О чем молчат (джен)

И представить невозможно, сколько тайн хранит этот замок.

Древнее всех школ волшебства. Нет чар могущественнее, нет истории богаче. Из недр этой истории замок взрастил собственный характер, хотя этого совсем не планировали четыре волшебника-основателя, когда строили его и окружали защитами.

Однако магия непредсказуема, и виток за витком, от подземелий до вершины Астрономической башни, сквозь кирпичи, стены, решетки она прорастала сначала предчувствием, затем осознанием, волей и наконец любовью.

* * *

Директор Северус Снейп шел по коридорам Хогвартса, завернувшись в черную мантию, и такие же черные мысли окутывали его разум. Повсюду висели декорации к празднику Йоля, но все эти хвойные ветки, нарядные свечи, омела и остролист, — всё в этом году было куда скромнее, чем обычно. И даже в таком умеренном виде их яркий блеск словно насмехался над ним. До Йоля оставалось два дня, и никогда в жизни у Северуса не бывало менее праздничного настроения.

Частично его раздражение объяснялось количеством учеников, решивших остаться в Хогвартсе на каникулы: в этом году их было на удивление много. А это означало, что тишина и покой, на которые он рассчитывал, будут ему недоступны. Как ни странно, оставшиеся студенты происходили из самых разных семей, были даже те, чьих родителей можно считать бунтарями.

Неудивительно, что сторонники Темного лорда с радостью оставляют отпрысков в престижной школе под бдительным надзором его ближайшего помощника. Те же, кто боится Темного лорда, возможно, ищут его одобрения, и поэтому не забирают детей на каникулы. Но как объяснить поведение тех, кто противостоит Тому-Кого-Нельзя-Называть? Разве что, думал Северус, они предпочитают держать детей подальше от себя, в попытке не навлечь на них опасность.

Он шел по длинному и пустынному коридору, в котором не было ни дверей, ни окон. Перед самым поворотом за угол он услышал звуки шагов, а спустя несколько мгновений на него едва не налетели две ученицы в шарфах Рейвенкло. Испуганно пискнув, они резко остановились, вцепившись друг в друга и с трудом устояв на ногах.

Из глубины коридора донесся голос Амикуса Кэрроу, и девочки еще сильнее вцепились ладошками друг в друга в поисках поддержки. На лицах ясно читался страх.

— И сколько же школьных правил вы нарушили, дорогие мои? — в голосе Кэрроу было торжествующее предвкушение. Чего именно — Северус старался не думать. — Прогулки после отбоя, факультетские шарфы в общих коридорах, неподчинение преподавателю, — да вы в большой беде, малышки.

Северус раздраженно остановился. Как далеко Кэрроу? Есть ли еще время вмешаться? Девочки обернулись назад, откуда пришли, и замерли, парализованные ужасом ситуации: они оказались между волдемортовым директором и одним из его главных палачей. Северус закрыл глаза, положил руку на каменную стену и прошептал: “Сукурре”.

Он не увидел, не услышал и не почувствовал, но понял каким-то более глубоким знанием, что что-то изменилось. Что-то едва уловимое произошло с пространством около него.

Чуть сбоку за его спиной едва слышно скрипнула дверь, раздался тихий удивленный возглас и звук удаляющихся шагов. Только теперь он открыл глаза и выдохнул.

Амикус Кэрроу выбежал из-за угла, сияя липкой радостью на бледном лице.

— Что ж, дорогие мои… — он запнулся, увидев Снейпа. — А, директор.

Северус слегка склонил голову в приветствии. Как же тяжело скрывать ненависть. Почти так же сложно, как прятать любовь.

Глаза Кэрроу сузились, когда он понял, что упустил добычу.

Он попытался подняться на цыпочки, чтобы заглянуть Северусу за спину:

— Где они? — спросил он со смесью злости и замешательства в голосе.

Северус обернулся и посмотрел на несомненно пустой каменный коридор не меньше двадцати ярдов в длину. Затем небрежно вскинул бровь на Кэрроу в жесте вежливого любопытства:

— Где кто, Амикус?

— Девчонки! — его глаза отчаянно бегали в попытке найти какой-нибудь скрытый проход или зачарованный гобелен, где можно было бы спрятаться, но не находили ничего подозрительного.

— Студентов я здесь не видел, — произнес Снейп. В своем роде это было правдой: в Хогвартсе больше не было студентов, были только пленники.

— Наверняка вы видели, они только что прямо мимо вас прошмыгнули! — прокричал Кэрроу.

— Уверяю, что вы ошибаетесь.

— Ну уж нет…

— Убежден, что вы с Алекто более чем способны поддерживать порядок среди студентов, — перебил он, не обращая внимания на попытки возражений. — Мне бы очень не хотелось докладывать Темному лорду, что ваши усилия неэффективны.

— Ты не посмеешь, — выплюнул Кэрроу. — Может, ты пока что и любимчик Темного лорда, но не думай, что ты неуязвим.

Северус сделал шаг вперед, так близко, что теперь они почти соприкасались, и посмотрел сверху вниз на неуклюжего коротышку.

— Только… попробуй… угрожать мне, — прошипел он.

Кэрроу хотел было возразить, но уверенность Снейпа лишила его опоры. С неприятной усмешкой он развернулся и ушел вниз по коридору, втянув голову в плечи.

Северус проводил его взглядом, пока тот не скрылся за поворотом, а затем обессиленно прислонился к стене, позволяя себе минутную слабость. Интересно, это ему показалось или он и правда почувствовал легкое успокаивающее прикосновение откуда-то со стороны холодного камня? Что ж, в любом случае, сегодня Хогвартс опять пришел на помощь. Еще двоих учеников удалось спасти от вероятного круциатуса, и это единственное, что имело значение.

* * *

Первые недели в роли директора были для Северуса выматывающими. Или, точнее сказать, они были почти невыносимыми. Адскими. Мало того, что всё в кабинете директора, где он и так чувствовал себя самозванцем, напоминало ему о предыдущем владельце, но еще и сам замок, казалось, строил против него козни. Лестницы заканчивались голыми стенами, двери открывались в те самые комнаты, из которых он только что вышел, доспехи внезапно прыгали с постаментов прямо ему под ноги, оглушительно гремя железом и усиливая и без того непрекращающуюся головную боль.

Но вскоре он заметил, что замок вёл себя гораздо спокойнее, если он был со студентом, так что Снейп завёл привычку ловить какого-нибудь первокурсника, чтобы тот сопровождал его в передвижениях по Хогвартсу.

Его первым действием в роли главы школы, как и у многих поколений директоров до него, должно было стать обновление защитных чар замка. Требовалось привязать его собственную магическую подпись к охранным заклинаниям. Он боялся, что стоит ему поднять палочку для ритуала, как Хогвартс с его древними чарами отвергнет его, не примет как директора. Думать о том, что единственное место, которое он когда-либо называл домом, может повернуться против него, было больно. Однако в конце концов Хогвартс все-таки позволил завершить ритуал. Его помогли провести главы четырех факультетов, и Северус подозревал, что только их участие и позволило смягчить непокорный нрав замка.

Впрочем, откровенно говоря, он был почти уверен, что это полностью заслуга Минервы. Она старалась сдерживать свой гнев, и все же он был почти физически осязаем. Гнев исходил от нее, подобно дыму от тлеющего огня. Разумеется, она не простила его за гибель Дамблдора. Но Северус полагал, что часть этой ярости на самом деле была направлена на нее саму за то, что так слепо верила старому чародею, что вовремя не распознала предателя. Ее энергичное негодование резко контрастировало с его собственной усталостью. Интересно, было ли заметно по его лицу, как часто он мечтал просто бросить палочку и позволить наконец праведному гневу Макгонагал проклясть его на месте…

Однако многие поколения шотландских предков сделали Минерву женщиной в высшей степени практичной. Разумеется, в конце концов она рассудила, что любой другой пожиратель смерти, присланный на смену Снейпу, будет куда хуже. Возможно, она также рассчитывала, что бывший коллега будет хотя бы отчасти склонен слышать здравые аргументы, тогда как людей типа Кэрроу невозможно ни в чем убедить. Поэтому она и согласилась участвовать в ритуале, а благодаря ее авторитету заместителя директора присоединились и остальные главы факультетов.

И все же несмотря на проведенный ритуал Хогвартс продолжал мешать ему, незаметно, изобретательно, исподтишка. Казалось, замок затаил личную обиду на Снейпа за убийство его предшественника. Хогвартс словно находил мрачное удовольствие в том, чтобы усложнять жизнь нового директора тысячью мелких способов, и это выматывало гораздо больше, чем открытое противостояние. С момента назначения директором Северус ни разу не смог выпить горячего чая: неважно, каким горячим был чайник, когда его приносили домовые эльфы, но в ту же секунду, как он наполнял чашку, напиток становился ледяным. И это, пожалуй, было самым обескураживающим.

Северус мог с точностью назвать момент, когда всё изменилось, и его существование стало значительно более терпимым.

* * *

Однажды октябрьским вечером Северус решил подняться на Астрономическую башню: моросящий дождь и тяжелые облака создавали гнетущую атмосферу, и он надеялся, что наверху будет хоть какая-то свежесть. Поднимаясь по ступенькам, он думал о том, что это место наверняка разбудит самые мрачные воспоминания, но это казалось умеренной платой за возможность вдохнуть немного свежего воздуха. Тем более, что эти воспоминания и так не оставляли его.

Чтобы добраться до вершины, ему понадобилось в два раза больше времени и сил, чем раньше, потому что замок все время подсовывал тупики, и ему трижды приходилось возвращаться. В конце концов он шагнул на открытую площадку башни, под пересечение деревянных балок как раз перед последним пролетом. И сразу же его внимание привлекли доносящиеся сверху звуки: приглушенные голоса, сдерживаемый смех и еле слышимые писки, словно от боли.

Последние несколько ступенек он преодолел бегом.

На крыше он увидел троих “ассистентов” Кэрроу: двоих шестикурсников со Слизерина и одного третьекурсника с Рейвенкло. Они стояли плотным кольцом вокруг чего-то, чуть согнувшись, а при появлении Северуса резко выпрямились и уставились на него. Объектом их внимания оказался домовой эльф, и сейчас он полувисел в воздухе, отчаянно дергаясь и жалобно пища под действием заклятия, в котором Северус безошибочно определил круциатус.

Северуса передернуло от отвращения.

— Фините Инкантатем, — резко произнес он, и эльф рухнул бесформенной кучей, хватая воздух.

Северус повернулся к подросткам:

— Кретины! Что вы здесь творите?

Повисла длинная пауза.

— Делаем домашнюю работу? — наконец неуверенно проговорил один из них.

— Домашнюю работу, — ровно повторил Снейп. — И кто же ее задал?

— Профессор Кэрроу, — ответил рейвенкловец. — Нам задали практиковать круциатус.

“И вы решили делать это именно здесь, ничего более подходящего не придумали”, — мрачно подумал Северус. В двух шагах от места, где Дамблдор умер, как раз чтобы предотвратить подобные мерзости.

— И что, профессор Кэрроу задал практиковать заклятие на домовых эльфах? — холодно спросил он. — Уверен, что он не допустил бы такой глупости.

Студенты обменялись взглядами. Очевидно, их подмывало оправдаться перед директором и свалить всё на несуществующее разрешение. Но тогда Кэрроу мог узнать, что его выставили некомпетентным.

— Ну… не совсем, — наконец признался один из них. — Нам задали практиковаться на мышах, крысах и всяком таком.

— Вот именно, — подтвердил Снейп. — А вы вместо этого решили… нарушить инструкции. — Он подошел ближе, стараясь выглядеть как можно более мрачным и угрожающим. — Вы осознаете, что именно из-за вас могло произойти?

Рейвенкловец поднял голову:

— Но ведь это всего лишь домовой эльф, разве нет? Вам какая разница?

“Разумеется, именно рейвенкловец причинит больше всех неприятностей своей подозрительностью”, — подумал Северус. Что ж, в любом случае Кэрроу выбирали помощников не столько за интеллект, сколько за умение выполнять приказы. Остается надеяться, что перед ним как раз такой случай. Даже рейвенкловцы имеют свои слабости.

— Пятьдесят баллов с Рейвенкло, — бросил Северус.

— За что? — запротестовал студент, вспыхнув от возмущения.

— Как я вижу, из ваших обширных познаний ускользнул тот факт, что магия подчинения домовых эльфов не является ни безусловной, ни нерушимой, — произнес Снейп ядовито. — Неоднократное применение Непростительного проклятья на домовом эльфе может ослабить связь с хозяином и в конце концов даже привести к освобождению эльфа.

Уголком глаза Северус заметил, как глаза эльфа расширились до размера блюдец, а рот начал бесшумно открываться и закрываться.

— Входит ли в ваши намерения, — продолжал Снейп шелковым голосом, — нести ответственность за освобождение домового эльфа, который вполне может передать ценную информацию тем, кто будет противостоять Темному лорду? Или даже нарушать его планы?..

Рейвенкловец выглядел абсолютно зеленым, и его приятели не лучше.

— Я… я не знал… Сэр, — наконец выдавил он.

— Разумеется, вы не знали, — сказал Снейп, тщательно выговаривая слоги. — Пятьдесят очков и со Слизерина за то, что не предотвратили идиотское поведение вашего приятеля. Теперь убирайтесь отсюда, и только попробуйте еще сделать хоть что-то, что поставит планы Темного лорда под угрозу.

После того, как стих топот ног студентов по лестнице, Северус остался один на один с дрожащим домовым эльфом. Было заметно, что он очень слаб. С минуту эльф разглядывал его исподлобья.

— Директор сказал неправду, — наконец неверяще произнес эльф. Его голос звучал хрипло, и Северус попытался прикинуть, сколько же времени он кричал, пока проклятие не остановили. — Гибби слышал, что сказал директор.

Северус пожал плечами:

— В мире столько вранья, еще одна ложь вряд ли что-то изменит.

Эльф медленно поднялся на ноги, двигаясь так, как будто в суставы ему напихали толченого стекла. Он подошел ближе и уставился на Северуса своими глазищами:

— Директор сказал неправду, чтобы… чтобы защитить Гибби.

Северус отвел взгляд:

— Не неси ерунды.

Эльф энергично кивнул:

— Гибби не будет нести ерунды. Гибби будет молчать. Но кое-кто должен узнать.

И с громким щелчком он исчез, оставив Северуса недоумевать, не перечеркнул ли он только что восемнадцать лет безупречной двойной игры.

Обратно с Астрономической башни он добрался непривычно быстро и без происшествий: ни неожиданных тупиков, ни внезапно вывернувшихся ступенек, ни сорвавшихся на голову черепиц.

* * *

Спустя два дня был очередной педсовет. Два часа Северус пытался вникнуть в детали празднования Хеллоуина и одновременно игнорировать плохо скрываемые насмешки и отвращение со стороны коллег. С собрания он вышел с тяжелой головой. Хуже всего было ледяное и отстранённо вежливое выражение лица Минервы. Только с начала этого года он начал понимать, что, оказывается, всегда ценил если не привязанность, то хотя бы уважение коллег.

Впрочем, с той ночи, когда он спас Гибби, хотя бы замок перестал создавать ему лишние хлопоты, оставаясь предсказуемо неподвижным. За это он был чрезвычайно признателен. Невозможно переоценить влияние по-настоящему горячей чашки чая на бодрость духа, даже в таких мрачных обстоятельствах.

В тот день его ждала записка, извещающая, что наконец привезли книгу, которую он заказал из Национального книгохранилища. Так что он не теряя времени направился в библиотеку. Мадам Пинс не было на месте, поэтому в ожидании ее возвращения он решил пройтись по секции о зельях. Не успел он провести среди стеллажей и нескольких минут, как сквозь брешь между полками он заметил что-то розовое и услышал женский голос.

— Тебе и твоей семье лучше просто вычеркнуть ее из своей жизни, — донеслось снисходительным тоном. — Неужели не понимаешь, ты же никогда не продвинешься, если будешь путаться с людьми этого сорта?

Слегка наклонившись, чтобы лучше видеть происходящее, Северус узнал вечно раздраженный профиль Мейбл Гуджин, одной из бывших протеже Амбридж. Крепкая фигура мисс Гуджин закрывала собой студентку, которую она отчитывала. Он передвинулся еще немного вдоль прохода, чтобы все-таки рассмотреть объект разбирательства. Это оказалась Сьюзан Боунс.

На заплаканном лице девочки безошибочно читалась благородная и решительная ярость.

— Она не была человеком “этого сорта”. Она была маминой сестрой. Моей тетей.

— Твоя тетя Амелия была всего лишь предательницей, глупышка, — в голосе Гуджин появились нетерпеливые нотки.

Три первокурсника за соседней партой тревожно наблюдали за сценой, но, поймав раздраженный взгляд Гуджин, торопливо уткнулись в книги.

— Самое умное с твоей стороны будет вообще забыть о ее существовании, — закончила Гуджин.

Северус знал эту тактику: Кэрроу и их приближенные обожали дразнить студентов, в особенности магглорожденных и тех, кто симпатизировал Дамблдору и Ордену Феникса, пока те не срывались, зарабатывая себе максимальное из возможных наказаний.

— Она не предательница, — сказала Сьюзан тихим, напряженным голосом. Ее самоконтроль слабел на глазах, Северус ясно видел, что еще минута — и она взорвется каким-нибудь заклинанием, и Мерлин знает, что тогда будет. Семейство Боунс всегда славилось несгибаемой волей и изобретательностью в проклятиях. Если Сьюзан нападет на кого-то из персонала, то наказание будет быстрым и суровым. Но вмешаться напрямую, не выдав себя, он, разумеется, не мог.

“Помолчи, девочка! — отчаянно думал он, словно стараясь передать эту мысль на расстоянии. — Это всего лишь слова, пусть говорит что хочет”.

— Еще какая предательница, грязная извращенная магглолюбка, — самодовольно произнесла Гуджин. — Постыдилась бы, что твоя семья породила такое.

Сьюзан отступила на шаг назад, а ее рука потянулась к палочке на поясе.

— Ах, угрожать мне вздумала? — голос Гуджин звучал удовлетворенно. — Возможно, после встречи с дементорами ты осознаешь свою ошибку. Или, может, тебе больше подойдет круциатус?

Снейп лихорадочно перебирал в уме варианты. Что можно сделать, чтобы не дать глупому ребенку еще больше навредить себе? Попробовать заклятие забвения? Не получится: оно оставляет следы, по которым можно будет распознать его магическую подпись. Кроме того, студенты точно обратят внимание, если Гуджин внезапно прервет речь и с пустым выражением покинет комнату. Империус? Он стоял недостаточно близко, чтобы точно не промахнуться. Да и в любом случае заклинание требует произносить команды вслух.

Он притворился, что изучает названия книг перед собой, и незаметно посмотрел по сторонам. Рядом было по меньшей мере шесть учеников: что бы он ни сделал, это сразу заметят.

Почти отчаявшись, влекомый каким-то неизвестным ему инстинктом, он положил обе руки на корешки ближайших книг, закрыл глаза и сосредоточенно прошептал:

— Сукурре. Помоги ей.

И тут же почувствовал, как вокруг него нарастает магическое напряжение и воздух растягивается, как резина. А потом напряжение оборвалось с еле слышимым хлопком, и библиотечный пол слегка задрожал. До него донеслись удивленные возгласы со всех концов читального зала, а затем — чей-то короткий приглушенный крик. Выйдя из секции зелий, он увидел на полу лежащую Гуджин, а сверху на ней — гобелен, крепление которого, очевидно, ослабло от вибраций. Умница Боунс догадалась воспользоваться моментом и ускользнуть через дверь.

Позднее он пытался понять, что это было, и не мог найти объяснения. Нечто определенно ответило на его просьбы и вмешалось. Но ему было неизвестно существо, способное в прямом смысле пошатнуть стены замка. Впрочем, это же было не во всем замке? Всего лишь один участок… Как будто Хогвартс отмахнулся от назойливой мухи.

* * *

Уже на следующий день он убедился, что это не было случайностью.

Сначала Северус подумал, что две тени в дальнем углу галереи — это просто студенты, которых он застал в романтический момент. Он радостно предвкушал, как для разнообразия отругает кого-нибудь за что-то относительно невинное. Однако поравнявшись с ними, он понял, что спиной к нему стоит Алекто Кэрроу. А напротив нее вжался в стену, словно рассчитывая в ней раствориться, семикурсник с Хаффлпаффа. Его волосы были спутаны, а рубашка наполовину расстегнута.

Северус остановился:

— Какие-то проблемы, Алекто?

Мальчик открыл было рот и даже подался вперед, чтобы что-то ответить, но Алекто быстро положила руку ему на грудь и толкнула назад.

— Да нет, господин директор, никаких проблем, — сладко отозвалась она. — Мы с мистером Финч-Флетчли просто хотели познакомиться поближе. Не так ли, малыш?

Она положила руку на пряжку его пояса.

Джастин с отчаяньем посмотрел на директора, но тот ответил безразличным взглядом, хотя внутри у него всё сжималось от отвращения.

— Не забудьте вернуть его в общую спальню, когда закончите. Мне не хотелось бы проснуться от жалоб Филча на студентов, разгуливающих по ночам.

— Разумеется, — ответила она, перебирая пальцами светлые волосы Джастина. Очевидно, ее ни в малой степени не тревожило выражение лица мальчика, на котором было написано, что его вот-вот вырвет. — Доброй ночи, директор.

Северус коротко кивнул и поспешил вниз по галерее. Едва добравшись до угла, он остановился, до боли сжимая кулаки. Боги, о чем она вообще думает? Хоть Финч-Флетчли и совершеннолетний, но он же ее студент! Даже если забыть про более чем двадцатилетнюю разницу в возрасте. Но ссориться с Алекто было почти так же опасно, как и с Беллатрикс. Пытаться ей помешать без уважительной причины было слишком рискованно, а защита магглорожденного едва ли могла считаться такой причиной.

И вновь, как и в библиотеке два дня назад, чувство беспомощного отчаяния заставило его произнести это слово. Он положил обе ладони на стену и, прикрыв глаза, прошептал: “Сукурре”.

Прошло несколько долгих секунд. Он начал думать, что ничего не произойдет, и Финч-Флетчли придется провести весьма неприятный вечер. А потом он услышал громкий звук: Алекто чихнула сначала один раз, потом еще, и еще, все больше и больше, не останавливаясь.

— Профессор, у вас, наверное, на мой шампунь аллергия...

— Апчхи! А-а-апчхи! Уби… Апчхиии! Убирайся отсюда!

— Э… Ладно. Извините, если что.

Северус осторожно заглянул за угол. Финч-Флетчли бежал по галерее к дальнему ее концу, а Алекто, согнувшись пополам, безудержно чихала сериями маленьких взрывов.

Он улыбнулся сам себе и слегка погладил стену.

— Неплохо, — прошептал он.

* * *

За следующие недели Северусу пришлось много раз просить помощи замка, и ни разу замок не разочаровал его.

Он постепенно понял, что у замка есть чувства, но совсем не как у человека: он мог распознать насильственную смерть и ответить на нее, что и происходило первые недели после смерти Дамблдора, но замок не различал оттенков. Страх, ненависть, похоть, — чтобы во всём этом разобраться, замку нужен был он. По крайней мере дважды Хогвартс приводил его к определенному месту. В первый раз это была всего лишь драка слизеринцев, которую он тут же жестко прервал, а вот во второй раз он смог помочь магглорожденному первокурснику, на которого нападали подручные Амикуса.

И все же, несмотря на слепоту к деталям, Хогвартс всегда безошибочно определял, какая именно помощь нужна в тот или иной момент: из ниоткуда появлялась стена или дверь, или расположение предметов в комнате едва заметно изменялось, упавшая палочка исчезала, а в удачный момент времени бились стёкла или отваливались куски камня… Казалось, изобретательность замка безгранична, и он словно получал незримое удовольствие от этих действий.

Когда ситуация позволяла, Северус вмешивался сам, стараясь сделать вид, что действует в интересах Волдеморта. В этих случаях он использовал все доступные виды оружия: насмешки, унижения, запугивания, прямую ложь, а его голос резал как бритва. Но иногда он был связан по рукам и ногам, и просто не мог бы помочь, не выдав себя. Тогда он знал, что в качестве последнего средства может попросить о помощи сам замок, и это знание приносило облегчение. Всегда неприятно быть прижатым к стенке, но он был благодарен, что в данном случае это стена Хогвартса.

Он всё лучше понимал замок, а тот всё больше становился его соучастником. И Северус был вдвойне признателен, учитывая, что теперь это стало единственной поддержкой, на которую он мог рассчитывать. Раньше Орден Феникса принимал его как своего, пусть нехотя и с подозрениями. Доверие Дамблдора было валютой, дававшей ему пропуск в Орден, но со смертью старого волшебника она исчезла, как лепреконское золото.

Педсоветы теперь представляли собой марафоны неловкости и презрения. Сохранять хоть какое-то подобие нормальности было все сложнее, учитывая невысказанную неприязнь других учителей к нему, да и присутствие Кэрроу не добавляло оптимизма.

Ему хотелось кричать: “Я же тоже их ненавижу, неужели не видите?”

Но они, конечно, не видели. Слишком хорошо он играл свою роль. Жаль, что успех был столь горьким.

* * *

В его комнате потрескивал в камине огонь, а на столе дымился чай рядом с бутербродом с вареньем. Он зашел в кабинет, достал бутылку старого огденского и щедро плеснул в чашку с чаем.

Недавняя встреча с Амикусом выбила его из колеи сильнее, чем он готов был признать. Еще буквально несколько секунд — и он бы не успел помочь девочкам. Каждый раз, когда на его глазах случалось что-то подобное, он задавался вопросом: а какие еще кошмары происходят в школе, пока он не видит и не может их предотвратить?

Северус упал в кресло и сделал глоток обжигающей жидкости, наслаждаясь теплом чая и виски.

Он был совершенно уверен, что Темный лорд может следить за ним с помощью заклинания или зачарованного предмета даже здесь, в его личных комнатах. Поэтому он мог позволить себе расслабиться только до определенного предела. И все же это было лучше, чем постоянное напряжение, которое он испытывал на публике. В который раз он мысленно вознес хвалу приёмам окклюменции, которым его научила мать. Она использовала окклюменцию, чтобы притупить восприятие окружавшей ее безрадостной реальности. С помощью этих навыков Северус создавал фальшивую идентичность, что позволяло прятать свои истинные намерения от самого Темного лорда.

Но постоянно притворяться не может ни один человек. Разуму нужны передышки, так же как уставшему телу нужен сон. А он чудовищно устал… Он откинул голову на спинку кресла, чувствуя ноющую боль от постоянного напряжения. Когда в последний раз он мог позволить себе по-настоящему расслабиться?..

От виски по телу распространялось приятное тепло, но оно не помогало побороть лёд, казалось, навечно засевший в груди. Ночами вроде этой было крайне сложно сдержать мрачные и злобные мысли. Как иронично, в очередной раз думал Северус, что ему пришлось отдать всё, что имело для него значение, ради положения, которого он на самом деле никогда не хотел. Он привык к одиночеству. Одиночество сопровождало его с самого детства. Но плохо скрытое презрение коллег оказалось куда более изматывающим, чем он ожидал. Его никогда особо не любили, но по крайней мере, его уважали. Теперь же и уважение коллег оказалось для него недоступным.

Интересно, что бы они все сказали, если бы узнали правду обо мне? — отстраненно думал он, прикрыв глаза и впадая в подобие дрёмы. Они бы поддержали, да? Если бы только знать наверняка… Возможно, было бы чуть легче выдержать всё это, сделать, что должно быть сделано. Сукурре, мысленно произнес он, уже проваливаясь в сон. Помоги мне…

По комнате пробежало легкое движение, едва заметное изменение в воздухе. Волоски на руках и затылке приподнялись, как от статического электричества. Он открыл глаза. От полена в камине остались только тлеющие угольки, и в наступившем полумраке он заметил, что на столе за остывшим чайником что-то появилось. Он потер глаза и сел, затем наложил быстрое Инсендио, чтобы вернуть огонь в камин, и потянулся за этой новой вещью.

Носок с подарком.

Северус недоуменно на него уставился. Ему не дарили рождественских носков с тех пор как… да никогда не дарили, откровенно говоря. Шевельнулись еле уловимые детские воспоминания о мятных конфетах, апельсинах, о шерстяной шапке в полоску… Но вполне возможно, что это и не настоящие воспоминания, а лишь его воображение, питаемое историями Лили о рождественских праздниках в доме Эвансов.

Носок из красного потертого войлока был изъеден молью, с неаккуратно разбросанными по нему нарисованными зелеными звездами. Он был до отказа набит какими-то штуками непонятной формы. Очень осторожно Северус сунул руку внутрь и наткнулся на что-то маленькое и колючее. Он вытащил ладонь и уставился на ветку с жесткими темно-зелеными листьями и пучком красных ягод.

— Это остролист, — от удивления он чуть не выронил носок с веткой, когда в его голове раздался резкий голос Помоны Спраут, так четко, как если бы она была здесь же в комнате, рядом с ним. Он растерянно огляделся, но кроме него в комнате никого не было. — Помогает от ядовитых существ. Когда-нибудь, Северус, тебе может понадобиться, ведь ядовитых тварей всё больше. Береги себя, дорогой мой.

Комната была пуста, лишь мрачные тени прятались в углах. Но он не сомневался в том, что только что услышал. И сами слова, и доброжелательный тон, которыми они были сказаны, наполнили его теплотой.

Он еще раз запустил руку в носок и достал оттуда лист глянцевой бумаги: колдография на квиддичном поле, а на ней Хагрид, профессор Биннс и мадам Хуч посередине. Все трое машут ему. Хагрид как всегда растрепан, и Северус был почти уверен, что из его огромной бороды вот-вот выглянет нюхлер.

— Хороший ты человек, Снейп, — улыбался Хагрид. — Всегда это знал, и рад, что не ошибся. То, что ты делаешь, это… ну… просто невероятно, — он тряхнул головой, и его улыбка погасла. — Не знаю, как ты еще держишься. Меня уже б сто раз убили.

— Вы войдете в историю, молодой человек, попомните мои слова, — серьезно произнес Биннс. — Да что там, если уж Эмерик Злобный был в итоге повержен, то уж, конечно, этот выскочка и подавно проиграет. А у Эмерика, чтобы вы знали, тоже была Старшая палочка, и он…

— Ох, да ему же это неинтересно, Биннс! — перебила его мадам Хуч.

Она открыто улыбнулась и одобрительно подняла вверх большой палец в своих огромных квиддичных перчатках.

— Знаю, что бладжеры быстро летают и больно бьют, Северус. Но ты тоже быстрый. И умный. Продолжай игру и прячься от них так ловко, как только можешь.

Северус неожиданно для себя улыбнулся. Когда три дня назад он проходил мимо квиддичного поля и избушки Хагрида, взгляд мадам Хуч выражал неприкрытую ненависть, а лицо Хагрида ясно говорило о том, что в душе он лелеял мысль об убийстве Снейпа на месте, и что мир, по его мнению, стал бы от этого только лучше. Что ж. Возможно, воспоминание об этой колдографии и об их теплых словах сделает следующие встречи чуть менее невыносимыми.

Он еще раз засунул руку в носок и вытащил маленький кусочек приятной на ощупь обожженной глины, не больше дюйма в ширину. Повертев его в руках, он увидел, что на поверхности нацарапана руна.

— Альгиз, — услышал он строгий голос Септимы Вектор. — Руна защиты. Держи ее при себе, но помни, что как бы ты ни старался, ты не сможешь защитить всех, Северус. Мы это понимаем. И ты должен понять и простить себя за вещи, которые не в твоей власти. Мне жаль, что больше я ничем не могу помочь.

Снейп и профессор арифмантики обменялись не более чем пятьюдесятью фразами за десять лет совместной работы, но сейчас у него не было сомнений, что она говорит искренне. Может быть, именно потому, что они не были близки, ее слова глубоко тронули его.

Следующим предметом был прямоугольник из тяжелого светлого картона. Наклонив его к свету огня, Северус увидел, что это карта Таро, — Луна, и сквозь рисунок просвечивало лицо профессора Трелони. Она открыла рот, но вместо обычного расплывчатого бормотания он услышал глубокий и хриплый голос, как и в ту ночь в Кабаньей голове, когда было произнесено ее истинное пророчество.

— Иди в темноте, Северус, — донеслось до него. — Даже не зная, верен ли твой путь. Ни солнечного света, ни ориентиров, ни спутника, чтобы разделить дорогу. Вместо карты и компаса — лишь твой собственный внутренний огонь. Любое колебание — и этот огонь навсегда погаснет. Но если ты веришь, свет твой будет гореть так ярко, как солнце, которое неизбежно взойдет после даже самой долгой ночи.

Она прервалась, закашлявшись, и когда пришла в себя, ее голос потерял потустороннюю силу, зато обрел человеческие эмоции. Ее выпуклые глаза мерцали слезами:

— О, дорогой мой, мне так тебя жаль. Потерпи еще немного и будь смелым, как раньше.

Он отвернулся, отгоняя непрошеную влагу в глазах. Какая ирония, подумал он: именно пророчество Трелони много лет назад привело его на этот путь, а теперь ее же пророчество так ясно описывает, что ждет его в конце.

Он наблюдал, как ее огромные глаза за круглыми очками постепенно исчезли, растворяясь в карте Таро, а затем вытащил из носка длинное изогнутое белое перо.

— Wingardium Leviosa, — произнес голос Филиуса Флитвика с довольным смешком. — О, да! Первое заклинание, которое учат дети на уроках: казалось бы — такая мелочь, но именно потому, что оно первое, студенты всегда от него в восторге. Пусть это напомнит тебе, — добавил он тихо, — что даже когда мы не в силах делать великих вещей, мы все еще можем делать мелочи с великой любовью. Даже легкое, как пёрышко, это всё же удар против тьмы.

В горле возник комок, и Северус с трудом сглотнул. Можно ли делать что-то с любовью, если тебе ее никогда не давали? — задумался он. Он опять нащупал носок, чувствуя что-то маленькое и твердое возле пальца. Встряхнул, и маленькая бутылочка из перламутрового молочного стекла упала на стол. Северус поднял флакон — удивительно тяжелый для своего маленького размера — и поднес его к глазам.

— Мои собственные дни в последнее время достаточно тяжелы, мальчик мой, — прошептал голос Слагхорна. — Я могу лишь представить, в какой оживший кошмар превратилась твоя жизнь, когда против тебя все мы, не знающие бремени, которое ты несешь. Немного сна без сновидений — это единственное, что я могу предложить, но я даю его от всего сердца и надеюсь, что это поможет тебе восстановиться. Знай, что ты не один, и мы все поддержим тебя, как только сможем.

Уголки глаз Северуса горели. Не быть одному... неужели это возможно…

Из носка донёсся приглушенный звук, он слегка задергался. Северус с любопытством поднял бровь, затем засунул руку внутрь до самого конца, где его пальцы нащупали что-то, похожее на маленький смятый клочок ткани. Вынув его, он разложил его на столе: квадрат тартана, зеленый с черным, в тонкую желтую полоску.

— Минерва, — прошептал он.

— Северус, — сказала она, и привычный шотландский акцент был смягчен теплотой в ее голосе.

— С тобой сложнее, чем с другими, — он бережно провел ладонью по ткани. — С ними мы были лишь коллегами, но с тобой — с тобой мы были друзьями…

— И будем вновь, — сказала она тихо. — Я была бы горда иметь тебя в Гриффиндоре, Северус. Никто не доказывал свою отвагу чаще и самоотверженнее, чем ты.

Северус опустил голову на руки, внезапно потеряв самообладание.

— Это правда? — с трудом выдавил он. — Или это всего лишь иллюзия? — В этот момент больше всего на свете он хотел, чтобы это всё было таким же реальным, как и вся помощь, которую оказывал ему замок...

— Правда в том, что в эти темные времена у Хогвартса есть великий директор, — возможно, лучший, чем он сам это понимает.

И Северус наконец почувствовал в уголках глаз слезы, — слезы, которые, оказывается, могут приходить не только от горя.

* * *

На следующее утро он проснулся с затекшей от неудобной позы спиной. Он встал из-за стола, и шея немедленно отозвалась сухим щелчком. Без особой надежды он задал себе вопрос, не было ли все произошедшее накануне лишь плодом его уставшего воспаленного воображения. Однако на столе всё еще были разбросаны странные мелочи. Он поднял перо, затем кусочек тартана… Но на этот раз предметы молчали: все, что должно быть сказано, было сказано вчера.

Не имеет значения, подумал он. Теперь я знаю, а значит, могу продолжать.

Он поднял взгляд на суровые каменные стены.

— Спасибо.