Крылья свободы (гет)

«Если бы мне только дали еще один шанс… я ни за что в жизни не полюбила бы тебя»

Девушка сидела рядом с ним в слезах, не понимая, как же могло такое произойти. Пламя, окутавшее огромный дворец, ничем не отличалось от того, что когда-то пожирало их город. Белое платье пропиталось чужой кровью, руки йольфа дрожали, сама она едва ли могла теперь уже что-либо предпринять.

Снаружи слышатся крики рыцарей и оглушительный грохот. Их друзья полегли в нелепой попытке спасти пленницу, Селения сорвалась на помощь к последнему выжившему. Лежащий под деревом возлюбленный смотрит на нее холодно, с такой усталой и вымученной улыбкой.

— Кулим… — шепчут ее губы, когда он чуть дергает плечами и открывает глаза, словно бы находясь в полудреме.

— Прости, — произносит так сухо, держась за свою открытую рану. Она пыталась помочь ему. Хотела перевязать, остановить кровь, сделать хоть что-нибудь, лишь бы он выжил, но тот все так же был непреклонен. — Не надо. Уже… слишком поздно, Селения.

— Нет. Нет, нет, нет, нет! — он видел, как глаза ее расширились от ужаса. Кусает губу, в попытке перед ним не расплакаться, парень осторожно едва касается ее щеки подушечками пальцев, и она замечает, как теплеет его взгляд. — Прошу тебя, Кулим…

— Уходи, — не дал ей закончить йольф. — Молю тебя, уходи. Совсем скоро они будут здесь, — белокурая девушка легонько мотает головой, он же чувствует, как гнев и вина переполняют, и гложут его изнутри. — Селения!

— Я не могу, — слышится лишь одна короткая, такая упертая фраза. — Все это устроил ты.

— Я ошибся, — горестно прошептал он, лидер, некогда спасший ее из рук работорговцев. Кулим заботился о ней еще с ранних лет. Оберегал и любил ее, поучал и рассказывал много чего интересного. Селения всегда была для него лишь младшей сестрой, такой доброй и нежной, но такой отстраненной от всего внешнего мира.

— Я тоже. Тоже ошиблась, когда посмела любить тебя, — первые слезы стекают по ее щекам, он застыл в изумлении, словно не веря сейчас ее словам. В голове возникают воспоминания из прошлого. Еще с того времени, когда все было хорошо. Когда йольфы не знали никаких забот, когда они жили в своем маленьком мирке вдали от всей этой жестокости. Вдали от человечества и боли, вдали от войн и разрушений…

— В-вот оно как, — вырвались последние слова, когда Кулим чуть улыбнулся, глядя на нее. Девушку, что поддерживала его еще с самого детства. Девушку, что дразнила его за чувства к Лейлии и сама же подтолкнула его на признание. Девушку, что всегда, сколько он себя помнил, была с ним рядом. Держала его за руку, обнимала, когда было плохо, и брала на себя командование остальными, когда он в очередной раз сходил с ума. — А я все думал, почему же ты…

— Кулим! — кричит она его имя, когда он оборвался на полуслове. Рука сползает вниз, но Селения успевает схватиться за нее до падения на траву, и вновь прижимает к своей щеке. — Прошу тебя… прошу. Наша лента… не должна была оборваться так, Кулим, — он всегда был для нее всем. Каждый день с ним был полон самых ярких, самых различных событий, которые она во всех красках под впечатлениями ткала на своей ленте, что была куда длиннее и выразительнее, чем у кого-либо еще.

Она все так же прижималась щекой к его руке. Все так же смотрела в его безжизненные глаза и плакала, не замечая ничего и никого вокруг себя. Крики людей, взрывы и лязг мечей для нее соединились в один приглушенный звук. Селения не думала о том, как бы отсюда выбраться, не думала, как спастись и, возможно, зажила бы после. Она верила, что без Кулима ее лента дней не сможет продолжаться. Еще в раннем детстве она осмелилась влюбиться в него, позволила сплести свои нити судьбы с его и считала, что, когда-нибудь, они закончат свою ленту вместе…

— Сдохни, бессмертное отродье! — кричит напоследок рыцарь, выпустивший стрелу в плачущую деву. Не успевает она среагировать, как та вонзается в нее с невообразимой болью, и жертва замирает, смотря на своего возлюбленного.

* * *

Маленькая девочка проснулась в полном ужасе с чувством того, как ее трясут за плечи. Она звонко вскрикивает, до конца даже не понимая, кто же это был, и звонкая пощечина, да чужой голос, заставляют ее прийти в себя. Мокрые от слез глаза распахнулись в удивлении, ладошка слегка покалывала после того, как сама ударила мальчика напротив, а сердце неприятно сжалось, когда в полумраке она узнала такого родного, такого близкого ей человека.

— К… Кулим? Ты живой! Кулим! — и йольф накинулась на него, обнимая своего возлюбленного, что не сдержал равновесия и сам теперь лежал рядом с ней. — Как же… я рада…

— Тшш… конечно, я живой. А как иначе? — потирая щеку, он чуть нахмурился, не понимая, что же на нее нашло. Хотелось возмутиться по поводу ее удара, но, опустив взгляд на эту кроху, что отчаянно прижималась к нему и плакала, мальчик просто не смог проронить ей ни одного лишнего слова. — Тебе приснился кошмар? — он поглаживает ее по волосам и чуть улыбается, когда она поднимает голову. Кивает, снова утыкается ему в плечо и закрывает глаза, чувствуя такое знакомое, такое родное тепло любимого человека.

— Он был… таким настоящим… — прошептала малышка, постепенно успокаиваясь рядом с ним.

— И в нем я умер? — он натянул улыбку, не понимая, в какой же момент она вдруг начала вести себя так мило.

Действительно, как еще совсем маленький и беспомощный ребенок, хотя раньше, казалось бы, Селения всегда старалась вести себя гораздо сдержаннее. В особенности, рядом с ним. Если с Лейлией девочка могла звонко смеяться, дурить и радоваться жизни, то с ним она была в разы спокойнее, тише и… скромнее? Точно Кулим не знал, с чем же это было связано, и даже пытался ее как-то разговорить, но она вела себя так неловко и, порой, так неуклюже, словно Макия.

— Я так хотела тебя спасти… — она снова кивнула на вопрос, а мальчик смущенно отвел взгляд, действительно не зная, что же на нее нашло.

«Не понимаю. Что же творится в твоей голове?» — Кулим чуть нахмурился, отгоняя все трепетные, такие волнующие его чувства куда подальше, стараясь мыслить здраво и не показывать ей тех внезапно нахлынувших эмоций. Щека все еще горела после удара, плачущая девочка прижималась к нему, а он обнимал ее, лежа на холодных плитах, да смотрел куда-то вверх, на огромное полотно истории йольфов. Прекрасное и таинственное место, в котором Селения, как ей казалось, чувствовала своих близких. Давно утерянную семью, что однажды исчезла без следа, оставив свою кроху в полном одиночестве.

— Боже, ну и как тебя понять, — тяжело вздохнул ребенок, обнимая подругу, что держалась за него так крепко, словно боялась, что он уйдет или так и вовсе растворится сейчас в воздухе. — Селения, это просто был кошмар. Страшный сон, понимаешь? И он никак не станет явью.

— Обещаешь? — отстранившись, спросила белокурая малышка, смотря на своего возлюбленного.

— Обещаю. Я не умру и ни за что на свете не позволю умереть тебе, — тихо ответил Кулим, замечая блеск в ее глазах и как счастливая, такая солнечная улыбка образовалась на лице его лучшей подруги. Маленькой красавицы, что всегда была его опорой и поддержкой, даже будучи наивной, такой ранимой и хрупкой малышкой.

— Спасибо, Кулим, — и на радости Селения снова обняла его, чувствуя, как облегчение накрывает с головой, а от страшного сна остаются лишь мелкие, едва ли значимые для нее обрывки.

— Тебе спасибо. Я и не знал, что ты обо мне так беспокоишься, — когда она раскраснелась, отстранившись от него, он чуть склонил голову в бок и тихо рассмеялся, стоило ее кулачкам легонько ударить его по груди. — Ну-ну, перестань. Так ведь сама всего меня и искалечишь!

«Дурак ты», — только и подумала Селения, слушая такой приятный, такой красивый и тихий смех родного человека. Она не позволит ему пропасть. Не позволит умереть, как то случилось в ее страшном сне, и уж точно не даст ему страдать от любви к совершенно другой девушке. Совершать те же глупые ошибки, что и тогда.

Тогда, когда они все вместе направились во дворец, чтобы спасти Лейлию, да в итоге погибли. Один за другим, рыцари бездумно избавлялись ото всех, кто только попадался им на пути. Будь то парень или девушка, да даже любимая игрушка короля, которая отчетливо помнила то, как ее с подругами схватили рыцари в качестве любовниц королевской семьи или живых инкубаторов, способных породить бессмертное человечество.

— И вообще, это я должен возмущаться тут, — чуть нахмурившись, тише произнес Кулим, когда девочка снова подняла на него любопытный взгляд. — За кого мне снова пришлось выполнять почти всю работу?

— Прости, — неловко ответила Селения, что заснула днем в своем любимом месте, где проводила, наверное, большую часть свободного времени.

— А кто-то дрых в это время, пока мы все трудились, не жалея рук, — продолжил он на нее давить с серьезным выражением лица, но после, не сдержавшись, щелкнул ее по лбу и снова засмеялся. — Глупышка. Ну когда же ты поймешь? Мало того, что спать днем вредно, так ты еще и других заставляешь волноваться. Ребята искали тебя по всему городу. Хорошо, что я знаю, где ты всегда прячешься.

— Здесь… я чувствую своих родителей, Кулим, — шепотом призналась кроха, не столько используя свои слова как оправдания, сколько пытаясь объяснить, почему ей так дорого это место, где частенько сидела их старейшина, госпожа Расина. — Будто никогда и не была совсем одна. Ты понимаешь?

— Ты и не была совсем одна, — накрыв ее руку своей, мальчик произнес это уверенно и без колебаний. — Я рядом. Я, и весь наш с тобой народ. Наша семья.