В поисках равновесия (гет)

Когда я впервые начал замечать, что что-то меняется, это было не очевидно. Всё казалось таким же, как всегда. Мы, как обычно, сражались с очередной угрозой в мире магии, но между делом находили время для обычной жизни. Гарри, Гермиона и я — мы были неразлучной троицей с самого первого курса в Хогвартсе. Сколько раз мы проходили через опасности и испытания, сколько раз спасали друг друга от гибели? Но теперь что-то начинало выбиваться из привычного ритма, и я, Рон Уизли, постепенно осознавал, что происходит нечто важное, но не мог сразу уловить сути.

Это началось с мелочей. Маленькие, почти незаметные моменты, которые сначала даже не застревали в голове. Мы все втроём часто сидели в общей гостиной гриффиндорской башни, погруженные в учебу или просто общаясь. Но вот однажды я заметил, что когда Гарри и Гермиона разговаривали, их взгляды задерживались друг на друге чуть дольше, чем обычно. Что-то в их мимике изменилось — как будто между ними возникло понимание, к которому я не был причастен.

— Рон, ты слышал, что я сказала? — голос Гермионы выдернул меня из размышлений. Я моргнул, встряхнулся и посмотрел на неё.

— О чём ты? — невольно вырвалось у меня.

— Я говорю, что нужно повторить заклинание Патронуса перед следующей тренировкой, — с раздражением повторила она. — Гарри согласен со мной.

Я кивнул, даже не вдумываясь в её слова. В тот момент меня больше интересовало, почему её взгляд на Гарри был каким-то... другим. Более мягким, что ли? Она всегда смотрела на него с уважением, восхищением даже, но это было нечто большее.

По мере того как время шло, я стал всё чаще замечать подобные моменты. Они не были явными или драматичными, но, как назойливая мысль, засели у меня в голове. Гермиона могла слегка наклониться к Гарри, когда они говорили, коснуться его руки, когда давала совет. В то же время Гарри тоже, казалось, стал более внимателен к ней. Они обменивались взглядами через стол в Большом зале, тихо перешептывались во время занятий.

Я старался это игнорировать. В конце концов, мы трое всегда были близки, и я не хотел придумывать себе лишние поводы для беспокойства. Но однажды вечером в Хогвартсе произошло нечто, что окончательно заставило меня задуматься.

Мы сидели у камина в гостиной. Было поздно, многие ученики уже разошлись по комнатам, а мы втроём остались дописывать домашнее задание по защите от тёмных искусств. Я, уставший и с головой погружённый в эссе, не сразу заметил, как Гермиона заснула, сидя рядом с Гарри. Её голова упала на его плечо, и она тихо засопела.

— Эй, — тихо сказал я, пытаясь пошутить, — кажется, Гермиона выдохлась.

Гарри взглянул на неё, и на его лице появилась такая тёплая улыбка, какой я раньше не видел. Он нежно поправил ей волосы, чтобы они не закрывали лицо, и снова вернулся к своей книге. В тот момент я понял, что это больше, чем просто дружба.

Моё настроение стало меняться. Я начал чувствовать раздражение, когда они проводили слишком много времени вместе. Как будто меня оставляли в стороне. И хотя я понимал, что это глупо, ничего не мог с этим поделать.

Вспоминаю, как однажды мы пошли на прогулку к Запретному лесу. Мы часто ходили туда втроём, когда хотели немного отдохнуть от Хогвартса и его бесконечных заданий. В тот день я шёл немного позади Гарри и Гермионы, и, хотя они не держались за руки, мне казалось, что между ними какая-то невидимая связь.

Когда Гермиона тихо рассмеялась на что-то, что сказал Гарри, а он слегка коснулся её плеча, я внезапно почувствовал, как что-то неприятное сжимает грудь. Это чувство было новым для меня. Я понимал, что меня тянет к Гермионе, но до этого момента я не придавал этому значения. Теперь же это волнение и ревность начали расти внутри, словно растущий огонь.

В какой-то момент я даже пытался с этим бороться. Я решил, что всё это в моей голове. Гермиона — моя лучшая подруга, а Гарри — мой брат, почти семья. Я не должен думать о них в таком ключе. И уж тем более, у меня нет права злиться на то, что они сближаются.

Я начал чаще отшучиваться. Когда они снова разговаривали друг с другом с этим мягким выражением лица, я вставлял что-нибудь остроумное, чтобы разрядить обстановку. Но это не помогало. Вскоре я понял, что шутки — не выход, они лишь скрывают мою тревогу.

Однажды вечером, когда мы играли в шахматы в гостиной, я не выдержал и бросил:

— Гермиона, Гарри, не думали ли вы, что иногда выглядите как старая женатая пара?

Они переглянулись и засмеялись, но что-то в их взглядах, в их реакциях подсказало мне, что это не просто шутка. Может, они и сами начинали осознавать, что между ними что-то большее.

Переломный момент настал зимой. Мы отправились в Хогсмид за рождественскими подарками. Атмосфера была праздничной, все вокруг смеялись и радовались. Я пытался тоже настроиться на праздник, но ощущение беспокойства не оставляло меня.

Мы зашли в «Три метлы», чтобы согреться и выпить сливочного пива. Гарри и Гермиона сидели напротив меня. Я заметил, как они снова украдкой переглядываются, словно у них был свой секрет, и что-то внутри меня оборвалось.

После того как мы выпили, я не мог больше сдерживать свои эмоции. Когда мы шли назад в Хогвартс, я резко остановился и выпалил:

— Что происходит между вами?

Гарри и Гермиона остановились, ошеломлённые моими словами. Весь воздух вокруг словно стал густым, и я почувствовал, как что-то давит на меня. Оба смотрели на меня с выражением лёгкого удивления, а затем переглянулись. Этот их взгляд — короткий, но такой наполненный смыслом — только усилил мою уверенность в том, что что-то происходит.

— О чём ты, Рон? — спросил Гарри, его голос был спокойным, но в нём слышалась настороженность.

Гермиона, обычно находчивая и быстрая на ответ, молчала. Она слегка отвела взгляд, избегая моей настойчивой попытки поймать её глаза.

— Да брось, — я чувствовал, что голос мой стал дрожать. — Вы что, не видите? Вы ведёте себя как… как будто вы уже вместе. Но что насчёт меня? Насчёт того, что мы всегда были втроём? Теперь я чувствую себя… лишним.

Гарри открыл рот, но на мгновение замешкался. Я ожидал от него какого-то объяснения, возможно, даже оправдания, но в его глазах появилось что-то другое — грусть, может быть, даже сочувствие.

— Рон, — тихо сказал Гарри, — это не так. Мы всё ещё команда. Всё по-прежнему, честно.

Но в тот момент его слова прозвучали для меня пусто. Я знал, что что-то изменилось, и от этого мне становилось только хуже. Почему они не могли просто признаться? Почему не могли сказать всё честно?

— Тогда почему это так выглядит? — выпалил я, мои кулаки сжались, но я старался сдерживать себя, чтобы не сорваться. — Я не слепой!

Гермиона наконец заговорила, её голос был тихим и дрожал:

— Рон, мы… мы сами не до конца поняли, что между нами происходит.

Эти слова обрушились на меня, как град. Она подтвердила то, чего я боялся — между ними действительно что-то было. Сердце заколотилось быстрее, и я почувствовал, как что-то сжалось в груди. Это не был гнев — это было разочарование и чувство потери, которое сложно описать.

— Вы… вы что, встречаетесь? — с трудом выдавил я.

Они снова переглянулись. Гарри медленно покачал головой.

— Мы пока не знаем, что это, Рон. Всё запутанно. Но ты всё равно наш друг, — сказал он.

* * *

После той ночи я долго не мог найти себе места. Наши отношения изменились. Я не мог больше игнорировать то, что видел и чувствовал. Все мои подозрения подтвердились. Меня охватила злость, смешанная с обидой. И это касалось не только Гарри и Гермионы, но и меня самого.

Я начал задаваться вопросами: что меня так задело? Почему я чувствую, что теряю что-то важное? Неужели я действительно был влюблён в Гермиону? Или это было просто... чувство собственности? Я не знал. Эти вопросы мучили меня, особенно ночами, когда все мысли возвращались к ним, к их взглядам и улыбкам.

В следующие недели я старался держаться подальше от них, но это оказалось сложнее, чем я думал. Мы продолжали проводить время вместе, но теперь между нами висело какое-то напряжение. В моменты, когда я смотрел на Гарри и Гермиону, я всё время искал подтверждение своим догадкам. И находил. Это могли быть мелочи, но они были повсюду: как Гарри кивнул ей в знак согласия или как Гермиона нежно коснулась его руки, когда он говорил что-то важное.

Но вместе с этим я начал замечать нечто другое — свои собственные реакции. Вначале это была острая боль в груди и желание всё исправить, вернуть всё как было. Но с каждым днём эта боль становилась тише. Я начал думать о том, что если между ними действительно что-то есть, то разве я имею право вставать между ними?

Однажды, сидя в спальне с Гарри, я вдруг понял, что за это время больше переживал за свои собственные чувства, чем за их. Разве я действительно любил Гермиону так, как думал? Или это были только гормоны, как говорит мама, когда рассуждает о "глупых мальчишеских увлечениях"?

Прошло ещё несколько недель, и я начал замечать перемены в своём восприятии ситуации. Меня больше не раздражали их переглядки или шепотки. Напротив, я начал задумываться: если они счастливы вместе, разве это не самое главное?

Тогда я решил посмотреть на всё иначе. В конце концов, Гарри — мой лучший друг. Он прошёл через столько боли и страданий, и если кто-то заслуживал быть счастливым, так это он. А Гермиона… Ну, если кто-то мог сделать его счастливым, то только она.

Поначалу эта мысль мне не давалась легко. Мой разум метался, как будто я пытался разложить всё по полочкам, но что-то постоянно выбивалось из привычной схемы. Однако с каждым днём я всё больше понимал: мои чувства к Гермионе — это не настоящая любовь. Это было что-то другое. Влечение? Гормоны? Чёрт, я не знал, как это объяснить, но оно не имело той глубины, которую я начал видеть между ними.

Вспоминаю, как однажды вечером, когда мы снова сидели в общей гостиной, меня накрыла внезапная волна спокойствия. Гермиона что-то читала, а Гарри, сидя рядом с ней, перебирал свои записки по защите от тёмных искусств. Их молчание было наполнено каким-то особым комфортом. Это было словно взаимное понимание, которое не требовало слов.

Я смотрел на них, и в какой-то момент, к моему удивлению, ревность, которую я так долго ощущал, вдруг исчезла. Я больше не чувствовал себя «третьим лишним». Наоборот, я почувствовал себя частью их мира, пусть и на другом уровне. Это было сложно объяснить, но это было как будто я, наконец, принял свою роль в их жизни.

Пожалуй, самый важный момент наступил спустя несколько недель. Однажды ночью мы с Гарри остались одни в гостиной. Гермиона давно уже ушла спать, а я, пытаясь отвлечься от своих мыслей, решил поиграть в шахматы с самим собой. Однако вскоре я заметил, что Гарри смотрит на меня, будто собирается что-то сказать, но не знает, как начать.

— Рон, — наконец проговорил он, осторожно подбирая слова, — мне кажется, мы должны поговорить.

Я поднял взгляд, встретившись с его напряжёнными зелёными глазами. Моё сердце снова сжалось, но на этот раз я не стал избегать разговора. Это должно было случиться рано или поздно.

— Ты о Гермионе? — спросил я, чувствуя, как язык слегка пересох. Гарри вздохнул и кивнул, слегка опустив плечи, будто от тяжести того, что он собирался сказать.

— Да. Я знаю, что ты мог заметить... кое-что между нами. Это всё стало как-то… — он замолчал, и я понял, что ему так же сложно говорить об этом, как и мне.

Я вздохнул, пытаясь подобрать слова, которые могли бы помочь ему выразить то, что он хотел сказать.

— Я не слепой, Гарри. Конечно, я это заметил, — сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно. — Но, знаешь, я подумал об этом... и если ты с ней... если вы вместе, то это нормально. Ты заслуживаешь счастья, Гарри. И я не хочу стоять у тебя на пути.

Гарри выглядел так, будто на его плечах сбросили огромный груз.

— Ты правда так думаешь? — спросил он тихо, его голос был полон неуверенности.

Я кивнул. Внутри меня что-то перевернулось, но это было не чувство потери, а скорее освобождения. Как будто я, наконец, принял неизбежное.

— Конечно. Ты ведь знаешь, я люблю вас обоих, — сказал я и, стараясь разрядить атмосферу, усмехнулся. — Кто, если не я, будет вас прикрывать, когда вы напортачите?

Гарри рассмеялся, но в его смехе было что-то тихое, благодарное. Он знал, что я действительно это имел в виду.

— Знаешь, Рон, — сказал он после короткой паузы, — всё произошло как-то… само собой. Я и не думал, что что-то почувствую к Гермионе. Я просто… однажды понял, что она важнее для меня, чем я думал.

Я кивнул, понимая, о чём он говорит. Гермиона всегда была важной частью нашей жизни. Но для Гарри она стала чем-то большим. Я знал это, и, хоть было трудно признать это сразу, я был готов смириться.

Следующие дни прошли легче, чем я ожидал. Я больше не чувствовал острого укола ревности, когда видел Гарри и Гермиону вместе. Наоборот, их присутствие рядом приносило мне какое-то странное ощущение покоя. Мы по-прежнему оставались той самой троицей, что сражалась с Волдемортом и прошла через столько испытаний. Но теперь между Гарри и Гермионой что-то изменилось, и я начал принимать это как факт.

Однажды вечером, когда все уже спали, я сидел у окна в нашей спальне и смотрел на звёзды. В такие моменты я любил думать о том, как много всего произошло за последние годы. Моя жизнь стала намного сложнее, чем я когда-либо мог представить, но вместе с тем я стал понимать, что все эти сложности помогли мне вырасти.

Я думал о Гермионе. О том, как она всегда была для меня кем-то особенным. Но теперь я видел её иначе. Её ум, её сила, её решимость — всё это делало её такой уникальной, но больше не вызывало во мне той самой остроты чувств. Я понял, что это было что-то другое, не настоящее. Это были гормоны, это была юношеская страсть, которая, как оказалось, не была любовью в том глубоком смысле, о котором я раньше думал.

И вот, сидя у окна, я поймал себя на мысли, что, возможно, я всегда путал эти чувства. Гермиона была моим другом, и моё влечение к ней было лишь чем-то поверхностным, обусловленным обстоятельствами, которые заставляли нас быть так близко друг к другу.

А Гарри… Гарри был тем, кто действительно заслуживал её.

Спустя несколько дней после разговора с Гарри, я поймал себя на мысли, что мои чувства становятся более осознанными. Всё было проще, чем я ожидал, когда смирился с тем, что Гермиона никогда не была мне предназначена. Сначала я думал, что это обида, что я потерял что-то важное, но на самом деле я обрел свободу.

Тем вечером я столкнулся с Гермионой в коридоре неподалёку от библиотеки. Она выглядела немного уставшей, но её глаза по-прежнему сверкали тем особенным блеском, который всегда вдохновлял её работать до последнего.

— Привет, Рон, — она слегка улыбнулась, но я сразу заметил, что её внимание отвлечено. Возможно, мыслями она была где-то рядом с Гарри.

Я решил, что настало время поговорить с ней. Разговор с Гарри прошёл гладко, но я знал, что окончательно отпустить прошлое смогу только после того, как поговорю с ней напрямую.

— Гермиона, у тебя есть минута? — Я постарался говорить спокойно, хотя внутри всё ещё ощущалась неуверенность. Я не знал, как она отреагирует на мои слова.

Она слегка нахмурилась, но кивнула.

— Конечно, Рон, что-то случилось? — Гермиона оглянулась по сторонам, как будто беспокоилась, что мы привлекаем внимание.

Я покачал головой и жестом указал на скамейку неподалёку от нас. Мы сели, и на секунду я поймал её внимательный взгляд, ожидающий объяснений.

— Я знаю, что между тобой и Гарри что-то меняется, — начал я, стараясь говорить мягко. — И я хочу, чтобы ты знала: я больше не чувствую себя обделённым. Я понимаю, что ваши отношения — это нечто настоящее. Это то, что должно было случиться, и я рад за вас.

Её глаза расширились от удивления. Гермиона явно не ожидала такого разговора.

— Рон… — начала она, но я перебил её, не желая давать ей возможность защитить меня или попытаться отрицать очевидное.

— Нет, Гермиона, не нужно ничего объяснять. Ты, наверное, думала, что я буду злиться или обижаться. И, если честно, сначала я действительно чувствовал что-то похожее. Но теперь… теперь всё по-другому. Я понял, что моё влечение к тебе — это было что-то поверхностное. Это не была настоящая любовь.

Гермиона несколько секунд молчала, видимо, обдумывая мои слова. Потом она вздохнула и тихо проговорила:

— Я боялась, что могу тебя ранить. Ты мне очень дорог, Рон, и я никогда не хотела, чтобы между нами что-то изменилось в худшую сторону.

Я усмехнулся и посмотрел на неё с облегчением, которое наконец нашло выход.

— Ничего не изменится. Мы всегда будем друзьями, Гермиона. И я благодарен за то, что ты и Гарри нашли друг друга. Теперь я вижу, что вы оба заслуживаете этого.

Она улыбнулась мне с такой теплотой, что я почувствовал, как исчезают последние следы тревоги. Мы оба поднялись, и Гермиона обняла меня, что было для неё не совсем характерно. Обычно она сдерживала свои эмоции, но в этот момент я понял, насколько важно было для неё это примирение.

— Спасибо, Рон, — тихо сказала она, отступив назад. — Ты не представляешь, как это много значит для меня.

Мы стояли на пороге чего-то нового. Наше тройное дружеское содружество не исчезло, оно изменилось, но стало ещё крепче. Я отпустил те чувства, которые были не настоящими, и принял то, что должно было случиться. Гарри и Гермиона были счастливы, и я, наконец, был готов принять это счастье, как часть нашей жизни.

Прошло ещё несколько недель. Я не мог не заметить, как атмосфера между нами втроём стала легче и свободнее. Гарри и Гермиона больше не пытались скрывать свои чувства, хотя и не выставляли их на показ. Они стали более открытыми, и это, вопреки моим прежним опасениям, укрепило нашу дружбу.

Мы продолжали проводить время вместе — готовились к экзаменам, обсуждали наши будущие планы после Хогвартса. И хотя многое изменилось, я чувствовал, что наше «трио» стало ещё крепче. Я больше не испытывал той неуверенности и ревности, что преследовала меня раньше. Наоборот, я был счастлив, что мои друзья нашли друг друга.

Был момент, когда я осознал, насколько сильно это изменило и меня самого. Однажды, сидя на берегу озера, я подумал о том, как трудно мне было принять это в начале. Я не мог избавиться от ощущения, что я что-то потерял, но теперь я видел это иначе: я приобрёл больше, чем потерял. Я обрёл покой, уверенность в том, что мои чувства к Гермионе — это часть моего взросления, а не настоящая любовь.

Я знал, что впереди у меня своя собственная история, свои собственные отношения и своя жизнь. И я был готов к ней. Гермиона и Гарри были вместе, и это было хорошо. Они заслуживали этого счастья, и я знал, что однажды найду своё собственное. Мне больше не нужно было искать что-то, что я потерял, потому что я ничего не терял.