Смерть Консуэло. Святой одинокий узник (гет)

Когда Альберт Рудольштадт находился на одном из самых ответственных, решающих заданий, возложенном на него Орденом Невидимых, пи́сьма от его возлюбленной Консуэло, исполнявшей свою важную часть миссии в соседнем городе, не приходили уже более месяца, и наш герой не находил себе места.

Разные мысли посещали Альберта.

Самой первой и утешительной для него было то предположение, что его избранница могла затаиться, не проявляя себя и не покидая лишний раз убежища, но наблюдая за новыми людьми, внезапно появившимися в её окружении, присматриваясь к ним.

Второй — что приспешники властей с помощью тайной разведки могли раскрыть личность его любимой и затем взять её в плен с целью выпытать имена их соратников.

«Я знаю, что ты не сдашься — что бы они ни вытворяли с тобой. Но пусть же Всевышний пронесёт эту чашу мимо тебя. Я заклинаю вас, высшие силы — помогите той, кого я люблю. Спасите же и всех нас».

Третья же была одной из самых страшных и исходила из предыдущей. Не добившись ничего, они могли довести его возлюбленную до смерти, изначально не имея такого намерения.

И последняя — понимая, что его верная соратница не произнесёт ни одного имени, они могли намеренно лишить жизни ту, что носила под сердцем его ребёнка, чтобы она уже никогда не принесла вреда власть предержащим.

Тревожась всё сильнее, наш герой совершал всё больше ошибок в беседах с королём и его приближёнными, и они становились всё серьёзнее и значительнее, но, благодарение Господу, обладая прекрасным ораторским талантом, Альберт исправлял их на ходу, не вызывая никаких подозрений, хотя с каждым разом это давалось ему всё труднее и оттого выходило дольше по времени, а это значило, что исполнение задания могло затянуться, а последнего нельзя было допустить — ведь все сроки были чётко оговорены.

По вечерам он доставал небольшое распятие, кое всегда носил с собой, куда бы ни отправлялся, и просил небо, чтобы в завтрашний вечер Консуэло нашла время и возможность написать и отправить ему хотя бы одну строку, одно слово — дать знак, что в настоящий момент ничто не угрожает её жизни.

В конце концов, терзаемый ужасными догадками и невыразимым волнением, заранее наскоро собрав только самые необходимые вещи, дождавшись свободного дня и остановив первую попавшуюся почтовую карету, наш герой, рискуя быть узнанным, рискуя всем, отправился через границу. Он знал, в каком месте в это время должна была находиться его любимая.

«Всевышний, благослови меня».

Альберт Рудольштадт воспользовался другим именем и легендой, придуманной им и одобренной главными членами Ордена в самом начале миссии, и ему удалось не вызвать подозрений.

«Да, меня могут исключить из братства. Я нарушаю все самые жёсткие, непреложные правила нашего Устава, кои клялся соблюдать при любых обстоятельствах. Я могу не успеть вернуться обратно, и наши старейшины решат, что я предал наше сообщество. Они имеют право изгнать меня без моего присутствия. Может случиться всё, что угодно. Быть может, мне не удастся сохранить свою жизнь или меня узна́ют, арестуют и предадут суду. Но я не могу иначе. Однако время ещё есть — несколько дней в запасе. Консуэло для меня дороже жизни, и, если ещё не поздно спасти её от опасности — я сделаю всё ради этого».

Прибыв в город, без труда отыскав убежище своей избранницы, данного на срок, отведённый для выполнения секретного поручения, быстро открыв своими ключами дверь её укрытия, и, войдя, почти вбежав в помещение, он увидел свою любимую, неподвижно лежащую посреди комнаты, на полу, на боку, спиной к входу, а лицом к окну. Ноги её были чуть согнуты в коленях, а из-под юбки, насквозь пропитанной кровью, вытекала тонкая красная струйка. Обе руки его любимой, также по локоть испачканные кровью, лежали на животе, что уже начинал едва заметно округляться. Голова Консуэло была повёрнута в сторону, а глаза закрыты. Лицо её было смертельно бледно.

Альберт похолодел и на несколько мгновений застыл. Глаза его расширились, а всё существо сковал ужас.

— Нет… Господи… Боже мой… Я не могу поверить… — наконец вырвалось у него шёпотом вместе с короткими дрожащими вдохами и выдохами. — Это означает, что началась жестокая облава. Либо среди нас появился враг, либо проявила себя безупречная работа королевской охраны и разведки. Но, как бы то ни было — быть может, ты просто без сознания, и тебя ещё можно спасти…

Он опустился на колени и приложил ухо к груди своей возлюбленной. Сердце Консуэло не билось.

— Сколько крови… Наш ребёнок… — Альберт дрожащей рукой прикоснулся к ставшей тёмно-красной и блестящей от свежей крови юбке Консуэло. — Ты защищала его до последнего, словно бы пытаясь удержать в себе, надеясь на то, что твоя жизнь всё-таки не оборвётся вот так. Сколько же нечеловеческой боли ты испытала — я не могу представить себе твоих мучений… Меня не было рядом с тобой, я не смог защитить тебя, и у меня было лишь смутное, неясное предчувствие, и я не хотел, отчаянно не желал верить ему. Если бы понадобилось — я бы закрыл тебя собой, своей грудью. Если было совершено насилие, то я знаю, что ты боролась, применяя все свои силы, не желая отдавать свою жизнь и жизнь нашего сына без боя. Ты умерла за правое дело, за наши светлые принципы, со святой верой в душé. Но что же они сделали с тобой? Я не вижу ран на твоём теле. Должно быть, это какой-то яд, что не оставляет следов. Да, всего скорее, что тебя отравили. Я просил Бога, чтобы Он избавил тебя, всех нас от этой участи, но Он не услышал меня. Каждый из нас должен, обязан был морально готовым к подобному, мы постоянно говорили друг с другом об этом, но… это сильнее меня… К этому невозможно подготовиться… Я приехал сюда прямо в день твоей гибели, а ведь мог бы опоздать и так ничего и не узнать о твоей судьбе, или узнать слишком поздно — на суде, или встретиться с тобой тогда, когда бы ты была ещё жива и оба мы находились в счастливом неведении. Всевышний, я благодарен тебе за то, что не опоздал и увидел всё своими глазами. Это горькая милость, что ты сотворил для меня. Но сейчас полиция придёт за мной, и я не бегу, не стану сопротивляться. Они сочтут, что это совершил я. Но я стану отвечать только правду и созна́юсь лишь в своих деяниях на благо мира. А пока я буду с тобой. Это последние мгновения, когда я вижу тебя. Господь отомстит за тебя, за меня и за всех нас. Но я не знаю, как мне жить дальше. Я знаю только одно — меня ждёт либо пожизненное заключение, либо казнь. И пусть лучше они примут второе решение — так я скорее встречусь с тобой, чтобы не разлучаться уже никогда. Или пусть Создатель заберёт мою ду́шу отсюда как можно скорее тогда, когда за мной запрут дверь тюремной камеры… А сейчас — покойся с миром, моя родная…

Альберт прижал бездыханное тело к своей груди и зарыдал.