Со шрамами цепей на лапах (джен)

— Внимательнее, — над самым ухом раздался глухой раздражённый рык.

По холке прилетело увесистой палкой, и мальчик сцепил зубы. Нельзя издать и звука. Нельзя провоцировать отца своей слабостью. Он опустил взгляд на то, что пытался переписать из потрёпанной книги в не менее потрёпанный пергамент. Буквы ровными выходить не желали, руки нещадно тряслись от нервов.

Ему девять. И он жил с отцом в старом заброшенном доме, вдали от каких-либо людей. В доме не было воды и света, но Томас считал, что они живут ничуть не хуже, а даже лучше, чем другие.

Томас вывел ещё одно слово и замер, напряжённо глядя в пергамент. Неверно. Вместо одной буквы у него вышла абсолютно другая. Это была уже пятая ошибка в одном предложении. Он сидел тут уже час и не мог сосредоточиться, пока за спиной нависала тяжёлая фигура отца. У того заканчивалось терпение.

— Да ты можешь хоть переписать нормально, щенок?! — терпение закончилось.

Отец грубо схватил его за волосы, и Томас задержал дыхание, готовый к удару. Он был не вправе сопротивляться. Его с размаху приложили головой об стол, и Томас едва сдержал болезненный всхлип. В горло потекла горячая жидкость с металлическим привкусом, и Томас поднял голову, как только хватка отца ослабла.

На пергамент капали алые капли, оставляя безобразные кляксы. Томас больше не шевелился, терпя тупую боль в разбитом носу и противное ощущение от привкуса собственной крови.

— Иди умойся, — отец грубо пихнул его в плечо, и Томас свалился с трехногого табурета, не удержавшись.

Он тут же вскочил на ноги и побежал на задний двор. Не хватало только отхватить ещё и за медлительность. Задний двор порос сорняком, через него была протоптана лишь тропинка дальше в лес и к ручью. Оттуда отец и носил воду.

Томас зачерпнул тёплой воды из корыта и, пытаясь сильно не задевать нос, стал смывать кровь с лица. Не в первый раз. Он привык к такому воспитанию и был уверен, что иначе никак нельзя.

Поднял голову к небу и глубоко вдохнул ртом, ожидая, пока кровь всё же перестанет идти. Иногда хотелось уйти. Куда-нибудь в лес, подальше, жить одному, но так, как хочется только ему. Но без отца было не выжить.

Уже ночью, лёжа на своей лежанке возле печи, Томас разглядывал картинки единственной книги. Освещения в доме не было, но он прекрасно видел в темноте и без всяких источников света. Да и буквы ему не нужно было видеть, всё равно Томас не мог прочитать написанного. Лишь знал от отца, что это была книга о Скандинавской мифологии. Эти два слова не давали ему абсолютно никакой информации, и Томас с лёгкой детской руки назвал их сказками.

Он в которой раз разглядывал рисунок гигантского волка, которого заковывали в цепи. Люди на его фоне были совсем крошечные, но как-то держали большой меч, направляя его ровно на пасть волка. Тот щерился в оскале, и Томасу думалось, что он испуган. За что его заковали? Что он такого сделал людям, раз те решили, что это единственный выход? У Томаса ответа не было, но он чувствовал странное родство с этим зверем.

* * *

— Пошевеливайся, — грубый тычок в спину заставил идти быстрее.

Редко, но всё же отец брал его с собой в город. Томасу тут не нравилось. Кругом было множество незнакомых запахов и шума, а непроходимая чаща домов пугала — в лесу меж деревьев он ориентировался лучше. Томас старался не отставать от отца, боясь потерять его в толпе людей.

Ему двенадцать. И люди не смотрели на него напрямую, спешили отвести взгляд. Он глядел на мир исподлобья, ссутулив плечи. Хмурил брови, и взгляд синих глаз был холоден. Томас старался подражать своему отцу. И прохожие, едва взглянув на них, спешили убраться подальше.

Томас притормозил около большой витрины, наполненной пирожными. Что такое витрина и пирожные он не знал, но пахло у пекарни настолько изумительно, что в животе голодно заурчало. Он не ел с самого утра, но, не желая злить отца, поспешил следом за ним.

— Стой тут, — отец натянул на голову капюшон плаща и завернул в проулок.

Томас остался один посреди улицы и решил прижаться к стене дома, чтобы его не снесло с толпой. Люди, как обычно, опускали и отводили взгляд, едва его замечали. Он был словно пустым местом, и Томаса это устраивало.

— Здравствуй, милый, — кто-то всё же решил обратить на него своё внимание.

Женщина в алой мантии подошла к нему, мягко улыбаясь. Томас напрягся. Он её не знал. И запах её не был похож на их с отцом. Она улыбалась, и Томас не знал, что это означает.

— Ты не потерялся? Где твои родители? — посыпались вопросы, и Томас покачал головой, не отводя взгляда от женщины.

Голос её звучал очень и очень непривычно. Как-то так, что волчонок внутри хотел подставить своё пузо, чтобы его почесали. Томас сглотнул, сжимая кулаки и хмурясь только сильнее.

— Ты ведь с отцом тут, да? — спросила женщина и потянула к нему руку.

Томас шарахнулся в сторону и тут же рванул в проулок, в котором скрылся отец. Он совсем не понимал, что хотела от него женщина. Отец никогда с ним не говорил в подобном тоне, и это было страшно. Реакция волчонка внутри его страшила.

— Стоять! — его схватили за плечо, но Томас был уверен, что секунду назад за спиной никого не было — он бы почуял. — Стоять, кому сказал! — Томас дёрнулся, но его держали слишком крепко. — Отец твой где, малой?!

Это уже было намного понятнее. Томас едва не взвыл от облегчения, распознав знакомую эмоцию от чужака. Как реагировать на агрессию других, он знал. Отец ему объяснял.

Томас сумел вывернуться так, чтобы схватить мужчину за руку. Тот точно не ожидал, что мальчишка вцепится в предплечье зубами. А тот вцепился так, словно хотел вырвать добрый кусок мяса. Глаза полыхали яростью, и он разве что не рычал.

Мужчина ослабил хватку от боли и неожиданности, и этого хватило Томасу, чтобы выдернуть плечо и рвануть прочь. Отец будет зол. Отец будет в ярости, что он умотал не пойми куда, когда было приказано оставаться на одном месте.

Но он разберётся с этим потом. Сейчас главное скрыться от мужчины, который кричал ему вслед и бежал по пятам. Ноги его были быстры, и смогли унести достаточно далеко, чтобы вокруг вообще не оказалось людей. И достаточно далеко, чтобы потеряться.

Томас бродил по грязным переулкам, пока окончательно не выбился из сил. Он сел на землю и привалился спиной к стене какого-то пошарпанного здания. Хотелось есть. Было холодно, и тело начинало ломать. Луна, почти полная, слабо освещала тот угол, в который он забился, подтянув колени к груди и уткнув в них лицо.

В руке он сжимал листовку, сдёрнутую с одной из стен переулков. Там был изображён его отец. Оборотень и убийца, за его голову назначали вознаграждение, и Томас даже близко не представлял, насколько огромным оно было. Он боялся больше никогда с отцом не встретиться. Если его ищут, то долго в городе он не пробудет. Томас не хотел верить, что отец его бросил, как лишний груз.

Неожиданно, будто из тени, рядом с ним появился крупный чёрный волк. Не такой, какие жили у них в лесу. И не такой, в какого мог перекидываться отец. Этот волк был будто больше, лохматее, и глаза его были ярко-ярко жёлтые. Очертания волка не были чёткими, но Томас разглядел раны на лапах. Старые шрамы, где шерсть больше не росла, напоминали шрамы от цепей. Волк ощерил пасть в оскале.

Он подошёл к Томасу и сел рядом. Ткнулся ему в плечо, клацнул пастью, не издав ни единого звука, после свернулся у его ног, накрывая пасть куцым хвостом. Томас не смог сдержать улыбки, зарываясь пальцами в жёсткую шерсть на загривке.

* * *

— Сегодня настоящий пир! — мальчишка довольно расхохотался, хватая себе кусок хлеба со стола.

Как так вышло, Томас до сих пор не понимал. Отец всю жизнь твердил, что одному ему не выжить. Что он ничтожество, ни на что не способен. Что он сдохнет от голода и попадётся в первую же волчью ловушку на своём пути. Но реальность оказалась иной.

Ему шестнадцать. И у него появилась стая. Томас никогда не хотел быть лидером, напротив, он всегда считал, что его суть подчиняться сильнейшему. Но так вышло, что на улицах большого города сильнейшим оказался он. Беспризорные дети, такие же, как он сам, сбивались в свои стаи, воюя за кусок хлеба и ночлежку.

Они все были обычными людьми, но Томас исправил это положение дел. Рядом с ним было не место людям, это он чётко дал понять тем, кто искал у него защиты. Они приняли условия, и в ближайшее полнолуние Томас их перекусал. Те, кто выжил, сейчас были членами его стаи.

Они чувствовали что-то, чего Томас сам в себе не знал. Они за ним шли, надеясь на защиту, и Томас им эту защиту давал. Он не слишком много общался с ними, предпочитая сидеть в дальнем углу и просто наблюдать, слушать. Их взаимоотношения всё ещё вводили его в ступор. К себе он приближаться не давал, но был рад просто проводить время в стае.

Рядом с ним всегда был его волк. Он больше не покидал Томаса, и ему этого хватало. Иногда Томасу казалось, что тот исчез, но волк сразу же появлялся рядом и подставлял большую башку под руку, обращая на себя внимание.

Они вместе охотились, совершали ночные набеги на магазины, воровали у прохожих деньги. Волк был его верным спутником, и Томасу было абсолютно всё равно, что больше его никто не видит. Главное — что видел он.

Томас считал свою жизнь абсолютно нормальной и только на время полных лун уводил свою стаю подальше от людей. Он считал, что те недостойны постичь его силы, и поэтому скрывался. Скрываться приказал и своей стае.

— Томас, может, ты поешь всё же? — один из мальчишек подошёл к нему с куском запечённого мяса.

Живот заурчал, прося еды, но Томас покачал головой, поднимаясь на ноги. Еды сегодня было много, но завтра будет меньше. Он обещал заботиться о благополучии своей стаи и не мог отнять у них кусок вкусной еды.

Волк рядом с ним ощерил пасть на мальчишек, и Томас хлопнул себя по бедру. Волк послушно последовал за ним. Сегодня у Томаса было мрачное настроение, и он никак не мог понять почему. Поэтому привычно решил измотать себя бегом, дав волю своей животной сущности.

— Гуляй, — голос его был хриплым, низким. Томас говорил мало и редко, и это сказывалось.

Волк, получив хлопок по загривку, вскинулся и рванул в чащу леса. Томас глубоко вдохнул вечерний воздух и ринулся за ним. Волк внутри довольно тяфкал, радуясь играм со своим верным товарищем.

Было уже далеко за полночь, когда Томас решил вернуться. Со стороны их дома тянуло густым дымом, и Томасу показалось, что он слышал крики. Крики своей стаи, полные боли.

Он ринулся со всех ног, но не успел. Опоздал. Только увидел, выбегая из кромки леса, как люди в алой одежде с негромкими хлопками исчезают, а дом стоит, объятый пламенем, пуская в небо клубы чёрного дыма. Криков он больше не слышал. Но чуял отвратительный запах горелой плоти.

Грудь сковало болью, стало невыносимо трудно дышать, и Томас хотел было кинуться прямо в объятья пламени, попытаться спасти хоть кого-то из своих, но волк крепко вцепился в его ногу, не давая сделать и шага.

Глухой рык отчаянья раздирал глотку. Томас упал на колени и с силой ударил по влажной земле кулаком, сгибаясь к ней. Он закричал, срывая голос. Вкладывая в этот крик весь ужас и отчаянье. Его стая! Они ни в чём не были виноваты! За что так с ними?

Горячие слёзы обжигали глаза, руки разодрались в кровь от беспорядочных ударов по земле.

... больно. Больно! БОЛЬНО!!!

Такой сильной боли Томас не испытывал никогда прежде и, захлёбываясь в крике, был не в силах справиться с чувствами.

Волк рядом с ним впервые подал голос. Он тонко и надрывно взвыл, запрокидывая пасть к небу, и вой этот перекликался с отчаяньем в душе Томаса. Своим воем волк выпускал всю боль Томаса наружу, и тот сам не заметил, как без сил уснул прямо на земле.

* * *

— Ты так и собираешься здесь торчать? — спросила девушка, упав рядом с ним на траву. — Там стая так-то тебя только ждёт, — она взяла в руки бутылку, лежащую рядом, и скривилась.

Томас заворчал, отворачивая голову от надоедливой женщины. Амелия. Волчица, которую он нашёл вскоре после гибели своей стаи. Она пряталась в пещере в глухом лесу, вдали ото всех, от целого мира. Но не от волка Томаса, который учуял её за несколько миль.

Ему двадцать. И у него появилась новая стая. Он всё так же вожак, и отвечает за своих волков головой. Они обосновались в лесу, подальше от людей, и среди них есть немало магов. Томас и сам оказался магом, чего не знал до своих семнадцати.

— Да хватит уже ворчать, — Амелия пихнула его в бок. — Поди, порадуй молодняк, — и выхватила бутылку с дешёвым пойлом из его рук, тут же запуская её куда подальше.

Томас рыкнул в её сторону, чтобы не лезла. У них была чёткая иерархия в стае. Никто не осмеливался его ослушаться, лезть к нему с глупостями. Кроме этой женщины.

Она была первой волчицей стаи. Его волчицей. Не сказать, что Томас к этому стремился, она сама пришла к нему в одну из ночей, и он был не против. С ней он познал впервые, что такое нежность. Перестал её сторониться и пытался платить тем же, как умел. Он заботился о ней чуть больше, чем о других членах своей стаи.

Стая появилась так же спонтанно, как и первая. Но была более сплочённой. Томас принимал всех, кто искал кров, но принимал только своих. Периодически кто-то кого-то приводил, кто-то кого-то обращал, и их приходилось забирать.

Были волки старше него, они пытались заявить свои права на стаю, но при первой же совместной полной луне понимали, что ошибались, и принимали как вожака более сильного волка, пусть он и был моложе. А если нет, то уходили, Томас конкуренции не терпел.

— Он тут? — шепнула Амелия, положив голову ему на грудь.

Томас кивнул и вытянул руку вбок. Волк, который за эти годы ни капли не изменился, лишь обрёл голос, ткнулся мордой в раскрытую ладонь и фыркнул. Волку нравилась Амелия, но даже ей он показываться не желал.

— Привет, косматый, — Амелия широко улыбнулась, будто и правда могла разглядеть зверя. — Скажи своему собрату, чтобы он поднимал свою задницу и тащил её к своей стае. Надо показать молодняку, что умеет их папочка, м? — Амелия перевела взгляд на глаза Томаса и взяла его за руку. — Папочке ведь нужно тренироваться на ком-то?

Она положила его ладонь себе на живот, и Томас замер, чувствуя, как сердце пропускает удар. Он всё понял. Понял без лишних слов, и этих слов не нашлось, чтобы что-либо сказать Амелии. Томас смог только крепко прижать её к себе и втянуть в кусачий поцелуй, полный любви.

Он был в приподнятом настроении до самой ночи. Ночи полной луны — любимое время в месяце. Тело начало ломать, едва солнце скрылось за горизонтом, и Томас вышел на поляну абсолютно голый. Одежду портить не хотелось.

Первая волна боли прострелила позвоночник, и Томас рухнул на землю, тут же вцепляясь в неё руками. Он тяжело дышал, в собственной коже становилось тесно, волк рвался наружу. И Томас ему в этом охотно помогал.

Вместо ногтей появились острые когти, и Томас с силой провёл ими по плечам, разрывая собственную плоть. Адская агония сковывала тело, заставляла его трястись, и Томас к этому относился с наслаждением. Он чувствовал, как удлиняется его лицо, превращаясь в пасть.

Кости ломались со знакомым хрустом, сухожилия чавкали, рвясь, под тугими мышцами. Томас взвыл, проводя когтями по лопаткам. Конечности удлинялись, позвонок выгибало дугой. Кожа обрастала шерстью. Тело меняло свою форму, перетекая грязно и кроваво в форму более удобную. Идеальную.

Томас был одним из немногих в своей стае, кто сохранял крупицы разума в своей звериной ипостаси. Он был единым целым со своим волком, и от того тот позволял слабому человеку мыслить его мыслями, смотреть его глазами, слышать его ушами.

Томас взвыл, поднимая пасть к полной луне, совсем рядом взвыла Амелия, его самка, и им вторили ещё десятки голосов других волков. Его волков, его стаи.

Амелия провела хвостом по его боку, и Томас обернулся к ней. В человеческой форме этого было ещё не видно, но в волчьей... Обычно поджарое тело волчицы округлилось по бокам, выдавая её положение. Она ждала щенка. Его щенка.

В эту полную луну Томас увёл свою стаю подальше от жилых домов. В прошлый раз они наделали много шума, Томас просто не смог отказать им, когда молодняк попросился к людям.

Ему и самому нравилось ощущать на пасти горячую кровь. Глотать её, слизывать с шерсти и носа, вдыхать её пьянящий металлический аромат. Томасу нравилось ощущать под клыками живую плоть. Ничто не могло сравниться со вкусом человеческого мяса. Ни один самый вкусный олень не будет настолько нежным.

Ему нравилось рвать мясо когтями, выдирая куски побольше, послаще. Упиваться своей силой. Он был животным, и ни капли этого не стыдился. Томас был убеждён, что они — венец творения. И не видел разницы между убийством оленя в обычный день, чтобы прокормиться, и убийством человека в полнолуние, чтобы прокормить волка. Томас всегда слушал его и давал то, что тот просил.

Сейчас он был слишком счастлив, слишком взбудоражен, чтобы заметить, что дела на поляне поменялись. Красная вспышка прорезала воздух, и один из его волков взвыл от боли. Томас вскинулся, озираясь по сторонам, шерсть встала дыбом. Отовсюду стали появляться маги в алых мантиях, тут же рассыпаясь в разноцветных искрах из своих палочек.

Томас мощным прыжком напрыгнул на ближайшего, чудом избегая заклинания, и впился клыками в незащищённое горло. Было некогда играться, нужно было спасать свою стаю.

Острые зубы рвали ткань одежды магов. Он кусал их везде, где мог достать. Обездвижить, убить. Не важно в каком порядке. Клыки клацнули о кости черепа, прокусывая и их, когда бок обожгло заклинанием.

Он был сильным зверем. Сильнее своих сородичей, и поэтому заклинания магов на него действовали не так эффективно, но всё же действовали. Томас с глухим отчаяньем смотрел на то, как маги уничтожают его стаю.

Она не была сильной. В ней вообще не было бойцов. Щенки, самки, слабые самцы. Все подряд, обездоленные и обиженные жизнью, они сейчас мешками падали на землю, перепачканные в крови магов и своих собратьев.

Томас прокусил руку мага, который напал на него, дёрнул со всей силы, и тот рухнул на землю бесформенной кучей. Рывка оборотня хватило, чтобы человек переломал себе кости от столкновения с землёй.

И краем зрения он выхватил фигуру серой волчицы с округлыми боками. Она скалила клыки, отступая. Она была вся перепачкана в крови, и хромала на все четыре лапы. Короткой зелёной вспышки хватило, чтобы волчица рухнула на землю. И в следующую секунду Томас вцепился в руку мага, раздрабливая мощными челюстями кость, вырывая её. Маг зашёлся в крике, падая на землю. Всё больше магов направляли на него свои заклинания, всё меньше волков оставалось на лапах.

Томас почувствовал сильный удар в бок, который прогонял его. Его волк. Он скулил, поджимал хвост и коротко взрыкивал, подгоняя Томаса прочь, прося уносить отсюда лапы, пока они ещё могут. И Томас послушался. Ему не выиграть этой битвы.

Он бежал, пока силы в один момент просто не покинули его. Груз вины тяжёлой плитой лёг на волчью спину, и Томас просто рухнул на землю. Вся его стая. И Амелия. Амелия с их щенком внутри. Томас тупо пялился перед собой, пытаясь полностью осознать то, что произошло.

Рядом с ним упал и его волк. Он тоскливо выл, копая землю лапами, пряча за ними нос, и беспокойно отбивая хвостом по земле. Выл, оплакивая все потери вместо него. Томас не был способен издать и звука, слишком глубоко шокированный. За него в горьком плаче заходился волк, беснуясь на небольшой поляне, словно желая слиться с землёй.

* * *

— Но там дети, — неуверенно пробормотал один из мужчин его стаи.

Они собрались за крыльцом крайнего дома небольшой деревни, где обосновались. В его стае насчитывалось шестьдесят две головы, и им явно становилось тесновато на этой территории, но Томас не собирался останавливаться.

Ему двадцать шесть. И он больше не верил. Ни в то, что его ждёт лучшая жизнь. Ни в то, что он способен уберечь свою стаю от разных напастей. Особенно он не верил в то, что в людях есть что-то хорошее, как его пытались убедить раньше.

— Они станут такими же ублюдками, как и их родители, — рыкнул Томас в ответ, припечатывая волка своей стаи тяжёлым взглядом.

Он собирался пробыть одиночкой до конца своей чёртовой жизни, но что-то в который раз пошло не так. Он встречал время от времени таких же одиночек, как и он. Одиночек, которых выкинул мир, которых хотели посадить на цепь и запереть в клетках. И те в ответ оскалили клыки.

Томас разглядел в них схожие взгляды. И больше он никого не жалел. У него появился план. Цель. Он докажет магам, что от оборотней не стоит отмахиваться. Он заставит их биться в истерике и молить о пощаде, умываясь в собственной крови. Он и его стая. Они рано или поздно придут к тому, что станут править этим миром, как высшая форма развития. И маги их увидят. Заметят. И больше не посмеют истреблять.

Сейчас они готовили план очередного нападения. Томас медленно и методично истреблял магов и маглов. Всех без разбору. Если в полную луну они нападали на деревни, и там были дети, то их он забирал себе. Воспитывал как собственных, в полной ненависти к магическому миру. Вырастить ребёнка куда проще, чем ломать убеждения взрослых.

— Магловские дети опасности не представляют… — вновь попытался мужчина.

Томаса это достало. Взрослых легче просто ломать. Он схватил мужчину за волосы на затылке и с размаху впечатал в перила крыльца. Тот успел только вскрикнуть, прежде чем до слуха Томаса донёсся самый приятный на свете звук. Кожа чавкнула, расходясь, мышцы порвались, и череп хрустнул, ломаясь. На крыльцо и него самого брызнула кровь, и Томас довольно оскалился.

Он был сильнее любого волка из своей стаи. И доказывал, что в его стае могут быть только сильнейшие, не щадя малодушных.

— Вопросы? — спросил он, слизывая с руки чужую кровь.

Остальные закачали головами и поспешили разойтись. Под ногами Томаса лежала туша оборотня с проломленной головой, и на него пускал слюни Волк. Он скалился, и с жёлтых обломанных клыков капала густая слюна точно в бесформенную кучу на месте лица.

Ему было плевать на всех. На женщин, детей, мужчин, стариков. Разницы никакой, пока они пытаются истребить его вид или заковать в замки. Чем оборотни так не угодили волшебникам, Томас не знал. Он лишь скалил клыки в ответ. Агрессия на агрессию, как и учил его отец.

Да, магловские дети опасности не представляли никакой. Но они были вкусными. Если всему свету плевать на то, что уничтожают его щенков, то почему ему должно быть дело до кого-то, кроме своей стаи?

Томас направился в сторону густого леса, и Волк последовал за ним. С той ночи он стал седым, как и сам Томас. Он стал крупнее и опаснее. На его лапах зияли рваные раны от цепей. Мясо гноилось, и кожа висела безобразными струпьями. Он больше не бегал. Его лапы были ранены, но всё ещё способны нести дальше по этой жизни. Если надо, то он сожрёт солнце для своих целей. Он был воплощением волка из старой книжки в давным-давно позабытом доме.

* * *

— Значит, вы ничего не знаете о двух детях, чьи тела нашли сегодня на улице? — спросил человек без особых эмоций в голосе.

Томас покачал головой, опуская взгляд. Его плечи тряслись. Он был в ужасе от нахождения в комнате полной незнакомых людей с палочками. В ещё большем ужасе от разговора о мёртвых детях. У него было похмелье, и он хотел обратно, домой к своей жене.

Ему двадцать семь. И он прекрасный актёр, а маги непроходимые тупицы. Они верили в его спектакль по изображению магловского бродяги. Магический мир на пороге войны, каждый пытается отжать себе кусок покрупнее. А они чуть ли не в полном составе пытаются понять, виновен он в смерти магловских детишек или не очень?

Только один не верил. Лайалл, как обращались к нему коллеги. Он с пеной у рта доказывал, что Томас на самом деле оборотень, требовал запереть его в клетке до следующего полнолуния, которое наступит через сутки.

— Люпин, шёл бы ты лучше валлийских боггартов доставать, а не нас, — отмахнулся от него невысокий мужчина, и по трибунам раздался дружный смех.

— Тупицы! — Лайалл вскочил на ноги, пылая праведным гневом. — Он оборотень! Бездушная, злая, не заслуживающая ничего, кроме смерти, тварь!

Томас прищурился, запоминая лицо мужчины. Его запах. Значит, ничего, кроме смерти?

Томас собирался отжать в этой войне место под солнцем для своей стаи. Для своего вида. Стая на него полагается и терпеть не может магов, которые лишили их абсолютно всего.

Волк рядом с ним наклонил голову, наблюдая за тем, как мужчину выталкивают из зала заседаний. Будет ли он так же категоричен, если одного из его близких тронет их дар?

— Просим прощения. Как, говорите, вас зовут? — обратился к нему первый мужчина с самым настоящим виноватым видом.

Томас опустил взгляд на Волка. Тот выглядел спокойно. Он встал на лапы и потянулся, подставляя серую спину под руку Томаса. Они уйдут отсюда сегодня, вернутся к своей стае и продолжат уничтожать магов и забирать детей, обращая их в свою веру.

Сегодня его имя должно стать известным. И сегодня маги даже не догадываются, какую ошибку совершают, не слушая своего коллегу. Они пожалеют о том, что так сильно ошибаются на их счёт. Сегодня он начнёт менять историю, в первую очередь свою собственную.

— Фенрир Грейбек⁽¹⁾.

1) Фенрир — в германо-скандинавской мифологии огромный Волк Ужаса, которого Боги заковали в цепи из страха, когда тот был ещё мал. В день Рагнарёка (конца света), он вырвется наружу и сожрет солнце, луну и верховного Бога Одина, тем самым отомстив всем.

Greyback — серая спина.

Вернуться к тексту