Дар (джен)

Снега к Рождеству намело видимо-невидимо. Хагрид пробирался к опушке Запретного леса, оставляя позади себя глубокие ямы-колодцы, по колено первокурснику — не меньше. В руке покачивалось ведёрко размером с бочонок, полное сырого мяса, — угощенье для зверюшек: заслужили к празднику-то.

Солнце в чистом голубом небе ярко светило, играя бликами на заиндевевших ветвях, морозец приятно пощипывал за нос, раскинувшийся впереди лес будто застыл, не тревожимый ни единым дуновением ветра. Эта могучая громада приближалась с каждым шагом, пока не приняла Хагрида в свои объятия. Здесь, под сенью крон, воздух был напитан той кристальной свежестью, от которой само собой дышится полной грудью, а тишина словно безжизненного мира казалась оглушающей всякому, кто не привык вслушиваться в её переливы. Но Хагрид умел различать и трепет крыльев над головой, и далёкий птичий крик, и усталый скрип вековых деревьев, и тонкую цепочку от лисьих лапок, уходящую вдаль. Выпавший ночью лёгкий снежок припорошил заледеневший наст невесомым пухом, и следы отчётливо виднелись на нём.

Хагрид от неожиданности почти споткнулся и едва не выронил ведро, а потом присмотрелся. Вглубь, в чащу леса, тянулись отпечатки стоп — крошечные и совсем неглубокие, они могли принадлежать разве что ученику. С гулко забившимся в груди сердцем, бросив ведро в сторону, Хагрид поспешил по следу. Ему не впервой приходилось вылавливать в чаще студентов, не понимающих слова «Запретный»: чего только стоили близнецы Уизли, которые попадались по несколько раз в год. Сколько раз они не попадались, история и вовсе умалчивала.

Деревья с каждой минутой обступали всё плотнее, кроны смыкались над головой так, что редкие лучи солнца проникали внутрь, и лёгкий полумрак царил здесь даже в это чудесное зимнее утро. Среди всего этого великолепия, маленькая и тоненькая, что ивовый прутик, плавно огибая толстые корни, бродила фигура в черной ученической мантии. Спутанные светлые волосы за спиной слегка покачивались в такт шагам.

Хагрид узнал девочку сразу: первокурсница Луна Лавгуд. Он и раньше встречал её здесь, но никогда ещё она не заходила так далеко.

В тот первый раз Луна пришла в лес в компании других первачков. Как и многие поколения отважных авантюристов и искателей приключений до них, они пробрались на опушку, ведомые любопытством.

Стоял погожий осенний денёк. Небольшой дождь размягчил землю, прелые листья пружинили под ногами, и в воздухе разливался приятный насыщенный аромат свежести. Хагрид как раз возвращался домой, когда до него донеслось сказанное звонким детским голоском «…лошадки». Лошадей в лесу отродясь не водилось, единороги разве что, но они редко выходили к людям. Подойдя поближе и схоронившись, насколько это было возможно, за разросшимися кустами можжевельника, Хагрид с интересом выглянул из-за укрытия.

Посреди небольшой полянки стояла пара фестралов, белые глаза их, лишённые зрачков, косились на незваных гостей. Те, в свою очередь, неуверенно топтались на месте, бессмысленно вглядываясь в пространство впереди. Руки их были полны яблок.

— Правда, они красивые? — спросила Луна, улыбаясь, и легонько погладила морду фестрала.

Один из мальчишек несколько секунд в упор смотрел на её руку, а потом воскликнул:

— Там же нет никого!

Луна растерянно оглянулась за плечо.

— Вечно выдумываешь небылицы, — фыркнула другая девочка.

— Чокнутая! — со злостью припечатал мальчишка.

Яблоки покатились по земле, а детвора, недовольно ворча, поспешила вон из леса. Луна ещё долго смотрела им вслед.

Хагрид не сразу решился выбраться из укрытия, но топал погромче.

— Они мясо любят, — сообщил он, кивнув на фестралов, когда Луна обратила на него внимание, и получил в ответ лёгкую отстранённую улыбку.

С тех пор Луна всегда приходила проведать «лошадок» с порцией свежего мяса.

Однако сегодня угощения нигде не было видно, а сама Луна потерянно блуждала между стволов. Мантия её была расстёгнута на несколько пуговиц, шляпа где-то потерялась, взгляд серых глаз выискивал что-то вокруг.

— Луна, — кашлянув, заявил о себе Хагрид, — ты зачем в такую даль-то забралась? Потеряла чего?

— Шарф, — не сбавляя шага, кратко ответила та, словно это всё объясняло.

Хагрид замешкался на мгновение и почесал бороду.

— А видела его где в последний раз?

— В спальне, — улыбнувшись, откликнулась Луна. — Наверное, нарглы утащили.

— Нарглы, говоришь… — протянул Хагрид.

И задумался. Нарглов он никогда не встречал. Как и прочих существ, что упоминались в журнале Ксенофилиуса Лавгуда. Хагрид как-то прикупил один номер — потом было во что вяленое мясо завернуть. А вот о том, как жестоки бывают дети к тем, кого невзлюбят, знал не понаслышке.

— Ну, давай поищем.

Шарфа не было ни в дупле старого дуба, ни под переплетением корней, ни в заячьей норке. Хагрид исправно заглядывал под каждый куст, ненавязчиво продвигаясь к опушке, подальше от чащи и звериных троп, пока лёгкий шорох и замеревшая рядом Луна не заставили его остановиться.

У ручья, рядом с орешником стоял молодой вороной кентавр. Совсем ещё ребёнок, с наивным детским личиком, тонкими ножками и ниже пони, он с задумчивым видом крутил в руках шарф.

У Хагрида сердце ополоснулось. И как только оказался здесь? Кентавры всегда держали своих детёнышей при себе и очень ревностно оберегали. Когда дело доходило до их защиты, они ничем не отличались ни от людей, ни от зверей, жестоко расправляясь с каждым, кто покушался на их жизнь. Если кто увидит их с Луной рядом — им несдобровать, а под рукой, как назло, ни топорика нет, ни арбалета.

Кентаврёнок же, заметив чужаков, испуганно вздрогнул и заметался, ища пути к отступлению, но позади был орешник, а впереди — опасность.

Луна, казалось, была единственной, кого встреча совершенно не смутила: без тени страха выйдя вперёд и с любопытством глядя на кентаврёнка, она сказала:

— Его повязывают на шею, чтобы было тепло.

Громкий топот копыт избавил того от ответа и заставил выронить шарф. Хагрид и глазом моргнуть не успел, как их окружили, а в лицо ему нацелился десяток готовых сорваться стрел. Вперёд вышел Бэйн, до хруста сжимая лук в руке и рыхля копытом снег. Тёмные глаза недобро взирали на Хагрида.

— Что привело тебя так далеко в лес, Хагрид?

— Так ведь… гуляли мы тут, — растерянно отозвался он, заслоняя собой Луну.

Кто-то из кентавров негодующе фыркнул, скрипнули луки, Бэйн недовольно топнул ногой.

— С нашим жеребёнком? — с угрожающей ноткой в голосе спросил Бэйн. — Хотел увести его в свой табун?

— Чего? — поражённо воскликнул Хагрид, чувствуя, что дело принимает совсем скверный оборот, а преимущество явно не на их стороне. — На кой мне ваш детёныш?

— Вы, люди, принимаете нас за забавных лошадок. Думаете, что мы должны служить вам подобно предателю Флоренцу, который стал извозчиком двуногих и выдаёт секреты своего племени…

У Хагрида совсем упало сердце: опять он за своё.

— Да просто потерялся он, говорю тебе!..

Словно не замечая ни взведённых стрел, ни накалённой обстановки, не встретив преград, Луна спокойно прошла мимо кентавров к прячущемуся позади них детёнышу. Тот испуганно дёрнулся, когда она приблизилась, а затем перекинула через его шею шарф, переплела концы и улыбнулась.

— Моя мама говорила, что прочнее всего те нити, что связаны с любовью. Они никогда не рвутся и всегда хранят тепло.

А потом, ни на кого не обращая внимания, развернулась и пошла вниз по ручью, беззаботно пиная лёгкий как пух снег. Её серьги-редиски подпрыгивали вверх-вниз.

Кентавры, чей круг распался, приопустили луки и недоумённо переглянулись. Хагрид, не мешкая ни секунды, бочком протиснулся мимо зарослей, собрав на кротовую шубу кучу веточек.

— Ну, это… Счастливого Рождества, — буркнул он на прощание и поспешил вслед за Луной: потеряется ещё.

В обласканном зимним солнцем лесу блестели позолотой сугробы, древесный дух наполнял лёгкие, где-то вдали дятел стучал клювом о кору, и то чарующее волшебство, что присуще мигу единения с природой, разливалось в воздухе.

Хагрид с Луной не сговариваясь остановились на краю леса и обернулись в стремлении продлить этот миг немного дольше.

— Пойдём, что ли, чаю тебе налью. Продрогла небось.

Луна кивнула в ответ.

Про ведро Хагрид так и не вспомнил.

* * *

Вечером после рождественского ужина, когда немногочисленные рейвенкловцы, насытившиеся праздничными блюдами и впечатлениями, уже отправились спать, в окно спальни девочек-первокурсниц постучалась школьная сова-сипуха. С трудом открыв ей, Луна приняла у птицы небольшой свёрток. Внутри обнаружился немного криво связанный тёмно-синий шарф с узором из серебряных снежинок.