Цвет дождя (гет)

Не зря говорят, что все неприятности в жизни случаются из-за женщин. Так оно и есть. Моя жизнь покатилась под откос как раз из-за одной стройной шатенки с неимоверно тёплыми, как топлёный шоколад, глазами, но совершенно холодным, расчётливым разумом.

Тяжёлые капли дождя сыпались со свинцового неба, молотя по металлической крыше моей конторы так, словно сам Мерлин решил отбить барабанную дробь в честь всех моих неудач. Каждая капля была гвоздём, вбиваемым в крышку моего персонального гроба. Я сидел в единственном уцелевшем кресле, закинув ноги на заваленный пергаментами стол, и смотрел, как серые струи ползут по грязному стеклу. Серые. Всё было серым. Мир потерял краски в тот день, когда осколок тёмного проклятия вспорол мне бок на последнем рейде. Целители в Мунго залатали тело, но что-то выжгли в душе. С тех пор я видел лишь бесконечные оттенки пепла: от бледного тумана до угольной черноты ночи. Иногда мне казалось, что это даже к лучшему. В моём мире больше не было места для ярких цветов.

За окном Косой переулок тонул в сумерках и воде. Неоновые вывески аптеки «Слизь и прыщ» и магазина «Всё для квиддича» размывались в мокрой дымке, их призрачное свечение едва пробивалось сквозь завесу дождя. Внизу, под моей конторой, гудел бар «Дырявый котёл». Не тот, знаменитый, парадный, а его тёзка для тех, кто предпочитал не светиться. Оттуда доносились приглушённые взрывы хохота, звон стаканов и унылый мотив какой-то баллады, которую крутили на заколдованном патефоне уже вторую неделю. Пар, густой и пахнущий дешёвым пивом и сыростью, поднимался от канализационных решёток, окутывая ноги редких прохожих, спешащих укрыться от непогоды. Город дышал гнилью и разочарованием. Мой город.

В руке я держал наполовину пустой стакан с огденским «Старым» огневиски. Жидкость внутри была такой же серой, как и всё остальное, но я помнил её янтарный оттенок. Я помнил тепло, которое она разливала по телу, прежде чем начать выжигать изнутри остатки воспоминаний. Сейчас она просто обжигала горло, оставляя привкус торфа и сожалений. Быть «Мальчиком-Который-Выжил» оказалось паршивой работенкой с дерьмовым выходным пособием. Сначала парады и медали, рукопожатия и благодарные взгляды. Потом — тишина и шёпот за спиной. Герой войны, не нашедший себе места в мирное время. Из Аврората я ушёл сам, хлопнув дверью так, что с портрета старого министра магии осыпалась позолота. Не смог. Не смог смотреть на лощёные рожи амнистированных Пожирателей, пожимающих руки тем, с кем я вчера сидел в окопах. Не смог мириться с тем, что идеалы, за которые умирали мои друзья, разменяли на политические компромиссы и звон галлеонов.

Так я и оказался здесь. В пыльной конторе над баром, с табличкой на двери «Гарри Поттер. Частный сыск. Нахожу всё, кроме смысла жизни». Клиентура была соответствующая: ревнивые мужья, обеспокоенные мамочки, потерявшие своих сбежавших с очередным проходимцем дочурок, мелкие торговцы, у которых конкуренты сглазили товар. Грязь, ложь и мелкие бытовые трагедии. Я копался в чужом белье, а по ночам пытался утопить в огневиски своё собственное.

Дождь усилился. Теперь он не просто стучал, а ревел, будто раненый грифон. Я сделал ещё один глоток, поморщился. Вкус казался особенно горьким. Где-то в глубине сознания шевельнулась мысль, что пора завязывать. С виски. С этой конторой. С жизнью. Но я был слишком уставшим, чтобы даже додумать её до конца.

И тут в дверь постучали.

Стук был нерешительным, но настойчивым. Три коротких, чётких удара. Не пьяный гуляка из бара, перепутавший дверь. Не очередной клиент с пустяковой проблемой. Этот стук был другим. В нём чувствовалась порода. И неприятности.

— Открыто, — буркнул я, не меняя позы.

Дверь со скрипом, которому позавидовал бы любой домовой эльф, приоткрылась. На пороге, в прямоугольнике тусклого света из коридора, застыл силуэт. Женский. Высокий и стройный, закутанный в элегантный плащ цвета мокрого асфальта. Капли стекали с полей дорогой шляпы, блестели на плечах. На мгновение мне показалось, что это просто очередное видение, порождённое алкоголем и одиночеством. Но потом гостья шагнула внутрь, и аромат, который ворвался в комнату вместе с ней, был слишком реальным. Запах дождя, озона и дорогих духов. Что-то неуловимо знакомое, цветочное, с нотками пергамента и ванили. Запах, который я тщетно пытался забыть последние пять лет.

Она сняла шляпу, и густые каштановые волосы волной упали ей на плечи. Даже в моём сером мире я видел, как они блестят от влаги. Женщина подняла голову, и её взгляд нашёл мой в полумраке комнаты.

Гермиона Грейнджер.

Она изменилась. Пропала та юношеская мягкость, угловатость. Теперь она была женщиной, привыкшей повелевать. Идеально скроенный костюм под плащом, безупречная осанка, уверенный, чуть оценивающий взгляд. Глава отдела по обеспечению магического правопорядка во всей своей министерской красе. Но глаза… глаза остались прежними. Большие, умные, цвета горячего шоколада. Сейчас в них плескалась тревога, которую она тщетно пыталась скрыть за маской официальности.

— Гарри, — её голос был тихим, но без труда перекрыл шум дождя. Он тоже изменился. Стал глубже, с металлическими нотками. Голос, которым отдают приказы.

Я молча снял ноги со стола и сел прямо. Стакан в руке вдруг показался неимоверно тяжёлым.

— Грейнджер, — кивнул я. Называть её по имени язык не повернулся. Слишком много воспоминаний было связано с этим именем. — Какими судьбами в наших трущобах? Проверка санитарного состояния частных контор? Могу сразу сказать — не пройдём. Крысы жалуются на пыль.

Она проигнорировала мою шпильку. Её взгляд скользнул по комнате: по стопкам старых «Ежедневных пророков», по переполненной пепельнице, по паутине в углу, в которой доживала свои последние дни сонная муха. На её губах промелькнула тень брезгливости, которую она, впрочем, тут же подавила.

— Мне нужна твоя помощь.

Я усмехнулся. Смех получился хриплым, пропитым.

— Помощь? Моя? У всемогущего Министерства Магии, с его армией авроров, колдомедиков и бумажных крыс, закончились ресурсы? Не верю. Обратись к своим людям в идеально вычищенных мантиях. Я в государственные игры больше не играю.

Гермиона шагнула ближе, её каблуки отстукивали чёткий ритм по грязным половицам. Она остановилась у стола, положив на него мокрый кожаный портфель.

— Это не государственная игра. Это… деликатное дело. Я не могу доверить его аврорам.

— Деликатное? — я поднял бровь. — Дай угадаю. У кого-то из больших шишек пропала любимая кошка? Или, может, муж-министр опять изменяет с секретаршей? Это по моей части. Дёшево и сердито. Результат гарантирую.

Её лицо на мгновение стало жёстким, как камень.

— Перестань, Гарри. Пожалуйста.

Это «пожалуйста» было лишним. Оно пробило броню моего цинизма, задев что-то старое и больное. Я отвёл взгляд, уставившись на пляшущие за окном капли.

— Говори, что у тебя, и проваливай, — мой тон был грубее, чем я хотел.

Гермиона, казалось, выдохнула с облегчением. Она открыла портфель и достала оттуда тонкую папку. Положила её на единственный свободный от хлама клочок стола.

— Пропал человек. Арчибальд Перкинс.

Имя мне ничего не говорило.

— И кто этот мистер Перкинс?

— Высокопоставленный чиновник. Он работал в Отделе Тайн.

Вот это уже было интереснее. Отдел Тайн — самое закрытое и параноидальное место во всём Министерстве. Люди оттуда не пропадали. Они либо работали до самой смерти, либо их смерть была тщательно задокументирована и засекречена.

— Когда пропал?

— Три дня назад. Не вышел на работу. Дома его нет. Никаких следов борьбы, никаких записок. Просто испарился.

— Авроры проверяли? — спросил я, уже зная ответ.

— Официально — да. Дежурная группа осмотрела квартиру. Ничего не нашли. Списали на то, что он мог уехать, не предупредив. У него не было семьи, близких друзей… Но я знаю, что это не так. Арчибальд был педантом до мозга костей. Он бы никогда не нарушил протокол.

— И почему ты не можешь поручить это своему лучшему аврору? — я посмотрел ей прямо в глаза, пытаясь прочитать то, что она не договаривала. — Боишься, что в твоём ведомстве завелась «крыса»?

Она не дрогнула, но я увидел, как напряглись мышцы на её шее.

— Я опасаюсь… внутренних сложностей. Утечки информации. Перкинс занимался очень специфическими исследованиями. Если то, над чем он работал, попадёт не в те руки… Последствия могут быть катастрофическими. Мне нужен кто-то со стороны. Кто-то, кому я могла бы доверять.

Последние слова она произнесла тише, и в них прозвучала почти забытая нотка искренности. Ловушка. Я почувствовал её так же отчётливо, как вкус виски на языке. Она давила на старые струны, на то время, когда мы были не просто Гарри и Гермионой, а частью чего-то большего. Когда «доверие» не было пустым звуком.

— Доверие — дорогая штука, Грейнджер. А я теперь человек простой. Работаю за деньги.

Она, казалось, была к этому готова. Снова полезла в портфель и достала небольшой, но увесистый мешочек из драконьей кожи. Он глухо стукнулся о стол рядом с папкой.

— Пятьсот галлеонов аванс. Ещё тысяча — по завершении дела.

Я присвистнул. Полторы тысячи галлеонов. За эти деньги можно было купить половину Лютного переулка вместе с его обитателями. Сумма была абсурдной для простого дела о пропаже. Значит, всё гораздо серьёзнее. Значит, она отчаянно нуждалась во мне.

И это взбесило меня окончательно.

Я резко встал, опрокинув стул. Тот с грохотом упал на пол.

— Нет! — выплюнул я. — Забери свои деньги и свою папку и убирайся!

Её лицо побледнело, но она не отступила.

— Гарри, я не…

— Ты не что? — перебил я, нависая над столом. Алкоголь и застарелая ярость ударили в голову. — Не понимаешь? Я всё прекрасно понимаю! Ты пришла сюда, в мою конуру, размахивая деньгами и старыми воспоминаниями, потому что тебе нужен цепной пёс! Кто-то, кто сделает за тебя грязную работу, пока ты будешь сидеть в своём тёплом кабинете и дальше строить карьеру! Кто-то, кого не жалко будет списать, если что-то пойдёт не так!

— Это неправда!

— Правда! — мой голос сорвался на крик. — Ты стала одной из них, Гермиона! Частью той самой системы, против которой мы когда-то боролись! Ты носишь дорогие костюмы, говоришь правильные слова, идёшь на компромиссы с той мразью, которую мы должны были искоренить! Ты променяла всё, во что мы верили, на кабинет с видом на Министерство! И теперь ты смеешь приходить ко мне за помощью?

Каждое слово было наполнено горечью пяти лет молчания. Пяти лет, в течение которых я наблюдал, как она поднимается всё выше, становясь всё дальше. Как она превращается из моей Гермионы в официальное лицо, в чиновницу Грейнджер.

Она смотрела на меня, и её глаза наполнились болью. Той самой, которую я так хорошо знал. Но потом боль ушла, сменившись холодной, отточенной яростью.

— А ты, Гарри? — её голос звенел, как натянутая струна. — Ты выбрал лучший путь? Сидеть здесь, в этой грязи, жалеть себя и заливать горе виски? Ты считаешь, это достойно героя? Прятаться от мира, который ты же и спас? Мир не идеален, да! Он не стал волшебной сказкой после победы! Кто-то должен был его отстраивать, латать дыры, идти на эти самые компромиссы, чтобы он не рухнул окончательно! Пока ты тешил свою гордость и упивался своим благородным разочарованием, кто-то должен был делать настоящую, грязную, неблагодарную работу!

Она замолчала, тяжело дыша. Мы стояли друг напротив друга, разделённые старым столом и целой пропастью из обид и недомолвок. Шум дождя за окном казался оглушительным.

Я медленно опустился на край стола, чувствуя, как уходит адреналин, оставляя после себя лишь звенящую пустоту. Она была права. Отчасти. И это было хуже всего.

— Почему я? — спросил я уже спокойно, почти шёпотом. — Есть и другие частные сыщики.

Гермиона устало провела рукой по лицу, смазав идеальную маску.

— Потому что, несмотря ни на что, — её голос дрогнул, — я знаю, что ты не продашься. И потому что ты лучший. Ты всегда был лучшим, когда дело касалось настоящей опасности. Ты видишь то, чего не видят другие.

Она смотрела на меня, и в этот момент я увидел в её глазах не главу отдела, а ту самую девчонку из Хогвартса, которая испугана и не знает, что делать. Этот мимолётный проблеск уязвимости решил всё. Не деньги. Не сложность дела. А этот взгляд.

Я протянул руку и взял папку. Пальцы коснулись гладкого, холодного картона.

— Ладно.

Одно короткое слово.

Она закрыла глаза на секунду, и я увидел, как дёрнулись её плечи. Облегчение.

— Вся исходная информация здесь, — сказала она уже более ровным, деловым тоном. — Адрес Перкинса, его личное дело, круг общения. Если тебе что-то понадобится… любая информация из архивов…

— Я знаю, как с тобой связаться, — оборвал я её. Не хотелось обсуждать детали. Хотелось, чтобы она поскорее ушла.

Гермиона кивнула. Помедлила мгновение, словно хотела сказать что-то ещё. Но не сказала. Просто повернулась и пошла к двери. Её шаги снова были чёткими и уверенными. У порога она на миг обернулась.

— Береги себя, Гарри.

И вышла, плотно притворив за собой дверь.

Я остался один. В комнате всё ещё витал её парфюм, напрочь перебивший запах пыли и дешёвого алкоголя. Я смотрел на папку в своих руках. Потом на мешочек с галлеонами. Пятьсот золотых монет. Достаточно, чтобы не думать о квартплате пару лет. Достаточно, чтобы купить себе ещё много ящиков огневиски.

Я поднял с пола стул, сел на него и открыл папку. На меня смотрело фото мужчины средних лет с жидкими волосиками и испуганными глазами за толстыми линзами очков. Арчибальд Перкинс. Моя новая неприятность.

Дождь за окном не прекращался. Я потянулся к стакану, но рука замерла на полпути. Расхотелось. Вместо этого я взял со стола свою волшебную палочку. Остролист и перо феникса. Она привычно легла в ладонь, тёплая и живая. Давно я не держал её для чего-то серьёзнее, чем зажигание сигареты.

Я снова посмотрел в окно, на серый, мокрый, безнадёжный мир. Не зря говорят, что все неприятности в жизни случаются из-за женщин. Моя главная неприятность только что ушла, оставив после себя запах духов и дело, от которого несло большой бедой. И я, как последний идиот, в это ввязался.

Снова из-за неё.

Утро встретило меня тупой болью в висках и запахом её духов. Он въелся в затхлый воздух конторы, смешался с ароматом остывшего кофе и пыли, создавая невыносимый коктейль из прошлого и настоящего. Я проснулся в кресле, затекшей спиной ощущая каждый бугорок на вытертой коже. Папка, оставленная Гермионой, лежала у меня на груди, словно надгробие на могиле моего спокойствия. Дождь прекратился, но небо за окном оставалось цвета грязной мокрой шерсти. Город нехотя просыпался, и первые омнибусы «Ночной Рыцарь» уже уступали место утренним разносчикам «Ежедневного пророка».

Я поднялся, разминая затёкшие суставы, и подошёл к раковине в углу. Холодная вода немного привела в чувство. Глядя на своё отражение в треснутом зеркале, я увидел чужака. Уставшие глаза с тёмными кругами, щетина, которая уже переходила из разряда «лёгкой небритости» в «завтрак для вшей», и старый шрам на лбу, тускло белеющий на фоне бледной кожи. «Мальчик-Который-Выжил» доживал свои дни не лучшим образом. Я фыркнул, и незнакомец в зеркале фыркнул в ответ.

Наскоро сотворив кипяток в помятом чайнике, я заварил нечто, отдалённо напоминающее кофе, и снова сел за стол. Пора было работать. Я вытряхнул содержимое папки. Личное дело Арчибальда Перкинса. Фотография, которую я уже видел вчера. Возраст: пятьдесят семь лет. Статус: холост. Адрес: Эмбанкмент-Гарденс, двенадцать. Престижный маггловский район, наверняка с кучей защитных заклинаний. Приложен был список коллег, отчёты авроров — сухие, формальные, без единой зацепки. «Признаков насильственного проникновения не обнаружено. Личные вещи на месте. Следов тёмной магии не выявлено». Дилетанты. Они искали следы драки, а надо было искать следы порядка. Идеального, неестественного порядка.

Я допил свою бурду, накинул старый плащ, проверил, на месте ли палочка, и вышел из конторы. Воздух на улице был тяжёлым и влажным. Косой переулок выглядел ещё более убого при свете дня. Я отошёл на пару шагов в неприметный тупик за магазином Олливандера, где мусорные баки соседствовали с выцветшими предвыборными плакатами Кингсли Бруствера. Убедившись, что за мной никто не следит, я сосредоточился на точке назначения. Мир вокруг сжался, вдавив меня в узкую трубу небытия. Трансгрессия всегда ощущалась как прыжок в ледяную воду с завязанными глазами. Мгновение удушья, тошноты — и вот я уже стою в другом переулке, чистом и вымощенном брусчаткой, с видом на Темзу. Воздух здесь был другим, пахло рекой и дорогими автомобилями.

Дом номер двенадцать выглядел респектабельно и скучно. Белый фасад, начищенная латунная табличка, ухоженные цветы в ящиках под окнами. Ничто не выдавало в нём жилище волшебника, кроме едва заметного мерцания защитных чар, похожего на марево в жаркий день. Для маггла дом выглядел бы просто запертым. Для меня он был крепостью. Гермиона снабдила меня паролем, но я решил им не пользоваться. Пароли можно подслушать. Я достал палочку.

— Alohomora Specialis, — прошептал я, прикоснувшись кончиком палочки к замочной скважине. Это была не та простая отмычка, которой учат первокурсников. Это была сложная комбинация чар, распутывающая магические узлы, как опытный карманник — кошелёк. Замок щёлкнул тихо, почти извиняясь. Дверь подалась внутрь.

Квартира Перкинса была продолжением его личного дела. Стерильная, безликая, дорогая. Полы из тёмного дерева, отполированные до зеркального блеска. Мебель в стиле минимализма, строгих геометрических форм. Ни одной фотографии в рамке. Ни одной безделушки на каминной полке. Даже книги на полках стояли по росту, как солдаты на параде. Это было не жилище, а выставочный зал. Дом человека, который боялся оставить след даже в собственном пространстве.

Авроры были правы — следов борьбы не было. Но я искал не их. Я медленно прошёлся по комнатам, вглядываясь в серые тени, которые отбрасывала мебель. Мой чёрно-белый мир имел свои преимущества: я лучше различал текстуры, пыль, малейшие нарушения симметрии. В кабинете я провёл рукой по идеальной поверхности письменного стола. Ни пылинки. Слишком чисто. Перкинс мог быть педантом, но никто не живёт в вакууме. Я присел на корточки и заглянул под стол. И вот оно.

На нижней стороне массивной столешницы, прикреплённый заклинанием-липучкой, висел маленький предмет. Я осторожно отлепил его. Это была крошечная металлическая шестерёнка, не больше ногтя на мизинце. Она была сделана из неизвестного мне тусклого металла, холодного на ощупь. На зубцах виднелись микроскопические руны, которые переливались едва заметным светом, когда я поворачивал шестерёнку. Я навёл на неё палочку.

— Revelio.

Ничего. Никакой реакции. Артефакт молчал. Я попробовал несколько стандартных идентификационных заклинаний. Результат тот же. Эта маленькая деталь была защищена магией высочайшего уровня. Она была как чёрная дыра — поглощала чары, не выдавая своей сути. Это была не улика, которую авроры могли бы найти. Это была улика, которую нужно было знать, где искать. Я сунул шестерёнку в карман. Холод металла, казалось, проникал сквозь ткань, неприятно холодя бедро.

Я подошёл к окну кабинета. Из него открывался вид на мост Ватерлоо и серое полотно Темзы. И в этот момент что-то щёлкнуло. Не в замке, а в моей памяти. Этот вид… он был знакомым.

* * *

Солнце. Я почти забыл, как оно выглядит. Тёплое, яркое, заливающее Лондон золотом. Война закончилась всего пару месяцев назад. Руины ещё дымились, но в воздухе уже пахло не гарью, а надеждой. Мы с Гермионой стояли на этом самом мосту. Она, смеясь, пыталась отобрать у меня пакет с сахарной ватой, которую мы купили в маггловском парке. Её волосы, тогда ещё не уложенные в строгую причёску, а просто собранные в хвост, горели на солнце медным огнём. На ней был какой-то нелепый, но яркий шарф — в моём воспоминании он был пронзительно-синего цвета.

— Гарри, отдай! Ты съешь всё один! — её смех был лёгким, как пузырьки в лимонаде.

— Победитель получает всё, — ухмыльнулся я, уворачиваясь. Я чувствовал себя не героем, а просто парнем, влюблённым в девчонку. И это было лучшее чувство в мире.

Мы остановились у перил, глядя на реку. Она прижалась ко мне, положив голову мне на плечо. Её рука нашла мою, пальцы переплелись.

— Мы сделали это, — прошептала она. — Мы победили.

— Мы, — подтвердил я, сжимая её ладонь. — Теперь всё будет по-другому. Мы отстроим всё заново. Сделаем мир лучше. Без всей этой грязи, без политики.

— Вместе, — добавила она, поднимая на меня глаза. В них не было ни тени сомнения. Только вера. В меня, в нас, в наше будущее. Я наклонился и поцеловал её. Поцелуй был сладким от сахарной ваты и пьянящим от надежды. В тот момент мне казалось, что мы можем всё. Абсолютно всё. Мир лежал у наших ног, полный ярких красок и обещаний…

* * *

Воспоминание растворилось, оставив после себя привкус пепла. Я моргнул, и яркий мир прошлого снова сменился бесцветной реальностью. Я стоял в холодной, пустой квартире мертвеца, сжимая в кармане странный артефакт. А женщина, которая обещала быть рядом, сама стала частью той самой политики, которую мы клялись презирать. Холод шестерёнки в кармане был ничем по сравнению с ледяной пустотой, которая на мгновение заполнила мою грудь.

Я заставил себя вернуться к работе. Больше в квартире не было ничего интересного. Я ушёл так же тихо, как и пришёл, оставив за собой лишь едва заметный след нарушения идеального порядка.

Теперь нужно было поговорить с кем-то живым. В списке коллег Перкинса я нашёл подходящую кандидатуру. Уилки Подмор. Младший научный сотрудник, судя по должности — офисный планктон, вечно боящийся своей тени. Такие, если правильно надавить, выкладывают всё, что знают, и даже немного больше. Я выяснил, что обедает он обычно в пабе «Перо и кушетка» недалеко от Министерства. Это было моё следующее место назначения.

Паб был забит до отказа. Чиновники в мантиях разной степени потрёпанности пили сливочное пиво и эль, обсуждая последние сплетни и ставки на квиддич. Воздух был густым от дыма и гомона голосов. Я нашёл Подмора в дальнем углу. Он был именно таким, каким я его себе представлял: тщедушный, с бегающими глазками и мокрыми от пота ладонями, которые он то и дело вытирал о мантию. Он в одиночестве ковырял вилкой пастуший пирог, выглядя так, будто ожидал в любую секунду удара молнии. Идеальный клиент.

Я подсел за его столик без приглашения.

— Мистер Подмор?

Он подскочил, едва не опрокинув кружку. Его глаза расширились от ужаса, когда он узнал меня. Моё лицо всё ещё было достаточно известным, чтобы вызывать у мелких сошек священный трепет.

— П-Поттер? Что… что вы здесь делаете?

— Обедаю, — соврал я, указывая на его тарелку. — Аппетитно выглядит. Можно к вам присоединиться?

Он судорожно закивал, не в силах вымолвить и слова.

— Я по поводу Арчибальда Перкинса, — сказал я, понизив голос. — Слышал, он ваш коллега.

Одно упоминание имени заставило Подмора побледнеть ещё сильнее. Он бросил испуганный взгляд по сторонам.

— Я… я ничего не знаю. Мы почти не общались. Он был очень… замкнутым.

— Да, я слышал. Но вы работали в одном отделе. Должно быть, пересекались. Говорят, в последнее время он был сам не свой. Нервничал.

— Кто говорит? — пролепетал Подмор, его глаза забегали ещё быстрее.

— Люди, — туманно ответил я. — Люди говорят, что он влез во что-то… нехорошее. В какие-то запретные исследования.

Я блефовал, но, судя по тому, как Подмор вцепился в свою кружку, попал в точку.

— Я не могу об этом говорить! — прошипел он. — Это служебная тайна!

— Служебная тайна перестаёт быть таковой, когда люди начинают пропадать, — мой голос стал жёстким. — Перкинс исчез, Подмор. А люди, которые суют нос в «запретные исследования», редко уезжают в отпуск на Канары. Обычно их отпуск оказывается гораздо более долгим и проходит на два метра ниже уровня земли. Вы хотите быть следующим?

Угроза была грубой, но действенной. Подмор затрясся.

— Я ничего не знаю, — повторил он, но уже не так уверенно. — Только слухи… Шёпот в коридорах…

— Рассказывайте, — я подался вперёд, не давая ему опомниться.

Он облизнул пересохшие губы.

— Арчи… мистер Перкинс… он работал над чем-то старым. Очень старым. Какая-то… темпоральная магия. Не хроновороты, нет, это детские игрушки. Что-то другое. Что-то, что позволяет не перемещаться во времени, а… заглядывать в него. Вырезать фрагменты прошлого, как картинки из книги. Это строжайше запрещено Женевской конвенцией волшебников!

Теперь понятно. Шестерёнка. Деталь от какого-то темпорального устройства. Вот почему она не реагировала на обычные чары.

— И зачем ему это было нужно?

— Я не знаю! — почти взвизгнул Подмор. — Он стал очень подозрительным. Всё время оглядывался. Говорил, что за ним следят. Что стены Министерства имеют уши. Думал, что его телефон прослушивают…

— У волшебников нет телефонов, — заметил я.

— Я знаю! Он был не в себе! Говорил, что наткнулся на что-то огромное, какой-то заговор… Что он найдёт доказательства и покажет всем… А потом… он просто не пришёл на работу.

Подмор замолчал, опустошённо глядя в свою тарелку. Он выложил всё. Больше он ничего не знал.

— Спасибо за информацию, мистер Подмор, — я встал. — Мой вам совет: доедайте свой пирог и забудьте о нашем разговоре. И о Перкинсе тоже. Забудьте, что вообще его знали. Так будет здоровее.

Я оставил его, дрожащего, в шумном пабе и вышел на улицу. Голова была ясной, как никогда. Боль в висках прошла, сменившись холодным азартом.

Картина прояснялась. Это было не простое исчезновение. Перкинс, тихий и незаметный чиновник из Отдела Тайн, наткнулся на какой-то заговор внутри Министерства. Чтобы найти доказательства, он начал копаться в запретной темпоральной магии, создал устройство, позволяющее заглядывать в прошлое. И, судя по всему, он что-то нашёл. Что-то, из-за чего его убрали. Тихо и чисто. А те, кто его убрал, теперь, скорее всего, ищут его архив. Те самые «вырезанные фрагменты».

Я шёл по мокрой брусчатке, не разбирая дороги. Полторы тысячи галлеонов, которые предложила Гермиона, больше не казались мне абсурдной суммой. Она знала или, по крайней мере, догадывалась, что дело пахнет не просто пропажей, а государственной изменой. И она отправила меня в самое пекло.

Я остановился, достал из кармана холодную шестерёнку. Она лежала на моей ладони, крошечный ключ к огромной и смертельно опасной тайне. Я снова был на войне. Только враг теперь был безликим, он носил респектабельные мантии и сидел в высоких кабинетах. И я был один.

Нет, не один. У меня был наниматель. Гермиона Грейнджер.

И я вдруг понял, что вляпался в эту историю гораздо глубже, чем мог себе представить. И выбраться из неё, сохранив шкуру, будет очень непросто.

К вечеру небо снова затянула серая хмарь, и мелкий, нудный дождь принялся накрапывать, превращая пыль на тротуарах в жидкую грязь. Воздух в моей конторе был пропитан запахом старого пергамента и безнадёги. Я сидел за столом, вертя в пальцах загадочную шестерёнку. Она была единственной материальной зацепкой в этом деле, но молчала, как партизан на допросе. Темпоральная магия. Подмор мог быть трусом и паникёром, но я чувствовал, что он сказал правду. Перкинс полез в самую тёмную и запретную область магических знаний, и это стоило ему жизни.

Обычные методы здесь не помогут. Нужно было идти туда, где торгуют тайнами и не задают лишних вопросов. Туда, где ценят не чистоту крови, а звон галлеонов. В Лютный переулок.

Я накинул свой видавший виды плащ, поднял воротник и сунул палочку во внутренний карман так, чтобы рукоять была под рукой. Лютный переулок не прощал расслабленности. Это была изнанка волшебного мира, его грязный, смердящий аппендикс, где можно было купить что угодно: от засушенной руки славы до проклятия на соседа. А ещё там можно было купить информацию. Если знать, к кому обратиться.

Трансгрессировать прямо туда было бы самоубийством. Слишком много защитных чар, настроенных на недружелюбный приём. Я дошёл до «Дырявого котла», прошмыгнул через бар, кивнув бармену Тому, и вышел во внутренний дворик. Кирпичная стена, открывающая проход в Косой переулок, была знакома до боли. Но мне нужно было не туда. Слева, за грудой пустых бочек из-под сливочного пива, был неприметный проём, узкий и тёмный, как пасть чудовища. Оттуда тянуло сыростью и чем-то сладковато-трупным. Это был один из неофициальных входов в Лютный.

Я шагнул во тьму. Атмосфера мгновенно изменилась. Воздух стал плотнее, звуки — глуше. Даже свет, казалось, вяз в этой гнетущей атмосфере. Узкая улочка петляла между нависающими друг над другом домами, чьи остроконечные крыши царапали свинцовое небо. В окнах не горел свет, но я чувствовал на себе десятки невидимых взглядов. Здесь каждый был хищником или жертвой.

Моей целью была лавка с вывеской «Крюкохват и сыновья. Оценка и скупка». «Сыновья» давно уже сгинули в какой-то авантюре, но старый гоблин Крюкохват продолжал вести свой бизнес. Он был одним из лучших оценщиков артефактов в магической Британии и, по совместительству, моим давним и очень дорогим информатором. Он ненавидел волшебников в целом, но уважал деньги и тех, кто платил без вопросов.

Над дверью его лавки тоскливо звенел колокольчик. Внутри пахло металлом, пылью и гоблинской стряпнёй. Помещение было завалено всяким хламом: ржавые доспехи, потускневшие диадемы, наборы для гадания на внутренностях животных, мутные хрустальные шары. За массивным дубовым прилавком, на высоком табурете, восседал сам Крюкохват.

Это был типичный гоблин: сморщенный, с длинным носом и ушами, с умными, пронзительными чёрными глазками. На нём был безупречно сшитый, хоть и старомодный, жилет, а на кончике носа красовались очки-половинки в золотой оправе. Он полировал какой-то кинжал с инкрустированной рубинами рукоятью, и делал это с такой нежностью, с какой иные нянчат младенцев.

Он поднял голову, когда я вошёл, и его тонкие губы скривились в подобии улыбки, обнажив острые зубки.

— Поттер. Не ждал вас так скоро. У вас закончились деньги или неприятности? Хотя, судя по вашему виду, и то, и другое в избытке.

— И тебе не хворать, Крюкохват, — я подошёл к прилавку, положив на него руки. — У меня к тебе дело.

— У всех ко мне дело, — проскрипел гоблин, не отрываясь от своего занятия. — Но не у всех есть чем за это дело заплатить.

Я молча выложил на прилавок пять тяжёлых галлеонов. Глазки Крюкохвата блеснули. Он отложил кинжал, сгрёб монеты своей длиннопалой рукой и с ловкостью фокусника отправил их в карман жилета.

— Я вас внимательно слушаю.

Я вынул из кармана шестерёнку и аккуратно положил её на бархатную подложку, на которой до этого лежал кинжал.

— Что это?

Крюкохват надел на свой длинный нос ещё одни очки, с увеличительными линзами, и склонился над артефактом. Он долго рассматривал его, поворачивая то так, то эдак, едва не касаясь кончиком носа. Потом осторожно подцепил шестерёнку щипчиками и поднёс к глазу. Тишина в лавке стала почти осязаемой. Я слышал только тиканье каких-то древних часов в углу и собственное дыхание.

— Любопытно… — наконец пробормотал он, откладывая шестерёнку. — Очень любопытно. Где вы это взяли, мистер Поттер?

— Нашёл на блошином рынке, — соврал я. — Понравилась гравировка.

Крюкохват хмыкнул.

— На таких «блошиных рынках» обычно находят не только красивые вещи, но и билет в один конец в Азкабан. Это деталь. От очень редкого и очень нелегального устройства.

— Какого именно?

Гоблин снял очки и посмотрел на меня в упор. Его чёрные глаза, казалось, заглядывали мне прямо в душу.

— Ваши волшебники называют это «темпоральным скальпелем». Примитивная, но крайне опасная штука. Она не позволяет путешествовать во времени, как ваши хвалёные хроновороты. Нет, её создатель был хитрее. Это устройство позволяет «вырезать» короткие аудиовизуальные фрагменты из прошлого. Создать своего рода омут памяти, но не из собственных воспоминаний, а из объективной реальности конкретного места и времени.

Его слова подтвердили догадку, родившуюся после разговора с Подмором.

— Насколько это легально? — спросил я для проформы.

Крюкохват расхохотался сухим, дребезжащим смехом.

— Легально? Мистер Поттер, изготовление или владение даже одной деталью от такого прибора карается пожизненным заключением. Эта технология была запрещена сразу после её изобретения около двухсот лет назад. Она способна разрушить любые тайны — государственные, личные, банковские. Представьте, что можно заглянуть в момент подписания любого договора. Услышать любой разговор, состоявшийся в закрытой комнате. Это абсолютное оружие против конфиденциальности. А без неё рухнет всё ваше общество, построенное на лжи и секретах.

— Кто мог такое сделать?

— Кто-то очень умный и очень отчаявшийся, — задумчиво произнёс Крюкохват, снова беря в руки кинжал. — Технология сложная. Требует знаний в рунологии, нумерологии, артефактоведении и, боюсь, в некоторых областях тёмных искусств. Металл… сплав на основе орихалка с примесью лунного камня. Дорого и редко. Ваш «блошиный рынок» явно был не для бедных.

Он свою часть сделки выполнил. Я получил то, за чем пришёл.

— Спасибо, Крюкохват. Ты мне помог.

— Я помог своему кошельку, мистер Поттер, — уточнил гоблин. — И мой вам совет: выбросьте эту штуку в самый глубокий овраг и забудьте о ней. Владелец такой вещи либо уже мёртв, либо очень скоро им станет. А тот, кто ищет эту вещь, не остановится ни перед чем, чтобы её заполучить.

Я кивнул, убирая шестерёнку обратно в карман, и повернулся к выходу.

— Поттер, — окликнул меня Крюкохват. Я обернулся. — Будьте осторожны. В городе неспокойно. Слишком много старых теней снова выползло на свет.

Я вышел из лавки, и колокольчик над дверью звякнул, словно прощаясь. Совет гоблина был дельным, но бесполезным. Я уже был по уши в этом деле.

Нужно было встретиться с Гермионой. Передать информацию и посмотреть, как она отреагирует. Я не доверял Министерству, а значит, и её каналам связи. Я трансгрессировал в знакомый мне маггловский район недалеко от её квартиры и оттуда отправил ей Патронуса с коротким сообщением: «Кафе „Белый слон“. Полчаса. Срочно». Это было наше старое место, ещё со времён Аврората. Маленькое, неприметное кафе, где подавали отвратительный кофе, но там никогда не было волшебников.

Я пришёл первым. Сел за столик в углу, откуда был виден весь зал и вход. Заказал эспрессо, который на вкус оказался ещё хуже, чем я помнил. Через двадцать минут появилась Гермиона. Она была без своего официального плаща, в простом маггловском пальто и джинсах. Без министерского лоска она выглядела моложе и… уязвимее. Но это было обманчивое впечатление. Как только она села напротив, я снова увидел в её глазах ту же стальную решимость.

— Что случилось? — спросила она без предисловий, её взгляд был встревоженным.

— Наш Перкинс был не так прост, — я сделал глоток горькой жижи. — Он занимался запрещённой темпоральной магией. Собирал компромат на кого-то очень влиятельного.

Я вкратце пересказал ей о находке в квартире и о разговоре с Крюкохватом, опустив, разумеется, имя своего информатора. Пока я говорил, лицо Гермионы становилось всё более напряжённым. Она сцепила пальцы в замок так, что костяшки побелели.

— Темпоральный скальпель… — прошептала она. — Мерлин бородатый. Я читала об этом в закрытых архивах. Я думала, это просто легенда.

— Легенда у меня в кармане, — я показал ей шестерёнку. Она посмотрела на неё, как на ядовитую змею. — Похоже, Перкинс нашёл то, что искал, и его убрали. А теперь его убийцы ищут архив.

Гермиона молчала, обдумывая услышанное. Её ум работал с бешеной скоростью, это было видно по тому, как бегали её зрачки.

— Ты рискуешь, Гарри, — наконец сказала она. — Ты лезешь в самое осиное гнездо. Твой информатор… Лютный переулок? Ты с ума сошёл?

— Я делаю работу, за которую ты мне платишь, — отрезал я. — А ты, сидя в своём кабинете, могла бы тоже кое-что сделать. Меня интересуют все запросы, которые Перкинс делал в министерские архивы за последние полгода. Особенно в отдел нераскрытых дел и дел, связанных со старыми Пожирателями Смерти.

Её губы сжались в тонкую линию.

— Это будет непросто. Такие запросы отслеживаются.

— Ты же у нас большая шишка, Грейнджер, — не удержался я от шпильки. — Используй своё влияние. Или оно годится только для того, чтобы получать прибавку к жалованию?

Она бросила на меня испепеляющий взгляд. Между нами снова повисло напряжение. Эта старая обида, эта стена, которую мы сами выстроили, была прочнее любой кирпичной кладки.

— Я сделаю, что смогу, — процедила она. — Но и ты будь осторожен. Если они убрали сотрудника Отдела Тайн, то с частным детективом и вовсе церемониться не станут.

Она встала, чтобы уйти. В этот момент её рука случайно коснулась моей, лежавшей на столе. Словно разряд тока. Мы оба замерли, отдёрнув руки, как от огня. На одно короткое мгновение в её глазах я увидел не гнев и не раздражение, а что-то другое. Что-то, что я отчаянно пытался забыть. Тоску.

Но это длилось лишь секунду. Маска тут же вернулась на место.

— Я свяжусь с тобой, когда что-нибудь узнаю, — бросила она и, не оглядываясь, вышла из кафе.

Я остался один, глядя ей вслед. Искра, проскочившая между нами, оставила на коже ощущение ожога. Я допил свой отвратительный кофе и бросил на стол несколько маггловских фунтов.

Пока Гермиона копалась в архивах, я не мог сидеть сложа руки. Нужно было проверить ещё одну ниточку. Если Перкинс копал под кого-то, связанного с Пожирателями, то кто мог быть его целью? Кто из бывших приспешников Волдеморта не просто избежал наказания, но и преуспел в новом мире? Первое имя, которое пришло на ум, было очевидным.

Малфой.

Драко Малфой. После войны он избежал Азкабана благодаря показаниям своей матери и моим собственным, неохотно данным на суде. Он залёг на дно, а потом всплыл — уже как респектабельный бизнесмен, отмывший не только семейные деньги, но и репутацию. Его компания «Малфой Индастриз» занималась поставками ингредиентов для зелий по всей Европе. Он был богат, влиятелен и, несомненно, имел множество скелетов в шкафу. Идеальный кандидат на роль жертвы шантажа или участника заговора.

Решено. Мой следующий визит будет в Малфой-мэнор. Это было всё равно что добровольно сунуть голову в пасть дракона. Но в моём деле иногда приходилось танцевать с драконами, чтобы добраться до правды. Или до своей собственной гибели. Грань между ними всегда была до обидного тонкой.

На следующий день тучи так и не разошлись. Лондон продолжал мокнуть под унылым серым небом, словно огромный бродяга, которого окатили из ведра. Я стоял перед коваными воротами Малфой-мэнора, и холодный ветер трепал полы моего плаща. Ворота были произведением искусства — из чёрного железа, с замысловатым узором в виде переплетённых змей, чьи глаза из изумрудов, казалось, следили за каждым моим движением. От них веяло старыми деньгами и старой, никуда не девшейся, спесью.

Я не стал пытаться проникнуть сюда хитростью. Малфои наверняка защитили своё родовое гнездо такой магией, что любая попытка несанкционированного входа закончилась бы для меня очень плачевно. Я просто нажал на кнопку вызова, спрятанную в пасти одной из змей. Тишину нарушил негромкий мелодичный звон.

Прошла минута. Другая. Я уже начал думать, что меня просто проигнорируют, когда одна из створок ворот беззвучно отъехала в сторону, открывая проход. Приглашение было молчаливым и не слишком гостеприимным.

Длинная, усыпанная гравием аллея вела к самому особняку. Он возвышался впереди, тёмный и мрачный даже при дневном свете, с высокими стрельчатыми окнами, похожими на пустые глазницы. Тиссовая изгородь, когда-то подстриженная в форме павлинов, теперь была просто аккуратной зелёной стеной. Павлины-альбиносы, которые раньше разгуливали по лужайкам, тоже куда-то исчезли. Малфои явно старались избавиться от самых одиозных символов своего прошлого, но сама атмосфера поместья оставалась гнетущей. Здесь всё ещё пахло тёмной магией и страхом.

На ступенях меня уже ждали. Не сам хозяин, конечно. Домовой эльф. Он был одет в белоснежную наволочку с вышитым гербом Малфоев и смотрел на меня огромными, полными подобострастия глазами.

— Мистер Поттер. Хозяин ждёт вас в своём кабинете. Прошу следовать за мной.

Голос эльфа был тонким и скрипучим. Он поклонился так низко, что его длинный нос почти коснулся каменных плит, и семенистыми шагами повёл меня внутрь.

Холл был огромным и холодным. С высоких стен на меня взирали портреты предков Малфоя — бледные, высокомерные лица с одинаковым презрительным выражением. Каждый шаг отдавался гулким эхом под сводчатым потолком. Я чувствовал себя так, словно вошёл в мавзолей, где похоронены столетия гордыни и жестокости. Эльф провёл меня по коридору, мимо гостиной, где когда-то Волдеморт проводил свои совещания, и остановился перед массивной дверью из тёмного дуба.

— Хозяин здесь, сэр, — пропищал эльф и, не дожидаясь ответа, испарился с тихим хлопком.

Я постучал.

— Войдите, — раздался из-за двери холодный, протяжный голос.

Я толкнул тяжёлую дверь и вошёл. Кабинет Драко Малфоя был полной противоположностью остального дома. Светлый, современный, с огромным панорамным окном, выходящим в сад. Никаких черепов и тёмных артефактов. Дорогая мебель из светлого дерева, полки с книгами в кожаных переплётах, на стенах — не портреты предков, а абстрактная живопись. Идеальный кабинет успешного бизнесмена, который хочет казаться прогрессивным и порвавшим с прошлым.

Сам Драко стоял у окна, спиной ко мне, и смотрел на мокрый сад. Он тоже изменился. Пропала юношеская угловатость и злобная гримаса, которая почти не сходила с его лица в школе. Теперь он был высоким, подтянутым мужчиной в безупречно сшитом маггловском костюме, который стоил больше, чем вся моя контора. Его платиновые волосы были аккуратно зачёсаны назад.

Он медленно обернулся. На его лице была вежливая, но абсолютно ледяная маска.

— Поттер. Какая неожиданная… встреча. Чем обязан столь высокой чести? Решил тряхнуть стариной и провести обыск в доме бывшего Пожирателя Смерти? Боюсь, ты опоздал. Твои коллеги из Аврората уже переворачивали здесь всё вверх дном лет пять назад. Ничего интересного не нашли.

Его голос был вкрадчивым и полным завуалированной издевки. Старый добрый Малфой.

— Расслабься, Малфой, — я прошёл в центр комнаты, стараясь держаться подальше от стен. — Я здесь не по долгу службы. Я теперь частное лицо.

— Частный детектив, — он скривил губы в усмешке. — Я читал в газетах. Какое падение для нашего великого героя. От спасителя мира до копания в чужом грязном белье. Впрочем, тебе это всегда нравилось, не так ли?

Наш диалог с самого начала превратился в поединок. Обмен колкостями, за которыми скрывалось застарелое, въевшееся в кровь недоверие.

— У каждого свои развлечения, — парировал я. — Кто-то копается в белье, а кто-то пытается отмыть своё, но пятна от крови, знаешь ли, самые стойкие.

Его глаза на мгновение сузились, в них мелькнул холодный огонёк. Он справился с собой и указал на кресло напротив своего стола.

— Присаживайся. Раз уж ты здесь, давай не будем тратить время на школьные перепалки. Что тебе нужно?

Я сел, он опустился в своё кресло за столом. Между нами легла дистанция в пару метров и целая война.

— Мне нужна информация. Об Арчибальде Перкинсе.

Я внимательно следил за его реакцией. Он не вздрогнул, не изменился в лице. Только чуть дольше задержал на мне свой взгляд.

— Перкинс? Сотрудник Министерства, не так ли? Из какого-то пыльного отдела. Я слышал, он пропал. Сочувствую его родным, если они у него есть. Но при чём здесь я?

— Он пропал не просто так. Его интересовали старые дела Пожирателей Смерти. В частности, дела твоей семьи. Он делал запросы в архивы.

Вот тут я его зацепил. Маска вежливого безразличия треснула. Он чуть подался вперёд, его пальцы нервно сжались на подлокотнике кресла.

— И что с того? Моя семья прошла через все круги министерского ада. Нас допрашивали, проверяли, изучали под микроскопом. Всё, что можно было узнать, давно известно. Мы заплатили свой долг обществу. Или ты считаешь, что этого недостаточно?

— Я ничего не считаю, Малфой. Я задаю вопросы. Перкинс копал под тебя или твоих бывших дружков. А потом исчез. Выглядит подозрительно, не находишь?

Драко откинулся на спинку кресла и рассмеялся. Смех был коротким и резким, без капли веселья.

— Подозрительно? Поттер, ты не меняешься. Всё ещё видишь Пожирателей под каждой кроватью. Моя жизнь — открытая книга. Мой бизнес абсолютно легален. Я каждый год прохожу аудит Министерства. Если бы я хотел избавиться от какого-то назойливого чиновника, уж поверь, я бы сделал это гораздо изящнее. И уж точно не стал бы привлекать к себе внимание, копаясь в старых делах.

Он был убедителен. Слишком убедителен. Он лгал, и я это чувствовал. Он чего-то боялся, и этот страх прятался за стеной сарказма и высокомерия.

— Возможно, — я решил зайти с другой стороны. — Но кто-то же это сделал. Кто-то из старой гвардии, кто не хочет, чтобы их прошлое вытащили на свет. Ты ведь общаешься с ними? С теми, кто, как и ты, сумел выкрутиться. Яксли, Нотт, Гойл-старший… Они все теперь респектабельные члены общества.

При упоминании имени Яксли, Драко слегка напрягся. Я это заметил.

— Я не поддерживаю с ними связь, — отрезал он. — У меня своя жизнь. Своя семья. Прошлое меня не интересует.

— А должно бы, — нажал я. — Потому что оно, похоже, очень интересуется тобой. Перкинс мёртв, Малфой. Я почти уверен в этом. И тот, кто его убил, не остановится, если решит, что ты можешь представлять для него угрозу.

Я встал. Разговор зашёл в тупик. Дальше давить было бесполезно.

— Спасибо за уделённое время, — сказал я с иронией. — Был рад увидеть, как ты тут устроился. Всё очень… стильно.

Я направился к двери. Я уже взялся за ручку, когда он окликнул меня.

— Поттер.

Я обернулся. Он всё так же сидел за столом, но теперь смотрел на меня без всякой маски. В его серых глазах была усталость и что-то ещё. Почти страх.

— Не лезь в это дело, — сказал он тихо, но отчётливо. — Есть вещи, которые лучше не трогать. Некоторые двери должны оставаться закрытыми. Ради твоего же блага.

Это была не угроза. Это было предупреждение. И оно было искренним.

Я ничего не ответил. Просто вышел из кабинета и плотно прикрыл за собой дверь. В коридоре меня снова встретил эльф, чтобы проводить к выходу. Пока мы шли по гулким залам, я обдумывал разговор. Малфой знает больше, чем говорит. Он боится, и боится не меня. Он боится тех, о ком я упомянул. Тех, кто стоит за исчезновением Перкинса.

Когда мы уже были в холле, из одной из боковых дверей вышла женщина. Астория Малфой. Я видел её пару раз на официальных приёмах — тихая, элегантная, с большими печальными глазами. Она была полной противоположностью своему мужу — в ней не было ни капли спеси или высокомерия.

Она увидела меня и на мгновение замерла. Эльф тут же раболепно поклонился.

— Миссис Малфой.

— Здравствуй, Типси, — её голос был мягким и мелодичным. — Можешь идти. Я провожу мистера Поттера.

Эльф испарился. Мы остались одни в огромном холле, под взглядами мёртвых Малфоев.

— Мистер Поттер, — она вежливо кивнула. — Не ожидала вас здесь увидеть.

— Миссис Малфой, — ответил я тем же. — Просто дружеский визит. Вспоминали школьные годы с вашим мужем.

Она слабо улыбнулась, но улыбка не коснулась её глаз. В них была тревога.

— Драко… он очень изменился, — сказала она тихо, словно оправдываясь за него. — Эта война оставила шрамы на всех нас.

Мы пошли к выходу. Она шла рядом, её шаги были почти бесшумными. Мы молчали, и это молчание было красноречивее любых слов. Когда мы подошли к массивным входным дверям, она как бы случайно оступилась и схватила меня за локоть, чтобы удержать равновесие. Её пальцы на мгновение сжали мою руку. Движение было быстрым, почти незаметным. Но я почувствовал, как что-то маленькое и твёрдое скользнуло в карман моего плаща.

— Прошу прощения, — сказала она, тут же отпуская мою руку. Её лицо было совершенно спокойным.

— Ничего страшного, — ответил я, понимая, что только что произошло.

Она открыла передо мной дверь.

— Всего доброго, мистер Поттер.

— И вам, миссис Малфой.

Я вышел на крыльцо и пошёл по аллее к воротам. Я не оглядывался, но чувствовал, что она смотрит мне вслед. Только оказавшись за воротами, на пустынной просёлочной дороге, я сунул руку в карман. Пальцы нащупали сложенный вчетверо клочок пергамента. Я развернул его. На нём каллиграфическим почерком было выведено всего несколько слов: «Заброшенный склад в доках. Причал №7. Сегодня в полночь».

Астория. Тихая, незаметная Астория Малфой только что дала мне наводку. Она рисковала. Очень сильно рисковала. Значит, страх, который я увидел в глазах её мужа, был более чем реален. Они оба в ловушке.

Я трансгрессировал обратно в Лондон. Нужно было подготовиться. Полночь в доках — это классика жанра. Классическая засада. Я не знал, что меня там ждёт — информация или пуля в лоб. Скорее всего, и то, и другое.

Когда я уже подходил к своей конторе, из подворотни напротив выскочили двое. Они двигались быстро и слаженно, как хорошо натренированные хищники. На их лицах были простые чёрные маски, а в руках — палочки. Я успел только отпрыгнуть в сторону, когда мимо моего уха со зловещим шипением пронёсся луч тёмно-фиолетового цвета. Проклятие ударило в стену за моей спиной, оставив на кирпиче оплавленное чёрное пятно, от которого пошёл едкий дым.

Это были не уличные грабители. Это были профессионалы.

— Protego! — выкрикнул я, выставляя щит. Второе заклятие, зелёное и вязкое, как болотная жижа, разбилось о мою защиту, обдав меня брызгами липкой энергии.

Я ответил серией оглушающих заклятий. Они уворачивались, двигаясь с неестественной для людей скоростью. Один из них, тот что повыше, выкрикнул какое-то незнакомое мне заклинание. Воздух вокруг меня стал тяжёлым и вязким, словно я оказался под водой. Дышать стало трудно. Я отступил, отчаянно пытаясь удержать щит и одновременно сбросить с себя действие этих чар.

Второй нападавший воспользовался моментом и сократил дистанцию. Я увидел его глаза в прорезях маски — холодные, пустые. Он был совсем близко. Я ударил его ногой в колено, заставив потерять равновесие, и тут же послал в него Expelliarmus. Его палочка взлетела в воздух.

Но его напарник уже оправился. Луч режущего заклятия полоснул меня по руке. Острая боль обожгла плоть, плащ на рукаве мгновенно пропитался кровью. Я стиснул зубы. Боль отрезвила, придала ярости.

— Stupefy Maxima! — взревел я, вкладывая в заклинание всю свою силу.

Мощный поток красного света ударил нападавшего без палочки прямо в грудь. Его отбросило назад, и он мешком рухнул на мостовую. Второй, видя, что дело плохо, на мгновение замешкался. Этого мне хватило. Я послал в него простое, но эффективное заклинание, сбивающее с ног. Он споткнулся, и я тут же накрыл его оглушающим. Он рухнул рядом со своим товарищем.

Тяжело дыша, я подошёл к первому, которого оглушил. Раненую руку сводило от боли. Я сорвал с него маску.

Лицо было мне знакомо. Торнфинн Роули. Один из Пожирателей, участвовавших в нападении в Министерстве много лет назад. По официальным данным, он был убит во время финальной битвы за Хогвартс. Но сейчас он, живой и вполне реальный, лежал без сознания у моих ног.

Значит, Крюкохват был прав. Старые тени снова выползли на свет. И они не просто выползли — они охотились. Охотились на меня.

Дело только что перестало быть просто расследованием. Оно стало личным. И смертельно опасным. Я посмотрел на свою кровоточащую руку, потом на два тела на мостовой. Нужно было убираться отсюда, и как можно быстрее. Кто-то очень не хотел, чтобы я дожил до полуночи.

Боль была острой и настырной, как уличный торговец дешёвыми амулетами. Она пульсировала в предплечье, расползаясь горячими волнами по всему телу. Режущее заклятие Роули было грязным — оно не просто рассекло плоть, но и занесло в рану частички тёмной магии, которые мешали ей затянуться. Кровь пропитала рукав моего плаща и капала на грязные камни мостовой, смешиваясь с дождевой водой.

Я не стал задерживаться, чтобы полюбоваться на поверженных врагов. Такие, как Роули, редко работают вдвоём. Где-то рядом могли быть и другие. Стиснув зубы, я прижал раненую руку к груди и, петляя по задворкам, добрался до своей конторы. Каждый шаг отдавался тупой болью, голова кружилась от потери крови.

Заперев за собой дверь на все магические и маггловские замки, я рухнул в кресло. Комната поплыла перед глазами, серые стены начали плясать. Нужно было что-то делать, и быстро. Простые целительные чары не помогали. Я попробовал Episkey — рана лишь дёрнулась и продолжила сочиться тёмной, почти чёрной кровью. Vulnera Sanentur было слишком сложным заклинанием, чтобы исполнить его на себе одной рукой, особенно в таком состоянии. Я попытался перетянуть руку ремнём, но это лишь усилило боль.

Я понял, что не справлюсь. Упрямство и гордость — плохие помощники, когда ты истекаешь кровью в пыльной конторе над баром. Мунго отпадал — там зададут слишком много вопросов, на которые у меня не было ответов. Да и кто знает, сколько ушей Яксли было там. Оставался только один человек. Человек, которому я поклялся больше никогда не показывать свою слабость.

Судьба — злобная стерва с отвратительным чувством юмора.

Я с трудом дотянулся до стола и выдвинул ящик. На самом дне, под стопкой старых неоплаченных счетов, лежал он. Фальшивый галлеон. Наш старый способ связи со времён Отряда Дамблдора. Я не знал, хранит ли она свой. Возможно, давно выбросила, как и всё, что напоминало ей о прошлом, которое не вписывалось в её новую, блестящую жизнь. Но это был мой единственный шанс.

Сжимая монету в здоровой руке, я сосредоточился. Пальцы покалывало от магии. Я выдавил на ребре монеты одно-единственное слово: «Помоги». Дата и номер моей конторы изменились автоматически. Теперь оставалось только ждать. И надеяться.

Чтобы не отключиться, я потянулся к бутылке огневиски. Горлышко стукнуло о зубы, когда я сделал большой глоток. Жидкость обожгла горло, но на мгновение прояснила сознание. Я откинулся на спинку кресла, глядя в потолок, и ждал. Тишину нарушали только стук моего сердца и капающая на пол кровь.

Я не знаю, сколько прошло времени. Пять минут. Десять. Вечность. Я уже начал думать, что всё напрасно, что она не придёт. Что я так и сдохну здесь, в одиночестве, от руки воскресшего Пожирателя Смерти. Ироничный конец для «Мальчика-Который-Выжил».

И тут в дверь постучали. Тот же настойчивый, знакомый стук. Но на этот раз в нём не было официальной холодности. В нём была тревога.

— Гарри! Открой! Это я! — её голос пробился сквозь толстую дубовую дверь.

Собрав последние силы, я поднялся и, шатаясь, доковылял до двери. Повернул замок. Дверь распахнулась.

На пороге стояла Гермиона. Она была всё в том же строгом министерском костюме, но сейчас он выглядел неуместно. Её лицо было бледным, в широко раскрытых глазах плескался неподдельный страх. Профессиональная маска главы отдела разлетелась на мелкие осколки. Она увидела кровь на моём плаще, на полу, моё белое, как мел, лицо, и ахнула.

— Мерлин… Гарри, что случилось?

— Небольшие… разногласия с клиентом, — прохрипел я, и мои ноги подкосились.

Она подхватила меня, не дав упасть. Её руки, такие тонкие на вид, оказались на удивление сильными. Она втащила меня в комнату, захлопнула дверь и усадила обратно в кресло.

— Кто это был? — её голос дрожал от смеси ярости и беспокойства.

— Потом, — отмахнулся я. — Сначала… рука.

Гермиона опустилась на колени передо мной. Её взгляд был сосредоточенным и профессиональным, как у колдомедика на поле боя. Она осторожно разрезала рукав моего плаща и рубашки своей палочкой. Картина была неприглядной. Рваная рана, края которой почернели, а из глубины сочилась вязкая тёмная субстанция.

— Тёмная магия, — констатировала она, её губы сжались. — Кто-то очень хотел, чтобы ты больше не смог держать палочку.

Она тут же принялась за работу. Её палочка замелькала в воздухе, сплетая сложные узоры целительных заклинаний. Она шептала формулы, которые я слышал лишь в госпитале Мунго. Из кончика её палочки полился мягкий золотистый свет, который окутал мою руку. Боль начала отступать, сменяясь тёплым покалыванием. Я наблюдал за ней, как в тумане. За тем, как сосредоточенно она нахмурила брови, как прикусила нижнюю губу. В этот момент она не была чиновницей. Она была той самой Гермионой, которая штопала наши раны после каждой вылазки, после каждого боя. Моей Гермионой.

Она работала молча, и эта тишина была красноречивее любых слов. Когда основное проклятие было снято, она достала из своей сумочки, которая, очевидно, была заколдована на незримое расширение, флакон с бадьяном и несколько бинтов. Аккуратно промыла рану, её прикосновения были нежными и уверенными. Я вздрогнул, когда её пальцы коснулись моей кожи. Это было слишком интимное, слишком забытое ощущение.

Наложив повязку, она подняла на меня глаза. Страх в них сменился гневом.

— Ты идиот, Поттер. Безрассудный, самонадеянный идиот!

— Спасибо за комплимент, — слабо усмехнулся я. — Давно не слышал.

— Это не смешно! — она вскочила на ноги. — Тебя могли убить! Ты хоть понимаешь, во что ты ввязался?

— Я ввязался в то, во что ты меня втянула! — огрызнулся я, чувствуя, как возвращаются силы, а вместе с ними и старая злость. — Это твоё дело. Твои проблемы.

— Мои проблемы?! — она всплеснула руками. — А кто полез в Малфой-мэнор без всякой поддержки? Кто полез в драку с неизвестно кем посреди бела дня? Я просила тебя найти человека, а не изображать из себя героя боевика!

— Это был Роули, — бросил я. — Торнфинн Роули. Которого, если мне не изменяет память, мы похоронили после Битвы за Хогвартс.

Гермиона замерла. Её лицо снова стало бледным.

— Роули? Этого не может быть.

— Очень даже может. Он лежал без сознания в переулке в пятидесяти метрах отсюда. Живой. И очень злой.

Мы смотрели друг на друга в оглушительной тишине, нарушаемой лишь шумом дождя, который снова замолотил по крыше. Осознание всей серьёзности ситуации накрыло нас обоих. Это был не просто заговор коррумпированных чиновников. Это было что-то гораздо хуже. Что-то, связанное с воскресшими Пожирателями Смерти.

Гермиона устало опустилась на край моего стола. Она провела рукой по волосам, её идеальная причёска растрепалась.

— Что нам теперь делать? — спросила она тихо. Это был не приказ и не вопрос главы отдела. Это был вопрос напарника, который не знает, куда двигаться дальше.

— Для начала, — я кивнул на бутылку, — мне нужно выпить. И тебе, кажется, тоже не помешает.

Я поднялся, подошёл к шкафчику и достал второй, относительно чистый, стакан. Плеснул огневиски в оба. Протянул один ей. Она колебалась мгновение, но потом взяла.

Мы пили молча. Огневиски обожгло горло, но принесло странное успокоение. Мы были одни в этой маленькой, пыльной конторе, окружённые враждебным миром. Совсем как раньше.

— Почему ты ушёл, Гарри? — вдруг спросила она, глядя в свой стакан. — Тогда. Из Аврората. Из моей жизни.

Вопрос, который висел между нами пять лет. Тяжёлый, как могильная плита.

— Ты знаешь, почему.

— Я хочу услышать это от тебя, — она подняла на меня глаза. В них плескалась боль.

Я сделал ещё один глоток. Воспоминания, которые я так старательно топил в алкоголе, всплыли на поверхность.

* * *

Зал суда в Министерстве. Мрачный, холодный. На скамье подсудимых сидел Теодор Нотт. Его отец был одним из первых Пожирателей, а сам Теодор, хоть и не носил Метку, активно сотрудничал с режимом Кэрроу в Хогвартсе. Доказательств было достаточно, чтобы упрятать его в Азкабан на добрый десяток лет. Я сидел на месте свидетеля обвинения, готовый дать показания.

А потом выступила она. Гермиона. В строгой мантии представителя прокуратуры. И она предложила сделку. Нотт сдаёт имена двух высокопоставленных чиновников, которые тайно симпатизировали Волдеморту, а взамен получает условный срок и общественные работы.

Я не верил своим ушам. Я смотрел на неё, а она не смотрела на меня. Она смотрела на судей, на Нотта, куда угодно, только не на меня. Её голос был ровным, убедительным. Она говорила о «высшем благе», о «политической целесообразности», о «необходимости очистить само Министерство».

В тот вечер мы страшно поссорились. В нашей маленькой квартирке, которую мы сняли, полной надежд на будущее. Я кричал, что она предала всё, за что мы боролись. Что она торгуется с мразью, которая мучила наших друзей. Что она променяла память мёртвых на свою карьеру.

— Это не карьера, Гарри, это реальность! — кричала она в ответ, и по её щекам текли слёзы. — Мы не можем посадить всех! Нам нужны союзники, нам нужна информация, чтобы выкорчевать эту заразу изнутри! Ты живёшь в чёрно-белом мире, но он — серый! Он всегда был серым!

— Мой мир был цветным, пока я не увидел, как ты пожимаешь руку убийцам, — бросил я жестоко. И это были последние слова, которые я сказал ей перед тем, как собрать вещи и уйти. Я ушёл не только из квартиры. Я ушёл из Аврората. Я ушёл из её жизни. И мой мир действительно стал серым.

* * *

— Я видел, как ты становишься частью системы, которую я ненавидел, — сказал я глухо, возвращаясь в реальность. — Я видел, как ты меняешься. Как идеалы, за которые мы сражались, превращаются для тебя в разменную монету в политической игре. Я не мог быть рядом и смотреть на это.

Гермиона поставила стакан на стол. Её руки дрожали.

— А ты думал, мне это нравилось? — её голос был полон горечи. — Думал, мне было легко идти на эти сделки? Смотреть в глаза таким, как Нотт, и улыбаться им? Я делала это, потому что кто-то должен был. Потому что, пока ты, великий Гарри Поттер, мог позволить себе роскошь быть бескомпромиссным героем, кто-то должен был разгребать всю эту грязь, чтобы новый мир хоть как-то держался на ногах! Я делала это ради нас! Ради будущего, о котором мы мечтали!

— Будущего, в котором не осталось места для меня, — закончил я.

— Будущего, из которого ты сбежал! — её голос сорвался.

Она подошла ко мне вплотную. Мы стояли так близко, что я чувствовал тепло её дыхания. В её глазах стояли слёзы.

— Я потеряла тебя в тот день, Гарри. Я каждый день просыпалась и засыпала с мыслью, что я сделала не так. Что я должна была выбрать: тебя или дело всей моей жизни? И я не знала ответа.

И в этот момент все барьеры, которые мы так старательно выстраивали годами, рухнули. Вся боль, вся ярость, вся тоска, которая копилась в нас, нашла выход. Я не знаю, кто сделал первый шаг. Кажется, это был я. Я притянул её к себе, зарылся лицом в её волосы, вдыхая забытый, но такой родной запах. Она обвила руками мою шею, прижимаясь всем телом, словно боясь, что я снова исчезну.

А потом я её поцеловал.

Это был не тот нежный, полный надежд поцелуй с моста Ватерлоо. Это был поцелуй отчаяния и голода. Поцелуй двух израненных, одиноких людей, которые внезапно нашли друг в друге спасение. Он был солёным от её слёз и горьким от вкуса огневиски на моих губах. Я целовал её жадно, грубо, пытаясь вобрать в себя, запомнить, наверстать упущенные годы. Она отвечала мне с такой же отчаянной страстью. Её пальцы впились в мои плечи, мои руки блуждали по её спине, прижимая её ещё ближе.

Мы оторвались друг от друга, тяжело дыша. В полумраке комнаты, под шум дождя, её глаза казались огромными и тёмными. И в них я видел не главу отдела, не блестящего юриста, а просто женщину. Мою женщину.

Не говоря ни слова, я подхватил её на руки и понёс в маленькую спальню, примыкавшую к конторе. Она обвила меня ногами, продолжая целовать мою шею, плечи, шрам на лбу. Наша одежда летела на пол вперемешку с болью и недомолвками. Её кожа под моими пальцами была горячей и гладкой. Моя раненая рука тупо ныла, но я не обращал на это внимания. Сейчас существовали только мы.

Наша близость была не нежной. Она была яростной, почти животной. Это было не столько занятие любовью, сколько битва, попытка выбить друг из друга всю накопившуюся боль, заглушить пустоту. Каждый толчок был словом, которое мы не сказали. Каждый стон — признанием, которое мы не сделали. Мы двигались в рваном, отчаянном ритме, пытаясь найти забвение в телах друг друга.

А потом, когда шторм утих, мы лежали в темноте, слушая, как барабанит по крыше дождь. Гермиона лежала, положив голову мне на грудь. Её дыхание было ровным. Я гладил её волосы, и впервые за много лет чувствовал что-то, похожее на покой.

Одна ночь ничего не решала. Я это понимал. Утром мы снова станем чужими людьми, которых связывает опасное дело. Но сейчас, в этой темноте, под шум дождя, мы были вместе. И это было единственное, что имело значение.

Я закрыл глаза. И впервые за долгие годы мне не снились ни кошмары войны, ни серые улицы Лондона. Мне снилось что-то цветное. Что-то, похожее на синий шарф и яркое солнце над Темзой.

Утро просочилось в комнату сквозь щели в дешёвых жалюзи, окрасив пыльный воздух в бледно-серый цвет. Дождь прекратился, но тишина, которая повисла в конторе, казалась ещё более оглушительной, чем ночная буря. Я проснулся от ощущения тепла рядом. Гермиона спала, свернувшись калачиком и уткнувшись носом в моё плечо. Её лицо во сне было беззащитным, лишённым привычной строгости и контроля. Густые ресницы отбрасывали тёмные тени на щёки, а растрёпанные волосы разметались по подушке. Я смотрел на неё, и внутри шевельнулось что-то болезненно-нежное, чего я не чувствовал целую вечность.

Прошедшая ночь не была решением. Она была лишь передышкой, коротким и яростным прекращением огня в нашей личной войне. Я это понимал. Неловкость, которая неизбежно наступит, когда она проснётся, уже витала в воздухе, смешиваясь с запахом её кожи и вчерашнего огневиски. Но сейчас, в эти несколько тихих утренних мгновений, я позволил себе просто смотреть на неё и помнить. Помнить, каково это — не быть одному.

Моя раненая рука почти не болела, лишь тупо ныла под аккуратной повязкой. Гермиона пошевелилась во сне и что-то пробормотала. Я осторожно высвободился из её объятий, стараясь не разбудить, и поднялся с кровати. На полу была разбросана наша одежда — немые свидетели ночного шторма. Я подобрал свои вещи и тихо вышел в главную комнату.

Первым делом я заварил кофе. Настоящий, не ту бурду, что я обычно пил. У Гермионы в её бездонной сумочке, которую она оставила на столе, всегда находилась пачка хорошего молотого кофе. Одна из сотен её привычек, которые я, оказывается, помнил до мельчайших деталей. Аромат заполнил контору, немного разогнав призраков прошлого.

Я стоял у окна, глядя на просыпающийся Косой переулок, и думал о записке Астории Малфой. «Заброшенный склад в доках. Причал №7. Сегодня в полночь». «Сегодня» уже превратилось во «вчера». Я не пошёл. Нападение Роули и его напарника ясно дало понять, что это была ловушка. Или проверка. Возможно, Астория сама не знала, куда посылает меня. А возможно, она была частью игры. В мире больших денег и старых обид доверять нельзя было никому, даже женщине с печальными глазами.

Но теперь у меня не было выбора. Записка была единственной ниточкой, которая вела дальше. Идти туда в одиночку было бы самоубийством.

Дверь спальни тихо скрипнула. Гермиона вышла, запахнув на себе мою старую рубашку, которая была ей велика и доходила до середины бедра. Её волосы были влажными после наспех сотворённых водных чар, а на лице не было ни капли косметики. Она выглядела юной, почти такой же, как в Хогвартсе. Но взгляд был уже другим — взрослым, серьёзным и немного смущённым.

— Кофе? — спросил я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно более буднично.

Она кивнула, избегая смотреть мне в глаза.

— Да, пожалуйста.

Я налил ей чашку и протянул. Наши пальцы на мгновение соприкоснулись. Она отдёрнула руку, словно обжёгшись. Та самая неловкость, которой я так боялся, опустилась на нас тяжёлым занавесом.

— Нам нужно поговорить, — сказала она, сделав глоток.

— Знаю.

Мы сели за стол, каждый на своём краю, словно два противника перед началом переговоров.

— О прошлой ночи… — начала она, но я её перебил.

— О прошлой ночи мы поговорим потом. Когда всё это закончится. Если мы доживём. Сейчас у нас есть дела поважнее.

Я выложил на стол сложенный вчетверо клочок пергамента, который дала мне Астория. Гермиона взяла его, прочитала. Её брови сошлись на переносице.

— Астория Малфой? Ты уверен, что ей можно доверять?

— Нет, — честно ответил я. — Но Драко боится. Я видел это в его глазах. Он боится тех, кто стоит за всем этим. Возможно, его жена пытается найти выход. Или это изощрённая ловушка. В любом случае, это наш единственный след.

— Ты не пошёл туда вчера, — это был не вопрос, а утверждение.

— Меня немного задержали, — я кивнул на свою перевязанную руку. — Роули и его приятель явно не хотели, чтобы я успел на встречу. Это значит, что на этом складе есть что-то важное. Что-то, что они так отчаянно охраняют.

Гермиона задумчиво посмотрела на записку. Её аналитический ум уже заработал на полную мощность.

— Если это ловушка, они будут ждать нас. Если это не ловушка, они всё равно будут там, потому что теперь знают, что мы знаем об этом месте. В любом случае, идти туда вдвоём через парадный вход — безумие.

— У тебя есть идеи получше? — спросил я.

Она на мгновение задумалась, постукивая ногтем по чашке.

— Да, — её глаза блеснули. — Мы не пойдём туда. Мы заглянем туда. Помнишь, что сказал твой информатор? Темпоральный скальпель. Он позволяет вырезать фрагменты прошлого. Что, если Перкинс сделал то же самое? Что, если он оставил для себя «резервную копию» того, что нашёл на этом складе? Он был параноиком, такие люди всегда делают бэкапы.

Идея была блестящей. Настолько блестящей, что могла принадлежать только Гермионе.

— Но где он мог это спрятать? — спросил я. — Устройство и архив, скорее всего, у его убийц.

— Не обязательно. Он мог создать несколько таких «фрагментов». Или спрятать ключ к их местонахождению. Нужно вернуться в его квартиру. Мы что-то упустили. Что-то маленькое, незаметное. То, что не выглядит как хранилище информации.

Мы быстро собрались. Гермиона с помощью палочки привела в порядок свою одежду, и вот она снова была главой отдела — строгой и собранной. Только тень усталости в глазах и чуть припухшие губы выдавали события прошлой ночи. Мы трансгрессировали в тот же переулок у набережной и через пару минут снова стояли перед дверью в квартиру Перкинса.

На этот раз мы не стали взламывать замок. Гермиона приложила палочку к двери и прошептала несколько длинных, сложных заклинаний. Защитные чары на двери замерцали и погасли.

— Анализ на наличие следящих заклинаний, — пояснила она на мой вопросительный взгляд. — Чисто. По крайней мере, пока.

Внутри всё было так же стерильно и безжизненно, как и в мой первый визит. Но теперь мы смотрели на всё по-другому. Мы искали не улики, а аномалии. Что-то, что не вписывалось в идеальный порядок этого дома-музея.

Мы разделились. Я снова пошёл в кабинет, а Гермиона принялась методично осматривать гостиную. Я проверял каждую книгу на полках, каждую папку с бумагами в ящиках стола. Всё было на своих местах. Счета, выписки, рабочая документация. Ничего личного. Ничего, что указывало бы на тайную жизнь.

— Гарри, иди сюда! — позвала она из гостиной.

Я вошёл и увидел её стоящей посреди комнаты и смотрящей на камин. Над камином висела единственная картина в доме — унылый пейзаж с изображением какого-то шотландского озера.

— Что такое?

— Эта картина, — сказала Гермиона. — Она висит криво. На полсантиметра.

Я присмотрелся. Действительно, правый верхний угол был чуть ниже левого. В обычном доме на это никто бы не обратил внимания. Но в доме Арчибальда Перкинса, где каждая книга стояла под линейку, это было всё равно что надпись «КЛАД ЗДЕСЬ», сделанная метровыми буквами.

Я осторожно снял картину со стены. За ней была обычная стена, покрытая обоями. Никакого сейфа, никакой ниши.

— Ничего, — разочарованно сказал я.

— Подожди, — Гермиона подошла ближе и провела рукой по стене за картиной. — Здесь. Чувствуешь?

Я прикоснулся к обоям. В одном месте они были чуть теплее, чем в остальных. И под пальцами ощущалась слабая, едва уловимая вибрация.

Гермиона достала палочку.

— Aparecium Specialis, — прошептала она.

На поверхности обоев начали проступать тонкие, как паутинки, серебряные руны. Они сплетались в сложный узор, образуя круг. Это были скрывающие чары высочайшего уровня.

— Он спрятал это на самом видном месте, — с восхищением пробормотала Гермиона. — И защитил так, что обычные аврорские поисковые заклинания просто скользят по поверхности, не замечая ничего. Гениально.

Она начала работать, распутывая магический узел. Это было похоже на работу взломщика сейфов. Она шептала заклинания, поворачивала палочку под определённым углом, прислушиваясь к отклику магии. Я стоял рядом, готовый в любой момент прикрыть её, если сработает какая-нибудь защитная ловушка.

Наконец, с тихим щелчком, руны погасли. Участок стены перед нами стал прозрачным, открывая небольшую полость. Внутри, на бархатной подложке, лежала шкатулка из тёмного дерева.

Мы переглянулись. Гермиона осторожно достала шкатулку и поставила её на кофейный столик. Она была не заперта. Дрожащими руками Гермиона подняла крышку.

Внутри оказалось то, что мы искали. Не сам «скальпель», а его плоды. Несколько десятков тонких, как стекло, пластинок, похожих на предметные стёкла для микроскопа. Каждая из них тускло светилась изнутри. И рядом лежал дневник в кожаном переплёте.

Я взял дневник. Почерк Перкинса был мелким, убористым, как у всех педантов. Я открыл последнюю запись.

«17 октября.

Я нашёл. Наконец-то я нашёл! Мои подозрения подтвердились. Схема гораздо масштабнее, чем я думал. Это не просто коррупция. Это заговор. Яксли и его приспешники… они не просто отмывают деньги. Они используют конфискованные у Пожирателей Смерти тёмные артефакты. Они не уничтожают их, как предписано законом. Они их модифицируют, изучают, создают на их основе новое, нелегальное оружие. И продают его… кому, я пока не знаю. Но я видел их на складе в доках. Видел своими глазами. С помощью „Ока времени“. Я сделал несколько срезов. Доказательства у меня. Они не знают, что я знаю. Но они чувствуют. Яксли сегодня смотрел на меня в коридоре. В его глазах я видел смерть. Нужно спрятать архив. Нужно передать его кому-то, кому можно доверять. Но кому? В Министерстве все либо куплены, либо запуганы. Поттер? Он ушёл, разочаровался во всём. Но он единственный, кто не продастся. Нужно найти способ связаться с ним. Если со мной что-то случится, ключ к архиву…»

Запись обрывалась.

— Мерлин… — выдохнула Гермиона, заглядывая мне через плечо. — Он всё знал.

— И они убили его прежде, чем он успел что-то сделать, — закончил я. — И теперь они ищут это.

Я посмотрел на стеклянные пластинки. Это и был архив Перкинса. Доказательства, которые могли разрушить карьеру, а то и жизнь, одного из самых влиятельных людей в Министерстве.

— Нам нужно это просмотреть, — сказала Гермиона. — Нам нужен омут памяти.

— В моём офисе есть старый таз, который сгодится, — мрачно пошутил я.

— Нет. Это слишком опасно. Нам нужно безопасное место, где мы сможем всё изучить. Моя квартира отпадает, она наверняка под наблюдением. Твоя контора тоже.

Мысли лихорадочно метались в голове. Куда мы могли пойти? Где нас не станут искать? Ответ пришёл сам собой. Место, полное призраков, но защищённое самой мощной магией. Место, которое принадлежало мне.

— Я знаю одно место, — сказал я. — Оно тебе не понравится.

Гермиона посмотрела на меня вопросительно.

— Площадь Гриммо, двенадцать.

На её лице отразилась целая гамма чувств: удивление, неприязнь и, наконец, понимание. Дом Блэков. Штаб-квартира Ордена Феникса. Место, где мы провели столько времени во время войны. Место, которое мы оба старались забыть.

— Ты прав, оно мне не нравится, — тихо сказала она. — Но ты прав и в другом. Это самое безопасное место в Лондоне.

Мы быстро собрали всё — дневник, стеклянные пластинки, даже пустую шкатулку. Нельзя было оставлять никаких следов. Перед уходом Гермиона восстановила скрывающие чары на стене и даже повесила картину на место, идеально её выровняв.

Мы вышли из дома Перкинса и трансгрессировали. Мир снова сжался и выплюнул нас в знакомом, запущенном сквере на площади Гриммо. Дома под номерами одиннадцать и тринадцать сдвинулись, пропуская вперёд обшарпанный, покрытый копотью фасад дома номер двенадцать. Он выглядел ещё более заброшенным, чем я его помнил.

Я толкнул скрипучую дверь. В нос ударил знакомый запах пыли, сырости и застарелой магии. Мы вошли, и дверь за нами захлопнулась, отрезая нас от остального мира. Мы были в безопасности. Но в то же время — в ловушке, наедине с призраками нашего общего прошлого. И с фрагментами чужого, которые могли нас убить.

Площадь Гриммо встретила нас молчанием и толстым слоем пыли. Воздух был спёртым, тяжёлым, пропитанным запахами тлена и угасших надежд. Каждый скрип половицы под ногами звучал как стон призрака. Я почти ожидал, что из темноты холла выскочит портрет Вальбурги Блэк и начнёт изрыгать свои обычные проклятия в адрес «предателей крови, грязнокровок и мерзавцев». Но шторы на её портрете были плотно задёрнуты, и даже она, казалось, устала от вечного гнева.

Гермиона стояла посреди холла, сжимая в руках шкатулку с архивом Перкинса. Её лицо было напряжённым. Она, как и я, чувствовала давящую атмосферу этого дома. Слишком много воспоминаний, хороших и плохих, было заперто в этих стенах.

— Кричер! — позвал я в пустоту.

Раздался тихий хлопок, и перед нами появился старый домовой эльф. Он выглядел ещё более древним и сморщенным, чем я его помнил. Фальшивый медальон-крестраж всё ещё висел на его тощей шее — он наотрез отказывался с ним расставаться. Увидев меня, он изобразил нечто вроде поклона. Увидев Гермиону, презрительно фыркнул.

— Хозяин вернулся, — проскрипел он. — И привёл с собой грязнокровку. Дом не рад.

— Кричер, прекрати, — устало сказал я. — Разожги огонь в камине в гостиной. И принеси нам что-нибудь поесть. Мы здесь надолго.

Эльф недовольно проворчал что-то себе под нос про осквернение благородного дома Блэков, но с очередным хлопком исчез, чтобы исполнить приказ.

— Он никогда не изменится, — тихо сказала Гермиона, провожая его взглядом.

— Некоторые вещи не меняются, — ответил я, и мы оба поняли, что речь идёт не только о старом эльфе.

Мы прошли в гостиную. Это была длинная, мрачная комната с высоким потолком, увешанным паутиной. Мебель была накрыта белыми саванами простыней. Я сдёрнул покрывало с дивана и пары кресел, подняв в воздух облако пыли. Через мгновение в камине вспыхнул огонь, бросая на стены пляшущие, уродливые тени. Комната немного ожила, но не стала уютнее.

Кричер принёс поднос с сэндвичами и кувшином тыквенного сока. Еда была простой, но мы оба были голодны и набросились на неё, забыв о приличиях. Мы ели молча, сидя у огня. Каждый думал о своём, но мысли наши текли в одном направлении. Мы были в бегах. Беглецы, как во времена нашей юности. Только теперь враг был не сумасшедшим тёмным лордом с армией фанатиков. Теперь враг был частью системы, которую мы когда-то защищали. Он носил респектабельную мантию и сидел в кабинете с видом на главный атриум Министерства. И это было гораздо страшнее.

Когда с едой было покончено, Гермиона решительно поставила шкатулку на стол.

— Пора.

Я принёс из кухни большой каменный таз, который раньше служил для замачивания белья. Не омут памяти из кабинета Дамблдора, конечно, но для наших целей вполне годился. Я наполнил его водой и добавил несколько капель из флакона, который Гермиона, разумеется, нашла в своей сумочке. Вода в тазу замерцала и стала похожа на расплавленное серебро.

Гермиона взяла одну из стеклянных пластинок. Она светилась слабым, пульсирующим светом.

— Судя по пометкам в дневнике Перкинса, это один из первых «срезов», — сказала она. — Кабинет Яксли. Две недели назад.

Она осторожно опустила пластинку в воду. Поверхность омута пошла рябью, а затем в его глубине начало формироваться изображение. Мы, не сговариваясь, наклонились над тазом и погрузили лица в клубящуюся дымку.

* * *

Мир вокруг нас сменился. Мы стояли в углу роскошного кабинета. Обстановка кричала о власти и деньгах: массивный стол из чёрного дерева, кожаные кресла, на стенах — гобелены, изображающие победы каких-то древних волшебников над драконами. За столом сидел Корбан Яксли. Годы не пощадили его: лицо избороздили глубокие морщины, волосы поредели, но взгляд маленьких свинячьих глазок остался таким же холодным и жестоким.

В кабинет вошёл Драко Малфой. Он выглядел нервным, его обычная лощёная самоуверенность куда-то испарилась. Он не сел, остался стоять перед столом Яксли, как провинившийся школьник.

— Ты принёс то, что я просил? — голос Яксли был вкрадчивым, но в нём чувствовалась сталь.

— Да, — Малфой положил на стол небольшой свёрток. — Это последняя партия. Больше я достать не смогу. Слишком рискованно.

Яксли развернул свёрток. Внутри лежало несколько тёмных, зазубренных кристаллов, которые испускали слабое, нездоровое свечение.

— Не сможешь? — Яксли усмехнулся. — Драко, Драко… ты забываешь своё место. Твоя семья на свободе только благодаря моей доброй воле. Я вытащил тебя и твоего отца из той дыры, в которую вас засадил Поттер и его дружки. Одно моё слово — и аудиторы из Отдела магического правопорядка найдут в твоих «легальных» поставках столько интересного, что тебе и твоей жёнушке хватит на пожизненное в Азкабане.

Малфой побледнел.

— Я всё понимаю, Корбан. Но запасы артефактов в мэноре не бесконечны. Мы отдали почти всё.

— Значит, найдёшь ещё, — отрезал Яксли, пряча кристаллы в ящик стола. — Мне нужны компоненты для «Проекта „Химера“». И ты мне их достанешь. А теперь иди. И постарайся в следующий раз выглядеть не так, будто собираешься на собственную казнь. Это привлекает ненужное внимание.

Малфой, не говоря ни слова, развернулся и вышел. Яксли проводил его презрительным взглядом, а потом поднял что-то вроде маггловского телефона, но сделанное из дерева и кости.

— Роули? — сказал он в трубку. — Наш блондинчик начинает нервничать. Присмотрите за ним. И за его милой жёнушкой тоже. Она не должна делать глупостей.

* * *

Воспоминание растворилось. Мы вынырнули из омута, тяжело дыша.

— Так вот оно что, — прошептала Гермиона, её лицо было белым как полотно. — Он шантажирует Малфоя. Заставляет его поставлять компоненты из старых запасов Пожирателей.

— «Проект „Химера“», — повторил я. — Звучит не очень дружелюбно. И Яксли не просто так упомянул твой отдел, Гермиона. Он твой непосредственный начальник, не так ли?

Гермиона села в кресло, закрыв лицо руками.

— Да. Кингсли назначил его моим заместителем после реструктуризации. Говорил, что нужно соблюдать баланс сил, давать шанс бывшим… оступившимся. Я была против, но меня никто не слушал. Он имеет доступ ко всем моим делам. Ко всем расследованиям.

Она подняла на меня глаза, полные отчаяния.

— Гарри, я работаю на одного из тех, кого мы поклялись уничтожить. Я каждый день пожимаю ему руку, отчитываюсь перед ним. Я знала, что он скользкий тип, но чтобы такое…

— Ты не знала, — твёрдо сказал я. — Никто не знал. Кроме Перкинса.

Мы просмотрели ещё несколько «срезов». Картина становилась всё более ясной и всё более ужасающей. Вот Яксли встречается с какими-то подозрительными личностями в капюшонах в Лютном переулке, передавая им кейс. Вот он в тайной лаборатории, расположенной, судя по всему, на том самом складе в доках, наблюдает за испытанием какого-то нового заклинания, которое превращает подопытного кролика в визжащую, искажённую массу плоти. «Химера» — это было не просто оружие. Это было нечто чудовищное.

Последняя пластинка была помечена как «Склад. Прошлый вторник».

— Это за день до его исчезновения, — сказала Гермиона.

Мы снова погрузились в омут.

* * *

На этот раз мы оказались в огромном, гулком помещении склада. Вдоль стен стояли ящики и контейнеры. В центре была оборудована лаборатория. Сам Перкинс, невидимый для окружающих, стоял в углу, и мы видели происходящее его глазами.

Яксли разговаривал с Роули и ещё одним Пожирателем, которого я узнал — это был Антонин Долохов, ещё один «покойник». Они стояли у большого контейнера.

— Всё готово к отправке, — докладывал Долохов. — Покупатель прибудет через два дня. Оплата, как договаривались.

— Отлично, — кивнул Яксли. — А что с нашей маленькой проблемой? С нашим любопытным коллегой из Отдела Тайн?

— Мы занимаемся им, — ответил Роули. — Он что-то подозревает, суёт свой нос куда не следует. Думаю, пора с ним заканчивать. Тихо и без шума.

— Сделайте это, — приказал Яксли. — И найдите всё, что он успел накопать. Весь его архив. Мы не можем рисковать. После этой сделки мы заляжем на дно. Но если информация Перкинса всплывёт, нам всем конец.

В этот момент Перкинс, видимо, сделал какое-то неосторожное движение. Долохов резко обернулся, его взгляд впился прямо в то место, где мы «стояли».

— Что это было? — прошипел он.

— Показалось, — отмахнулся Яксли.

Но Долохов достал палочку.

— Нет. Я почувствовал. Магический всплеск. Очень слабый, но он был. Здесь кто-то есть. Homenum Revelio!

Волна магии прошла сквозь нас. Перкинс, должно быть, понял, что его обнаружили. Воспоминание резко оборвалось, и нас выкинуло обратно в реальность.

— Они его заметили, — выдохнул я. — На следующий день они пришли за ним.

Мы сидели в тишине, переваривая увиденное. Теперь у нас были все доказательства. Весь расклад. Яксли — глава преступного синдиката из бывших и «воскресших» Пожирателей. Они создают новое оружие и готовятся продать его какому-то таинственному покупателю. Малфой — их пешка, запуганная и сломленная. А мы с Гермионой — единственные, кто об этом знает. И теперь мы заперты в этом доме, а за его стенами на нас идёт охота.

Внезапно в камине вспыхнуло зелёное пламя. Мы оба вскочили, выхватив палочки. Из огня показалась голова. Невилл Лонгботтом. Его лицо было встревоженным.

— Гарри! Гермиона! Слава Мерлину, я вас нашёл!

— Невилл? Как ты?.. — начал я, но он меня перебил.

— Нет времени объяснять! В Министерстве переполох! Яксли только что инициировал экстренное заседание. Он объявил Гермиону предательницей!

Гермиона замерла, её лицо стало каменным.

— Что? На каком основании?

— Он утверждает, что обнаружил доказательства её связи с нелегальной организацией, торгующей тёмными артефактами! Говорит, что она использовала своё служебное положение, чтобы прикрывать их! Он представил какие-то поддельные документы, переписку… Всё выглядит очень убедительно. Выдан ордер на твой арест, Гермиона! Авроры уже ищут тебя по всему городу!

Мышеловка захлопнулась. Яксли нанёс удар первым. Он не просто защищался — он перешёл в наступление, используя свой пост и влияние. Он превратил Гермиону из обвинителя в обвиняемую.

— И это ещё не всё, — с трудом проговорил Невилл. — Он объявил тебя, Гарри, её сообщником. Опасным, вооружённым преступником. За твою поимку назначена награда.

Голова Невилла исчезла так же внезапно, как и появилась. Мы остались одни в мрачной гостиной, которая внезапно перестала быть убежищем и превратилась в тюрьму. Теперь мы не просто беглецы. Мы — враги государства номер один. Вся мощь Министерства Магии, все авроры, все информаторы — все они теперь будут искать нас.

Гермиона медленно опустилась в кресло. Она выглядела раздавленной.

— Он всё продумал, — прошептала она. — Пока мы прятались здесь, он нас уничтожил. Никто не поверит нам теперь. У нас есть доказательства, но мы не можем их никому показать. Любой, к кому мы обратимся, будет обязан нас арестовать.

Она была права. Мы оказались в безвыходной ситуации. Запертые в старом доме, с компроматом, который теперь был бесполезен, и со всем волшебным миром, считающим нас преступниками.

Внезапно в кармане у Гермионы что-то завибрировало. Она достала маленький, изящный предмет, похожий на зеркальце.

— Что это? — спросил я.

— Служебный коммуникатор, — ответила она. — Прямая связь с моим отделом. Я думала, я его отключила…

На поверхности зеркальца появилось лицо. Молодой аврор, которого я не знал. Его взгляд был испуганным.

— Мэм! Глава отдела Грейнджер! Вы меня слышите? — зашептал он, оглядываясь по сторонам. — Не отвечайте! Просто слушайте! Яксли всё врёт! Мы, несколько человек, мы вам верим! Он только что отдал приказ штурмовой группе. Они засекли всплеск магии по вашему старому каналу связи с Лонгботтомом! Они знают, где вы! Они будут у вас через десять минут! Бегите!

Изображение погасло.

Десять минут. У нас было десять минут, чтобы исчезнуть из самого защищённого дома в Лондоне, прежде чем его начнут брать штурмом авроры. Мы были в ловушке. И стены этой ловушки сжимались с каждой секундой.

Десять минут. Эта цифра повисла в затхлом воздухе гостиной, как приговор палача. Десять минут до того, как на площадь Гриммо обрушится вся мощь Аврората. Десять минут, чтобы найти выход из самой надёжной ловушки в мире. Паника, холодная и липкая, попыталась вцепиться мне в горло, но я не дал ей. Страх был роскошью, которую мы не могли себе позволить.

— Он не мог засечь этот дом, — сказал я, скорее для себя, чем для Гермионы. — Фиделиус всё ещё действует. Они знают, что мы где-то в этом районе, но не точное место.

— Они оцепят весь квартал, — голос Гермионы был ровным, в нём снова зазвенела сталь. Шок прошёл, уступив место ледяной решимости. — Установят антитрансгрессионные и антипортальные барьеры. Через парадную дверь нам не уйти. Мы будем как крысы в банке.

Она была права. Нам нужно было не просто убежище, а способ выбраться из него. Мы стояли посреди мрачной гостиной, и старый дом Блэков, который ещё полчаса назад казался спасением, теперь превратился в нашу гробницу.

— Должен быть другой выход, — я начал лихорадочно соображать, прокручивая в голове всё, что я знал об этом доме. — Тайные ходы, лазейки… Сириус когда-то упоминал о них. Говорил, что его предки были параноиками и всегда оставляли себе пути к отступлению.

— Где архив? — Гермиона уже мыслила на шаг вперёд.

Я кивнул на таз с мерцающей водой.

— Не можем же мы таскать его с собой.

— Нужно скопировать информацию. Перенести её на более компактный носитель, — она достала из своей сумочки пустой кристалл памяти. — Я могу начать процесс переноса, но это займёт время. Минут пять, не меньше. А нам нужно искать выход.

— Я займусь выходом, ты — архивом, — решил я. — Кричер!

Старый эльф появился с тихим хлопком. В его огромных глазах плескалась смесь страха и злорадства. Он наверняка слышал разговор по каминной сети.

— Хозяин звал? — проскрипел он.

— Да. Мне нужны все тайные ходы из этого дома. Все лазы, о которых ты знаешь. Немедленно!

Кричер скривился.

— Кричер не может. Кричер давал клятву старой хозяйке не выдавать секреты благородного дома Блэков всяким… — он покосился на Гермиону.

— Твоя старая хозяйка мертва уже много лет! — рявкнул я. — А я твой нынешний хозяин! И я приказываю тебе! Если ты не поможешь, нас всех схватят авроры, и этот дом снова будет осквернён их грязными сапогами. Ты этого хочешь?

Последний аргумент подействовал. Мысль о том, что авроры будут топтаться по священным полам, была для него страшнее любого приказа.

— Есть один ход, — нехотя пробурчал он. — Старый, ещё со времён первого Блэка. Он ведёт из подвалов далеко за пределы площади. В старую канализацию под Лютным переулком. Но он не использовался сотни лет. Он может быть опасен.

— Веди! — приказал я.

Пока Кричер семенил в сторону кухни, откуда был вход в подвал, я обернулся к Гермионе. Она уже склонилась над омутом памяти, её палочка вычерчивала в воздухе сложные рунические узоры. Серебряные нити воспоминаний тянулись из таза, вплетаясь в структуру кристалла, который она держала в другой руке. Её лицо было сосредоточенным, на лбу выступили капельки пота. Это была ювелирная работа, требующая колоссальной концентрации.

— У тебя получится? — спросил я шёпотом.

— Должно, — не отрываясь, ответила она. — Иди. Проверь путь. У нас мало времени.

Я кивнул и последовал за Кричером. Мы спустились по скрипучей лестнице в подвал. Здесь было холодно и сыро, пахло землёй и вином, которое давно превратилось в уксус. В свете моей палочки плясали тени от пустых стеллажей и бочек.

— Сюда, хозяин, — прошамкал эльф, указывая на дальнюю стену.

На первый взгляд, это была просто каменная кладка. Но Кричер нажал на один из камней, который, казалось, ничем не отличался от других. Раздался скрежет, и часть стены медленно отъехала в сторону, открывая тёмный, узкий проход. Из него пахнуло вековой пылью и гнилью.

— Он обвалился во многих местах, — предупредил Кричер. — И там могут быть старые ловушки, которые Кричер не может обезвредить.

— Ясно. Жди здесь.

Я шагнул в проход. Он был узким, едва хватало места, чтобы не задевать плечами влажные, склизкие стены. Я шёл, держа палочку перед собой. Воздух был тяжёлым, дышать было трудно. Через пару десятков метров я наткнулся на первую проблему — завал. Огромные валуны перегораживали путь.

— Reducto! — заклинание разбило один из камней на мелкие осколки, но подняло такое облако пыли, что я закашлялся. Работать нужно было тише. Я использовал левитационные чары, осторожно поднимая камни один за другим и перемещая их в сторону. Это отнимало силы и драгоценное время.

Снаружи, наверху, послышался отдалённый гул. Затем — серия громких хлопков. Авроры. Они начали прибывать. Оцепление сжималось.

Я ускорил темп. За первым завалом последовал второй, поменьше. Потом я чуть не угодил в ловушку — нажимная плита на полу, которая наверняка активировала бы какое-нибудь смертельное проклятие. Мой опыт аврора и инстинкты, отточенные годами, помогли её заметить. Я перепрыгнул через неё, сердце колотилось где-то в горле.

Туннель начал уходить глубже под землю. Я чувствовал, как слабеет магия дома, и как нарастает давление внешнего мира. Наконец, я увидел впереди решётку, за которой слышался шум текущей воды. Канализация. Путь был свободен. Он был опасным, но проходимым.

Я помчался обратно. Когда я ворвался в гостиную, Гермиона как раз заканчивала. Последняя серебряная нить втянулась в кристалл, который теперь ярко светился ровным белым светом. Вода в тазу снова стала обычной.

— Готово! — выдохнула она, её лицо было бледным от напряжения. Она протянула мне кристалл. Я сунул его во внутренний карман плаща. Он был тёплым.

— Путь есть, — быстро сказал я. — Но нам нужно торопиться.

В этот момент весь дом содрогнулся. С потолка посыпалась штукатурка. Снаружи раздался оглушительный грохот, словно ударил таран.

— Они начали пробивать защитный периметр Фиделиуса! — воскликнула Гермиона. — Это невозможно! Такую защиту нельзя сломить силой!

— Яксли использует что-то новое. Что-то из «Проекта „Химера“», — догадался я. — У нас не осталось времени. Бежим!

Мы бросились к подвалу. Кричер ждал нас у входа в туннель.

— Кричер не может идти с хозяином, — проскрипел он. — Кричер должен остаться. Защищать дом.

— Кричер, это приказ! — начал было я, но Гермиона меня остановила.

— Он прав, Гарри. Если он останется, он сможет их задержать. Создать иллюзию, что мы всё ещё здесь. Это даст нам несколько лишних минут.

Она посмотрела на старого эльфа с уважением, которого я никогда раньше не видел в её взгляде.

— Спасибо, Кричер, — сказала она тихо.

Эльф удивлённо моргнул, но ничего не ответил. Просто кивнул.

Мы нырнули в тёмный проход. Стена за нами с тем же скрежетом встала на место. Мы остались в полной темноте, отрезанные от дома. Я зажёг палочку.

— Сюда! Быстрее!

Мы бежали по узкому туннелю. Я впереди, расчищая путь и обезвреживая ловушки, Гермиона — за мной, готовая прикрыть спину. Дом над нами трясло всё сильнее. Грохот нарастал. Я слышал крики авроров и треск ломающихся заклятий. Кричер, должно быть, устроил им «тёплый» приём.

Вот и первый завал.

— Wingardium Leviosa! — мы работали в паре, наши палочки двигались синхронно. Камни поднимались в воздух и отлетали в стороны. Мы действовали как единый, хорошо отлаженный механизм. Все старые обиды, вся неловкость были забыты. Сейчас мы были просто напарниками, борющимися за свою жизнь. Её мозг и мой боевой опыт.

Мы миновали ловушку, я предупредил Гермиону, и мы перепрыгнули через опасную плиту. Второй завал. Грохот сверху стал таким сильным, что с потолка туннеля посыпались земля и камни.

— Он рушится! — крикнула Гермиона.

— Ещё немного! — подбодрил я её. — Я вижу решётку!

Последние метры мы бежали, уворачиваясь от падающих камней. Я подбежал к решётке. Она была сделана из толстых железных прутьев, покрытых ржавчиной и слизью. Замок был огромным и древним.

— Alohomora! — заклинание отскочило от замка, не причинив ему вреда.

— Он защищён от простой магии! — крикнула Гермиона сквозь грохот. — Дай мне!

Она прикоснулась палочкой к замку, её глаза были закрыты. Она шептала что-то на древнем языке, который я не понимал. Это были контрзаклятия, распутывающие ржавые магические нити. Туннель за нашими спинами начал обваливаться. Огромный валун рухнул всего в паре метров от нас.

— Быстрее! — поторопил я.

Раздался громкий щелчок. Замок поддался. Я навалился на решётку плечом. Она с оглушительным визгом открылась, и мы вывалились на скользкий каменный пол широкого канализационного коллектора. За нашими спинами проход окончательно обрушился, погребая под собой все пути к отступлению.

Мы были свободны. Но наша свобода пахла нечистотами и безысходностью. Мы стояли по щиколотку в мутной, дурно пахнущей воде. Тусклый свет пробивался откуда-то сверху, из редких решёток ливневой канализации.

— Куда теперь? — спросила Гермиона, отряхивая мантию.

— Подальше отсюда, — ответил я. — Это канализация под Лютным переулком. Мы можем выбраться где-нибудь там и затеряться.

Мы пошли по течению, стараясь держаться ближе к стене. Каждый шорох заставлял нас вздрагивать. Теперь врагом был не только Яксли и его ручные авроры. Врагом был каждый, кто мог нас узнать.

Пробираясь по тёмным, вонючим туннелям, мы вернулись к планированию. Наш единственный козырь — архив Перкинса — был у нас. Но он был бесполезен, пока мы были преступниками.

— Нам нужно его обнародовать, — сказала Гермиона, её голос гулко отдавался от сводчатых потолков. — Но как? «Ежедневный пророк» в кармане у Министерства. Рита Скитер напишет всё, что ей прикажет Яксли.

— Есть «Придира», — предложил я. — Ксенофилиус Лавгуд всегда был на нашей стороне.

— Яксли его дискредитирует за пять минут, — возразила Гермиона. — Его назовут сумасшедшим, печатающим выдумки беглых преступников. Нет, нам нужно что-то более надёжное. Нам нужно проникнуть в само Министерство.

Я остановился и посмотрел на неё, как на сумасшедшую.

— Ты предлагаешь вернуться в пасть льва? Они нас там ждут. Атриум кишит аврорами.

— Не обязательно входить через парадный вход, — её глаза снова загорелись знакомым авантюрным блеском. — Помнишь, как мы проникали туда за медальоном? Оборотное зелье. Тайные ходы, о которых знают только единицы. Мы можем пробраться в отдел вещания и транслировать содержимое кристалла на всю магическую Британию. Через каминную сеть, через магические радиоприёмники. Устроить им такой скандал, от которого они не отмоются.

План был безумным. Дерзким. Опасным. Но он был единственным.

— Хорошо, — согласился я. — Ограбление Министерства. Звучит в нашем стиле. Но для этого нам понадобится подготовка. Ингредиенты для Оборотного зелья, волосы тех, в кого мы будем превращаться, точный план здания…

— Я всё достану, — уверенно сказала Гермиона. — Я знаю, к кому обратиться за ингредиентами. И у меня в голове хранится план каждого этажа Министерства.

Мы выбрались из канализации через одну из решёток в самом тёмном и глухом закоулке Лютного переулка. Ночь уже опустилась на город. Мы стояли, грязные, уставшие, но полные решимости. Мы были загнаны в угол, но мы не собирались сдаваться.

— Сначала нам нужно где-то переждать, — сказал я. — Нам нужно новое убежище. Безопасное.

Гермиона кивнула.

— Думаю, я знаю одно место. Маггловский Лондон. Маленький отель, где никто не будет задавать вопросов.

Мы шли по ночным улицам, стараясь держаться в тени. Мы были двумя призраками в чужом городе, объявленные вне закона. Но теперь у нас был план. Безумный, почти невыполнимый, но план. И мы были вместе. А значит, у нас был шанс.

Маггловский Лондон принял нас в свои равнодушные объятия. Мы растворились в нём, как две капли дождя в луже на асфальте. Гермиона привела нас в крошечный, обшарпанный отель под названием «Приют путника» где-то в районе Паддингтона. Название было до смешного точным. Воздух в вестибюле был пропитан запахом карри и дешёвых сигарет. Ночной портье, мужчина с усталым лицом и жидкими усиками, даже не взглянул на наши грязные и помятые одежды. Он молча взял мятые фунтовые банкноты, которые Гермиона предусмотрительно достала из своей сумочки, и протянул нам ключ от номера на последнем этаже. Для него мы были лишь очередной парой с какой-то своей мутной историей, а такие истории его не интересовали.

Наш номер был маленьким, как чулан под лестницей. Старая кровать с прогнувшимся матрасом, скрипучий шкаф и крошечное окошко, выходящее на кирпичную стену соседнего дома. Но здесь была горячая вода и, самое главное, анонимность. Ни один аврор не додумался бы искать нас в подобном месте.

Первым делом мы по очереди приняли душ. Горячие струи смывали с нас грязь канализации и липкий страх последних часов. Когда я вышел из ванной, укутанный в тонкое, жёсткое полотенце, Гермиона уже сидела на кровати. Она переоделась в маггловские джинсы и свитер, которые, разумеется, тоже нашлись в её волшебной сумочке. На коленях у неё лежал кристалл с архивом Перкинса. Она смотрела на него, и её лицо было задумчивым и печальным.

Затишье. После безумной гонки, после адреналина и борьбы за выживание, наступил момент тишины. И в этой тишине всё, что мы так старательно загоняли вглубь, снова начало подниматься на поверхность.

— Нам нужно отдохнуть, — сказал я, нарушая молчание. — Завтра будет тяжёлый день.

Она кивнула, не поднимая головы.

— Я свяжусь с одним своим старым знакомым из аптеки в Косом переулке. Он должен мне услугу. Достанет ингредиенты для Оборотного зелья. Это займёт день. У нас есть немного времени.

«Немного времени». Эти слова прозвучали странно. Время для нас стало одновременно и врагом, и единственным союзником.

Я сел на край кровати, на безопасном расстоянии от неё. Комната была слишком маленькой, и это физически ощущаемое близкое присутствие создавало неловкое напряжение. Мы были так близко и в то же время так далеко друг от друга.

— Рон… — вдруг тихо сказала она. — Я думала о нём сегодня. Когда мы бежали по этому туннелю. Он бы посмеялся. Сказал бы что-нибудь глупое, чтобы разрядить обстановку. А потом полез бы вперёд, не думая о последствиях.

Упоминание его имени было похоже на прикосновение к открытой ране. Мы редко говорили о Роне. После войны наши пути разошлись. Он не смог вынести министерской бюрократии и моей одержимости работой. Уехал, присоединился к Джорджу, они вместе управляли магазином «Всевозможные волшебные вредилки». Иногда мы встречались на днях рождения или на Рождество в «Норе». Неловкие встречи, полные недомолвок и взглядов, в которых читалось: «Как же мы дошли до такого?».

— Да, он бы посмеялся, — согласился я. — А потом мы бы с ним поссорились из-за какой-нибудь ерунды, а ты бы нас мирила.

Гермиона слабо улыбнулась.

— Всё было так просто тогда, правда? Был враг, были мы. Всё было чёрно-белым.

— Пока мир не стал серым, — закончил я её мысль.

Мы помолчали. Я смотрел на свои руки. На той, что не была перевязана, виднелись старые, тонкие, как нити, шрамы. Каждый из них был историей.

— Я был неправ, — сказал я тихо, глядя не на неё, а на свои ладони. — Тогда, после суда над Ноттом. Я был эгоистом. Я видел только свою боль, свою правоту. Я не хотел видеть, как тяжело было тебе. Я просто сбежал. Обвинил тебя во всём и сбежал, как трус.

Я осмелился поднять на неё глаза. Она смотрела на меня, и в её взгляде не было упрёка. Только бесконечная грусть.

— А я была неправа, когда не пыталась тебя понять, — ответила она так же тихо. — Я так увязла в этой «реальности», в этих компромиссах, что перестала замечать, как ты тонешь. Я видела, что мир теряет для тебя краски, но думала, что это просто усталость после войны. Я была слепа. Я должна была бороться за тебя, а не за свою карьеру.

Её признание обезоруживало. Вся броня, которую она носила годами, вся её министерская жёсткость, рассыпалась в прах. Передо мной сидела та самая Гермиона, которая плакала в туалете из-за глупой шутки Рона, которая боялась экзаменов, несмотря на то, что знала всё на свете. Та, которую я когда-то любил больше жизни.

— Я скучала, — прошептала она, и это простое слово пробило последнюю брешь в моей обороне. — Я так по тебе скучала, Гарри. По твоему дурацкому идеализму. По тому, как ты всегда верил в лучшее, даже когда всё было хуже некуда. В моём сером мире очень не хватало твоих цветов.

Она подвинулась ближе. Её колено коснулось моего. На этот раз никто не отпрянул.

— Прости меня, — сказал я.

— Прости меня, — ответила она в один голос со мной.

И мы рассмеялись. Тихим, немного истеричным смехом двух людей, которые только что сняли с плеч неподъёмный груз пятилетней тяжести.

Она положила свою ладонь поверх моей. Её прикосновение было тёплым и успокаивающим.

— Мы справимся, — сказала она уверенно. — Мы всегда справлялись.

В этот момент, в этой убогой комнатке, под шум далёких сирен маггловского города, я впервые за долгое время поверил, что это правда.

Я не отрывал взгляда от её лица. От родинки над верхней губой. От того, как свет из окна запутался в прядке её волос. Я наклонился и поцеловал её.

На этот раз всё было по-другому. Не было той яростной, отчаянной страсти, как в моей конторе. Этот поцелуй был нежным, полным трепета и заново обретённой близости. Это был поцелуй-прощение. Поцелуй-обещание. Он был медленным, глубоким, словно мы пытались наверстать все те слова, что не сказали друг другу за эти годы.

Её руки легли мне на плечи, потом скользнули по шее, пальцы зарылись в мои волосы. Я притянул её к себе, чувствуя, как бьётся её сердце. Моя рука скользнула с её плеча на спину, потом на талию, ощущая каждый изгиб её тела под тонким свитером.

Мы отстранились друг от друга, но лишь на мгновение, чтобы посмотреть в глаза. В её взгляде было столько тепла, столько нежности, что у меня перехватило дыхание. Она была прекрасна. Не той холодной, отточенной красотой главы отдела, а своей настоящей, живой, несовершенной красотой.

— Я люблю тебя, — прошептал я. Слова, которые я не произносил пять лет. Слова, которые, как я думал, я уже никогда не смогу сказать. Они прозвучали неловко, но абсолютно искренне.

Слеза скатилась по её щеке.

— Я тоже тебя люблю, Гарри, — ответила она. — Всегда любила.

И снова мы целовались, но теперь уже по-другому. Нежность перерастала в страсть, но это была не страсть отчаяния, а страсть любви и желания. Я осторожно повалил её на кровать, нависая сверху. Она обвила меня ногами, притягивая ближе.

Мы раздевали друг друга медленно, изучая, заново открывая тела, которые, казалось, мы знали наизусть, но которые успели стать чужими. Я целовал её шею, ключицы, плечи. Мои пальцы исследовали шрамы на её теле — память о Битве за Хогвартс, о пытках Беллатрисы в поместье Малфоев. Каждый шрам был частью её, частью нашей общей истории. Она делала то же самое, её губы касались старых отметин на моей груди, на руках.

Наши тела сплелись. На этот раз не было спешки, не было ярости. Была только глубокая, всепоглощающая нежность. Каждое движение было наполнено смыслом, было продолжением нашего безмолвного диалога. Мы смотрели друг другу в глаза, и в этой маленькой, убогой комнате, в самом сердце враждебного города, мы создали свой собственный мир. Мир, где не было Яксли, не было Пожирателей, не было Министерства. Был только я, и была только она.

Это была не просто физическая близость. Это было слияние душ, исцеление. Я чувствовал, как холод, сковывавший моё сердце годами, тает под теплом её тела, её любви. Я видел в её глазах не только страсть, но и покой, который она, наконец, нашла в моих объятиях.

Мы двигались в унисон, как два танцора, идеально чувствующих друг друга. И когда волна удовольствия накрыла нас обоих, это было не просто оргазмом. Это было катарсисом. Освобождением. Моментом абсолютного единения.

После мы лежали, обнявшись, под тонким одеялом. Тишину нарушало только наше дыхание и приглушённый шум города за окном. Гермиона рисовала пальцем узоры на моей груди.

— Знаешь, — сказала она задумчиво, — я сегодня впервые за долгое время почувствовала себя… собой. Не главой отдела Грейнджер, не героиней войны. А просто Гермионой.

— А я впервые за долгое время увидел цвета, — признался я, гладя её по волосам. — Когда ты улыбнулась. Я увидел цвет твоих глаз. Тёплый, карий.

Она подняла на меня голову, и в её глазах стояли счастливые слёзы.

— Мы выберемся из этого, Гарри. Я обещаю.

— Я знаю, — ответил я.

Я притянул её к себе и поцеловал в макушку. Утром нам снова предстояло вступить в бой. Утром мы снова станем беглецами, за которыми охотится весь мир. Но этой ночью мы принадлежали только друг другу. И этой ночи нам хватит, чтобы найти в себе силы для завтрашней битвы.

Я закрыл глаза, обнимая самое дорогое, что у меня было. И впервые за много лет я чувствовал не мрак прошлого и не страх перед будущим. Я чувствовал надежду. И она была тёплой, как её дыхание на моей коже.

Следующие два дня пролетели в тумане конспирации и лихорадочной подготовки. Наше убежище в отеле «Приют путника» превратилось в штаб-квартиру подпольной операции. Днём Гермиона, изменив внешность с помощью простых, но эффективных чар, уходила в город, возвращаясь с редкими ингредиентами для Оборотного зелья, которые ей по старой дружбе поставлял знакомый аптекарь, и свежими выпусками «Ежедневного пророка». Газеты пестрели нашими лицами под зловещими заголовками: «Заговор в Министерстве! Грейнджер и Поттер — двойные агенты!», «Герои войны — предатели нации?». Рита Скитер превзошла саму себя, состряпав душещипательную историю о моей «посттравматической нестабильности» и «пагубном влиянии» на меня со стороны амбициозной и беспринципной Гермионы, которая якобы всегда завидовала моему статусу. Читать это было тошно, но полезно — мы знали, какую картину рисует враг.

Пока Гермиона занималась снабжением, я изучал планы Министерства, которые она начертила по памяти на обратной стороне дешёвой карты Лондона. Я искал слабые места, слепые зоны, маршруты патрулей. Мы работали как единый организм. Вечерами, когда зелье булькало в котелке, который Гермиона тоже умудрилась притащить в своей сумочке, мы сидели рядом на старой кровати, и в эти редкие часы покоя мир за пределами нашей комнаты переставал существовать. Мы говорили обо всём и ни о чём, наверстывая упущенные годы. И каждая минута, проведённая рядом, укрепляла нашу решимость.

На третий день всё было готово. Оборотное зелье приобрело нужный мутно-болотный цвет. Волосы для превращения Гермиона добыла с гениальной простотой — со старых мантий двух ничем не примечательных сотрудников из Отдела магических игр и спорта, которые она позаимствовала из министерской прачечной. Их звали Альберт Ранкорн и Мелинда Боббин. Идеальные кандидатуры — серые мышки, на которых никто не обратит внимания.

Ночь перед операцией была почти бессонной. Мы лежали в объятиях друг друга, но сон не шёл. Слишком многое было поставлено на карту. Это было не просто ограбление. Это был наш единственный шанс вернуть себе наши имена, нашу жизнь.

— Страшно? — спросил я в темноту.

— Ужасно, — честно ответила Гермиона. — Но с тобой не так страшно.

На рассвете мы выпили отвратительную на вкус жижу. Трансформация была болезненной, как всегда. Я чувствовал, как мои кости меняют форму, как кожа натягивается и горит. Через минуту в зеркале на меня смотрел высокий, сутулый мужчина с унылым лицом и водянистыми глазами — Альберт Ранкорн. Рядом стояла невысокая полноватая женщина с причёской, напоминающей птичье гнездо, — Мелинда Боббин, в которую превратилась Гермиона. Мы выглядели жалко и абсолютно незаметно. Идеально.

— Ну что, Мелинда, готова к труду и обороне? — пробасил я непривычным голосом.

— Более чем, Альберт, — пискляво ответила Гермиона.

Мы трансгрессировали в общественный туалет недалеко от Министерства, который служил одним из неофициальных входов для сотрудников. Спустив в унитаз специальные жетоны, мы оказались в одном из каминов в главном атриуме.

Сердце заколотилось в груди. Мы были в пасти льва.

Атриум был полон народу. Сотрудники спешили по своим делам, летали бумажные самолётики-памятки, в центре, как и всегда, возвышался фонтан «Магическое братство». Но атмосфера была другой. В воздухе висело напряжение. Я заметил гораздо больше авроров, чем обычно. Они стояли группами, их взгляды были настороженными. Они искали нас — Гарри Поттера и Гермиону Грейнджер, не обращая никакого внимания на двух невзрачных клерков, вышедших из камина.

Наш план был прост и дерзок. Гермионе — Мелинде — нужно было попасть в свой бывший кабинет, чтобы забрать оттуда универсальный ключ доступа к Отделу вещания. Мне — Альберту — нужно было её прикрывать и отвлекать внимание в случае необходимости.

Мы двинулись к лифтам, стараясь идти не слишком быстро и не слишком медленно, копируя унылую походку тысяч таких же, как мы, винтиков министерской машины. В лифте было тесно и душно. Кто-то обсуждал вчерашний матч по квиддичу, кто-то жаловался на нового начальника. Никто не обращал на нас внимания.

Кабинет Гермионы находился на втором уровне, там же, где и штаб-квартира авроров. Это был самый опасный участок нашего маршрута. Когда мы вышли из лифта, я увидел Яксли. Он стоял в коридоре и разговаривал с двумя аврорами. Моё сердце на мгновение остановилось. Я инстинктивно сделал шаг, прикрывая Гермиону своим новым, долговязым телом. Яксли скользнул по нам равнодушным взглядом и продолжил разговор. Пронесло.

Пока Гермиона шла к своему кабинету, я остановился у доски объявлений, делая вид, что с интересом изучаю приказ о новых правилах использования служебных сов. Я держал в поле зрения и её, и группу авроров у лифта.

Дверь в кабинет Гермионы была опечатана. На ней висела официальная бумага с гербом Министерства. Гермиона, не колеблясь, прошептала какое-то заклинание, и печать на мгновение стала прозрачной, позволив ей проскользнуть внутрь. Дверь тут же снова выглядела запертой. Гениально.

Я ждал. Каждая секунда тянулась как час. Я перечитал все объявления на доске по три раза. Наконец, дверь снова неслышно открылась, и Гермиона вышла. В её руке был зажат маленький серебряный ключ. Она едва заметно кивнула мне. Первая часть плана выполнена.

Теперь нам нужно было спуститься на восьмой уровень, в Отдел вещания. Мы снова двинулись к лифтам. И тут случилось непредвиденное.

— Ранкорн! Какого чёрта ты здесь делаешь?

К нам подошёл низенький, краснолицый волшебник. Судя по всему, это был начальник настоящего Альберта Ранкорна.

— Э-э-э… я… — начал я, пытаясь сообразить, что ответить.

— Ты должен был быть в архиве! У нас ревизия, а ты тут прохлаждаешься! А ну, марш на рабочее место!

Он ткнул в меня пальцем. Это была катастрофа. Мы не могли разделиться.

— Прошу прощения, сэр, — вмешалась Гермиона своим писклявым голосом Мелинды Боббин. — Мистер Ранкорн просто помогал мне… э-э-э… найти потерянную памятку. Очень важную. Для турнира по плюй-камням.

Начальник перевёл на неё раздражённый взгляд.

— А вы, Боббин, почему не на своём рабочем месте?

— Мы как раз туда и направлялись, сэр, — отрапортовала Гермиона, изображая на лице раболепный ужас. — Немедленно.

Она схватила меня за рукав и потащила прочь. Начальник проводил нас гневным взглядом, но, к счастью, не пошёл за нами. Мы нырнули в первый попавшийся лифт.

— Это было близко, — выдохнул я, когда двери закрылись.

— Слишком близко, — согласилась Гермиона. — Действие зелья не вечно. Нам нужно торопиться.

Отдел вещания находился в подвальных уровнях. Это был лабиринт коридоров, заполненных гулом магического оборудования. Мы нашли нужную дверь — «Центральная студия трансляций». Гермиона вставила серебряный ключ в замочную скважину, которая тут же засветилась и исчезла, пропуская нас внутрь.

Студия представляла собой большую круглую комнату. В центре на постаменте стоял огромный кристалл, опутанный серебряными проводами, которые расходились по всей комнате и уходили в стены. Это был главный транслятор Министерства.

— Мне нужно подключить архив Перкинса к системе, — сказала Гермиона, подходя к центральному кристаллу. — А тебе нужно заблокировать дверь и следить за коридором. Если нас здесь застукают, второго шанса не будет.

Я кивнул. Я запер дверь серией сложных заклятий, которые должны были задержать кого угодно как минимум на несколько минут. Затем я приоткрыл дверь ровно на столько, чтобы видеть коридор, и встал на страже.

Гермиона работала с поразительной скоростью. Она достала кристалл Перкинса и начала подключать его к главному транслятору, шепча заклинания и соединяя невидимые потоки магии. Это было похоже на сложнейшую хирургическую операцию.

Время шло. Коридор был пуст. Тишина давила на уши. Я чувствовал, как по лицу Альберта Ранкорна течёт пот. И тут я заметил, что мои руки начали меняться. Кожа на них светлела, пальцы становились тоньше. Оборотное зелье! Его действие начало заканчиваться.

— Гермиона! — прошипел я. — У нас проблемы!

Она обернулась. Её лицо тоже начало меняться, округлость щёк Мелинды Боббин начала исчезать, проступали её собственные, более утончённые черты.

— Ещё минута! — бросила она, возвращаясь к работе. — Мне нужна ещё одна минута!

Но у нас не было этой минуты. В конце коридора показались две фигуры. Авроры. Они шли неторопливой патрульной походкой, но двигались прямо в нашу сторону.

Сердце ухнуло куда-то в пятки. Если они подойдут к двери, они заметят следы моих блокирующих чар.

— Они идут сюда, — сказал я как можно спокойнее.

Гермиона не ответила. Её пальцы летали, палочка выписывала последние, самые сложные пассы. Авроры были уже в двадцати метрах. В десяти. Пяти.

Один из них остановился прямо напротив нашей двери. Он нахмурился, глядя на едва заметное мерцание в воздухе.

— Что за… — начал он.

— Готово! — воскликнула Гермиона.

В тот же миг я захлопнул дверь.

— Транслируй! — крикнул я.

Гермиона ударила палочкой по главному кристаллу.

— Proclamatio Maxima!

Огромный кристалл в центре комнаты вспыхнул ослепительным светом. По всей студии загудело. Я почувствовал, как по проводам в стенах побежал мощный поток магии.

Снаружи раздался грохот. Авроры пытались выбить дверь.

— Finite Incantatem! — кричал один из них. Но мои замки держались.

На поверхности главного кристалла начали появляться изображения. Вот Яксли в своём кабинете разговаривает с Малфоем. Вот он в лаборатории наблюдает за чудовищным экспериментом. Голоса, записанные Перкинсом, заполнили студию. И я знал, что в этот самый момент они звучат из каждого камина, из каждого магического приёмника по всей Британии. Игра началась.

Дверь затрещала под напором заклинаний.

— Нам нужно уходить! — крикнула Гермиона. — Сейчас сюда сбежится всё Министерство!

— Куда?! Выход отрезан!

— Есть ещё один! — она указала на вентиляционную решётку под потолком. — Технический туннель! Он должен вести к главному атриуму!

Дверь с оглушительным треском слетела с петель. В проёме стояли два ошарашенных аврора, а за их спинами уже виднелись другие.

— Impedimenta! — выкрикнула Гермиона. Заклинание сбило с ног первых двух.

Я подхватил её, с помощью левитационных чар мы взлетели к потолку. Я выбил решётку пинком, и мы ввалились в тёмный, пыльный туннель.

— Stupefy! — кричали нам вслед. Лучи заклятий ударяли в стену рядом с нами.

Мы ползли по узкому туннелю так быстро, как только могли. Моё превращение в Ранкорна полностью сошло на нет, я снова был собой. Гермиона тоже.

Сзади слышались крики и топот. Они лезли за нами.

Впереди показался свет. Мы выползли через другую решётку и оказались на одном из верхних балконов, выходящих в главный атриум.

Внизу царил хаос.

Люди застыли на месте, глядя на свои дымящиеся памятки, из которых доносился голос Яксли. Из фонтана вместо воды били голографические изображения компрометирующих сцен. Весь атриум превратился в один огромный омут памяти. Наше ограбление удалось. Мы взорвали бомбу в самом сердце Министерства.

Но мы всё ещё были в ловушке. Внизу уже собирались авроры, поднимая головы и указывая на нас палочками. Нас заметили.

— Гарри! — Гермиона схватила меня за руку. Её глаза горели. — Я люблю тебя.

— Я тебя тоже, — ответил я, понимая, что это может быть наш последний разговор.

Со всех сторон к нам летели оглушающие заклятия. Мы были окружены. Пути к отступлению не было. Мы стояли на маленьком балконе, высоко над толпой, готовые принять последний бой.

Мир на мгновение сузился до размеров маленького балкона, окружённого враждебным гулом. Внизу, в главном атриуме Министерства, царил управляемый хаос. Десятки волшебников, оторвавшись от созерцания голографических доказательств, которые продолжали хлестать из фонтана, теперь смотрели наверх. На нас. Десятки палочек были направлены в нашу сторону. Я чувствовал себя бабочкой, приколотой к бархату коллекционера.

— Protego Maxima! — выкрикнула Гермиона одновременно со мной.

Двойной щит, прозрачный и мерцающий, окутал наш балкон за мгновение до того, как в него ударил первый залп заклятий. Красные, фиолетовые, зелёные лучи разбивались о нашу защиту, как волны о скалу, осыпая нас снопами искр. Щит затрещал, по нему пошли трещины, но он выдержал.

Из толпы внизу выступил Яксли. Его лицо было багровым от ярости, лощёная маска респектабельности слетела, обнажив уродливую гримасу Пожирателя Смерти. Он понял, что проиграл. Его империя рушилась на глазах у всего волшебного мира, транслируемая в прямом эфире. Но он не собирался сдаваться без боя. Он хотел забрать нас с собой на дно.

— Взять их! — взревел он, его голос эхом разнёсся по атриуму. — Они опасные преступники! Огонь на поражение!

Часть авроров колебалась. Я видел это по их лицам. Они только что увидели доказательства вины самого Яксли. Но другие, его верные псы, без раздумий начали новую атаку. Щит под градом заклятий начал таять, как лёд на солнце.

— Долго мы не продержимся! — крикнула Гермиона, её голос был напряжённым. Она, как и я, вкладывала всю свою волю и силу в поддержание угасающей защиты.

— Нужно двигаться! — скомандовал я.

Мы начали отступать от края балкона, пятясь в коридор, из которого только что выбрались. Но оттуда уже неслись звуки погони. Авроры, которые преследовали нас по вентиляции, вот-вот должны были появиться. Мы были зажаты в тисках.

И тут на балконе рядом с нашим, с тихим хлопком трансгрессии, появился Драко Малфой.

Он был один. Без своего лоска, без дорогого костюма. В простой тёмной мантии, его платиновые волосы растрёпаны, а лицо было бледным и решительным. Он выглядел как человек, который поставил на кон всё, что у него было.

— Малфой?! — воскликнул я. — Какого чёрта ты здесь делаешь?

— Спасаю свою шкуру, Поттер, — бросил он, не глядя на меня. Его палочка была направлена вниз, на Яксли. — И, возможно, твою заодно. Я понял, что он никогда не оставит в покое ни меня, ни мою семью. Единственный способ избавиться от него — помочь вам.

На мгновение внизу наступила тишина. Появление Малфоя на нашей стороне стало для всех полной неожиданностью. Яксли оскалился.

— Предатель! — прошипел он. — Ты пожалеешь об этом, Драко. Я уничтожу всё, что тебе дорого!

— У тебя больше нет власти, Корбан! — крикнул в ответ Малфой. — Посмотри вокруг! Все знают, кто ты!

Это была правда. В толпе нарастал ропот. Колеблющихся становилось всё больше. Но верные Яксли авроры, понимая, что им уже нечего терять, сгруппировались вокруг своего главаря. Их было не меньше дюжины. Самые отмороженные, самые преданные.

— Убить их всех! — завизжал Яксли.

И начался ад.

Наш щит окончательно рухнул под новой, сконцентрированной атакой. Мы с Гермионой рассыпались в стороны, прячась за каменные колонны балкона. Я выглянул из-за своего укрытия и послал серию оглушающих заклятий вниз. Малфой делал то же самое со своего балкона. Мы, три бывших непримиримых врага, теперь сражались плечом к плечу против общего врага. Судьба продолжала издеваться.

— Confringo! — ревущее заклятие Яксли взорвало часть перил рядом со мной. Каменная крошка осыпала меня, одна из них рассекла щеку.

Я ответил ему старым, проверенным Expelliarmus. Он легко отбил его. Яксли был сильным противником, опытным дуэлянтом.

Гермиона не стреляла наугад. Она действовала как тактик. Её заклинания летели не в самих авроров, а в окружение. Одно из них ударило в огромную люстру над головами атакующих. Люстра закачалась, посыпались хрустальные подвески, заставив авроров отступить и перегруппироваться. Это дало нам несколько секунд передышки.

— Нам не победить их в лобовой атаке! Их слишком много! — крикнула она мне.

В этот момент из коридора позади нас выскочили ещё трое авроров. Мы оказались в полном окружении. Я развернулся, чтобы встретить их.

— Incarcerous! — верёвки вылетели из моей палочки, связывая одного из них.

Гермиона обезоружила второго. Но третий успел выстрелить. Тёмно-зелёный луч летел прямо в меня. Я бы не успел увернуться.

— Protego!

Передо мной вырос щит. Но сотворил его не я и не Гермиона. Его сотворил Малфой, который с невероятной скоростью перепрыгнул с соседнего балкона на наш. Он приземлился рядом со мной, тяжело дыша.

— Следи за своей спиной, Поттер, — процедил он. — Я не хочу, чтобы тебя прикончил кто-то, кроме меня.

Я не нашёл, что ответить. Просто кивнул и снова развернулся к основной группе внизу. Теперь нас было трое против целой армии.

Битва разгорелась с новой силой. Мы двигались по балкону, используя колонны как укрытия. Я сражался, как в старые добрые времена. Адреналин очистил сознание, оставив только инстинкты. Каждое движение было отточенным, каждое заклинание — выверенным. Рядом со мной билась Гермиона. Она была великолепна. Не безрассудная ярость, как у меня, а холодный расчёт. Она анализировала стиль боя противников, находила их слабые места, её контрзаклятия были безупречны. Малфой тоже не отставал. Он использовал тёмные, пограничные проклятия, которым его учили с детства, но направлял их не на убийство, а на нейтрализацию. Он калечил, но не убивал.

Один за другим верные Яксли авроры падали на пол атриума — оглушённые, связанные, обезоруженные. Толпа внизу расступилась, образовав вокруг сражающихся пустое пространство. Все смотрели, затаив дыхание, на эту невероятную дуэль.

Наконец, внизу остались только двое. Яксли и его самый верный лейтенант — Антонин Долохов, который, видимо, тоже успел добраться до Министерства.

— Жалкие дети! — прорычал Яксли. — Думаете, вы победили?

Он поднял палочку, и я увидел, как она начала светиться нездоровым, зеленоватым светом. Авада Кедавра. Он был готов пойти на всё.

— Гермиона, берегись! — крикнул я.

Но в этот момент произошло то, чего не ожидал никто.

Двери главного входа в атриум распахнулись. В них стоял Кингсли Бруствер, нынешний Министр Магии. А за его спиной — отряд лучших авроров, тех, кто не был подкуплен или запуган Яксли. Среди них я увидел знакомые лица — своих бывших коллег, честных и преданных делу.

Они прибыли. Наконец-то.

Яксли замер, его рука с палочкой дрогнула. Он понял, что это конец. Его армия разбита, а его враги получили мощное подкрепление.

— Корбан Яксли! — голос Кингсли, усиленный магией, прогремел под сводами атриума. — Именем закона вы арестованы за государственную измену, организацию преступного сообщества и убийство сотрудника Министерства! Бросьте палочку!

Яксли дико рассмеялся.

— Никогда!

Он направил палочку не на нас и не на Кингсли. Он направил её на огромный фонтан в центре атриума.

— Если я не могу править этим миром, я его уничтожу! Fiendfyre!

Из его палочки вырвался язык Адского пламени. Огненная змея с рёвом набросилась на фонтан и начала пожирать голографические изображения. Пламя начало стремительно разрастаться, принимая формы чудовищных химер, сжигая всё на своём пути. В толпе началась паника, люди бросились к выходам.

— Всем эвакуироваться! — скомандовал Кингсли. — Авроры, сдержать пламя!

С десяток палочек ударили в огненного монстра потоками воды и сдерживающими заклятиями. Но Адское пламя было почти невозможно потушить.

Яксли, воспользовавшись суматохой, попытался бежать. Но он не учёл одного. Нас.

— Он не уйдёт! — крикнул я.

Мы с Малфоем, не сговариваясь, прыгнули с балкона. Чары затормозили наше падение, и мы приземлились прямо перед Яксли. Гермиона осталась на балконе, направляя свои силы на помощь аврорам, сдерживающим огонь.

— Ну что, Яксли, — я встал в боевую стойку. — Теперь поговорим.

Он посмотрел на меня, потом на Малфоя. В его глазах была чистая, незамутнённая ненависть.

— Вы за это заплатите, — прошипел он.

Дуэль была короткой и жестокой. Яксли был силён, но он был один против двоих. Мы с Малфоем действовали на удивление слаженно. Я атаковал, шёл в лобовую, заставляя его защищаться. Малфой заходил с фланга, используя хитрые, сбивающие с толку заклинания.

— Sectumsempra! — прошипел Малфой.

Яксли отбил заклятие, но оно оставило глубокий порез на его плече. Он взревел от боли и ярости, теряя концентрацию. Этого мгновения мне хватило.

— Petrificus Totalus!

Заклинание ударило его прямо в грудь. Он застыл, как статуя, с выражением вечной ненависти на лице, и с грохотом рухнул на мраморный пол.

Всё было кончено.

Адское пламя, потеряв своего создателя, начало ослабевать. Совместными усилиями Кингсли, Гермионы и отряда авроров его удалось локализовать и, наконец, потушить.

В атриуме воцарилась тишина, нарушаемая лишь треском догорающих обломков и стонами раненых. Я стоял, тяжело дыша, и смотрел на поверженного Яксли. Рядом стоял Малфой. Мы переглянулись. В его глазах не было триумфа. Только бесконечная усталость.

— Спасибо, — сказал я. Это слово далось мне с трудом.

— Не стоит благодарности, Поттер, — ответил он. — Я делал это не для тебя.

К нам подошёл Кингсли Бруствер. Его лицо было строгим, но в глазах читалось облегчение.

— Гарри. Гермиона, — он посмотрел наверх, где на балконе стояла Гермиона, спускающаяся вниз с помощью левитационных чар. — Вы натворили дел. Но, должен признать, вы спасли Министерство от чумы, которую я сам проморгал.

Гермиона подбежала ко мне. Не говоря ни слова, она просто обняла меня. Я обнял её в ответ, зарывшись лицом в её волосы. Мы были живы. Мы победили.

Авроры уводили связанных сторонников Яксли, колдомедики оказывали помощь раненым. А мы стояли в центре этого разгрома, измотанные, в синяках и ссадинах, но вместе. И это была самая главная победа.

Прошло три недели. Три недели, за которые магическая Британия успела пережить шок, негодование и, наконец, медленное, болезненное очищение. Громкий судебный процесс над Корбаном Яксли и его приспешниками стал главным событием десятилетия. «Ежедневный пророк», ещё недавно поливавший нас грязью, теперь захлёбывался от восторга, называя нас «несломленными героями» и «стражами истинной справедливости». Я читал эти статьи с кривой усмешкой, сидя в своём старом кресле в конторе. Мир любил победителей, так же сильно, как любил топтать проигравших.

Моя контора преобразилась. Гермиона, со свойственной ей неуёмной энергией, не смогла вынести вида пыли и хаоса. Теперь здесь было чисто, книги на полках стояли в алфавитном порядке, а из угла исчезла вековая паутина. Стало как-то неуютно, но я не жаловался. Это был её способ заботиться обо мне, и я был благодарен за него.

Суд был долгим и грязным. Всплывали всё новые и новые подробности заговора, и нити тянулись так высоко, что некоторым чиновникам в Визенгамоте становилось не по себе. Яксли до последнего всё отрицал, но архив Перкинса был неопровержимым доказательством. Его и Долохова приговорили к Поцелую дементора. Остальные, включая «воскресшего» Роули, получили пожизненные сроки в Азкабане.

Дело Драко Малфоя рассматривали отдельно. Его роль была неоднозначной. Он был и жертвой шантажа, и соучастником. Но его поступок в финальной битве в Министерстве — прыжок на наш балкон, спасение моей жизни — всё изменил. Я выступил на суде в его защиту. Говорил, что люди могут меняться, что у каждого должен быть шанс искупить вину не только словом, но и делом. Малфой сидел на скамье подсудимых и не смотрел на меня. Он смотрел на свою жену, Асторию, сидевшую в первом ряду. В итоге, ему зачли его помощь следствию и участие в поимке Яксли. Он получил пять лет условно и огромный штраф в пользу фонда помощи жертвам тёмной магии. Это было справедливое решение. Когда приговор огласили, я увидел, как Драко впервые за всё время улыбнулся — слабой, усталой улыбкой, предназначенной только его жене. Возможно, у него появился шанс на ту жизнь, о которой он говорил в своём кабинете.

А что же мы? После короткого разбирательства с нас сняли все обвинения. Кингсли Бруствер лично принёс извинения. Он предложил Гермионе вернуться в Министерство, причём на должность ещё выше, чем у неё была. Предложил и мне вернуться в Аврорат, пообещав полную свободу действий.

Мы взяли время подумать.

Я стоял у окна своей конторы. За стеклом снова шёл дождь. Тот же самый лондонский дождь, который был свидетелем начала всей этой истории. Но что-то изменилось. Я смотрел на мокрый асфальт Косого переулка, на стекающие по стеклу капли, и видел… оттенки. Серый перестал быть монолитным. Он распался на десятки нюансов: графитовый цвет крыш, жемчужный блеск луж, пепельный оттенок пара, поднимающегося от решёток. Мой мир, медленно, но верно, снова обретал краски. Проклятие, которое лишило меня цветов, было не физическим, а душевным. И оно начало отступать.

Дверь за моей спиной тихо открылась. Я не обернулся. Я знал, кто это. Узнал по запаху — не дорогих духов, а её собственному, запаху ванили, старых книг и чего-то неуловимо родного.

— Опять хандришь у окна, Поттер? — её голос был тёплым, в нём слышалась улыбка.

— Наслаждаюсь видом, Грейнджер, — ответил я. — Говорят, дождливый Лондон имеет своё очарование.

Гермиона подошла и встала рядом со мной. Она прижалась к моему плечу, и я обнял её за талию. Мы молча смотрели на дождь. Эта тишина была уютной, наполненной пониманием, которое не требовало слов.

— Я сегодня была в Министерстве, — наконец сказала она. — Говорила с Кингсли.

Я напрягся.

— И что?

— Я отказалась, — просто ответила она.

Я повернулся и посмотрел на неё. В её глазах не было ни сожаления, ни сомнения. Только спокойная уверенность.

— Почему? Это же то, к чему ты всегда стремилась.

— Стремилась, — согласилась она. — А потом поняла, что, карабкаясь по этой лестнице, я чуть не потеряла самое важное. Я устала от политики, Гарри. Устала от компромиссов, от подковёрных игр, от необходимости быть кем-то другим. Я больше не хочу быть главой отдела. Я хочу быть просто Гермионой.

Она взяла мою руку в свои.

— Когда мы сидели в том ужасном отеле и готовили Оборотное зелье, когда мы ползли по грязной канализации, когда мы сражались на том балконе… я чувствовала себя более живой, чем за все пять лет в моём шикарном кабинете. Я чувствовала, что мы на своём месте. Что мы делаем что-то настоящее.

Её слова были бальзамом на мою душу. Это было именно то, что я сам чувствовал, но боялся себе в этом признаться.

— Так что же ты собираешься делать? — спросил я, хотя сердце уже подсказывало мне ответ.

Она хитро улыбнулась. Её глаза заблестели.

— Я тут подумала… У тебя на двери висит табличка «Гарри Поттер. Частный сыск». Звучит немного одиноко, тебе не кажется?

Она сделала паузу, наслаждаясь моментом.

— А что, если добавить ещё пару слов? Например, «Поттер и Грейнджер. Расследования любой сложности». У меня есть мозги, у тебя — инстинкты и умение попадать в неприятности. У меня — знание законов, у тебя — умение их обходить. По-моему, идеальное партнёрство.

Я смотрел на неё, и меня накрыла такая волна нежности и любви, что стало трудно дышать. Эта невероятная женщина, от которой я когда-то сбежал, потому что боялся её силы и амбиций, теперь стояла здесь и предлагала разделить со мной мою неустроенную, пыльную жизнь. И не просто разделить, а сделать её лучше.

— «Поттер и Грейнджер», — я произнёс это вслух, пробуя на вкус. — Звучит неплохо. Но у меня есть одно условие.

— Какое же? — она приподняла бровь.

— Я буду старшим партнёром, — серьёзно сказал я.

Она расхохоталась. Настоящим, заливистым смехом, от которого в комнате стало светлее.

— Мечтай, Поттер, мечтай.

Она обвила руками мою шею и притянула к себе для поцелуя. И в этот момент я окончательно понял одну простую вещь.

Не зря говорят, что все неприятности в жизни случаются из-за женщин. Так оно и есть. Вся эта грязная история, которая чуть не стоила мне жизни, началась с её появления на пороге моей конторы. Моя жизнь покатилась под откос как раз из-за этой стройной шатенки. Но с ней же началось и моё исцеление. Она ворвалась в мой серый, бесцветный мир, принеся с собой запах дождя и озона, и заставила меня снова почувствовать себя живым. Она вернула мне не только краски. Она вернула мне самого себя.

Я оторвался от её губ и посмотрел ей в глаза. Тёплые, как топлёный шоколад. Невероятно глубокие. И впервые за долгие годы я увидел в них не только её отражение, но и своё собственное. И тот парень, что смотрел на меня из глубины её зрачков, мне нравился гораздо больше, чем тот уставший циник, которым я был три недели назад.

— Я согласен, — сказал я. — На любых твоих условиях, партнёр.

Она улыбнулась той самой улыбкой, которая могла растопить ледники. Я взял её за руку, и мы снова повернулись к окну.

Дождь за окном продолжался. Но теперь он не казался мне унылым. Он был просто дождём. Он смывал грязь с улиц, наполнял воздух свежестью. Он был частью жизни. Такой же, как и она. Такой же, как и наша новая, общая история, которая только начиналась. И я знал, что впереди нас ждёт ещё много дел, много опасностей и много дождливых дней. Но пока мы вместе, никакой дождь нам не страшен. Ведь теперь я знал, какого он на самом деле цвета. Он был цвета её глаз.

Прошло полгода. Жизнь вошла в новую, непривычную, но на удивление приятную колею. Табличка на двери моей конторы теперь гласила: «Поттер и Грейнджер. Частные расследования». Мы брались за разные дела: искали пропавшие фамильные реликвии, разоблачали брачных аферистов, даже помогли одному старому квиддичному тренеру доказать, что его команда проиграла финал из-за саботажа. Мелкие, бытовые драмы, которые казались почти отпуском после дела Яксли.

Гермиона оказалась гениальным партнёром. Она систематизировала мою картотеку, наладила бухгалтерию и своим острым умом распутывала самые безнадёжные дела ещё на стадии изучения документов. Я же занимался «полевой работой»: допрашивал свидетелей, выслеживал подозреваемых и, если требовалось, напоминал особо буйным клиентам, почему не стоит угрожать моим кулаком или палочкой. Мы были идеальной командой.

Но самое главное происходило после работы. Мы возвращались в нашу новую квартиру — светлую, уютную, которую Гермиона нашла недалеко от набережной. Мы ужинали, спорили о политике и статьях в «Пророке», читали книги, иногда просто сидели в тишине у камина. И каждую ночь я засыпал, чувствуя её тепло рядом, и мой мир оставался цветным. Я почти поверил, что кошмары прошлого остались позади.

Почти.

Дело Яксли было официально закрыто. Но одна деталь не давала мне покоя. В показаниях Долохова, которые я перечитывал снова и снова в архивах, промелькнула одна фраза, на которую никто не обратил внимания. На вопрос о том, кому они собирались продать партию оружия из «Проекта „Химера“», Долохов ухмыльнулся и сказал: «Тому, кто платит лучше всех. Наш патрон не любит светиться, но его щедрость не знает границ».

«Патрон». Не «покупатель». Не «клиент». Именно «патрон». Это слово подразумевало нечто большее, чем разовую сделку. Оно подразумевало покровительство. Яксли, при всей своей власти и амбициях, был исполнителем, хищником, но не вершиной пищевой цепи. Он был слишком шумным, слишком жадным, слишком прямолинейным. Кто-то дёргал за ниточки, оставаясь в тени. Кто-то, кто снабжал его «воскресшими» Пожирателями Смерти. Кто-то, кто был настоящим заказчиком.

Я поделился своими мыслями с Гермионой. Она сначала отмахнулась, сказав, что я ищу чёрную кошку в тёмной комнате. Но я видел, что зерно сомнения было посеяно. И однажды вечером, когда мы уже собирались уходить из конторы, она сказала:

— Помнишь контейнер, который мы видели в архиве Перкинса? Тот, что был готов к отправке?

Я кивнул.

— Авроры конфисковали его на том складе в доках. Я сегодня запрашивала отчёт. Он был пуст.

— Как пуст? — я напрягся. — Они же накрыли их до сделки.

— Вот именно, — её глаза задумчиво сузились. — В отчёте говорится, что контейнер был пуст на момент обнаружения. Но мы-то с тобой видели, как Долохов говорил Яксли, что всё готово к отправке. Либо Долохов врал, либо… кто-то успел забрать товар прямо из-под носа у авроров, между моментом нашего разоблачения и моментом штурма склада. А это мог сделать только тот, кто имел доступ высочайшего уровня. Или тот, кто владеет магией, неизвестной Министерству.

Мы переглянулись. Старое, забытое чувство опасности снова шевельнулось где-то внутри. Дело не было закончено. Мы лишь отрубили одну голову гидры, а само чудовище затаилось во тьме.

На следующий день нам пришло письмо. Странное письмо, без обратного адреса, доставленное не совой, а подброшенное под дверь конторы. Внутри был лишь один предмет — серебряный сикль. Старый, потемневший от времени. На одной его стороне был выгравирован профиль какого-то неизвестного мне волшебника, а на другой — изображение лабиринта.

— Что это? — спросила Гермиона, осторожно рассматривая монету.

— Не знаю, — я повертел сикль в руках. Он был холодным, как лёд. — Но он кажется знакомым.

Я рылся в своей памяти, пытаясь вспомнить, где я мог видеть этот символ — лабиринт. И вдруг меня осенило.

— Турнир Трёх Волшебников, — сказал я. — Третье испытание. Лабиринт.

— И что? Это просто совпадение.

— Нет, — я покачал головой. — Смотри.

Я указал на крошечные буквы, выгравированные по ободу монеты. Они были почти стёрты. Гермиона прищурилась, а потом достала палочку и прошептала увеличивающее заклинание.

Надпись стала видна. «L’Ordre du Dédale». Французский. «Орден Лабиринта».

— Никогда о таком не слышала, — призналась Гермиона, и если уж она о чём-то не слышала, значит, этого практически не существовало в официальных хрониках.

— Я тоже. Но я кое-что вспомнил. Когда мы были в кабинете у Малфоя, он предупреждал меня, говорил, чтобы я не лез в это дело. А потом, когда битва в Министерстве закончилась, он сказал, что делал это не для меня. Я тогда не придал этому значения. Но что, если он делал это не только ради своей семьи? Что, если он пытался выйти из игры, которая гораздо масштабнее, чем мы думали?

— Ты думаешь, Малфой прислал это? — скептически спросила Гермиона.

— Не знаю. Но кто-то хочет, чтобы мы продолжили копать. Кто-то подкидывает нам след.

Два дня мы пытались найти хоть какую-то информацию об «Ордене Лабиринта». Гермиона перерыла все доступные архивы, даже самые редкие и запретные, к которым у неё остался доступ. Ничего. Я поспрашивал своих старых информаторов в Лютном переулке. Они лишь испуганно качали головами и советовали мне забыть об этом, если я дорожу своей жизнью.

Стало ясно, что мы имеем дело с чем-то очень древним и очень секретным. С тайным обществом, которое умеет хранить свои секреты лучше, чем Отдел Тайн.

И тогда я решил пойти ва-банк.

— Нам нужно поговорить с Малфоем, — сказал я Гермионе.

Она посмотрела на меня с сомнением.

— Думаешь, он станет с нами говорить? После всего?

— Думаю, у него нет выбора, — ответил я. — Если он действительно хочет выйти из игры, ему понадобится наша помощь.

Мы отправились в Малфой-мэнор. На этот раз ворота открылись перед нами без промедления. Нас встретил сам Драко. Он выглядел лучше, чем в прошлый раз. Усталость в его глазах сменилась настороженностью. Он провёл нас в тот же светлый кабинет.

— Поттер. Грейнджер, — он кивнул нам. — Я ждал вас.

— Значит, это ты прислал монету, — констатировал я.

Он не стал отрицать. Просто подошёл к одному из книжных шкафов, нажал на потайную кнопку, и секция с книгами отъехала в сторону, открывая небольшой сейф. Он извлёк оттуда старую, потрёпанную книгу в кожаном переплёте. На обложке не было названия. Только тиснёный символ — лабиринт.

— Мой отец был членом этого Ордена, — сказал Драко, кладя книгу на стол. — И его отец тоже. Это древнее общество, гораздо древнее, чем Пожиратели Смерти. Они считают себя истинными хранителями чистоты крови и магического превосходства. Но их цели куда глобальнее, чем у Волдеморта. Он был для них лишь полезным идиотом, шумным инструментом, который расчистил им дорогу.

— Что им нужно? — спросила Гермиона, её глаза были прикованы к книге.

— Контроль, — ответил Малфой. — Полный, тотальный контроль не только над магическим миром, но и над миром магглов. Они верят, что волшебники — высшая раса, которая должна править. Они десятилетиями, веками, проникали во все структуры власти по всей Европе. У них есть свои люди в Министерствах магии Франции, Германии, Испании… И, как выяснилось, Британии. Яксли был одним из них. Пешкой.

— А кто же тогда «патрон»? — спросил я.

— У них нет одного лидера, — покачал головой Драко. — У них есть Совет. Совет Теней. Никто не знает их имён. Они общаются через посредников. Я знаю только одного. Того, кто курировал ячейку моего отца и Яксли. Его имя — Дедал. Это, разумеется, псевдоним.

— Дедал… Создатель лабиринта из греческих мифов, — прошептала Гермиона.

— Именно, — подтвердил Малфой. — Он мастер иллюзий и обмана. И он невероятно могуществен. Это он стоит за технологией «воскрешения» Пожирателей. Это не воскрешение. Это… нечто иное. Сложные ритуалы, связанные с переливанием крови, гомункулами и запретной магией души. Они создают идеальных солдат, абсолютно преданных Ордену.

Я почувствовал, как по спине пробежал холодок. Всё было гораздо хуже, чем мы могли себе представить.

— Почему ты нам всё это рассказываешь? — спросил я прямо.

Драко поднял на меня свои серые глаза. В них была отчаянная решимость.

— Потому что я хочу выйти. Я не хочу, чтобы мой сын, Скорпиус, вырос в этом мире лжи и интриг. Я не хочу, чтобы он стал частью этого Ордена. После падения Яксли они затаились. Но я знаю, что они не оставят меня в покое. Они считают меня предателем. Рано или поздно они придут за мной и моей семьёй. Мой единственный шанс — уничтожить их. Но я не могу сделать это один. Вы… вы единственные, кто может им противостоять. Вы уже побеждали Тёмного Лорда.

Он подтолкнул книгу к нам.

— Здесь всё, что я знаю. Шифры, явки, имена посредников, которые мне известны. Это нить Ариадны, которая может привести вас в центр лабиринта. Но будьте осторожны. Лабиринт полон чудовищ. И самое страшное из них — сам Дедал.

Мы взяли книгу. Она была тяжёлой, как надгробный камень.

Когда мы уходили, у самых ворот нас догнала Астория.

— Спасибо, — тихо сказала она. — За то, что дали ему шанс.

— Он сам его себе дал, — ответил я.

Мы вернулись в нашу контору. Ночь опустилась на Лондон. Мы сидели за столом, и между нами лежала книга без названия. Новый враг, невидимый и всемогущий, бросил нам вызов. Новая война, тайная и беспощадная, ждала своего начала.

Я посмотрел на Гермиону. Она смотрела на меня. В её глазах не было страха. Только решимость. Такая же, как и у меня.

— Ну что, партнёр, — сказал я, открывая первую страницу книги, заполненную странными символами. — Похоже, у нас новое дело.

Она улыбнулась.

— Похоже на то, старший партнёр. Похоже на то.

За окном снова начинался дождь. Но мы были к нему готовы.