Крылья свободы (гет)

«Если бы мне только дали еще один шанс… я ни за что в жизни не полюбила бы тебя»

Девушка сидела рядом с ним в слезах, не понимая, как же могло такое произойти. Пламя, окутавшее огромный дворец, ничем не отличалось от того, что когда-то пожирало их город. Белое платье пропиталось чужой кровью, руки йольфа дрожали, сама она едва ли могла теперь уже что-либо предпринять.

Снаружи слышатся крики рыцарей и оглушительный грохот. Их друзья полегли в нелепой попытке спасти пленницу, Селения сорвалась на помощь к последнему выжившему. Лежащий под деревом возлюбленный смотрит на нее холодно, с такой усталой и вымученной улыбкой.

— Кулим… — шепчут ее губы, когда он чуть дергает плечами и открывает глаза, словно бы находясь в полудреме.

— Прости, — произносит так сухо, держась за свою открытую рану. Она пыталась помочь ему. Хотела перевязать, остановить кровь, сделать хоть что-нибудь, лишь бы он выжил, но тот все так же был непреклонен. — Не надо. Уже… слишком поздно, Селения.

— Нет. Нет, нет, нет, нет! — он видел, как глаза ее расширились от ужаса. Кусает губу, в попытке перед ним не расплакаться, парень осторожно едва касается ее щеки подушечками пальцев, и она замечает, как теплеет его взгляд. — Прошу тебя, Кулим…

— Уходи, — не дал ей закончить йольф. — Молю тебя, уходи. Совсем скоро они будут здесь, — белокурая девушка легонько мотает головой, он же чувствует, как гнев и вина переполняют, и гложут его изнутри. — Селения!

— Я не могу, — слышится лишь одна короткая, такая упертая фраза. — Все это устроил ты.

— Я ошибся, — горестно прошептал он, лидер, некогда спасший ее из рук работорговцев. Кулим заботился о ней еще с ранних лет. Оберегал и любил ее, поучал и рассказывал много чего интересного. Селения всегда была для него лишь младшей сестрой, такой доброй и нежной, но такой отстраненной от всего внешнего мира.

— Я тоже. Тоже ошиблась, когда посмела любить тебя, — первые слезы стекают по ее щекам, он застыл в изумлении, словно не веря сейчас ее словам. В голове возникают воспоминания из прошлого. Еще с того времени, когда все было хорошо. Когда йольфы не знали никаких забот, когда они жили в своем маленьком мирке вдали от всей этой жестокости. Вдали от человечества и боли, вдали от войн и разрушений…

— В-вот оно как, — вырвались последние слова, когда Кулим чуть улыбнулся, глядя на нее. Девушку, что поддерживала его еще с самого детства. Девушку, что дразнила его за чувства к Лейлии и сама же подтолкнула его на признание. Девушку, что всегда, сколько он себя помнил, была с ним рядом. Держала его за руку, обнимала, когда было плохо, и брала на себя командование остальными, когда он в очередной раз сходил с ума. — А я все думал, почему же ты…

— Кулим! — кричит она его имя, когда он оборвался на полуслове. Рука сползает вниз, но Селения успевает схватиться за нее до падения на траву, и вновь прижимает к своей щеке. — Прошу тебя… прошу. Наша лента… не должна была оборваться так, Кулим, — он всегда был для нее всем. Каждый день с ним был полон самых ярких, самых различных событий, которые она во всех красках под впечатлениями ткала на своей ленте, что была куда длиннее и выразительнее, чем у кого-либо еще.

Она все так же прижималась щекой к его руке. Все так же смотрела в его безжизненные глаза и плакала, не замечая ничего и никого вокруг себя. Крики людей, взрывы и лязг мечей для нее соединились в один приглушенный звук. Селения не думала о том, как бы отсюда выбраться, не думала, как спастись и, возможно, зажила бы после. Она верила, что без Кулима ее лента дней не сможет продолжаться. Еще в раннем детстве она осмелилась влюбиться в него, позволила сплести свои нити судьбы с его и считала, что, когда-нибудь, они закончат свою ленту вместе…

— Сдохни, бессмертное отродье! — кричит напоследок рыцарь, выпустивший стрелу в плачущую деву. Не успевает она среагировать, как та вонзается в нее с невообразимой болью, и жертва замирает, смотря на своего возлюбленного.

* * *

Маленькая девочка проснулась в полном ужасе с чувством того, как ее трясут за плечи. Она звонко вскрикивает, до конца даже не понимая, кто же это был, и звонкая пощечина, да чужой голос, заставляют ее прийти в себя. Мокрые от слез глаза распахнулись в удивлении, ладошка слегка покалывала после того, как сама ударила мальчика напротив, а сердце неприятно сжалось, когда в полумраке она узнала такого родного, такого близкого ей человека.

— К… Кулим? Ты живой! Кулим! — и йольф накинулась на него, обнимая своего возлюбленного, что не сдержал равновесия и сам теперь лежал рядом с ней. — Как же… я рада…

— Тшш… конечно, я живой. А как иначе? — потирая щеку, он чуть нахмурился, не понимая, что же на нее нашло. Хотелось возмутиться по поводу ее удара, но, опустив взгляд на эту кроху, что отчаянно прижималась к нему и плакала, мальчик просто не смог проронить ей ни одного лишнего слова. — Тебе приснился кошмар? — он поглаживает ее по волосам и чуть улыбается, когда она поднимает голову. Кивает, снова утыкается ему в плечо и закрывает глаза, чувствуя такое знакомое, такое родное тепло любимого человека.

— Он был… таким настоящим… — прошептала малышка, постепенно успокаиваясь рядом с ним.

— И в нем я умер? — он натянул улыбку, не понимая, в какой же момент она вдруг начала вести себя так мило.

Действительно, как еще совсем маленький и беспомощный ребенок, хотя раньше, казалось бы, Селения всегда старалась вести себя гораздо сдержаннее. В особенности, рядом с ним. Если с Лейлией девочка могла звонко смеяться, дурить и радоваться жизни, то с ним она была в разы спокойнее, тише и… скромнее? Точно Кулим не знал, с чем же это было связано, и даже пытался ее как-то разговорить, но она вела себя так неловко и, порой, так неуклюже, словно Макия.

— Я так хотела тебя спасти… — она снова кивнула на вопрос, а мальчик смущенно отвел взгляд, действительно не зная, что же на нее нашло.

«Не понимаю. Что же творится в твоей голове?» — Кулим чуть нахмурился, отгоняя все трепетные, такие волнующие его чувства куда подальше, стараясь мыслить здраво и не показывать ей тех внезапно нахлынувших эмоций. Щека все еще горела после удара, плачущая девочка прижималась к нему, а он обнимал ее, лежа на холодных плитах, да смотрел куда-то вверх, на огромное полотно истории йольфов. Прекрасное и таинственное место, в котором Селения, как ей казалось, чувствовала своих близких. Давно утерянную семью, что однажды исчезла без следа, оставив свою кроху в полном одиночестве.

— Боже, ну и как тебя понять, — тяжело вздохнул ребенок, обнимая подругу, что держалась за него так крепко, словно боялась, что он уйдет или так и вовсе растворится сейчас в воздухе. — Селения, это просто был кошмар. Страшный сон, понимаешь? И он никак не станет явью.

— Обещаешь? — отстранившись, спросила белокурая малышка, смотря на своего возлюбленного.

— Обещаю. Я не умру и ни за что на свете не позволю умереть тебе, — тихо ответил Кулим, замечая блеск в ее глазах и как счастливая, такая солнечная улыбка образовалась на лице его лучшей подруги. Маленькой красавицы, что всегда была его опорой и поддержкой, даже будучи наивной, такой ранимой и хрупкой малышкой.

— Спасибо, Кулим, — и на радости Селения снова обняла его, чувствуя, как облегчение накрывает с головой, а от страшного сна остаются лишь мелкие, едва ли значимые для нее обрывки.

— Тебе спасибо. Я и не знал, что ты обо мне так беспокоишься, — когда она раскраснелась, отстранившись от него, он чуть склонил голову в бок и тихо рассмеялся, стоило ее кулачкам легонько ударить его по груди. — Ну-ну, перестань. Так ведь сама всего меня и искалечишь!

«Дурак ты», — только и подумала Селения, слушая такой приятный, такой красивый и тихий смех родного человека. Она не позволит ему пропасть. Не позволит умереть, как то случилось в ее страшном сне, и уж точно не даст ему страдать от любви к совершенно другой девушке. Совершать те же глупые ошибки, что и тогда.

Тогда, когда они все вместе направились во дворец, чтобы спасти Лейлию, да в итоге погибли. Один за другим, рыцари бездумно избавлялись ото всех, кто только попадался им на пути. Будь то парень или девушка, да даже любимая игрушка короля, которая отчетливо помнила то, как ее с подругами схватили рыцари в качестве любовниц королевской семьи или живых инкубаторов, способных породить бессмертное человечество.

— И вообще, это я должен возмущаться тут, — чуть нахмурившись, тише произнес Кулим, когда девочка снова подняла на него любопытный взгляд. — За кого мне снова пришлось выполнять почти всю работу?

— Прости, — неловко ответила Селения, что заснула днем в своем любимом месте, где проводила, наверное, большую часть свободного времени.

— А кто-то дрых в это время, пока мы все трудились, не жалея рук, — продолжил он на нее давить с серьезным выражением лица, но после, не сдержавшись, щелкнул ее по лбу и снова засмеялся. — Глупышка. Ну когда же ты поймешь? Мало того, что спать днем вредно, так ты еще и других заставляешь волноваться. Ребята искали тебя по всему городу. Хорошо, что я знаю, где ты всегда прячешься.

— Здесь… я чувствую своих родителей, Кулим, — шепотом призналась кроха, не столько используя свои слова как оправдания, сколько пытаясь объяснить, почему ей так дорого это место, где частенько сидела их старейшина, госпожа Расина. — Будто никогда и не была совсем одна. Ты понимаешь?

— Ты и не была совсем одна, — накрыв ее руку своей, мальчик произнес это уверенно и без колебаний. — Я рядом. Я, и весь наш с тобой народ. Наша семья.

«Ее красота была подобна ночи, таинственная и манящая. От нее нельзя было ослепнуть. Но что-то… все время заставляло меня отвернуться»

Кулим с улыбкой протягивает ей руку, она осторожно касается своей ладошкой его, и он тянет ее на себя, из-за чего девушка на секунду пугается того, что упадет, но он схватывает ее налету и немного кружит в воздухе, крепко прижимая к себе за талию. Селения тихо смеется, в ее блестящих глазах он видит искорки веселья, что невольно, но заставляет засмеяться его в ответ. Йольф обнимает ее, она осторожно прижимается, положив свою вторую ручку на его грудь, и в этот самый момент все вокруг просто перестает иметь какое-то значение.

— Разрешишь сделать одну глупость? — совсем тихо спрашивает он, прервав воцарившуюся между ними тишину.

— Если пообещаешь, что не будешь сожалеть о ней, — сладко шепчет ему девушка. Кулим наклоняется к ней ближе, замирая всего на секунду, словно думая, стоит ли сейчас идти на такой риск. Сердце бешено стучит в его груди, руки холодеют от волнения, а мысли смешивались между собой, пока он решался на то действие, о котором мечтал, наверно, еще с давних лет.

Она встает на носочки и в то же время чуть тянет его за ворот на себя. Нежно касается губ парня своими, закрывает глаза и отдается конкретному моменту. Он касается ее щеки, ласково так, аккуратно, и заправляет прядь ее волос за ушко, уверенно вовлекая возлюбленную в новый поцелуй.

— Клянусь, — всего одно слово срывается с его губ, когда одурманенный парень смотрит на нее влюбленными глазами. Она обхватывает его лицо руками, оглаживает щеки, уши, плавно спускает резинку с его волос вниз, от чего его длинные волосы падают на его плечи.

— Тогда клянусь тебе и я, — нежно улыбается, когда он чуть наклоняет голову к ее ладошке и прикрывает глаза. — Клянусь, что никогда…

— Никогда? — переспросил он, когда Селения замолкла, опустив свою голову.

— Никогда больше не влюблюсь в тебя, — горестно произносит девушка, и ее платье окрашивается в красный цвет.

— Ч-что? Ты ранена? Селения! — кричит, по-прежнему прижимая ее к себе. Руки в ее крови, он же испуганно смотрит на нее и не понимает, что вообще произошло. Кулим убил ее? Но… как? Пару секунд назад все было же нормально! — Селения! Очнись, Селения! — молит он ее, когда видит лишь ее бездушный мертвый взгляд. Ее тело леденеет, йольф дрожит от страха и медленно опускает взгляд на рану…

* * *

Парень распахнул свои глаза и в ту же секунду зажмурился, прикрываясь ладонью от ярких лучей солнца. Прямо перед ним с улыбкой стояла разбудившая его Лейлия, что лишь звонко рассмеялась, наблюдая за тем, как еще некогда спящий непробудным сном, сейчас скрючил такую недовольную гримасу, словно она помешала чему-то поистине невероятному.

— Еще чуть-чуть и станешь совсем как Селения! — держась за живот и согнувшись из-за смеха, весело призналась девушка, непроизвольно сравнивая Кулима со своей подругой.

— Совсем тебя не понимаю, — тихо и все еще сонно ответил парень, чуть нахмурившись, когда подруга так хитро улыбнулась, словно читала его мысли или знала, что он скажет, наперед.

— Прежде, чем понять кого-то, для начала разберись в самом себе, — разобраться… в себе? О чем она вообще? Словно знает обо всех его проблемах, ей богу. — Так говорила моя матушка. Что тебе снилось?

— Н-не твое дело, — отвернулся, отвел взгляд, и выглядел подобно обиженному на весь мир ребенку. Щеки покраснели от смущения, когда вновь услышал этот заливистый, такой искренний и жизнерадостный смех девушки, подобной солнцу.

— Может быть, Селения? — покружившись с лентой дня, разведя руки в стороны, она остановилась и загадочно улыбнулась, внимательно наблюдая за выражением лица Кулима, что всегда, сколько она себя помнила, был рядом с ней. Уделял ей время и бегал точно так же, как другие парни.

— Что? Да с чего бы мне… — но он замолк на полуслове, наблюдая за ее плавными движениями, когда Лейлия снова танцевала с тканью. — Значит, это ты запомнила, а то, что нельзя играться со своей лентой дней — забыла? — и он улыбнулся, когда чудная девушка тихо фыркнула и закатила глаза, словно он просто очередной взрослый, что пытался спустить ее с небес на землю.

— А она и не моя, — успокоившись, обиженно ответила она, накручивая прядь светлых волос на палец.

— Тем более, — тяжело вздохнув, только и ответил Кулим, но лишь спустя мгновение задался более важным вопросом. — А чья же? — поднявшись с травы, с опаской спросил он.

— Догонишь меня — я тебе все расскажу, — поставила она условие прежде, чем отбежать от него на нужное ей расстояние.

— Ну держись, — улыбка сама собой появилась на его лице, когда он сорвался за девушкой, что со смехом убегала от него, порой останавливаясь лишь для того, чтобы брызнуть в него водой, когда побежала прямиком к небольшому водоему поверх каменистых белых плит.

— Получай! А вот и не отдам! Ну же, ты чего такой копуша? — Лейлия смеялась, кружилась с лентой дней и убегала от Кулима, когда тот, протянув руку, пытался либо ухватиться за нее, либо за белое полупрозрачное полотно, что принадлежало совершенно другому человеку. И вот, послышался тихий писк, когда йольф все же догнал свою подругу, да потянул ее на себя.

Они стояли, быть может, в сантиметрах тридцати друг от друга. Парень крепко сжимает ее запястье, она смотрит на него своими удивленными глазами, а после улыбается, чуть качнув головой.

— Молодец, ты, все-таки, меня поймал, — произносит на несколько тонов тише с такой ласковой улыбкой, что всего на секунду показалось, словно она не улыбалась так никогда и никому.

— Теперь отдавай, — он чуть отстранился и, не медля, отпустил ее руку, смущенно отводя взгляд в сторону.

— Отдавай что? — закутавшись в полотно, спросила йольф, чуть склонив голову в бок. — Договор был лишь о том, что я тебе все расскажу, — и она снова тихо прыснула со смеху, когда парень нахмурился и, видимо, понял, что его где-то обманули.

— Это же лента Селении, я прав? — довольно тихо спросил юноша, разглядывая такое знакомое ему плетение. — Что она у тебя делает?

— Мы с ней обменялись на денек, — пожала плечами Лейлия, в тот же самый миг растеряв весь интерес. — Любопытно, что на ней написано?

— Ничуть, — отвел сразу взгляд, чем, собственно, перед ней и спалился, а девушка снова рассмеялась, не переставая удивляться тому, как же у него выходит настолько неубедительно ей врать.

— Держи. Отдашь ей за меня, хорошо? — обвив его шею тонким полупрозрачным полотном, она снова хитро улыбнулась, притянув парня к себе. — Пообещай, что вернешь ей в целости и сохранности.

— Обещаю?.. — растерянно произнес он, на секунду просто застыв на месте. — Стой! То есть вы не обменялись, и ты решила на меня это повесить?! — возмутился было парень, когда подруга прыснула со смеху. — Да она, наверное, перепугалась вся, Лейлия! Часов пять работы, и все насмарку!

— Почему же сразу насмарку? В твои чистые и бережные руки, — решила она было поспорить, но затем лишь закатила глаза, когда Кулим раздраженно выдохнул, не понимая, в кого же она такая непоседа. — Правда, она очень красива?

— Словно ночь, — сорвалось случайно с его губ, и парень раскраснелся, не понимая, какого, собственно, черта сказал это перед подругой вслух.

— Я про ленту, дурашка! — рассмеялась девушка, снова держась за свой животик. — Божечки, Кулим, ты уже до слез меня довел! Не стыдно?

— Ты сама себя доводишь, — буркнул он, чуть нахмурившись, но не сдержал легкой улыбки, когда беззаботная и такая свободолюбивая особа начала вытирать подступившие слезинки. — И я про ленту. Ты о чем подумала?

— Белая лента красива, словно ночь? — словно издеваясь, переспросила девица с настолько удивленным выражением лица, что прямо сейчас ему просто хотелось сгореть со стыда.

— У нее уникальный почерк. Отсюда и сравнение, — нехотя оправдался Кулим, чем сам себе же вырыл яму.

— Ладно, как скажешь. Больше не хочу о ней, — Лейлия же сдалась с максимально незаинтересованным видом, хотя сама от чего-то даже несколько расстроилась, что в ту же секунду попыталась скрыть…

Она все так же пряталась в храме, где день за днем йольфы ткали свою историю. Длинные полупрозрачные полотна величественно свисали с потолков и образовали собой «шторки», за которыми очень легко можно было скрыться от посторонних глаз. Селения сама не знала точно, почему, но в этом месте она чувствовала себя в безопасности. Словно предки защитят ее от любых напастей, а голос прошлого поможет ориентироваться в настоящем. В том, что есть у нее сейчас.

Устроившись поудобнее на холодном каменистом подоконнике у огромного окна, девушка аккуратно перебирала струны лиры и тихая, такая легкая мелодия вновь заполнила собой все помещение. Она всегда любила музыку. Любила закрывать глаза и слушать пение птиц. Журчание воды, шелест листьев… мир был полон самых различных прекрасных звуков. И проникаясь ими, Селения нередко задумывалась о чем-то более значимом, о чем-то необыкновенном для нее самой или просто засыпала под звуки природы.

Некогда тихий шепот становится слабым пением, и девушка позволяет раствориться себе в музыке, прекрасно понимая, что сейчас здесь никого нет. Работа в храме давно уже была закончена, госпожа, вероятнее всего, ушла домой, а она снова осталась здесь совсем одна. Закрывает глаза и в воспоминаниях мелькает лишь всепожирающее пламя драконов. Она помнит свой страх, понимает, что то, скорее всего, был всего лишь очередной ее страшный сон, но тревожные мысли снова и снова вбивались в ее голову. И Селения пыталась ими поделиться. Пыталась рассказать госпоже Расине, пыталась объяснить, что же терзает ее душу. Заставляет думать о смерти близких, о том, чего просто невозможно будет ей избежать…

«Преградой на пути не встанет непогода,

Не лягут камнем на душе мои невзгоды.

Забуду прошлое. Сбегу прочь, оставляя день былой,

Не проронив слезы скупой…»

И тем не менее, то были лишь ее страшные сны. Голос становится увереннее, несколько громче, и йольф полностью погружается в музыку, тщательно подбирая слова таким образом, словно… пытаясь поведать нечто особенное своим предкам. Она верила, что здесь они ее слышат. Верила, что здесь и впрямь находятся ее корни, частицы душ ее родителей, бабушек и дедушек… всей ее родословной.

«Сердце сковано огнем, страхом будущей судьбы.

Имя вспомнить — лишь о нем были все мои мольбы.

Ты меня приворожил, утешая и любя,

Волшебство ты совершил, подарив всего себя!»

Чуть улыбается, понимая, что в большинстве ошибок была виновата лишь она сама. Селения пела, изливая душу своим предкам, и продолжала играть на арфе спокойную, такую тихую мелодию, что сливалась с ее голосом в единое целое, и переплеталась с ним, образуя нечто поистине прекрасное. Среди лент мелькает чья-то тень и замирает, видно, не желая прерывать пение, что эхом разлеталось по всему храму, благодаря чему более он не выглядел таким холодным, одиноким…

Но музыка стихает, девушка, заметив лишь размытые очертания человека за огромным количеством желтоватых при отблеске солнца лент, плавно подводит мелодию к концу. Чуть сильнее сжимает инструмент в своей руке и пытается подглядеть, не слезая, кто же там стоит.

— Вам что-то нужно? — раздается такой тихий голосок, и она замолкает, видя перед собой такие знакомые очертания лица. — А, это ты… — и успокаивается, в тот же миг теряя интерес.

— Прости, я помешал? — спрашивает, можно сказать, шепотом, но его все равно было прекрасно слышно. Они были здесь совсем одни, тишина вокруг сама непроизвольно делала голоса громче, чем они были изначально, а Селения, несколько секунд еще пронаблюдав за парнем, слабо качает головой.

— Нет. Нет, что ты, — отвечает она так спокойно, а сама неловко поправляет свои волосы и слабо улыбается. А Кулим, смотря на нее, в этот момент просто не мог отвести глаз, когда ее волосы чуть блестели и отливали более темным цветом при лучах закатного солнца. Лента жизни приятного золотистого оттенка, она все так же сидит на каменистой поверхности у узорчатого окна и смотрит на него так нежно-нежно… так волнующе, что парень даже и не сразу расслышал ее вопрос. — Кулим, ты что-то хотел?

— Что? — вырвалось сейчас само собой, и уже затем, когда вопрос воспроизвелся в его голове повторно, поспешил ответить: — Да, хотел тебе вернуть, — и он подходит ближе, протягивая ленту дней. — Она ведь, кажется, принадлежит тебе?

— Ты… читал? — спрашивает Селения так тихо и осторожно, словно бы с некой опаской. Он молчит, она же решается повторить вопрос: — Так читал или же нет?

— Нет, — звучит тихий, но такой уверенный и свойственный ему ответ. Она облегченно вздыхает и снова улыбается, принимая найденное им полотно.

— Тогда спасибо. Ты меня очень сильно выручил. Но где же она была? — чуть наклонив голову в бок, поинтересовалась девушка, действительно не понимая, где могла оставить настолько важную для нее вещь.

— Это длинная история, — отмахнулся живо парень, не желая отвечать и рассказывать о том, как бегал за другой девушкой, чтобы вернуть ее.

— Я бы все равно послушала. Это как-то связано с Лейлией? Почему ты не хочешь о ней вдруг говорить? — с искренним непониманием поинтересовалась Селения, на что он лишь устало выдохнул, подходя ближе и садясь рядом с ней.

— Да просто… подумал, что тебе могло стать неприятно, — Кулим неловко улыбнулся, прекрасно зная, что нет в их маленьком мирке ничего больнее ревности.

— Почему? Мы ведь с тобой друзья. А Лейлия — моя лучшая подруга, — девушка давно смирилась с тем, что между ее прежней любовью и подругой появилась связь. Она видела, как Лейлия на него смотрела. Знала, как они общались, и помнила… нет, видела во сне просто ужасные вещи. Видела, как Кулим страдал день за днем, как пытался все ее спасти, как был буквально одержим идеей начать все сначала… в новой жизни, если быть точнее.

И как после всех страданий, когда она изо всех сил билась за одни лишь его идеалы, когда была ему поддержкой и опорой… они сидели под огромным древом в закрытом саду наедине с последним оставшимся в живых драконом. Кулим весь был в крови, просил ее бежать и только перед смертью узнал о ее чувствах, кои она держала в себе еще с детства.

«Как долго ты собираешься отвергать меня, Селения?» — вопрос все крутился у него на языке, да сам парень лишь молча опустил взгляд в пол, сцепив руки в замок.

Она всегда была такой. С самого детства, когда, казалось бы, еще тогда он воспринимал ее за младшую сестренку, а потом… лишь спустя время, но разглядел в ней удивительного человека. Быть может, все началось с того самого дня и резких изменений в ее характере. Когда девочка, что боялась с ним даже громко засмеяться, внезапно обняла его так крепко-крепко. Когда тихо призналась, что она хотела его защитить, когда перепугалась за него и… что таить, он, и правда, был очень потрясен.

— И то верно, — несколько сухо ответил Кулим, понимая, что, возможно, все не так уж было и плохо.

После того дня и всей следующей недели Селения будто отстранилась от него, но в то же время общалась так тепло и нежно, от чего невольно, но йольф воспринимал ее как довольно близкого для себя человека. Лишь затем, наблюдая за ней, он начал видеть красоту. То, как она, еще будучи наивной и милой крохой, поддерживала его, пытаясь свести со своей подругой. То, как обнимала его, когда ему становилось тревожно на душе, и гладила сама по голове, словно ребенка, на что он хмурился и делал тогда максимально недовольны вид. И все же… то было просто неописуемо приятно.

— Не знаю, каким образом к ней попала твоя лента. Я просто побежал за ней, когда Лейлия пообещала ответить на все мои вопросы, а затем… она попросила меня передать ее тебе обратно, — рассказал он максимально сокращенно, не вдаваясь в подробности про то, как девушка заставляла краснеть его каждый раз, и парень просто сгорел со стыда, когда ляпнул то, чего не ожидал от себя сам.

— Не такая уж и длинная история, — с легкой улыбкой только и произнесла его подруга, прекрасно понимая, что они всегда были довольно милой парочкой.

Кулим всегда защищал ее, прикрывал, когда Лейлия снова бедокурила, и с улыбкой наблюдал за тем, как девушка, подобная солнцу, радовалась, игралась в воде или же кружилась в танце на какой-нибудь поляне. Лейлия, и впрямь, была прекрасна. Свободна, своенравна… а ведь когда-то и Селения восхищалась ее храбростью. Хотя, чего таить? С того времени так ничего и не изменилось.

— Это ты еще полной версии просто не слышала, — и он тепло улыбнулся ей в ответ, наконец переведя взгляд на девушку, что прямо сейчас в его глазах была прекраснее всего на свете. — Кстати, а я ведь… никогда раньше не видел, чтобы ты играла.

— Правда? — удивилась Селения, пытаясь скрыть за этой эмоцией свое смущение, когда хотелось спрятаться за чем-нибудь, лишь бы Кулим только перестал смотреть на нее с такой нежной улыбкой.

— Правда, — уверенно повторил он ее единственное слово. — Сыграешь для меня?

— Ну… — неловко было начала она, чуть сильнее сжимая в руках маленькую лиру.

— Но если тебе сложно… я, правда, не настаиваю, — несколько тише и с долькой огорчения произнес парень, заставляя ее сердечко биться в ускоренном ритме, от чего девушка лишь сильнее начинала волноваться.

— Нет-нет! Ничего такого!

Селения почти не помнила своих родителей. С раннего детства она знала лишь о том, что они были храбрыми и отважными йольфами, пожертвовавшими собой ради их племени. И иногда она задумывалась, почему же именно они? Почему не забрали ее тогда с собой? Почему… оставили ее совсем одну?

Тогда она действительно не знала ответов на свои вопросы. Закрылась в себе и долгое время жила будто бы совсем в другой реальности, выстроив вокруг огромную крепость, что разрушилась, подобно башенке из камней, после легкого толчка, стоило Лейлии протянуть ей тогда свою маленькую ладошку.

— Селения, ты ведь никогда не сдашь меня, верно? — ее проказливая улыбка не сулила ничего хорошего, когда вместо банального предложения поиграть или вместе чем-нибудь заняться, свободолюбивая девчонка вдруг положила начало их дружбе такой неоднозначной, такой странной, как и она сама, фразой.

Они впервые начали общаться после того, как Селения помогла ей скрыться от госпожи Расины и впервые в жизни солгала, дабы защитить едва знакомую ей девочку. И с тех самых пор Лейлия была едва ли не постоянным гостем в ее домике, заходя все время то на чай, то послушать игру на лире, то с какими-нибудь вкусностями, любезно приготовленными ее матушкой.

— А ты одна живешь? — удивилась Лейлия, как-то задержавшись у нее до позднего вечера, когда за маленьким окошком было уже совсем темно и лишь тусклый свет в домиках кое как освещал узенькие улицы.

— Одна. У меня ведь… больше совсем никого нет, — с тоскливой улыбкой она покачала головой, когда девочка виновато опустила взгляд.

— Тогда я буду заходить к тебе гораздо чаще! — довольно-таки громко выдала малышка, схватив свою скромную подругу за руки. — И больше ты не будешь одна! И вообще! Не будет тебе больше со мной покоя, ты поняла?

— Какая глупость, — Селения тихо засмеялась, когда в уголках глаз можно было заметить лишь выступившие слезы.

— Я тебе сейчас дам, «глупость»! — девочка надула щеки и нахмурилась, но обида ее не продлилась и нескольких секунд. Лейлия мягко улыбнулась своей подруге и обняла ее за плечи. — Завтра тоже к тебе зайду. И послезавтра. И каждый день после этого.

— Я буду тебя ждать, — тихо ответила маленькая кроха, едва сдерживая слезы благодарности.

* * *

С Лейлией она начала больше открываться другим йольфам. Подружилась с Макией, такой же одинокой девочкой, какой была и она сама, часто проводила время с госпожой Расиной, узнавая у нее больше о внешнем мире. О том, как живут люди, о том, какой невероятной красоты был раньше мир. Совсем недавно, несколько веков назад, сказочные существа обитали повсюду. Был народ с крыльями, как у птиц, цветы, поющие на рассвете, рыбы-гиганты впрягались в грузовые корабли. Но каждый из них безвозвратно покинул этот мир.

Народ йольфов, в простонародье известный как «Племя расставаний», тоже… навряд ли станет исключением, даже если они и скрывались от людей. На протяжении очень долгих лет они выживали и ткали свою историю. Каждый день, по небольшому обрывку, они вкладывали то, что не хотели забывать, то, о чем хотели бы поведать будущим поколениям. Рассказать об океане, о том, какие чудесные существа в нем обитали раньше. О путешествиях, о случившихся с ними несчастьях, о том, как сильно меняется все вокруг за один короткий миг и каким опасным становится внешний мир. О том, что лучше в него никогда и не входить, если не хочешь обрести себя на душевные страдания, ведь… лишь однажды побывав в нем, ты уже не сможешь полностью вернуться.

— Ой! — испуганно воскликнула маленькая девочка с большущей корзиной в руках, случайно врезавшись с нею в ребенка перед собой. Из-за огромной горы ткани она его сначала даже не заметила и едва не потеряла равновесие, когда мальчик поспешил ухватиться с другой стороны за рукояти корзины и потянуть на себя, благодаря чему падения в воду все же удалось избежать. — П… Простите…

— Ничего, — довольно тихо и спокойно ответил ей более зрелый мальчик, выглянув из-за белого полотна, благодаря чему девочка смогла его рассмотреть. — Ты ведь подруга Лейлии? — малышка на секунду растерялась и прослушала сам вопрос, слишком сильно акцентировав внимание на звучании его голоса.

— Что? — шепотом и даже с долькой страха спросила она, взволнованно подняв на него взгляд. Его теплые руки все так же лежали поверх нее, помогая держать тяжелую корзину. Селения с восхищением смотрела на красивого мальчика и щеки ее вспыхнули, когда она только поняла суть его вопроса. — Да! Да, мы с ней… подруги, — и девочка совсем чуть-чуть двинула руками в сторону, чтобы снова закрыться тканью от него. Мальчик, что сначала удивился этому действию, затем тихо рассмеялся, вновь перехватывая корзину и чуть потянул ту на себя, заставляя малышку сделать маленький шажок вперед.

— Давай помогу, — мягко произнес он, заставляя Селению залиться краской и живо замотать головой, чего ребенок сейчас даже не увидел. — Мне не тяжело. Можешь отпустить.

— Не стоит… — робко произнесла она, борясь со своим желанием куда-нибудь спрятаться или сразу же под землю провалиться. — Правда. Я и сама могу. Тебе не нужно помогать мне.

— Это еще почему? — на этот вопрос девочка ответа уже не нашла. — Боишься?

— Нет, — живо выпалила она, когда на самом деле очень боялась. Точнее… волновалась. И чувствовала себя жуть как неудобно. — Не хочу быть тебе должной.

— И это все? — растерялся мальчик, услышав настолько тихое, настолько скромное, но в то же время и такое глупое оправдание. — Если так беспокоишься об этом, можешь просто составить мне компанию. Так же будет честно? Я помогу тебе, а ты своим разговором — мне.

— Ладно… но о чем мы будем говорить? — через несколько секунд молчания, все же выдала она, наконец избавив себя от тяжелой ноши и размяв запястья, когда мальчик же держал корзину так, словно она для него и не весила ничего.

— Как твое имя? — а теперь, когда они шли бок о бок друг с другом, маленькая йольфийка боялась даже поднять на него взгляд.

— Селения… я думала, ты уже знаешь, — все-таки, он ведь сразу понял, что она — подруга Лейлии. А это уже означало только то, что мальчик, так или иначе, знал ее.

— А я — Кулим, — с такой добродушной улыбкой представился он. — Давай тоже будем друзьями, Селения?

— А разве так можно?..

— А почему нет? — он очень мило склонил голову в бок, когда девочка смущенно улыбнулась.

— Не знаю, — шепотом призналась она. — А ты тоже друг Лейлии? — задалась малышка вопросом, все же подняв на него взгляд.

— Ну… наверное, можно и так сказать, — как-то даже смущенно ответил ей ребенок. По одной лишь его реакции можно было твердо сказать, что одним словом «дружба» он не стал бы ограничиваться.

— Наверное? — взволнованно переспросила Селения, точно не зная, что же это значит.

— Ты задаешь слишком странные вопросы, — хмурясь, ответил ей ребенок, на что та сразу же опустила голову.

— Прости…

— Да шучу же я! — и он снова мягко рассмеялся, вызывая у нее тем самым легкую улыбку. — Спрашивай, о чем захочешь. И больше не стесняйся. Хорошо?

— Ладно, — она кивнула, когда во взгляде все же появились маленькие дольки уверенности. — А почему ты решил мне помочь?

— Да как-то… и не знаю. Но нельзя же оставлять тебя в беде? Корзина выглядит слишком тяжелой, тебе следовало брать на себя меньше, — как-то даже строго ответил Кулим, невольно сравнив эту девочку с малышкой-Макией, что точно так же стеснялась и убегала даже от одного его взгляда. — Так что думаешь? Мы сможем подружиться?

— Сможем, — а теперь она набралась смелости на то, чтобы сказать это твердо и решительно, но при этом со стороны казалось так, будто девочка только что бросила вызов самой себе. — Над чем ты снова смеешься?

— Прости-прости! Просто… ты такая милая, Селения, — мальчик счастливо улыбнулся, даже не пытаясь того как-то скрыть, когда его новая подруга снова порозовела прямо на глазах, сразу же опуская голову, подобно разве что какому-то провинившемуся перед родителем ребенку. — А, так куда эту корзину? К храму?

— Нет, ее… к моему дому. Это моя лента, — тихо и так скромно ответила она, опустив взгляд.

— Такая большая? — поразился Кулим, вспоминая, как сам он в неделю ткал гораздо меньше. — Насыщенная, все же, у тебя, должно быть, жизнь.

— Это плохо?

— Наоборот же! Даже стало интересно, что ты на ней расписала, — признался мальчик, на что Селения смущенно улыбнулась.

— Может… когда-нибудь я буду готова тебе ее показать, — неловко поправив прядь волос за ушко, произнесла белокурая малышка.

— Буду ждать.

Половину оставшегося пути они прошли молча. Девочка стеснялась и хотела спросить его еще о многом, но они уже стояли у дверного прохода в ее крохотный домик и им следовало уже попрощаться. Селения уже кучу раз успела обдумать и мысленно пригласить его к себе, чтобы угостить чем-нибудь вкусным и вместе выпить чаю, но вслух не смогла произнести ни одного слова. Он же, не желая ее более смущать, отослался на какие-то незавершенные дела и попрощался, сказав, что еще обязательно зайдет за ней с Лейлией и они вместе погуляют. Малышка тихо поблагодарила его в последний раз и еще некоторое время провожала его взглядом, но… когда он обернулся — детка быстро юркнула за шторки, заходя к себе домой.

По традиции, каждый йольф ткал свою историю. Память о прошлом ветшает и изнашивается от времени, но ленты дней хранили в себе все самые красочные моменты в их жизни, которые бы просто даже не хотелось забывать. И первым, что выткала малышка, придя к себе домой, было всего несколько коротких, но таких значимых для нее строк: «Дорогие мама и папа. Сегодня я познакомилась с новым другом и… кажется, встретила свою первую любовь. Прошу вас, поддержите меня на этом жизненном пути». Раньше Селения не понимала, почему же родители бросили ее здесь совсем одну. Но после одной встречи она ясно осознала одну вещь…

«Пока я жива, их лента дней будет продолжаться. И я сделаю все для того, чтобы это вышла самая красочная лента во всей истории нашего народа»