Именем ясного северного неба! (джен)

Примечания:

Поздравляю Ди с днем рождения, а всех девушек — с 8 марта)

Это было тяжело, но имхо — результат того стоил.

Если кому-то интересно... 10 пасхалок. За каждую найденную — право на спойлерный вопрос по любой из наших книг.

— Фонарик не забыл, случаем? — Сьюзен ехидно сощурилась, смотря на собиравшегося на экзамены старшего брата. Тот лишь закатил глаза, беззлобно фыркнув, но никак не прокомментировав подтрунивание.

Язвить в ответ в сторону той, кому эта шутка, несмотря на весь напускной сарказм девушки, давалась куда горше, чем ему самому, было, мягко говоря, кощунством. Да и потом… Если чему Питер Пэвенси и научился за свою короткую, и в то же время слишком длинную для этого молодого тела жизнь — так это держать язык за зубами там, где это необходимо. Прямо скажем, не всегда успешно это удавалось. Особенно, когда характер, жизненный опыт, разум весьма авторитарной личности, привыкшей и в семье, и в подвластной ему стране править твёрдой рукой (за великодушие и милосердие в их квартете отвечала как раз-таки Сью) сталкивалось с реальностью. Реальностью, в которой ему шестнадцать лет, и всякая богатенькая сопля, возомнившая себя принцем Рабадашем Вислоухим, считала своим долгом пытаться его задирать, да ещё и извинений требовать. Ну… такие случаи, как правило, заканчивались синяками у всех участников потасовки, включая Эдмунда, который не упускал случая влезть в драку вслед за старшим братом.

Впрочем, Сьюзен, за ехидством которой затаилась боль, тщательно спрятанная в глубине серых глаз, к таким случаям не относилась. Поэтому Пит просто поцеловал сестру в щёку, махнул рукой отчаянно зевавшему Эду, который только-только спустился на кухню из своей комнаты, после чего перешагнул порог дома, позволив горячему летнему воздуху лизнуть золотисто-рыжеватые волосы.

Погода в Новом Орлеане была превосходной. Даже сравнить с вечной промозглостью Туманного Альбиона было невозможно. Впрочем, что-то подсказывало старшему из четвёрки Пэвенси, что они просто не видели этот полный колдунов вуду город во время шторма или торнадо. В этот момент, скорее всего, вся семья будет весьма скучать по «старой доброй» Англии.

Воистину, отец, с начала оккупации работавший плечом к плечу с французским подпольем, которому после очередного ранения и возвращения на родину предложили, как видному лингвисту, место в университете за океаном, был прав, когда предложил всей их семье перебраться на новое место. Подальше от Лондона. Подальше… от всего, что могло напомнить младшим сёстрам и брату Питера о прошлом. А если быть точнее, то одной конкретной младшей сестре. Подальше от особняка профессора Керка, к примеру, любившего потолковать с ними о высоком. Подальше от платяных шкафов, говорящих львов, легенд о королях и королевах, а также иных атрибутах того славного прошлого, к которому, к сожалению, не было возврата.

Уехать подальше. Причём с концами. Увезти Сью как можно дальше от памяти о Нарнии. Так, чтобы с глаз долой — из сердца вон. Так, чтобы сестрёнка в вихре совершенно нового, неизведанного ей мира, той атмосферы, что несла с собой жаркая и пока что непонятная страна на другом континенте, просто выкинула из своей умной и хорошенькой головы все воспоминания о прошлом. Как говорится, время — лучшее лекарство от разбитого сердца. Так что идея старшего (хотя… какого, к Таш, старшего? Отцу, было тридцать четыре. Питеру, учитывая возраст разума, а не тела, тридцать шесть в общей сложности) Пэвенси была как нельзя кстати.

Дождавшись, пока уютный двухэтажный коттедж, в котором семья Пэвенси жила с тех пор, как поселилась в Новом Орлеане, окончательно скроется из глаз, бывший Верховный Король Нарнии замер, дойдя до прямого перекрёстка. Одна улица, широкая, по которой то и дело сейчас проносились автомобили, вела как раз-таки к колледжу, в котором сегодня должны были начаться вступительные экзамены. Вторая, куда уже, шла в перпендикулярном направлении.

Пит глубоко вздохнул, позволив рукам свободно упасть вдоль туловища. Размял шею и плечи, словно собираясь с мыслями. После чего — решительно свернул налево, на более узкую улочку, бодро зашагав в направлении, известном только ему.

В сумке, перекинутой через плечо парня, не было письменных принадлежностей и прочих вещей, необходимых для прохождения экзамена. Зато там лежали документы, необходимые для давно задуманного дела.

«Фонарик не забыл?». Шутка для своих, понятная лишь четвёрке путешественников сквозь старый платяной шкаф. Детская шутка, зачастую наполненная потаённой горечью взрослых людей, потерявших нечто ценное для них, но прячущее это чувство глубоко внутрь, так же, как ракушка внутри себя скрывала горькую чёрную жемчужину.

Они действительно многое оставили там, позади, за гранью платяного шкафа и таинственного призыва с помощью Рога. И речь шла не о чём-то материальном, вроде корон, пурпурных одежд или даже ставшего родным эфеса Риндона, его верного меча.

Одним таким «забытым фонариком», оставленным за плечами во время их первого, ужасного и прекрасного путешествия, стали детство и юность. Или, как метко выражался Эдмунд, «незамутнённость сознания, присущая юношам и девам бледным со взорами горящими». Они и так-то начали трещать по швам, учитывая проводимые Рейхом бомбёжки Лондона и постоянную опасность погибнуть, если не успеешь добежать до убежища. Однако одно дело — слышать вой сирен по ночам. И совсем другое — в пятнадцать лет вести за собой войско, убивая и самому рискуя быть убитым. Лить собственную кровь, сойдясь в поединке с Белой Колдуньей, чувствовать, как оказался на волосок от смерти — Джадис не хватило одного-единственного взмаха клинка, чтобы прикончить юного короля. Подобный опыт первой настоящей битвы и почти проигрыша серьёзнейшим образом, пожалуй, ещё сильнее, чем происшествие на реке или схватка с Могримом и его волками, прочистил мозги, избавив от излишнего романтизма. Показал, что детские игры кончились, началась жизнь. И в этой жизни коронованный самим Великим Львом мальчишка отвечал теперь не только за порой несносных младших сестёр и братца, который обладал не менее упёртым и сложным характером, чем сам Пит, но и за целую страну, сотню лет находившуюся под властью, фактически, злого божества. Со всеми накопленными за это время проблемами, включая агрессивных соседей, которых только мощь Колдуньи и сдерживала, и взаимоотношения между магическими народами, в которых тоже всё было не слава Льву. Одно только желание многих полностью изгнать гномов, многие из которых сражались на стороне Джадис, чего стоило.

Взрослеть пришлось быстро. Как и учиться править. И крутиться, словно бешеный хомяк в колесе, раздавая пинки и зуботычины всем желающим попробовать Нарнию на зуб, вроде того же Тархистана. Спасибо Орею, вождю кентавров, главному наставнику и правой руке, за все уроки, что он давал — не только в обращении с оружием, но и в искусстве правления!

Справедливости ради, братья, позабывшие былые разногласия и вставшие плечом к плечу, Великолепный и Справедливый, сделали всё, чтобы взвалить эту ношу исключительно на собственные плечи, позволив сёстрам наслаждаться своими ролями волшебных королев среди говорящих зверей и дружелюбных фавнов. Справедливости ради, у этого дуэта получилось удержать вверенную им Нарнию от падения — и даже привести её к процветанию. Долгие века после нарнийцы называли эти двадцать лет Золотым Веком.

Застарелая, затаённая злоба блеснула в глазах Питера, заставив того прибавить шаг. Ощущение было похоже на покрытую толстой коркой болячку. При движении корка трескается, обнажая неприятные ощущения, с которыми ты уже вроде бы давно свыкся, практически перестал замечать. Однако стоило потянуться чуть сильнее — и рубец очень живо напоминал тебе: «Я всё ещё здесь, дорогуша!».

Не счесть, сколько раз Питер проклинал и ту охоту на белого оленя, и треклятое наваждение, что затмило разумы всей четвёрки так, что они не узнали ни фонарный столб, ни вход в платяной шкаф. Хотя ещё день назад прекрасно помнили, как и откуда они попали в Нарнию двадцать лет назад. Уж не знал Верховный Король, кто стоял за этим. Просто надеялся, что это всё-таки не Аслан. Не хотелось думать о Великом Льве, как о способном на подобную подлость манипуляторе. Но, так или иначе, итог был один. Четверо взрослых, вновь заключённых в детские тела, кубарем вывалились из платяного шкафа прямо под ноги вошедшему в комнату профессору.

Признаваясь честно самому себе, в прошедший после этого случая год Питер, живший словно на иголках всё это время, не смог бы назвать своё поведение подобающим Верховному Королю. Опыт практически всевластного владыки (следовало быть честным, несмотря на то, что Аслан короновал всю четвёрку, именно старший Пэвенси был тем, кто отдавал приказы, удерживая всю страну в кулаке), привыкшего к тому, что его воля выполнялась, к его словам — прислушивались, а окружающие редко бросали ему вызов своей невежливостью, опыт мужчины, о любовных делах которого ходили слухи по всей Нарнии… всё это смешалось в дикой, гремучей смеси с телом подростка, с его бушующей по молодости кровью. Месяца не проходило, как братья, так или иначе, но встревали в очередную школьную разборку, активно почёсывая кулаки о физиономии тех, кто пытался их задирать. Сами, конечно, тоже в ответ получали — что Сьюзен, что матушка частенько неодобрительно морщились, видя подбитые носы, разбитые губы да синяки.

Впрочем, попытки свыкнуться с телом подростка были меньшим из зол. Куда больше Питера беспокоило то, что Нарния — его Нарния, его детище! — осталась без правителя. И неизвестно, сколько королевству предстояло держаться без своего короля. Временно бразды правления, конечно, взял бы на себя Орей. С его опытом и хваткой он, скорее всего, не допустил бы разброда и шатания. Но что потом, когда станет ясно, что четвёрка Королей пропала надолго? Когда поднимут головы недобитки Джадис, когда вновь начнёт точить когти Тархистан?

За этот год Питер не раз и не два пожалел, что так и не женился, не оставил наследника, что смог бы продолжить его дело. Всегда находились более важные дела. Всегда казалось, что времени ещё более, чем достаточно. Да и с кандидатками на руку Верховного Короля были… определённые сложности.

Позже, стоя в руинах Кэр Параваля, видя свою страну, разбитую, покорённую, поруганную, видя Нарнию тысячу лет спустя, тщетно ища хотя бы намёк на могилы былых друзей, рыцарей и соратников, Великолепный бессильно сжимал кулаки и до скрежета сжимал зубы. Беззвучно ненавидя всех и каждого. Начиная с Аслана, который допустил подобное, и заканчивая самим собой. И, разумеется, в первую очередь тех, кто посмел совершить такое.

Второй «фонарик» канул в Лету.

Ну что же. Королям, чьё королевство пало, оставалось возмездие. И, конечно же, они не могли не предпринять попытку всё исправить. Если не вернуть Кэр Паравалю и Нарнии их былое величие, то хотя бы дать нарнийцам шанс скинуть ярмо завоевателя.

Эта ненависть, чистая, выдержанная, эталонная, словно креплёное вино, созданное дриадами, потом с лихвой выплеснулась на Тельмар и его жителей. В первую очередь — на наглого наследничка династии завоевателей, посмевшего что-то там заикаться о своих правах на трон и бросать слишком уж заинтересованные взгляды на Сьюзен. Затем — на весь его народ, загонявших нарнийцев, словно зверей, до такой степени, что некоторые просто потеряли разум и разучились говорить.

Откровенно говоря, с Каспианом Пит не поладил с самого первого мгновения знакомства. И постарался сразу же расставить точки над «и». Благо, стоило нарнийцам увидеть Верховного Короля древности, принц Тельмара быстро отошёл на второй план. Нарнийцы собрались в единый кулак под единым знаменем, чтобы разрубить гордиев узел, проблемы Тельмара, одним-единственным ударом. Отрубить змее голову, взяв и столицу, и замок Мираза.

Сейчас, уже с высоты прошедших событий, старший Пэвенси с горечью мог понять, что тот безупречный план был химерой. Тщетной попыткой помнящих Старую Нарнию правителей, королей Золотого Века, вернуть ушедшее безвозвратно.

Да, тот блестящий план, изначально идущий, как по нотам, полетел в тартарары из-за одного-единственного идиота. Каспиан со свойственной подросткам горячностью провалил всё, что мог провалить, послав к Белой Колдунье все оговорённые ранее условия. Не взыграй в нём кровь — всё могло бы получиться.

Но… но. Даже если бы замок был взят, даже если бы претендующего на место короля-узурпатора прикончили бы — эта победа оказалась бы бесплодной. Не осознавал тогда Верховный Король всей толщи огромного айсберга проблемы. Не видел, что Тельмар раскинулся от Кэр Параваля до Ташбаана, оплетя щупальцами своей Империи все враждовавшие ранее земли. Даже несносный Тархистан с его диковатыми нравами и культом Таш. И даже если тельмарины будут платить за каждого мёртвого нарнийца, не важно, воина или мирного жителя, пятью жизнями своих солдат — в итоге они окажутся в выигрыше, когда последний из Старой Нарнии падёт мёртвым.

В полной мере осознание этого, понимание, что времена изменились безвозвратно, пришло в мгновение, когда Питер воочию увидел войско Тельмара в силах тяжких. Собранное с множества земель, но под единым флагом. В прекрасном, практически одинаковом вооружении, на голову превосходящем всё, чем владели нарнийцы, мало изменившие оружие и доспехи со времён битвы с Белой Колдуньей.

Мир вокруг изменился. А нарнийцы, к сожалению, нет. Кольчуги и, по большей части, кожаные доспехи нарнийских рыцарей против полных лат и монолитного строя пик. Тельмарские терции, как и их испанские прародительницы, были воистину грозным оружием.

Стало понятно, что даже если удастся победить эту армию — вопрос Тельмара, занявшего большинство нарнийских и не только земель, никакая победа на поле боя не решит. Разве что действительно обратиться к мощи Белой Колдуньи, которая смогла бы извести захватчиков под корень. Но Питер, при всём своём выращенном за годы правления цинизме, не был готов следовать по пути нацистов. Не смотря на то, что обратная сторона, будь их воля, с удовольствием поступила бы именно так.

Шаги Пэвенси ускорились. Словно Верховный Король вновь побежал навстречу своему последнему бою, с древним боевым кличем на устах.

Именно тогда Питер, наступив окованным металлом сапогом на горло своим амбициям, гордости и привычке командовать самому, держа руку на горле истории, и сделал то, чего ещё долгое время не понимали ни сами нарнийцы, изумлённо и с болью смотря вслед, ни даже Эдмунд, высказав всё, что он думал о подобном политическом ходе исключительно в нецензурном виде. Да что там! Даже Каспиан изумлённо открывал и закрывал рот, смотря на то, как Верховный Король, одолевший Мираза в поединке, твёрдой рукой и со спокойным взглядом протягивал молодому принцу клинок проигравшего, отдавая право добить императора Тельмара. Фактически тем самым передавая корону и верховенство, признавая, что теперь, если они всё-таки победят — править этими землями, и Нарнией в том числе, будет Каспиан.

Простой выбор. Корона в обмен на признание жителей Старой Нарнии полноправными подданными. Потому что только у императора Тельмара есть возможность закончить войну и удержать власть среди людей, не допустить новой резни. Что же касалось нарнийцев — вряд ли бы Десятый продолжил дело своих предков и уничтожил бы тех, кто возвёл его на трон. Кишка тонка. А так… как король, в том числе и нарнийцев, благословенный на престол Асланом, он вынужден был бы заботиться о своих подданных. В том числе и о фавнах, кентаврах и остальных. Да, это ни на мгновение не вернуло бы ту страну, которой Питер посвятил всю свою жизнь. Но это дало бы остаткам её народа шанс на будущее без истребления и необходимости прятаться по лесам.

Простой выбор. И после чудесной победы, принесённой волшебством лесов, Каспиану X предстояло сесть на трон, чтобы объединить под своей рукой людей и волшебных созданий, прошлое и настоящее. Примирить их, сделав Нарнию и Тельмар единым народом.

А Питеру Великолепному — пришло время уйти в тень сказок и легенд, из которых он и вышел на короткий срок. Теперь уже навсегда.

Оставленная на попечение потомка врага держава, выброшенная на свалку королевская гордость были очередным фонариком, унесённым путешествием между мирами.

Шаг бывшего Верховного Короля замедлился. Битва была окончена. Горько-сладкая победа заставляла уголки губ чуть дрогнуть в странной, противоречивой усмешке. Он почти пришёл к намеченной цели.

А потом, после возвращения домой, были слёзы Сьюзен, плакавшей о разбитой в мелкие осколки зародившейся любви, что осталась за порогом страны, в которую им теперь не было дороги. Хорошо хоть беременность вне брака ей не грозила! Это было бы совсем уж жестоким ударом. Хотя, откровенно говоря, когда Питер узнал об этом романе, он испытал жгучее желание пожать Каспиану шею.

Язвительность Эдмунда, который, пусть разумом и согласился с решением старшего брата, душой, «нутром» всё ещё не мог его принять. Старший Пэвенси понимал его.

Неистребимая вера Люси, вера в то, что рано или поздно, но Аслан всё обернёт к лучшему. Пит ласково улыбался сестрёнке, крепко обнимая и не споря. Пусть хоть одна из четвёрки не утратит веру в лучшее. В конце концов, именно она первой открыла дверь в волшебную страну.

И он сам. Король без Королевства. Правитель, не оставивший наследников, тем самым погубивший свою страну. Защитник, не справившийся со своими обязанностями — ни в отношении Старой Нарнии, ни в отношении семьи. И, увы, чувствовавший себя в этом, родном мире, практически не у дел. Кому нужен, спрашивалось, король в отставке?

Прежние мечты стать врачом, что двигали Пэвенси ещё до платяного шкафа, сейчас остались за бортом. Того мальчика, который желал научиться оперировать людей, уже более двадцать лет как не было. За всю свою жизнь Пит отправил на тот свет куда больше народа, чем вылечил. Война, которой он почти что непрерывно занимался значительную часть жизни своего разума — сначала с недобитками Колдуньи, затем со жаждавшими укусить за бочок соседями, потом с Тельмаром, — впиталась в кровь, въелась под кожу, так, что не отдерёшь ни какими средствами. Даже с мясом.

Питер вот уже год усиленно пытался найти себя на гражданке. И, Таш возьми, найти не мог. Подумывал уже, честно говоря, наплевать на медицинский колледж и начать форсированную подготовку к юридическому, чтобы в будущем начать пробиваться в политику. Однако, поразмыслив, отклонил эту идею. Жалкая попытка потешить собственную гордость, не более того. Он уже наломал дров. Повторять ещё раз… не стоило. Тем более на дворе давно уже не монархия. Опыт Пита, основанный именно что на управлении феодальным королевством, ещё бы и в минус мог сыграть.

Однако…

Старший Пэвенси спокойно взглянул на вывеску призывного пункта. Глубоко вздохнул по дневному горячий воздух Луизианы. А затем — уверенно вошёл внутрь, закрыв за собой дверь.

Правителем он быть перестал, сам передав эстафету преемнику. Защитником оказался посредственным. Однако теперь, когда отец вернулся, семью было кому защитить. Но… бывший Верховный Король всё ещё оставался воином. Умевшим разить врага без колебаний и выживать там, где выжить возможным не представлялось. И благо сейчас приютившая их страна, ровно как и родная Британия, готовились вступить в бой с врагом, который в своей жестокости не уступал, а то и превосходил старушку Джадис.

Трудно сказать, чего в этом решении было больше. Всё смешалось, переплелось и сковалось в единый клинок воли. Чувство долга перед соотечественниками, которые наравне с американцами сейчас отправлялись на фронт. Память о службе отца, который был связным при Шарле ди Голле. Отчётливая, осознанная необходимость дать отпор этой нечисти, что, судя и по рассказам папы, и по новостям, мало отличалась в своих действиях от тёмных тварей Джадис. Воспоминания о былых товарищах, павших в боях за свободу Нарнии…

Впрочем, было и ещё кое-что. Отрицать подобное означало обманывать себя же. Это был шанс вернуть то, что он потерял, хотя бы частично. Доказать — самому себе в первую очередь, — что он всё ещё являлся защитником своей страны, пусть уже и не будучи королём. Не вернуть один из оставленных позади фонариков — возврата к прошлому нет и не было, Питер усвоил это хорошо. Но получить новенький.

И плевать, что он не подходил по возрасту и, пока что, не являлся гражданином приютившей их страны. Во-первых, как хорошо знал бывший правитель, годным к службе добровольцам в армии рады всегда. А Пэвенси даже в этом возрасте казался старше своих лет. Видимо, возраст души сказывался на теле. Во-вторых, за годы управления Нарнией Великолепный достаточно набил руку на самых различных указах, документах и других бумагах. Чуть-чуть подправить цифры в собственной карточке так, чтобы и заметно не было, проще пареной репы.

Куда более серьёзное дело его ждало сегодня дома, после сдачи медкомиссии. Придётся объяснить родителям, сёстрам и брату своё решение. Впрочем, отступать от него Питер так или иначе не собирался.

* * *

— Мда уж, — процедил в полголоса Пэвенси, отплёвываясь от мокрого, забивающего рот песка и осторожно продолжая ползти вперёд. Кинжальный огонь немецкого крупнокалиберного пулемёта выбил дорожку из миниатюрных песчаных фонтанов метрах в трёх левее тела сержанта, так, что того слегка засыпало песчинками. Однако самого Питера не задело. Засевший в икре осколок, прилетевший рикошетом во время высадки, был единственным ранением, что бывший Верховный Король получил за сегодняшнее утро. Безумно мало для той бойни, которая сейчас развернулась на песчаном пляже. — Пару бы таких жестянок нам во время битвы с Джадис, или на Курган Аслана… Что Колдунья, что Тельмар с его тесным строем не то, что носа бы не высунули. Все бы, ублюдки, полегли к Ташевой матери и Львиной бабушке…

Фыркая, точно морж или дикий лесной кот, Пит прополз ещё несколько метров вглубь пляжа. Благо слева от него был неплохой каменный выступ, за которым можно спрятаться, восстановить порядок, после чего продолжать продвижение. Сзади также неспешно, стараясь быть как можно более незаметными, сливаясь с поверхностью отмели, тихо ворочались бойцы его поредевшего отделения, следуя за своим командиром.

До обрамляющих Омахо Бич скал оставалось ещё порядка семидесяти метров. Большая часть пути была пройдена.

Ещё бы эта часть не оставила лежать в лужах собственной крови каждого седьмого — было бы совсем замечательно.

Питер мрачно усмехнулся, приваливаясь к тёплому, шершавому боку камня, прячущего его от свирепых зрачков вражеских орудий. Прикрыл глаза, постаравшись унять сердцебиение и восстановить дыхание. Руки тем временем накладывали тугую повязку на рану.

Если он выживет в этом бою — потом осколок придётся доставать. Ну а если нет, и путь Великолепного закончится здесь, то вместе с ним его и похоронят.

— Как, сержант? Живой ещё? — раздался над ухом тихий голос. Один из глаз Пэвенси приоткрылся, смотря на Чёрного Сэма, привалившегося рядом.

— Как бы сказал мой младший брат: «не дождётесь», — губы солдата изогнулись в хищной усмешке. Глаза смотрели весело и зло, точно говоря: «Я всех этих тварей переживу, так и знайте!».

Пожалуй, после сегодняшнего утра Питер по-настоящему понял Справедливого Короля, который умел язвить в самых напряжённых, самых отчаянных ситуациях. Начиная от смертного боя, и заканчивая побегом из столицы Тархистана, со Сьюзен, Люси и Тумнусом на руках. Нет, Пэвенси и раньше знал, что за острым языком младший брат зачастую скрывал напряжение и волнение, стараясь таким образом сохранить холодную голову на плечах. Но, пожалуй, именно сегодня он в полной мере испытал этот способ на собственном примере и счёл его весьма действенным. Периодические проклятия и сарказм, что срывались с его губ по направлению к немцам, руководству операции и самому себе, помогали поддерживать бодрость духа, продвигаться вперёд всё дальше и дальше вглубь проклятого пляжа, число жертв которого уже исчислялось сотнями, хотя прошло всего ничего.

Нет, Пит не впал в панику, не зажал уши руками, трясясь и стараясь забиться как можно глубже, лишь бы пулемётчик не обратил на тебя внимание, как это случилось с некоторыми, такими же как он штурмовиками, вынужденными прыгать из своих морских посудин в воду, прямо под огонь нацистов. За свои тридцать шесть настоящих лет жизни он успел насмотреться всякого. В конце концов, за хладнокровие, выдержку и проявленные лидерские качества его и назначили сержантом после прохождения курса молодого бойца. Однако стоило быть честным самим с собой. Бывший Верховный Король был… впечатлён. Как размахом зрелища, которое сейчас происходило, так и его беспощадностью. Ни во время битвы с тельмаринами, ни в час схватки с Джадис, ни в дни любой из войн, что вела Нарния в свой Золотой Век, никогда на глазах правителя не умирало столько людей разом.

Помнится, генерал Брэдли во время смотра союзных сил заявлял, что у штурмующих пляж солдат будут места в первом ряду «для просмотра лучшего шоу на земле». Так он выразился. Тогда генерал, конечно, имел в виду совершенно иное, подразумевая, что десант сможет полюбоваться на то, как корабельная артиллерия к свиням визжащим сметёт с лица планеты пляжные укрепления фрицев.

Скажем так, что-то подсказывало Питеру, что будь сейчас у солдат такая возможность, Брэдли бы заставили проглотить эти слова обратно, и подавиться ими. В лучшем случае. Ибо, говоря откровенно, планировщики облажались на все деньги. Однако в одном он не соврал. Бойцы первой волны действительно получили билет в первый ряд на грандиозное представление. Правда, зачастую цена билета измерялась в их жизнях.

Рота L 16-го полка, к которому принадлежал и Питер, должна была высадиться на крайней восточной части пляжа. В секторе, на тактической карте, что носил имя верного разведчика Четырёх Королей времён Золотого Века⁽¹⁾. После чего — выдвинуться вперёд и начать штурм переднего края немецкой обороны, закрепиться так, чтобы обеспечить нормальную высадку второй волне. Почти у каждого подразделения на каждой лодке была своя собственная задача в сложном плане.

Надо ли говорить, что всё пошло не так, как задумывалось, с самого начала?

Рота начала нести потери ещё в те жутковатые мгновения, когда транспорты только приближались к восточной части Омахи. Пулемётчики знали своё дело, не став дожидаться, пока солдаты Союзников разбегутся. К чему тратить патроны на одиночные цели, когда меткой очередью можно выбить сразу половину лодки? Вода тут же начала окрашиваться в красный цвет.

Дальше — больше. Высадка шла на отмели, где в некоторых местах было по шею в воде. Разумеется, кровавую жатву собрали и там. Передвижение десантников было максимально затруднено, так что они становились максимально лёгкими мишенями.

А дальше — почти двести метров простреливаемого пляжа, будь проклят! А, ну и про рукотворные препятствия, созданные немцами, и про мины забывать не стоило. Они тоже собрали свою дань кровью, мясом и жизнями.

Как уже потом узнал старший из четвёрки Пэвенси, его роте ещё повезло. Мягко говоря. На самой восточной части Омахи было достаточно укрытий, за которыми можно скрыться от пулемётных очередей. Несмотря на потери, их подразделение, по крайней мере, сохранило организацию. Тем, кому не посчастливилось наступать в центральной части пляжа, досталось куда сильнее — в некоторых случаях отряды были выбиты почти полностью.

Но это Питер узнает только потом. А пока что…

— Значит так, — передохнув и открыв глаза, Великолепный сурово оглядел подчинённых своего взвода и тех выживших, которые поневоле прибились к ним. Учитывая, что командир роты, судя по всему, не пережил высадку, заботу о моральном облике бойцов придётся, похоже, исполнять королю. Ребятам сейчас явно не помешал бы ментальный пинок под зад, чтобы прийти в чувство. Некоторые добравшиеся до относительно безопасного места безвольно падали на песок. Другие тяжело вздыхали. Третьи обречённо молились, уж не знал Питер, кому — Христу, Аллаху или Аслану. Без разницы, в общем-то. — Парни. Я прекрасно знаю, как вы сейчас боитесь. Некоторые из вас, конечно, этого не показывают. Но всё-таки. Я понимаю. Я сам сейчас до дрожи боюсь эти клятые пулемёты.

Враньё. Небольшое, конечно. Не до дрожи. Просто опасался. Но бойцам сейчас стоило почувствовать единение со своим командиром, пусть даже он простой сержант.

— Да, у командования оказалось сегодня дерьмо вместо мозгов. А может, просто упились, как черти, уже празднуя победу и мысленно вешая себе на грудь медальки, — голос бывшего Верховного Короля наполнился ядом. Сейчас он как никогда был похожим на своего младшего брата, даже манерой речи. Тот всегда знал, что сказать простым бойцам. — Да, эти придурки и импотенты бросили нас на кинжальный огонь. Помяните моё слово — им это ещё аукнется. Но…

Пит резко ударил ребром ладони по песку.

— Но, — его голос звучал жёстко, — мы должны заткнуть эти чёртовы тарахтелки. За нами — вторая волна. Наши с вами однополчане. Такие же ребята, которых в эту мясорубку пошлют. Парни на нас рассчитывают. Мы не можем их подвести. Поняли?

— Но, сержант, ты же сам видел, как строчат сосисочники⁽²⁾! — отозвался кто-то из рядовых. — Ты правда думаешь, что от взвода или даже роты останется хоть кто-то после того, как мы доползём?

— Во-первых, — серые глаза Питера воинственно сощурились. — А у тебя, Грэм, есть выбор? У нас всех он есть, что ли? Останемся здесь — рано или поздно дождёмся, что приложат чем-то увесистей пулемёта. И все там поляжем к свиням визжащим. Тем более — если попытаемся отползти назад. Во-вторых, — ответил он уже чуть более спокойно, — не поляжем. Большую часть пути мы уже прошли. На нашей полосе, по счастью, есть укрытия. Можно ползти от одного к другому. А там и до скал уже рукой подать: уйдём в слепую зону пулемётов — чёрта с два нас уже достанут. Там соберёмся, дождёмся остальных. А потом навяжем тварям короткую дистанцию.

Ладонь, рубившая воздух, сжалась в кулак.

— И в-третьих, — закончил Пэвенси почти ласково. — Запомните вот что. Вы не подохните здесь. Даже не надейтесь. Слышите меня? Я запрещаю вам дохнуть. Нам ещё до Берлина доходить и домой с победой возвращаться. Уверен, каждого из нас там кто-то да ждёт. Так что пусть лучше вместо нас к Та… к дьяволу отправятся фрицы. Всем всё ясно?

Сначала нестройный, но затем — все более дружный хор голосов был ему ответом.

— Отлично, — Верховный Король широко улыбнулся — так, словно был среди Орея и его кентавров, могучих рыцарей Кэр Параваля. Под их натиском, напором тяжёлой нарнийской кавалерии, славящейся на весь Север, мало кто мог устоять. — Тогда — вперёд. Ползём, собираемся вместе, потом лезем на скалы и выбиваем всю дурь из этих любителей капусты и сосисок.

Питер первым вновь приник к земле, осторожно выглянув из убежища и, максимально сливаясь с местностью, пополз дальше — туда, где песчаный берег заканчивался, уступая место невысокой полосе скал. На мгновение забывшись, он вознёс молитву Льву. Но потом, сбогохульствовав про себя, просто двинулся дальше по смертельно опасному пути.

Не было и не могло быть на этом поле боя Аслана. Точно так же, как не могло здесь быть никакого иного бога. Никто не явится в самый последний момент во главе подкрепления, повергнув Белую Колдунью и откусив ей лицо. Никто не пробудет спавшие веками духи деревьев, что помогут разогнать укреплённый строй Тельмара. На этой войне Аслана нет. Есть только они — и демоны, которые сейчас строчили из пулемётов.

Шестьдесят метров. Сорок…

Помогая друг другу, медленно лавируя от укрытия к укрытию, солдаты союзной армии, наконец, вышли в слепую зону у скал. Туда, где засевшие на возвышенности стрелки уже не видели штурмовавших. Там они постепенно скапливались, дожидаясь, пока подтянутся все, кому повезло выжить в этом аду.

Сто двадцать пять человек. Несмотря на потери, рота более или менее сохранила возможность кусаться.

Что же. Был у короля былого и более худший расклад на руках.

— Верёвки, штыри и кошки, парни, — Питер потянулся, разминая затёкшие после нескольких часов ползания мышцы. — В лоб не полезем. Там наверняка укрепления. Попробуем сначала взять более прямым путём.

Тихо, стараясь не шуметь, бойцы начали взбираться на крутой склон. Разумеется, верный долгу, измазанный в крови, мокром песке и Таш ведал чем ещё Пэвенси полез первым. Во-первых, это был его долг. Во-вторых… на короткой дистанции у него было больше шансов, чем у других.

Уроки Орея, щедро приправленные тренировками под рёв сержанта, натаскивавшего их роту в учебке, не прошли даром. Питер прыгнул на немецкого стрелка беззвучно, сбив того с ног. Лезвие штык-ножа тут же вонзилось в глотку нациста, прерывая последний крик.

Не теряя ни мгновения времени, не обращая внимания на боль в икре, Пэвенси пригнулся, спрятавшись за камнем и уходя от нескольких выстрелов сослуживцев мёртвого. После чего отправил пулю в ответ из револьвера. Затем, удостоверившись, что ещё один враг пал, не дав опомниться третьему, тоже засевшему в укрытии, вновь ринулся в ближний бой, пригибаясь и петляя. Навязывая непривычным к такой излишне суицидальной манере немцам сверхблизкую дистанцию.

Серые глаза сверкали, пока М1905 вонзался в плоть врагов. Всё так. На этой войне были только черти. А на этих чертей есть свой укорот. И не важно, что под рукой нет его любимого Риндона. Штык пусть и был покороче, но всё-таки по своей длине это почти полметра. Настоящий короткий меч. Вполне годилось, особенно в паре с «Миротворцем».

А за везучим сержантом, который малость расчистил плацдарм, один за другим появлялись остальные десантники.

* * *

Моя милая Люси. Спасибо за поздравление с днём рождения. И тебе, и Сьюзен. Врать не буду, встречать семнадцатилетие мне пришлось кратко, ёмко и с перерывами на войну. Однако ваши письма пусть и пришли с небольшим опозданием, всё равно были приятны. Особенно учитывая, что вы явно отправляли их заранее, стараясь подгадать время, когда они смогут прийти ко мне…

Ручка порхала по листку бумаги, словно её обладатель был поэтом. Впрочем… в отношении младших сестёр так отчасти и было. Серые глаза Питера, в последнее время зачастую скованные спокойным холодом, при воспоминаниях об оставленных в Новом Орлеане родичах преображались, словно по волшебству. Лёд таял, на короткое время уступая место самому жаркому теплу, на который бывший король был способен.

…Не устану просить у вас всех прощения за то, что заставил волноваться, отправившись на фронт. Я правда сожалею о том, что вынуждаю вас бояться за меня. Пусть и само решение считаю абсолютно правильным. И чем дольше я нахожусь на этой войне, тем больше убеждаюсь в подобной правоте. Однако мне всё равно совестно перед вами. В своё оправдание я могу сказать, что попал на удивительно спокойный участок фронта. Кроме того, спешу похвастаться. Не так давно ваш старший брат получил звание капитана!

Старший Пэвенси слегка улыбнулся, выписывая эти ласковые, но отчасти весьма лживые строчки. Лживыми они были, впрочем, сделаны для той же цели. Чтобы сёстры поменьше волновались. А вот Эдмунд, если (хотя… вернее, когда) прочитает это письмо, сразу же сообразит, в чём подвох. Такое быстрое повышение от сержанта до капитана (и пары месяцев с высадки не прошло, чего уж там) возможно только в нескольких случаях. Например, героического, громкого подвига. Что само по себе предполагает опасную обстановку. Однако чаще всего подобное происходило по естественным причинам. Когда война крайне быстро выбивает офицерский состав, уже переживший пару месяцев считается матёрым ветераном, под командование которого ставятся зелёные новички, которым опыт их нового лидера вполне может порой спасти жизнь. Да что там говорить… Из роты, что вместе с Питером штурмовала Омахо Бич, только несколько человек остались рядом. Чёрный Сэм, Бакстер Рейн, Джим Барнс, ещё парочка. Все остальные, кому удалось пережить эти месяцы, были распределены между свежими ротами, встав во главе новоприбывших и изо всех сил стараясь их натаскать.

Оставалось лишь надеяться, что всё правильно понявший Эд не будет строить из себя сволочь и просвещать Люси об истинном положении дел.

«Перо» вновь пришло в движение. Пит слегка дал волю собственной фантазии, превращая пару кровавых военных баек, которые здесь случались сплошь и рядом, в текст, который вполне можно было показать младшей сестре.

…Вчера с моими ребятами на охоту ходили. Поймали зайца. Нет, к сожалению, не говорящего. И даже с моей помощью его научить разговаривать не удалось…

— Угу. Не говорящего, как же, — раздался ехидный голос над ухом. Питер слегка отмахнулся, вынуждая лейтенанта Рейна отступить на шаг от своего босса. — Да этот «зайчик» у тебя соловьём начал петь!

Бывший Верховный Король слегка закатил глаза.

— Болван. Я сестре пишу. Младшей. Не говорить же ей, что под «зайцем» я имею в виду того ублюдка?

Охота вчера действительно была. Не далее, как вчера сумели, в числе прочих пленных, взять носящего сдвоенную руну. Разумеется, допрашивали такого с особым… усердием. Сам Питер и допрашивал, методично и буднично сдирая с пальцев SS-овца клочки кожи так, что тот орал от боли во всю глотку. После чего Барнс смачно вышиб твари мозги бейсбольной битой.

Как хорошо знали все, в светлом замке Кэр Параваль не было темницы. Незачем смущать королев, чьи сердца бывали так милосердны, её наличием. Зато вполне была небольшая потайная комната. Куда зачастую и отправлялись… существа, подобные тому, что нашёл свой конец совсем недавно. Так что Пэвенси всего лишь оставалось вспомнить былые навыки допроса.

— Можно посмотреть? — мягко спросил Рейн. Пит слегка улыбнулся, мгновенно поняв, о чём именно говорил друг. Отложив письмо в сторону, он достал из сумки фотографию, на которой изрядно за это время прибавивший в росте Эдмунд ласково обнимал за плечи двух сестёр.

— Красавицы, — одобрительно кивнул Бак, любуясь девочками. — Младшая, смотрю, совсем ребёнок ещё. А вот старшенькая, хммм… — Рейн чуть подкрутил лихой чёрный ус. — Слушай, Пит. А может, познакомишь?

— Слюни подбери, — невозмутимо ответил старший из королей, забрав у лейтенанта фото. — Это тебе не местные фройляйн и мадемуазель, которых мы за шоколадки да сигареты снимаем, усёк?

— А что я? — деланно возмутился Бакстер, упирая руки в бока. — Может быть, я с самыми что ни на есть серьёзными намерениями! И потом. Ты что, собрался всех её ухажёров палкой отгонять? С такой заботой красавица рискует остаться старой девой!

— Так, — Питер демонстративно размял плечи, после чего хрустнул костяшками пальцев. — На выбор. В челюсть или в ухо?

— Ну вы и жмот, ваше капитанство! — не менее демонстративно обиделся Бак.

Однако острить насчёт сестёр на сегодня перестал. Слишком хорошо знал, что капитану его прозвище «Бешеный»⁽³⁾ дано вполне себе за дело. А конкретно — за любовь к выходу на сверхблизкие дистанции и походам в штыковую.

Правда, был здесь и ещё один нюанс. «Бешеным» его звали официально, для вышестоящего начальства. Среди солдат и старых друзей, оставшихся с памятного пляжа, прозвище звучало несколько по иному. А именно — е…тый псих⁽⁴⁾.

* * *

— Это…

— Какого …ра?

— Господин полковник? Питер? — загорелое, обветренное лицо Рейна сейчас даже слегка побледнело. А затем — уже и не слегка.

Да и остальные… выглядели несильно лучше. И это — парни, которые сражались с самого начала высадки в Нормандии! Переведя на реалии Нарнии — самая настоящая королевская гвардия. Но сейчас — и они отступили на пару шагов, в лёгком изумлении осматриваясь и взирая на настоящее царство смерти, что разверзлось перед их ногами подобно адским вратам.

Бешеный и сам на мгновение прикрыл глаза, глубоко вздыхая и сглатывая мерзкий скользкий ком, подступивший к горлу. После чего, резко, решительно выдохнув и взяв себя в руки, с величайшей осторожностью поднял на руки замершую у его ног девчонку лет пяти-шести. Прижал лбом к плечу, позволив ребёнку доверчиво уткнуться в руки освободителя.

Мелкая была худой, буквально кожа да кости. С коротким ёжиком полностью седых, пепельного цвета волос. Спина же, выглядывавшая из-под великоватой тюремной робы, представляла собой один сплошной рубец. Начиная с вырезанных свастик и заканчивая явными следами от прижигания сигаретами. Кое-где ранки ещё гноились.

Девчонка, словно набравшись храбрости, первая, как будто каким-то неведомым чутьём почуяв, что пришло спасение, кинулась едва ли не под ноги солдатам, которые первыми миновали ворота сдавшегося на милость победителя Дахау.

И откровенно говоря, кое-что во взгляде этой мелкой заставило жёсткого и прокуренного командира вздрогнуть. Даже отступить на шаг, прежде чем опустить руки к девочке.

Карие глаза, казавшиеся особенно большими на фоне исхудавшего лица, мерцали какой-то отчаянной, Питер даже сказал бы, потусторонней надеждой. Какой-то немыслимой для взрослого рационального сознания верой, что вот оно — спасение. Пришло, обветренное, прокуренное, с верным штык-ножом на поясе, револьвером в кобуре и винтовкой за плечом.

Такие глаза в своей жизни Бешеный видел только у одного-единственного человека. И только в одном конкретном случае.

Так Люси смотрела на Аслана в то мгновение, когда Великий Лев снова приходил на помощь своим подданным, спасая их в тот момент, когда все остальные средства уже были исчерпаны. Только вот у самого Пита, на которого был направлен этот взгляд, слегка засосало под ложечкой. Отчаянно захотелось курить, даром, что свежую пачку папирос только недавно вскрыл.

Странное. Жуткое ощущение. Неестественное. Неправильное. Не должны на человека, пусть и воина, пусть и защитника, смотреть так, будто он божество какое. На Питера в эту войну смотрели по-разному. В том числе — и мирные жители. С надеждой, со страхом, с ненавистью — особенно это касалось немцев и немок, по земле которой войска как союзников, так и Советов рвались к Берлину. Но вот так, как будто для этой маленькой чумазой малышки он и его товарищи были сейчас всем миром, творцом и спасителем в одном лице — никогда. И не нужно было этого.

И поневоле, будь он проклят, возникал вопрос.

Что должны были сделать хозяева этого места, чтобы на тех, кто пришёл вызволять узников, смотрели, как на спустившихся с небес ангелов с мечами наголо, пинками распахнувших врата ада?

Молча, осторожно прижимая к себе почти обескровленное тельце, полковник Пэвенси не спеша принялся за осмотр одного из первых, если не самого первого, концентрационного лагеря Третьего Рейха. Творению небезызвестного командующего «Мёртвой Головой»⁽⁵⁾, нашедшего свой билет прямиком к Таш на Восточном Фронте.

Что сказать… Зрелище было интересным. Проняло даже обычно хладнокровного Бешеного. Проняло так, что всю дорогу он не убирал пальцев с рукояти верного М-1905.

А ведь казалось бы — со времён открытия Второго Фронта он уже успел навидаться «прелестей» этого режима. Чай, не юная гимназистка. Довелось и видеть результаты работы SS. И своих ребят вытаскивать из их допросных. Так что представление, хотя бы теоретическое, о том, на что эти твари способны, Пит имел. И полностью одобрял негласное правило, соблюдавшееся как высадившимися в Нормандии союзниками, так и войсками Советов, которые поджимали фрицев с Востока. SS-овцам — никакой пощады. Даже после сдачи в плен и допроса, на котором они согласны сотрудничать.

Да и годы прошлой жизни в бытность королём Нарнии свою роль играли. Успел Питер посмотреть на то, что оставалось после нападений тварей, уцелевших после порождения Джадис. И речь сейчас вовсе не шла о каких-нибудь минотаврах, отличавшихся от тех же фавнов и кентавров, сражавшихся на стороне Аслана, только куда более могучими мышцами да соразмерной воинственностью. Нет, минотавры, в отличие от некоторых других, ритуальными жертвоприношениями в жестокой форме не страдали. Так что посмотреть после них было на что. Да и про «художества» Тельмара в их последнее путешествие уцелевшие нарнийцы успели рассказать немало.

Однако здесь… стоило признать, немцы сумели и великую и ужасную Белую Колдунью, и потомков Каспиана Завоевателя выставить не более, чем мелкими хулиганами.

Пожалуй, особо долго взгляд старшего Пэвенси задержался на лаборатории, в которой нацисты проводили эксперименты над «добровольцами» из числа пленников Дахау. Разумеется, многие из них, похоже, совершались без анестезии.

В гробовом молчании Питер вынес свернувшуюся у него на руках девочку из лагеря. Отнёс в лазарет. Первую помощь окажут, а там, если повезёт… и родителей можно будет найти. Впрочем, с этим была проблема. Когда мелкая выбежала навстречу освободителям, ни один из взрослых пленников не бросился её останавливать. Не подошел её забрать. Что, разумеется, навевало на определённые мысли.

Но… ладно. Хватит. Не сейчас. О бросившейся под ноги узнице он подумает немного потом. Сейчас… ещё остались кое-какие дела, которые детским глазам и ушам лучше не видеть. А вот взрослые пленники лагеря смерти, вполне возможно, увидеть вполне захотят.

— Полковник? — Рейн вытянулся в струнку, отдав честь, когда заметил приближение командира.

— Идём, Рейн, — Питер на мгновение посмотрел другу в глаза. Тот всё понял без дополнительных пояснений, криво усмехнувшись.

Пальцы бывшего Верховного Короля сомкнулись на рукояти штык-меча.

За то, что произошло в тот день после, под суд так никого и не отдали.

* * *

— Ты как, малышка?

Когда всё, наконец, закончилось, Питер зашёл под навес, служивший их полку лазаретом. Неожиданная находка с седыми волосами уже проснулась, забившись на кровать в самом дальнем углу, и мрачно уплетала бульон из солдатских консервов, из данной какой-то доброй душой жестяной миски. Что же. Учитывая истощение, возможно, не самая здоровая для неё еда… но чем богаты. Во всяком случае, бульон явно процедили, чтобы там не было ничего лишнего. Так что с непривычки живот заболеть вроде не должен. Вроде бы…

Однако завидев не спеша идущего к ней полковника, Мелкая мгновенно оставила своё импровизированное убежище. Карие глаза опять вспыхнули, как и тогда, во время первой встречи.

Отложив миску с угощением, маленькая узница Дахау стрелой бросилась под ноги Бешеного, смотря сверху-вниз. Так, словно этот не особо улыбчивый полковник, с сединой на висках и короткой золотисто-рыжей стрижкой, был не иначе как посланцем небес.

Питер вновь почувствовал неловкость от этого взгляда.

— Ну, ну. Ты чего, — он опустился на уровень её взгляда, внимательно продолжая следить за каждым её движением и постаравшись мягко отстранить девочку от себя. Та не двигалась, по-прежнему цепляясь за свою мягкую игрушку в виде его руки. И улыбаясь. Так… чисто. Непосредственно. Как Люси, когда была ещё в её возрасте.

Дьявол. И почему ему в голову сейчас одна за другой приходили именно такие ассоциации? Вот что с ней делать, спрашивалось? По-хорошему, стоило постараться найти её родственников или знакомых среди пленников. А если таковых не найдётся — определить к остальным детям. В приют, или ещё куда.

— Как тебя зовут? — Пэвенси произнёс устало, думая, как ему лучше поступить.

Мелкая явно не поняла вопроса. Склонила голову набок, продолжая наблюдать за солдатом.

— Питер, — полковник указал пальцами на себя. После чего перевёл руку на девочку. — А ты?

— Поль!

— М?

— Поль. Полина⁽⁶⁾, — она приложила ладонь к носу, помахав ручкой.

Вот же…

А Питер, к своему стыду, только сейчас заметил, что у девочки на правой руке не доставало двух пальцев. Безымянного и мизинца. По счастью, полковой врач приметил это куда быстрее, перевязав и, судя по всему, обработав ранение.

* * *

— Ну что? — Питер поднял глаза на вошедшего к нему Барнса. Чёрный Сэм и Бакстер уже ожидали возле него.

— А, — майор поморщился, махнув рукой. — Ничего. Родители, похоже, до нашего прихода не дожили. А больше родственников среди пленников у мелкой не было. С другой стороны, она и приехала не сказать, чтобы с семьёй.

— Откуда хоть, получилось выяснить? — хмуро взглянул на подчинённого Пэвенси.

— Судя по всему — с востока. То ли из Польши, то ли вообще с территорий Союза. Во всяком случае, приехала она в лагерь вместе с группой офицеров из красных. Не удивлюсь, если вместе с ними её и взяли.

— Мда уж, — тёмные складки на лбу Сэма стали ещё глубже. — И что нам с ней делать? Вряд ли за ней кто-то придёт. А отправлять её к остальным сиротам — сколько мы их во время войны встречали? — боюсь, не выживет.

— Ну, — Питер прикусил губу. Серые глаза на мгновение закрылись, словно их обладатель замер перед принятием решения. После чего он произнёс. — Пока оставим её у нас. В расположении полка ей более-менее безопасно. Кто-то из наших не обидит. Тем более, что эта война уже движется к завершению.

— Дочь Полка? — глаза Бака, давно уже ставшего подполковником, проницательно сощурились. — Ну… до конца войны решения неплохое. А дальше куда?

— Я заберу, — решительно, уже без сомнений, произнёс бывший король Нарнии.

Он отправился на эту войну, чтобы исправить ошибки в собственных глазах? Снова стать защитником, раз уж правителем не светило? Вот тебе судьба бросала возможность в лицо. Бросала под ноги в виде бросившейся навстречу спасителям малютки, что смотрела, словно маленькая Люси на Великого Льва. На рыцаря из сказок. Бери и защищай, как и должно тому, кто когда-то сидел на троне Кэр Параваля.

В конце концов… да, на этой войне нет Аслана. Но есть они, люди. Возможно, не такие могущественные, как Лев Нарнии, иногда жестокие, порой грешные. Но порой — не менее готовые прикрывать своей грудью тех, кто пострадал от этой войны. И раз уж ему так толсто на это намекнули, было бы полным невежеством проигнорировать подобное указание.

* * *

— За победу, товарищи! — Ярослав поднял кружку, доверху наполненную спиртным.

Как ни старались за время их знакомства ребята из полка Питера перевести это вычурное имя на английский манер, получалась какая-то нелепица. Так что однополчанам ничего не оставалось, кроме как называть советского танкиста на славянский манер.

— За победу!!! — бойцы антигитлеровской коалиции, и воевавшие на восточном фронте, и те, кто пришёл с Нормандии, в том числе его собственные сослуживцы, дружно сдвинули чаши с самым разнообразным алкоголем. От местного пива до привезённого с собой на праздник неразбавленного спирта. Русские, французы, американцы, чехи, поляки… Люди самым натуральным образом надирались в обнимку друг с другом, спуская напряжение не последних дней даже — хотя последние штурмы выдались необыкновенно тяжёлыми — долгих лет войны. Пожалуй, на сегодняшний момент — самой страшной войны в истории человека. Так её прозвали. И видя то, что всё наконец завершилось — солдаты Красной и Союзной армий просто позволяли себе выпустить пар. Во всех смыслах этого слова. Чего уж там. Бешеный Полковник и сам опрокинул кружку другую с друзьями и, разумеется, с товарищами. Сегодня любая субординация на время была отброшена в сторону. Все были равны.

Впрочем, самому Великолепному сейчас продолжения бурной пьянки не хотелось. Настроение было больше… усталое, что ли. Он на самом деле устал за этот круговорот почти что непрерывных боев. Хотелось скорее подумать и поговорить, чем пить. Тем более что совсем скоро вполне могла прийти Поль и утащить его обратно, в круговорот праздника.

Впрочем, один собеседник для подобного времяпрепровождения у него в последнее время однозначно появился.

Мельком взглянув в сторону, где находилась поверженная столица Рейха (как Питер и его однополчане ни старались, как ни рвались вперёд — увы, но их друзья-соперники успели водрузить своё знамя над павшим Рейхстагом раньше), бывший Верховный Король присел на обломок бронетранспортёра, украшенного немецким крестом. Сидевшая рядом девушка была практически ровесницей его нынешнего тела (быть может, на год старше, не больше). Она слегка качнула головой в знак приветствия, поправив угольно-чёрные волосы, заплетённые в тугую косу, перекинутую через плечо. Чёрные глаза советской лётчицы, в купе с остальной внешностью, а также сухопарой, подтянутой фигурой, делавшие её чем-то похожей на испанку, смотрели вверх. В небеса, которые она привыкла рассекать в кабине своей крылатой машины. Но, похоже, редко когда ей удавалось вот так, не спеша, смотреть на нить снизу.

Впрочем, это касалось не её одну. В последнее время все они больше приникали к земле, чем смотрели в небеса. Больше, как-то, способствовало выживанию.

— Устал? — Катарина (или Екатерина, как она называла себя сама. Или Катька, как её называли сослуживцы из числа красноармейцев) качнула кружкой, словно салютуя полковнику. В кружке этой, впрочем, была вода. Не одному Бешеному сейчас, похоже, не хотелось брать лишнего.

— Как и все мы, думаю.

— Да уж, — брюнетка поневоле фыркнула, сделав глоток. Чёрные глаза в задумчивости обернулись к глади реки, что сейчас казалась почти чёрной, словно воскрешая воспоминания. — Знаешь, Пит… А ведь когда мы только-только пересекли границу Германии, я ведь действительно думала, что постараюсь камня на камне не оставить от этой поганой страны. Что бомбами сотру всё здесь в порошок, выбью все стёкла, вытрясу из них всех душу бесконечными ночными тревогами. Я ведь правда рассчитывала именно на это. На…

— Возмездие, — губы Питера грустно улыбнулись. Он, когда-то сам обманувшийся похожим образом по отношению к Тельмару, надеявшийся избить его захватнический сапог полностью, тоже думал в таком ключе. Пока не понял, что… — А потом ты понимаешь, что устроить бразильский карнавал всем не получится. Нет, можно, конечно, попробовать. Но тогда стоит приготовиться к тому, что не слишком-то и много начнёт отделять тебя от нацистов, с которыми ты сражалась. Разве что то, что ты не пытаешь своих жертв. Да и то… сама знаешь. С некоторыми особо не церемонились ни наши, ни ваши.

— Да… да. Ты описал всё очень верно, — меланхолично, вымученно усмехнулась Катарина. — И вот я сейчас смотрю, думаю… и, чёрт возьми, не знаю, что я чувствую к этой стране. Вроде и хочется стереть тут всё к чертям. А вроде и понимаю, что просто устала до одури. Не знаю, что со мной.

Лётчица поставила жестяную кружку рядом со своими авиаторскими очками. Сложила было худощавые руки на коленях… однако ладонь была мягко перехвачена уверенной рукой. Рука эта не пыталась удержать девушку, нет. Скорее просто мягко пожала пальцы девушки, отпустив их мгновением позже.

— Поверь, это ощущение пройдёт, Кэт, — бывший Верховный Король Нарнии прикрыл глаза, вспоминая, как когда-то был в таком же состоянии. — Да, сейчас ты измотана, устала. Не знаешь, что делать дальше. Но неделя-другая… Отоспишься, придёшь в себя. И поймёшь, что эта война закончилась. А значит…

— Значит постепенно мы сможем вернуть всё, как было до Войны? Я бы… наверное, я бы хотела вернуться в училище. Доучиться на инженера, как и думала, пока не ушла добровольцем…

— И оставить небо позади? — в голосе полковника звучало лукавство. — А сможешь ли?

И вновь… как же это было похоже на его собственный путь. На его попытки как вернуть Старую Нарнию, потеснив Тельмар одним ударом, так и попытаться жить прежней жизнью, которая у Пэвенси была до входа в платяной шкаф.

Надо ли говорить, что ни то, ни другое по итогу не вышло? Бесполезно пытаться вернуть забытые в Нарнии фонарики. Можно только идти вперёд, чтобы собрать себе новые.

Катарина задумалась надолго, не меньше, чем минуты на три.

— Наверное, нет, — признала она после размышлений. — Небо… сложно его забыть. Оно въелось в кровь и под кожу. Не отдерёшь. Я не против совершенно была бы доучиться. Но… всё-таки хотела бы продолжать. Не обязательно в армии. Может и мирным пилотом. Но точно — в небе.

— Вот видишь, — Питер одобрительно кивнул, почувствовав, как чернявка устало положила ему голову на плечо. — Бесполезно пытаться гоняться за прошлым. Вернуть всё назад, как было, не выйдет при всём желании. Но… на руинах прошлого всегда можно создать что-то новое. Так, чтобы старые мотивы могли вплестись в новый узор.

— А что собираешься создать ты? — чёрные глаза обернулись к лицу Бешеного. — Каким ты себя видишь после того, как всё закончилось? Если уж возврата к прежнему, как ты говоришь, нет…

Ответить он не успел. Шум праздника их всё-таки настиг — в лице Поль вместе с Чёрным Сэмом, появившимися из-за угла. А если точнее, то девочка, одетая в сшитую под неё форму, собранную из запасного солдатского гардероба, смеясь, за обе щёки уплетала крендель.

— Кать! Смотри, что мы нашли у одной бабушки! — улыбаясь всё той же, чуть призрачной улыбкой и взглядом, что до сих пор заставлял бывшего короля чуть содрогаться, малышка протянула лётчице хлебобулочное изделие. — Крендель, настоящий! Вкусный! Такие только надзорщики в лагере трескали. Будешь?

* * *

Гулянки постепенно начали затихать. Уже ближе часам к трём-четырём ночи. Всё-таки, каким бы сильным ни было желание прошедших войну, боль и смерть людей праздновать окончание бойни, усталость последних дней брала своё.

Стоя на берегу Эльбы, чуть вдали от лагеря, Питер, наконец, вдохнул ночной воздух полной грудью.

Право, он не успел ответить на вопрос молодой лётчицы — Дочь Полка утащила девушка раньше. Катарина не смогла пройти мимо пережившего Дахау ребёнка.

Каким себя нового, после войны, видел он сам?

Что же… у Питера был ответ на этот вопрос. В конце концов, для того, отчасти, он на эту войну и отправился. Пересобрать и найти себя заново. Сплести вместе узоры защитника и воина, добавив к ним нечто новое. Не пытаясь больше держаться памятью за сладкий, но недосягаемый призрак Нарнии. Пусть страна Золотого Леса и была важной, крайне важной частью его жизни, и воспоминания о его старом королевстве будут продолжать греть его сердце — пора было признать. Время изменилось. Изменился и он сам, став тем, кем являлся сейчас.

Да будет так.

Серые глаза повернулись к северу. Туда, где холодным светом сияла полярная звезда. Ни малейшего облачка на небе. То, что надо.

Руки зачерпнули пригоршней воды из реки, обдавая лицо бывшего короля и действующего воина мириадами прохладных брызг.

— Не по чужой воле. Но по своей. Добровольно и осознанно. Именем Ясного Северного Неба, — тихо, но уверенно произнёс Питер фразу, сказанную когда-то Асланом в мгновение, когда на голову старшего Пэвенси возложили Верховную Корону. Но в его устах смысл был уже совершенно иным. — Полковник Питер Пэвенси Бешеный. Я сказал.

Звёзды, так и не упавшие с небес, услышали.

Поправив любимый М-1905, висевший на поясе, и плавно развернувшись, солдат отправился обратно. У него было ещё одно дело. Он обещал рассказать мелкой историю, прежде чем она уснёт.

Правда, обещание выполнить, к сожалению, он сегодня так и не смог. Поль уже сладко посапывала на кушетке, доверчиво прижавшись к груди задремавшей на той же самой кровати лётчицы.

Серые глаза полковника скользнули по тонкой фигурке Дочери Полка. Впрочем… уже не настолько тонкой и просвечивающей, как раньше. За то время, что мелкая была на попечении его ребят и самого Пэвенси, ей явно стало лучше. Хоть говорить понемногу стала. Да и чуть-чуть поправилась.

Шрамы на спине разве что… впрочем, ладно. Можно что-нибудь придумать. В конце концов, хирурги есть. Да и татуировщики порой чудеса искусства творить могут.

А вот то, что Катарина и Поль откровенно мило смотрелись вместе — это был неоспоримый факт.

Взгляд Бешеного потеплел. Позволив себе полюбоваться этой… семейной идиллией минуту, Пит, неслышно подойдя к кушетке, укрыл обоих одеялом, прежде чем выйти обратно, под принявшие новое обещание звёзды.

1) Fox Red — «Красный Лис». Историческое название сектора атаки. Лис, шпионивший за землями Колдуньи в пользу Аслана, был персонажем первого фильма.

Вернуться к тексту

2) в смысле, немцы

Вернуться к тексту

3) «frenzied»

Вернуться к тексту

4) «fucking crazy»

Вернуться к тексту

5) Речь идёт о обергруппенфюрере СС Теодоре Эйке

Вернуться к тексту

6) В английском языке есть идентичное этому имя. Но произносится оно по-другому. Мелкая же произнесла его на славянский манер.

Вернуться к тексту