↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
В Астрономическую башню Хогвартса младшекурсники Гриффиндора почти не заглядывали: она слыла скучнейшей дырой для умников-звездочетов. Что там ловить шебутным Мародерам? И всё же они забрались туда — Сириус и Джеймс. Обоим по двенадцать, и оба твердо убеждены, что каждый дюйм Хогвартса должен быть исследован и в хорошем смысле обезображен. Сегодня они прихватили для этого баллончик с зачарованной краской — такую, как им наивно казалось, никакой магией не смыть.
— Тс-с! — прошептал Джим, когда Сириус случайно задел высокую вазу на пьедестале, и та угрожающе закачалась. Сириус аккуратно поймал ее обеими руками. Они, конечно, хотели напортачить, но, во-первых, тихо, а во-вторых, более изысканно, нежели просто разбивая хрупкие артефакты.
Крадучись, они двинулись дальше.
Стояла ночь. Пятна лунного света пробивались через готические окна-арки и лужицами разливались по плитам пола. Где-то вдали завывали призраки из Визжащей Хижины.
Мальчики звали присоединиться к их вылазке и Ремуса, но тот почему-то отказался. Тогда они ещё не знали его печального секрета... А Питер, ну, он бы только ныл из-за высоких лестниц, и всё.
— Уже решил, что сегодня нарисуем? — спросил Сириус полушепотом, когда они наконец добрались до самой вершины.
Джим с видом первопроходца оглядывал новые владения и явно подбирал место для граффити. Он свесился из окна и восхищенно воскликнул: «О! Гляди!».
Там, вдоль западной стороны башни шел широкий карниз — почти что балкон. Если вылезти туда, то можно оставить надпись на наружной стене Хогвартса, и все будут видеть и гадать, кто же это такой отважный и ловкий. То, что надо!
— Я полезу! — быстро вызвался Сириус и метнулся к западному окну.
— Нет, я! — возразил Джим с обидой, бросившись туда же наперегонки.
Они почти столкнулись у окна.
— Ты в прошлый раз лазал!
— Но там совсем просто было!
— Ну и что?!
Они устроили небольшую потасовку, пытаясь не пустить друг друга на желанный карниз.
— Ты придумал, а я сделаю — так честно! — заявил наконец Сириус, когда они оба замерли, крепко удерживая друг друга за запястья. — Иначе зачем я вообще сюда шел?! А?
Джим призадумался, чуть склонив голову. Сириус настаивал:
— Ну хочешь, хочешь, я полезу, но всем скажем, что ты?
— Нет! — возмутился Джим. — Ничего мы врать не будем! Ну, только учителям.
— Им-то конечно. Я про наших.
— Ну да. Им не будем. Ладно, — наконец сдался Джим, — полезай. Только ты это...
— Чего?
— Осторожнее, чего.
Сириус фыркнул.
Полнясь горделивой самоуверенностью, он легко вынырнул из окна и ступил на карниз. Двор Хогвартса показался далеко внизу, пошатываясь перед глазами. Живот чуть скрутило от внезапного страха, но Сириус никак не подал виду. Еще чего!
Придерживаясь растопыренными ладонями за кладку стены, он бочком, приставным шагом двинулся вдоль карниза. Найдя выступ, за который было удобно держаться, он достал баллончик и хорошенько встряхнул его, — как вдруг кто-то совершенно внезапно коснулся его плеча, и Сириус едва не навернулся вниз с башни. Он обернулся и уставился во все глаза на рыжую девчонку. Что, во имя Мерлина, она тут делала?!
— Эванс?!
Вечно прилежная и правильная, как она вообще забралась сюда, да ещё и среди ночи? И главное, зачем?!
Небо, ещё недавно чистое, сейчас заволокло грузными фиолетовыми тучами. Одна из них набухла, как переспелая ежевика, и вдруг разразилась каскадом молний. В их бело-розовых вспышках лицо Лили Эванс осветилось кипенной бледностью, и с ужасом Сириус понял, что это не лицо вовсе, а голый череп под рыжим париком.
Он заорал, начал соскальзывать с карниза, размахивать руками и ухватился за то, что попалось под руки — за край мантии Лили. Мгновение они будто бы кружили по карнизу в зловещем вальсе. А мигом позже ее хрупкая фигурка сорвалась и ухнула вниз вихрем черных и рыжих пятен.
Сириус устоял наверху. Дрожа, цепляясь за стенку, он вернулся к окну. Но в проеме, загораживая проход, застыл Джеймс. Его детское лицо стало серым и отражало совершенно взрослые ненависть и горе.
— Ты убил ее, — прошептал он, но шепот прозвучал ошеломительно громко, заглушая грозовые раскаты за спиной Сириуса. — Ты убил ее. Убил.
— Нет!..
— Ты должен был упасть сам! Почему ты не упал сам?!
Резко подавшись вперёд, Джеймс со всей силы толкнул Сириуса, и опора вырвалась у того из-под ног. Мгновения, бесконечно долгие, полные терзающего ужаса, он ещё барахтался, пытаясь уцепиться хоть за что-то. Но потом край карниза мелькнул над головой,
и стыки каменных блоков стены замелькали всё чаще перед глазами,
и неумолимый, сокрушительный удар о землю неистово приближался,
и…
Сириус распахнул глаза. Сердце гулко стучало за ребрами, и от частого дыхания ходуном ходила грудь.
Вот уже почти четыре года кошмары были его постоянными ночными гостями. Фантомный Джеймс в них говорил вещи, которые Сириус так боялся услышать в реальности: обвинял в предательстве и проклинал с желчной ненавистью. А порой просто отворачивался и уходил, не сказав на прощание ни слова.
Четыре года назад, в канун Хэллоуина, Сириус попал в плен к Лейстрейнджам и не сумел выдержать тот ад. Тщетно пытаясь спасти брата, он выдал им тайну Фиделиуса — тем самым предал Джеймса и погубил Лили. Но Регулуса всё равно убили. Та ночь оставила незаживающие шрамы в его памяти и повторялась в кошмарах беспощадным эхом. Но самым поразительным было то, что Джеймс нашел в себе сострадание к беспутному другу и сумел простить его. Сириус вот сам себя не мог.
Он медленно сел на кровати, зная, что после такого пробуждения уже не уснуть. Разве что выпить Зелье сна без сновидений? Еще пару лет назад он постоянно хлестал его и выслушивал потом причитания Ремуса о том, как это вредно. Друг сбавлял обороты, лишь если Сириус пересказывал сон. Вот тогда Ремус как-то притихал и склонял голову в знак понимания.
С Джеймсом они виделись значительно реже. Не потому, что… утратили контакт, нет. Просто Джеймс был занят заботами о сыне, Сириус — охотой на крестражи. Зачастую они попросту находились в разных городах или даже странах. И в каком-то смысле, наверное, так было проще.
Когда выдавалась встреча, они могли и пошутить, и обсудить многое. Но были, конечно, и запретные темы. Например, Сириус, разумеется, никогда не рассказывал про свои сны, да и бессонницу старался не упоминать. Зачем Джеймсу знать, как часто его фантомный двойник запирает Сириуса с дементорами или приказывает броситься под поезд? Ведь в реальности друг никогда не припоминал ему того, что произошло четыре года назад, и не обвинял. Поэтому Сириус, изнывая от благодарности, старался тоже не докучать ему своей постылой виной.
Мало-помалу время и дружеская поддержка заживляли душу, и кошмары, прежде еженощные, теперь приходили реже. Вот уже год как Сириус почти не нуждался в зелье. Сегодняшняя ночь оказалась исключением.
Он поднялся с кровати, завернулся в халат, взял с тумбочки волшебную палочку и повел ею, зажигая потолочные лампы. Они осветили груды холостяцкого бардака вокруг. Он подошел и вручную открыл окно, глотнул свежего воздуха. Июль стоял душный, и лишь ночью можно было ощутить немного прохлады.
Совсем скоро, тридцать первого июля, у Гарри будет день рождения — крестнику исполнится пять лет. Такой большой мальчонка уже! А Сириус его последний раз видел на крестинах, когда малышу было всего несколько месяцев. Крёстный отец, называется. Это удручало. Сириусу хотелось принимать участие в жизни крестника, но всё, что он мог, — это передавать ему через Джеймса подарки. Сегодня же вечером он решил зайти во «Дворец волшебных игрушек», чтобы купить там что-то самое дорогое и навороченное. Конечно, никакие подарки не исправят того, что ребенок остался по его вине без матери, но Сириус ничего не мог с собой поделать.
Где Гарри жил, оставалось загадкой для всего магического сообщества, включая даже ближайших друзей Джеймса. И это было понятно. Горький опыт научил молодого отца не то чтобы недоверию, но осторожности. И как бы это ни печалило Сириуса, он, конечно, не смел и заикнуться о том, чтоб познакомиться с Гарри сейчас, пока Беллатриса на свободе и есть риск возвращения Волдеморта.
Орден Феникса без устали гонялся за крестражами, и четыре уже удалось найти и уничтожить. Исследовав их, Дамблдор пришел к заключению, что всего вместилищ темной души Волдеморта должно быть пять, если, конечно, за считанные дни до смерти колдун не наплодил новых. Значит, оставался последний — и Орден сможет жить спокойно, Джеймс перестанет прятать Гарри, и все задышат полной грудью.
А пока Сириус мог лишь фантазировать о светлом будущем, когда угроза, нависшая над Гарри, развеется и можно будет научить его играть в бладжбол или снабдить дурацкими советами о том, как (не надо) подкатывать к девушкам. Однажды Сириус замечтался об этом вслух. Джеймс посмеялся, но какая-то тягостная недосказанность повисала после этих шуток. Что и говорить, в последние годы с Ремусом стало дружить гораздо проще, чем с Джеймсом. И всё же они старались, как могли, поддерживать связь.
Даже если встречи или письма ранили, Сириус старался этой боли не избегать и не показывать. Она просто стала частью жизни — вполне заслуженной частью. Он помнил свою клятву и помнил слова Джеймса: «Мне нужен друг, а не прислужник». Стремился соответствовать.
Это было скорее пугающе)))
Классный фанфик, с удовольствием прочитала первую часть, и буду читать вторую )) 1 |
VrennaVавтор
|
|
Энни Мо
Спасибо большое за комментарий! 💙 Рада, что получилось сделать сцену пугающей)) Очень приятно, что вы оценили первую часть! И добро пожаловать во вторую! ❤️ будет круто если продолжите делиться впечатлениями по ходу)) |
Ну и жесть. Начинаю думать, что Джеймс прав, и Сириус зашёл уже слишком далеко...
1 |
VrennaVавтор
|
|
Энни Мо
Спасибо большое, что делитесь впечатлениями! Скажите пожалуйста, на какой вы сейчас главе?) |
VrennaV
Последнюю выложенную прочитала )) 1 |
(Отзыв к главе 9)
Показать полностью
Ну как же я всё-таки люблю Регулуса!.. Читала с болью и удовольствием (вот казалось бы... а так можно) Неожиданно нашла в твоём слоге что-то очень близкое своему, в целом своей подаче, поэтому вдвойне прочувствовала. Все воспоминания вызывают такое омерзение и чисто машинальное отторжение, что приходится себя немного тормозить и, я не знаю, уговаривать, что ли. Не на чтение — ни в коем случае! На сами эти действия со стороны персонажа, на их принятие и визуализацию. Да, пожалуй, — именно визуализировать неприятно, но мозг сам рисует сцены, и ты только и можешь, что смиряться с ними, просматривать их, причём непременно в замедленной форме, анализировать. На выходе это больно. Горько. Досадно. И всё так же гадко. "Никто. Забудь. Никто. Никого нет и никогда не было. Тело — просто тлен. Что происходит сейчас с этим телом? Что-то… иное. Оно сидит. Начнем с этого, да. Сидит. Язык этого тела чувствует вкус. Как это называется? Сладкое? Допустим. Какая-то масса во рту тела. Оно механически ее глотает и позволяет навалить на язык еще этого сладкого, густого, холодного нечто. Допустим, это может называться «каша». Уже что-то. Постой, может, лучше не надо всё это осознавать? Там, снаружи… ничего хорошего, знаешь ли. Не обманывайся, даже если сладкий кажется, э-э-э, «не болью». Есть какое-то слово. Неважно. Цвета… О, нет-нет-нет, только не подключай зрение! Поздно. И вот мы снова здесь. Здравствуй, реальность." Мне так нравится вот это. Благодаря частой разбивке на абзацы и появляется ощущение замедленности, то ли транса, то ли полу-обморочного состояния. И до чего же точно, живо и грязно в своей глубине. "Любимый звёздный медведь, который всегда утешит" — вот это разбивает. Контраст "детство-настоящее" разносит просто по щелчку. Боже. Ну. А! ... Ой, Рабастан, милый, и ты здесь? Лестрейнджи не перестают радовать даже здесь. Это как у Чехова, правда, вроде жуть как грустно — а смешно и смешно, потому что персонажи откровенные шуты. Ну, некоторые из них) Родольфуса не признаёт даже собственный брат! Я просто в восторге от него. Бедняга, что уж там... Досталось ему ото всех. Он, может, великий творец! А Рабастан!.. Не понимают люди творческой души! А речь у Рабастана что надо. Им с братом как-то неравномерно раздали лексику, Дольф-то, вон, о высоком, а Басти... "срань", "очешуенно", "перекочевряжило", "глизень". Он просто легендарен. С него можно диалектический словарь писать) Но в конце, конечно, он выдал самую мерзкую мерзость, которую только можно придумать (для Регулуса в его положении так точно). Вот это требование благодарности — это так жалко и жестоко, что просто передёргивает. Фу и бр-р. Глава — любовь однозначно. Я её обожаю. Это прям очень хорошо. Так холодно и безнадёжно, и так жаль. Темно, но не без юмора. Спасибо тебе огромное! 1 |
VrennaVавтор
|
|
ронникс
Показать полностью
Ну как же я всё-таки люблю Регулуса!.. Читала с болью и удовольствием (вот казалось бы... а так можно) Я чувствую то же каждый раз, когда возвращаюсь к этим сценам - и когда представляю другие, ненаписанные, про рега в плену 💔 это не отпускаетНеожиданно нашла в твоём слоге что-то очень близкое своему, в целом своей подаче, поэтому вдвойне прочувствовала. Интересно! А что именно кажется общим?Все воспоминания вызывают такое омерзение и чисто машинальное отторжение, что приходится себя немного тормозить и, я не знаю, уговаривать, что ли. Не на чтение — ни в коем случае! На сами эти действия со стороны персонажа, на их принятие и визуализацию. Да, пожалуй, — именно визуализировать неприятно, но мозг сам рисует сцены, и ты только и можешь, что смиряться с ними, просматривать их, причём непременно в замедленной форме, анализировать. На выходе это больно. Горько. Досадно. И всё так же гадко. Вау! Как ты ярко и живо описываешь впечатления! 🖤 этот эффект.... Я этого и хотела, думаю. Регу максимально плохо, и было бы несправедливо, если бы читателю было комфортно "рядом" с ним в эти моменты."Никто" ... Мне так нравится вот это. Благодаря частой разбивке на абзацы и появляется ощущение замедленности, то ли транса, то ли полу-обморочного состояния. И до чего же точно, живо и грязно в своей глубине. А после пытки состояние его разума близко к трансу или обмороку, да. "Любимый звёздный медведь, который всегда утешит" — вот это разбивает. Контраст "детство-настоящее" разносит просто по щелчку. Боже. Ну. А! 🖤💔🖤Ой, Рабастан, милый, и ты здесь? Лестрейнджи не перестают радовать даже здесь. Это как у Чехова, правда, вроде жуть как грустно — а смешно и смешно, потому что персонажи откровенные шуты. Аххахаха я рада, что ты заценила! Реплику про стихи я добавила после твоего комментария о поэзии Руди!))) Но в конце, конечно, он выдал самую мерзкую мерзость, которую только можно придумать (для Регулуса в его положении так точно). Вот это требование благодарности — это так жалко и жестоко, что просто передёргивает. Фу и бр-р. Если это получилось более мерзко чем все что делали Белла и лорд, то... Я думаю что могу гордиться этим моментом 👀 Потому что это просто слова, а они, получается, производят такой эффект! Глава — любовь однозначно. Я её обожаю. Это прям очень хорошо. Так холодно и безнадёжно, и так жаль. Темно, но не без юмора. Спасибо тебе огромное! И тебе! ❤️❤️ такие отзывы... они заставляют ценить жизнь и придают веру в то, что все что я делаю - не зря 🌟1 |
VrennaV
Показать полностью
ронникс Интересно! А что именно кажется общим? Наверное, нетривиальные метафоры-сравнения-эпитеты (в общем, все эти филфаковские штуки, которые я нежно люблю) и как раз сама разбивка "абзац: одно слово" — оно как будто бьёт, а потом ты замираешь, чувствуешь и только после переходишь к следующему. Если это получилось более мерзко чем все что делали Белла и лорд, то... Я думаю что могу гордиться этим моментом 👀 Беллатрикс и лорд не пытаются из себя кого-то строить, они как минимум честны в своей жестокости. А Рабастан — сам пришёл, сам что-то предъявил. Вот ему одиноко, он пустой (условно; хотя и на самом деле создаётся по маленькому отрывку впечатление, что он сам уже настолько потерян и несчастен, что ему даже к пленнику пристать — радость и краски). У самого же болит, и сам же бесится. Но Регулус-то здесь причём? Ему объективно намного хуже, это даже ни в какое сравнение не идёт. Ещё и пристают вон всякие. Тут мем нужен "Зачем приходил? Чего *** хотел?" Потому что это просто слова, а они, получается, производят такой эффект! И тебе! ❤️❤️ такие отзывы... они заставляют ценить жизнь и придают веру в то, что все что я делаю - не зря 🌟 Точно не зря!1 |
VrennaVавтор
|
|
ронникс
создаётся по маленькому отрывку впечатление, что он сам уже настолько потерян и несчастен, что ему даже к пленнику пристать — радость и краски). У самого же болит, и сам же бесится. Вау!Я: пишу клоунского персонажа, который издевается над гг просто потамушта Читатель: видит в нём психологическую глубину и драматизм Обожаю! 🫶 1 |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |