О пользе фикусов и загадках красоты (джен)

Алиса! Какое красивое у неё имя! И сама она красивая девчонка. Ну, не то чтобы прямо королева красоты. Видал Коля и покрасивее. Хоть бы вон Лариску Троепольскую взять. Все признают, что она красивая. Волосы длинные, вьются, как у артистки Любови Орловой. Глаза голубые в пол-лица. Как распахнёт, как уставится — так прямо сердце замирает. Ну, у кого-то, наверное, замирает. Точно не у Коли. Еще не хватало! Он не какой-нибудь там малахольный, чтоб от девчоночьих взглядов в обморок падать. И пускай Лариска учится так себе и к языкам неспособная. Все говорят, что с такой внешностью она и без языков в жизни не пропадёт. К примеру, в артистки подастся. А что? Орлова-то померла как раз. Место свободно.

Но вот на Лариску смотреть отчего-то не тянуло. Да и чего он там нового увидит? Шестой год уже за соседней партой сидит, привык. А вот Алиса... И как будто даже обыкновенная: нос вздёрнутый, волосы светло-русые, как у половины класса (у Донбазовой, к примеру, точно такие же, и стрижка похожа), глаза тоже ничего особенного — голубые, только не как у Лариски — чистое небо, а сероватые какие-то, приглушённые. В общем, полно таких глаз. И фигура тоже — ничего выдающегося. Спортивная, худощавая, высокая — подумаешь! У Юльки Грибковой ничуть не хуже или у их спортсменки Кати Михайловой.

Почему же Коля никак не может перестать смотреть на Алису? Сперва он думал, это оттого, что боялся быть узнанным. Кто их знает, в будущем этом, какие у них положены наказания за всё, что Коля успел там натворить по неосторожности? Вдруг ему тюрьма светит где-нибудь на Уране или на Луне, например? Алиса, ясное дело, сдаст его своим, как только узнает, потому что воровство, да ещё такой редкостной вещицы, как миелофон, будь он неладен, — это вам не просто зайцем на Марс смотаться. Фимка сказал, что Коле теперь каюк, а он хоть и балабол, но до фига чего умного знает.

Наказания не хотелось. Вот совсем. И Коля старался изо всех сил не отсвечивать. Поглядывал на Алису с опаской, отворачивался, как только ему казалось, что вот сейчас она увидит, как он пялится. Совсем не смотреть не мог. Не получалось! Как его Фимка ни дёргал за рукав и ни шипел в ухо: "Не пялься, дурак, заметит! На нары захотел? Я с тобой в тюрьму не собираюсь!" — Коля все равно раз за разом ловил себя на том, что снова смотрит на эти короткие, но всё равно красивые волосы, на ровную спину, острые девчоночьи плечи, худые, но такие сильные пальцы. А глаза её хоть и не такие яркие, как у Лариски, но замирательные, будто затягивающие в синюю глубину. Алиса этими глазищами своими словно в душу заглядывала, и Коле казалось, что она его как книгу читает и всё-всё уже про него поняла, только почему-то молчит пока, ждёт чего-то.

Не может быть, чтобы Коля только из одного опасения с Алисы глаз не сводил. А вдруг она гипнозом каким обладает? Кто их знает, в будущем этом, на что они способны? Если уж она столько всего знает, языками владеет и спортсменка такая, что им и не снилось, так, может, и гипноз для нее всё равно что чихнуть?

— Наумов, чего уставился? — Напротив остановилась Грибкова, прищурилась, руки на груди сложила, ждёт.

— Ничего я не уставился, — буркнул Коля, отводя взгляд. — Больно ты мне нужна — смотреть на тебя.

— А я не говорила, что на меня, — усмехнулась Грибкова. — Ты на Алису смотрел, я видела. Влюбился, что ли? Или, может, сказать ей чего хочешь?

— Не хочу. И не влюбился. Отстань, Грибкова. Я вообще спешу. Звонок скоро. Вот-вот Алла явится, а мне ещё в столовку успеть надо, — запаниковал Коля, подхватывая портфель.

— Ты же сроду на обед не ходил, — не поверила Грибкова. — Сбегаешь? Значит, точно есть что скрывать, — припечатала уверенно.

Коля только зыркнул исподлобья и поскорее протиснулся в коридор под подозрительным взглядом лучшей Алисиной подруги. В столовую он, конечно, не пошёл, потому что и вправду никогда туда не ходил. Хватало бутербродов, которые ему каждое утро мама в портфель совала. Куда податься теперь? Что, если Алиса с Юлькой выйдут в коридор, а он тут маячит как ненормальный? Ещё Фимка куда-то запропастился. Хотя вот он-то как раз, скорее всего, обедает.

Коля забился в нишу за пионерским флагом. Туда, где весь угол занимал огромный фикус в здоровенной кадке. Если забраться прямо за него, сразу никто и не заметит, что на полу за кадкой кто-то сидит. Правда, каждый раз приходится немного отодвигать цветок, который уборщица вечером, ворча и ругаясь, всякий раз придвигает обратно. Ладно, перемену перекантоваться хватит, а потом всё равно на урок тащиться придется. Английский не пропустишь: Алла у них класснуха, прогул нипочём не спустит.

Коля осторожно вытащил из сумки злополучный миелофон, за которым гонялись все подряд и который он твёрдо решил вернуть Алисе прямо сегодня. Жаль, она не узнает, кто именно спас эту драгоценную штуковину от загребущих пиратских рук, потому что так же твёрдо Коля решил ни за что на свете не сознаваться, что это именно он начудил в будущем, чтобы она не подумала, что он безответственный и всё такое. Ужасно хотелось включить миелофон и послушать чужие мысли, пока он ещё у него. Ладно, кого он обманывает? Алисины мысли хотелось послушать, узнать, вдруг она тоже о нём, Коле Наумове, что-нибудь хорошее думает. Вдруг он ей даже нравится? Ну хоть немножечко! Размечтался! Во дурак!

Совсем рядом, прямо по ту сторону кадки, послышался знакомый голос:

— Алиса, я тебе точно говорю — это Наумов!

— Ты же говорила, что это Сулима? — как всегда спокойный, сдержанный голос Алисы. Вот как она так всегда себя в руках держит?

— Не знаю, что там Сулима, а Наумов ведёт себя странно. Он на тебя весь урок смотрел, чуть дырку в спине не прожёг, — убежденно шептала Грибкова. Вот же зараза! Всё-то она видит.

— Ну и что? На меня все смотрят, я же новенькая, — резонно заметила Алиса.

— Ладно, допустим. Но я его прямо спросила, чего он пялился, — горячилась Грибкова.

— А он?

— А он сбежал! В столовую! — всплеснула руками Грибкова.

— В столовую? — улыбнулась Алиса. Какая у нее всё-таки улыбка здоровская! — Ну, может, он просто хотел есть, вот и сбежал от тебя?

— Да он сроду в школе не обедал! Я тебе точно говорю, надо его допросить с пристрастием и всё из него вытрясти. Он точно что-то скрывает, — подозрительно оглядываясь, заключила Грибкова. А Коля вжал голову в плечи и постарался слиться с кадкой.

— С пристрастием — это как? — продолжала улыбаться Алиса. — Может, просто спросим?

— Просто я уже спрашивала. Молчит, как партизан на допросе, — подосадовала Грибкова. — Ладно, давай до столовки добежим всё-таки. Вдруг Наумова заловим. До урока ещё время есть. Успеем.

— А если его там нет?

— Ну, нет так нет. Чаю выпьем зато. Пить хочу — сил нет!

Девчонки умчались вниз по лестнице. Коля проводил их тоскливым взглядом сквозь ветки фикуса и выбрался из своего укрытия. Хватит тянуть. Миелофон надо вернуть. Вот и случай представился. Пока их нет, Коля тихонько подсунет пропажу кому-нибудь в портфель, да и дело с концом. Он не помнил, чтобы Алиса с портфелем ходила, ей вроде бы и учебники еще не выдали. А вот Юлькину сумку Коля отлично знал. Сам месяц назад туда мыша из папье-маше подкладывал, а потом ржал вместе со всем классом, когда Грибкова на стуле стояла и визжала на всю школу. Хорошо, что она тогда его не вычислила, а то огрёб бы этим самым портфелем. У неё рука тяжелая — мало не покажется. Тогда не вычислила — и теперь не вычислит. Пора. И будь что будет. Но как же жалко, что Алиса теперь вернётся в свое время. А он, Коля Наумов, останется здесь и никогда её больше не увидит.