Цвет дождя (гет)

Не зря говорят, что все неприятности в жизни случаются из-за женщин. Так оно и есть. Моя жизнь покатилась под откос как раз из-за одной стройной шатенки с неимоверно тёплыми, как топлёный шоколад, глазами, но совершенно холодным, расчётливым разумом.

Тяжёлые капли дождя сыпались со свинцового неба, молотя по металлической крыше моей конторы так, словно сам Мерлин решил отбить барабанную дробь в честь всех моих неудач. Каждая капля была гвоздём, вбиваемым в крышку моего персонального гроба. Я сидел в единственном уцелевшем кресле, закинув ноги на заваленный пергаментами стол, и смотрел, как серые струи ползут по грязному стеклу. Серые. Всё было серым. Мир потерял краски в тот день, когда осколок тёмного проклятия вспорол мне бок на последнем рейде. Целители в Мунго залатали тело, но что-то выжгли в душе. С тех пор я видел лишь бесконечные оттенки пепла: от бледного тумана до угольной черноты ночи. Иногда мне казалось, что это даже к лучшему. В моём мире больше не было места для ярких цветов.

За окном Косой переулок тонул в сумерках и воде. Неоновые вывески аптеки «Слизь и прыщ» и магазина «Всё для квиддича» размывались в мокрой дымке, их призрачное свечение едва пробивалось сквозь завесу дождя. Внизу, под моей конторой, гудел бар «Дырявый котёл». Не тот, знаменитый, парадный, а его тёзка для тех, кто предпочитал не светиться. Оттуда доносились приглушённые взрывы хохота, звон стаканов и унылый мотив какой-то баллады, которую крутили на заколдованном патефоне уже вторую неделю. Пар, густой и пахнущий дешёвым пивом и сыростью, поднимался от канализационных решёток, окутывая ноги редких прохожих, спешащих укрыться от непогоды. Город дышал гнилью и разочарованием. Мой город.

В руке я держал наполовину пустой стакан с огденским «Старым» огневиски. Жидкость внутри была такой же серой, как и всё остальное, но я помнил её янтарный оттенок. Я помнил тепло, которое она разливала по телу, прежде чем начать выжигать изнутри остатки воспоминаний. Сейчас она просто обжигала горло, оставляя привкус торфа и сожалений. Быть «Мальчиком-Который-Выжил» оказалось паршивой работенкой с дерьмовым выходным пособием. Сначала парады и медали, рукопожатия и благодарные взгляды. Потом — тишина и шёпот за спиной. Герой войны, не нашедший себе места в мирное время. Из Аврората я ушёл сам, хлопнув дверью так, что с портрета старого министра магии осыпалась позолота. Не смог. Не смог смотреть на лощёные рожи амнистированных Пожирателей, пожимающих руки тем, с кем я вчера сидел в окопах. Не смог мириться с тем, что идеалы, за которые умирали мои друзья, разменяли на политические компромиссы и звон галлеонов.

Так я и оказался здесь. В пыльной конторе над баром, с табличкой на двери «Гарри Поттер. Частный сыск. Нахожу всё, кроме смысла жизни». Клиентура была соответствующая: ревнивые мужья, обеспокоенные мамочки, потерявшие своих сбежавших с очередным проходимцем дочурок, мелкие торговцы, у которых конкуренты сглазили товар. Грязь, ложь и мелкие бытовые трагедии. Я копался в чужом белье, а по ночам пытался утопить в огневиски своё собственное.

Дождь усилился. Теперь он не просто стучал, а ревел, будто раненый грифон. Я сделал ещё один глоток, поморщился. Вкус казался особенно горьким. Где-то в глубине сознания шевельнулась мысль, что пора завязывать. С виски. С этой конторой. С жизнью. Но я был слишком уставшим, чтобы даже додумать её до конца.

И тут в дверь постучали.

Стук был нерешительным, но настойчивым. Три коротких, чётких удара. Не пьяный гуляка из бара, перепутавший дверь. Не очередной клиент с пустяковой проблемой. Этот стук был другим. В нём чувствовалась порода. И неприятности.

— Открыто, — буркнул я, не меняя позы.

Дверь со скрипом, которому позавидовал бы любой домовой эльф, приоткрылась. На пороге, в прямоугольнике тусклого света из коридора, застыл силуэт. Женский. Высокий и стройный, закутанный в элегантный плащ цвета мокрого асфальта. Капли стекали с полей дорогой шляпы, блестели на плечах. На мгновение мне показалось, что это просто очередное видение, порождённое алкоголем и одиночеством. Но потом гостья шагнула внутрь, и аромат, который ворвался в комнату вместе с ней, был слишком реальным. Запах дождя, озона и дорогих духов. Что-то неуловимо знакомое, цветочное, с нотками пергамента и ванили. Запах, который я тщетно пытался забыть последние пять лет.

Она сняла шляпу, и густые каштановые волосы волной упали ей на плечи. Даже в моём сером мире я видел, как они блестят от влаги. Женщина подняла голову, и её взгляд нашёл мой в полумраке комнаты.

Гермиона Грейнджер.

Она изменилась. Пропала та юношеская мягкость, угловатость. Теперь она была женщиной, привыкшей повелевать. Идеально скроенный костюм под плащом, безупречная осанка, уверенный, чуть оценивающий взгляд. Глава отдела по обеспечению магического правопорядка во всей своей министерской красе. Но глаза… глаза остались прежними. Большие, умные, цвета горячего шоколада. Сейчас в них плескалась тревога, которую она тщетно пыталась скрыть за маской официальности.

— Гарри, — её голос был тихим, но без труда перекрыл шум дождя. Он тоже изменился. Стал глубже, с металлическими нотками. Голос, которым отдают приказы.

Я молча снял ноги со стола и сел прямо. Стакан в руке вдруг показался неимоверно тяжёлым.

— Грейнджер, — кивнул я. Называть её по имени язык не повернулся. Слишком много воспоминаний было связано с этим именем. — Какими судьбами в наших трущобах? Проверка санитарного состояния частных контор? Могу сразу сказать — не пройдём. Крысы жалуются на пыль.

Она проигнорировала мою шпильку. Её взгляд скользнул по комнате: по стопкам старых «Ежедневных пророков», по переполненной пепельнице, по паутине в углу, в которой доживала свои последние дни сонная муха. На её губах промелькнула тень брезгливости, которую она, впрочем, тут же подавила.

— Мне нужна твоя помощь.

Я усмехнулся. Смех получился хриплым, пропитым.

— Помощь? Моя? У всемогущего Министерства Магии, с его армией авроров, колдомедиков и бумажных крыс, закончились ресурсы? Не верю. Обратись к своим людям в идеально вычищенных мантиях. Я в государственные игры больше не играю.

Гермиона шагнула ближе, её каблуки отстукивали чёткий ритм по грязным половицам. Она остановилась у стола, положив на него мокрый кожаный портфель.

— Это не государственная игра. Это… деликатное дело. Я не могу доверить его аврорам.

— Деликатное? — я поднял бровь. — Дай угадаю. У кого-то из больших шишек пропала любимая кошка? Или, может, муж-министр опять изменяет с секретаршей? Это по моей части. Дёшево и сердито. Результат гарантирую.

Её лицо на мгновение стало жёстким, как камень.

— Перестань, Гарри. Пожалуйста.

Это «пожалуйста» было лишним. Оно пробило броню моего цинизма, задев что-то старое и больное. Я отвёл взгляд, уставившись на пляшущие за окном капли.

— Говори, что у тебя, и проваливай, — мой тон был грубее, чем я хотел.

Гермиона, казалось, выдохнула с облегчением. Она открыла портфель и достала оттуда тонкую папку. Положила её на единственный свободный от хлама клочок стола.

— Пропал человек. Арчибальд Перкинс.

Имя мне ничего не говорило.

— И кто этот мистер Перкинс?

— Высокопоставленный чиновник. Он работал в Отделе Тайн.

Вот это уже было интереснее. Отдел Тайн — самое закрытое и параноидальное место во всём Министерстве. Люди оттуда не пропадали. Они либо работали до самой смерти, либо их смерть была тщательно задокументирована и засекречена.

— Когда пропал?

— Три дня назад. Не вышел на работу. Дома его нет. Никаких следов борьбы, никаких записок. Просто испарился.

— Авроры проверяли? — спросил я, уже зная ответ.

— Официально — да. Дежурная группа осмотрела квартиру. Ничего не нашли. Списали на то, что он мог уехать, не предупредив. У него не было семьи, близких друзей… Но я знаю, что это не так. Арчибальд был педантом до мозга костей. Он бы никогда не нарушил протокол.

— И почему ты не можешь поручить это своему лучшему аврору? — я посмотрел ей прямо в глаза, пытаясь прочитать то, что она не договаривала. — Боишься, что в твоём ведомстве завелась «крыса»?

Она не дрогнула, но я увидел, как напряглись мышцы на её шее.

— Я опасаюсь… внутренних сложностей. Утечки информации. Перкинс занимался очень специфическими исследованиями. Если то, над чем он работал, попадёт не в те руки… Последствия могут быть катастрофическими. Мне нужен кто-то со стороны. Кто-то, кому я могла бы доверять.

Последние слова она произнесла тише, и в них прозвучала почти забытая нотка искренности. Ловушка. Я почувствовал её так же отчётливо, как вкус виски на языке. Она давила на старые струны, на то время, когда мы были не просто Гарри и Гермионой, а частью чего-то большего. Когда «доверие» не было пустым звуком.

— Доверие — дорогая штука, Грейнджер. А я теперь человек простой. Работаю за деньги.

Она, казалось, была к этому готова. Снова полезла в портфель и достала небольшой, но увесистый мешочек из драконьей кожи. Он глухо стукнулся о стол рядом с папкой.

— Пятьсот галлеонов аванс. Ещё тысяча — по завершении дела.

Я присвистнул. Полторы тысячи галлеонов. За эти деньги можно было купить половину Лютного переулка вместе с его обитателями. Сумма была абсурдной для простого дела о пропаже. Значит, всё гораздо серьёзнее. Значит, она отчаянно нуждалась во мне.

И это взбесило меня окончательно.

Я резко встал, опрокинув стул. Тот с грохотом упал на пол.

— Нет! — выплюнул я. — Забери свои деньги и свою папку и убирайся!

Её лицо побледнело, но она не отступила.

— Гарри, я не…

— Ты не что? — перебил я, нависая над столом. Алкоголь и застарелая ярость ударили в голову. — Не понимаешь? Я всё прекрасно понимаю! Ты пришла сюда, в мою конуру, размахивая деньгами и старыми воспоминаниями, потому что тебе нужен цепной пёс! Кто-то, кто сделает за тебя грязную работу, пока ты будешь сидеть в своём тёплом кабинете и дальше строить карьеру! Кто-то, кого не жалко будет списать, если что-то пойдёт не так!

— Это неправда!

— Правда! — мой голос сорвался на крик. — Ты стала одной из них, Гермиона! Частью той самой системы, против которой мы когда-то боролись! Ты носишь дорогие костюмы, говоришь правильные слова, идёшь на компромиссы с той мразью, которую мы должны были искоренить! Ты променяла всё, во что мы верили, на кабинет с видом на Министерство! И теперь ты смеешь приходить ко мне за помощью?

Каждое слово было наполнено горечью пяти лет молчания. Пяти лет, в течение которых я наблюдал, как она поднимается всё выше, становясь всё дальше. Как она превращается из моей Гермионы в официальное лицо, в чиновницу Грейнджер.

Она смотрела на меня, и её глаза наполнились болью. Той самой, которую я так хорошо знал. Но потом боль ушла, сменившись холодной, отточенной яростью.

— А ты, Гарри? — её голос звенел, как натянутая струна. — Ты выбрал лучший путь? Сидеть здесь, в этой грязи, жалеть себя и заливать горе виски? Ты считаешь, это достойно героя? Прятаться от мира, который ты же и спас? Мир не идеален, да! Он не стал волшебной сказкой после победы! Кто-то должен был его отстраивать, латать дыры, идти на эти самые компромиссы, чтобы он не рухнул окончательно! Пока ты тешил свою гордость и упивался своим благородным разочарованием, кто-то должен был делать настоящую, грязную, неблагодарную работу!

Она замолчала, тяжело дыша. Мы стояли друг напротив друга, разделённые старым столом и целой пропастью из обид и недомолвок. Шум дождя за окном казался оглушительным.

Я медленно опустился на край стола, чувствуя, как уходит адреналин, оставляя после себя лишь звенящую пустоту. Она была права. Отчасти. И это было хуже всего.

— Почему я? — спросил я уже спокойно, почти шёпотом. — Есть и другие частные сыщики.

Гермиона устало провела рукой по лицу, смазав идеальную маску.

— Потому что, несмотря ни на что, — её голос дрогнул, — я знаю, что ты не продашься. И потому что ты лучший. Ты всегда был лучшим, когда дело касалось настоящей опасности. Ты видишь то, чего не видят другие.

Она смотрела на меня, и в этот момент я увидел в её глазах не главу отдела, а ту самую девчонку из Хогвартса, которая испугана и не знает, что делать. Этот мимолётный проблеск уязвимости решил всё. Не деньги. Не сложность дела. А этот взгляд.

Я протянул руку и взял папку. Пальцы коснулись гладкого, холодного картона.

— Ладно.

Одно короткое слово.

Она закрыла глаза на секунду, и я увидел, как дёрнулись её плечи. Облегчение.

— Вся исходная информация здесь, — сказала она уже более ровным, деловым тоном. — Адрес Перкинса, его личное дело, круг общения. Если тебе что-то понадобится… любая информация из архивов…

— Я знаю, как с тобой связаться, — оборвал я её. Не хотелось обсуждать детали. Хотелось, чтобы она поскорее ушла.

Гермиона кивнула. Помедлила мгновение, словно хотела сказать что-то ещё. Но не сказала. Просто повернулась и пошла к двери. Её шаги снова были чёткими и уверенными. У порога она на миг обернулась.

— Береги себя, Гарри.

И вышла, плотно притворив за собой дверь.

Я остался один. В комнате всё ещё витал её парфюм, напрочь перебивший запах пыли и дешёвого алкоголя. Я смотрел на папку в своих руках. Потом на мешочек с галлеонами. Пятьсот золотых монет. Достаточно, чтобы не думать о квартплате пару лет. Достаточно, чтобы купить себе ещё много ящиков огневиски.

Я поднял с пола стул, сел на него и открыл папку. На меня смотрело фото мужчины средних лет с жидкими волосиками и испуганными глазами за толстыми линзами очков. Арчибальд Перкинс. Моя новая неприятность.

Дождь за окном не прекращался. Я потянулся к стакану, но рука замерла на полпути. Расхотелось. Вместо этого я взял со стола свою волшебную палочку. Остролист и перо феникса. Она привычно легла в ладонь, тёплая и живая. Давно я не держал её для чего-то серьёзнее, чем зажигание сигареты.

Я снова посмотрел в окно, на серый, мокрый, безнадёжный мир. Не зря говорят, что все неприятности в жизни случаются из-за женщин. Моя главная неприятность только что ушла, оставив после себя запах духов и дело, от которого несло большой бедой. И я, как последний идиот, в это ввязался.

Снова из-за неё.