворник работает, — вдруг завопил Михаил, тыча пальцем во впереди идущий "Логан".

— Угу, — равнодушно отозвался Женя, который давно заметил оплошность водителя.

— Надо ему сказать, — горячился Михаил. — Он чего, не слышит, что ли, что у него щётка ходит?

— Конечно, не слышит, — отмахнулся Женя, искренне недоумевающий от такой Мишиной горячности. Ну, ходит у мужика щётка, ну и чёрт с ней. Увидит — выключит. Делов-то?

— Да как не слышит-то? — продолжал возмущаться Михаил. — Давай его обгоним и покажем, чтобы выключил.

— Здесь сплошная, — напомнил Женя.

— Она сейчас кончится уже, — суетился Михаил, всматриваясь в заднее стекло "Логана". И что он там пытался увидеть? — Во дура-ак! Вообще, что ли, назад не смотрит? В зеркало же заднее стекло как на ладони.

— У него там барахло какое-то набито, не видишь, что ли? — уже вовсю веселился Женя, поражаясь энергии Михаила. — Поэтому и не слышит, и не видит. Да музыку небось ещё включил.

— Давай обгоняй, — обрадовался Михаил окончанию сплошной. — Я ему сейчас покажу, чтоб выключил.

— Напугаешь мужика, а вдруг у него сердце слабое? — коварно ввернул Женя, но Михаил только отмахнулся.

Когда Женя поравнялся с водителем "Логана" — пожилым лысоватым дядькой в очках, судорожно вцепившимся в руль, — Михаил принялся гримасничать в окно и пытаться руками изображать работающий дворник. Мужик ошалелыми глазами смотрел на эту пантомиму и явно ничего не понимал. Что он там себе вообразил, осталось неизвестно. Может, решил, что его пытаются остановить и обокрасть бандиты? Он только притопил педаль газа и рванул вперёд. Пришлось снова пристраиваться ему в хвост.

— Во идиот! — возмущался Михаил. — Я же ему показываю. Какого лешего непонятно-то? Куда, дебил, помчался?

— Говорил же, испугаешь, — смеялся Женя вместе с хихикающей на заднем сиденье Ниной.

Михаил ещё долго не мог успокоиться, и когда они всё-таки обогнали злополучный "Логан", демонстративно покрутил пальцем у виска, глядя на напряжённого водителя. Женя только удивлялся тому, сколько нервов потратил Михаил на всю эту историю, как суетился, переживал. Явно из тех, кому больше всех надо. Вот только надо таким людям обычно лишь показать окружающим их идиотам, какие они сами разумники. На людей им глубоко плевать с высокой колокольни.

* * *

Во вторник Нина была особенно разговорчива. До Лопарёво езды не меньше часа, и все это время она жаловалась на своего горячо любимого кота Принца, который вдруг ни с того ни с сего принялся активно метить углы в их маленькой квартирке. Нина живёт вдвоём с мужем, которого забавно называет Павликом, как маленького мальчика. Детей им бог не дал. Зато Принц стал её светочем, пока Павлик на работе. Ему многое позволялось: практически всё, кроме прогулок. Это был абсолютно домашний кот, никогда не знавший кошачьей любви, но и не лишённый пока своего мужского достоинства. И вот теперь Нина всерьёз задумалась о кастрации.

— Всё, терпенья больше нет. Записала его на операцию на пятницу. Ну не продышишь в квартире! Как с ума сошёл, — причитала она. — Павлик, правда, говорит, не надо. А как не надо? Мебель новую привезли вчера, так он её сейчас загадит, не отмоешь.

— А с чего вдруг он взялся-то? — посмеивался Женя. — Может, изменилось что в квартире? Нервничает кошак.

— Не знаю, — пожала плечами, Нина. — Мы так-то ремонт делаем. Обои переклеили, линолеум сменили. Мебель старую выкинули.

— Ну вот, — уверенно подытожил Женя. — У него сбились ориентиры. Он же дома всё время. Привык к запахам, к обстановке. А тут пертурбация. Сейчас он всё пометит, ты отмоешь, но чуть-чуть останется всё равно. Зато кот точно будет чуять, что дома, и успокоится. Погоди его резать.

— Нет, я всё решила. В пятницу понесу, — упрямо мотнула головой Нина.

— Ясно. Бедный Принц, не уберечь ему самого дорогого, — уже почти хохотал Женя, подъезжая к самому поганому участку лопарёвской дороги.

— Вот лето на дворе, теплынь. Знает, что дорога плохая. Не торопясь, вышел бы поближе к нормальному асфальту, — высказалась Нина раздражённо. Очень её напрягала необходимость заезжать за Михаилом.

— Ну, он же сказал — имею право, — усмехнулся Женя.

— Имеет он право, — прошипела Нина, подпрыгнув на особенно глубокой выбоине. — Зато совести не имеет.

Они оба ещё не знали, что видят деревню Лопарёво с её разухабистой дорогой в последний раз.

* * *

— Миш, ну ты зачем больной-то едешь? — возмущалась Нина, надевая маску и отодвигаясь от кашляющего Михаила как можно дальше, прячась на этот раз за спинкой водительского сиденья. — Знаешь ведь, что никакого иммунитета нет. Заразишь же!

— Да, Михаил, как-то ты безответственно поступил, — досадливо бросил Женя, тоже надевший маску. — Не кашляй хоть, что ли, в нашу сторону. В бардачке вон салфетки возьми!

— У меня платок есть, — вызывающе заявил Михаил, даже не подумавший тоже надеть маску. — Чего же мне теперь, сдохнуть, что ли, раз простудился?

— Скорую бы вызвал, — возмутилась Нина. — Они бы тебя сразу в больницу отвезли. Чего ждать? Обязательно нас заражать надо?

— Да ладно тебе, Нинок, ничего с тобой не случится. В больницу же едем! Вылечат, — повернулся к ней Михаил.

— Не дыши на меня, — взвизгнула Нина. — Маску хоть надень, поимей совесть.

Женя с беспокойством наблюдал за раскрасневшимся явно от высокой температуры Михаилом, который надсадно кашлял, всё-таки закрывшись платком. А потом ему стало действительно страшно, когда заметил на платке мелкие красные капли. Чёрт!

— У тебя давно температура-то? — спросил он. — Может, ковид?

— Может, и ковид, — пожал плечами Михаил, заставив Нину всхлипнуть и совсем сжаться на своём месте.

— С субботы. Как из бани пришёл, чую — дело плохо. Грудь горит, дышать больно. Думал, попарился неудачно. До утра дотянул, скорую вызвал. Они мне предлагали в больницу, а чего мне в той больнице делать? Диализа там нет, а если запичужат, как я на процедуру попаду?

— Так они бы и свозили, никуда не делись, — подала голос Нина. — Ну ты дурак! Разве можно так?

— Я с вами, может, хотел. Имею право, между прочим, — огрызнулся Михаил. — И крышу надо было доделать.

— Я тоже имею право нормально доехать. А из-за тебя могу заболеть теперь. В прошлый раз чуть от ковида не сдохла, — уже почти плакала Нина.

— Ладно, ладно, сейчас маску надену, Женёк, у тебя есть запасная? — соизволил Михаил и отвернулся к окну, больше не пытаясь ни с кем разговаривать.

По пути, как всегда, остановились, чтобы дать ему покурить. Женя открыл все двери, чтобы немного проветрить, хотя понимал, что это мера скорее для самоуспокоения. Тут уж только молиться, чтобы повезло. Болеть отчаянно не хотелось, особенно ковидом. Штука крайне неприятная: проходили, знаем.

Когда доехали и Нина выходила из машины, Женя услышал её слова, обращённые к Михаилу:

— Только не говори, что со мной в одной машине ехал. Меня же из-за тебя на карантин запрут, если у тебя и вправду ковид обнаружится.

Тот только кивнул, хотя Женя сомневался, что Михаилу было хоть какое-то дело до них обоих. Обратно ехали уже вдвоём. Михаила оставили в больнице. Всю дорогу Нина не переставала возмущаться его поступком. Её тоже отчитали за то, что села в машину с больным человеком. А что ей было делать? В Лопарёво оставаться и забыть про процедуру? Как они вообще себе представляют, каким образом им приходится добираться до города? Женя только кивал, молясь, чтобы утренняя поездка обошлась для них без печальных последствий. Одно хорошо: какое-то время не придётся трястись по жуткой дороге до Лопарёво и обратно.

* * *

Неделю Михаил пролежал в реанимации. О его смерти Женя узнал от жены. К ней в магазин заходил покупатель, с которым она разговорилась о здоровье. А он возьми да и упомяни про друга, который много лет болел почками, а умер от пневмонии. Ленка сразу поняла, о ком речь. Уточнила, конечно, убедилась, а потом позвонила Жене. Он как раз был в городе, ждал Нину.

Нина вышла, ещё не зная о смерти Михаила, и Женя не стал ей ничего говорить. А вдруг Ленка всё-таки что-то напутала? Но нет, ошибки не случилось. В следующий раз Наталья тоже ехала с ними, и они обсуждали ситуацию с Михаилом и его смертью.

Парадоксально, что столько лет болевший неизлечимой болезнью, умер Михаил в итоге от совсем другого заболевания. А скорее, как считал Женя, от собственной глупости. Да гори она синим пламенем, вся крыша, если даётся даже не ценой здоровья, а ценой жизни человеческой! Ведь если бы вовремя поехал в больницу, ну хотя бы когда фельдшер со скорой предлагал, может, и выжил бы. Продолжал бы изводить главу администрации жалобами и письмами в разные инстанции, смолил бы жадно сигаретки, стоя на обочине, пока все ждут его в машине, рассуждал бы о том, как надо жить. Эх, Миша, Миша! Дурак ты, не тем будь помянут.

* * *

Женя сидел в городском парке на лавочке. Сегодня был последний день отпуска и последняя поездка. Он уже нашёл того, кто его сменит, когда придётся вернуться к своим привычным отчётам и графикам.

Запрокинув голову, Женя наблюдал сквозь просветы в переплетении ветвей за плывущими высоко в синем небе облаками. Одуряюще пахло липовым цветом и свежескошенной травой, жужжали суетливые пчёлы, где-то звенел проезжавший трамвай, рядом на детской площадке звонко смеялись дети.

За этот месяц Женя, конечно, устал. Но всё равно рад был, что ввязался в это дело с подработкой. Сейчас он чувствовал такое приятное облегчение от мысли, что жив, что может свободно поехать, куда захочет, что завтра можно спать до самого обеда, потому что воскресенье, что он всё-таки не заболел, как, впрочем, и Нина. Как она тогда сказала, в их самую первую поездку? "Надо жить. Ну и что, что болезнь? Подумаешь! И не с таким люди живут. Так что надо жить". Да, именно так. Простая, понятная, мудрая Нина всё верно сказала.

Взглянув на часы, Женя неторопливо поднялся со скамейки, сладко потянулся, поправил выбившуюся из-под брюк футболку и пошёл по дорожке к парковке, где вскоре появится Нина. И они поедут домой — к Ленке, к Павлику, к Принцу, к тем, кто их ждёт, для кого важно, что они живут. Надо жить, господа хорошие, надо.