Гаснущий свет (гет)

К концу подходил второй час, в течение которого Билли сидел в машине и безотрывно пялился в окно, где, на его удачу, горел свет и не были занавешены шторы. Впрочем, как и всегда. Билли часто ставил машину напротив этого окна и выкуривал сигареты пачками или заливался пивом, пока смотрел за происходящим в комнате. Слишком часто. И это его бесило.

Он злился из-за того, что это делает, но его непреодолимо тянуло сюда. Ведь только здесь, в покрове ночи, он мог спокойно наблюдать за ней, сколько вздумается. Его завораживало, как она старательно что-то выводит в тетради, как накручивает на палец локон, когда о чём-то размышляет, как скептично рассматривает себя в зеркале. Он видел её радость, гнев, слёзы и был частью всего этого. Пока Билли смотрел на неё из своего тайного укрытия, он чувствовал, что они близки. Хотя в действительности он был для неё пустым местом.

Он не переставал думать, как бы сложились их отношения, не будь он таким: грубым, вызывающим, жестоким. Ведь он прекрасно помнил их первую встречу, и издалека можно было прочесть интерес в её светлых глазах. Она показалась ему такой чистой и невинной, абсолютной противоположностью ему самому. Может, поэтому она так манила Билли — не зря же говорят, что противоположности притягиваются. Тогда он не сказал ей ни слова, но с тех пор то и дело ловил себя на мыслях о ней, которые глушил алкоголем или изнуряющими в ноль тренировками. А потом он разглядел где-то в глубине неё тьму. Страшную и неуправляемую, если спустить с поводка. Это ещё больше привлекло Билли, потому что он знал наверняка, что только он её видит, только он её поймёт. Он хотел верить, что и она тоже могла бы понять его, смыть одиночество, если бы он открылся ей. Но он не мог.

Билли научился получать, что хочет, если это находилось за пределами дома. Внутри по-прежнему властвовал отец. Его копия, его проклятие. Билли так отчаянно не хотел походить на него и сам же по накатанной мчался в ту же бездну. В минуты своей маленькой утопии напротив горящего окна он был уверен, что она — та преграда, которая точно остановит его стремительный спуск. Ведь она — то, чего ему так не хватало, то, чего он лишился с уходом матери. Она олицетворяла тепло. Которое ему не суждено было впитать. Он боялся даже приблизиться, чтобы не обжечься, этот страх настолько поглотил Билли, что он предпочитал показывать ей броню. Прочную, отвратительную. Чтобы она знала, что не властна над ним. Что никто не властен.

Он хотел защитить их обоих, и потому держал ускоряющееся при виде её сердце в узде. Он старался быть как можно дальше от неё, но вечно не получалось. Она жила своей жизнью, где ему не было места. Где её улыбку вызывали другие. О, как же Билли было невыносимо видеть её счастливой с этими придурками: то один, то второй. Его раздражал каждый. Никто не знал её так, как он, даже родители порой не имели понятия, где она и с кем. Его выворачивало от мысли, что её может касаться какой-то парень, но больше — от того, что она это позволит, что она никогда не посмотрит на самого Билли так, как на того парня. Он же сделал всё для этого.

Он вытащил из себя всю тьму, которая только могла родиться в результате издевательств отца, и уже не мог ни избавиться от неё, ни впихнуть обратно. Он потерял над ней контроль, когда осознал, что стоит за его привязанностью к той, кому на него плевать, той, кому и бросать его не придётся, так как они никогда не сблизятся. И тогда появились случайные связи, секс на одну ночь, бесчисленное количество девушек, почему-то жаждущих лечь под него и вбиваясь в которых он напрочь стирал из головы образ о ней. Но тот вновь вырисовывался, стоило удовольствию чуть схлынуть. Это сводило с ума. Он ненавидел себя, ненавидел её, ненавидел отца и мать за то, каким он стал и что делал. И только в минуты у окна Билли отбрасывал негатив и просто смотрел. Казалось, только в эти минуты он жил, а не просто существовал.

После очередных отцовских побоев он задавался вопросом: зачем он всё ещё тут? Зачем он отцу? Зачем он вообще кому-либо? Потому что себе он не был нужен точно. Билли не раз задумывался о сведении счётов, и всякий раз, словно насмешка судьбы, рядом оказывалась она. Она ничего не говорила, даже не смотрела на него, но он вспоминал о единственном ярком пятне его жалкой жизни. И решительность таяла, вместе с потребностью причинять боль. И Билли вдруг становился готовым ждать. Ждать, когда она услышит его без слов, когда увидит сломленную душу, когда осознает их схожесть и нужду друг в друге. Однако…

Билли швырнул пустую банку из-под пива на заднее сидение к остальным пяти и открыл новую. Сознание начинало мутнеть, и это помогало не думать об аморальности его мыслей. В конце концов ненормально испытывать чувства к несовершеннолетней, неправильно желать связи со сводной сестрой, бессмысленно поддерживать в себе проблески света, если им не осветить ту одну, которую хотелось бы. Макс не для него, он её погубит, а она погубит его. И случится это очень скоро — отчего-то Билли был в этом убеждён. А пока он просто жил. Здесь, напротив её окна.