Новый год Брана Старка (джен)

Звуки битвы за стенами Винтерфелла достигали богорощи, где под раскидистыми ветвями чардрева сидел в своем кресле Бран Старк. Он ощущал присутствие Теона и нескольких доверенных железнорожденных за спиной. Время от времени он закрывал глаза и покидал это место, чтобы с высоты птичьего полета окинуть взором битву, но сегодня, после стольких напряженных дней и бессонных ночей подготовки, отрешиться от себя и сосредоточиться на полете было особенно сложно.

Уже давно он мысленно именовал себя Тот-который-был-Браном. В его памяти жили тысячи историй, тысячи жизней переплетались в клубок, в котором жизнь Брандона Старка была лишь одной из нитей. Он не лукавил, когда разговаривал с Джейме Ланнистером — он действительно не держал на него зла. Потому что момент, когда Джейме сбросил его из окна башни, теперь помнил так же со стороны, из положения постороннего наблюдателя, как и, например, рождение Эйгона Таргариена или воскрешение Бенджена Старка Детьми леса. Он привык не чувствовать ничего, ощущая мир вокруг себя одновременно чужим и давно знакомым. Но сегодня в его памяти то и дело вспыхивало одно воспоминание Брана; по сравнению с Великой Битвой оно казалось незначительным и неважным, однако почему-то не давало ему покоя.

Когда Брану было пять-шесть лет, зима в Винтерфелле выдалась не самой холодной или суровой, но особенно серой и тягостной. Тогда отец приказал устроить праздник встречи нового года. Как он объяснил, наступил особый день смены года, когда нужно постараться задобрить старых богов, чтобы они оставили все горести в прошлом и одарили благосклонностью в новом году. "Чтобы пришла весна, лед должен растаять, — сказал отец. — Хотя бы в наших сердцах". Он редко совершал обряды, посвященные старым богам, зная, что это будет неприятно матери, поклонявшейся Семерым. Однако даже она не возражала против праздника. Зал украсили зеленой хвоей, мать и сестры наделали ярких цветов из лоскутов… Бран на мгновение услышал звуки музыки и песен, звучавших в тот вечер, ощутил запахи жареного кабана и разогретого вина… В тот год весна была ранней. Бран усмехнулся: а ведь день празднества сегодня… Но нынче старые боги слушают не смех и музыку, а лязг оружия, крики, стоны раненых, и вряд ли эта жертва им угодна. Бран помотал головой. Он уже так давно не чувствовал себя Старком. Почему эти мысли пришли к нему сейчас? Почему сегодня?

В заиндевевших кустах зашуршало, и оттуда показалась Арья:

— Бран, ты точно не можешь варгнуться в Короля Ночи и сделать так, чтобы он напоролся на свой меч? А то мы армию дотракийцев потеряли…

— Не могу. И мне лучше держаться подальше от Короля Ночи. Он сильнее меня.

— Жаль, — ответила Арья, сплюнула в снег и снова куда-то ушуршала.

Бран оглянулся на Теона, лицо которого выражало одновременно смирение и решимость, и снова устремился взглядом куда-то в пространство. В его лишенном треволнений мире все-таки был один необъяснимый и пугающий своей непостижимостью элемент — Король Ночи. Зачем он преследовал Трехглазых воронов? Чего хотел от него самого? Действительно ли он хотел уничтожить память о человечестве, как предположил Тирион Ланнистер, или у него иные мотивы? Бран снова вороном воспарил над битвой, выискивая среди бьющихся Великого Иного. И отыскал его, Король Ночи сидел верхом на огромном конском остове и следил за ходом битвы. Он тут же почувствовал присутствие Брана, поднял голову, устремляя взгляд ледяных синих глаз прямо в черные глаза ворона. Бран дернулся, спеша вернуться обратно, но, открыв глаза, обнаружил себя совсем не там. Вернее, там, но не в то время. Он был в богороще, и над ним шумели покрытые розоватыми цветами ветви чардрева, сквозь которые виднелось лазурное небо. Бран понял, что лежит на мягкой траве, и легко поднялся на ноги. Он ощутил на лице дуновение теплого ветра. Все казалось… правильным, словно так и задумывали старые боги, и Винтерфелл всегда должен был выглядеть именно так, а не утопать в снегах. Бран посмотрел на вырезанное на коре дерева лицо, и холодок пробежал по его спине, ибо на его глазах мягкие древесные черты заострились, вечно плачущие глаза отверзлись — и теперь с коры на него смотрело лицо Короля Ночи.

— Что тебе нужно? — закричал Бран. — Почему ты преследуешь меня?

— Выслушай меня, — сказало лицо. — Я уже очень долго хочу поговорить с Трехглазым вороном, ведь только Трехглазый ворон способен помочь мне.

Бран не верил своим ушам. Он снова почувствовал себя Брандоном Старком — испуганным, сбитым с толку, нуждающимся в мудром наставничестве Бриндена, но при этом любознательным и отважным. Его состарившееся, созревшее от чужой мудрости сердце словно вновь помолодело.

— Помочь тебе? Тебе, кто убивает все живое и подчиняет все мертвое?

— Ты можешь остановить это.

— Как?

— Я устал. Я больше не хочу быть Королем Ночи, — ответил он. Брану показалось, что он ослышался. Он усвоил полезный урок Мизинца, что хаос — это лестница, и теперь ему казалось, что эту лестницу хорошенько тряхнули, и он летит вниз, как тогда, с башни.

— Ты больше не хочешь быть Королем Ночи? — переспросил Бран. — Чего же ты тогда хочешь?

— Ты знаешь, что я не выбирал эту судьбу, Дети леса сделали это за меня. Я хочу жить. Снова стать человеком. Снова чувствовать. Состариться и умереть. Твои предшественники слишком боялись меня, отгораживались от моего присутствия, скрывали себя от моего взора. Но я надеюсь, что кто-то более молодой, чье сердце еще не превратилось в камень так же, как мое — в лед, не отвернется от меня, как другие.

— Продолжай, — сказал Бран.

— Я не знаю, какое проклятие наложили на меня Дети леса, и не могу снять его. Это ведомо только Трехглазому ворону, для которого отправиться во времена, когда Стена еще не была построена, не сложнее, чем сорвать ветвь этого дерева. Найди способ растопить лед в моем сердце, дай мне снова стать человеком, и, уж поверь, я сумею отблагодарить.

— Чтобы пришла весна, лед должен растаять… — задумчиво произнес Бран. Он не знал, кому поклоняются Трехглазые вороны, однако ощутил, что этого хотят и старые боги, и Семеро, а, возможно, и далекий Р'глор. Много веков назад Дети леса совершили ошибку, и в эту ночь, наполненную ожиданием чего-то неизведанного, ее можно исправить.

— Я помогу тебе, — твердо сказал Бран. — Но ты должен доказать, что это не ловушка. Отведи свои войска. Путь битва остановится, пока я ищу способ.

— Хорошо, — ответил Король Ночи, след от его руки на запястье полыхнул болью, и Бран открыл глаза уже в своем инвалидом кресле под черным небом, рядом с замершим в зимнем сне чардревом.

* * *

Передышка в бою была неожиданной, но такой желанной. Дейенерис видела, как один за другим гасли мечи ее армии дотракийцев, и это зрелище тяжким бременем лежало у нее на сердце. Она не понимала, что происходит. Безупречные удерживали натиск, когда к Джону Сноу прибыл гонец от Брана. После этого мертвецы стали отходить, а защитникам Винтерфелла было велено возвращаться в крепость. Северяне шли, громко подбадривая друг друга, и никто не смотрел на Кхалиси, за спиной которой неотрывно следовали сир Джорах Мормонт и Серый Червь. В пылу битвы она думала лишь о сражении, но сейчас Дейенерис пришло в голову, что она пришла в холодный Винтерфелл с двумя армиями, а теперь у нее осталась одна, хотя потери в войске северян были значительно меньше. При этом Гловеры, Карстарки, Хорнвуды, даже девчонка Мормонт — все они держались вместе, а ее, Матери Драконов, словно не существовало, словно это не ее люди первыми отправились навстречу всепоглощающей тьме. Она видела, как Джон бросился к встречавшим бойцов Сансе и Арье, кратко их обнял и поспешил в богорощу, даже ни разу не оглянувшись на нее.

— Серый Червь, выстави часовых, чтобы наблюдали за армией тьмы, — отдала она приказ. — Сир Джорах, вам стоит восстановить силы в замке, пока есть такая возможность.

Верный сир Джорах, который даже не смотрел на присутствующую здесь родню, поклонился. Он был почти всегда ей верен, а сейчас готов подставиться под удар любого вихта, лишь бы она была жива. Дейенерис бросила украдкой оценивающий взгляд на сира Джораха. Он был коренаст, мускулист, но на лице его застыло грустно-обожающее выражение, которое Дейенерис как-то раз увидела на морде морского гада, поданного на пиру в Кварте. И теперь, глядя в печально-голубые глаза Мормонта, Дейенерис постоянно вспоминала то желеобразное существо. Нет, как бы она ни пыталась, но с сиром Джорахом ничего не выйдет. В толпе северян она заметила белую шубку Миссандеи: хоть с кем-то здесь можно доверительно поговорить и обменяться наблюдениями.

* * *

В одном из залов замка Винтерфелла собрался совет. Бран восседал во главе круглого стола, за которым также собрались Джон и Санса, Красная жрица Мелисандра, Тирион, хотя его никто не приглашал, Теон, который увязался за Тирионом, и Дейенерис с Миссандеей. От Брана не ускользнуло, что Дейенерис нарочно села подальше от Джона, а на лице ее была тень. Он улыбнулся каким-то своим мыслям и задумался, как лучше объяснить присутствующим, что произошло. Когда в богороще он попытался рассказать Джону, о чем Король Ночи просил его, получилось сбивчиво и непонятно, пришлось повторить несколько раз, чтобы Джон наконец понял. Пауза затянулась, и, подумав, что брат, как всегда, витает где-то далеко, слово взял Джон:

— Бран сообщил мне, что с ним говорил Король Ночи.

За столом послышались вздохи удивления.

— Так ты все-таки варгнулся в Короля Ночи? — из-за ближайшей колонны показалась Арья. — Уважаю.

— Я не варгался в него, мы просто поговорили, — возразил Бран.

— Жаль, — коротко ответила Арья и вновь скрылась за колонной.

— Чего он хотел от тебя? — обеспокоенно спросила Санса.

— Трехглазый ворон показал мне, что белых ходоков создали Дети леса. Они полонили андалов, воевавших с ними, и наложили на них проклятие. Только проклятие сыграло с Детьми леса злую шутку: ходоки должны были уничтожать их врагов, а в результате перебили их самих. Теперь Король Ночи хочет вернуть свою человеческую сущность. Он сказал, что, если я помогу ему это сделать, войны с Иными не будет.

— Ты знаешь, как снять проклятие? — спросила Санса.

— Нет, вернее, не совсем. Его сердце было превращено в кусок льда, и нам нужно растопить его. Я не владею магией, но надеюсь на вашу помощь, Мелисандра.

— У меня есть идея, — крышка стоявшего под окном сундука поднялась, и оттуда показалась голова Арьи. — Пусть на него подышит дракон.

— Как ты это делаешь? — вздрогнула Санса. — Вылезай оттуда и садись за стол.

— Неа, — ответила Арья.

— Дрогон и Рейгаль с удовольствием на него подышат, — согласилась Дейенерис.

— Я дал ему слово, — сурово сказал Бран.

— Мы честно попытаемся и у нас честно не получится. Валар моргулис, — возразила Арья.

— Валар дохаэрис, — на автомате ответила Миссандея. Арья посмотрела на нее со смесью удивления и уважения и снова нырнула в свой сундук.

— Мелисандра, вы поможете нам? — повторил свой вопрос Бран.

Когда-то Красная жрица ходила среди людей с гордо поднятой головой. Она четко видела путь, предначертанный ей Р'глором, и теперь, когда ее чаяния не оправдались, сама стала походить на тень из тех, что когда-то рождала. Азор Ахай, возрождение которого она считала целью своей жизни, оказался миражом, наваждением, сном, растаявшим в рассветной дымке. Конечно, новым Азор Ахаем могла быть и Дейенерис Бурерожденная, но в глубине души Мелисандра сама в это не верила. Она потеряла свою путеводную звезду, начала сомневаться в Р'глоре, даже воскрешение Джона Сноу, которое раньше она истолковала бы как знак великой удачи и благосклонности бога, казалось ей каким-то недоразумением. Где Джон, а где Азор Ахай?! Обещанного принца не было в Семи королевствах, и без его незримого, но осязаемого присутствия жизнь потеряла смысл. Мелисандра должна была находиться по правую руку Избранника, которому предназначено сокрушить в последней битве Великого Иного. И теперь этот странный мальчик просит ее помогать Великому Иному. Это казалось ересью, богохульством. Однако она не спешила с ответом. Мелисандра уже давно не видела вещих снов, а в огне, который она с надеждой зажигала, не плясали видения будущего. Что ж, если мир сошел с ума, а Р'глор отвернулся от нее, почему бы и ей не принять участие в общем помешательстве. Растопить лед, вернуть жизнь замерзшему сердцу… это будет не сложнее, чем пробудить от вечного сна Джона Сноу.

— Но, послушайте, — возразил Тирион, — насколько благоразумно доверять Королю Ночи? Может быть, стоит попытаться заманить его в ловушку…

— Это здравая идея, — произнесла Арья, вылезая на этот раз из дымохода. — И я бы ее всецело поддержала, не будь она озвучена Ланнистером. А значит, действовать нужно наоборот, как Старки — никакой ловушки, только честность.

Тирион, как обычно, начал что-то говорит про беременную сестру и семейные узы, но смутился и замолчал.

— Король Ночи хочет вернуть свое человеческое сердце, — подал голос Теон. — Я тоже многое хотел бы вернуть, так что я понимаю его как никто. Нужно проявить милосердие.

— Крови было пролито достаточно. Попробуем другой путь, — подхватила Санса. — Мелисандра, вы знаете, что делать?

— Знаю, — сказала Красная жрица. — Найдите мне самый острый клинок валирийской стали. И, госпожа, — обратилась она к Дейенерис, — мне потребуется содействие одного из ваших детей.

* * *

Стены Винтерфелла повидали многое, но Бран был уверен, что такого странного собрания родов, существ и историй в богороще еще не было. Прислонившись спиной к чардреву, стоял Король Ночи. Он пришел в сопровождении двух белых ходоков, которых оставил у входа в рощу. Бран восседал в своем кресле, позади него стоял Джон, держа правую руку на рукояти меча. Теон и несколько железнорожденных разошлись по богороще, готовые напасть, если что-то пойдет не так. Санса, Дейенерис и Тирион, которого никто не приглашал, стояли чуть поодаль и наблюдали. Где-то притаилась Арья, а высоко в небе среди чернильной тьмы наворачивал круги, раскинув чешуйчатые крылья, Рейгаль.

От присутствия Иных было не просто холодно — воздух словно сгустился, дышать им было тяжело, на границе боли, и Бран невольно стиснул меховой воротник своей шубы. Холод пробирал, если раньше от него можно было отгородиться шкурами и мехами, то теперь он просачивался под одежду, метил в сердце. Лицо Короля Ночи ничего не выражало, он выглядел так, словно происходящее его не касалось и это не он отдался на милость своих врагов. Бран отвел от него взгляд — Красная жрица начала свой ритуал.

Мелисандра, казалось, не замечала холода. Она скинула меховую накидку и легко зашагала по сугробам, позволяя ветру трепать ее рубиновые волосы. В руке она держала кинжал валирийской стали. Заклинанием она разожгла огонь и теперь танцевала вокруг него, творя свою древнюю магию и зачаровывая клинок. Бран чувствовал, как замерла богороща, словно старые боги с недоумением и опаской взирали на чуждые им силы, которые пробуждала Красная жрица. Вновь могущественная и опасная, она порхала алой птицей жарких земель, от ее движений в снегу то тут то там вспыхивали огоньки пламени. Наконец она возложила кинжал на приготовленный заранее камень и кивнула Дейенерис.

— Дракарис! — прокричала Дейенерис Рейгалю, и тот изрыгнул поток золотого огня, закаляя клинок еще сильнее. От высокой температуры рукоять оплавилась, но Мелисандра смело взяла в ее в руки. Раскаленная добела сталь горела огнем. Жрица подошла вплотную к Королю Ночи и вдруг смутилась — ей еще не приходилось вонзать нож в сердце кому бы то ни было, прежде за нее это делали тени.

— Я вам помогу, — произнес Великий Иной сухим каркающим голосом, словно кто-то прошел по крепкому снегу. Он обхватил ее ладонь своей твердой ледяной рукой и вонзил лезвие в свое сердце. Вздох вырвался из уст присутствовавших, даже Арья показалась на ветке чардрева и сверху наблюдала за происходящим. Король Ночи согнулся и покачнулся всем телом, но удержался на ногах. Его грубая, твердая кожа стала на глазах разглаживаться и превращаться в человеческую, наросты на голове скрылись за густой шевелюрой. Наконец он медленно распрямился и открыл глаза. Они больше не были голубыми глазами Иного, но теперь в них навечно отпечатался багровый отсвет пламени. Он медленно извлек из груди кинжал, который больше не полыхал — огонь растопил лед и сам погас.

— Получилось, — прошептал Бран.

— Зима закончилась, — эхом отозвался бывший Король Ночи. Теперь его голос звучал, как голос обычного человека, разве что немного хрипло.

Стоило ему произнести эти слова, как все присутствующие ощутили дуновение теплого весеннего ветра. Чернильная тьма над головой развеялась, и бескрайнее небо взирало на Винтерфелл тысячами звездных глаз. А на горизонте, на самой кромке, робко забрезжил рассвет. Дейенерис вздрогнула и обернулась, услышав первую в своей жизни капель. Снег стал рыхлым и ноздреватым, под ногами потекли ручейки.

"Это не просто начало нового года, — думал Бран, — это начало новой эры. Зима закончилась, пришла весна".

— Что будет теперь? — произнес он вслух вопрос, мучивший его. Почему-то его голос прозвучал по-мальчишески высоко.

— Я обещал отблагодарить за помощь. Вихты наверняка успокоились навеки, но мои белые ходоки остались со мной. Их немного, но мне нечего предложить вам, кроме моей весьма искусной армии.

Он посмотрел куда-то за спины присутствующих. Джон обернулся и увидел, что у входа в богорощу так и стоят белые ходоки. Метаморфоза коснулась и их — черты Иных смягчились, а в бордовых глазах зажегся огонь.

— О походе на Королевскую Гавань мы подумаем позже, — распорядился Джон. — Моим людям нужен отдых. Думаю, вам, — обратился он к бывшему Королю Ночи, — есть что обсудить с Браном. И раз вы больше не Иной, наверное, вас стоит называть вашим андальским именем — если вы его, конечно, помните.

— Много веков назад меня называли Яхароз. Я мало что помню о моей смертной жизни, но готов верно служить вам, — последнее предложение он произнес, глядя куда-то мимо Джона, а именно на Дейенерис, которая с явным интересом разглядывала Яхароза.

— Идите в замок, — распорядился Бран. — И отдохните хорошенько. Нужно отметить этот день, чтобы зима с ее невзгодами осталась в прошлом, а в новом году старые боги были к нам благосклонны.

— Чтобы пришла весна, лед должен растаять. Хотя бы в наших сердцах, — произнес Джон, глядя на Брана, и он понял, что Джон тоже помнит тот зимний праздник, который много лет назад устроил в Винтерфелле Нед Старк.

— Иди, Джон, я хочу остаться здесь. Мне надо подумать.

Бран задумчиво смотрел вслед уходящей в замок процессии. Он видел, как посветлели лица окружающих, даже преобразившиеся Иные теперь не выглядели чужеродно и опасно, несмотря на покрасневшие глаза. Яхароз уверенно сжимал в руке кинжал — что ж, он имеет на него право, ведь он закалил лезвие кровью собственного сердца.

Бран настолько погрузился в свои мысли, что не сразу заметил Мелисандру, которая тоже не пошла со всеми и осталась в богороще. Кутаясь в свою меховую накидку, она сидела у корней чардрева и смеялась. Брану еще не доводилось видеть жрицу смеющейся. Заметив на себе его взгляд, она ответила на невысказанный вопрос:

— Р'глор не оставил меня, он всегда был со мной и продолжал вести по предначертанному пути, даже когда я отвернулась от него и перестала понимать его знаки. Яхароз, — произнесла Мелисандра, — на асшайском языке имена записывают и слева направо, и справа налево. Послушай, Бран: Яхароз наоборот получится Зорахай… Азор Ахай…

Она прислонилась спиной к коре чардрева и снова рассмеялась:

— Ну уж нет, сир Давос, оставьте ваши стенания, Красная жрица еще поживет!

"Лгал Мизинец, — качая головой, подумал Бран. — Хаос — это не лестница. Хаос — это хаос".

Он вспомнил, что пророчество обещало вернуть к жизни всех тех, кто погиб, сражаясь за Азора Ахая. Значит, надо проверить, вернулись ли к жизни вихты. Он представил реакцию Дейенерис, если Яхароз вернет ей живого Визериона. Однако он сделает это позже. Хотя бы одну ночь в году можно перестать строить планы и пытаться держать весь мир под контролем, особенно если мир раз за разом доказывает, что это невозможно. Сегодня он хотел быть просто Браном Старком и радоваться со всеми негаданному приходу весны.