И не было женщины прекрасней... (джен)

Оставшись наедине с собой, Ванесса не находила места. Никогда она не была себе ни хорошим собеседником, ни советчиком, ни утешителем… Никогда. А сейчас особенно.

Сэр Малькольм оказался в беде. Смертельной. Даже более чем смертельной, ведь Эвелин Пул и её «дочерям», верным служанкам врага рода людского⁽¹⁾, не занимать вдохновения… Кто знает, что уже произошло и ещё может произойти с сэром Малькольмом в том проклятом доме… А что противопоставить этому? На что способна она, Ванесса?

С ней была её вера, крепче стали и чище стекла, отраднее любящего поцелуя. Но даже Жанне Д’Арк кроме веры помогали меч и быстрый конь. Если молишь Бога избрать тебя своим орудием, то орудие должно быть по крайней мере остро отточено…

Ванесса мерила шагами комнату, скользя взглядом по скупой обстановке, словно надеясь на подсказку.

Колода карт Таро. Бесполезная, как никогда. Как ни тасуй, сколько не сдвигай колоду, а выпадет одно и то же — «Дьявол» и «Башня»⁽²⁾. Будто она сама не знала!

Провела кончиками пальцев по потёртому молитвеннику. Но нет, сегодня он ей не поможет. Господь милостив: праведника или раскаявшегося защитит и укроет крылами ангелов своих. Но сэр Малькольм — грешник, Ванессе ли не знать⁽³⁾! Молитва может спасти его душу, но навряд ли отведёт смерть, пытки и бесчестье… Даже более того — чем жарче Ванесса будет молиться о его душе, тем больше мук придётся претерпеть телу, чтобы через страдание очиститься на пороге неизбежного.

Молитвенник шептал: «Смирись. Все мы лишь временно в этой юдоли скорби. Если его час пришёл, то это лучшее, что ты можешь сделать. Единственное, что имеет значение». И Ванесса резко отдёрнула руку, будто обжегшись.

Что-то простое, почти животное в ней противилось этому. Что-то, что повелевает нам оберегать своих и биться за них до конца. Она знала, что не только верный Сембене⁽⁴⁾, но и Итан, и даже Виктор чувствуют то же самое. Потому, даже понимая безнадёжность сражения с Пулами, ни один из них не отказался и не пошёл на попятную. Они были готовы к битве и, наверное, прямо сейчас чистили пистолеты и проверяли серебряные кинжалы. А у Ванессы сжималось сердце от понимания, что их героизм — ничто против враждебных потусторонних сил, сужавших вокруг них кольцо. Их жизни связались в тугой узел, который был прочнее кровных уз, выше привязанности и симпатии, сильнее судьбы. Когда мир раз за разом отвергал каждого из них, только здесь, в их собственной странной версии «семьи»⁽⁵⁾ они могли рассчитывать на поддержку.

Никто другой так и не смог заменить им друг друга. Даже… Сердце Ванессы ёкнуло, когда её взгляд упал на тяжёлый фотоальбом, лежавший на краю стола. Руки рассеянно заскользили по кожаной обложке с вензелем ателье «Fratelli Alinari». Их лучшими работами были фотокопии картин Рафаэля, но тому, кто подарил ей этот альбом⁽⁶⁾, Рафаэль был скучен. Его привлекали другие фактуры: чувственные на грани неприличия образы, музыканты и танцовщицы, пышные натюрморты… И святые совершенно иного пошиба. Земные, понятные. С пыльными пятками. Но всё же святые. Если существовал на земле художник, знавший не как умирают ради веры, а как с ней живут, то это был именно Караваджо.

* * *

Ванесса скользила пальцами по пышным фигурам мадонн, счастливых и довольных своей миссией, очертила хитрую и одновременно смущённую улыбку Иоанна Крестителя… Вот Авраам, готовый к жертвоприношению Исаака — смятение в позе отца, остановленного ангелом за секунду до удара, но полный покой на лице мальчика… Вот Давид, склонившийся над Голиафом. А вот обращение святого Савла.

Нет, не то.

Каждого из них Господь сам избрал и призвал. Их жизнь была обычной до встречи с чудом или с бедой. Господь уже дал им ответы на все вопросы, не заставляя решать самим…

Она рассеянно перелистнула страницу — и застыла, будто наткнувшись на откровение, о котором так молила. Белое платье и белая простынь, тёмный фон и тёмная кровь. Руки с мечом, будто плуг, вспарывающий землю. А на прекрасном лице молодой женщины — не отстранённость резника, а сосредоточенность землепашца. Не смущение за пролитую кровь, а спокойное осознание необходимости. История Юдифи и Олоферна.

Ванесса еле заметно улыбнулась одними кончиками губ. Красота тоже может быть оружием, а страсть, жестокость и уверенность в своих силах — слабостью. То, что заставляло Ванессу ненавидеть и стыдиться себя, то, что заставило Эвелин Пул охотиться на их несчастную «семью»… Внимание Сатаны. Дыхание дьявола, такое близкое, будто дыхание возлюбленного.

Впрочем, почему «будто»?

* * *

Психиатры раз за разом задавали ей один и тот же простой вопрос, на который нельзя было правдиво ответить, вооружившись смирением:

— Допустим, вы правы. Но зачем дьяволу преследовать вас? Почему он вас выбрал? Что в вас особенного?

Ей оставалось только склонить голову и признать: «ничего». Хотя ложь жгла ей губы, а шею и плечи жгли невидимые, неощущаемые объятия, шевеля волосы на затылке бесплотным дыханием.

— Потому что я люблю тебя, — шептал голос, низкий и печальный, древний как скалы, жаркий, как раскалённая лава. — Это так просто, Ванесса. Ну же, скажи им! Покорись мне… И я стану твоим рабом навечно. Мы будем править этим слабым, испорченным миром, пока плоть не исчезнет и не останется лишь дух, свободный и жестокий…

Иногда зло можно победить лишь в его логове, и тогда Господь покровительствует дерзким. Он благоволит красоте, если та используется не во славу тщеславию, а как оружие. Он благоволит лжи, если это ложь перед врагами. Он благоволит насилию, если оно предотвращает большее насилие.

…- Не останавливайте меня и ни о чём не спрашивайте, — сказала Юдифь. — Вы всё узнаете позже.

— Иди, если хочешь. И пусть Бог тебе поможет…

Ванесса захлопнула фотоальбом.

— Поможет. Непременно поможет, — еле слышно пробормотала она.

Что ж, пора отправляться.

* * *

…И сняла Юдифь свои вдовьи одежды, вымылась тщательно, умастила себя душистыми маслами и расчесала волосы. Надела лучшие одежды, в которых нравилась когда-то мужу…

Князь Тьмы скорее предпочтёт чёрный цвет. Да и для встречи с ним следует убирать драгоценностями не тело, а душу… Ванесса, быстрым шагом направляясь к выходу из поместья, внешне почти не отличалась от себя прежней. Но за её спиной расправляла чёрные крылья тьма.

«Ах, зачем ты меня мучаешь. Зачем искушаешь, когда моя душа почти пришла к миру…»

«Потому что я люблю тебя. Как же я могу от тебя отказаться?»

Не звук — тень звука. Призрак на обратной стороне слуха. Внезапный, как удар в солнечное сплетение. Но Ванесса взяла себя в руки и улыбнулась. Жёстко и мстительно.

«Но у тебя есть другие. Преданные тебе душой и телом. Я видела Эвелин и её дочерей. Их преданность. Их чувственность…»

Сквозь тщательно пестуемую робость агнца, спотыкаясь, идущего на заклание, Ванесса на мгновение приоткрыла — сполохом тёмного пламени — яростную смесь презрения, досады и чувственного волнения. Хаоса, презирающего жалкие попытки назвать «свободой» сиюминутные нарушения общественной морали и пригоршню ярмарочных фокусов. Так сквозь прорезь в одежде мелькает голая кожа танцовщицы. Но правилен ли расчёт? Если Люцифер обучал их именно этому, не значит ли это, что покорность ему милее: освободить от одних цепей, чтобы сейчас же заковать в другие?

«Ты ревнуешь, возлюбленная? Они мне лишь рабыни».

Булыжные камни мостовой ложились под ноги Ванессе, тени сгущались, а неверный свет газовых ламп словно бежал от неё и от её длинной, извилистой тени. Змея? Нет. Змея была Его знаком. А эта тень заканчивалась острым шипом. Скорпион.

«Но разве не этого ты хочешь?»

«Не от тебя».

«Верить тому, кого назвали «отцом лжи» — есть ли занятие нелепее?»

«Испытай меня, возлюбленная. Хочешь, чтобы я показал, что они ничего не значат для меня? Чтобы я их покарал? Прикажи — и они шагнут в огонь…»

И спалят при этом поместье. Вместе с сэром Малькольмом. Нет. Как ни соблазнительна была мысль расправиться с Эвелин Пул одним махом, цель Ванессы была не в этом. Да и любая сделка имеет цену. Ванесса уже поняла это несколько лет назад, когда силой чёрного колдовства натравила собак на проклятого землевладельца⁽⁷⁾, убившего её наставницу…

«Это слишком малое искушение».

Холодящий смешок, отдающийся в хрип, был ей ответом.

«На наше обручение я придумаю получше, возлюбленная. Но не слишком ли ты дерзкая?»

Вот вдали уже показались очертания дома Эвелин Пул с высокой башней — эдакая пародия на церковь с колокольней.

«Разве не ты говорил, что я тебе не рабыня?»

«Будь по-твоему, возлюбленная».

…Сама пришла Юдифь к Олоферну и сказала, что город её скоро падёт — так предсказали её обряды, — но она рада этому, ибо ей было знамение, что такова высшая воля. И Олоферн обрадовался её речам, и поселил её в шатре рядом со своим, а слугам приказал не препятствовать Юдифи в её обрядах…

* * *

— Пришла? — Эвелин Пул смерила Ванессу загадочным и самодовольным взглядом паучихи, воображающей, что удачно расставила сети.

Неужели ей было невдомёк, что Ванессе известно имя истинного хозяина этого дома? Вся тьма Лондона копошащимся водоворотом кошмаров свивалась вокруг гнезда Сатаны. Сама реальность искажалась по мере приближения к особняку, словно на натянутую ткань поместили тяжёлый свинцовый шар.

Что ж, поиграем в игру…

— Где сэр Малькольм? Отведи меня к нему!

На секунду — так быстро, что Ванесса не заметила бы, если бы не смотрела пристально — Эвелин дёрнулась, едва не послушавшись приказа. Мимолётное удивление и досада на миг исказили её черты. Ах да, она же медиум. Значит, должна чувствовать, что сейчас перед ней не просто перепуганная молодая женщина, а вместилище силы.

…И стражи расступились перед Юдифь…

Но Эвелин быстро справилась с собой и улыбнулась:

— Конечно, но сначала вас ожидает другая встреча.

— С вашим господином?

Голос Ванессы дрогнул — и улыбка Эвелин стала шире. Миг неуверенности минул и теперь она, вероятно, была уверена, что ей просто показалось.

— Он и твой господин, — пробормотала она, распахивая дверь.

* * *

…На четвёртый день Олоферн созвал пир и пригласил на него Юдифь.

— Не смею отказать моему господину, — отвечала Юдифь. — Это высокая честь для меня.

И пришла она, сев у ног Олоферна. Сердце его сжалось от величия её красоты.

— Пей и веселись вместе с нами, — сказал он

И Юдифь сидела вместе с ними и поднимала кубок, но не ела и не пила ничего…

Тело, откликающееся на ласку, само ведёт руки ласкающего, пока не затрепещет в этих руках, будто пойманная бабочка. Душа, поддающаяся искушению, открывается искушающему, сдаётся ему.

Но до последнего момента ничего не решено. Тело умеет притворяться. Как и душа. А сладкий шёпот: «Где было двое, станет одно», — значит не только единение возлюбленных, но и убийство.

Деревянный идол, вместилище Люцифера, призванного в это измерение ритуалами его приближённых, был в шаге от Ванессы. На расстоянии поцелуя — или руки, вытянутой в карающем жесте.

Ванесса резко выпрямилась, будто пробуждаясь от убаюкивающих, беспомощно-светлых образов, в которых не было ничего от неё, кроме имени. Искушение… Нет. Они её не искушали. Она чувствовала не желание поддаться, а бесконечную горечь от того, что её не понимали не только люди, но и демоны. Что за одиночество, которое не способен развеять даже сам Сатана?

…Осторожно вынула Юдифь меч, лежавший у изголовья — и двумя ударами отсекла Олоферну голову…

Призванный в идол, получивший силу проявиться в мире, Люцифер был одновременно заперт в нём, и мощь его, дававшая гибкость дереву и побуждавшая идол двигаться, прочно связывала бессмертную некогда сущность с хрупким и уязвимым материалом. Впервые за много веков бестелесный дух, витающий над пустынями, не мог легко развеяться и просочиться сквозь пальцы. Он был пойман.

Слова древнего языка, струившиеся с губ Ванессы, мяли и плющили воздух, будто податливую глину, искривляли материю, сметали всё на своём пути. Положив руку на голову идолу, она ни на секунду не ослабляла хватку своих заклинаний, развеивая и сокрушая. Где-то позади кто-то тихо надсадно скулил на одной ноте — вероятно, Эвелин. Но Ванесса не обращала на неё внимания. Она не обращала внимание ни на что, пока всё не было кончено.

Голова деревянного идола рассыпалась потоком скорпионов. Разящий меч настиг врага. Оставалось лишь тихо уйти.

1) К сожалению, авторы сериала очень вольно обращаются с понятиями «Люцифер», «Дьявол» и «Сатана». Это разные категории, но так как это особенность канона, на которую завязана его символика, то я ничего сделать с этим не могу

Вернуться к тексту

2) «Дьявол» — без комментариев + искушение. «Башня» — разрушение, крах, гибель + отсылка к архитектуре дома Эвелин Пул с высокой башней.

Вернуться к тексту

3) Когда-то в юности она застала сэра Малькольма и свою мать... во время секса (отец Ванессы был жив и здоров, у сэра Малькольма также была жена). Это открытие привело к череде событий, сильно повлиявших на жизнь Ванессы и разрушивших её отношения с семьёй и близкой подругой (дочерью сэра Малькольма).

Вернуться к тексту

4) Африканец, приехал из Африки вместе с сэром Малькольмом (он путешественник). Связан с ним через взаимное спасение жизни.

Вернуться к тексту

5) Имеются в виду чисто дружеские отношения...

Вернуться к тексту

6) А подарил его Дориан Грей, большой ценитель фотографии (и бывший возлюбленный Ванессы). Это фотоателье действительно одно из старейших и известнейших итальянских ателье, специализирующихся на копиях картин.

Вернуться к тексту

7) Ванесса — даже не ведьма, а древняя сущность, столь же древняя как падшие ангелы и потенциально разрушительная. Поэтому любое стремление её к чёрной магии очень эффективно, но губительно для души. А к магии её тянет, несмотря на истовое упование на Бога.

Вернуться к тексту