И вальсы Шуберта, и хруст французской булки... (джен)

Лето 192… года в Париже было особенно красивым: залитые солнцем улицы и площади, зеленеющие парки, роскошные клумбы, усыпанные тысячами цветов, мраморные дворцы — всё это отражалось в хрустально-чистой воде Сены, а над всей этой красотой нависали тонкий, изящный силуэт Эйфелевой башни и тяжёлая, мрачная громада Собора Парижской Богоматери (именуемого парижанами «Нотр-Дам де Пари»), чьи молчаливые каменные стражи — горгульи бесстрастно взирали с высоты стен на глазеющих и просто проходящих мимо парижан и гостей французской столицы.

В один из этих прекрасных летних дней возле него встретились двое друзей — бывший штабс-капитан Белой армии Владимир Кроликов и потомственный грузинский князь, бывший полковник «Дикой дивизии» Нодари Ежидзе. Кролик, уже давно сменивший военный мундир на штатский клетчатый костюм и такую же кепку, но не утративший гордой офицерской выправки, пришёл несколько раньше намеченного срока, а потому в данный момент напряжённо вышагивал возле входа в собор, и шаги его начищенных до блеска сапог, перемежаемые постукиванием по ним офицерского стека, отдавались в ушах, словно удары хлыста.

Наконец, в очередной раз взглянув на часы, кролик заметил возле левого от входа портала (сам он находился с другой стороны) неприметную фигуру ежа, облачённого в партикулярный костюм и держащего в руках трость, и, не теряя ни минуты, поспешил навстречу.

— Как же ты меня напугал! Признаться, я уже начал подозревать, что это не ты, а ВЧК прислало мне ту записку, и вполне логично опасался засады! С твоей стороны это опоздание выглядит крайне невежливо… — обиженно проговорил офицер.

— Успокойся, — произнёс князь, останавливая своего неугомонного собеседника. По-русски он говорил довольно чисто и правильно, хотя и с заметным акцентом. — Я тебя сюда пригласил не для того, чтобы препираться из-за каких-то пяти минут опоздания. Мне просто нужно с кем-то поговорить. Но я полагаю, что наш разговор будет лучше продолжить в каком-нибудь более уединённом месте, не так ли?

— Ты как всегда прав, Нодари, — тактично ответил штабс-капитан, взяв под козырёк…

…Через полчаса друзья уже сидели за столиком маленького уютного кафе «La Maison Du Soleil» (Дом Солнца), расположенного на одной из тихих парижских улочек.

Пока штабс-капитан отдавал должное коньяку (который здесь был выше всяких похвал), князь заговорил:

— Так как у тебя дела, друг?

— А? Что? Да всё в порядке, — произнёс Владимир, с неохотой отрываясь от благородного французского напитка — Вот только… не пойму я, Нодари, к чему всё это? Вот мы с тобой сидим здесь, в Париже, сидим уже чёрт знает сколько времени, но зачем? Для чего мы прохлаждаемся здесь, на чужбине? Здесь ведь даже поговорить толком не с кем (огромная русская диаспора не в счёт) — одни французы. Я против них ничего не имею — как-никак, это нация дала миру Дидро и Рабле, Кольбера и Карла Великого, Ришелье и Вольтера. Но знаешь, они… какие-то не такие, не такие как мы, понимаешь, Нодари? Вроде относятся они к нам доброжелательно, в глаза улыбаются вот так, широко, — от переизбытка чувств штабс-капитан даже развёл руками, демонстрируя князю всю широту французской улыбки. — А вот поди пойми, что у них на уме? Может, они нам улыбаются только для приличия, а за спиной сплетничают о «белых дикарях» и «новых гуннах с Востока», которые даже свою страну отстоять не смогли. И меня иной раз такая злость пробирает, что хочется первому попавшемуся Пьеру или Анри заехать в ухо, да так сильно, чтобы навеки запомнил, кто Наполеона разбил, кто Севастополь отстоял и чьими жизнями лягушатники себе «чудо на Марне» купили! — Всё больше распаляясь, кролик, уже напрочь забыв про стоящий перед ним коньяк, начал активно жестикулировать руками, поневоле заставляя редких прохожих обращать на него внимание.

— Ну… не знаю, — задумчиво протянул ёж, пытаясь успокоить своего не в меру разошедшегося друга. — Вроде нормальные они люди, культурные, цивилизованные. Хотя ты правду сказал: есть в них что-то такое… не нашенское, я бы даже сказал, гнилое. Есть среди них такие, которые тебе в лицо будут мило улыбаться и «от чистого сердца» помощь предлагать, а только отвернёшься — живо нож в спину всадят и не поморщится. Хотя есть и нормальные люди, вон, того же Луи де Лозена для примера возьми…

— Это какого Луи де Лозена? Профессора Парижской академии наук? У которого бабушка русская? — спросил Владимир. — Как я, по-твоему, его возьму? Он ведь сейчас в Сорбонне преподаёт, и засел там накрепко. Старика оттуда за рога не вытащишь.

— Да ладно уж, кто старое помянет, тому, как говорится… — ответил Нодари и сменил тему. — А как семья? Жена, дети?

— Зачем спрашиваешь? Сам же знаешь, нет у меня ни жены, ни детей. Их ведь всех тогда, в Ростове, шашками… — задумчиво проговорил кролик, сжимая кулаки в бессильной ярости.

— Шени деда! — выругался князь сквозь зубы, и участливо похлопал друга по плечу. — Понимаю… ну да ладно, не будем об этом.

— Господи, мне же уже пора! — воскликнул штабс-капитан, проверив часы. За окном виднелось уже почти закатившееся за горизонт солнце. — Нужно ещё успеть на важную встречу! Ну что же, генацвале, давай прощаться, — сказал он, поспешно собираясь.

— Давай, до встречи! Может ещё увидимся! — крикнул ёж покидающему заведение другу, а затем отвернулся и, налив себе рюмку коньяка, окинул взглядом резко выделяющийся на горизонте силуэт Эйфелевой башни. Солнце уже закатилось, и над столицей Франции медленно сгущались вечерние сумерки…

Примечания:

Это только начало. Так что ждите, дорогие читатели: ещё не то будет.

P.S. Я понимаю, что у меня ещё мало писательского опыта, так что ваша здравая критика (и ваши здравые советы) мне не помешают.