День Кальмара (джен)

Время иссякло, хватило бы сил,

Есть шанс дотянуть до заветной черты,

Крылья машины блестят серебром,

Ты — словно мишень под прицельным огнем.

Стерта грань —

«Свой — Чужой»,

И стонет земля,

И играет отбой.

Слева и справа безудержный шквал,

Жив или нет — понимать перестал,

Воздух пронизан свинцовым дождем,

Не веришь в реальность — всё кажется сном.

Кипелов — Дыхание Тьмы

На самом деле Сон Ки Хуну повезло. Да, он проиграл. Да, он сломан — совсем скоро его фигурка упадёт с доски, игра для него закончится. Но умрёт Ки Хун на своих условиях, показывая ублюдкам-зрителям, что не все люди — лошади. Их лошади, на которых можно делать ставки и судить по себе.

Дочь Чун Хи будет жить. Ки Хун слабо представляет, что станет с малышкой, но верит, что Ён Илю хватит остатков совести позаботиться о ней. Эта малышка на 45,6 млрд вон... Её судьба началась непросто, и вряд ли дальше будет легче. Но у неё хотя бы будет это "дальше".

Да, будет сложно. И наследство может стать бременем, а не подарком судьбы. Не всё можно купить за деньги. Далеко не всё. Чун Хи сказала, что у неё никого нет. Ребёнок после её смерти нужен был лишь Ки Хуну. Родной отец... хуже, чем предал. Ки Хун бросает взгляд на распластанное тело внизу. Вряд ли сам Сон мог бы хорошо позаботиться о малышке, но и тревога о том, что будет с ней делать Фронтмен, не отступает. Не сам же воспитывать? Этот навоспитывает. Что вообще делают в таких случаях?

Прецедентов на игре ещё не было. Он надеется, что не было. Иначе эти игры ещё более жестоки, чем кажутся. Только последний крючок страха за малышку и удерживает Ки Хуна на краю бездны. Один шаг — и всё закончится. Больше не будет страданий. Сон больше никого не подведёт, ничьих ожиданий не разобьёт и вырвется за этот бесконечный круг жажды невозможного. Наверное, нужно это признать, стоя тут, на самом краю. Игры не остановить, покуда люди сами крутят эти жернова, перемалывая свои и чужие судьбы, стирая человечность в труху.

Ки Хун бы оспорил. Возможно, будь шанс, спросил бы Фронтмена получше: что им движет, как люди превращаются в чудовищ. И всё же выбора нет. Как и времени. Таймер на исходе — нужно решаться. Лучше хоть какой-то шанс, чем гарантированная смерть. И он намерен сдержать обещание Чун Хи... У её дочки будет жизнь. И возможности. Свой слот Ки Хун уже разыграл, поставив на кон, что имел.

Времени на философию не остаётся, да и не его это... Ки Хун делает глубокий вздох и одновременно срывает шаг в пустоту. Перед этим он успевает поцеловать малышку, искреннее надеясь, что тем самым благословляет и делится своей феноменальной удачей, а не проклинает. И напоследок кричит наблюдающим из тёмной ниши ВИПам (странно, но Сон чувствует их напряженные взгляды и смятение, хоть и не видит никого — может быть, среди них прячется и Ён Иль. Ему он тоже кричит), что они не лошади, а люди — вряд ли уразумеют, но... Ничего не сказать Ки Хун не может.

У любой истории должна быть точка. Его, очевидно, будет проставлена здесь и сейчас. Сон намеренно не смотрит вниз — падает спиной. Свободный. А взгляд вверх — там потолок, грубый бетонный, как и пол, но Ки Хун знает — за ним небо. Бездонное и широкое. И это знание у него не отнять. Как и убеждения. Вопреки всему разбиться он не успевает. Внутренности подпрыгнули, чувство свободного падения появилось и разом пропало. Это походило на прыжок с тарзанки. Только не поддающийся никакой логики. Потому что вместо жесткого пола и вечного мрака его встречает... стенка гроба.

Знакомая. Очень. Сон ужасается при одной мысли, что ему снова "повезло" и разбился он не до конца, попросту рассудок помутился — вот и очнулся только сейчас... Скоро печь. Или раз уж он жив — подвальная операционная по изыманию органов. Но... боли, что можно было ожидать при падении с высоты пятиэтажки, не было. И вообще, Ки Хун чувствовал себя так же, как после неудавшегося восстания. Паршиво, но в игроспособном состоянии. Странно, да?

Ещё страннее и страшнее стало, когда крышка гроба поднялась и он увидел пред собой взволнованное лицо Хён Джу. Да уж — на Бардо⁽¹⁾ или Небеса это не походило ну никак. Разве что Чистилище имело в своих очертаниях вид общежития игр, но Ки Хун сомневался, что Творец, кем бы он ни был, вдохновился бы подобной мерзостью.

Нет, это походило на возврат во времени. Совсем немного. Буквально три дня, а знакомый зал был полон живыми мертвецами. Вот тогда-то Сон окончательно понял, что бесповоротно сошёл с ума. Кажется, его хриплый безумный смех напугал всех без исключения.

Снова и снова по кругу... Может, всё же Ад? Личный — бежать, надрываться, пытаться спасти и снова спотыкаться — чем не ад?! Это ведь уже было. Он смеялся, когда его вытаскивали на кровать — Хён Джу, госпожа Чан и её сын, когда настороженно смотрела ещё беременная Чун Хи... когда с десяток мертвецов окружали его плотным и любопытствующим кольцом. Когда они снова голосовали, а Ки Хун знал итог этого голосования... Единственная разница — на этот раз его не приковали. Это было излишне.

Он ни на кого не бросается, не пытается убить себя, просто смеётся себе под нос. Помешался? И что такого?! Наверное, это самое логичное в его положении. Интересно получается. Впрочем, Ки Хуну плевать — он наблюдает, порой подмечая то, что упустил в первый раз. Наказание... Да пускай! Он всё ещё не может остаться равнодушным. Сердце в груди издевательски стучит. Тук-тук, тук, тук-тук-тук! А может, и правда жив? Но что тогда он видел только что? Вещий Сон? Ну да... Память услужливо подкидывает ремарку Ён Иля. Ублюдок что-то знал, или его разум в гробу совсем помешался? Непонятно.

А пока вокруг него круговорот лиц. Жизни. Одни смотрят со страхом, иные с жалостью... Дэ Хо... тот боится — вон наблюдает издали настороженно. Удивительно, но Ки Хун больше не чувствует ярости. Не к нему. Что бы Сон на самом деле ни пережил, но хватит. Один раз он его уже убил. Хватит. На этот раз... Ки Хун выворачивает голову — его целью в четвёртой игре будет 333. Мразь, что приговорил собственного ребёнка, жить не достоин. И Ки Хуну плевать, что они оба в красном. Он убьёт его, не позволит вырезать стольких игроков — это уже будет благо. Что до смерти за нарушение правил — Сон не боится. Давно не боится.

Остаток ночи проходит быстро. Игра начинается, и это именно та игра, которую он помнит. Достать 333 не так просто. Он неожиданно (хотя Ки Хун допускает, что так уже было — он не помнит, в тот раз его мир сузился до Дэ Хо) объединяется с подпевалой Таноса. Наркоша и мразь. Прикончить их — дело чести. На котором, собственно, для Ки Хуна всё и заканчивается — эти здоровые, сильные парни вдвоём оказываются ему не по зубам. Ки Хун снова просыпается в гробу.

На этот раз он не смеётся. Ему жутко. Что это за бесконечный день Сурка? На самом деле больше, чем день... В первый раз он прожил так три дня. Или даже чуть дольше. Но это сохраненная игра — с момента восстания, когда уже мёртв Чон Бэ. Это пугает. Дрожь прошибает измученное тело. Может, и правда ад? Он ведь виноват... И в этом его наказание.

Ки Хун не понимает... Неужели ему нужно выжить и выиграть игру, чтобы прекратить просыпаться в своём самом худшем кошмаре?! Или же выхода из этой Сансары нет? Думать об этом не хочется. Нет уж — надо стараться и вгрызаться в хоть какой-то шанс, иначе всё будет лишено смысла.

В этот раз он сам с небольшой помощью вылезает из гробика. И даже участвует в голосовании. Конечно, после восстания люди боятся. И все привычно летит к черту, но... часть Ки Хуна успокаивается, когда он жмёт на свой крестик. Взгляд сам поднимается к камере. Ён Иль... Если это всё же он Фронтмен, а не разыгравшаяся фантазия гаснущего разума, он смотрит? Наблюдает за ним? Отчего-то хотелось, чтоб тот увидел и заметил. Ки Хун всё ещё борется.

На этот раз перед четвёртой игрой он сам подходит к Дэ Хо и предлагает махнуться футболками. Получив от едва живого от страха парнишки синюю майку, он идет к трём женщинам и предлагает свою защиту. Никто не отказывается. Поэтому остаток игры умиротворённый таким решением Ки Хун занят тем, что оберегает беременную и старушку вместе с Хён Джу.

Вдвоём у них получается завалить 333. Его подельник, Нам Гю, испугался и сбежал. Очень показательно. И всё бы хорошо, но... на этот раз Ки Хун следил, чтобы Чун Хи не подвернула ногу, но... его не было рядом в предыдущем моменте. И потому Сон не знал, когда конкретно это произойдёт — в результате к скакалочке они подошли со всё той же безнадёжно хромающей проблемой.

Распухшая лодыжка — полбеды. Куда страшнее то, что спасти от самоубийства госпожу Чан не удалось. Да, они нашли ключи и прошли игру, но вот Ён Сика Ки Хун из виду упустил. Сердце матери не выдержало, хоть на сей раз она его и не убила. Сон хотел вытащить её из петли, но... позорно уснул и пропустил тот момент. Так что к убийственной скакалочке они добрались почти в том же составе и качестве: только 333 заменился на 120.

Ки Хун, помня о проблемах и скидывающем всех игроке 096, пошёл точно так же первым. С ребёнком. Хён Джу обещала помочь Чун Хи... И он доверился этой стойкой и храброй женщине.

И на сей раз он не стал церемониться со скидывающим всех игроком. После первого улетевшего в пропасть — сам сбросил его, выиграв драку. Правда, Ки Хун не учёл, что проклятое место пусто не бывает. Игроку 100 (кто бы сомневался — старикан с 10 млрд долга был тем ещё генератором зла) идея показалась удачной... Только он подошёл к ней ещё креативнее — нашёл пособника. И они вдвоём не пустили больше никого. И Ки Хуна сбросили вниз, когда он отчаянно пытался пробить путь для Хён Джу и Чун Хи.

В третий раз, кипя от гнева и проигранной битвы, он открыл глаза в гробу. На этот раз даже крышку сам снял...

Спасти Ён Сика оказалось делом непростым. Для этого Ки Хун задержался, когда отправил троих женщин к спасительной двери (Чун Хи он на этот раз травмироваться не позволил), а этот тип в благодарность едва не попытался его убить... Хорошо, что мимо удачно пробегал один из ублюдков, которого Ки Хун помнил по финалу... Ки Хун загнал его, но убил Ён Сик. Всё-таки смог. Мерзко от всего этого, но... Сон поморщился: деваться было некуда.

Перед пятой игрой Ки Хуна мучили большие сомнения, что мать и сын пройдут скакалку... Но то было лучше, чем ничего. Как и дважды до этого — Сон с малышкой пересекли препятствие. На этот раз он велел сразу за собой Хён Джу. Против них двоих скидывать игроков никто не рискнул.

Только даже при этом условии — госпожа Чан сумела и ловко прошла, её сын — нет. Недотёпа запнулся. Чун Хи... тоже запнулась. Сердце Ки Хуна болело. Как же так? Всё ведь хорошо было с ногой!

Впрочем, на этот раз госпожа Чан не спешила на тот свет. Она помогала им с Хён Джу возиться с малышкой. Кажется, она всё ещё чувствовала себя нужной... И как голос, и как человек.

Разумеется, несмотря на всё это, финальное голосование они проиграли! Конечно же, смерть троих им нужна! Всего лишь... А их дошло аж пятнадцать. Много. Очень. И каждый думал — умру точно не я, а денег... Денег станет больше. Тьфу. Неужели он сам, попав в первый раз на игры, именно об этом и спросил организаторов. Каков призовой фонд... Не Сан Ву задал тот вопрос. Вокруг было слишком много призраков.

Но Ки Хун-то знал, как беспощадны шест и люди... Эту ночь он не спал, зная, что задумывают сбросить его, ребёнка и старушку. Ещё и Хён Джу подговаривали. Но та, к счастью, оставалась верна себе. Славная. Сердце невольно наполнилось теплом и гордостью. Не все тут лошади.

Он не спал ночь перед финалом. Однако Фронтмен его к себе так и не вызвал. Странно, а ещё вопиюще безнадёжно. Без кинжала... Сону не просто это признавать, но на этот раз он шёл на игру с чувством, что его предали. Ну да — ничего странного, скорее всего, ведущий верно понял, Ки Хун точно не стал бы убивать кого-то из этих двух верных женщин. Потому что игры не состоялись бы только с тремя игроками... А это он, малышка и кто-то — или 149, или 120... Немыслимый выбор! Но кинжал-то вручить мог! Гад. Неописуемый.

В результате силы были чертовски не равны. Пока 100 интриговал, Ки Хун схватил шест. Выбора не было. Или они их, или... Кинжал и хитрость 333 были всё же сподручнее. Это осознал Сон, вновь очнувшись в гробу. Как же его достало там просыпаться! Почему именно там? Почему не чуть ранее? Когда Чон Бэ ещё был... Нет, и думать больно.

На этот раз он не спасает Ён Сика. Просто вытаскивает из петли госпожу Чан. И долго объясняет и об её голосе, и о помощи с ребёнком. Падает на колени и твердит, что не справится... Удивительно, но ему всё ещё верят.

На этот раз в скакалочке Ки Хун отдает малышку Хён Джу. А сам тянет за собой буквально пошагово Чун Хи. Они первые — за ними 120 с ребёнком... И всё неожиданно получается. На этот раз в финале их шестнадцать. И самые вероятные кандидаты на вылет — ребёнок, его мать и старушка. Ки Хуну невыносимо это слышать. Он снова не спит. На этот раз он близок к тому, чтобы подойти к камере и закричать:

— Чёрт возьми! Ён Иль, я знаю, это ты... Дай кинжал!

Потому что всё повторится. И он не в силах это изменить сам. Однако закричать он не успевает. Странно, но на этот раз за ним приходят.

Ещё более странно то, что Фронтмен ожидает его не в кресле, а за барной стойкой. Без маски. Ки Хун чувствует, что не понимает ничего, но окончательно теряет связь с реальностью (или её подобием), когда Ён Иль заговаривает с ним, опрокидывая в себя стакан:

— Господин Сон... Присаживайтесь. Угощайтесь! — кивает он на виски.

Ки Хун машинально подчиняется и принимает налитое. Он решительно не понимает, что послужило таким изменениям. Фронтмен же тем временем безошибочно считывает его и отвечает вопросом, только сильнее загоняющим Ки Хуна в тупик:

— Не думаете же вы, господин Сон, что вы единственный застрявший в этой петле?

— Расскажи, — хмурится Ки Хун, впрочем, принимая это на веру... Это слишком похоже на правду, чтобы не потребовать рассказа. В конце концов, что он теряет, кроме очередной попытки и витка из нервов?!

— А что тут рассказывать? — вздыхает тот, кого он знает как Ён Иля. — Я умер, вернулся в день после бунта... А потом снова в него, хотя уже и не умирал. И ещё. И ещё! Пока не догадался, что возвращаюсь я — с момента вашей гибели, Ки Хун. И вот как с этим, подскажите, быть?

Сон оторопел. Не этого он ожидал. Вовсе не этого.

1) в буддизме промежуточное состояние между смертью и новым воплощением

Вернуться к тексту