Зарок (джен)

Когда Джинни оттолкнулась ногами и земля ухнула вниз со всеми, кто на ней был — с близнецами, которые опять что-то чудили в отцовском гараже, с Роном, который повёл Гарри купаться «без девчонок» (не на пруд, что возле дома, а на речку, за леском по дороге к Лавгудам), с Гермионой, что уселась под деревом в компании толстенной книги, — когда весь привычный мир провалился вниз, а в лицо ударил ветер, Джинни охватил щенячий восторг, от которого захотелось громко-громко, на всё небо, закричать: «Эге-гей, я жива!»

Резкие потоки воздуха, которые на скорости превращались в острые плети, с лёгкостью вышибавшие слёзы из глаз, она любила больше всего, потому что только здесь, в небе, можно было отпустить на волю чувства — те самые чувства, что приходилось прятать под маской приличной весёлой девушки.

Как она ненавидела Чо Чанг, хитрую и пронырливую когтевранку, так легко привязавшую к себе Гарри! Эта гадкая азиатка с широченным плоским лицом, на котором прятались узенькие щёлочки глаз — да что он нашёл в этой девке со сковородкой вместо физиономии?!

И ведь Гарри не слышит и не видит ничего — ни того, как хитро она смотрит на него, когда никто не видит, ни того, как она ловко обводит вокруг пальца игроков на квиддичном поле, как умело использует она слёзы, самое страшное женское оружие, по словам мамы.

И зачем он всё время выступал против Амбридж? Ясно ведь, что министр покрывает все её грешки, так зачем было кричать против ветра? Мерлин, как с этими мальчишками тяжело...

Двор ушёл в сторону, пока она поднималась на метле — ещё одно подтверждение, как много значит ровный одинаковый хват рукояти. Вот, чуть отвлеклась на житейское, пальцы сжались на древке, и метлу сразу повело в сторону. Под ногами теперь расстилался зелёный ковер деревьев, за которым блестела в утренних лучах река, словно вытянутое зеркало с рамой из тростника. Почти как зеркало Еиналеж, про который рассказывали ребята. Слава Мерлину, что сама Джинни в него не заглянула — она-то знает, что там бы увидела!

На мгновение вспыхнуло лицо, но смущение, от которого вечно пересыхают губы, а в животе становится пусто, исчезло сразу же, как она заметила в зелёном ковре знакомые макушки — рыжую и чёрную. Ребята выходили к песочному пляжу, на который Джинни любила приходить после обеда, когда вода по-настоящему прогревалась. Рон энергично жестикулировал, о чём-то рассказывая, а Гарри просто шёл рядом, привычно ссутулившись. Он теперь всё время так ходил, после того как Сириус упал в Завесу.

Мама говорила с ним, и они все тоже, но Гарри всего лишь пару дней назад стал медленно возвращаться в себя прошлого, без потухшего взгляда и поникших плеч. Джинни подлетела чуть ближе, чтобы подслушать разговор, но тут Гарри стянул рубашку, штаны, и... и всё остальное тоже! И Рон вслед за ним разделся донага, а потом побежал в воду, блестя ягодицами. Но у Гарри ягодицы оказались намного красивее — упругие даже на вид, крепкие мышцы ловца!

Джинни бросило в жар, она задохнулась, руки опять неправильно сжали метлу, и та взбрыкнула — мир вокруг закрутился в бешеной карусели, «Нора» оказалась вверху, прямо над головой, вместе с сараем для кур, гаражом и той пристройкой, где хранились мётлы.

Платье, не заговоренное для полётов, задралось до головы, захлопало по голым бёдрам, и тихо взвизгнув — Гарри ведь мог её такой увидеть! — Джинни вернула небо на положенное место и резко спикировала к земле. Мерлин, как горят щёки! Надо что-то делать с этими нервами — даже Чанг говорит, что рыжие становятся некрасивыми, когда краснеют!

Она спрыгнула с метлы, разогнав кур, которые с заполошным кудахтаньем разбежались по двору, и решительно двинулась на кухню — мама уж точно знает, что с этой краснотой на щеках делать!

По дороге она отправила метлу в окно пристройки, — долгие годы борьбы с братцами за полёты помогли в совершенстве освоить перемещение предметов на расстояние, — оставила бутсы на ступеньках и уже босиком проскользнула в дом.

Больше всего она любила первый шаг, когда переступаешь порог и сразу ныряешь в удивительное тепло, уют и ощущение абсолютной безопасности. Этого не было у Блэков, этого не было в Хогвартсе, и именно по этому ощущению она больше всего тосковала первые годы обучения. Даже плакала иногда, когда никто её не видел!

— Мам, а что делать, чтобы мень... Ой!

Джинни вбежала на кухню и замерла, когда увидела мать, склонившуюся над миской с кашей, в которую капала кровь из рассечённой руки.

— Мам?

— ...восемь, девять, десять... — Молли выпрямилась, заживила порез, устало улыбнулась дочери. — Что случилось, доченька?

— Мам, это ведь... — Джинни нервно глотнула, облизала пересохшие губы. — Магия крови?

— Да.

— Но ведь Министерство... — Джинни беспомощно всплеснула руками. — И Дамблдор!..

Молли обняла её за плечи, мягко подтолкнула к столу:

— Садись, дочка.

— Мам, что это?! — Джинни ткнула пальцем в кашу, на поверхности которой таяли капельки крови, искрясь яркими звёздочками в фиолетовом облачке магического ихора.

— Зарок, — твёрдо ответила Молли, глядя в глаза дочки.

— Но... это же... Как?

— Садись, дочка, нам надо поговорить, — она посадила растерянную Джинни на ближайший стул, пристроилась рядом. — Что там делают ребята?

— Гарри с Роном купаются в речке, голышом, Гермиона с книгой под нашим дубом, читает, близнецы в гараже...

— Значит, у нас есть время на серьёзный разговор...

Молли помолчала, внимательно глядя в лицо дочери, продолжила:

— Ты задумывалась, почему мы так живём?

— Мам, да сколько раз я тебе жаловалась об этом!

— Я не про жалобы, доченька, — Молли улыбнулась, погладила её всклокоченную после полёта шевелюру, — я про жизнь вообще. Про нас всех.

— Что ты имеешь в виду?

— Когда я узнала, что Гермиону ранил Долохов, на меня накатил снова тот ужас, который я испытала много лет назад...

Молли вздохнула, посмотрела сумрачным взглядом куда-то в прошлое.

— Когда Пожиратели убили моих братьев, тебя ещё не было. Я сидела дома с пятёркой детей, Артур пропадал то на работе, то у Дамблдора, а я вздрагивала от каждого шороха за окном, от каждой вспышки в камине. Особенно жуткими были вечера — долгие часы темноты в пустом доме, когда нет рядом крепкого мужского плеча, к которому можно прижаться... И вот когда сова принесла весть о гибели Гидеона и Фабиана, я поняла, что надо решаться.

— Что ты сделала?

Молли грустно улыбнулась:

— Я нашла ведьму.

— Что? Но они же!..

— Доченька, волшебники сотни лет живут рядом с магглами, и те ничего не видят. Неужели ты думаешь, что министерские артефакты нельзя обмануть?

Джинни решительно покачала головой:

— Биннс нам говорил, что последний ведьминский ковен был уничтожен в тысяча восемьсот шестьдесят третьем, их ещё Адским пламенем только смогли упокоить. Про это даже в билетах на экзамене есть!

— Ну разумеется, ведьмы уничтожены — это ведь официальное мнение Министерства, а они не могут ошибаться. Сириус — опасный преступник, а Гарри — врун и безумец, не так ли?

— Конечно нет!

— Вот и ведьмы есть, доченька. Мало их осталось, но есть.

— И ты пошла на сговор с ведьмой?

— У меня не было выхода, доченька. Пятеро малышей на руках, муж, вечно пропадающий где-то, и наконец убитые Пожирателями братья — последние Пруэтты, которые от меня не отвернулись. Это совсем не то, о чём мечтала юная Молли, знаешь.

Джинни поёжилась — на кухне вдруг стало холодно, словно в окно дунул стылый осенний ветер, — схватила кружку горячего чая, ловко подставленную мамой.

— Но ведьмы всегда что-то забирают. Что-то ценное...

Молли тряхнула головой, рассыпала по плечам рыжие волосы, посмотрела куда-то сквозь Джинни, и на мгновение той показалось, что в глазах матери пляшут языки давно погасшего пламени.

— Я перестала быть Пруэтт и осталась только Уизли. Поэтому вы все у меня, как папа.

Она улыбнулась, взъерошила волосы дочери:

— Все, как один, рыжие, конопатые и красивые!

— И это всё, чем тебе пришлось расплатиться?

— Конечно нет, — Молли бледно улыбнулась. — Я пожертвовала семейным эльфом, и...

— У нас был домашний эльф? Такой, как у Малфоев, Булстроуд, у Боунс?

— Не у нас, дочка, у Молли Пруэтт. То, как я его забирала из отчего дома, отдельная история, но теперь он всегда с нами.

— Упырь? — прошептала Джинни, ошарашенная догадкой, и прикусила пальцы. — Это был... был эльф? Такой, как Добби или Винки?

Мать кивнула.

— Но потеря эльфа и отказ родной семьи ещё не всё. Я приняла зарок, альтгейс, если хочешь.

Джинни нахмурилась, вспоминая школьную зубрёжку, пробормотала под нос:

— Та-ак, гейс — обязанность что-то делать, альтгейс — отказ от действия...

Она подняла глаза на грустную мать:

— От чего ты оказалась, мам? Что тебе нельзя делать?

— Уничтожать говорящих, доченька.

— Но ведь сфинкс тоже говорит! И даже садовые гномы ругаются...

Джинни вскинулась от неожиданной догадки:

— И поэтому мы занимаемся «разгномливанием», вместо того чтобы раз и навсегда их потравить?

— В точку.

— Но мам, а что ты получила взамен?

— Здоровую счастливую семью, гарантию вашей жизни, доченька, — то, о чём мечтает каждая женщина.

По лицу Джинни промелькнула тень — она своё счастье представляла несколько иначе. Мать заметила её эмоцию:

— Разумеется, когда я была в твоём возрасте, то мечтала совсем о другом, но замужество, дети, собственное хозяйство заставляют ценить совсем не то, что в детстве.

— Подожди, мам. Ты сказала «гарантия жизни» — это что значит? Нас никто не может убить?

— Конечно нет! Ведьма, пусть даже самая сильная, ещё не Великий Мерлин! Но опасность потерять кого-то из вас остаётся очень небольшой, пока я исполняю зарок. Пока я не уничтожаю говорящих.

— И тебе никогда не хотелось кого-нибудь убить? Никогда-никогда?

— Доченька, я ведь живой человек, — вздохнула Молли. — Но мне помогает один совет, услышанный ещё в детстве, когда к нам приезжал двоюродный дядя Игнатиус из гонконгских Пруэттов. Я очень его любила: он был совсем другой, не такой, как наши местные родственники. Такой, знаешь, восточный, экзотичный, всегда в шёлковом халате, и он даже пах по-другому! И вот он сказал мне, когда я злилась на соседских мальчишек, да так, что всю мебель разбила в детской: «В жизни, Молли, самым важным является терпение. Потому что если вооружиться терпением и сесть на пороге своего дома, можно увидеть, как мимо несут гроб твоего врага». И когда мне становится плохо, я говорю себе: «Не раскисай, Молли, эти негодяи всё равно умрут»...

Громкий щелчок и скрежет шестерёнок прервали её слова. Мать и дочь вздрогнули, увидели, как единственная стрелка семейных часов перемещается на позицию «Время обедать».

— Что ж мы сидим с тобой, дочка, — вскочила миссис Уизли. Одним движением волшебной палочки, в котором уместилось несколько заклинаний, она убрала из мойки чистую посуду, зажгла огонь в плите и хлопнула на неё котелок с ирландским рагу.

— Я на чердак, кормить упыря! — она заговорщицки подмигнула дочери, и та не выдержала, засмеялась от уморительной мины. — А ты зови всех к столу, пока они от голода не похудели.

— Хорошо, мам! — Джинни выскочила на двор, опять чуть не споткнулась о задумчивую курицу и тормознула с бутсами в руках — с кого начинать? С Гермионы, которая ближе, или с мальчишек на реке?

Она нахмурилась, но в памяти тут же вспыхнули обнажённые ягодицы, и Джинни решительным движением палочки выдернула из чулана метлу. Сначала Гарри!

Нора ухнула вниз, мелькнули покосившиеся стены спальни Рона, а за ними голубые ставни, которые Перси закрывал каждое утро, чтобы братцы не влезали к нему без спроса, пронеслось чердачное окно, ещё без мамы внутри, и огромный радостный простор распахнулся перед ней, принял её в свои объятия, тёплые, как само лето.

— Ях-ху!! — завизжала радостно Джинни, крутнулась вокруг своей оси, уворачиваясь от воображаемого бладжера, и неторопливо поплыла вниз к деревьям, чтобы появиться над мальчишками абсолютно неожиданно — вдруг они ещё не оделись?

Потому что сейчас самое важное — увидеть ягодицы Гарри, а про всё остальное она подумает завтра!

...Убедиться в правоте Мерлина, который говорил, что ведьмам и драконам верить нельзя, Молли и Джинни пришлось уже через несколько лет, когда в битве за Хогвартс погиб Фред. Гейс не помог, и Молли так и не смогла смириться с потерей. Упырь из "Норы" исчез тоже, а Джинни, похоронив брата, окончательно решила, что свою судьбу надо делать только своими руками. Её жених Гарри был с ней совершенно согласен.