Те же и Платон: Поезд (гет)

Мартуся говорила, что Харьков для их семьи — место скорби, а Крым — место силы. Когда Яков был маленьким, они с семьёй несколько раз ездили в Крым точь в точь по тому же маршруту, по которому родители и тётя Римма в первый раз проехали вместе в июле 1978 года: поездом Ленинград — Жданов (ныне Мариуполь) до Харькова, потом одним автобусом до Симферополя и вторым до Керчи. Яков отчётливо помнил именно эти поездки и оставшееся от них ощущение приключения, хотя Мартуся называла их — "наши паломничества". Он помнил вкус и цвет чая, звон ложек в подстаканниках, звук отъезжающей двери купе. Помнил, как здорово было вместе с Мартусей забраться на верхнюю полку, уснуть у неё под боком, проснуться уже одному и слушать, не подавая вида, как негромко переговариваются внизу взрослые.

В Харькове они останавливались теперь лишь на сутки, потому что никого из близких здесь не осталось. Посещали кладбище, ночевали в гостинице. Зато в Крыму, в Героевском под Керчью, их всегда ждали и встречали с распростёртыми объятиями. Денег здесь не брали, но пользоваться этим считалось неприлично, поэтому везли чемодан подарков, а ещё тётя Римма шила свадебные платья сначала хозяйке, а потом хозяйкиной дочке. В Крыму было тепло и привольно, здесь Яков научился плавать, впервые всерьёз подрался — с местными мальчишками, решившими проверить, "настоящий ли он Штольман", здесь же он впервые поцеловал девочку. Ему тогда было лет шесть. Застигнутый на месте происшествия взрослыми, он пролепетал в своё оправдание, хотя никто от него ничего подобного не требовал, что и у родителей ведь всё случилось рано. Мартуся вспыхнула тогда просто до корней волос, а откровенно развеселившийся дед объяснил, что слово "рано" в данном контексте он всё-таки толкует превратно. В Крыму Яков провёл и первое своё расследование: восстановил по кусочкам и свидетельствам очевидцев историю той самой поездки 1978 года. Он не знал наверняка, насколько полной и правдивой получилась картина, но она ему нравилась.

Штольман-старший открыл дверь в квартиру своим ключом. В прихожей царил полумрак. Никто не вышел его встречать, что было довольно странно, только приподнял голову на своей подстилке Цезарь. Случилось что? Он зажег свет и прислушался к доносившимся из большой комнаты голосам жены и сына.

— ... Мама, я уже не раз просил тебя не называть Марту "этой девочкой"!

Сын явно сердился, хотя до фамильного свистящего гневного Штольмановского шепота было ещё далеко.

— А как мне прикажешь её называть? Мы же не предсталены. Ты за год вашего знакомства так и не привёл её в дом, хотя сам у неё бываешь чуть ли не каждый день. А теперь ещё и в отпуск с ней ехать собираешься!

К сожалению, Августа опять разговаривала с сыном так, как со взрослым мужчиной разговаривать не следует.

— Мама, ты знаешь, что я еду на турбазу с ребятами, а Марта с тётей будут жить в частном секторе.

— Да, конечно, только этот частный сектор в полутора километрах от турбазы. И едешь ты с ними одним поездом и даже в одном купе, ведь так?

— Я еду с ними на могилу родителей Марты, со мной они смогут выбраться на место крушения самолёта, а то для них двоих это слишком серьёзное приключение.

— И они вот так просто об этом попросили?

— Они ни о чём меня не просили. Я сам это всё придумал, и море, и поезд...

— Зачем тебе это?

— Так будет правильно.

— Зачем вообще тебе всё это? Разве ты не понимаешь, насколько это всё неуместно и странно?!

Неуместным и странным был вибрирующий на грани срыва Асин голос, странным было её с самого начала крайне отрицательное отношение к "этой девочке" Марте, причём без всякой видимой причины. Пора было вмешаться, пока не вспылил Платон. Яков Платонович распахнул дверь в комнату и сказал обернувшимся к нему жене и сыну:

— Добрый вечер, дорогие мои. Уделите немного вашего внимания отцу и мужу?

— Яков? — Ася выглядела так, будто он помешал ей и она во что бы то ни стало хочет довести начатый разговор до логического конца. Вот уж нет, Августа Генриховна, ссорится вам лучше со мной, а не с сыном. Мириться будет проще.

— Привет, пап, — сказал Платон, на лице которого явно читалось облегчение. — Мы не слышали, как ты пришёл. Увлеклись немного...

Августа вздёрнула подбородок, она оправдываться явно не собиралась. Молча подошла, быстро, даже как-то дежурно поцеловала мужа в щёку. Встретив его удивлённо-ироничный взгляд, поцеловала ещё раз, уже гораздо теплее. Затем развернулась и прошествовала по коридору в сторону кухни, бросив через плечо: "Ужин будет через полчаса". Идеально ровная спина, безупречная посадка головы. Красивая женщина в гневе, картина маслом. М-да...

— Пап, мне нужно с тобой поговорить.

Так, на мать парень жаловаться не будет, он никогда этого не делал. Выражение лица — серьезное и сосредоточенное, и ... виноватое?

— Полчаса хватит?

— Постараюсь уложиться.

В кабинете Яков Платонович расстегнул пиджак и ослабил галстук, сел за рабочий стол и кивнул сыну на стул напротив, который тот немедленно развернул и оседлал, положив руки на спинку, а подбородок — на руки.

— Я тебя слушаю.

— Пять недель назад я познакомился с девушкой...

Скрыть изумление до конца не получилось. После жаркой перепалки с матерью по поводу Марты подобное заявление он от Платона ожидал в последнюю очередь.

— Я сейчас расскажу тебе об этом знакомстве во всех подробностях. Не удивляйся, потом станет понятно, почему это необходимо.

Удивляться было чему. Подробностями своей личной жизни Платон почти не делился. До Марты у него и в выпускном классе, и в институте случались пассии, чьих имён они с Августой так и не узнали. О Марте они тоже, вероятнее всего, узнали бы далеко не сразу, если бы не ранение Платона и не связанная с ним криминальная история. То, что сейчас сын собирался поделится с ним личным, да ещё и делал это с таким лицом, ничего хорошего не предвещало.

— Я возвращался в тот день с завода уже после восьми. На автобусной остановке к девушке приставали два неприятных субъекта в сильном подпитии. Я вступился...

— Ты теперь только так с девушками знакомишься?

— Представь себе, я тоже тогда об этом подумал. Так вот, я вступился, субъекты выступили единым, но довольно слабым фронтом. Кроме девушки, на остановке в тот момент была ещё женщина с ребёнком, у которой оказался удивительно сильный голос. На её крик прибежало двое дружинников, так что один из субъектов довольно резво скрылся с места происшествия, а второго ребята препроводили, как я понимаю, в вытрезвитель. Девушка — она в тот день представилась просто Олей, студенткой пединститута — была преисполнена благодарности, мы с ней вместе сели в автобус, в целом приятно пообщалась, вместе же вышли, прошли несколько кварталов и расстались, не доходя до станции метро "Площадь Ленина". Девушка явно была настроена на продолжение знакомства, но я её настроя не разделял... Неделю спустя мы снова встретились с девушкой Олей примерно в то же время на той же остановке автобуса. Оказалось, что Оля регулярно навещает пожилую тётю, живущую недалеко от заводской проходной...

Платон ненадолго замолчал. Интересно, получается история про Красную Шапочку, злых волков и Платона в роли спасителя-охотника. И что же с этой Олей не так?

— Мы снова вместе ехали в автобусе, а потом Оля попросила проводить её до дома, сказала, что после случившегося боится ходить одна по темноте.

— Проводил?

— Да. И был приглашён на чашку чая. Ничего такого, мама будет рада познакомиться с её спасителем. Я вежливо отказался, сославшись на усталость. Тогда мне на запястье написали химическим карандашом номер телефона. Звонить я не стал.

— Отчего так? Девушка совсем не показалась тебе привлекательной?

— Девушка как раз привлекательная во всех отношениях. Но мне зачем это?

Действительно, зачем, когда вагон работы и есть Марта?

— Провожал я Олю во вторник. А в пятницу после обеда мы столкнулись с ней на выходе из Публичной библиотеки на площади Островского. При третьей случайной встрече я уже слегка напрягся и подумал... подумал, честно говоря, что тут не обошлось без мамы.

Это сколько же пламенных бесед по поводу Марты Ася провела с сыном за последние месяцы, если ему стали приходить в голову такие мысли?

— Ну, мама знает все мои обычные маршруты. А тут девушка Оля, подходящая по возрасту, из хорошей семьи... — Платон вздохнул.

— Про хорошую семью можно подробнее?

— Мать — директор школы, дядя — зав. районо, кажется, Василеостровского, но я не уверен.

— А номер школы?

— Я не помню, пап, кажется, номера она вообще не называла. А если и называла, — Платон поморщился, — то я её, честно говоря, слушал вполуха. Очень усталый был в первые две встречи...

Интересно получается. Эта вездесущая Красная Шапочка у нас — потомственный педагог, ещё, видимо, "комсомолка, спортсменка, активистка, и просто — красавица". Может, и в самом деле Асина затея? В былые годы Августа Генриховна и не такие операции планировала. Хотя, если бы Платон остановился на этой версии, он бы тут не сидел.

— Ну, а что с третьей встречей?

— А в третью встречу девушка Оля чуть не с обьятиями ко мне кинулась. Сказала, что таких случайностей просто не бывает, в чем я в целом был с ней согласен, и что это знак, что мы должны узнать друг друга получше. По поводу последнего спорного утверждения я даже сказал ей, что я закоренелый материалист и в подобные знаки не верю.

— Помогло?

— Нет. Совсем отвертеться от посещения блищайшего кафе не получилось. Посидели с полчаса где-то, пообщались, в целом приятно, и в то же время как-то немного натужно, что ли. На этот раз она записала мне свой номер телефона в мою записную книжку.

— Как фамилия её?

— Каверина. Ольга Каверина.

— Как я понимаю, звонить ты и не подумал?

— Нет. А две недели спустя, в субботу, мы гуляли с Мартой и с собаками. Мы дней десять почти не виделись, потому что я заработался совсем, поэтому гуляли долго. Марта, ох... — Платон вдруг рассмеялся и провём ладонью по лицу. — Она притащила меня на набережную Макарова к зданию таможни, потому что там на крыше есть статуя Гермеса, которая, по её мнению, на меня похожа.

Вот только что в голосе Платона не звучало ничего, кроме едкой иронии, направленной и на настойчивую девушку Олю Каверину, и на себя самого. Но стоило ему упомянуть Марту, как тут же смягчились и лицо, и голос.

— Ну и как, сходство есть?

— Есть курчавые волосы. И нос, то ли с горбинкой, то ли со щербинкой. Мы как раз обсуждали, можно ли подняться на крышу, чтобы рассмотреть это творение неизвестного нам скульптора получше, когда — ты не поверишь — к нам подошла Оля Каверина. Причём, подошла так, будто мы с ней старые-добрые друзья, как минимум. Кажется, даже в щёку меня собиралась поцеловать, но Цезарь на неё как-то нервно отреагировал. Тут же сама познакомилась с Мартой, взяла меня под руку и просто напросто присоединилась к прогулке! Вообще, сцена получилась так себе... — Платон досадливо поморщился. — Пока я раздумывал, насколько сильно придётся ей нахамить, чтобы прекратить этот фарс, мы прошли вместе метров сто. Тут Марта подхватила свою собачку, пробормотала что-то про забытое обещание тёте и рванула бегом назад, откуда мы пришли. Цезарь дёрнулся за ней, я тоже, но ни тут-то было. Оля, которая мой локоть так и не выпустила, как ни в чём не бывало разулыбалась и предложила продолжить прогулку вдвоём. Пришлось сказать ей, что времени гулять с ней у меня нет и планы вообще-то были совсем другие. И вот знаешь, у неё при этом сделалось такое растерянное и печальное лицо, что я чуть не поверил, что всё-таки имеет место быть череда совпадений, и я только что обидел ни в чём не повинную симпатичную девушку, проникнувшуюся ко мне тёплыми чувствами.

Платон снова ненадолго угрюмо замолчал, видимо, обдумывая дальнейший рассказ. Красная Шапочка, судя по всему, была ещё и неплохой актрисой. Откуда же она такая взялась? Всё-таки Асины происки или что похуже?

— Марту- то догнал?

— Догнал, конечно, спасибо Цезарю. В скверике сидела, воробышек взъерошенный... Сказала, что понимает, конечно, что у меня дипломирование и цейтнот, но пригласить двух девушек на одно и то же свидание — это уж чересчур. А потом ещё и поколотила меня слегка, когда я смеяться стал.

Последние свои слова Платон проиллюстрировал, несколько раз ткнув себя кулаком правой руки в левое плечо. Сын говорил о рыженькой соседской девочке так, что у наблюдательного человека не оставалось ни малейших сомнений в его к ней отношении. М-да, Августа Генриховна, поздно уже уговаривать, да и козни строить... Поезд не только ушёл, но и приближается к месту назначения.

— На следующей неделе у меня уже была защита диплома. В четверг мы дома отмечали, а в пятницу я был приглашён к Марте. Они с тётей всякой вкуснятины наготовили, мы хорошо посидели, но... Марта была какая-то немного странная. Я её дважды спросил, не случилось ли чего, а она только головой мотала. Потом она пошла меня провожать. Ну, то есть, мы должны были зайти за Цезарем, и потом я проводил бы её обратно, но это не важно. Она была просто сама не своя, я прямо нервничать начал. Встал столбом посреди дороги и сказал, что с места не сдвинусь, пока она мне не расскажет, в чём дело. И в конце концов она выдала мне, что накануне, когда они с тётей ездили за продуктами на Кузнечный рынок, она видела на Большой Московской мою знакомую Олю, которая вовсю целовалась с каким-то курсантом. Я ей не поверил и разозлился, может, ещё и потому, что слегка выпивши был. Мне довольно уже было этих совпадений! Нашипел на Марту, чтоб не выдумывала глупостей из ревности, не маленькая уже. И вообще сказал, что это не её дело и чтобы не лезла. Она сначала так посмотрела на меня, словно ушам своим не поверила, а потом подхватила свою собаку и убежала домой... И я тоже пошёл, в другом направлении.

Платон смотрел в сторону, играя желваками на щеках. Фамильная вспыльчивость, ещё не отшлифованная возрастом, сыграла с ним злую шутку, за которую парень теперь себя отчаянно казнил. Ничего, бывает. На этот раз пауза затянулась, а отведённые им до ужина полчаса почти истекли.

Словно в ответ на его мысли сын продолжил:

— Я взял тогда Цезаря и долго гулял. С четверть часа, наверное, я ещё злился на Марту, а потом уже на себя. Марта никогда мне не врала, даже в мелочах, наоборот, она всегда была со мной до невозможности открытой и искренней. Но если исходить из того, что она ничего не придумывала, а действительно видела девушку Олю с кавалером в описанных ею обстоятельствах, то значит эта самая Оля никак не может быть заинтересована во мне ни сама по себе, ни с маминой подачи. В то, что мама наняла актрису, чтобы отвлечь меня от Марты, я тоже не верю, это уже совсем бульварщина, да и не те у нас в семье отношения. А что тогда остаётся?

— Ну, можно предположить, что раз ты девушку Олю тогда под статуей Гермеса отверг и обидел, то она за неделю нашла тебе достойную замену.

— Об этом я тоже подумал, — вздохнул Платон. — Это была бы самая безобидная версия. Но тут во мне заговорили гены, и мне начали приходить в голову версии куда менее безобидные. Если девочка Оля познакомилась со мной неслучайно, но мама не имеет к этому отношения, то откуда ей могут быть известны мои маршруты? Получается, за мной следили? Кто и зачем? Врагов у меня особо нет, ну, кроме Олега Тихвина, обидчика Марты, но они с матерью в Саратов уехали, как только истёк срок принудительных работ. А вот у тебя врагов предостаточно...

Да, врагов у него и в самом деле хватало. Далеко не каждый из тех преступников всех мастей, которых он отправил в тюрьму за последние двадцать лет, считал следователя, честно выполнившего свою работу, личным врагом, но и таких было достаточно. Кому же из них понадобилось подбираться к нему вот так, через сына? Чего добивалась эта Красная Шапочка? Стать вхожей в дом? Втянуть во что-то парня?

— Я так понимаю, ты уже что-то предпринял?

— Да. Прямо в тот же вечер я поехал с Цезарем к тому дому, куда провожал эту самую Олю. Особо ни на что не надеялся, просто хотел осмотреться. Но мне повезло. Прямо на меня из подъезда вышла пожилая женцина в спортивном костюме и с эрдельтерьером. Пока собаки вежливо знакомились, я спросил, знает ли она, в какой квартире живёт Оля Каверина. Сказал, что познакомился с девушкой, она оставила мне телефон, а я его потерял и теперь вынужден искать её вот так. Женщина сразу ощетинилась. Сказала, что никакой Оли Кавериной у них в подъезде нет и вообще никого подходящего мне по возрасту нет, она тут давно живет и всех знает. И чтобы я не морочил ей голову, а если она меня ещё раз здесь увидит, то вызовет милицию. В общем, бдительная оказалась гражданка, наш человек.

— И что ты сделал?

— Домой поехал, что мне ещё оставалось. На следующий день я довольно долго слонялся по городу. Слежки за мной не было, во всяком случае, я ничего не заметил, хотя всё время проверялся, как ты меня учил. А ближе к вечеру я опять поехал к тому же дому и позвонил из ближайшей телефонной будки по оставленному якобы Олей номеру телефона. Трубку сняла не она, а какая-то женщина постарше. Когда я представился и попросил позвать Олю, она явно оживилась и сказала, что Оли сейчас нет, но она скоро вернётся, и чтобы я перезвонил минут через сорок. Я перешёл дорогу и засел в сосисочной напротив, там из окна хороший обзор оказался. Через полчаса Оля быстро прошла по улице во двор. Я вернулся к таксофону и перезвонил. На этот раз трубку взяла она сама. Я извинился за своё поведение в нашу последнюю встречу и предложил, если она не слишком на меня сердится, встретиться на следующей неделе.

— Она, как я понимаю, сердилась не слишком?

— Ну, в начале разговора она ещё изображала строгость, но извинения приняла и встретиться, в принципе, согласилась. Я должен позвонить ей снова в четверг, чтобы назначить место и время...

В этот момент дверь в комнату приоткрылась и заглянула Ася. За прошедшие полчаса её настроение, судя по всему, изменилось и она сказала приветливо и безмятежно:

— Мужчины, вы ужинать собираетесь? Полчаса прошло, всё готово.

— Асенька, мы уже почти закончили, дай нам ещё пять минут.

Женщина перевела взгляд с мужа на сына, кивнула и вышла, не сказав больше ни слова.

— Значит так, Платон, я прямо с завтрашнего дня приставлю к тебе толкового оперативника, пусть проверит профессиональным взглядом, нет ли за тобой слежки. В четверг назначишь этой якобы Оле свидание в обшественном месте, в парке, к примеру, лучше всего, в субботу. Ребята её сфотографируют, посмотрим, не проходила ли она у нас где-нибудь. Ни в коем случае ничего не ешь и не пей из её рук, не думаю, что она собирается тебя отравить, но лучше перестраховаться. В кафе, соответственно, следи за своей тарелкой и стаканом. Но в кафе лучше всё-таки сходить, там проще всего потом будет снять её отпечатки пальцев. Попробуй вывести её на разговор о семье, ты выспрашивать умеешь, когда есть необходимость. Нам для проверки нужно будет как можно больше фактической информации: имена родителей, где родилась, где жила раньше, какую школу окончила, какой школой заведует мать, каким районо дядя. У неё наверняка подготовлена легенда, но поскольку она всё же не профессиональная шпионка, то особо подробной эта легенда быть не может. Чем больше ты у неё выспросишь, тем больше вероятность, что мелькнёт что-то правдивое, настоящее. Так что постарайся, для этого у тебя будет только одно единственное свидание, больше я её к тебе не подпущу.

— То есть через неделю я смогу уехать с Мартой и её тётей в Крым, как мы планировали?

— Сможешь. Даже хорошо, что уедешь. Когда мы будем разгребать здесь, тебя в городе быть не должно.

— А мама?

— И мама тоже поедет в отпуск. По Золотому кольцу, как ей хотелось.

— Она одна ни за что не поедет.

— Придётся как-то уговорить... Ладно, пойдём ужинать, пока она терпение не потеряла и мириться не передумала. Только ещё тот номер напиши мне, надо пробить его для начала.

Платон поднялся, взял со стола ручку и написал шесть цифр на подставленном листке блокнота. Потом пододвинул стул к столу и пошёл к двери.

— А с Мартой вы как, помирились уже?

— Нет пока, — Парень тяжело вздохнул. — Я был у них два раза, и оба раза не застал ни её, ни тётю. Попробую ещё раз, если опять не получится, то отправлю телеграмму с извинениями или, вон, Цезаря с запиской. Его она точно не прогонит...

— Платон, ты помнишь, сколько ей сейчас лет?

— Конечно. Двадцатого августа исполнится шестнадцать.

Ни во взгляде, ни в голосе сына не было сейчас дерзости или вызова. Только спокойная уверенность и готовность защищать свой выбор. И поэтому слова, которые он собирался сказать ему, по большому счёту были не нужны. Но и не сказать их, учитывая лихорадочную Асину тревогу, было нельзя.

— Глупостей не наделайте...

— Яков, я никуда одна не поеду!

— Ты поедешь не одна, а с группой. В группе на всякий случай будет мой человек. А через неделю, в Ярославле, я к тебе присоединюсь, и всё самое интересное мы посмотрим вместе.

— Пусть лучше Платон поедет со мной!

— Платон едет в Крым, ты же знаешь.

— Он не должен с ними ехать. После этой поездки уже ничего нельзя будет сделать! Ты же можешь сказать ему, что для его и, прежде всего, моей безопасности будет лучше, если он поедет со мной?

— И чего ты хочешь этим добиться? Он всё поймёт и разозлится ещё больше. Он же Штольман, Ася, он сделал выбор и закусил удила.

— Но это неправильный выбор!

— Я тебя слышал, "неуместный" и "странный".

— Этой девочке всего пятнадцать лет, ну, не мог же он увлечься ею всерьёз?

— Асенька, юный возраст — это преходящий недостаток. Сегодня пятнадцать, через два месяца шестнадцать, через два года восемнадцать. Девочки растут, мужчины стареют...

— Was willst du mir damit sagen, verdammt und verdammt nochmal?!

— Я хочу сказать тебе только то, что у Платона с его Мартой разница в возрасте семь лет, а у нас с тобой — пятнадцать. И двадцать три года назад разные люди в мундирах, в высоких кабинетах и на двух языках пытались помешать нам пожениться. Что из этого вышло, известно и нам с тобой, и Платону. Я в целом понимаю твоё беспокойство по поводу того, что наш сын... как бы это сказать?.. растит себе невесту, но что поделать, если так получилось. Жизнь богата на всякие выверты.

Примечания:

"Was willst du mir damit sagen, verdammt und verdammt nochmal?!" (нем.) — Что ты хочешь этим сказать, чёрт побери?!