Потерянный Рай (джен)

Азриэля он высмотрел издалека. Друг сидел на горе, на плоском камне, выступавшем над обрывом. Маленькая коричневая ящерка, забравшаяся на край камня, чтобы погреться на солнце, подняла голову и уставилась на Михаила блестящими черными глазками, но Азриэль даже не обернулся, когда он приблизился. Друг выглядел сосредоточенным и тихим, словно его слишком занимали собственные мысли.

— Ты беседовал с Создателем?.. — предположил Михаил. Азриэль любил задавать вопросы. Но ответы временами ставили его в тупик.

Азриэль в ответ повел плечом.

— Создатель давно уже не говорил со мной. И, думаю, ни с кем из нас. Он постоянно с ними, в Малом мире, — отозвался он.

— Я думаю, что Он — везде, где пожелает. Так что Он легко способен быть сразу и там, и здесь. Если Он тебе нужен, то тебе достаточно Его позвать, — напомнил Михаил.

— Может быть, Он действительно способен быть и там, и здесь, но мысли Его там и только там, а значит, это все равно, как если бы Его здесь вовсе не было, — отрезал Азриэль. — Я все чаще задаю себе вопрос — зачем только Ему понадобилось создавать это игрушечное подобие нашего мира?

Михаил с удивлением посмотрел на друга. Уж, казалось бы, кто-кто, но Азриэль должен был знать ответ на свой вопрос.

— Мы сами попросили Его нам помочь, — напомнил он. — Я помню, как ты радовался, когда Он дал нам соратников.

Но его лучший друг только поморщился.

— Люди слабы! Что толку говорить, что со временем они нам помогут, если на самом деле это им все время требуется наша помощь? Из-за них Создатель, кажется, совсем забыл о нашем мире. Лучше бы он создал новых Ангелов.

Михаил даже улыбнулся. Несмотря на явную досаду Азриэля, его замечания звучали так нелепо, что нельзя было отделаться от ощущения, что это какая-то шутка.

— Если бы Он считал, что для победы нужно больше Ангелов, то Он, конечно, так и поступил бы, — согласился он. — Но, если я правильно Его понимаю, то суть в том, что мы всего лишь сдерживаем зло, а люди каким-то образом сумеют его уничтожить.

— Люди?.. — презрительно повторил Азриэль, наконец оборачиваясь к собеседнику. — Как же… Они не только никогда не победят Зло, но и сами первые станут его орудием.

Михаил почувствовал, что улыбка застывает на его губах. Он сам мог бы, беседуя с кем-нибудь из своих товарищей, посетовать, что Создатель совсем забыл про них и занимается только людьми. И его собеседники ему бы подыграли — с тем более явным удовольствием, что в реальности ни один из них, конечно же, не думал ничего подобного. Но то, что говорил Азриэль — это, определенно, нельзя было посчитать подобной шуткой.

— Опомнись! Неужели ты действительно решил, что понимаешь что-то, недоступное Создателю?.. — недоверчиво спросил Михаил.

Пару секунд он пристально глядел на Азриэля, как если бы надеялся отыскать в его лице какое-нибудь объяснение его странному поведению. И он его нашел — хоть и совсем не то, которое ему хотелось бы найти.

— Азриэль… Ты мой друг, и я скажу тебе, что думаю, хоть это и жестоко. Я думаю, что ты завидуешь.

Михаил произнес это с тяжёлым сердцем, думая, что его резкие слова больно заденут его друга, но, к его удивлению, Азриэль не расстроился — напротив, он как будто бы даже обрадовался его замечанию.

— Друзья должны быть честными друг с другом, правда?..

— Да, конечно, — согласился Михаил.

— Значит, если бы ты закрывал глаза на то, что я неправ, ты был бы плохим другом? — тоном самой искренней заинтересованности спросил Азриэль.

— …Думаю, да, — ответил Михаил, помедлив. Он уже начинал понимать, что все эти вопросы задаются неспроста.

— Тогда ты можешь понять, каким чувством я руководствуюсь, когда честно выражаю свои опасения по поводу намерений нашего Владыки.

Михаил ощутил растерянность. Азриэль всегда был искусен в таких спорах.

— Но... это ведь совершенно не одно и то же, — возразил он, пытаясь собраться и выразить словами то, что до сегодняшнего дня казалось ему таким непреложным, что не требовало объяснений. — Полагать, что ты или я можем ошибаться — это совсем не то же самое, что думать, что ошибку может совершить Создатель. Нельзя быть правым и неправым "вообще". Мы правы, потому что мы на Его стороне. А ты пытаешься сказать, что можно делать что-то доброе, одновременно отворачиваясь от Добра. Сказать, что Он неправ — это все равно что говорить о квадратном круге или о сухой воде. Сказать такое можно, но такие слова не имеют смысла.

Красивые, сияющие глаза Азриэля чуть заметно сузились.

— Значит, когда Создатель думает, что люди, которые во всем ниже и слабее нас с тобой, могут нам чем-нибудь помочь, Он судит верно? — снова спросил он, и Михаил почувствовал, что он готовит ему новую ловушку. Они с Азриэлем часто рассуждали или спорили о чем-нибудь, и это всегда было весело, но сегодня Михаил чувствовал, что эта старая игра ему совсем не нравится. И важность обсуждаемых предметов, и серьезность Азриэля делали их спор похожим на сражение. И это было странно — как если бы он собрался в шутку побороться с другом, но внезапно обнаружил, что тот относится к этой борьбе всерьез.

— Да, разумеется. Если Он так сказал — то, значит, так оно и есть, — ответил Михаил.

— Но если люди в самом деле могут нам помочь — тогда с чего ты взял, что мы не можем сделать для Него что-то такое, чего Он не может сам? Например, уберечь его от какой-нибудь неприятности и разочарования, и даже — от какой-нибудь ошибки? Может, Он на это и рассчитывал!

— Если бы Он желал такого, он сказал бы нам! — опешив, сказал Михаил.

— А разве людям Он сказал, чего Он ждёт от них?.. — победно отозвался Азриэль. — Он ждёт, пока они будут готовы и сами постигнут Его волю. Значит, мы тоже должны сами осознать, как именно мы можем послужить Ему.

Михаил лишь развел руками, не найдя, что возразить.

Азриэль встал.

— Прости, что оставляю тебя здесь, но я хочу побыть один. Мне нужно поразмыслить, — извиняющимся тоном сказал он. И, уже уходя, бросил через плечо — Тебе тоже стоит подумать о том, что я тебе сказал.

Михаил остался один. Голова у него до сих пор шла кругом от беседы с Азриэлем. Он присел на тот же самый камень, с которого только что поднялся его друг, и стал смотреть на расстилавшуюся перед ним долину, изгибавшуюся серебристой лентой реку и дальние силуэты гор, окутанные солнечной туманной дымкой. Вид и правда был хорош, но Михаил сейчас не видел ничего — в мыслях у него до сих пор крутились все слова, так и не сказанные Азриэлю.

Спор, похожий на сражение, застиг его врасплох, так что самые очевидные возражения приходили ему на ум только сейчас.

В начале их беседы Азриэль категорически отверг идею, что низшие могут быть в чем-нибудь сильнее высших, и сказал, что люди никогда не смогут выполнить свое предназначение и уничтожить зло. Но несколько минут спустя он не задумался использовать эту идею, обернув ее себе на пользу — если люди, мол, способны сделать то, чего не могут Ангелы, то и любой из Ангелов способен быть правее, чем Создатель… Похоже, что его друг, с его способностью к блестящим, но, пожалуй, несколько поспешным выводам, на этот раз совсем запутался, и не заметил явного противоречия в своих словах.

Надо было сказать ему, что верность и любовь, конечно, подразумевают откровенность, и хороший друг действительно не станет скрывать от тебя свои сомнения. Но если Азриэль считает свою откровенность доказательством любви, то ему следовало бы делиться собственными мыслями не с Михаилом, а с самим Создателем. И Тот, конечно же, нашел бы способ его переубедить.

Но эти и другие возражения, кружившиеся в голове у Михаила, пришли ему на ум слишком поздно, поскольку Азриэля рядом уже не было. Михаил был уверен, что он направился в сторону границы — с некоторых пор он проводил там слишком много времени, и Михаил не очень понимал, что тянет его друга в это место, которого давно избегали даже птицы, насекомые и звери.

И еще сильнее Михаилу не нравилась привычка Азриэля отправляться туда в одиночку, чего старался не делать ни один из других Ангелов.

Подумав об этом, Михаил со вздохом вспомнил, как он оказался на границе мира в самый первый раз. Тогда в ней еще не было ничего мрачного или зловещего. Всего лишь место, где кончается привычный мир и начинается Ничто. Там исчезали краски, и цвета, и свет, но то, что приходило им на смену, нельзя было назвать темнотой, поскольку темнота все же доступна восприятию, а Ничто воспринять и описать было нельзя. Когда Михаил впервые посмотрел в ту сторону, то ему показалось, что он перестал не только видеть, но и мыслить. Поэтому смотреть на Ничто второй раз ему не захотелось. Да, по правде говоря, и не на что было смотреть.

Впрочем, тогда Ничто совсем не показалось ему страшным или же враждебным — оно было абсолютно никаким, и невозможно было даже на минуту допустить, что однажды оно способно стать проблемой.

Первым странные изменения заметил Азриэль. Именно он потащил Михаила на границу мира, утверждая, что он «должен это видеть». Михаил тогда только смеялся — «что увидеть? Ты так говоришь, как будто бы там что-то есть!..»

Однако, когда они добрались до места, его смех сменился изумлением, поскольку Азриэль был прав. На границе в самом деле что-то происходило. По краю привычной им реальности шла мелкая, но вместе с тем отчетливая рябь, и, когда Михаил приблизился, он уловил в воздухе напряжение вроде того, которое бывает в толще тучи перед самой вспышкой молнии.

— Что это?.. — спросил Азриэль, как будто полагал, что Михаилу должно быть известно больше, чем ему, и что друг сумеет как-то объяснить происходящее.

Но Михаил только растерянно покачал головой. Он никогда не видел ничего подобного и полагал, что ни один из других Ангелов тоже такого никогда не видел.

— Как ты думаешь, нам стоит что-нибудь с этим сделать? — спросил Азриэль.

В конце концов, Создатель всегда говорил, что они должны беречь этот мир и охранять его. А до этого дня, по правде говоря, они просто существовали в нем и наслаждались им, как и все прочие живые существа, поскольку никакого более серьезного вмешательства от них не требовалось.

Но, может быть, на этот раз им в самом деле нужно сделать что-то большее?

— Не знаю, — помедлив, признался Михаил.

— Да, вам придется что-то с этим сделать — хоть и не сейчас, — ответил Азриэлю Голос, который не принадлежал ни одному из Ангелов.

У Михаила потеплело на душе. Создателя можно позвать в любой момент, но, когда Он решает обратиться к тебе сам — это все же совсем другое дело. Михаил хотел бы, чтобы такие моменты выпадали чаще.

— Я так рад, что Ты пришел! — не удержался он. — Ты объяснишь нам, что это такое?

— Мир, который Я создал, непрерывно расширяется. Он не хочет быть маленьким. Он постепенно заполняет пустоту… и пустота сопротивляется.

Михаил посмотрел на мелкую, мерцающую рябь, отмечавшую край привычной им реальности — но в этот раз не с замешательством, а с восхищением. Кто мог подумать, что их мир — весь мир! — может расти, как дерево или цветок?

К тому же, опыт Михаила говорил ему, что семечко или же маленький росток выглядят совсем не так, как распустившийся цветок или как взрослая сосна. А значит, и их мир может однажды стать совсем другим — еще прекраснее, сложнее и гораздо больше, чем сейчас. Вплоть до сегодняшнего дня он считал его совершенным, и сейчас у него захватило дух от открывающихся перспектив.

Только потом Михаил осознал, что в голосе Создателя звучала нотка печали, словно Он, в отличие от Михаила, не считал вид раздвигавшейся границы мира чем-то воодушевляющим.

— Мир станет больше. Разве это плохо?.. — спросил Михаил.

— Плохо не то, что мир растет, а то, что это уже сейчас требует определенного усилия. То напряжение, которое ты чувствуешь — это сигнал, что пустота не хочет уступать. Я создал этот мир для радости, но знал, что рано или поздно это неизбежно породит борьбу — ведь создавая Нечто, ты не можешь запретить ему расти, а значит, оно будет постоянно вытеснять собой Ничто.

— И что мы должны будем сделать? — спросил Азриэль.

— Сейчас еще слишком рано говорить об этом. Вас ждет еще много ясных и счастливых лет. Но когда положение вещей изменится, этому миру будет нужда ваша помощь и защита.

— Но как мы узнаем, что настало время действовать? И как поймем, что именно мы должны сделать? — спросил Михаил.

— Поймете, — заверил Создатель мягко. — Когда придет время, то вам даже не придется делать над собой усилие, чтобы оберегать наш мир. Это ваша природа и ваше предназначение. Я с самого начала знал, что вы столкнетесь с Пустотой, поэтому создал вас воинами.

И Он, конечно, оказался прав.

То напряжение, которое Михаил ощутил в тот день, все время нарастало, и граница делалась все беспокойнее. Мир расширялся, проникая в Пустоту, но и Ничто тоже не собиралось отступать, и иногда внезапно поглощало целые куски реальности, из-за чего мир вдоль границы стал похож на изрезанное бухтами побережье — с той лишь разницей, что его невозможно было нанести на карту, потому что очертания прибрежной линии способны были измениться каждую минуту.

Если в исчезающих кусках их мира находились какие-нибудь живые существа, они бесследно исчезали в Пустоте, и Михаил при всем старании не мог вообразить, на что это похоже. Это казалось слишком диким. Иногда он пытался представить, что мгновение назад он был, а теперь его нет — вообще нет — и от подобных мыслей у него кружилась голова. К тому же это вызывало в нем негодование и гнев, поскольку все эти живые существа были доверены его заботам, и он вместе с остальными Ангелами отвечал за их благополучие — но вот они исчезли, а он не сумел этому помешать и не способен их вернуть. Их вообще как будто никогда не существовало. Ничто поглотило их, и они сами сделались ничем.

Однако Ангелов пустота избегала. Те места, в которых находился кто-нибудь из них, не подвергались ее нападениям — должно быть, Пустота была бессильна обратить в ничто кого-нибудь из них.

Тогда они и стали патрулировать границы мира, охраняя их от неожиданных вторжений Пустоты, и какое-то время эти патрули были довольно мирным делом. Они лишь обозначали собственным присутствием, что мир находится под их защитой. И мир продолжал расти, поскольку рост означал жизнь, и помешать ему было нельзя, как нельзя помешать ростку тянуться вверх — если не дать ему расти, то он зачахнет и в конце концов погибнет.

Но однажды настал день, когда им довелось увидеть на границе мира нечто небывалое — неясный, смутный силуэт, похожий на колеблющуюся на солнце тень какого-то живого существа. Вот только она не была тенью какого-то реального предмета. Она была частью Пустоты, и смотреть на нее было так же неуютно, как заглядывать в Ничто. Тень находилась по ту сторону границы, внутри их реальности — но вместе с тем была не частью мира, а слепым пятном, каким-то образом проникшим к ним из окружающей границы Пустоты.

А главное — эта тень неуклонно продвигалась им навстречу, явно вознамерившись отойти от границы и от породившей ее Пустоты, проникнув вглубь их мира, в его обитаемую и считавшуюся безопасной часть.

Азриэль, бывший с Михаилом в этот день, опомнился раньше своего друга.

— Поди прочь! — приказал он, шагнув навстречу тени так решительно, как будто бы только и делал, что изгонял из их мира порождения Небытия.

Тень колыхнулась перед ним, как будто сомневаясь, отступить или продолжать двигаться вперёд — но потом медленно растаяла в утреннем воздухе, оставив за собой только лёгкую рябь — которая тоже исчезла через несколько секунд.

Азриэль с Михаилом в изумлении переглянулись.

— Как думаешь, что было бы, если бы ты успел к ней прикоснуться?.. — спросил Михаил.

— Не знаю. Но я думаю, мы скоро это выясним, — мрачно ответил Азриэль.

— Да, это явно ещё не конец, — помедлив, отозвался Михаил. — Создатель говорил, что нам придется воевать. Мне кажется, я начинаю понимать, что Он имел в виду...

— Нужно рассказать остальным. И, думаю, что нам стоит обзавестись оружием. Я не хотел бы трогать _это_ голыми руками, — сказал Азриэль.

Михаил согласно кивнул. Тень, появившаяся с противоположной стороны границы, вряд ли могла причинить им вред, но Михаила передергивало при одной лишь мысли прикоснуться к ней. Ничто снаружи от границы было просто Ничем, но в этой тени внутри их живого мира было что-то противоестественное и почти пугающее.

— Ты успел понять, на что оно похоже? — спросил он.

Азриэль сдвинул брови.

— Оно было большим, — помедлив, вспомнил он. — Как тень какого-нибудь крупного животного. Но я не разобрал, какого именно.

Михаил не был до конца уверен в том, что эта тень вообще походила на какое-то конкретное живое существо, но все же Азриэль был прав. Она действительно имела форму — и, наверное, именно это показалось ему таким неприятным. Ведь Ничто бесформенно. Форму могут иметь только какие-то реальные предметы — камень, дерево или животное.

Думать об этом было неуютно. Как будто Ничто украло что-то у их мира — и присвоило себе.

 

Тени встречались им все чаще и делались все настырнее. Теперь, чтобы заставить их исчезнуть, уже недостаточно было просто преградить им путь, и, лишь когда их рассекал удар меча, они мало-помалу таяли, рассеиваясь в воздухе. Но Михаил заметил, что, когда струящийся вдоль лезвия огонь рассекал очередной колеблющийся мутный силуэт, он ощущает возраставшее сопротивление. Клинок больше не проходил сквозь тень с такой же легкостью, с которой он рассекал воздух. Азриэль тоже заметил это и мрачно сказал :

— Они становятся плотнее.

Михаил хмуро кивнул. То, что Пустота становится в какой-то степени материальной, вскоре стало ясно всем, кто патрулировал границу. Обретя сначала форму, Ничто постепенно обретало плотность, и легко было предположить, что рано или поздно оно найдет способ окончательно укорениться в их реальности.

Не приходилось сомневаться, что, когда это случится, Ничто попытается дать им отпор, и борьба перейдет на совершенно новый уровень.

Но, хотя они ожидали этого момента и готовились к нему, первая схватка с Пустотой застала их врасплох.

В тот день они двигались в сторону границы, и, хотя до ночи оставалось еще много времени, вокруг стремительно смеркалось. Михаил поднял голову, ожидая увидеть грозовые тучи, низко нависающие над землей и заслоняющие дневной свет, но не увидел облаков — как, впрочем, и самого неба. Воздух потемнел, сгустился и казался плотным, как туман. Михаил всегда полагал, что ночь не менее красива, чем солнечный день, а грозы нравились ему ничуть не меньше ясных дней, но сейчас наступивший вокруг полумрак ему совсем не нравился. Он был тяжелым, душным и каким-то липким. А еще — с каждым шагом земля делалась холоднее, словно ее никогда раньше не достигал солнечный свет.

— Это не сумерки, — заметил Азриэль, идущий рядом с ним и явно думавший о том же самом. — Думаю, это опять _она_.

— Будь осторожен, — сказал Михаил. — У меня нехорошее предчувствие.

Договорить он не успел.

Чудовище напало на них со спины, сбив Михаила с ног и походя отшвырнув Азриэля в сторону. Меч выпал из его руки, и Михаил почувствовал тяжелый запах навалившегося сверху зверя. Он ухватился за оскаленную пасть, чтобы не дать ей дотянуться до своего горла, но чудовище по-прежнему пыталось щелкать челюстями у него перед лицом. На шею и на руки Михаила брызгала зловонная слюна.

Потом его запястье захлестнуло что-то длинное, холодное и гибкое, и Михаил успел подумать, что чудовище, должно быть, было не одно, иначе откуда взялась эта змея… А потом змеиное тело с такой силой сжало его руку, что он ощутил, что его пальцы сами собой разжимаются, и понял, что напавший на него в начале зверь сейчас освободится и вцепится ему в горло — но тут, к счастью для него, подоспел Азриэль, ударивший чудовище своим мечом.

Взревев от боли, оно резко развернулось к новому противнику, и его чешуйчатый хвост, выпустив руку Михаила, метнулся к клинку в руках у Ангела. Михаил откатился в сторону, подхватил упавший на землю меч и отрубил змеиный хвост чудовища, уже успевший захлестнуть запястье его друга, в то время как Азриэль нанес еще один удар, перерубив толстую шею твари.

Когда тело монстра перестало содрогаться, и стало понятно, что напавший на них зверь бесповоротно мертв, Азриэль подошел к Михаилу и устало опустился на заиндевевшую траву. Несколько секунд они сидели молча, а потом переглянулись — и расхохотались. После испытанного напряжения казалось удивительным, откуда у них взялись силы на этот смех. Во всяком случае, Михаил чувствовал, что сейчас он не смог бы даже поднять руку и отбросить волосы со лба. Но сама эта усталость тоже казалась ему приятной. Она была доказательством, что они живы. Они победили.

— Ты понял, что это была за тварь? — поинтересовался Азриэль.

— По-моему, он был похож на волка.

— А мне показалось — на змею...

— Хвост был змеиным, — согласился Михаил. — Но лапы у него, скорее, волчьи.

— И зубы тоже, — усмехнулся его друг. — Великое Ничто оскорблено нашим присутствием. Оно не хочет, чтобы мы являлись сюда патрулировать границу.

— Я даже не знаю, можно ли по-прежнему называть Ничем силу, которая чего-нибудь _не хочет_, — вздохнул Михаил. — Чем бы оно ни было, это уже не Пустота.

— Ты прав. Похоже, оно обладает чем-то вроде разума и воли! — согласился Азриэль, и его глаза загорелись хорошо знакомым Михаилу любопытством. Михаил сообразил, что в ближайшее время его лучший друг будет без конца осаждать Создателя расспросами по поводу увиденного.

— Даже если так, то разум у него бесплодный. Судя по этому чудищу, оно не может ничего создать по-настоящему — только коверкать то, что ему удается поглотить, — заметил он.

— И все же это впечатляет, — Азриэль склонился над убитым Змееволком, с явным интересом глядя на длинные загнутые когти и разинутую пасть. Он даже коснулся места, в котором твердая, словно у броненосца, чешуя на длинном змеевидном теле переходила в косматую ржаво-бурую шерсть.

Михаил тоже посмотрел на убитого ими зверя, но сразу почувствовал, что у него рябит в глазах. Он озадаченно сморгнул — и понял, что его зрение тут совершенно ни при чем, а рябь, которую он видел, связана с мертвым чудовищем. Труп начал быстро растворяться, оставляя после себя облако густого и тяжёлого зловония. Теперь, когда чуждая воля, управляющая монстром, покидала тело, ничто больше не способно было удержать образ Змееволка в реальности, и зверь стремительно развоплощался.

 

День, когда они встретили Змееволка, оказался переломным. Сумрачные тени, с которыми им приходилось иметь дело раньше, сменились живыми и поистине чудовищными существами. Все они сильно отличались друг от друга, но в то же время все имели и нечто общее — каждый из них выглядел так, как будто кто-то взял двух или трёх живых существ, а потом комкал их и мял, пока из исковерканных кусков не удалось составить нечто новое. Длинное, словно у куницы, тело могло двигаться на жабьих лапах и иметь при этом львиный хвост и львиную же пасть, заполненную мелкими и острыми зубами грызуна. Некоторые из этих существ, те, что были поменьше и не выглядели так опасно, как большинство их собратьев, рассмешили бы двоих дозорных, если бы смех не пересиливало ощущение гадливости. Другие выглядели по-настоящему жутко, и окутывающее их облако злой, сосредоточенной, яростной воли было куда более густым и плотным, чем у Змееволка. Но хуже всего было то, что они начинали понимать, что это ещё не конец, и за тенями и этими злобными уродами может последовать что-то похуже.

— Если так пойдет и дальше, то однажды мы встретим здесь очередного урода, который будет похож на смесь быка и Ангела, — мрачно предрекал Азриэль.

Попросить Создателя о помощи доверили, конечно, Азриэлю. Его слава победителя чудовищ была едва ли не больше, чем известность, которую приносили ему его любознательность и острый ум, и, когда речь шла о каком-то важном деле, взгляды прочих Ангелов всякий раз устремлялись именно к нему. Михаил считал такое возвышение своего друга более чем обоснованным. Во многих отношениях Азриэль в самом деле превосходил любого из них. Михаил восхищался своим другом и был только рад, когда тот попросил его поучаствовать в этом разговоре вместе с ним.

— Нам нужна Твоя помощь, — сказал Азриэль Создателю. — Мы больше не справляемся.

Эти слова явно дались ему с трудом. Михаил вдруг подумал, что другу, должно быть, неприятно признаваться в своей слабости — как будто они потерпели поражение и не сумели справиться с доверенным им делом.

— Мы понимаем, что Ты никогда не поручил бы нам ничего непосильного, — вмешался он. — Но Ничто сильно изменилось. Оно уже совсем не то, что раньше, и мы не знаем, что оно предпримет в следующий раз.

— Такое ощущение, как будто бы оно тоже растёт, — добавил Азриэль.

«Нет, оно не растет, — подумал Михаил. — Оно, наоборот, сжимается из-за того, что наш мир все время теснит его. И это делает его более плотным — как когда берешь горсть снега и лепишь снежок. Но, в любом случае, оно становится по-настоящему опасным. Совсем как живое существо, которое хочет напасть».

Их с Азриэлем мнения на этот счет не совпадали, но Михаил не хотел оспаривать слова своего друга при свидетелях, поэтому он просто промолчал.

— Да, вы правы, помощь вам действительно нужна. Или, во всяком случае, понадобится в будущем, — ответил Голос. — Не тревожьтесь. Я вам помогу.

— А можешь Ты сказать заранее, к чему нам следует готовиться? — с обычным своим азартом спросил Азриэль. — Как Ты намерен нам помочь?

В тех случаях, когда им случалось беседовать с Создателем вдвоем, Михаил никогда не мог отделаться от ощущения, что порывистость его друга вызывает у Создателя улыбку.

— Я не только скажу, Я покажу вам все — прямо сейчас, — пообещал Он Ангелам. — Смотрите.

В первую секунду Михаил не понял, куда ему следует смотреть, но потом он увидел, как одна песчинка, поднявшись с земли под их ногами, плавно взмыла в воздух и блеснула в солнечном луче.

— Что это? — удивлённо спросил он.

— Это помощь, которую Я вам обещал.

— Но это всего-навсего... песчинка? — неуверенно спросил Азриэль, который, тем не менее, смотрел на висевшую в воздухе пылинку не без некоторого почтения, явно подозревая, что она вот-вот способна превратиться в грозное оружие. Что она может?

— Правильнее было бы сказать, что она _сможет_, если ей помочь, — ответил Голос. — Но сначала пойди вместе с Михаилом к тем деревьям, найди на земле какой-нибудь упавший плод, и принесите сюда его семечко.

Михаил чувствовал, что ему предстоит увидеть нечто совершенно необыкновенное, и он стремительно направился к деревьям, чтобы отыскать необходимое. Азриэль поспешил за ним.

Найдя в траве блестящий, золотистый, перезрелый плод, Михаил разломил его и вытащил из сочной мякоти мокрое семечко — а потом мягко выронил раскрытый плод обратно на траву. Пусть прорастает, если ему суждено прорасти. Не зря же ведь у них попросили только одно семечко, а не весь плод целиком...

— Прекрасно, — одобрил Голос. — А теперь вам с Азриэлем следует взглянуть поближе на нашу песчинку...

Вместе Ангелы вернулись к висевшей в воздухе пылинке. Михаил успел внутренне приготовиться к тому, что с ней за это время произошло что-то необычное — но с виду она оставалась совершенно той же, что и раньше.

— Посмотрите изнутри, — предложил Голос.

Азриэль удивленно рассмеялся.

— На песчинку? Изнутри?

— Именно так. Только возьмите это семечко с собой.

— Но как? — не понял Азриэль. — Оно гораздо больше, чем она.

— Вы тоже, — напомнил Голос доброжелательно.

— Если Ты хочешь этого, то мы попробуем, — помедлив, сказал Михаил. Он никогда ещё не делал ничего подобного, но, в конце концов, если Создатель утверждает, что они способны это сделать — значит, так оно и есть.

Он напряг волю и воображение, пытаясь сделать то, о чем его просили. Через несколько секунд такого сосредоточения ему почудилось, как будто он на большой скорости летит вперед, насколько быстро, что у него зашумело в голове и пресеклось дыхание.

Открыв глаза, Михаил понял, что на самом деле он не двигался — это весь мир вокруг него менялся, стремительно раздаваясь вширь. То, что раньше казалось ему крошечной песчинкой, надвигалось на него, превратившись в гору сверкающей слюды. Семечко в руке Михаила сделалось таким тяжёлым, что буквально отрывало ему руку своим весом. Михаил изо всех сил сжал пальцы, заставляя свою ношу оставаться в изменившейся реальности вместе с собой.

— Что дальше? — пресекающимся голосом выкрикнул невидимый ему Азриэль — должно быть, он отстал и находился за его спиной.

— Он просил нас взглянуть на нее изнутри, — ответил Михаил. — Вперед!

— Мы разобьёмся, — сейчас голос его друга звучал почти жалобно. — Она же твердая, как камень, ты сам видишь!

— Перестань об этом думать. У нас нет другого выбора. Только вперёд!

Несмотря на свои слова, Михаил против воли стиснул зубы, готовясь к неизбежному столкновению к несущемуся прямо на него скалой.

Сверкающая, гладкая стена обрушилась на него всей своей тяжестью, но не как камень, а как водопад. Руку рвануло болью, семечко едва не вырвалось из его судорожно сжатых пальцев — но мгновение спустя напор двух разрывающих его на части сил исчез, и Михаилу показалось, что он вырвался на волю, оказавшись по другую сторону невидимого водопада — оглушенный, обессиленный, но, без сомнения, живой и невредимый.

 

— Неужели это все — внутри неё? — сказал он вслух, когда пришел в себя и огляделся. — Как красиво... Интересно, что это за сияющие спирали...

— Это звёзды, — сказал Азриэль.

Михаил удивлённо оглянулся на него.

— Почему звёзды? Больше похоже на какие-то сверкающие кляксы...

— Азриэль почти прав, — вмешался голос их Создателя. — Это то, что больше звёзд.

— Значит, внутри каждой крошечной песчинки в нашем мире скрыт ещё один огромный мир? А может, даже множество миров? — зачарованно спросил Азриэль.

— Об этом вам сейчас не нужно думать, — сказал Голос мягко. — Просто следуйте за Мной.

И они двинулись вперёд, навстречу одной из сверкающих спиралей.

Сперва она разделилась на скопления отдельных звезд, потом, по мере продвижения вперед, одна из звёзд приблизилась, превратившись в огромное, сверкающее солнце, и вокруг этого солнца в медленном межзвездном танце вращались другие камни — одни были больше, а другие меньше, некоторые окутывала яркая мерцающая дымка, а другие выглядели скромными и менее заметными, но все они были округлыми и разноцветными, как галька, которую можно видеть на краю воды в солнечный день.

Следуя указаниям своего Провожатого, они направились к одной из них, и, когда увеличившийся камень заслонил все остальное, перестав казаться круглым, темнота поблекла, и вокруг внезапно снова сделалось светло, как днём. А внизу, под ними, была темно-синяя вода, похожая на море, только это море было бесконечным и бескрайним, и, казалось, занимало весь этот мир целиком.

— Здесь никого нет, — заметил Азриэль разочарованно. — Я уже начал думать, что мы встретим других Ангелов, живущих в этом мире.

— Нет, — возразил Голос. — Здесь нет Ангелов. Здесь, в этом мире, вообще пока нет жизни.

— Тогда кто же сможет нам помочь?..

— Терпение, — ответил Голос. — Я привел вас сюда не для того, чтобы найти здесь помощь, а чтобы её создать.

Над поверхностью воды клубились облака и бушевали грозы. В этой картине ощущалась дикая и необузданная красота, но вместе с тем — от ее вида становилось грустно, потому что, кроме них самих, не было никого и ничего, что бы одушевляло этот мир, и, если бы Создатель не был с ними, Михаил почувствовал бы себя одиноким — одиноким и оторванным ото всего, что он любил и что ему было поручено беречь и защищать.

— Терпение, — повторил Голос, для которого мысли и чувства Михаила, разумеется, не были тайной. — Мы здесь именно для того, чтобы вдохнуть в эту реальность жизнь и душу. Скоро этот мир изменится.

И это было правдой. Время неуклонно ускорялось. Михаил почувствовал, что снова оказался где-то по ту сторону обыденных законов и масштабов, как тогда, когда пытался пронести внутрь песчинки семечко плода, которое было в десятки раз больше ее самой. Он ощущал, что то, что для них с Азриэлем сейчас было лишь минутами, для жителей этого мира — если бы в нем кто-то жил — было бы тысячелетиями или чем-то большим, такими сроками, которых Михаил не знал и которых не мог себе даже представить.

Потому что мир действительно менялся прямо у них на глазах.

Из моря выступала суша, пласты этой суши сталкивались, образуя горы, или отрывались друг от друга, превращаясь в цепи островов. Безжизненные камни покрывались зеленью. Грозы и бури прекратили бушевать над морем в прежнем яростном и бурном вихре, превратившись в более привычные Ангелу вещи — в обычные грозы и дожди, которым он обрадовался, как можно обрадоваться огоньку свечи после того, как наблюдал лесной пожар.

По долинам текли реки, растения превращались в густые леса, но главное — внизу стремительно и бурно зарождалась жизнь. Животные искали себе пропитание, производили потомство и жили собственной хаотичной, но осмысленной жизнью, в точности как существа Верхнего мира.

— Ты привел нас сюда, чтобы мы с Азриэлем остались здесь позаботились о них? — вслух спросил Михаил.

— Нет. О них будет, кому позаботиться, — ответил Голос. Несколько минут спустя, когда маленький мир стал окончательно похож на тот, другой, Создатель мягко и одновременно с тем торжественно сказал:

— Время пришло. Теперь наш мир готов к тому, чтобы увидеть своих Королей.

— Ты создашь новых Ангелов!.. — воскликнул Азриэль.

Михаил ощутил разом восторг — и страх. Вплоть до этой минуты он видел уже знакомое ему творение, но, если Азриэль был прав, то их обоих ожидала удивительная честь — стать соучастниками величайшей тайны, узнав нечто совершенно новое о мире и самих себе. Все равно, что увидеть момент своего рождения со стороны.

— Нет, этим миром будут управлять не Ангелы, — возразил Голос.

Азриэль разочарованно вздохнул.

— Значит, ты хочешь поручить животных их собратьям?..

— Не совсем. Я поручу этот новый мир тем, кто будет не похож ни на животных, ни на Ангелов, и кто, при этом, будет сразу и тем, и другим. Спускайтесь. Королям понадобится дом.

Они спустились вниз, в цветущую долину, окруженную со всех сторон лесистыми холмами. Михаил впервые ступил на землю Малого мира — и решил, что красотой он не уступает их родной земле. Жаль только, что эти холмы загораживают обзор со всех сторон. Было бы интересно посмотреть, что находилось за пределами долины…

Создатель явно услышал его мысли.

— Мы оградили этот сад от остального мира, потому что ему предстоит принять в себя нечто такое, к чему этот мир пока что не готов, — ответил Он. — Посади здесь то семечко, которое вы принесли с собой. Мы свяжем этот мир с нашей реальностью, чтобы однажды он стал ее частью в полном смысле слова.

Стараясь справиться с волнением, Михаил опустился на одно колено и опустил маленькое бурое семечко в землю.

— Хорошо, — сказал Создатель. Время снова заструилось мимо них, но уже не так быстро, как в начале. Сейчас мимо пролетали не тысячелетия, а только месяцы. Тонкий росток, проклюнувшийся из-под земли, превратился сначала в тонкую зеленую стрелу, потом в коричневатый, стройный ствол, а под конец — в мощное дерево, ветви которого гнулись к земле под весом золотых плодов.

— Вот дерево, которое является одновременно частью двух миров. Дерево Жизни и Познания, — сказал Создатель. — Теперь все готово для прихода Королей. Да будет так...

А потом Михаил увидел их.

Их тела утопали в мягком мхе между корней посаженного Михаила дерева, а сами они безмятежно спали.

Из всех живых существ они, пожалуй, больше всего походили на него и Азриэля, но принять этих существ за Ангелов было нельзя. Они были другими — тёплыми и плотными, как те животные, которыми они должны были руководить. В них не было звенящей чистоты, которую Михаил привык ощущать в других Ангелах, этого напряжения, как у натянутого лука. Они казались такими же уютными, как солнце и трава. Материя, которая, хотя и оживлялась Духом, не кипела и не плавилась от его слишком явного и слишком мощного присутствия.

Михаил с Азриэлем с изумлением смотрели на спящих на траве существ.

— Их двое, — сказал Азриэль, как будто бы хотел сказать — их _всего_ двое. Слишком мало, чтобы сыграть хоть какую-нибудь в роль в войне, с которой не справлялись даже Ангелы.

— Они разные, — заметил Михаил.

И это было правдой. Оба спящих существа были чем-то похожи на него и Азриэля, но при этом — каждый на свой лад. Михаил привык смотреть на своих товарищей и видеть в них все сразу — и изящество, и силу. О своей собственной наружности Михаил не задумывался, но, глядя на своих соратников, он всегда видел светлые, тонкие и нежные черты, и явную, бросавшуюся в глаза мощь. А здесь было иначе. Одно из существ выглядело более изящным и красивым, а другое — заметно более крепким. Тело одного было более мягким и округлым, чем тело другого. Кроме того, они были разного размера — одно меньше, а другое больше, и не только ростом. Например, их соединенные во сне ладони тоже были разного размера — одна узкой, с более тонкими пальцами, а другая более крупной и широкой.

— Да, ты прав, — обескураженно ответил Азриэль, которого его слова заставили внимательнее присмотреться к спящим существам. — Они к Ангел, которого разделили на две части. Это очень странно!..

— Нет, тут что-то другое… У меня такое ощущение, что они как животные. Вот это вот самец, а это — самка, — сказал Михаил, стесняясь этих грубых слов по отношению к похожим на них существам и в то же время чувствуя, что он не может подыскать какого-то другого слова, чтобы описать замеченное им отличие. — Они выглядят так, как будто Ты хотел, чтобы они могли давать потомство, как животные. Но ведь этого не может быть?..

Вопрос прозвучал неуверенно. В действительности Михаил, конечно, понимал, что с его собеседником нелепо говорить о том, что «может быть» или чего «не может быть». В конце концов, мерой таких вещей являлся лишь Он Сам.

Но Создатель отнесся к его вопросу с интересом.

— Это кажется тебе чем-то неправильным? — поинтересовался Он.

— Нет... Вообще-то нет, — ответил Михаил, почувствовав, что его удивление мало-помалу угасает. — Если бы я попытался сам представить себе что-нибудь подобное, то я решил бы, что это уродливо, и запретил себе об этом думать. Это показалось бы мне таким же противоестественным, как Змееволк. Но сейчас, когда я смотрю на них, они совсем не кажутся похожими на Змееволка. Думаю, они мне нравятся. Они красивые, просто... уж очень необычные.

— И это еще мягко сказано, — пробормотал стоящий рядом Азриэль. — Я рад, что они спят! Не представляю, как я стал бы с ними разговаривать, если бы они сейчас проснулись. Они, вообще, умеют разговаривать?..

— Умеют, — Михаилу показалось, что Создателю было весело. — А почему ты думаешь, что разговаривать с ними сложнее, чем, допустим, с Михаилом?..

Впервые в жизни Михаил увидел, что его блестящий друг выбит из колеи.

— Ну потому что… Они ведь… — Азриэль окончательно смешался и умолк.

— Ты научил нас любить других Ангелов, животных и растения. Но это совершенно разная любовь, — пришел ему на помощь Михаил. — Я не могу любить какое-то животное, как Азриэля, или Азриэля — как животное. И мы не знаем, как нам относиться к этим существам. Как к одному из нас — или как к тем животным, которых ты нам доверил?..

— И то, и другое сразу, — посоветовал Создатель. — Я надеюсь, что вы будете любить их, как своих товарищей, и опекать, как остальных живых существ. Во всяком случае, пока.

— Значит, однажды они станут равны нам? — в голосе Азриэля прозвучала нотка недоверия.

— Нет, Азриэль. Однажды они станут выше вас. И, хотя сейчас мысль об этом вряд ли кажется тебе приятной, можешь Мне поверить — когда этот день настанет, то ты будешь рад ему не меньше остальных.

 

…Странное дело, он был там, но в тот момент эта странная оговорка их Создателя совсем не привлекла его внимания, и Михаил вспомнил о ней только сейчас. Если Создатель еще тогда сказал, что мысль о возвышении людей вряд ли доставит Азриэлю удовольствие — значит, он уже тогда видел в душе его друга ростки будущей ревности?

Но ведь потом все было хорошо! Азриэль бывал в Малом мире даже чаще, чем сам Михаил, и уделял ему так много времени, что Михаил остро почувствовал его отсутствие, будучи вынужден из раза в раз дежурить на границе в полном одиночестве. Люди определенно привлекали Азриэля, и, что бы он ни говорил, его явно тянуло к ним. А значит, несмотря на все его исполненные раздражения слова, в душе он все же относился к замыслу Создателя совсем неплохо.

Просто Азриэль всегда был слишком импульсивен, легко поддаваясь любым своим чувствам и порывам — и разумным, и не очень.

Вспомнив все сражения, в которых они поучаствовали вместе, Михаил немного успокоился, пообещав себе, что в следующий раз убедит Азриэля, что ему не стоит больше в одиночестве бродить по темным и опасным землям на границе мира.