Тоненькая ниточка (джен)

А нам не нужны такие, которых надо срочно, а их нет.

(к/ф «Не покидай»)

У каждого в жизни случаются дни, которые определяют всю судьбу, и у Айзека Аримана был такой день, одновременно и самый счастливый, и самый несчастный в его жизни. В этот день молодой Айзек был выведен из стазиса и узнал, что примарх его легиона нашелся и исцелил своих легионеров от перерождения плоти; в этот же день Айзек узнал, что примарх нашелся слишком поздно и брат Айзека погиб, изуродованный вышедшими из-под контроля мутациями.

Айзек мог бы радоваться вместе со всеми тому, что он остался жив и что выжили его боевые товарищи, но скорбь о брате взяла верх, и он оставил друзей-легионеров, чтобы они не видели его слез. В те дни Айзек еще никогда не видал ни Магнуса, ни Императора, и не узнал могучего человека, который присел рядом с ним на скамью.

— Мое сердце скорбит о смерти твоего брата, и небо скорбит вместе с нами, — чуть нараспев сказал незнакомец, и Айзек был рад услышать вдали от дома церемонные речи своей отчизны, к которым он привык, проведя детство во дворце правителя.

Айзек поднял на своего соседа глаза и увидел, что тот непохож на его соотечественника: говоривший с Айзеком был так же темноволос, как и сам Айзек, но лицо его было скуластым, глаза миндалевидными, а кожа бронзоватой. И все же присутствие незнакомца успокаивало Айзека и каким-то образом унимало его душевную боль.

— Мы солдаты Императора, добрый человек, — твердо сказал Айзек. — Мы с братом знали, что один из нас, скорее всего, погибнет в бою раньше другого, но надеялись оставаться в живых долго, чтобы мать не узнала о нашей гибели. Но даже если бы это не удалось, мы все равно собирались вернуться с войны героями, чтобы нас хоронили с почестями и в открытом гробу. А теперь — то, что осталось от брата, не могу узнать даже я, так изуродовало его проклятие нашего легиона. Что же теперь вернется домой вместо него, и надо ли это возвращать домой?

— Твой брат умер героем, Айзек, — убежденно сказал тот, кого Айзек все еще не узнал. — Он погиб, но он не сдался тому, что исказило до неузнаваемости его плоть. Он предпочел умереть, но не нарушить верности имперской аквиле, и я не забуду этого.

— Мне жаль, что Магнус не успел спасти твоего брата, Айзек, — добавил сидящий рядом с Айзеком, и то, как он небрежно назвал примарха по имени, наконец Айзеку на что-то намекнуло. — Я бы не хотел, чтобы ты ставил ему это в вину и держал в своем сердце обиду. Поэтому я внесу виру вместо него: если тебе еще раз понадобится, чтобы твою или чью-то жизнь спасли вопреки всему, позови меня на помощь, и я сделаю для тебя даже невозможное.

— Но как я смогу найти вас, государь? — спросил Ариман, вставая и вытягиваясь перед Императором. Род Аримана хранил вассальную верность Императору, и в этом было отличие Аримана от других его соплеменников, которые присягали Империуму. Род Аримана присягал лично Императору, и Ариман говорил теперь с ним с почтением, но так, как подобает говорить правителю с правителем.

— У твоего легиона есть астропаты, Айзек, — напомнил Император. — Тебе не придется доверять им свою просьбу, достаточно будет только произнести пароль, и я прибуду к тебе на выручку, где бы ты ни был.

Ариман никогда и никому не рассказывал об этом разговоре с Императором с глазу на глаз, и о данном когда-то Императором обещании не знали ни друзья Айзека, ни Магнус. Даже тогда, когда Ариман вместе с Магнусом предстал перед Императором после Никейского конклава, на котором Император запретил использовать силы варпа, Магнус не догадался о том, что Ариман и Император уже беседовали когда-то по душам, а Ариман не подал вида: он-то помнил, что Император обещал ему спасти дорогую ему жизнь, а вовсе не исполнить любое его желание.

Поэтому для Магнуса, после решения Никейского конклава затворившегося на Просперо на вершине своей пирамиды, было большим сюрпризом появление над Просперо огромного имперского корабля, которому ни один диспетчер и ни один патрульный не посмел отказать в посадке. Магнус с удивлением и даже со страхом наблюдал, как из корабля выходят и строятся в боевой порядок кустодии, как появляется их бессменный командир Константин Вальдор и как следуют за ним Сестры Безмолвия, нуль-псайкеры, одного присутствия которых было достаточно, чтобы лишить большинство из легионеров Магнуса их колдовских сил.

«Неужели мы допрыгались? — откровенно спросил сам себя Магнус, который, находясь на Просперо, на Никейский эдикт плевал и позволял своим подчиненным колдовать как колдовалось. — Но не может же быть, чтобы отец без предупреждения бросил против нас свою гвардию…»

Император же был легок на помине — он появился на бетоне космопорта вслед за своими гвардейцами, вступил на борт реквизированного Вальдором флаера, а дальнейшее Магнус уже не видел, кинувшись со всех ног встречать неожиданно нагрянувшего отца.

Может, Магнусу следовало бы и подождать, чтобы посмотреть, куда полетел флаер, — не зная, куда направился Император, Магнус слегка заплутал и добрался до больницы не только позже Императора, но и позже Аримана, а потому от удивления даже остановился у входа в палату Каллисты Эриды, услышав, как Император и Ариман беседуют как старые знакомые.

— Симпатичную девушку грех не выручить, — весело и по-свойски говорил Император. — Ты, Айзек, что же, в отставку думаешь подавать? Жениться на ней собираешься?

— Да нет, государь, — вежливо, но просто отвечал Ариман. — Жалко девчонку — она же заживо сгорит, если вы не поможете, вы же видите. И ученик мой за нее уж больно просил, тот, которого мы с вами из палаты выставили.

— Какие это у тебя могут быть ученики, Айзек? — с усмешкой поддел Император. — Чему Астартес может учить штатского человека? Уж не колдовству ли?

— А вы вот со мной согласились только что, что Каллиста обязательно без вашего вмешательства сгорит, — не остался в долгу Ариман. — Как же это вы с такой уверенностью предсказали будущее — не колдовством ли? И я вообще интересуюсь посмотреть, как вы будете ее спасать без колдовства!

— Ой, болван ты, — как-то по-семейному вздохнул Император в ответ на такую подначку. — К тебе, Магнус, это тоже, кстати, относится. Не стой там в коридоре, заходи, коли пришел. Поможешь мне.

Магнус и Император взялись за дело резво, и, хотя Аримана в коридор выгонять не стали, Ариман только слышал внутренним ухом их голоса, доносящиеся из недоступных ему высоких эмпирей.

— Здесь надо так же, как ты с проклятием плоти делал, — пояснял Император. — Э, куда?! Как же ты служил в очистке?

— Я не служил в очистке, папа, — обиженно отвечал Магнус, не понимая родительского юмора.

— Погоди, неуч, я еще разберусь, как ты спасал свой легион, когда ты в связях тела с варпом ни в зуб ногой, — обещал Император, а Ариман все никак не мог даже взглянуть, куда же Император с Магнусом забурились, чтобы спасти скромного историка Каллисту Эриду. — Вот тут подержи-ка.

Магнус давно хотел поговорить со своим отцом, и по возвращении из варпа перевел разговор на Хоруса не потому, что не хотел давать отчет в том, как именно он спас свой легион от проклятия плоти, и почему его собственный легион теперь втихую игнорирует Никейский эдикт — хотя и поэтому тоже. Император выслушал наедине историю Магнуса о том, что Хоруса скоро тяжело ранят и его придется вырывать из когтей варпа и блюсти от соблазнов, а потом неожиданно для Магнуса отечески потрепал его по голове.

— Хорошие у меня дети. Глупые, но хорошие, — покачал головой Император, а Магнусу вдруг пришло на ум, что Император назвал его сыном в первый раз в жизни, хотя сам Магнус часто называл Императора отцом, и в глаза, и за глаза. — Вот ты говоришь, что раненого Хоруса отнесут в храм хаоситов, и демоны варпа будут пытаться сбить его с истинного пути. Так какого ж черта ты лезешь сражаться с демонами в их доме, сам при этом находясь за сотни световых лет? Для чего ставишь самого себя в уязвимое положение, зачем организуешь себе же проблемы? Нет бы выбрать кого поисполнительнее, кто любой ценой исполнит приказ примарха, и просто сделать так, чтобы Хоруса не тащили никуда.

Так и получилось, что расстроенному донельзя ранением Хоруса Абаддону даже не удалось для успокоения души порубиться на компьютере в любимую стрелялку и помочить нарисованных ксеносов всласть.

— Первый капитан Абаддон! — рявкнул Магнус, появляясь на экране в одном из мрачных коридоров. — Властью примарха приказываю вам ввести моего брата Хоруса в стазис и отправить его на Терру к его отцу для полного излечения. Приказ понятен?

— Есть отправить Хоруса в стазисе на Терру! — откликнулся Абаддон, вставая и вместо лица демонстрируя монитору гульфик.

Оставшись без любимого примарха и без указаний, Абаддон мог бы и накосорезить, но, получив четкий приказ, Абаддон становился неудержим, и уже спустя пятнадцать минут его рычащий голос с сильным акцентом Хтонии оглашал межзвездный эфир: Абаддон был прижимист и собирался реквизировать для транспортировки Хоруса пролетавший мимо корабль, а не ослаблять и так небольшую флотилию, пошедшую с Хорусом к Давину.

— Эйзэнштэйну двадцат чатырэ! — ревел в микрофон Абаддон позывной неожиданного гостя, от раздражения отсутствием ответа начиная произносить слова все более неправильно. — Эйзэнштэйну двадцат чатырэ! Эйзэнштэйну двадцат чатырэ! Бозишвили, шени гамздели мовтхан!

— Ай, зачьем двадцат чатире? — наконец ответил далекий голос. — Зачьем ругаиешса, дарагой? Ты на готике говори, да?

Вероятно, за то время, которое десантный катер нес Абаддона и находящегося в стазисе Хоруса к кораблю, гостеприимный капитан «Эйзенштейна» успел позабыть, на какую архиважную миссию он согласился, и потому встретил Абаддона с початой бутылкой вина и торчащими из карманов стаканами.

— Гарик Берья, — представился капитан. — Давай с дороги по одной, а сервиторы сейчас стол накроют.

— Не мотай мне нервы, их есть еще где испортить, — предупредил Абаддон. — Если на борту есть космодесантники, пусть идут сюда и помогут мне с почестями перенести спящего Воителя в лазарет.

— Космодесантник у нас есть, волк его заешь, — ответил капитан Берья и махнул рукой куда-то вниз. — Капитан Гарро, широкой души человек. Выпил со мной, выпил с матросами, потом выпил с нашим навигатором — и вот мы здесь, хотя должны были быть совсем в другом месте. А они оба, капитан и навигатор, извини за выражение, нарезались в гарро и храпят.

Эта короткая речь породила в капитане Абаддоне целую гамму чувств: сначала Абаддон хотел покарать Гарика за непочтительный отзыв о космодесантнике, потом решил, что и Гарик, и смутно припоминающийся ему капитан Гарро — хорошие ребята, а под конец понял, что все идет как всегда и хорошие ребята опять накосорезили так, что никаких врагов не надо.

— Можно его как-нибудь на ноги поставить, вашего Гарро? — спросил Абаддон Гарика Берья, входя вместе с ним в кают-компанию.

— Можно капитана на ноги поставить, Калеб Арьич? — переадресовал Гарик вопрос денщику капитана Гарро, и старый дюжий денщик медленно поднялся, почесывая в затылке.

— На ноги поставить, конечно, можно, вон и капитан нам подсобит, — рассудительно проговорил Калеб, указывая рукой на Абаддона. — Но только лыка вязать мой капитан Гарро все равно не будет.

На этом Абаддону следовало бы понять, что толка он от «Эйзенштейна» и его команды не добьется, перестать жадничать и взять вместо того из флота Хоруса один из кораблей. Но Абаддон был упертый и потому пошел будить мертвецки пьяного капитана и находящегося в столь же непотребном виде навигатора, которые к моменту его прихода спали на одной койке валетом.

— Ох уж этот мне Четырнадцатый легион, — ворчал Абаддон по дороге. — Нет бы пили как люди, а они чего только не пьют, даже яды, чтобы покрепче вставило. Четырнадцатый пьет все, что течет, Двенадцатый рубит все, что движется, про Третий и говорить срамно…

— Господин первый капитан, вы говорите обидно, — заметил с трудом поспевавший за Абаддоном старый денщик Калеб.

— Ой, да иди и бросайся головой в Око Ужаса! — предложил в сердцах Абаддон.

Поднятый на ноги могучим Абаддоном капитан Гарро все же открыл глаза, посмотрел на Абаддона и торжественно произнес: «Ш-ш-ш!»

— Мортарион, Мортарион не пьет одеколон! — пропел на какой-то маршевый мотив капитан Гарро. — Мортарион, Мортарион пьет антифриз и жрет гудрон!⁽¹⁾ — с этими словами Гарро повалился обратно, упав на навигатора, и снова захрапел.

— Это значит, что через четыре часа капитан мой как новенький будет, — пояснил Калеб. — А сейчас его будить бесполезно.

Абаддон грязно выругался и взялся трясти навигатора, и тут ему вроде как сопутствовал успех: навигатор открыл третий глаз и заявил, что может отвезти кого угодно и куда угодно, а Абаддон принял желаемое за действительное и навигатору поверил.

— Он про коня не пел? — спросил про навигатора Гарик Берья, когда довольный Абаддон велел ему прогревать варп-двигатели.

— Про кого?

— Ну песню такую, «Пошло все в жопу, сяду на коня и ускачу куда-то в ….» — пояснил Гарик. — А то уж больно пророческая песенка: «и днем с огнем не сыщете меня и моего коня»⁽²⁾. Бывало у нас с ним и такое, уже который десяток лет вместе служим. Да и у вас мы появились ровно таким вот способом.

1) На всякий случай, если кто-то не узнал: песня группы Наутилус Помпилиус про Мортариона, то есть про Ален Делона: https://www.youtube.com/watch?v=z8LrdaBKqng

Вернуться к тексту

2) Песню навигатора Гвардии Смерти можно прослушать здесь: https://www.youtube.com/watch?v=DyivJpcK4i0 (осторожно, мат).

Вернуться к тексту