Всё идёт по плану (джен)

— Ты сегодня умрешь, — пообещал Посейдон. — Конечно, если не извинишься за боль и слезы моего сына.

Бог морей возвышался над палубой, суровый, разгневанный, неприступный. Люди замерли в ужасе, ожидая его решения, ожидая оправданий своего капитана.

А их капитан пытался понять, как они вообще оказались в этой ситуации. Иногда Одиссей думал, что все вокруг лишились рассудка. Но большую часть времени подозревал, что это он не в своем уме. Путешествие домой все больше напоминала дурно поставленную комедию. Взять хотя бы Полита, который зачем-то притащил на борт лотофага, потому что "малышу скучно на острове, он хочет путешествовать". К сожалению, выяснилось это, когда они отплыли слишком далеко от обители лотофагов, и пришлось оставить его. Лотофаг постоянно жевал лотосы — откуда их только брал? — а ещё лез на руки Одиссею и Политу, отвлекая от насущных дел. Хорошо, хоть виньоны к их плаванью не присоединились! Потом эта история с мешком ветра, который кто-то открыл, хотя Одиссей просил этого не делать, приказывал этого не делать, не спал девять дней, чтобы никто этого не сделал — и все впустую! А он устал так, что даже пощёчина от Посейдона не слишком его взбодрила.

А теперь вся команда смотрела на Одиссея в поисках спасения, в надежде на то, что он придумает какой-то план. Плана не было, поэтому Одиссей решил действовать по старой схеме.

— О Посейдон, это большое недоразумение! — Одиссей вышел вперед, к самому носу корабля, становясь перед грозным божеством. — Мы не хотели навредить твоему сыну, мы всего лишь спасали наши жизни. Но раз мы так сильно задели тебя, предлагаю заключить сделку: наши жизни взамен на наше самое дорогое сокровище. Если позволишь нам уйти, мы отдадим тебе лучшее в мире вино, — он сделал знак Эврилоху, надеясь, что тот поймет.

— Вино? — заинтересованно поднял бровь Посейдон и подался ближе. Волны жадно лизнули борт корабля почти рядом с лицом Одиссея.

— Попробуй хотя бы один глоток, — убеждал тот, протянув амфору, принесенную Эврилохом. — Это вкуснейшее вино одиннадцатилетней выдержки! Ценней его не найдешь во всем белом свете!

Посейдон ступил на палубу и властным жестом принял амфору из рук Одиссея. Оценил аромат и сделал небольшой глоток.

— Неплохо, — хмыкнул он. — Что же, смертный, составишь мне компанию, пока я буду наслаждаться вином? — и сотворил из воздуха кубок для Одиссея.

— Благодарю, Посейдон, но я не смею вкушать тот же напиток, что и ты. Позволь мне пить вино не столь ценное.

— А ты знаешь свое место, — глаза Посейдона заблестели уже после первого кубка. Он грузно опустился на деревянную скамью. — Отличное вино, достойное лишь бога.

Одиссей скромно кивнул, дал знак команде заниматься своими делами и устроился рядом с Посейдоном. Тот выглядел пьяным, но не спешил терять сознание.

— Знаешь, Одиссей, — заплетающимся языком стал жаловаться бог, — как я устал? Вот ты пробовал повелевать океанами? Нет? А ты попробуй! Знаешь, как сложно?

— Даже не представляю, — Одиссей незаметно пригрозил кулаком захихикавшему Элпенору.

— А ты представь! — Посейдон махнул рукой, отчего корабль опасно накренился, но, к счастью, остался на плаву. — Еще этот нытик, как его там? Сын. "Папа, меня обидели, папа, помоги". Тьфу, позор, вымахал здоровый, а сам не может решить свои проблемы! Вот скажи, почему ты его не убил, а?

— Это я виноват, могучий Посейдон, — Полит, конечно, не мог оставаться в стороне. — Я уверен, что каждый заслуживает второго шанса, — он улыбнулся, как умел только он один: светло, солнечно и очаровательно. — Нужно встречать мир с распростертыми объятиями, и жизнь будет прекрасна! Поэтому я убедил Одиссея оставить жизнь циклопу. Я во всем виноват, и если кому принимать кару, то мне.

— Что? — Посейдон с трудом сфокусировал взгляд на новом собеседнике.

— Я говорю, что нужно открыть сердце, — вновь улыбнулся Полит.

— Глупости! Бессердечие — ми-илость, — Посейдон икнул, — к самим себе!

— Я был на войне и знаю, что такое бессердечие, — в голосе Полита лязгнула сталь мечей. — Но пробовал ли ты проявить милосердие? Сделать что-то не для собственной выгоды, а просто так, чтобы порадовать другого! Чтобы увидеть улыбку на незнакомом лице! Чтобы люди молились не из страха, а из любви.

— Звучит бредово.

— А ты попробуй, — убеждал Полит. — Хотя бы разочек. Ведь отнимать жизни может каждый, а вот отринуть гордыню, дарить свет и радость — лишь самые могущественные создания в мире. Сможешь ли ты?

— Да что в этом сложного? — Посейдон призвал трезубец. — Да я могу легко проявить милосердие! Смотри. Эй, ты, Одиссей, царь Итаки! Я тебя прощаю! Видишь?

Полит подмигнул растерянному Одиссею.

— Но у тебя точно не хватит милосердия создать такое течение, которое нас вынесет прямо к Итаке, — улыбнулся Полит. — И сил, наверное, тоже...

"А кто из нас великий хитрец?" — запоздало подумал Одиссей.

— Как это не хватит! Мне всего хватит, — Посейдон взмахнул трезубцем и корабль пошатнулся, а затем резко поплыл куда-то, подхваченный течением. — Ну вот, скоро вы будете у Итаки. И что теперь?

— Слава тебе, могучий Посейдон, — закричал Одиссей и упал на колени. Команда подхватила этот клич, другие корабли тоже услышали, и скоро шестьсот мужей со слезами радости скандировали имя бога морей.

Посейдон довольно улыбнулся и опрокинул еще кубок вина. "Может, и не стоило лотос туда подмешивать? — задумался Одиссей. — Все вроде хорошо закончилось? Да и, кажется, лотос абсолютно бесполезен против бога".

Оставшуюся часть вечера Одиссей предпочел считать галлюцинацией от недосыпа. Посейдон вместе с Политом, Элпенором и Перимедом распевали песни, не все из которых были пристойными.

— Оставайся, мальчик, с на-ами, будешь нашим короле-ем, — завывал Посейдон, отчего-то очень жалостливо, и дождь хлестал по палубе в такт его пению.

— Море волнуется раз, море волнуется два, море волнуется три, морская фигура замри, — Элпенор, напротив, радостно хлопал в ладони.

— А на море белый песок,

Дует тёплый ветер в лицо,

Можно даже неба коснуться рукой.

Буду очень-очень скучать,

Буду о тебе вспоминать,

Даже если ты далеко-далеко, — мечтательно всматривался вдаль Полит.

Одиссей смахнул слезу со щеки. Где же его Пенелопа? Увидит ли он ее?

— Ветер с моря дул, ветер с моря дул,

Нагонял беду, нагонял беду, — словно в насмешку запел Посейдон.

"А нет, не зря лотос добавили, — решил Одиссей, глядя на то, как Посейдон и часть команды исполняют сиртаки, отчего корабль стал плавать по кругу. — Мне просто интересно, он действительно нас отправил к Итаке?"

— А теперь мы будем играть в морской бой! — объявил Посейдон, замахнулся трезубцем... И упал.

* * *

— И что нам теперь делать, капитан? — спросил Эврилох.

Вся команда, побросав дела, столпилась на палубе, разглядывая Посейдона. Он мирно спал, прижав к себе трезубец, и иногда всхрапывал, отчего корабль подбрасывало на волнах.

— Может, за борт выкинуть — и с концами? — предложил кто-то.

— Ты чего, он же потом еще злее станет и точно нас утопит, — ответили ему.

— А иначе он утопит нас за то, что мы видели его таким, — Посейдон, словно в подтверждение этих слов, всхрапнул особенно громко.

— А если сжечь? Что, он бог моря, должен бояться огня.

— Да как вы можете? — вступился Полит. — Это жестоко! Он помог нам.

— Потому что был пьян! — парировал Эврилох. — Что скажете, капитан? Капитан?

Одиссей, не спавший девять дней, еле держался на ногах. Один раз его план спас им жизни, а теперь отсрочил гибель. Надолго ли?

— Полный вперед, Эврилох. Все идёт по плану. А я спать.

— Нет, постойте, капитан, — влез Элпенор. — У меня есть по-настоящему важный вопрос: почему мы отдали Посейдону действительно хорошее вино, если там лотоса больше, чем вина? Нельзя было просто бурду туда налить?

Одиссей несколько мгновений смотрел на Элпенора, а потом махнул рукой и отправился спать. Он уже не слышал продолжения спора:

— Он же бог! — говорил Эврилох. — Он бы заметил подвох.

— Он бог морей, что он пил, кроме соленой воды? А тут вино... Сладкое... Вкусное... Я бы его сам...

* * *

Когда посвежевший и отоспавшийся Одиссей вышел на палубу, Посейдон еще храпел. Вообще-то царь Итаки надеялся, что встреча с богом ему померещилась от недосыпа, и он проснется далеко от дома, но не опасаясь ничьей кары. "Лучше уж ещё один циклоп, чем его отец. Семейка алкоголиков!" Поморщившись от громких звуков, Одиссей приказал:

— Нужно причалить к ближайшему острову. Не волнуйтесь, все идёт по плану. Полный вперед!

— Да, капитан, — отозвалась команда.

К счастью, на горизонте замаячила темная линия незнакомого острова. Команда меланхолично жевала рыбу, притащенную Посейдоном в качестве закуски.

— Оставьте для других кораблей, — приказал Одиссей. Хоть какое-то преимущество от встречи с богом: проблема голода временно отступила.

— Так у других кораблей своя рыба, — отозвался довольный Полит. — Мы с Посейдоном вчера обсуждали щедрость. Ты забыл?

— Не удивлюсь, если у тебя где-то припрятан мешок с жемчугом, — пробормотал Одиссей.

— Капитан, мы у острова, — доложил Эврилох. — Как мы будем переправлять туда Посейдона?

Это был хороший вопрос. Одиссей почесал в затылке. Доставить куда-то высокого бога, не разбудив, — задача не из лёгких. Но и Одиссей не зря считался лучшим стратегом.

— Мы с Эврилохом берём Посейдона за плечи, Полит и Перимед — за середину и следите за руками, а Элпенор несёт ноги. Вперёд!

* * *

— Да какого Цербера он такой тяжёлый? Как лошадь, честное слово!

— Лошадь? Да в нем, кажется, целый табун!

— Замолчи и тащи!

Взмокшие, красные, истощенные, они упорно несли Посейдона на остров, подальше от линии моря. Бог морей оказался во истину божественно тяжёлым.

— Так, кладём его сюда... Стоп, подстелите что-нибудь, — командовал Одиссей. — Быстрее, а то мы надорвемся! Теперь кладём... Аккуратно. Отлично, — он вытер пот со лба.

Полит заботливо накрыл спящего Посейдона одеялом и с умилением посмотрел на него.

— А я говорил, что он добрый. Пусть он и сам в это не верит.

— Хорошо. Поплыли отсюда, пока он не проснулся, — Одиссей подхватил на руки любопытного лотофага, который до того ехал на Посейдоне.

— Эх вы, — вздохнул Элпенор. — Знаете, какое после лотосов похмелье? А что он пить будет, воду морскую? Тоже мне, добродетели, — и под ошарашенными взглядами отвязал от пояса свой бурдюк, и положил его рядом с Посейдоном. — Видите на какие жертвы я иду ради команды. Можно мне теперь того вина одиннадцатилетней выдержки?

Одиссей обречённо кивнул. Смысл сказанного до него дошел чуть позже.

— А ты откуда знаешь, какое похмелье после лотоса? Тебе же запретили его трогать!

* * *

Чуть позже.

Посейдон отхлебнул вина и задумчиво посмотрел на корабли, что становились все меньше и меньше.

— А неплохо мы посидели. Надо бы как-нибудь повторить, — решил он.