Неблагодарный (джен)

Утро среды в конторе «Вестсон и партнёры» началось буднично. Сам мистер Вестсон прибыл на работу без четверти девять, Сомерсенд, Гриффитс и Хейн, другие солиситоры, работавшие под его началом, явились ровно за пять минут до начала дня и сразу же включились в дело. Офис наполнился привычным шумом бумаг, негромкими переговорами и трелями телефонных звонков, да деловито сновала туда-сюда миссис Рейнольдс, подготавливая переговорную и документы. Дадли явился на работу, как обычно, первым: пока шли каникулы, он старался любую свободную минуту проводить в офисе мистера Вестсона, слушать, запоминать и пытаться самому хоть немного разобраться в тех делах, что вели здешние юристы. Ему и так несказанно повезло, что его, зелёного девятнадцатилетнего пацана, ещё не получившего степень бакалавра, не имевшего связей, денег и опыта, взяли ассистентом в юридическую контору, когда иные выпускники Кингстона месяцами не могли пристроиться на стоящее место. Но не всё же Поттеру должны по жизни доставаться чудеса! Однажды должно было повезти и Дадли, и ему действительно повезло, что мистер Вестсон думал на перспективу, подыскивал себе работников из числа студентов заранее и из множества кандидатов обратил внимание именно на Дадли Дурсля.

— Мистер Дурсль, — миссис Рейнольдс вдруг остановилась возле его стола, — через полчаса подойдите к мистеру Вестсону.

Дадли посмотрел на мистера Хейна, чьим ассистентом и работал, но тот, похоже, тоже в первый раз слышал об этой встрече.

— Конечно, а могу я узнать, для чего?

— Мистер Вестсон не пояснил, но сказал, что ждёт вас одного.

После этих слов Дадли не на шутку струхнул. Если бы вопрос касался работы, мистер Вестсон позвал бы его вместе с мистером Хейном, всё-таки вести какие-то дела самостоятельно Дадли пока не поручали. Только бы его не решили уволить! Дадли очень нужно это место, этот бесценный опыт, который он ещё довольно долго нигде не смог бы получить. Другого подобного шанса нормально устроиться в жизни Дадли точно никогда не представится. За спинами однокурсников стояли их семьи, большей частью обеспеченные, реже — или не очень, но семьи. Дадли же при живых родителях с раннего детства вынужден был полагаться исключительно на себя. У него не было того, кто бы в трудное время начала самостоятельной жизни протянул бы руку помощи, поддержал финансово или хотя бы советом. О трудоустройство и протекции и вовсе речи не шло. Была прежде тётушка Мардж, но именно что «была»…

Несчастные полчаса, по ощущениям растянувшиеся на целые сутки, Дадли провёл, судорожно соображая, не наделал ли он ошибок в последних документах. Вроде бы нет, мистер Хейн всё перепроверял за Дадли и не бы позволил передать дальше в работу или клиентам что-то неправильное, ведь на кону стояла лицензия и репутация конторы. От самокопаний спокойнее не стало, и к моменту, когда настало время встречи, Дадли придумал целую дюжину причин, почему мистер Вестсон должен оставить его при конторе. Да если что, Дадли даже бесплатно согласен был трудиться, лишь бы не увольняли!

— Присаживайтесь, мистер Дурсль.

Начал мистер Гэри Вестсон, на первый взгляд, довольно дружелюбно, но Дадли немедленно всё испортил: во-первых, споткнулся о ковёр, а, во-вторых, садясь, неуклюже сдвинул кресло бедром и чуть не опрокинулся вместе с ним. Жутко покраснев, он опустил глаза на свои ладони. Они были все мокрые от пота и холодные — Норма, подруга Дика Джейсона, его одногруппника, утверждала, что это верный симптом того, что с сердцем что-то неладно. Дадли и сам подозревал, что унаследовал от отца этот недуг, и рад был бы вылечиться, избавившись тем самым от последнего напоминания о присутствии родителей в своей жизни, но всё упиралось в проклятые деньги.

— Мистер Дурсль, могу я называть вас Дадли? Вы ведь работаете у меня уже четыре месяца?

— Да, сэр. Четыре месяца и полторы недели, если быть точным, — ответил он, гадая, что же крылось за якобы невинным вопросом.

В одном Дадли был уверен: мистер Вестсон вокруг да около ходить не будет. Не такой он человек. Строгий, справедливый, сдержанный, не гонящийся за мишурой и показухой, прямолинейный. Даже конкуренты говорили, что он юрист от Бога, а ещё хороший бизнесмен, дальновидный и мудрый. Не чета отцу, конечно. Они и внешне были абсолютно непохожи: если отец, когда Дадли видел его в последний раз, стал грузен до неповоротливости, ходил с одышкой, красным и потным лицом и больше ругался, чем нормально разговаривал, то мистер Вестсон был сухопарым, жилистым, чего не скрывали безупречного кроя дорогие костюмы, полным энергии и одновременно готовым в любой момент сосредоточиться и включиться в решение какой-либо задачи. А уж чтобы мистер Вестсон хотя бы немного повысил голос — о таком не могло быть и речи. Наверное, даже миссис Рейнольдс не сумела бы припомнить подобного случая, а она работала у мистера Вестсона с момента основания конторы. Дадли понимал, что несколько идеализировал своего работодателя, по сути благодетеля, но ничего не мог с собой поделать.

— За это время вы показали себя надежным и исполнительным человеком, — мистер Вестсон, откинувшись на спинку кресла и сцепив пальцы в замок, внимательно посмотрел на Дадли. — Инициативным и думающим. Уверен, юрист из вас получится, что надо, когда доучитесь и наберётесь опыта.

— Спасибо, сэр! — у Дадли будто с плеч упала целая гора, и он невольно заулыбался: — Я... я очень стараюсь. Такой шанс, какой вы дали мне, не каждому выпадает, и поверьте, я вас не подведу.

— В этом я и не сомневаюсь. Мистер Хейн, миссис Рейнольдс очень хорошо о вас отзываются, а их мнение дорогого стоит, они видели много начинающих юристов на своём веку. Поэтому, Дадли, учитывая всё это, я и решил, что нам стоит сначала поговорить, прежде чем мне придётся дать ход одному делу.

Озадаченный и даже напуганный неприятным поворотом Дадли нахмурился. Какому делу? Кто-то подал против него иск или жалобу? Да кому Дадли нужен? Разве что университету, но деньги на обучение он вносил исправно, спасибо тётушке Мардж, царствие ей небесное, что даже после смерти заботилась о нём. Единственная из всех Дурслей.

Под пристальным, каким-то сканирующим взглядом мистера Вестсона очень хотелось поёжиться и ссутулиться, стать как можно меньше. Дадли же заставил себя продолжать сидеть прямо. Он должен показать мистеру Вестсону, что все похвалы, которые только что прозвучали в его адрес — не пустые слова.

— Скажите, Дадли, имя миссис Петуньи Дурсль вам о чём-нибудь говорит?

На Дадли вмиг дохнуло холодом, будто в очередной раз Поттер с дружками, раздев его чуть ли не донага, окунули в сугроб.

— Это моя мать, — проговорил он нехотя. Сказать слово «мама» не повернулся язык. Мамы не ведут себя так с сыновьями, как вела она.

Дадли замолчал, не зная, что делать. Почему мать разыскивала его? Про Дадли в доме на Тисовой улице вспоминали лишь тогда, когда нужно было сделать какую-нибудь грязную, муторную или тяжёлую работу, уборку или еду приготовить. После того, как Дадли исполнилось семнадцать, родители ясно дали понять, что он им не нужен ни в каком качестве, а сам Дадли тем более не искал с ними встречи. Пусть они и родители, лучше уж совсем одному, чем с такими.

— Она вам звонила? Но как она узнала, что я у вас работаю? Мы же три года не обща... — Дадли осёкся, поняв, что сболтнул лишнего. Красноречивый взгляд мистера Вестсона яснее слов говорил, что тот оговорку заметил и, более того, вспомнил, что Дадли говорил по этому поводу на собеседовании. — Ради Бога, мистер Вестсон, вы не подумайте, я не врал! То есть, я побоялся сказать правду, не знал, как вы отнесётесь. Мои родители... у нас всё очень сложно.

— Я заметил. Если бы этот разговор случился через пару дней после вашего прихода к нам, Дадли, я бы ваши оправдания и слушать не стал.

— Простите, сэр... — Дадли опустил голову.

Всё было ясно. О хорошем отношении мистера Вестсона можно забыть, он не простит откровенного вранья. Какое вообще может быть доверие работнику, который начал со лжи? Чёрт же дёрнул тогда Дадли сказать, что его родители живут в маленьком, погибающем городке Коукворт, что он приехал в Лондон за лучшей жизнью и, конечно же, регулярно поддерживает деньгами своих стариков! А что было бы лучше вывалить на потенциального работодателю всю правду?! Что родители искренне считали, будто Дадли в чём-то смертельно провинился перед ними должен был искупать вину до конца своих дней? Что он был для них лишним, ненужным, а свою любовь и заботу мать с отцом щедро дарили проклятому Поттеру? Что Дадли на последнем году обучения в школе вообще сказано было не возвращаться домой? Стал бы мистер Вестсон слушать его или взял бы к себе в контору кандидата с более приличным прошлым? Ответ очевиден.

— Миссис Дурсль обратилась за консультацией. Она хочет, насколько я понял, подать два иска против своих сыновей.

— Иск? Против меня? Да за что?! — вспылил он, просто оторопев от материной наглости. — Мало ей всего того, что было?!

Его обуяла злость. Да сколько ещё родители будут портить Дадли жизнь? Из-за них, из-за их нездорового преклонения перед Поттером и деньгами у Дадли не было нормального детства и друзей, он чудом закончил школу с приличными оценками и сдал A-levels на достаточном для университета уровне. То, что он жил сейчас в Лондоне, работал в юридической конторе и в будущем готовился стать солиситором, — заслуга тётушки Мардж и самого Дадли. Ну, возможно, благодаря родительскому «воспитанию» он научился самостоятельности, умению (или заработал себе головную боль, это ещё как посмотреть) никому не доверять и приобрёл стойкое нежелание заводить свою собственную семью. Но за это отец с матерью не заслуживали благодарности.

— В любом конфликте следует, если есть возможность, выслушать обе стороны, тем более, речь идёт о моём сотруднике. Поэтому я решил, что можно закрыть глаза на некоторую неэтичность моего поступка, — всё-таки я разглашаю тайну клиента, — и сначала поговорить с вами, — мистер Вестсон немного помолчал, дождался, когда Дадли взглянет на него, и улыбнулся. Краешками губ, но улыбнулся и, кажется, одобрительно.

Однако такое его решение не воодушевляло. Оно, прежде всего, означало, что Дадли придётся вновь окунуться в воспоминания о тех годах жизни, которые он стремился забыть, придётся раскрыть душу перед посторонним человеком и, похоже, встретиться лицом к лицу с родителями. Ни к чему подобному Дадли не был готов. Он всего лишь хотел учиться и работать, стать бакалавром, пройти курсы солиситоров и твёрдо встать на ноги, никому не быть должным и не зависеть ни от родственников, ни от друзей (которых по-настоящему и не имел). Не вспоминать ни про родителей, ни про проклятого Поттера — ни про кого из Литтл Уингинга! А не прошло и пяти лет, как прошлое его нагнало, и… Дадли не представлял с какими последствиями. Хотя нет, представлял. Если он правильно понял мистера Вестсона, мать собиралась судиться ещё и с Поттером. Значит, богатый племянничек оставил Дурслей без обещанного богатого возмещения. Ну-ну. Не удержавшись, Дадли ухмыльнулся. Да, речь шла о его родителях, однако они получили то, чего заслуживали.

— Это долгая и не очень красивая история, мистер Вестсон.

— Ничего, я готов. Я назначил встречу миссис Дурсль на одиннадцать часов завтра. Как видите, времени достаточно. Итак?

Собираясь с мыслями, Дадли несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. Он не делился подробностями своего детства ни с кем: ни с школьным психологом (миссис Уотни и рассказывать ничего не требовалось, она сама волшебным образом всё узнавала и понимала), ни с учителями, ни со первыми приятелями, которые появились у Дадли лишь после поступления в Кингстонский университет. По затылку, спине побежали мурашки, а в ушах явственно, будто мать уже находилась здесь, в этом кабинете, зазвучал её голос — пронзительный, вечно полный недовольства, предвещающий новое задание по дому, наказание или приказ убираться в чулан, потому что Дадли своим видом опять надоел замечательному Гарричке…

— Взаимоотношения? — пробормотал он сквозь сжатые зубы. — Да нет у нас на самом деле никаких взаимоотношений. По крови я у родителей единственный сын, но, сколько я помню, с нами всегда жил племянник матери. Мы ровесники, родители усыновили его официально. Его вроде как подбросили нам домой, когда мамина сестра, то есть, его мать и моя тётя, умерла.

— Как это — подбросили? Подбрасывают щенков или котят, но не людей.

— Мать с отцом всегда говорили об этом именно так, а я не спрашивал. Мне вообще безопаснее было как можно меньше открывать рот.

Мистер Вестсон нахмурился, не понимая, а Дадли вновь горько вздохнул. Забыл он, что, рассказывая, нужно не проговориться, что Поттер — чёртов волшебник. Кузен, конечно, и без колдовских сил был той ещё сволочью, эгоистичной, завистливой и неуправляемой, но из-за его принадлежности к миру ненормальных магов вокруг семьи Дурслей происходили порой такие события, которые обычного человека шокировали бы до глубины души. Раньше, когда Дадли был младше, он даже верил, что родители боготворили племянника, потому что волшебники их заколдовали. Как в какой-нибудь сказке — взмахнули волшебной палочкой, и вуаля, мистер и миссис Дурсль любят Гарри Поттера куда больше родного отпрыска. Дадли давно уже избавился от подобной иллюзии. Ему тем болезненнее было вспоминать отца с матерью и жизнь с ними, что они осознанно сделали выбор — заботиться о племяннике, наплевав на сына.

— Мистер Вестсон, для родителей главным был мой кузен, а не я. Я не жалуюсь, и я не эгоист, — добавил он, видя, что мужчина готов что-то сказать, — это замечательно, когда люди берут на воспитание детей-сирот. Но мои родители довели всё до крайности. Их не волновало, что со мной, им было важно исключительно счастье Гарри.

Кажется, Дадли было лет пять, когда он начал осознавать, что что-то неправильное происходило в их семье. Точно, только-только пять исполнилось, они с Поттером ещё не ходили в школу. До того его особо не беспокоило, что у кузена в изобилии имелись лучшие игрушки, самые красивые и яркие одёжки, а любое его требование исполнялось по первому же крику — разговаривать спокойно и просить Поттер будто и не умел вовсе. Ну, доставались кузену новые вещички и сладости, ну, донашивал Дадли за ним одежду (сильно большую или безвозвратно испорченную) и ел не три раза в день, а реже, но так всегда у них было принято. Дадли думал, что иначе и не живут. Тем более, что, как любил повторять Дадли отец, по всяким важным бумажкам Гарри приходился ему самым что ни на есть настоящим братом, а им с матерью — сыном. Лишь когда на Тисовую улицу переехал Пирс Полкисс с родителями, и оба младших Дурсля стали общаться с ним, Полкисс после нескольких дней знакомства без обиняков спросил:

— Дадс, так это ты, что ли, приёмный?

Что означало «приёмный», Дадли тогда не знал, Гарри тоже, и Полкисс объяснил, как мог, но все втроём они так и не разобрались, почему же, если Дадли родной сын, а Гарри только племянник, всё лучшее достаётся ему. Полкисс несильно над этим вопросом заморачивался: они с Поттером быстро нашли общий язык и вскоре гоняли Дадли (с комплекцией Поттера это должно было быть трудно, но от азарта у кузена просыпались и ловкость, и проворство) на пару. Дадли же промучился, не зная, как подступиться к родителям с этим вопросом, несколько недель, а когда всё-таки отважился подойти к отцу, тот разозлился и надрал Дадли уши. Ещё сказал, что Дадли должен благодарить, что его кормят, поят и одевают, ведь ему, жалкому и никчёмному нытику, ничего в жизни не светит, это Поттер — их с матерью единственная надежда на достойную старость. Было очень больно, обидно и страшно. Почему отец — тогда ещё папа — считал Дадли никчёмным и нытиком? Почему твёрдо верил, что он ничего не добьётся? Ответы на эти жуткие для любого ребёнка, осознававшего постепенно, что родители его не любят, вопросы пришли много позже, а в тот период он долго плакал ночами в подушку и думал, что лучше бы и вправду отец сказал, что Дадли им с матерью неродной.

С того дня жизнь медленно, но верно стала превращаться в ад. Дадли лишился собственной комнаты: она потребовалась кузену, чтобы хранить там старые, ненужные или сломанные игрушки и вещи. Почему-то, хотя у Поттера было практически всё, даже самые дорогостоящие новинки, он не желал расставаться ни с одной вещью из тех, которыми уже перестал пользоваться. Прежде машинки без колёс, кораблики с трещинами в корпусе или солдатики с погнутыми или отломанными конечностями иногда перепадали Дадли, но потом на кузена что-то нашло, и он наотрез отказался передавать своё старьё или выбрасывать. В итоге Дадли переселился в пыльный и крошечный чулан, с тоской вспоминая светлую спальню на втором этаже. Его нехитрые вещички легко уместились под лестницей, их и было-то немного: кузен жадничал вовсю и одежду, в которую, регулярно толстея, уже не влезал, пачкал или нарочно разрезал. А мать закрывала глаза, что у футболок, рубашек и штанов Дадли были неотстирываемые пятна или прорехи самых разных размеров, а обувь, перешедшая ему от кузена, грозилась в любой момент оставить подошву где-то на асфальте. Одежду за Поттером Дадли донашивал до тех пор, пока она буквально не разваливалась.

Потом, чтобы «у этого никчёмного паршивца было меньше времени придумывать всякую чушь», как выразился отец, на Дадли сгрузили почти всю домашнюю работу. Поттер понятия не имел, как включается пылесос или как приготовить на четверых классический завтрак, Полкисс если и помогал матери мыть посуду, то в лучшем случае раз в месяц, а Дадли еженедельно делал полную влажную уборку всего их дома, каждый день готовил завтрак, помогал матери с обедом, мыл отцовскую машину, облагораживал цветочные клумбы на заднем дворе и лужайку перед домом и ещё многое, многое другое. Ему, конечно, поручили всё это не сразу, а глупый Дадли поначалу даже радовался: думал, что родители всё-таки любят его, раз доверяют такие важные, как ему тогда казалось, дела. Осознание, как жестоко он ошибся, пришло к Дадли быстро, как только за ошибки, некачественную или несделанную вовремя работу его стали лишать еды, по несколько дней запирать в чулане, а к обращению «никчёмный паршивец» добавилось ещё и уточнение «косорукий». Поттер не мог остаться в стороне, он вредничал, как мог: бил тарелки, стоило Дадли отвлечься на кухне, менял сахар в сахарнице на соль, а содержимое солонки на стиральный порошок и мерзко хихикал, когда Дадли подавал родителям посоленный кофе или заведомо несъедобные сэндвичи. Один раз кузен стащил материну краску для волос и весь бутылёк залил в стиральную машинку, куда Дадли до этого загрузил постельное бельё. Разумеется, оно оказалось безнадёжно испорчено и в итоге отправилось в мусорное ведро. Мать проплакала весь вечер, а отец впервые взялся за ремень, и Дадли напрасно старался убедить их обоих, что не виноват. Его не послушали, как, впрочем, и всегда. Отец только добавил за то, что Дадли якобы пытался свалить вину на кузена.

Поначалу рассказывать всё это незнакомому человеку, в то же время проживая заново в своей голове и сердце, было тягостнее некуда. Дадли силой заставлял себя говорить, чуть ли не по слову выдавливал. Несмотря на собственную браваду и желание ни от кого не зависеть, обида на родителей ещё жила в его душе. Дадли, наверное, даже позлорадствовал бы над провалом их плана обогатиться на Поттере. Но чем дальше он углублялся в перипетии жизни на Тисой улице, тем... нет, не легче становилось, слишком сильны были чувства, чтобы исчезнуть после того, как Дадли их проговорил. А спокойнее — да. За время сосуществования с Поттером Дадли привык, что его мысли и чувства никому неинтересны. Вряд ли тот же мистер Вестсон был исключением, но он всё-таки слушал внимательно, а вопросы задавал ненавязчиво и аккуратно, и если ему что и не нравилось в рассказе, то он благоразумно держал это при себе. Наверное, делясь подробностями своей жизни с кем-то другим, Дадли давно бы уже сгорел от стыда за горе-родителей, но мистер Вестсон ни словом, ни взглядом или мимикой не дал понять, что Дадли Дурслю с его историей не место среди нормальных, уважаемых людей.

— Потом мы оба поступили в младшую школу. Кузену купили всё новое, с иголочки, одних портфелей штуки три, по-моему, — вспоминал он, то и дело передёргиваясь. Картинки, возникавшие в памяти, вызывали отвращение вплоть до тошноты. — Учебники, тетрадки, пенал, карандаши… а мне мать рюкзак и книги принесла из лавки старьёвщика, по-моему, даже не разбираясь, подойдёт или нет. Зря она тогда перед племянником танцевала, — Дадли криво усмехнулся, — он, когда узнал, что придётся каждый заниматься и делать уроки, такую ей истерику закатил!

Их дом, кажется, еле устоял. Соседи с другого конца Тисовой даже полицию вызвали — подумали, что ребёнка убивают. Родителям пришлось разбираться с прибывшим констеблем, что не прибавило им настроения, и потому Дадли получил двойное, если не тройное наказание. Впервые он оказался заперт в чулане на целую неделю и просидел бы там, наверное, ещё дольше, но наступило первое сентября.

А с началом учёбы у Дадли добавилось много новых причин вызывать недовольство у кузена и, соответственно, родителей. Учиться Поттер не полюбил, уроки отсиживал кое-как, частенько сбегал, и учителя постоянно жаловались на него. Мать ходила в школу, но не для того, чтобы как-то повлиять на Поттера, нет. Дадли как-то случайно стал свидетелем, как она методично доказывала очередной учительнице, что её сынок Гарри — замечательный, золотой ребёнок, просто их школа никак не может найти к нему подход. Во втором классе, освоившись, Поттер вместе с Полкиссом сколотил маленькую банду и начал наводить свои порядки, окончательно наплевав на оценки по поведению и другим предметам. Впрочем, пренебрежение к отметкам закончилось у него в тот же миг, когда не выяснилось, что табель у Дадли во много раз лучше. Не сплошь «А», «В» и «С» тоже проскакивали, но редко. Дадли старался, думая, что хорошей учёбой заслужит уважение и любовь родителей… а заслужил очередной скандал, порку и понимание, что он не имел права учиться лучше Поттера. «Выбить из головы дурь» сразу у отца в этот раз не вышло: Дадли ещё довольно долго получал хорошие оценки и выполнял домашние задания, несмотря на нехватку свободного времени и то, что вредина Поттер периодически крал, портил и прятал его учебники. Учился он хорошо не потому, что сообразил, как важно образование для его будущего; нет, в то время Дадли о подобных вещах и помыслить не мог, слишком мал был. Просто учителя в младшей школе «Уингинг старз» хвалили его за поведение и знания, ставили в пример другим ребятам. А то, что за это потом приходилось расплачиваться пинками и тычками от Поттера и его компании… Дадли старался по максимуму избегать кузена с его дружками. В драке он бы против них не выстоял, даже против одного Поттера: тот был упитанным, плотным, с крупными кулаками, которыми с детства махал умело и очень больно, а когда родители оплатили ему дорогостоящую операцию по исправлению зрения, кузена вообще стало не остановить. Дадли же рос худым и слабым, в обносках Поттера и вовсе казался тощим доходягой, которого не кормили с месяц или больше. Ну, по сравнению с кузеном, его и правда не кормили, платить за обеды в школе мать сочла непозволительной роскошью. Хотя нет, она с огромным удовольствием обеспечила бы горячим питанием Гарри, но тогда бы возникли вопросы, почему Дурсли, обладавшие достатком, оплатили еду в школе только для одного из мальчиков.

Вскоре Дадли при всём своём желании не смог учиться на одни «А» и «В». Старания родителей, самого Поттера и соседей не прошли даром, и слухи, что у Дурслей один из детей приличный сын, а второй, племянник, которого пригрели из милости, — ужасный хулиган и бездельник, достигли и школы. В классе Дадли и Поттера сменился куратор, и новенькая наставница, миссис Лейн, прислушивалась уже к мнению миссис Дурсль, а не делала выводы из собственных наблюдений. Так и повелось до самого окончания младшей школы. Шишки за все шалости и каверзы Поттера, многие из которых были далеко не безобидными, сыпались на голову Дадли не только дома. Учителя, даже те, которые не вели уроки у его класса, всегда смотрели с подозрением, ожидая очередную пакость. Ребятам запрещали дружить с «этим ужасным Дурслем», а желавших рискнуть и нарушить запрет не находилось — ведь пришлось бы противостоять Гарри и его компанией. Одно время Дадли пытался добиться справедливости: доказывал миссис Лейн, что не мог разбить окно, потому что его в то время вообще в библиотеке не было, а матери Рика Гордона — что это не он толкнул Рика и сломал ему ключицу, — только заканчивались все попытки одинаково. Образ «хулигана Дадли Дурсля» крепко засел в чужих головах, мешая взрослым увидеть, что сил у этого тощего, бледного и жалкого мальчишки с вечно голодным взглядом из-под свисавшей на глаза чёлки вряд ли бы хватило, чтобы кого-то ударить.

— Постойте, Дадли, — медленно проговорил мистер Вестсон, морща лоб. Дадли взглянул на него с благодарностью, обрадованный такой передышке. Каждое событие, что он вспоминал, тянуло за собой множество других, и Дадли будто снова очутился в Литтл Уингинге, в младшей школе, когда он был ужасно бесправным и одновременно ещё надеявшимся, что ему как-нибудь удастся урвать кусок родительской любви, целиком и полностью предназначавшейся Поттеру. — Кое-что не сходится. Если вы говорите, вашим родителям важно было выглядеть в глазах других, то зачем им создавать вам славу ужасного ребёнка? Неужели никого это не смущало?

— Не смущало, сэр. Кузена ведь усыновили и всем представляли как сына, Гарри Дурсля. Конечно, люди слышали, что в нашей семье есть усыновлённый ребёнок, племянник, но далеко не всегда всплывало, что этим ребёнком был Гарри. Вот если нам доводилось знакомиться с кем-то новым, тогда да, люди удивлялись и даже больше, путали нас с кузеном.

Таких путаниц случалось много, но Дадли больше других запомнилось, как от волшебников прибыл косматый великан, лесник из школы, забирать Поттера. Кузен не оценил новость, что он — колдун, что ему нужно куда-то ехать и учиться ещё и там, поэтому родителям, питавшим огромные надежды, что Поттер радостно воссоединится с волшебным миром, пришлось пойти у него на поводу и попытаться избежать Хо… той школы, в общем. Дошло до того, что они проехали несколько графств, добрались до моря и даже заночевали на каком-то островке, внутри полузаброшенного маяка. Это жутковатое путешествие с ночёвкой пришлось как раз на день рождения Поттера, и тот ныл, орал и лез с кулаками к матери с отцом больше обычного, потому что вместо праздника с кучей сладостей и ещё большей кучей подарком получил пакетик чипсов и бутылку колы. Дадли молчал: его дни рождения не праздновались вовсе, а подарки ему дарили даже не символические, а издевательские — непарный носок, половину книжки без обложки и всё в таком духе. Великан ввалился к ним ровно в полночь, принёс с собой жутко помятый торт имениннику и столь же помятое письмо-приглашение в волшебную школу. Вот только вручить он всё это попытался Дадли, а не Поттеру, и убедить его в ошибке удалось, лишь когда Поттер шрам показал. И то, верзила очень долго сомневался и присматривался к Дадли и Поттеру. Под конец Дадли даже стало жалко его. Великан почему-то был уверен, что Поттеру у родственников живется несладко, и его, можно сказать, отправили на спасение несчастного ребёнка. Однако, на самом деле, это от Поттера нужно было спасать людей, если кузену кто не понравился. А жуткий, дурно пахнущий и мямлящий великан Поттеру пришёлся совсем не по вкусу, о чём он тогда объявил, не стесняясь в выражениях.

— Всё равно не понимаю. Не вижу никакого очевидного мотива у ваших родителей так себя вести.

— Я разве не сказал? Простите, сэр. Деньги.

— Снова деньги, — поморщился мистер Вестсон. Его реакция Дадли ничуть не удивила. Именно эту причину чаще всего слышали в конторе от очередного клиента. — Полагаю, неприлично большие?

— Да, более чем. Сестра матери вышла замуж за очень богатого ма... мужчину, и Поттер должен был получить всё после совершеннолетия. Родители, когда узнали, решили, что им выпал счастливый билет, что если они будут для Поттера самыми лучшими, любящими и безотказными родственниками, то он их потом деньгами и отблагодарит.

Итог авантюры был печален и закономерен. Дадли стукнуло одиннадцать, когда мать в сердцах выдала, что от такого, как он, помощи в старости не дождёшься, а вот Гарри о них обязательно позаботится, он ведь богат. Да Дадли и сам дураком не был, несмотря на теснившиеся в табеле оценки, многое к тому времени успел сообразить по родительским оговоркам и тому, как они расписывали Поттеру прекрасный волшебный мир и всячески намекали, что он хороший мальчик и, конечно, не бросит их, свою семью. Дадли не понимал другого: как можно быть настолько слепым и глупым, чтобы думать, будто такой эгоист, как Поттер, вообще знает слово «благодарность». И, тем более, с деньгами расстанется! Лично Дадли осознал всё ещё в свои одиннадцать, но что-либо объяснять родителям не стал, только с тётушкой Мардж поделился. Она попыталась донести эту простую истину до брата, однако, увы, не преуспела.

Похоже, дела у родителей совсем плохи, раз мать дошла до того, чтобы судиться с ним и Поттером. Дадли прислушался к себе: жалости он не испытывал, сочувствия — ещё чего не хватало! Были злость, страх и жуткая неуверенность от того, во что обойдётся эта стычка. А Дадли только начал считать, что в его жизни наступила наконец белая полоса.

Задумавшийся мистер Вестсон внезапно хлопнул рукой по столу и, поддавшись вперёд, громко спросил:

— Поттер? Я правильно услышал, Дадли, вы сказали «Поттер»?

— Эээ… да, сэр.

— А до того вы говорили «Гарри»... Так ваш двоюродный брат — Мальчик-Который-Выжил?

Ошеломлённый Дадли уставился на своего руководителя во все глаза. Никто не называл так Поттера, кроме волшебников, — тот сам хвастался, что слыл у них национальным героем чуть ли не с рождения. Мистер Вестсон никак не мог это узнать, если только...

— Вы маг? — спросил он, похолодев.

— Сквиб. Родился в волшебной семье, но в семь лет, когда стало ясно, что колдовать я не смогу, меня отдали обычным людям, — мистер Вестсон ненадолго умолк, а на его лицо скользнула тень. — В свете нынешних реалий магического мира, можно сказать, что спасли, хотя в тот момент я так не думал, — добавил он загадочно, а Дадли побоялся спрашивать.

Для него уже открывшейся правды было чересчур. Мистер Вестсон знал про колдовство! Он практически волшебник! Волшебники… Дадли затрясло, руки мгновенно вновь похолодели и покрылись липким потом, а горло будто перекрыло невидимой силой — он силился сделать вдох, но вместо этого лишь издавал сиплый свист. В какой-то миг в руке возник стакан водой, которую Дадли заставили выпить — он запомнил только то, что зубы клацнули о холодное стекло и что вода казалась ледяной. Как бы то ни было, это помогло. Выронив стакан, Дадли безвольно растёкся на кресле, мелко и часто дыша, как после нырка.

— Извините, Дадли, я не предполагал, что вы так отреагируете, — повинился мистер Вестсон. — Встречи с волшебниками для вас плохо заканчивались, как я понимаю.

— Ещё как, — прохрипел Дадли.

Перед его мысленным взором пролетел седовласый старик в балахоне в звёздочку, пришедший побеседовать с родителями через несколько дней после визита лесника за Поттером, и мрачный, полностью в чёрном, жуткий мужик, который на отца с матерью орал, не стесняясь, да ещё и приложил их каким-то заклинанием так, что оба на месяц покрылись красными и зудящими прыщами и язвами. А три рыжих брата, которых следующим летом притащил с собой Поттер, объявив, что его лучшие друзья хотели изучить магловский мир? Своей мишенью они, разумеется, выбрали Дадли, и поскольку гости жили в доме Дурслей, спастись от колдовских приколов вроде подвешивания вниз головой, зелий в еде, от которых росли рога, перья или чешуя, воздушных подножек на лестнице можно было единственным способом — просто находиться вне дома как можно дольше. Спасла Дадли тётушка Мардж: в очередной раз приехав в гости, уже без особой надежды образумить отца, она с порога оценила обстановку, взяла Дадли за руку и объявила, что раз Дурсли пригрели племянника Петуньи, то её племянник теперь будет жить с ней. На целых пять лет жизнь Дадли засверкала новыми красками и стала почти нормальной! Тётушка добилась его перевода из жуткой школы Святого Брутуса на полный пансион в среднюю школу «Хильчингс», где Дадли смог наконец учиться нормально, одевала и кормила как приличного человека и прочистила ему изрядно засоренный родителями мозг, убедив, что никакой он не никчёмный и не ущербный, и далеко не каждому дано быть хватким предпринимателем.

— Бизнесмен он! Делец от бога! — громогласно возмущалась она на весь дом, по обыкновению стуча кулаком по столу. Её бульдоги, которых Дадли искренне обожал, а Поттер так же искренне ненавидел за слюни, храп и неуклюжий вид, согласно гавкали в ответ. — Сам-то свою фирму только с третьего раза поднял, всё приданое твоей матери на неё пустил! И то, если бы я не помогла деньжонками, по миру бы Дурсли пошли, ещё когда тебе года не было. А теперь посмотри-ка, гордость взыграла, коммерсант хренов! Вот же дурное семя! Слава Богу, ты не такой, Дадли. Ты у меня теперь единственная надежда, раз уж родному брату разум напрочь звонкой монетой отшибло.

Тётушка Мардж буквально отвоевала Дадли у родителей: те были очень недовольны, что лишились бесплатной рабочей силы, и практически все домашние дела свалились обратно на мать. В первое лето, что Дадли провёл в Бигглсуоде, отец приезжал раза четыре, чтобы забрать его домой, но в итоге родители смирились. Возможно, тётушка откупилась от них, однако выяснить правду Дадли не решился. Сказал сам себе, что ему не нужно этого знать, важно лишь то, что в мире есть хотя бы один взрослый, который любит его, несмотря ни на что. Родители, Поттер и даже тётушкин сосед, полковник Чарльз Фабстер, считали тётушку грубой, бесцеремонной и мужиковатой женщиной с совершенно несносным характером, но для Дадли она была самой замечательной, внимательной, доброй и справедливой на свете. Это тётушка Мардж, а не родители, получала в конце второго класса Дадли грамоту за его учёбу с отличием. Несмотря на свою нелюбовь к людям, посещала все школьные мероприятия, чтобы Дадли не чувствовал себя там одиноким, брошенным и ущербным. Неуклюже, проводя параллели со своими собаками из питомника, объясняла, откуда берутся дети, и совсем неженским басом тянула не расстраиваться и плюнуть, когда Дадли отшила первая по-настоящему понравившаяся ему девочка. Она же и посоветовала учиться на юриста — Дадли-то искренне не знал, чем заниматься по жизни, подумывал даже стать ветеринаром, а тётушка, оказывается, давным-давно открыла специальный счёт в банке, и в завещании особенно указала, что Дадли обязан те деньги только на собственное образование потратить. Как чувствовала, что после её смерти отец попытается отобрать её богатство и пустить на очередные хотелки Поттера или на «Граннингс». А Дадли, идиот, ещё поругал её, что тётушка о завещании заговорила, но кто же тогда знал, как всё обернётся?

С печальным вздохом он опустил голову. Тётушка Мардж… спустя столько лет Дадли так и не смирился с тем, что её не стало так рано. Сердце, бич всей семьи Дурслей. Ничто не предвещало беды, просто одним летним утром, вскоре после своего семнадцатилетия, Дадли не сумел её разбудить. Тётушка тихо ушла во сне, он даже не сразу понял, что она умерла. Зато её любимые бульдоги, не успев пробраться в спальню к остолбеневшему от шока парню, не иначе как собачьим чутьём почувствовали, что осиротели. Тот тоскливый, рвущий душу вой, поднявшийся в доме, и собственные рыдания от мысли, что он вновь остался один, Дадли будет помнить до конца своих дней. Равно как и корить себя, что не успел сказать тётушке Мардж, как сильно любил её, что не сумел должным образом позаботиться о её собаках. Не до того ему было, да и откуда у Дадли взяться деньгам и знаниям, чтобы поддерживать в порядке целый питомник? Спасибо полковнику Фабстеру, что помог пристроить бульдогов, а сам временно взял себе самого последнего и самого залюбленного тётушкой щенка, Злыдня. Ох, сколько надежд она на него возлагала, сколько планов вынашивала! И ничему из этого не суждено было сбыться. Дадли, как только окончил школу и вернулся в Бигглсуод, сразу же забрал Злыдня, выросшего в роскошного, шикарного представителя своей породы. Он и других собак тётушки пытался найти, вернее, найти-то их было нетрудно, а вот выкупить... Новые владельцы не желали расставаться с бульдогами, а некоторые псы умерли, кто от старости, кто от стресса из-за потери любимой хозяйки. Домой удалось вернуть ещё только Хватня и генерала Майлза, а больше собак скромный бюджет Дадли не потянул бы. Продать тётушкин дом, чтобы перебраться в жильё поменьше и подешевле, он отказался наотрез — нельзя было предать тётушкину память и всё то добро, что она сделала для Дадли.

— Что же случилось потом? — мягко спросил мистер Вестсон.

Усилием воли Дадли перевёл на мужчину взгляд и сел ровно. Ни к чему показывать, насколько ему больно вспоминать потерю самого близкого в жизни человека. Да и, наверное, пора уже заканчивать рассказ — Дадли проверил время и охнул. Он уже почти час болтал; неудивительно, что мистер Вестсон решил его поторопить. Кто в здравом уме будет столько выслушивать чужое нытьё? Собравшись, Дадли всё же сумел уместить оставшиеся события всего в нескольких предложениях:

— В общем-то, ничего хорошего, сэр. Когда тётушка умерла, мне пришлось вернуться к родителям. Слава Богу, только на месяц, потом я уехал в школу.

Он решил умолчать, насколько трудным во всех смыслах был тот месяц. Отец с матерью шпыняли его и гоняли, заваливая поручениями, будто настоящего раба. Упрёки в чёрствости и неблагодарности, сравнения с Поттером (не в пользу Дадли, естественно) сыпались градом. Отец тем более бушевал, что по тётушкиному завещанию ему не досталось ни пенни: всё отошло Дадли, и тётушка особо оговорила, что до совершеннолетия наследством он пользоваться не сможет, чтобы его родители не запустили туда руку. Дадли в день оглашения совещания горько расплакался, как ребёнок, а потом начались суды и всяческие попытки отца отменить тётушкино завещание.

— Что было у родителей с Поттером, я не знаю, он в то лето частенько куда-то уходил. Бывало, что на несколько дней. Родители пытались расспрашивать, но он обычно огрызался, что это не их магловского ума дело. Вот. Закончив «Хильчингс», я вернулся в Бигглсуод, в тётушкин дом, что она мне завещала. Поступил в Кингстон, а... а остальное вы знаете.

— С родителями вы когда в последний раз виделись?

— Летом девяносто шестого, когда тётушка Мардж умерла. — Дадли поёжился. — То есть, нет, погодите. Мы ещё встречались во время судов, но это всё было так мерзко, что я просто вычеркнул то время из памяти.

Мистер Вестсон медленно кивнул.

— Понимаю.

— Они прислали мне счёт, — в каком-то подобии истерики хмыкнул Дадли. Даже по истечении почти трёх лет он не мог воспринимать ту ситуацию всерьёз, она казалась чудовищной шуткой. Ну, не могло быть так по-настоящему, это абсурд же! — Когда суд утвердил тётушкино завещание, родители отправили мне письмо, что раз я стал самостоятельным и обзавелся собственным имуществом, то они не желают меня больше видеть, такого неблагодарного. И что в моих же интересах выплатить всё то, что они потратили на меня за семнадцать лет. Представляете? Они всё подсчитали, всё! Игрушки, еду, школьную форму, походы к дантисту!

— И вы заплатили?

— А что мне оставалось делать? Конечно, заплатил, иначе бы отец в суд отправился бы взыскивать. Только не очень-то это помогло, — тихо закончил Дадли, опустив глаза на свои подрагивающие руки.

Ну да, отец не мытьём, так катаньем заполучил изрядную долю тётушкиных денег, которых после уплаты налога на наследство осталось не то, чтобы уж много. Но когда подобные глупости отца останавливали? В то время Дадли не с кем было посоветоваться, и он заплатил, надеясь, что отныне с Дурслями его будет объединять лишь фамилия, но нет. Оказалось, выкупить удалось несколько лет свободы.

— Подтвердить документально сможете?

— Что? — Осознав сказанное, Дадли поник. — Я понимаю, сэр, вам трудно поверить. Нормальному человеку такое и в голову не придёт, но если это важно... то письмо со счётом я сохранил, сам не знаю зачем.

— Нет, Дадли, вы не поняли. Я вам верю. Дело в том, что если ваша мать хочет подать иск о содержании или пожизненной ренте, вы в очень невыгодном положении. По закону вы обязаны будете помогать родителям, если не найдутся смягчающие, так скажем, обстоятельства.

Дадли кинуло в жар.

— Я им ещё и обязан?! После того, как меня выкинули... Да с бездомными щенками лучше обращаются, чем они со мной!

— Вот поэтому и нужно собрать как можно больше доказательств того, что в своё время ваши родители не исполняли своих обязанностей должным образом, — мистер Вестсон поднял руку, пресекая его возмущение. — Вы и ваша мать, Дадли, не знаете того, что знаю я. Если позволите, расскажу.

— Конечно. Речь же пойдёт о Поттере? Он подложил моим родителям громадную свинью?

— Если кратко, дела обстоят так. Больше двадцати лет назад в магической Англии появился волшебник, очень сильный и злой. Он выступал против объединения с обычными людьми и хотел уничтожить их и тех волшебников, кто не поддерживал его идеи. Сквибы вроде меня тоже оказались в опасности, потому что для него мы сродни маглам — такие же бесполезные в волшебном плане. Союзников у того мага было много, можно сказать, все сливки магической аристократии пошли за ним. Его боялись, даже его имя страшились произносить, говорили «Тот-Кого-Нельзя-Называть». Наступило очень смутное, тёмное время, настоящая братоубийственная резня, и неизвестно, чем бы всё закончилось, если бы тот маг не погиб. В восемьдесят первом году его победил Гарри Поттер, которому не было и двух лет. Родители Гарри погибли в бою, и Альбус Дамблдор, тогда считавшийся Верховным Чародеем, объявил, что надёжно укроет героического ребёнка, чтобы его не нашли сподвижники Того-Кого-Нельзя-Называть.

— Он спрятал Поттера у нас? — переспросил Дадли в ужасе.

Отец с матерью и сам Поттер бравировали, конечно, так называемой «избранностью» Поттера и тем, что он кого-то там победил, но чтобы за ним охотились враги — о таком Дадли слышал в первый раз. И родители на это спокойно согласились? Рисковать собственными жизнями и ради чего, ради денег? Да даже волшебники-недоучки, друзья Поттера, такое творили, в дом зайти было страшно! А тут взрослые колдуны, наверняка, профессионалы! Что Дурсли смогли бы им противопоставить, если бы сторонники того злодея отыскали, где живёт их враг?

— Как оправдывался Альбус Дамблдор: он хотел, чтобы Мальчик-Который-Выжил вырос добрым и скромным волшебником.

Решив, что он ослышался, Дадли недоверчиво посмотрел на мистера Вестсона, а когда же понял, что тот не шутил, ничего не сумел с собой поделать. Смех, злой, истерический, был сильнее его.

— Ох! — отсмеявшись, Дадли вытер выступившие слёзы. — Представляю, какой был сюрприз, когда он увидел Поттера.

— На самом деле, всё гораздо печальнее, чем вы думаете, Дадли. Я не так давно оборвал вновь все контакты с волшебным миром и помню, что поведение мистера Поттера было просто кошмарным. Драки в школе, избиения, травля, хамство и ложь профессорам... А сколько девушек жаловались на его приставания и похабные намёки на старших курсах! Имела место даже очень грязная история с рукоприкладством по отношению к преподавателю. Впрочем, там оба были хороши, но мистер Поттер и самого Мерлина бы довёл до применения Авады.

— А что случилось с преподавателем? — тихо спросил Дадли. Незнакомого колдуна почему-то было жаль. Хотя он исполнил мечту почти всех учителей младшей школы Литтл Уингинга, но, наверное, ужасно за это поплатился. Кроме того, что всеобщее мнение считало кузена неподсудным героем, Поттер сам по себе был той ещё мстительной сволочью.

— С профессором Снейпом? Он погиб до окончания разбирательства. Всё случилось на третьем курсе, тогда из Азка… из волшебной тюрьмы бежал самый опасный преступник, предатель Поттеров, Сириус Блэк. Повсюду творился полный бардак! Официально смерть признали несчастным случаем при поимке Блэка, но слухи бродили самые разнообразные. Многие в Хогвартсе, как я слышал, верили, что к гибели профессора причастен сам мистер Поттер — он тоже тогда Блэка ловил вместе с друзьями… или спасал, никто так и не понял, а он не сознался, по понятным причинам. Прямых доказательств не было, но одна девочка, что в то время дружила с ним, отделилась от дурной компании и вскоре ушла из школы. Это наводит на определённые мысли.

— Жаль его.

— И мне жаль. Как человек и преподаватель Снейп был ужасен, но как специалисту в зельях ему цены не было. Однако мы ушли от темы. Дадли, — мистер Вестсон резко переменился в лице, — четыре года назад Тот-Кого-Нельзя-Называть возродился из мёртвых. Не спрашивайте меня как, это очень тёмная магия. Главное, что он возродился, и большинство прежних сторонников вернулись под его знамёна. Снова начались убийства и даже хуже, чем прежде. Тогда-то я и начал работать исключительно с маглами, чтобы самому не стать новой жертвой. Только новости узнавал через гоблинов.

— Постойте, сэр. Если прежде кузен победил этого злого мага один раз, то когда тот вернулся…

— Именно. Все надеялись, что Мальчик-Который-Выжил снова их спасёт. Министерство, по-моему, даже и не собиралось что-то делать. Поразительная беспечность!

Он замолчал, шумно втянул в себя воздух и уставился пустым взглядом в стену. Несколько секунд, нет, наверное, минут прошли в тишине, прерывавшейся лишь тиканьем массивных часов на стене.

— Что случилось потом, сэр? — тихо спросил Дадли, сердцем предчувствуя нечто крайне ужасное.

— Мистер Поттер решил, что на стороне своего врага ему будет лучше, и переметнулся к Тому-Кого-Нельзя-Называть. Тот захватил власть, взял штурмом Министерство и Хогвартс. Крови было... Случилось это два года назад. Что там происходит сейчас, даже Мерлину, наверное, неизвестно.

Дадли медленно осел в кресле, не в силах поверить в услышанное. Поттер стал союзником убийцы своих родителей, какого-то маньяка? Это было даже для него чересчур, Поттер — недоумок и бессовестный мерзавец, не терпевший, когда что-то шло не по его воле, однако не убийца. Не убийца же! Или нет? Выражение лица мистера Вестсона: мрачное и полное безнадёжности — уничтожило последнюю надежду. Мистер Вестсон знал гораздо больше, чем рассказал, он просто пожалел Дадли после всего того, что услышал о его жизни и тех притеснениях, что пришлось вытерпеть от Поттера. Значит, кузен, который почитался волшебниками как супергерой, предпочёл не марать руки, не напрягаться, а стать одним из тех, кто грабил и убивал. Господи, ну что же он за человек-то такой? Какой-какой… именно такой, каким его расписывала родителям тётушка Мардж, каким видел, но боялся признаться в этом даже самому себе Дадли. Жестокий, эгоистичный, злобный, уверенный, что ему все должны, а сам он никому не должен. Разве мог человек, обладающий подобными качествами, бороться со злом? Да уж, всенепременно!

— Понимаете теперь, почему я сказал, что вы в незавидном положении, Дадли? Вашей матери не видать никаких денег от мистера Поттера. Ей лучше вообще не напоминать ему о себе, вполне возможно, она жизнью поплатится за такую смелость. Так что её единственным вариантом остаётесь вы. Поэтому мы поступим вот так, — сменив тему, мистер Вестсон буквально ожил. — Встреча с вашей матерью у меня в одиннадцать, а мы с вами ещё раз переговорим завтра сразу с утра. Обязательно принесите то письмо, о котором говорили.

— Я могу посмотреть письма тётушки, я их все храню. Она что-то могла родителям писать.

Тот одобрительно покивал:

— Отлично, если найдёте то, что мы сможем использовать как доказательство ненадлежащего исполнения родительских обязанностей, берите с собой. Далее, нужно будет съездить в Литтл Уингинг, опросить всех, кого мы сможем найти: соседей, учителей, школьного психолога. Напишите мне все имена, какие вспомните. Что?

— Вы… — Дадли попросту не знал, как на это реагировать, — вы собираетесь помогать мне?

— Почему нет? Вам в любом случае потребуется грамотный юрист, если дело дойдёт до иска в суд, — на полном серьёзе ответил мистер Вестсон, — а искать кого-то на стороне, самому работая в юридической конторе, по меньшей мере, глупо. Не волнуйтесь, Дадли, я сделаю вам хорошую скидку. И как сотруднику, и чисто по-человечески. После всего того, что я узнал, трудно оставаться в стороне.

— Спасибо, сэр, — выдавил Дадли. На миг ему стало стыдно, что мистер Вестсон так легко определил его финансовые затруднения, но неловкость и обида всё же перевесили. Посторонний человек, знавший Дадли весьма поверхностно до этого дня, и то не смог остаться равнодушным, встал на его сторону, хотя должен был бороться за интересы родителей, как клиентов. Почему же чужие люди делали для Дадли больше, чем его самые близкие по крови люди?

— И вот ещё что, Дадли. Езжайте-ка вы домой, отдохните.

— Я не могу, я не закончил с...

— С мистером Хейном я сам поговорю. Езжайте. На вас лица нет. Завтра вам потребуется все силы, если ваша мать согласится встретиться, а она согласится, я уверен.

Поблагодарив мистера Вестсона ещё раз, Дадли неуклюже поднялся из кресла. Ноги затекли, шея ныла из-за неудобной позы, и он никак не мог отделаться от противного ощущения, что это жутко неправильно, что ему помогали. Будто мистер Вестсон снизошёл до Дадли или что-то в таком духе. Просто слишком редко ему попадались вот такие люди, кто не болтал попусту, а реально поддерживал. Кроме тётушки и полковника Фабстера, с которым Дадли сдружился на почве любви к бульдогам, больше и некого-то было вспомнить. но если мистер Вестсон и правда будет на его стороне, то, возможно, завтрашняя встреча с матерью не так уж и страшна. Дадли не собирался трусливо убегать, но предпочел бы и вовсе не вспоминать о родителях, будь у него выбор. Потому что она, наверняка по наущению отца, хотела одного — денег.

У самой двери кабинета Дадли остановился и всё-таки спросил:

— Если вы разбираетесь в волшебном мире, сэр, ответьте: могли ли моих родителей заколдовать, чтобы они так вели себя с... — он хотел было сказать «со мной», но в последний момент передумал: — С Поттером?

— Подчинить волшебника чужой воле можно специальным заклинанием, Империо. После Первой магической некоторые из тех, кто был на стороне Того-Кого-Нельзя-Называть, так и говорили на суде, что были под Империо и не ведали, что творили. Теоретически на ваших родственников могли им воздействовать, но практически... я не вижу в этом смысла. Кроме того, что за само его применение полагается тюрьма, во-первых, заклинание нужно время от времени обновлять, и никогда нельзя сказать точно, сколько оно продержится. А во-вторых, к чему подобные сложности? Дамблдор явно не так представлял себе воспитание мистера Поттера, он был шокирован тем, что получилось из мальчика. Если бы Пожиратели смерти узнали, где живёт Гарри Поттер, то не стали бы заморачиваться и просто убили его. Я понимаю, Дадли, вы ищете оправдание родителям, но вряд ли тут действительно замешано колдовство.

Выдохнув, Дадли резко кивнул. Всё-таки не магия. Всё-таки они сами. Он понимал это и прежде, но с рассказом мистера Вестсона в душе затеплилась робкая, слабая надежда... однако ненадолго.