Солнечная мозаика (джен)

У Цирцеи все было в порядке, все под контролем. Невидимые нити золотистой солнечной магии окутывали весь остров, пронизывали каждый уголок. Ничто здесь не происходило без ее ведома и согласия. Нет нужды давить, повышать голос: всегда можно объяснить названным дочерям, почему то или иное под запретом, умело сыграть на струнах души. Почти все нимфы Цирцеи не знали другой жизни, а те, кто помнил... Что ж, они ещё больше остальных соглашались с матерью.

Цирцея верила, что ограничения лишь ради блага ее дочерей. Мужчины несут зло, разрушения и смерть. Они разбивают сердца неосторожным словом, взглядом, а бедные девушки потом всю жизнь льют слезы по несбыточному. Нет, Цирцея не могла обречь своих нимф на страдания!

Ее остров — маленький мир, где есть все для идеальной жизни. Есть книги, музыкальные инструменты, нити, из которых можно ткать самую разнообразную одежду. Есть спелые фрукты и молоко. Есть роща и пляж с песком настолько мелким, что разглядеть отдельные песчинки невозможно.

Да, Цирцея заставляла нимф самих ухаживать за коровами и другими животными, пропалывать сад от сорняков, ткать одежду и готовить, хотя могла бы сделать все с помощью магии. Зато девочки не скучали. К тому же Цирцея никогда не запрещала ни петь, ни танцевать, ни смеяться, ни дурачиться, всегда поддерживала и наставляла, уделяла внимание каждой нимфе. Так что она считала себя хорошей матерью.

И, конечно, сложно было предположить, чтобы на ее острове появился кто-то из мужчин — смертных ли, богов ли, иных ли созданий. Единственным исключением был Гермес, изредка доносивший вести с других земель, но Цирцея бдительно следила, чтобы тот не засматривался на ее дочерей, а те, в свою очередь, не видели бога посланий.

Так что, если и происходило в мире нечто безумное и из ряда вон выходящее, оно никак не затрагивало Цирцею. Так было всегда. И Цирцея надеялась, так будет.

* * *

Венец из чистого золота выполнен в виде причудливых, острых листьев. Если не знать, как правильно брать, можно порезаться. Цирцея знала, ведь венец — один из немногих подарков Гелиоса, отданный даже не лично, а через мать. Естественно, зачем ребенку видеть отца? Глупая блажь.

Цирцея вздохнула, задумчиво разглядывая переплетение золотых ветвей, искусное и искусственное. Когда-то она переживала. Так давно, что и не вспомнить теперь.

— Мама! — юная нимфа замерла на пороге ее комнаты, не пересекая грань.

— Мы тебе венок сплели, примеришь? — и столько искренней любви в таких простых словах!

Цирцея привычно улыбнулась: не престало ходить грустной, когда рядом ее девочки.

— Конечно, я иду, дорогая.

Цветы невесомо опустились на голову, настоящие, живые. Дороже и легче любого золота.

* * *

— О чем задумалась? — Медея встала рядом, облокотилась на перила балкона, устремив взгляд желтых глаз куда-то вдаль.

Она была похожа на дочь бога солнца даже больше, чем сама Цирцея: золотистые волосы, сияющая кожа, царственная и гордая осанка. На руках Медеи обязательно звенели золотые браслеты, шею обвивало ожерелье, на пальцах красовались кольца, а в ушах — серьги. Голос Медеи звучал ласково и учтиво.

За день, когда Медея в колеснице Гелиоса прибыла на остров, Цирцея была благодарна от души. Медея — ее племянница, дочь брата, стала одной из тех, на кого Цирцея могла положиться безоговорочно.

— О нас всех, — Цирцея обняла племянницу за плечи. — И о том, какое будущее ждет нас.

— Будущее? У нас сегодня вечер историй, помнишь?

— Разумеется, дорогая. Пойду приготовлю ужин, а ты пока составь список зелий, которые у нас есть. Завтра хочу пополнить запасы, пока есть время, заодно младшим покажу, как работать в лаборатории.

— Как скажешь, мама, — послушно кивнула Медея.

* * *

Цирцея недовольно поморщилась, чувствуя, как к ее острову пристал какой-то корабль. Она могла точно сказать, что корабль этот полон мужчин.

— Дорогая, принеси мне немного белладонны, хорошо, — обратилась она к одной из своих дочерей. — А то вы последние запасы зелья потратили.

Нимфа смущенно потупилась.

— Нам было интересно, можно ли превратиться не полностью, а частично.

— О, и как? — с улыбкой поинтересовалась Цирцея.

— Можно. Только у Дианы теперь кошачьи ушки.

— Хм, а я даже не заметила. Надо бы ее расколдовать.

— Нет-нет, она и не говорила ничего, потому что ей так нравится!

— Хорошо. Белладонна, — напомнила Цирцея.

Пока солдаты доберутся до ее дворца, она как раз успеет приготовить чудесное зелье. Главное, убрать все, что девочки натворили, а то последствия от приема зелья могут быть... интересными.

Цирцея осторожно добавила зелье в кубки: ровно по числу мужчин в разведке. И ещё несколько кубков на всякий случай, который никогда не наступал, потому что у Цирцеи все всегда шло по плану.

— Дорогие мои, спрячьтесь, пока эти люди будут здесь, — ласково приказала она нимфам.

Затем распустила волосы — они густым каскадом рассыпались по спине. Ослабила лямку хитона. Усмехнулась — до чего мужчины предсказуемы! Цирцея была абсолютно уверена в том, какие лица увидит: дикие, неотёсанные, искаженные похотью и голодом.

Цирцея дернула плечом и поправила любимый кинжал. Ничего. Ради дочерей она была готова вытерпеть сколько угодно липких взглядов.

— Мама, а ты нам расскажешь сказку на ночь? — детские голоса ворвались в тревожные мысли Цирцеи.

Да, верно, все ради них. Цирцея осторожно погладила Диану по волосам — действительно, кошачьи ушки! Заметила у ещё одной девочки ушки кролика. Вздохнула.

— Разумеется, расскажу. Скажете, когда вам наскучит, — она кивнула на уши. — А теперь играем в прятки!