Далекое лето (джен)

В то далекое лето мы шумной ватагой поутру собирались на проселочной дороге, под кряжистым старым вязом. Кору великана морщинами расчертили глубокие борозды, по которым, как по тропинкам, стройной шеренгой бегали шустрые муравьи, а у широких корней вечерами порой смешно фыркало ежиное семейство.

Мы сидели, доедая краюшки чёрного хлеба, натертого чесноком и грызли яблоки, оставленные с завтрака. Ждали. А когда вся орава наконец собиралась вместе, бежали на озеро, по дороге размахивая камышовыми удочками. Мы наперебой спорили, что вот сегодня уж точно кто-то выловит одного из громадных сомов, на которых заглядывались все деревенские рыбаки. Тяжелые, грузные тела рыбин хорошо было видно в солнечный день с пригорка. Те будто лежали у поверхности воды на самой середине озера, изредка лениво поводя хвостом.

А нам, с нашими самодельными камышовыми удочками, оставалось лишь забираться на старую, заросшую сероватым мхом корягу, да ловить мальков на катышки хлеба. Вода отражала косые солнечные лучи, которые плясали на наших лицах и слепили глаза, а вокруг поплавков из пробки и перьев вились водомерки, порой садилась отдохнуть важная, крупная стрекоза, поблескивая на солнце прозрачными крылышками.

Однажды ребята, страшно гордясь, притащили старую ржавую банку с дождевыми червями. Черви попались жирные, крупные, их было даже немного жаль, но рыбы хотелось больше, и мы перевели половину банки, пока приловичись. На них попались пара мелких окуней, а после мы с трудом вытащили из воды крупную, тяжелую черепаху. Сперва, когда удочка выгнулась и едва не треснула, мы подумали, что зацепили корягу на дне, но потом кто-то из ребят притащил сачок, и мы, ругаясь и смеясь, все же смогли ее достать. На черепаху сбежалась посмотреть вся детвора с озера. Ее гладили по прохладным шершавым бокам, кое-где покрытым зеленоватым налетом, щекотали ей лапы и пытались покормить кусочками яблок и малиной, но та только угрюмо смотрела на нас из глубины панциря и вылезать не желала. Тогда мы отсыпали ей из банки еще червей и оставили у воды.

В один из дней с самого утра зарядил мелкий, прохладный дождь, и мы, укрывшись под плащевкой, сгрудились, прижимаясь боками друг к другу, и смотрели, как из под старого полусгнившего причала на неторопливо выплыла ондатра, поблескивая в воде черным гладким хвостом. Плавала та больше у берега, распугивая суетливых жаб и водяных ужей, а вскоре и вовсе пропала из виду среди капель дождя, что барабанили по темной воде. Было очень заманчиво ее поймать и отнести на погляд родителям, но мы все же решили не трогать эту закутанную в шубу озерную даму, потому что на зуб ондатре не хотел попасть никто.

Дед Тарас — пожилой, ворчливый рыбак, которого всегда поутру можно было видеть на излюбленном месте под старой ивой, однажды разрешил нам прокатиться на лодке. Его утлая лодочка не смогла бы вместить всех, и за первые места разгорелся нешуточный бой. Счастливчики неумело пытались грести, неловко хватаясь за тяжелые весла, скрипели уключины, а дед Тарас только курил, насмешливо глядя на нас и щурился на солнце.

Посреди озера было страшновато, но очень интересно. Сквозь прозрачную темную воду мы видели толстые стебли водорослей, которые мохнатыми канатами уходили на глубину и покачивались от ударов весел. То и дело мимо проплывали стайки мелких серебристых мальков. Один раз даже показалось, что из глубины на нас таращится огромная, усатая сомья голова, но среди бликов на воде могло привидеться и не такое.

По вечерам мы возвращались домой усталые и довольные, с карманами, полными разноцветных камушков и незрелой алычи. С ободранными коленками и темными пятнами от тутовника на майках. А перед сном нас согревала мысль, что от лета осталась еще целая половина, и завтра нас тоже ждет и озеро, и лес, полный ягод, и еще много хороших, солнечных, теплых дней.