Королева (джен)

В мире, где нету другого выхода,

Чем выбор нам кем-то даденный

Принять и нести как собственный

И верить, что он один.

Анна Махнёва

Утро рамерийской правительницы Лионы мен Ломиэн всегда начиналось рано. За дворцовыми окнами ещё клубилась серая предрассветная мгла, когда в роскошную спальню проскальзывала личная горничная и щёлкала выключателем.

Холодный белый свет ламп больно бил по глазам, но, увы, настольным светильником во время утреннего туалета было не обойтись. Даже любовно подобранный интерьер в серебристо-лиловых тонах, который почти целиком отражало огромное зеркало, выглядел в таком освещении неуютным. А светлые волосы самой королевы и вовсе делались седыми, хотя ей до старости было ещё далеко.

Когда королевская шевелюра уже была уложена в соответствующую статусу сложную причёску, наставал черёд платьев. Приличествующие благородной даме приглушённые оттенки — жемчужный, бледно-голубой, тускло-зелёный, — неуловимо похожие друг на друга, не вызывали желания выбирать. Сегодня, чтобы не мучиться, королева остановилась на серо-фиолетовом — её колдовской цвет всегда уместен, и к нему легко подобрать украшения. Если бы день был свободным, Лиона, возможно, выбрала бы зелёный. В молодости она довольно часто его носила, надеясь, что однажды получится примерить очаровавшие её драгоценности с изумрудами из королевской сокровищницы. Они напоминали ей… Что-то определённо напоминали, и весьма приятное, но неясное и расплывчатое, будто забытая юношеская мечта. Может, если бы удалось их надеть… Увы, эти камни — как говорили, плохо влияющие на магические способности — даже брать в руки было запрещено. Но ведь когда-то же эти украшения носили! Неужели дела с магией настолько плохи, и то, с чем когда-то легко справлялись предки, теперь стало для рамерийцев неразрешимой проблемой?

Сегодня подобные мысли угнетали сильнее, чем обычно. Настроение у королевы было отвратительным, болела голова, а где-то в груди при каждом вздохе словно дребезжала натянутая струна. И что хуже всего — она знала, что это будет продолжаться до вечера. Так всегда бывает, когда снятся сны. А сегодня ей как раз снился сон.

В отличие от блёклой реальности, такие сны всегда невыносимо яркие. Трава цвета проклятого изумруда. Синее до боли в глазах небо. Раскалённый золотой шар не по-здешнему тёплого солнца… Это явно не та Рамерия, которую она знает. А может, и не Рамерия вовсе.

И люди тоже не такие, как наяву. Иногда Лиона видела молодых родителей или давних приятелей, с которыми не встречалась много лет, но чаще всего её окружали незнакомцы. Точнее, они были бы таковыми в реальности, но там, во сне, она была уверена, что знает их всех. Не то чтобы друзья, но не чужаки и тем более не угроза — просто знакомые люди. Кто-то вроде… коллег?

Среди них были обычные — те, кого ещё во времена её юности называли менвитами. Но частенько появлялись и другие — черноволосые, темноглазые, с открытыми добрыми лицами. Один из таких во снах почти всегда был рядом с Лионой. Смотрел на неё, улыбался, держал за руку, как будто кто-то очень близкий. Она знала его имя, но, пробудившись, не могла ничего вспомнить, кроме начальной буквы «Р». И от этого накрывала такая тоска, что хотелось зарыдать совсем не по-королевски.

Именно этим сны и пугали, хотя сами по себе, наоборот, казались милыми и интересными. Но возвращаться после них в реальность — всё равно что в тёплый день внезапно упасть в ледяное море. Ей рассказывали, как страшно тонуть — когда мутные волны захлёстывают с головой, солёная вода ест глаза, лишая зрения, забивает горло и не даёт вдохнуть… Кто рассказывал? Она уже и не помнит.

Ей же никому нельзя рассказать о своей беде. Венценосный супруг утверждал, что сны — порождение хаоса, с которым он так долго боролся. Их не должны видеть ни колдуны, ни обычные люди, и лишь иногда они тревожат молодых волшебников, ещё плохо контролирующих способности. Чтобы правительница и сильнейшая ведьма Рамерии призналась, что её дар нестабилен?! Нет уж. Если окажется, что всеобщий магический упадок затронул даже правителей, людей окончательно захватит страх. А как огорчится сам Гван-Ло… Мгновенно вспыхнувшее в голове видение чуть прищуренных серых глаз заставило Лиону зябко поёжиться.

Помнится, Стелла в своё время говорила, что сны нормальны. Жаль, она прожила слишком короткую для волшебницы жизнь. Загадочная вспышка чумы, случившаяся на пятый год после королевской свадьбы, не пощадила ни её, ни её мужа, тогдашнего канцлера.

Лиона в глубине души скучала по золовке. Стелла ухитрялась внести немного красок в бесцветные дворцовые будни. И — повод для благодарности всех женщин Рамерии — именно она убедила правителя отменить старый запрет на платья. Гван-Ло долго ворчал, но против целого списка подобранных сестрой логических аргументов оказался бессилен. Сама Лиона никогда так не умела.

Как только завершалась церемония одевания, королеве приносили серебряный поднос с корреспонденцией — официальные письма, визитные карточки, заказанные ею журналы, приглашения, приглашения, приглашения… Их надо бы разобрать и составить расписание на ближайшие пару недель, но пока у неё было время только на то, чтобы бегло просмотреть бумаги. Практически все они были подписаны одинаково — «Её Величеству королеве Лио-Ло…» Она до сих пор едва заметно хмурилась, пробегая глазами эти строчки. За столько лет нужно было привыкнуть, но ей всё ещё казалось, что её девичье имя было гораздо красивее и благозвучнее. Однако с Верховным правителем не принято спорить, и она в своё время покорно приняла сокращение, предложенное её тогда ещё женихом.

Горничная отвлекла королеву от чтения, напомнив, что ей пора выезжать. Времени и впрямь оставалось немного, но по пути на улицу Лиона всё-таки заглянула поздороваться к сыну. Анэй-Ло, как всегда, в этот час был уже на ногах и отрабатывал какие-то магические трюки, причём явно из тех, что не наставник показал, а он самостоятельно раскопал в недрах библиотеки. Уже сейчас мальчик один из сильнейших колдунов планеты и уступает, пожалуй, только самому Гван-Ло, и то это вряд ли надолго — миниатюрная копия правителя нагоняет оригинал с пугающей быстротой. Фамильное упорство, изумительная для его пятнадцати лет сосредоточенность, даже тот церемонный поклон, которым он неизменно приветствовал мать, до мурашек напоминали отца. Каждый раз, целуя сына, Лиона с грустью думала, что в нём всё-таки слишком мало от неё самой. Даже имя ему выбирал правитель. Он, разумеется, руководствовался традициями своей семьи, но Лиона упорно видела в его выборе указание не на одного из спутников Хоо, а на заброшенный замок Нэй далеко на севере. Во время одной из поездок по стране ей довелось увидеть эту когда-то грозную крепость, принадлежавшую могущественному роду Руккельн, а теперь — лишь груду зловещих обсидиановых развалин, восстановить которые невозможно, да и некому. Последний из потомков великой Нар-Рук умер, наверное, с полвека назад.

Нет, пора возвращаться в реальность. Сначала — на телестудию, в очередной раз успокаивать народ, справедливо опасающийся магического апокалипсиса. Сверкающий не хуже начищенного кинжала графитово-чёрный автомобиль, словно древнее чудище, поглотил важную пассажирку и плавно тронулся с места — настолько, что она даже не заметила начала движения. Сквозь затонированное стекло мир выглядел ещё более тёмным и монохромным, чем на самом деле. Сизое пасмурное небо наливалось свинцовой тяжестью. Тёмные, точно нефтяные, лужи на асфальте превращались в порталы, готовые поглотить неосторожного прохожего. Не гаснущие ни на миг огни столицы казались мутными и тусклыми. В почтительном отдалении от королевского кортежа сновали неотличимые друг от друга антрацитовые фигурки — торопливо, нервно и абсолютно бесшумно. Огромный город был пугающе тих, и вовсе не потому, что от Лионы его отделяло толстое бронированное стекло. Он всегда такой… по крайней мере, последние годы. Во времена её молодости было иначе, но она не могла вспомнить, в какой момент всё изменилось.

Интервью центральному вещанию прошло штатно — настолько, что королева вряд ли смогла бы повторить то, что говорила журналисту. Годы жизни во дворце научили её сомнительному искусству ничего не значащего шаблонного разговора. Автопилот — глупое словечко, подхваченное у военных, но именно оно лучше всего описывало её состояние в подобные моменты. Такой приём удачно экономил силы, но осознание, что она временами напоминает богато разряженную механическую куклу, пугало. К счастью, мало кто имел право задавать королеве коварные вопросы. Муж, конечно, мог, но вряд ли его заинтересует такая мелочь… По крайней мере, Лиона очень на это надеялась.

В обычный день можно было бы вернуться во дворец и, к примеру, прогуляться в компании сына, но не сегодня. Торжественный приём, приуроченный к открытию Музея Неугасающей Славы, не мог обойтись без королевской четы в полном составе.

Хотя она прибыла немного раньше назначенного времени, Гван-Ло уже ждал в вестибюле. Парадный костюм металлического цвета с алыми вставками, очень похожий на тот, в который он облачался на собственную свадьбу, был, разумеется, безупречен. Как и его хозяин. Ему ведь уже двести пятьдесят, но он, кажется, ни капли не изменился с того дня, когда Лиона впервые его увидела… Где это было? Когда именно? Очередное белое пятно в памяти пугало ничуть не меньше, чем навеки застывшее, словно на парадном портрете, лицо правителя.

Стоило ей приблизиться, на этом лице прорезалась выверенная до миллиметра улыбка. Гван-Ло только вернулся из какой-то секретной командировки, затянувшейся на две недели, и, согласно всем этикетным нормам, обязан был поприветствовать супругу.

— Здравствуй, Лиона.

От этого мягкого чарующего голоса, как всегда, по спине пронеслась стая колючих мурашек. Она слегка вздрогнула, когда муж, церемонно склонившись над её рукой, едва ощутимо коснулся кожи холодными губами. Но ритуал приветствия неизменен уже несколько десятилетий, и, преодолев слабость, она тут же легонько наклонила голову в ответ — проявлять почтение к Достойнейшему обязаны все, начиная с его жены.

Рам-Зет, глава Службы безопасности, поприветствовал королеву по-военному сухим поклоном, и Лиона кивнула ему со скрытой неприязнью. У неё не было объективных причин сердиться на этого человека, но за те пять лет, что он занимал эту должность, она так и не привыкла к нему. Странно, казалось бы, ведь его предшественник, генерал Мон-Со, тоже не пользовался её расположением. Его, по правде сказать, мало кто любил при жизни. Он умел внушить ощущение дискомфорта с первого взгляда — застывшее лицо, не уступавшее в безэмоциональности даже лику Верховного, и привычка прищуривать правый глаз (хотя все знали, что зрение у генерала орлиное) производили жутковатое впечатление. Взгляд у него был такой… Лионе порой казалось, что он, как сам правитель, умеет читать мысли и знает о ней всё — даже про её сны. Пару раз генерал и сам туда прокрался, обзаведясь бандитской повязкой и внезапным понижением в чине. Вездесущий и въедливый, он её просто пугал.

Но когда Мон-Со погиб, Лиона внезапно почувствовала себя так, будто снова лишилась родителей. Его смерть оказалась вовсе не героической — во время торжественного парада один из автомобилей сопровождения по какой-то причине понёсся на толпу зрителей, и Мон-Со, успевший запрыгнуть в набирающую скорость машину, сумел направить её прямиком в бетонную стену, лишь бы отвести беду от гражданских. Гван-Ло тогда был очень рассержен — его, как он выражался, «личный рыцарь» должен был в первую очередь заботиться о безопасности своего правителя, а для остального существует оцепление. Он категорически отказался посмертно наградить генерала, но на популярности последнего в народе это никак не отразилось, что тоже правителя не радовало. Запрос о проведении манифестации в честь погибшего он прокомментировал кратким «недоработал» и отказался пояснить супруге, что это значит.

Тем не менее, хоронили генерала Мон-Со с почестями. Он ещё был жив, когда его достали из покорёженного автомобиля, и благодаря вездесущим журналистам по всей планете разлетелись его предсмертные слова: «Небо… Беллиора…» Подобная выходка была настолько не в духе этого человека, что Лиона не поверила бы, если бы сама не слышала этих слов. И почему он произнёс именно это? Упоминание о небе было понятно, всё же Мон-Со начинал карьеру в авиации, но что за странное слово — Беллиора? Потом королева тайком от мужа интересовалась, что оно означает, и озадачилась ещё больше. С какой стати не интересовавшемуся ничем, кроме службы, генералу понадобилась далёкая, предположительно необитаемая планета, о которой даже в научной среде знали только узкие специалисты?..

До начала торжества оставалось мало времени, и пунктуальный Гван-Ло предложил супруге руку. Массивные старинные двери чёрного дерева украшала затейливая резьба в виде различных мифических существ, а прямо по центру каждой из них на входящих задумчиво взирали устрашающие драконьи головы. Королеве не нравились драконы, они напоминали ей о снах. Нет, там-то они тоже почему-то были совсем не страшными, а один фиолетовый ящер с умными янтарными глазами и вовсе ластился к Лионе, да ещё мурчал при этом, как… хотелось сказать «как ранвиш», но и их с угасанием магии становилось всё меньше. Смутно помнилось, что когда-то их даже держали как домашних питомцев, но уже давно они не выходят к людям. Видные зоологи, за которыми Лиона по старой памяти следила, даже вели дискуссии на тему, не вымерли ли они вообще. Странно описывать одного мифического зверя через другого, почти столь же мифического.

Теперь, в испорченный снами день, напоминание о них действовало раздражающе на истерзанные нервы королевы. Она слегка ускорила шаг, чтобы побыстрее пройти мимо драконьего караула… чем, разумеется, вызвала недовольство супруга — железные пальцы сквозь тонкий бархат перчатки предупреждающе впились в руку. Чуть повернув голову, она напоролась на блеснувший из-под нахмуренных бровей взгляд… Действительно, с чего это ей вздумалось нарушать приличия? Для волнения нет никаких причин. Надо замедлиться. Несмотря на лёгкий туман перед глазами, королева при поддержке супруга вполне уверенно дошла до своего места.

К счастью, никаких речей или чего-то подобного от неё не ждали. Пока шла торжественная часть церемонии, туман успел рассеяться. Королева окончательно пришла в себя к началу театральной сценки, повествующей о чудесной победе над демоническим Ниртаем, которой, собственно, и был посвящён Музей Неугасающей Славы. Сюжет легенды мог бы пересказать любой рамерийский школьник — почти пятьдесят лет назад Верховный правитель Гван-Ло и сильнейшая волшебница Рамерии Лио-Лай вместе победили чудовище, собрали украденные — кем, история умалчивает — кристаллы и починили чуть было не разрушенный теми же безымянными злодеями мир, а в благодарность за помощь правитель взял девушку в жёны.

Так выглядела официальная версия. Что там было на самом деле, Лиона сказать не могла. Нет, она помнила пылающее небо, гигантского чёрного дракона (опять драконы!), осколки стекла в не то винной, не то кровавой луже, вспышку фиолетового кристалла в своей руке, разгневанного Гван-Ло… Но это отрывочные воспоминания, кусочки мозаики, никак не желающие складываться в цельную картину. Там определённо был ещё кто-то… кто-то… много людей было там с ней, но почему она не помнит? Это уже начинало раздражать. Сны, в которых она якобы знала всё, что мгновенно забывала по пробуждении, оставляли такое же мерзкое чувство. Бред, конечно, но иногда ей даже казалось, что в этих снах и в воспоминаниях, которые с таким трудом удавалось поймать, фигурируют одни и те же люди.

Венценосные супруги вернулись во дворец поздно, когда город уже укрыла тяжёлым покрывалом темнота. Гван-Ло, успевший на своей машине чуть раньше, задержался на минуту, чтобы сделать супруге замечание, но тут же удалился в свой кабинет. Сын, как примерный ребёнок, уже спал. Королеве пришлось возвращаться к себе в одиночестве, отпустив охрану. Толстые ковры в дворцовых коридорах глушили шаги. Их, разумеется, ежедневно чистили, но ей чудилось, что в холодном воздухе витает неуловимый запах пыли. Может быть, это оттого, что полумрак скрадывал цвета, и на дворцовые интерьеры словно ложился тускло-серый пыльный покров. Серая лестница, серая дверь, серая комната… Расплетённые бессменной горничной волосы снова казались серыми. Когда-то это, наверное, напугало бы Лиону, но теперь ей казалось, что так и надо. Она всё равно чувствовала себя ровесницей мужа, хоть и была на сотню с лишним лет моложе.

Оставшись одна, Лиона извлекла из сумочки личную аптечку. Колдовать ей в последнее время становилось всё тяжелее, но всё же по её воле на прикроватном столике появился стакан. Пара таблеток, немного воды — и вместо лунного серебра в нём заплескалась янтарно-золотистая, как глаза того дракона из сна, жидкость. Это жульничество, но к новому испытанию после нелёгкого дня она определённо не готова.

На вкус жидкость оказалась чуть сладковатой, как любимый в детстве лимонад. Лёгким щелчком пальцев обращая в пыль пустой стакан, властительница целой планеты робко надеялась, что хотя бы сегодня не будет видеть сны.