Пробуждение (джен)

Утро в Большом зале, как и всегда, пахло овсянкой и тревогой. Гарри сидел за длинным столом Гриффиндора, ковыряя ложкой в вязкой каше, которую здесь упорно называли «завтраком чемпиона». Над головой, под высоким сводчатым потолком, клубились облака — сегодня серые, лондонские, точь-в-точь как за окнами клиники, если бы Гарри позволил себе на них посмотреть. Но он не позволял. В его мире потолок был заколдован и отражал небо таким, какое оно есть. Это было одно из незыблемых правил Хогвартса.

— Ты снова не ешь, — раздался рядом апатичный голос.

Рон Уизли, его лучший друг, сидел, уставившись в свою тарелку с таким же отсутствующим видом, с каким он смотрел на всё остальное. Его рыжие волосы были тусклыми, а на лице застыло выражение вечной, вселенской усталости. Он был в Хогвартсе дольше, чем Гарри. Иногда юноше казалось, что Рон просто забыл, как радоваться жизни за пределами этих стен.

— Просто нет аппетита, — ответил Гарри, отодвигая тарелку. — Думаю о Снейпе. У нас сегодня сдвоенное зельеварение. Он наверняка приготовил что-то особенно мерзкое.

Рон медленно моргнул, не отрывая взгляда от каши.

— Да. Мерзкое.

Их диалоги редко бывали длиннее. Гарри давно привык к тому, что ему приходится говорить за двоих, наполняя тишину между ними своими мыслями, страхами и надеждами. Рон был идеальным слушателем — он никогда не перебивал.

С другого конца зала за ними наблюдала профессор МакГонагалл. В ее строгом облике — туго стянутые в пучок седые волосы, квадратные очки на кончике носа, поджатые губы — не было и намека на теплоту. Сегодня она была не в своей изумрудной мантии, а в накрахмаленном белом халате, что, по мнению Гарри, было частью какой-то новой, особенно строгой школьной директивы. Она была главой их факультета, а здесь, в реальности замка, — главной медсестрой. Именно она следила за расписанием.

— Поттер! Уизли! — ее голос был резким, как щелчок хлыста. — Время первого урока. Живее!

Гарри вздрогнул. Они с Роном поднялись, и юноша помог другу накинуть на плечи мантию — серый, бесформенный больничный халат, который все здесь носили. Вместе они побрели по гулким коридорам, чьи каменные стены были выкрашены в унылый белый цвет. Повсюду висели движущиеся портреты — странные, абстрактные картины, в которых, если долго смотреть, можно было увидеть кричащие лица и искаженные фигуры. Гарри старался на них не смотреть. Он знал, что в этих рамах заточены души, и ему было их жаль.

Подземелья, где располагался кабинет зельеварения, встретили их холодом и запахом антисептика. Для Гарри это был запах горьких трав и тайны. Кабинет профессора Снейпа представлял собой стерильное помещение, выложенное белой плиткой от пола до потолка. Вдоль стен стояли стеклянные шкафы, заставленные пузырьками с разноцветными жидкостями и баночками с таблетками. Гарри знал, что это редчайшие ингредиенты: сушеная кровь дракона, толченый рог двурога, слезы феникса.

Сам профессор Северус Снейп стоял у центрального стола, похожего на алтарь. Его черные, сальные волосы падали на лицо, а темные глаза буравили каждого входящего с нескрываемым презрением. Он был лечащим врачом-психотерапевтом Гарри, но для юноши он навсегда остался мастером зелий, пожирателем смерти и самым ненавистным учителем.

— А, Поттер, — протянул он своим знаменитым вкрадчивым голосом. — Наша знаменитость. Я уж было подумал, что вы решили пропустить мой урок, понадеявшись, что слава Избранного освободит вас от необходимости глотать правду.

Гарри сжал кулаки.

— Я ничего не пропускал, профессор.

— Как похвально, — усмехнулся Снейп. Он взял со стола маленький металлический стаканчик, в котором плескалась мутно-белая жидкость. — Сегодня в программе зелье «Умиротворяющий бальзам». Особо показано тем, кто склонен к излишней… экзальтации. Оно подавляет бурные эмоции и позволяет взглянуть на мир трезво. Хотя в вашем случае, Поттер, боюсь, это всё равно что пытаться вычерпать океан ложкой.

Снейп протянул ему стаканчик. Запах был отвратительным — горький, химический. Гарри зажмурился. Он знал, что это испытание. Снейп всегда испытывал его, пытался сломить. Но Избранный не должен ломаться.

— Пейте, Поттер. До дна.

Гарри залпом проглотил вязкую, горькую жидкость. Она обожгла горло и оставила во рту привкус мела. Мир на мгновение качнулся, цвета стали чуть бледнее, а звуки — глуше. Это был побочный эффект зелья, притупляющий магию. Снейп наблюдал за ним с хищным удовлетворением.

— Пять очков с Гриффиндора за вашу медлительность. А теперь все по своим местам. У нас еще много работы.

Гарри сел за свою парту рядом с Роном, которому тоже вручили его порцию «бальзама». Друг выпил его безропотно, как и всегда. После зелья веки Гарри потяжелели. Мысли стали вязкими, неповоротливыми. Он ненавидел это состояние. Снейп лишал его силы, делал его уязвимым. А Волдеморт мог нанести удар в любой момент.

Иногда Темный Лорд приходил к нему. Не во плоти, нет. Он проникал в его разум, когда защита была ослаблена. Это начиналось с головной боли, пульсирующей в старом шраме на лбу. Затем приходили образы: ослепительная вспышка зеленого света, скрежет металла, запах гари и чей-то высокий, холодный смех. Гарри знал, что это отголоски той ночи, когда его родители погибли, а он выжил. Доктор Альбус, директор Хогвартса, говорил, что это его связь с Волдемортом. Что боль в шраме — это знак, что Темный Лорд где-то рядом, замышляет зло.

Остаток «уроков» прошел как в тумане. История магии с профессором Биннсом (старичком-пациентом, который без умолку бубнил себе под нос что-то о давно минувших войнах), потом обед в Большом зале, где еда казалась совсем безвкусной. Гарри почти не разговаривал с Роном, погруженный в свои мысли. Единственное, что поддерживало его, — это предвкушение.

Сегодня четверг. А по четвергам приходит она.

Гермиона.

Она была единственной, кто не носил больничной мантии. Единственной, кто приходил извне, из большого мира, полного магии и жизни. Она приносила ему новости о Министерстве Магии, рассказывала о новых заклинаниях, которые они проходят, приносила сладости из «Сладкого королевства». Она была его связью с реальностью. С той единственной реальностью, которую Гарри признавал.

Он ждал ее в Выручай-комнате. Так он называл комнату для свиданий — небольшое, уютное помещение с двумя потертыми креслами и низким столиком. Гарри был уверен, что комната появляется только тогда, когда он в ней нуждается, и выглядит именно так, как ему хочется. Сегодня ему хотелось уюта и тепла, и комната предоставила ему мягкий ковер под ногами и камин, в котором весело потрескивал воображаемый огонь.

Дверь открылась. На пороге стояла Гермиона Грейнджер.

Ее каштановые волосы, как всегда, были пышным, непокорным облаком. На щеках играл румянец от быстрой ходьбы. В руках она держала холщовую сумку, набитую, как всегда, чем-то интересным. Но во взгляде ее больших карих глаз, когда она смотрела на него, была затаенная грусть, которую Гарри упорно не замечал или принимал за беспокойство о нем, об их общей борьбе.

— Гарри! — она улыбнулась, и комната словно стала светлее.

— Гермиона! Я уж думал, ты не придешь. Снейп сегодня был особенно невыносим.

Она подошла и села в кресло напротив, поставив сумку на пол.

— Прости, задержалась на занятиях. Профессор Флитвик задал нам выучить особенно сложное заклинание левитации. У меня получилось только с пятого раза. А как ты? Как твоя голова?

Гарри коснулся шрама.

— Ноет немного. Особенно после зелья Снейпа. Думаю, Волдеморт опять что-то замышляет.

Гермиона на мгновение отвела взгляд, ее пальцы нервно сжали ручку сумки. Затем она снова улыбнулась, на этот раз чуть более натянуто.

— Ты должен быть сильным, Гарри. Мы все на тебя рассчитываем. Кстати, я принесла тебе кое-что.

Она полезла в сумку и достала небольшую коробочку. «Всевозможные Вкусовые Драже Берти Ботт». Гарри просиял.

— О, здорово! Спасибо!

Он открыл коробочку и с опаской заглянул внутрь.

— Надеюсь, мне не попадется со вкусом ушной серы, как в прошлый раз.

— Я старалась выбирать, — хихикнула Гермиона, но смех ее прозвучал немного сдавленно. — А еще… вот.

Она протянула ему толстую книгу в строгой синей обложке. Название было выведено золотыми буквами: «Органическая химия. Углубленный курс».

Гарри с благоговением принял фолиант.

— Ого! «Продвинутый курс зельеварения»! Это же издание Либациуса Бораго! Где ты его достала?

— В библиотеке, — уклончиво ответила Гермиона. — Подумала, тебе будет полезно. Чтобы ты мог противостоять Снейпу на его же поле. Там есть несколько глав о противоядиях, которые могут нейтрализовать его зелья.

Ее голос дрогнул на последней фразе. Гарри был слишком увлечен книгой, чтобы заметить это. Он листал плотные страницы, испещренные сложными формулами и схемами, которые в его сознании превращались в древние руны и инструкции по смешиванию ингредиентов.

— Это гениально, Гермиона! Ты лучшая! С этим я точно смогу дать ему отпор. Ты не представляешь, как это важно. Иногда мне кажется, что я здесь совсем один. Рон… он хороший, но он так далеко. А Дамблдор…

Он замолчал, подбирая слова. Директор Альбус, главный врач клиники, был мудрым стариком с длинной седой бородой и глазами, которые, казалось, видели тебя насквозь. Он говорил с Гарри загадками, метафорами, которые юноша тщетно пытался расшифровать. «Иногда, Гарри, самый темный час бывает перед рассветом», «Чтобы победить дракона, нужно сперва признать, что он существует внутри тебя». Это были важные наставления, но они не давали конкретных ответов.

— Что Дамблдор? — мягко спросила Гермиона.

— Он говорит, что я должен найти силу в себе. Но он не говорит, как. Он просто смотрит на меня своими добрыми глазами и говорит, что верит в меня. А Снейп каждый день пытается доказать мне, что я ничтожество. А ты… ты приносишь мне настоящие вещи. Настоящую помощь.

Он посмотрел на нее с такой искренней благодарностью, что Гермиона не выдержала и опустила глаза. Она увидела на столике обертку от шоколадки, которую приносила на прошлой неделе. Обычная обертка от «Cadbury», но Гарри наверняка до сих пор был уверен, что это была карточка от Шоколадной лягушки с изображением Мерлина.

— Гарри, я… я просто хочу, чтобы у тебя все было хорошо, — прошептала девушка.

— У меня все будет хорошо. Пока ты рядом, — уверенно сказал он. — Мы победим его, Гермиона. Я, ты и Рон. Мы втроем. Победим Волдеморта и закончим эту войну. И тогда мы все будем свободны.

Он говорил с таким жаром, с такой непоколебимой верой, что на секунду ей самой захотелось в это поверить. Забыть про белые стены, запах лекарств, про диагноз в медицинской карте Гарри, который она однажды украдкой прочитала: «Посттравматическое диссоциативное расстройство, осложненное хроническими галлюцинациями». Забыть про автокатастрофу, которая отняла у него родителей и заперла его разум в этой золотой клетке волшебства.

Но она не могла.

Она видела перед собой не Избранного героя, а сломленного юношу, отчаянно цепляющегося за выдуманный мир, потому что реальный был слишком жесток. И она, Гермиона Грейнджер, лучшая студентка химического факультета, была главной опорой этой иллюзии. Каждую неделю она приходила сюда и лгала. Лгала во спасение, как ей казалось раньше. Но в последнее время сомнения грызли ее все сильнее. Доктор Альбус и доктор Северус все чаще говорили ей, что она мешает лечению. Что ее визиты — это не спасательный круг, а якорь, который держит его на дне фантазий.

— Гермиона? Ты чего? — Гарри склонился к ней, его лицо выражало беспокойство. — Ты выглядишь уставшей.

Она быстро смахнула непрошеную слезу, которая успела скользнуть по щеке.

— Все в порядке, Гарри. Просто… много задают в университете. В Хогвартсе, я имею в виду. Скоро СОВ, ты же знаешь.

— Конечно, — кивнул он с пониманием. — Тебе надо больше отдыхать.

Время их свидания подходило к концу. В коридоре послышались шаги — это была профессор МакГонагалл, совершающая вечерний обход.

— Мне пора, — с сожалением сказала Гермиона, поднимаясь.

— Ты придешь на следующей неделе? — в его голосе прозвучала почти детская мольба.

Сердце девушки сжалось. Она вспомнила вчерашний разговор с доктором Альбусом. Его мягкий, но настойчивый голос: «Мисс Грейнджер, поймите, чтобы он захотел вернуться в реальный мир, он должен почувствовать, что в его выдуманном мире чего-то не хватает. Самого важного».

Она не могла сказать ему правду. Не сейчас.

— Конечно, приду, — солгала она, и эта ложь обожгла ей губы. — Куда же я денусь.

Гарри проводил ее до двери. На прощание она легко коснулась его руки. Ее пальцы были теплыми, настоящими. Это было единственное настоящее прикосновение за всю неделю.

Когда за ней закрылась тяжелая дверь, Выручай-комната на мгновение дрогнула. Камин погас, уютные кресла показались жесткими и казенными, а на ковре проступили пятна от пролитого чая. Гарри потряс головой, прогоняя наваждение. Это все зелье Снейпа. Оно все еще действовало.

Он вернулся в кресло, прижимая к груди драгоценную книгу. Он был не один. У него есть Гермиона. Она придет. Она всегда приходит.

Юноша открыл коробочку «Берти Ботт» и закинул в рот синее драже. На языке взорвался яркий, химический вкус черники. Гарри улыбнулся. Это был хороший день. Он был на шаг ближе к победе.

А за дверью, в тускло освещенном коридоре, Гермиона Грейнджер прислонилась спиной к холодной стене и беззвучно заплакала, оплакивая своего друга, затерянного в мире, куда ей больше не позволят войти.