Потерянный (джен)

— Утер.

Дверь даже не скрипит и не знай король об особенностях некоторых обитателей замка — вздрогнул бы, а так мужчина лишь вздыхает и крепче стискивает кубок в руках, не отрывая взгляд от укрытого одеялом предрассветных сумерек города. В голосе ночного гостя даже не горечь, усталость напополам с сожалением, Балинор ступает ближе — ковер складывает медвежьи шаги повелителя драконов и Пендрагон даже не противится, когда друг вытягивает из его рук кубок и… молчит, конечно же молчит, как и все отмеренные пятнадцать лет.

Никому из мужчин не хочется сотрясать воздух сказанными уже не раз словами, поэтому они молча взирают на спящий город, чье спокойствие и мир оба хранили по-своему.

— Я… — маг бормочет, опуская голову, каждый раз воспринимая это признание как личное поражение. Даже Килгарра, помешанный на древнем пророчестве не мог отыскать украденную половину, как и Мерлин, которому крылатая ящерица забила предназначением голову. Сын тогда сверкал глазами над картой, был так уверен, указав на северные горы, что они поверили вновь. И так кошмарно ошиблись, либо проклятая жрица чувствовала поисковое заклинание и удрала.

— …не нашел его, — прерывает Утер, жмурясь на миг и сжимая пальцами переносицу. Он, стоит признать, слишком многого ждал от мальчишки мага. Грохот у двери не позволяет закончить мысль — взъерошенный подросток со своим дурацким сбившимся шейным платком вваливается в кабинет, возбужденно сверкая золотом глаз. Подслушивал.

Утер мысленно усмехается, складывая рук на груди и с интересом глядя, как Балинор рывком поднимает неугомонного отпрыска на ноги, что-то строго выговаривая, но Мерлин только улыбается, норовя прильнуть ближе. Ребенок, совсем ребенок в свои четырнадцать, так остро тоскующий по отцу.

«В Камелоте за магию казнят»

Вспоминает Пендрагон обвинения служителей древней религии, пряча улыбку в приложенном к губам кулаке, знай колдуны и колдуньи о том, сколько тех самых магов жило в замке, почти не скрываясь — ужаснулись бы. И как подчас наглели эти самые маги, чувствуя свою безнаказанность.

— Я слышал, вчера была казнь, — уловив нежелание своего короля говорить о потерянном принце, Балинор сворачивает на тему, волнующую его больше, — и Мерлин был там.

— Балин… — король внутри Утера поднял голову, требуя подчинения, но именно этот маг и его жена не позволили Пендрагону сойти с ума от потери. Не обернуться противному самому себе зверю.

Те, кто долго сражаются с драконами сами становятся драконами.

Эту простую истину донес до него последний из повелителей драконов, из раза в раз напоминая, что по одному человеку нельзя судить всех. И Утер старался, правда. Гневаясь и желая обвинить во всем магию, мужчина всякий раз оглядывался на неуклюжего мальчишку с великой судьбой, что старательно плел для Морганы венок из весенних первоцветов, у него никак не выходило, но к магии парень не обращался. Поджимал губы, слушал смеющуюся Хунит и упрямо продолжал.

Страшно подумать, во чтобы он превратился, слепо карая каждого по любому неосторожному обвинению в магии. Король вздыхает, едва заметным жестом привызая вскинувшегося с протестом Мерлина к молчанию.

— Присядь, Балинор, ты устал с дороги. А я пока расскажу тебе о вспышке странной чумы на востоке. И самое интересное — лишь в одной деревне, друг мой, слушай и делай выводы.

А история была преотвратной. Мерлин тогда увязался со своим наставником-лекарем, отмахнувшись от волнения матери: мол, магов простые болезни людей не берут. И был прав, ни Гаюс, ни сам будущий великий маг не пострадали, но деревня, страдающая от чумы, из-за которой сожжение грозило всем ближайшим селениям страдала как-то странно. Люди мучались, их выворачивало от боли, но сгорали от болезни они слишком медленно.

Что смутило магов Утер не знал, но по итогу причина неожиданной и столь закрытой вспышки заразной болезни стала магия. Черная магия. Кто-то из служителей древней религии все ещё тоскующий о прошлых временах, когда простые люди были для магов рабами, оскорбился отказом продать ему одаренного сына старосты и болезнь стала «наказанием». Узнал это Мерлин наткнувшись на запертого в погребе, с отнятым голосом заплаканного ребенка.

Как нашли виновника никто из придворных не признался, но ледяной взгляд Мерлина, когда голова чёрного колдуна отделилась от тела и без того сказал его величеству многое.

Служители древней религии были правы.

В Камелоте казнили за магию.

Чёрную магию.

* * *

— Артур!

Оклик заставляет обернуться, на одних рефлексах отклоняясь от ножа мальчишки друида от чего оружие лишь рассекает тонкую черную рубаху, и мальчишка лупит на него испуганные карие глазищи на пол-лица. Кажется, его привели из какого-то селения и Артур желая быть полезным взялся тренировать парня в отсутствие его наставника.

— Порядок, Лоррак, — блондин хлопает ребенка по плечу, улыбаясь, — твоей скорости любой позавид…

— Артур!

Громогласный крик, на который не должна была быть способна хрупкая женщина, раздался ещё ближе, заставляя Артура подскочить, отряхиваясь и броситься на зов наставницы. Друиды давшие гонимым магам приют провожали парня насмешливыми взглядами, в спину летели пожелания не свернуть на корнях шею.

Вот так, петляя между многовековых стволов деревьев-гигантов, Артур чувствовал себя как никогда свободным. Нимуэй спасла его совсем ребёнком, вытащив из логова ужасного тирана и вела за собой, пряча от гончих безумного короля Пендрагона. Тот, по слухам, двинулся после смерти своей королевы, обвинив рождённого мальчика в смерти любимой женщины и возжелав уничтожить новорожденного наследника сразу же. И жрица рискуя собой забрала сына подруги с собой. Артур знал эту историю так, словно помнил лично, женщина не позволяла ему забыть о неоплатном долге хоть никогда не говорила о том напрямую.

Артур — никогда — Пендрагон был обязан жрице древней религии жизнью.

Парень чуть сталкивается с сгорбившейся жрицей, она хватается за плечи своего ученика, крупно вздрагивая и опуская лоб на чужую грудь.

— Греддон, Артур! Псы Утера казнили его.

Слова заставляют парня вздрогнуть, они подобны раскату грома, ведь названный колдун был наставником Лорка всего лишь отлучившегося за припасами. Блондин стискивает зубы, проглатывая кислую горечь, поднявшуюся по горлу.

— Сожгли, Артур… я слышала его крик за сотни миль. Безумный король совсем обезумел.

Жрица качает головой, красивые черты лица кривятся в муке. Поднимая на парня красные глаза и растеряно гладя блондина по руке.

— Время пришло, мальчик мой. Ты отправишься в ближайшее селение, сдашься рыцарям, назвавшись Артуром Пендрагоном — приказ тащить в замок любого, кто назовётся Артуром всё ещё в силе, а значит, мой мальчик, ты отправляешься в Камелот. Только так мы положим конец правлению безумца. А ты… — женская рука касается щеки, нежно поглаживая, опускаясь на скулу. — Отомстишь за убитую мать, мой мальчик. Во всем виноват Пендрагон, — ведьма опускает голос до шепота, лихорадочно сверкая глазами. — Ты подберешься к нему близко, так близко, чтобы безумный король не смог увернуться от рокового удара.