Дэринг Ду и Десница Рока (джен)

Замок высился на низком покатом холме, выдаваясь над полями и равнинами, будто пуп самой земли. Вероятно, первоначальные его создатели поместили его туда намеренно — показать превосходство и власть над этим краем. Но строившие, впрочем, давно канули в забвение, как и все притязания на господство их творения.

Лишь история помнила, чем он был изначально — возможно, пограничным фортом давно сгинувшей империи, может, твердыней местного князька, владевшего плодородной землей, а может, даже прекрасным дворцом. Всё забылось. Ныне даже издалека было видно, что замок медленно приходит в упадок. Облицовка потрескалась и поросла густым плющом. Какие-то из внешних башен рухнули, стены начинали осыпаться. Весь наружный декор сгинул десятки, если не сотни лет назад. Но, несмотря на всё это, в редких пустых окошках ещё горел неяркий свет — замок словно таращился пожелтевшими старческими глазами на округу в ночной тьме.

Когда-то окружающая земля цвела и зеленела, — быть может, кто-то из пони застал её такой ещё при жизни. Однако никого, кто мог бы её возделывать, не осталось: поля заросли низкой колючкой и сорной травой, которые наползали с простирающихся на сотни километров засушливых равнин. Домам и амбарам повезло и того меньше: они, рассыпавшись в труху, лежали грудами сухого дерева и ржавого металла. Только по границам некогда цветущих усадеб ещё стояли гнилые ограды.

Что примечательно, дороги и улицы сохранились куда лучше городка. За ними следили, их убирали и приводили в порядок; в брусчатке была продавлена колея — верный признак тяжелых грузовых повозок. Все пути вели под уклон — к старому замку.

Несмотря на то что дороги были проходимы, две одетых в чёрное фигуры сторонились их, подходя к замку. Они быстрым шагом пробирались полями в поразительной тишине — сухостой и молочай колыхались от их движений, как от лёгкого ветерка, дующего по ночам. Они шли без ламп, полагаясь только на лунный свет, и, хотя двигались молча за много метров друг от друга, каждый из них в точности знал, где идёт второй.

По периметру замка были расставлены караулы из неопрятных земных пони с фонарями и суровыми, но усталыми лицами. Патрульные стерегли подходы, правда, без энтузиазма. Солнце село всего три часа назад, но сухая и тёплая андалусская ночь уже навевала дремоту и желание забраться под одеяло.

Фигуры в чёрном воспользовались этим, зайдя с противоположных концов замка и без труда обойдя редкие патрули. Громилы были ленивы и носа не казали в места, где ветхие стены ещё стояли. Никого не посетила даже мысль о том, что две трети всех пони могут летать — в частности оба нарушителя. Они с лёгкостью перемахнули через стены.

Двоица нырнула в бывший сад — заросли сорняка и чахлых, полуживых деревьев, чересчур разросшихся для местного засушливого климата. Кусты спрятали нарушителей от чужих глаз, но красться через царапающие ветки стало сложнее. Впрочем, до сих пор худшим препятствием была тишина. Кроме ветра, почти ни звука не скрывало движений двух пони. В давно мёртвых садах не жили птицы и зверьки, никто не пел трели и не шуршал в ночи.

Меньше чем через минуту оба пони пробрались в сам замок. Одна из фигур, поменьше, выдвинулась вперёд и повела напарника сквозь длинные коридоры. Несмотря на то что они проникли через заброшенное крыло рядом с частично обвалившейся секцией, скоро по мере продвижения стало понятно, что замок обитаем. Даже больше, внутреннее убранство не шло ни в какое сравнение с его наружностью. Коридоры были старые, и много где в настенной лепнине виднелись трещины, но за импортными деревянными полами бережно следили, а глазу негде было зацепиться за пылинку. Однако заметнее всего выделялся декор — чем дальше вглубь, тем богаче всё было обставлено: встречались и картины, развешенные в особом порядке, и скульптуры на пьедесталах, и статуэтки под витринами. Проворно двигаясь, пони поглядывали на них краем глаза, но не придавали особого значения. Хотя та, что шла первой, оценила однозначную иронию того, в каком месте оказалась вся эта коллекция.

Неожиданно оба засекли цокот шагов. Фигуры одновременно метнулись к стенам и, не сбавляя скорости и помогая себе крыльями, вскарабкались под высокие тёмные своды. Внизу, яростно споря о самой вкусной добавке к сырникам, прошествовала группа небритых, помятых громил. Вверх они даже не глянули и быстро разминулись с двумя нарушителями.

Когда охрана свернула в боковой коридор, вероятно, ведущий на кухню, двое пони в чёрном спорхнули из-под потолка. Но едва копыто того, что покрупнее, опустилось на рассохшиеся половицы — тишину рассёк надрывный скрип. Соловьиные полы. Ни на раздобытых чертежах, ни в традициях андалусской архитектуры такого быть не могло. Их постелили недавно.

— Тпру, — раздался голос из примыкающего коридора. — Слыхал?

— Что слыхал? — отозвался другой.

— Пол скрипнул. Селестия помилуй, я тебе говорю — это Рози Бад. На диете он, как же, левую заднюю ногу мне в рот!

— Ну хорош, Джалло, ты же в курсе, что ему больше нравится зваться “Торн”.

— Вот и пусть зовёт себя как хочет, а я не буду, это тупо. Да, чёрт побери! У парня огроменная роза на заднем месте! Нашёл чему возмущаться — девчачьему име…

Из-за угла, держа перед собой фонарь, высунулся земной пони. Коренастый незнакомец оказался подле него в мгновение ока. Одним тычком в кадык он выбил из жеребца весь дух и голос, а вторым — в основание шеи между лопаток — отправил в нокаут на пол.

Молча, на лету и без заминки нарушители внесли поправки в протоколы и инструкции плана. Обе фигуры в чёрном набросились на кучку охранников и обезвредили всех без единого вскрика или вопля. Впрочем, теперь скрытность была ни к чему. Время поджимало.

Не считая отклонения в виде половиц, разведданные не обманули. Двоица споро добралась до места назначения, но путь им преградило последнее препятствие — массивная дубовая дверь. Здоровяк изготовился высадить её таранным ударом, но его напарница, старшая, жестом велела притормозить и достала большой ключ — добычу с одного из многочисленных мордоворотов, чьи бессознательные тела сейчас устилали залы среди дорогих, но безвкусных образцов современного искусства.

Она вставила ключ в скважину и тихонько провернула. Незнакомцы отворили дверь. Ночь холодала, а вместе с ней и за́мок — зябкий порыв ворвался вслед за двумя пони, встрепенув чёрные плащи. Навстречу им изнутри пахнул нагретый воздух, пропитанный ароматами еды.

В блестяще обставленной трапезной находились несколько пони, но ел только один. Остальные стояли по бокам и наблюдали — голубая кобыла с коротко стриженной гривой и глазной повязкой, мускулистый рыжеволосый жеребец с бакенбардами и ещё несколько. И хотя двое пегасов рассмотрели всех, ничего важного в них не было. Только пони за столом имел значение в масштабах их великой миссии.

Жеребец уставился на новоприбывших не менее пристально, чем они на него, — но с хорошо скрытой смесью удивления и злости. Как и многие его подручные, сам он был земным пони и выглядел столь же серьёзно. Его чёрная грива была смазана гелем и зачёсана назад, так, что лишь одна серая прядка свисала над густыми, кустистыми бровями. На нём были глаженая рубашка и стильный шёлковый платок, повязанный на шее, но бритьём жеребец себя не утруждал и позволил лицу целиком зарасти тёмной щетиной.

Он отложил вилку и поднялся на ноги, оттолкнув кресло; ножки скрипнули по деревянному полу.

— И как это понимать?! — громко потребовал он ответа, но не у двух пегасов, застывших с другого конца стола, а у окружающих пони, заставив их поёжиться. — Столько трат, столько нервов, убитых на ваш найм! И что — вы даже не способны обеспечить мне спокойный ужин в уединении? ТЫ! — Он ткнул в сторону жеребца с бакенбардами. — Я тебя поставил во главе охраны!

— Шеф, он не виноват, — встряла голубая кобыла с повязкой на глазу. — Патрули были на мне, они не могли…

— Доктор Понтрансио Кабальерон, — подала голос пегаска, напоминая, что она со своим коллегой никуда, вообще-то, не делась.

Кабальерон неторопливо обернулся, возвратив на лицо улыбку, но злость и гнев из его глаз не пропали.

— А вы? Вижу, вы приложили немало усилий, чтобы меня найти… и без приглашения заявиться в мои владения.

Он небрежно поставил на стол переднее копыто. На запястье красовались чрезвычайно дорогие часы.

— Терпеть не могу быть дурным хозяином, но, боюсь, я не в настроении вас развлекать, дорогие гости. Занят, видите ли. Непредвиденные кадровые перестановки…

Многие пони в комнате побледнели и судорожно, почти панически переглянулись, про себя гадая, кого сегодня ждёт увольнение.

— Ваши накопытные часы, — произнесла пегаска. — Они без стрелок.

Кабальерон рассмеялся и улыбнулся, уклонившись от странного замечания с грациозностью своих аристократических корней, — хотя корни эти, как и фамильное имение, огрубели и заскорузли от времени. Но всё же его выдавали глаза. Он хорошо догадывался, к чему она ведёт.

— Ведь это не часы, — продолжала пегаска, — а полый корпус. С фениксовой звездой внутри.

— С чего бы такие выводы? — Кабальерон сощурился.

Пегаска запустила копыто в отделение брони под плащом и извлекла на свет часы — точную копию тех, что носил жеребец.

— Очень просто: на прошлой неделе мы их подменили.

Кабальерон резко посмотрел на запястье, и его глаза полезли на лоб, а лицо вытянулось. Он неожиданно для себя осознал, что носит — всю неделю носил — подделку. Однако удивление быстро сменилось страхом, когда до него дошёл намёк: это пегаска стояла, направив на него фениксовую звезду, а не наоборот.

— Как ты… это же не…

Пегаска отвела копыто для броска, и Кабальерон вжал голову в плечи, — но часы идеально аккуратно приземлились в тарелочку с заварным кремом, которым он секунды назад планировал полакомиться после салата.

— Чт… Ты хоть представляешь, сколько она стоит?! — закричал Кабальерон. И, увидев, что звезда цела и невредима, добавил тише: — …И сколько вреда может нанести?

— Да. На оба вопроса, — пегаска шагнула ближе. — Но знаете, что любопытно? Я рассмотрела вашу коллекцию по пути через особняк. Очень роскошно… но ничего по-настоящему древнего, кроме фениксовой звезды. Всё остальное явно современное.

Кабальерон не спешил доставать часы, не желая выглядеть трепыхающейся рыбой — тем более что, возникни нужда, блюдце было на расстоянии вытянутой ноги. Почему-то, однако, факт этот совсем не успокаивал. Тем не менее Кабальерон негромко усмехнулся и опустился в кресло.

— Любопытно, говоришь? Не вижу ничего из ряда вон. Скажите-ка, я что, похож на идиота? — Незнакомцы промолчали. — О, уверяю, я отнюдь не идиот. По-вашему, я должен жить в музее среди пыльных статуэток и плесневелых томов? Раз вы вышли на меня, то представляете, чем я занимаюсь, но, видимо, не ради чего? Какая мне польза от того, чтобы сидеть на складе своего же товара? Притом что многие экземпляры бывают опасны…

— Нам известно, кто вы и чем занимаетесь.

— Тогда моё преимущество перед вами исчерпано, — резко оборвал Кабальерон. — Честно говоря, это утомляет, а я голоден. Вы, кем бы ни были, проникли в мой дом поразительно легко. Только вот сможете ли так же беспрепятственно уйти, м-м?

Пегаска отбросила капюшон. Кабальерон не знал её в лицо и ни разу не слышал о ней, что только подогрело его любопытство. Белая шерсть и белая грива — неудачное сочетание, — и вдобавок к ним пронзительные красные глаза. Её товарищ почти в унисон повторил движение; не считая половых различий, они были похожи как две капли воды.

— Это вместо “здравствуйте”? — осклабился Кабальерон. — Что, у вас даже имён нет?

— Нет, — отрезала пегаска. — А даже будь они у нас, вам не к чему их знать.

— Не к чему напускать на себя столько загадочности.

— Мы говорим от лица анонимного предпринимателя, весьма заинтересованного в приобретении раритетных артефактов.

Кабальерон с улыбкой откинулся на спинку кресла. Повисшее в воздухе напряжение выветрилось, хоть и не до конца. На стол запрыгнула чёрно-бело-рыжая кошка. Жеребец, ласково погладив, пустил её к остаткам неоконченного ужина. Еда остыла и больше не возбуждала аппетита.

— Выходит, речь о деловом предложении. Вы же осведомлены, что для этого существуют более подходящие каналы связи?

— Более чем. Мы предпочли к ним не прибегать.

Кобыла едва заметно повела бровью, и пегас, до этого молча стоявший рядом, моментально шагнул вперёд. Телохранители Кабальерона напряглись, готовясь защищать хозяина любой ценой. Альбинос не отреагировал, — но, впрочем, и не сделал ничего угрожающего; потянувшись под плащ, где были перемётные сумки, он извлёк увесистую папку с металлическим скоросшивателем. Пегас аккуратно положил её на стол и толкнул к Кабальерону. Тот, приняв её, быстро поднял голову и поймал взгляд немигающих, лишённых пигмента глаз. На миг в них что-то мелькнуло, будто они не были одинаковы — будто один его зрачок сузился, жужжа сотнями микроскопических алых шестерёнок.

— Что это? — спросил Кабальерон, раскрыв папку.

Внутри к железному переплёту крепились листы тонкой сухой бумаги, исчерченные карандашными рисунками: иероглифами, идеограммами, схемами, графиками… и текстом, от вида которого кровь стыла в жилах. Этот язык Кабальерон видел всего раз в жизни и не рассчитывал, что когда-нибудь увидит ещё.

— Мы не знаем, — ответила пегаска, — но нам сообщили, что вы можете рассказать.

— Ну конечно, могу, — буркнул Кабальерон. — В отличие от многих, я зовусь “доктором” не за громкий трёп. Я потратил много лет и сил… — Он полистал папку. — Это кальки с какого-то барельефа. Старые.

Переплёт заканчивался рваными краями — последние страницы кто-то выдрал. Уцелевшие листы ближе к концу были забрызганы тёмными пятнами ржаво-бурых “чернил”, прекрасно знакомых Кабальерону. Он поднял глаза от папки.

— И части не хватает.

— Приобретение этих изображений было… сопряжено с трудностями. Тут всё, что получилось достать.

Голубая кобыла с повязкой на глазу подошла ближе.

— А что там?

— Походит на… книжку, — вставил рыжегривый жеребец, протолкнувшись рядом.

Кошка, высунув мордочку из крема, так злобно зашипела, что оба пони отпрыгнули от стола и вытянулись по струнке.

— Это инструкции… или их половина, — Кабальерон посмотрел в глаза пегаске-альбиноске. — Итак?..

— Вы ищете артефакты для пони с разборчивым вкусом, а наш наниматель, уверяю вас, весьма разборчив.

— Ну конечно, конечно! — рассмеялся Кабальерон. — Прекрасно понимаю! Роковой изъян тех из нас, чьим бездонным карманам под силу исполнить любой каприз. Когда тебе доступно всё, какой в этом “всём” прок? — Он сложил передние ноги на столе. — И он, этот изъян, толкает богачей на поиск чего-то незаменимого, чего-то умопомрачительно редкого, уникального. Вещей, что будут принадлежать лишь им.

— Як поэт ‘казанули, шеф!

— Роуг… заткнись! Не видишь, я веду дела? — Роуг смолк и отступил, готовый вот-вот разрыдаться. Голубая кобыла похлопала его по плечу, пытаясь хоть как-то утешить. Кабальерон вздохнул: — Как видите, хорошие исполнители в дефиците. Я таковых лишён. Простой труженик, увы и ах. Но я весьма хорош в своём деле. И качество это обходится недёшево.

— Разумеется.

Без какой-либо видимой команды белый жеребец достал крохотную шкатулочку и поставил на стол. Кабальерон, только покосившись на неё, возмущённо отпрянул и смерил пегаску гневным взглядом.

— Это что, шутка?! Вы хоть чуть-чуть себе представляете, чего просите, сколько сил и ресурсов уйдёт на подобную экспедицию? И предлагаете мне ЭТО? Да вы знаете, кто я? Я — Понтрансио Кабальерон! Доктор наук в области прикладной археологии и вдобавок античной истории, а также магистр… магистр чего надо!

— Откройте.

— Чтобы что? Поглазеть на ничтожную кучку денег, которую ваш скупердяй-“наниматель” изволил наскрести…

— Откройте.

Кабальерон, сам не зная почему, вздрогнул. Что-то во взгляде пегаски похолодело — как у раздражённой пони, привыкшей к гораздо менее цивильным деловым переговорам. Жеребец сделал как велено — и уставился на пегаску, теперь улыбающуюся.

— Это… эти…

— Четыре камня с кристаллин принцессы Фларри Харт. Безупречной огранки, достоинством приблизительно вшестеро дороже этого замка и окрестностей. Каждый.

Кабальерон снова уставился на камни, не в силах скрыть изумления, равно как и пробуждающейся алчности.

— Эти… это…

— …Небольшой аванс. Добудьте интересующий нас артефакт, и тогда наш наниматель готов выплатить десятикратную стоимость этих кристаллов в любой валюте по вашему вкусу. Битами, золотыми слитками, ликвидным фодом, хоть грифонскими грублями, если надо. Более чем достаточно для реставрации вашего фамильного имения.

— Да гори это “фамильное имение” в тартаровом пламени! С такими средствами я… я отстрою новое! Особняк у моря со штатом стройных зеброчек-горничных, а не вот этих, прости Селестия, дуболомов.

Кабальерон резко нахмурился.

— А что, если, положим, я возьму кристаллы и попросту не стану искать артефакт?

— В таком случае желаю удачи реализовать их без нашей помощи. Разумеется, если вы так горите желанием очутиться в личных казематах принцессы Каденс.

— Вообще, говорят, там не так уж плохо, — шепнула кобыла с повязкой на глазу.

Кабальерон даже не заморочился, чтобы осадить подручную. Его взгляд метался от неполной рукописи старых калек к шкатулке кристаллов и обратно.

— Если этого недостаточно, мы уполномочены расплатиться несколькими образцами оборудования по вашему требованию. Сколько бы вам ни потребовалось. Наш наниматель предоставит всё необходимое для выполнения работы.

— Столько, чтобы я не задавал вопросов?

— А у вас проблемы с этим?

— Никаких, — солгал Кабальерон. — Как и сказал, мои клиенты заинтересованы в анонимности — я её сохраняю. Вы поручаете мне добыть конкретную реликвию — я исполняю. Ни больше, ни меньше. — Его тёмные глаза встретились с красными. — И я лучший в этом профиле. Считайте, мы договорились.

— Великолепно. — Белый жеребец молча возвратился к дверному проёму. Кобыла же, однако, выступила вперёд. Её лицо прорезала холодная, безэмоциональная улыбка, от которой Кабальерону сделалось не по себе. — Выражаю благодарность от лица моего нанимателя. И, прежде чем мы уйдём, один последний подарок. Чтобы укрепить ваше доверие к нам, если хотите. Вот.

Она бросила на стол бежевый конверт. Изнутри выскользнуло несколько фотографий — изображений голубой кобылы с жёлтыми глазами.

— Что это? — Кабальерон с интересом придвинул конверт к себе.

— Вон та пони, — гостья указала ему за спину, — работает на Комитет изучения сверхординарных угроз.

— Чего?! — помянутая кобыла аж подпрыгнула от обвинения. — Чт… Нет! Ну-ка, подойди и скажи это мне в лицо, беляшка, — сразу глаза синим подведу за всю брехню!

Кабальерон оторвался от досье и припечатал подручную суровым взглядом.

— Взять, — произнёс он.

Другие беспрекословно подчинились — зажали с боков, не давая сдвинуться. Она вяло забрыкалась и почти сразу воззрилась на Кабальерона с мольбой в единственном жёлтом глазу.

— Шеф! — запричитала она. — Шеф, вы же меня знаете! Я с вами работаю два года! Джунгли… помните джунгли? Когда я помогала ребятам вытягивать вас из зыбучего песка после того, как Дэринг…

— Мы не называем её по имени, — зашипел Кабальерон и, помассировав брови, попытался собраться с мыслями. — Изволь объяснить, что это?

Досье полетело под копыта кобылы — фотографии, засекреченные файлы и документы рассыпались по полу. Покачав головой, Кабальерон резко расхохотался.

— Ах, Страйкер, Страйкер… Знаешь, я отнюдь не идиот. Я подобрал тебя с улицы, голодную девчонку… думал, что подобрал.

Он быстрым движением сорвал с её глаза повязку. Под тканью блеснул золотом второй глаз, такой же здоровый и целёхонький, как первый.

— Моя организация держится на верности. Никогда не задумывалась, почему я не нанимаю умников, способных меня заменить? — Он медленно покачал головой. — Зато ты в курсе, как у нас карают за преданное доверие.

Страйкер напряглась… и бросила притворяться. Осознавая, что её бесповоротно раскрыли, она посерьёзнела лицом.

— Тебе меня не расколоть, Кабальерон.

— Я и не намереваюсь. В самом деле, лучше помалкивай. Иначе они заползут тебе в рот.

Он сурово взглянул на своих подручных, сжимавших кобылу. Те побелели, прекрасно понимая, что им скоро придётся сделать с пони, которую они секунду назад считали своей.

— Вы знаете, что делать.

— Д… да, шеф, знаем.

Кабальерон вздохнул. Голова уже начина пульсировать болью; одни громилы поволокли голубую кобылу прочь, а другие на ходу отмеряли верёвку, чтобы её связать. Хотелось верить, что его персонал поработал над навыками вязки узлов — их послужной список в обездвиживании кобыл попросту ужасал.

— Что ж! — Кабальерон возвратил внимание к столу переговоров. — Хоть это и страшный удар по моему чувству безопасности, не могу вас не поблагода…

Его взгляд упал на входную дверь. Она была открыта, но двух пони-альбиносов словно след простыл.

В кресле, с которого он недавно вскочил, восседала одетая в оранжевое платье зебра, хрустя яблоком на кончиках длинных острых зубов. Глаза кобылы, два аквамарина, застыли на нём.

— Герр доктор, — поздоровалась она. — Гости ушли. Только это был не подарок, а средство для отвода глаз.

Двоица выскользнула из замка так же легко, как и проникла. Угрозы Кабальерона, похоже, оказались трёпом. Вообще, выйти было даже проще, так как пегасы решили воспользоваться парадным входом. Уже идя по потрескавшимся булыжникам главной дороги, жеребец уловил краем уха звук — взмах крыльев. Вглядевшись в густые заросли пожелтевших деревьев, альбинос увидел: сотни ворон заполонили кроны, рассевшись на мёртвых ветвях, и молча таращили мутно-жёлтые глазищи. Наблюдали за двумя белыми пони в чёрном. Будто бы знали.

— Сестра, — проговорил жеребец, не сводя взгляда с ворон, — мне это не нравится.

— Мне тоже, брат, — отозвалась пегаска. — Но таков наш путь и долг.