День Кальмара (джен)

Время иссякло, хватило бы сил,

Есть шанс дотянуть до заветной черты,

Крылья машины блестят серебром,

Ты — словно мишень под прицельным огнем.

Стерта грань —

«Свой — Чужой»,

И стонет земля,

И играет отбой.

Слева и справа безудержный шквал,

Жив или нет — понимать перестал,

Воздух пронизан свинцовым дождем,

Не веришь в реальность — всё кажется сном.

Кипелов — Дыхание Тьмы

На самом деле Сон Ки Хуну повезло. Да, он проиграл. Да, он сломан — совсем скоро его фигурка упадёт с доски, игра для него закончится. Но умрёт Ки Хун на своих условиях, показывая ублюдкам-зрителям, что не все люди — лошади. Их лошади, на которых можно делать ставки и судить по себе.

Дочь Чун Хи будет жить. Ки Хун слабо представляет, что станет с малышкой, но верит, что Ён Илю хватит остатков совести позаботиться о ней. Эта малышка на 45,6 млрд вон... Её судьба началась непросто, и вряд ли дальше будет легче. Но у неё хотя бы будет это "дальше".

Да, будет сложно. И наследство может стать бременем, а не подарком судьбы. Не всё можно купить за деньги. Далеко не всё. Чун Хи сказала, что у неё никого нет. Ребёнок после её смерти нужен был лишь Ки Хуну. Родной отец... хуже, чем предал. Ки Хун бросает взгляд на распластанное тело внизу. Вряд ли сам Сон мог бы хорошо позаботиться о малышке, но и тревога о том, что будет с ней делать Фронтмен, не отступает. Не сам же воспитывать? Этот навоспитывает. Что вообще делают в таких случаях?

Прецедентов на игре ещё не было. Он надеется, что не было. Иначе эти игры ещё более жестоки, чем кажутся. Только последний крючок страха за малышку и удерживает Ки Хуна на краю бездны. Один шаг — и всё закончится. Больше не будет страданий. Сон больше никого не подведёт, ничьих ожиданий не разобьёт и вырвется за этот бесконечный круг жажды невозможного. Наверное, нужно это признать, стоя тут, на самом краю. Игры не остановить, покуда люди сами крутят эти жернова, перемалывая свои и чужие судьбы, стирая человечность в труху.

Ки Хун бы оспорил. Возможно, будь шанс, спросил бы Фронтмена получше: что им движет, как люди превращаются в чудовищ. И всё же выбора нет. Как и времени. Таймер на исходе — нужно решаться. Лучше хоть какой-то шанс, чем гарантированная смерть. И он намерен сдержать обещание Чун Хи... У её дочки будет жизнь. И возможности. Свой слот Ки Хун уже разыграл, поставив на кон, что имел.

Времени на философию не остаётся, да и не его это... Ки Хун делает глубокий вздох и одновременно срывает шаг в пустоту. Перед этим он успевает поцеловать малышку, искреннее надеясь, что тем самым благословляет и делится своей феноменальной удачей, а не проклинает. И напоследок кричит наблюдающим из тёмной ниши ВИПам (странно, но Сон чувствует их напряженные взгляды и смятение, хоть и не видит никого — может быть, среди них прячется и Ён Иль. Ему он тоже кричит), что они не лошади, а люди — вряд ли уразумеют, но... Ничего не сказать Ки Хун не может.

У любой истории должна быть точка. Его, очевидно, будет проставлена здесь и сейчас. Сон намеренно не смотрит вниз — падает спиной. Свободный. А взгляд вверх — там потолок, грубый бетонный, как и пол, но Ки Хун знает — за ним небо. Бездонное и широкое. И это знание у него не отнять. Как и убеждения. Вопреки всему разбиться он не успевает. Внутренности подпрыгнули, чувство свободного падения появилось и разом пропало. Это походило на прыжок с тарзанки. Только не поддающийся никакой логики. Потому что вместо жесткого пола и вечного мрака его встречает... стенка гроба.

Знакомая. Очень. Сон ужасается при одной мысли, что ему снова "повезло" и разбился он не до конца, попросту рассудок помутился — вот и очнулся только сейчас... Скоро печь. Или раз уж он жив — подвальная операционная по изыманию органов. Но... боли, что можно было ожидать при падении с высоты пятиэтажки, не было. И вообще, Ки Хун чувствовал себя так же, как после неудавшегося восстания. Паршиво, но в игроспособном состоянии. Странно, да?

Ещё страннее и страшнее стало, когда крышка гроба поднялась и он увидел пред собой взволнованное лицо Хён Джу. Да уж — на Бардо⁽¹⁾ или Небеса это не походило ну никак. Разве что Чистилище имело в своих очертаниях вид общежития игр, но Ки Хун сомневался, что Творец, кем бы он ни был, вдохновился бы подобной мерзостью.

Нет, это походило на возврат во времени. Совсем немного. Буквально три дня, а знакомый зал был полон живыми мертвецами. Вот тогда-то Сон окончательно понял, что бесповоротно сошёл с ума. Кажется, его хриплый безумный смех напугал всех без исключения.

Снова и снова по кругу... Может, всё же Ад? Личный — бежать, надрываться, пытаться спасти и снова спотыкаться — чем не ад?! Это ведь уже было. Он смеялся, когда его вытаскивали на кровать — Хён Джу, госпожа Чан и её сын, когда настороженно смотрела ещё беременная Чун Хи... когда с десяток мертвецов окружали его плотным и любопытствующим кольцом. Когда они снова голосовали, а Ки Хун знал итог этого голосования... Единственная разница — на этот раз его не приковали. Это было излишне.

Он ни на кого не бросается, не пытается убить себя, просто смеётся себе под нос. Помешался? И что такого?! Наверное, это самое логичное в его положении. Интересно получается. Впрочем, Ки Хуну плевать — он наблюдает, порой подмечая то, что упустил в первый раз. Наказание... Да пускай! Он всё ещё не может остаться равнодушным. Сердце в груди издевательски стучит. Тук-тук, тук, тук-тук-тук! А может, и правда жив? Но что тогда он видел только что? Вещий Сон? Ну да... Память услужливо подкидывает ремарку Ён Иля. Ублюдок что-то знал, или его разум в гробу совсем помешался? Непонятно.

А пока вокруг него круговорот лиц. Жизни. Одни смотрят со страхом, иные с жалостью... Дэ Хо... тот боится — вон наблюдает издали настороженно. Удивительно, но Ки Хун больше не чувствует ярости. Не к нему. Что бы Сон на самом деле ни пережил, но хватит. Один раз он его уже убил. Хватит. На этот раз... Ки Хун выворачивает голову — его целью в четвёртой игре будет 333. Мразь, что приговорил собственного ребёнка, жить не достоин. И Ки Хуну плевать, что они оба в красном. Он убьёт его, не позволит вырезать стольких игроков — это уже будет благо. Что до смерти за нарушение правил — Сон не боится. Давно не боится.

Остаток ночи проходит быстро. Игра начинается, и это именно та игра, которую он помнит. Достать 333 не так просто. Он неожиданно (хотя Ки Хун допускает, что так уже было — он не помнит, в тот раз его мир сузился до Дэ Хо) объединяется с подпевалой Таноса. Наркоша и мразь. Прикончить их — дело чести. На котором, собственно, для Ки Хуна всё и заканчивается — эти здоровые, сильные парни вдвоём оказываются ему не по зубам. Ки Хун снова просыпается в гробу.

На этот раз он не смеётся. Ему жутко. Что это за бесконечный день Сурка? На самом деле больше, чем день... В первый раз он прожил так три дня. Или даже чуть дольше. Но это сохраненная игра — с момента восстания, когда уже мёртв Чон Бэ. Это пугает. Дрожь прошибает измученное тело. Может, и правда ад? Он ведь виноват... И в этом его наказание.

Ки Хун не понимает... Неужели ему нужно выжить и выиграть игру, чтобы прекратить просыпаться в своём самом худшем кошмаре?! Или же выхода из этой Сансары нет? Думать об этом не хочется. Нет уж — надо стараться и вгрызаться в хоть какой-то шанс, иначе всё будет лишено смысла.

В этот раз он сам с небольшой помощью вылезает из гробика. И даже участвует в голосовании. Конечно, после восстания люди боятся. И все привычно летит к черту, но... часть Ки Хуна успокаивается, когда он жмёт на свой крестик. Взгляд сам поднимается к камере. Ён Иль... Если это всё же он Фронтмен, а не разыгравшаяся фантазия гаснущего разума, он смотрит? Наблюдает за ним? Отчего-то хотелось, чтоб тот увидел и заметил. Ки Хун всё ещё борется.

На этот раз перед четвёртой игрой он сам подходит к Дэ Хо и предлагает махнуться футболками. Получив от едва живого от страха парнишки синюю майку, он идет к трём женщинам и предлагает свою защиту. Никто не отказывается. Поэтому остаток игры умиротворённый таким решением Ки Хун занят тем, что оберегает беременную и старушку вместе с Хён Джу.

Вдвоём у них получается завалить 333. Его подельник, Нам Гю, испугался и сбежал. Очень показательно. И всё бы хорошо, но... на этот раз Ки Хун следил, чтобы Чун Хи не подвернула ногу, но... его не было рядом в предыдущем моменте. И потому Сон не знал, когда конкретно это произойдёт — в результате к скакалочке они подошли со всё той же безнадёжно хромающей проблемой.

Распухшая лодыжка — полбеды. Куда страшнее то, что спасти от самоубийства госпожу Чан не удалось. Да, они нашли ключи и прошли игру, но вот Ён Сика Ки Хун из виду упустил. Сердце матери не выдержало, хоть на сей раз она его и не убила. Сон хотел вытащить её из петли, но... позорно уснул и пропустил тот момент. Так что к убийственной скакалочке они добрались почти в том же составе и качестве: только 333 заменился на 120.

Ки Хун, помня о проблемах и скидывающем всех игроке 096, пошёл точно так же первым. С ребёнком. Хён Джу обещала помочь Чун Хи... И он доверился этой стойкой и храброй женщине.

И на сей раз он не стал церемониться со скидывающим всех игроком. После первого улетевшего в пропасть — сам сбросил его, выиграв драку. Правда, Ки Хун не учёл, что проклятое место пусто не бывает. Игроку 100 (кто бы сомневался — старикан с 10 млрд долга был тем ещё генератором зла) идея показалась удачной... Только он подошёл к ней ещё креативнее — нашёл пособника. И они вдвоём не пустили больше никого. И Ки Хуна сбросили вниз, когда он отчаянно пытался пробить путь для Хён Джу и Чун Хи.

В третий раз, кипя от гнева и проигранной битвы, он открыл глаза в гробу. На этот раз даже крышку сам снял...

Спасти Ён Сика оказалось делом непростым. Для этого Ки Хун задержался, когда отправил троих женщин к спасительной двери (Чун Хи он на этот раз травмироваться не позволил), а этот тип в благодарность едва не попытался его убить... Хорошо, что мимо удачно пробегал один из ублюдков, которого Ки Хун помнил по финалу... Ки Хун загнал его, но убил Ён Сик. Всё-таки смог. Мерзко от всего этого, но... Сон поморщился: деваться было некуда.

Перед пятой игрой Ки Хуна мучили большие сомнения, что мать и сын пройдут скакалку... Но то было лучше, чем ничего. Как и дважды до этого — Сон с малышкой пересекли препятствие. На этот раз он велел сразу за собой Хён Джу. Против них двоих скидывать игроков никто не рискнул.

Только даже при этом условии — госпожа Чан сумела и ловко прошла, её сын — нет. Недотёпа запнулся. Чун Хи... тоже запнулась. Сердце Ки Хуна болело. Как же так? Всё ведь хорошо было с ногой!

Впрочем, на этот раз госпожа Чан не спешила на тот свет. Она помогала им с Хён Джу возиться с малышкой. Кажется, она всё ещё чувствовала себя нужной... И как голос, и как человек.

Разумеется, несмотря на всё это, финальное голосование они проиграли! Конечно же, смерть троих им нужна! Всего лишь... А их дошло аж пятнадцать. Много. Очень. И каждый думал — умру точно не я, а денег... Денег станет больше. Тьфу. Неужели он сам, попав в первый раз на игры, именно об этом и спросил организаторов. Каков призовой фонд... Не Сан Ву задал тот вопрос. Вокруг было слишком много призраков.

Но Ки Хун-то знал, как беспощадны шест и люди... Эту ночь он не спал, зная, что задумывают сбросить его, ребёнка и старушку. Ещё и Хён Джу подговаривали. Но та, к счастью, оставалась верна себе. Славная. Сердце невольно наполнилось теплом и гордостью. Не все тут лошади.

Он не спал ночь перед финалом. Однако Фронтмен его к себе так и не вызвал. Странно, а ещё вопиюще безнадёжно. Без кинжала... Сону не просто это признавать, но на этот раз он шёл на игру с чувством, что его предали. Ну да — ничего странного, скорее всего, ведущий верно понял, Ки Хун точно не стал бы убивать кого-то из этих двух верных женщин. Потому что игры не состоялись бы только с тремя игроками... А это он, малышка и кто-то — или 149, или 120... Немыслимый выбор! Но кинжал-то вручить мог! Гад. Неописуемый.

В результате силы были чертовски не равны. Пока 100 интриговал, Ки Хун схватил шест. Выбора не было. Или они их, или... Кинжал и хитрость 333 были всё же сподручнее. Это осознал Сон, вновь очнувшись в гробу. Как же его достало там просыпаться! Почему именно там? Почему не чуть ранее? Когда Чон Бэ ещё был... Нет, и думать больно.

На этот раз он не спасает Ён Сика. Просто вытаскивает из петли госпожу Чан. И долго объясняет и об её голосе, и о помощи с ребёнком. Падает на колени и твердит, что не справится... Удивительно, но ему всё ещё верят.

На этот раз в скакалочке Ки Хун отдает малышку Хён Джу. А сам тянет за собой буквально пошагово Чун Хи. Они первые — за ними 120 с ребёнком... И всё неожиданно получается. На этот раз в финале их шестнадцать. И самые вероятные кандидаты на вылет — ребёнок, его мать и старушка. Ки Хуну невыносимо это слышать. Он снова не спит. На этот раз он близок к тому, чтобы подойти к камере и закричать:

— Чёрт возьми! Ён Иль, я знаю, это ты... Дай кинжал!

Потому что всё повторится. И он не в силах это изменить сам. Однако закричать он не успевает. Странно, но на этот раз за ним приходят.

Ещё более странно то, что Фронтмен ожидает его не в кресле, а за барной стойкой. Без маски. Ки Хун чувствует, что не понимает ничего, но окончательно теряет связь с реальностью (или её подобием), когда Ён Иль заговаривает с ним, опрокидывая в себя стакан:

— Господин Сон... Присаживайтесь. Угощайтесь! — кивает он на виски.

Ки Хун машинально подчиняется и принимает налитое. Он решительно не понимает, что послужило таким изменениям. Фронтмен же тем временем безошибочно считывает его и отвечает вопросом, только сильнее загоняющим Ки Хуна в тупик:

— Не думаете же вы, господин Сон, что вы единственный застрявший в этой петле?

— Расскажи, — хмурится Ки Хун, впрочем, принимая это на веру... Это слишком похоже на правду, чтобы не потребовать рассказа. В конце концов, что он теряет, кроме очередной попытки и витка из нервов?!

— А что тут рассказывать? — вздыхает тот, кого он знает как Ён Иля. — Я умер, вернулся в день после бунта... А потом снова в него, хотя уже и не умирал. И ещё. И ещё! Пока не догадался, что возвращаюсь я — с момента вашей гибели, Ки Хун. И вот как с этим, подскажите, быть?

Сон оторопел. Не этого он ожидал. Вовсе не этого.

1) в буддизме промежуточное состояние между смертью и новым воплощением

Вернуться к тексту

Just an alley creeper, light on his feet

A young fighter screaming, with no time for doubt

With the pain and anger can't see a way out

It ain't much I'm asking, I heard him say

Gotta find me a future, move out of my way

I want it all, I want it all, I want it all, and I want it now

Queen — I Want It All

Умирать не больно. Какой дурак это сказал? И главное, как именно об этом узнали остальные?! Ин Хо поджал губы. А потом нахмурился, впиваясь взглядом в экран... Откуда здесь этот экран? Почему он снова на острове? Он ведь... Или нет? Мысли разбегались, будто его мозги взбили миксером. Причём последнее предположение казалось ему едва ли не самым логичным во всем перечисленном. Его голове и телу — и вправду досталось. Это он помнил. Или думал, что помнил.

Ин Хо наклонился к обзорному экрану. Так и есть. Где-то он уже это видел и слышал. Или не совсем это. Мозг спотыкался о какую-то неровность. Дежавю перекрывалось явной неправильностью происходящего. Может, не стоило пересматривать запись 37-х игр до мозоли в мозгах? Потому что сейчас на повреждённый мозг это легло... странно.

Ведь на сей раз на экране игрок 456 молчал. Никаких "Ты победил! Убей меня! Слышишь, почему не убил?! Ты..." он не услышал. Странно. Ин Хо был уверен, что именно это господин Сон и скажет, как и говорил в сотнях перемоток, которые Хван себе с упёртостью истинного мазохиста устраивал... но тот статуей сидел на кровати. Идеально ровная спина, а сам будто неживой...

Ин Хо вздрогнул — перед глазами живо всплыла сцена — изломанное тело у подножья круга. Кровь, что тонкой струйкой сочилась изо рта. Ки Хун уже умирал. Он это помнит. И не только это. Хван похолодел. В этой вопиющей повторяющейся ирреальности что-то было не так: Сон не отбирал автомат, не пытался умереть, не скандалил, чтобы появилась нужда его скрутить — и всё же звонок раздался именно тогда, когда и должен был — табло со временем подтверждало страшные догадки.

На бредни умирающего мозга похоже не было. Слишком масштабно и реалистично. Если разум его, конечно, не зациклился вокруг самых болезненных дней за последний год... Что вполне возможно — ведь некому рассказать, как там оно "после смерти".

Ин Хо снова нахмурился. Между бровями у него залегла глубокая складка. Ему это не нравилось. Совершенно. Вряд ли он, конечно, заслужил предсмертные галлюцинации поприятнее — с его-то загрязненной кармой, но... Это как-то перебор.

Слишком жестоко заставлять его снова бессильно наблюдать, как страдает бедняга Сон, что умрёт через пару дней, и... вынуждать снова отдать капитану Паку приказ, разрывающий Ин Хо на части. Слишком жестоко — разве в Игре в кальмара и такое бывает? Разве чувства не притупляются, эмоции не высушиваются? Не до конца.

Приказ предельно прост: если Чун Хо найдёт остров — убить всех на корабле, включая глупенького младшего брата. А ведь приказ — это лишь формально. Фактически это просьба. Просьба победителя 2015 года к победителю 1990-го.

Пак выиграл. И, как и многим, счастья ему это не принесло. Десять лет назад он попал в поле зрения полиции — засветился в нелегальном игорном доме. Он проигрывал свой выигрыш как мог, но так до конца и не промотался.

Проблемы с законом помог урегулировать господин О. Он же и предложил развеять скуку, примкнуть к организации. Пак стал квадратом.

Он никогда не стремился управлять — ему и наблюдение за процессом игр не доставляло удовольствия, но патруль внешнего периметра на корабле притуплял скуку.

Развлечением последних лет стал выловленный им Чун Хо. Вся эта погоня за собственным хвостом — Пак занимался этим делом не ради денег, а потому что это ему нравилось. У него никого не было. Кроме остатка выигрыша и бойцовского пса. Ин Хо знал, кого просить спасать брата... Они были сломаны схожим образом. Только капитан жил с этой пустотой внутри дольше.

Впрочем, на этот раз о спасении речь не шла. Слишком уж далеко всё зашло. Ин Хо знал, что не ему одному приказ причинил боль. Братец умел залезать людям под кожу. Даже таким выгоревшим, как Пак. И он всё ещё был в сердце самого Ин Хо. Крохотном — сморщившемся, высохшем под натиском жестоких ветров.

А ведь он помнит: Чун Хо нашёл остров. Упрямец этакий. Ин Хо сжимает виски и стыдливо игнорирует звонок, что разрывает своды черепа. Настоящее мешается с прошлым, голову кружит, но он знает одно: брат жив вопреки, а не благодаря самому Ин Хо. Счастливая случайность и верность мелкого бандита спасли его. Это он узнает позже. Узнает и сделает так, чтобы Ю Соку не дали больше полугода тюрьмы.

Но тогда и сейчас, в этом застывшем смолой воспоминании, Ин Хо приговорил Чун Хо. Да, он надеялся, что брат не найдёт остров, что до крайности не дойдёт, но... Вероятность была не нулевая.

И всё же он взвесил своё сердце на одной руке и долг на другой. Долг перевесил. Тогда Ин Хо ещё думал, что борется за правое дело... Тогда — это сейчас, как бы сюрреалистично ни звучало, а именно — после подавленного бунта в последней корейской игре. Он ещё верил руководству. Да что там — Хван доверял куратору до самого конца. Тот, впрочем, и был последним запомнившимся ему до этого схождения в прошлое "сейчас". И да — болящая голова — самое логичное в его текущем самочувствии, вряд ли в его черепушке осталось хоть что-то целое после аварии.

В такие случайности Ин Хо не верил. Тормоза, бывает, отказывают и у большегрузов, но слишком много совпадений и но. Хван только получил повышение и приблизился к заветной цели — работе в центральном офисе. Туда-то он и хотел отправиться после того, как отдаст Ки Хуну последний долг, передав его дочери наследство, и это-то он и успел сделать... И больше ничего. Он мог бы поверить в случайность, что удача от него отвернулась... Но не на полной же скорости грузовик должен был нестись в спальном районе города, и не в его сторону! Ин Хо именно что целенаправленно протаранили, не оставив и крохотного шанса на спасение.

В Лос-Анджелесе было солнечно... Здесь же непонятно — день или ночь за толстой стеной и потолком, спрятанными в глубине земли игрового павильона. Огромные часы — единственное, что позволяет ориентироваться в пространстве. Телефон замолчал. Ки Хун на экране — тоже. А Ин Хо в этом затянувшемся галлюцинирующем воспоминании тянется за бутылкой. Пьёт жадно и не отрываясь, не заморачиваясь стаканом — виски обжигает горло, на глаза накатывают слёзы. Почему конец не наступает? Или даже дьявол не хочет марать об него руки? Разве его не должно было запаковать в элитную консервную банку лимузина мгновенно?

Телефон зазвонил снова. На сей раз Хван, шатаясь, встаёт и снимает чёртову трубку, не слушая Пака, отрывисто говорит ему:

— Делай что должен. Но только в крайнем случае, — и кладёт её.

Смысл не поменялся. Ему всё так же паршиво. Он ждёт... Но ничего не происходит. Точнее, происходит — но будто в старом недобром кино. Вокруг повторяется то, что было с ним полгода назад. Ин Хо заново проживает эти мгновения. Бессилия и разрыва. Что ж, если это наказание, он его примет. У него нет выбора, хоть и никакого облегчения это не сулит. Кому станет легче от его страданий? Разве это кого-то вернёт или спасёт?

Наблюдать и ничего не делать — это пытка. Была тогда, а теперь... Переживать всё это снова и снова — пытка вдвойне. Вяло размышлять, кто всё-таки его убил и за что, было подарком. Какое-никакое, а отвлечение. Кандидатов, впрочем, было немного. Всего-то две противоборствующие стороны, которым он служил, верно? Что мог быть и кто-то третий, а те стороны могли быть одной монетой — предпочитал не размышлять, но это вновь и вновь кололо мечущийся разум. Додумать он, впрочем, не успел: мир померк очень быстро и на ровном месте. Будто отключили электроэнергию в его домашнем кинотеатре, а генератор почему-то не включился.

И это вписывалось в концепцию настигшей его смерти. Другое удивительно — очнулся Ин Хо снова во всё том же кресле и глядя на то, как... Погодите-ка! А ведь Ки Хун опять не кричал, не скандалил и не просил убить. Почему в его реставрации событий так происходит? Что поменяет это щекочущее нервы странное спокойствие господина Сона? Да и что вообще может поменяться, если всё это происходит у Ин Хо в голове?

Хван нахмурился, плеснул себе виски, подкрутил звук и всмотрелся... Всё тихо-мирно. Голосование прошло, кресты с разгромом проиграли, а господин Сон сидит себе на своей койке, молчалив, собран и не прикован.

От удивления он выронил стакан. А вот теперь галлюцинации стали сильнее походить на галлюцинации. Заинтригованный Ин Хо стал внимательно наблюдать за ведущим себя по-другому игроком 456. Не то чтобы он в предыдущие два раза что-то иное делал... Но сейчас он подмечал всё больше различий.

И вместе с тем думал. Во имя чего сдал в утиль свою и чужие жизни. Тогда девять лет назад всё не казалось таким безнадёжным, как в Лос-Анджелесе с переломанным, сплющенным телом. И всё-таки кто и зачем убил его?!

Узнали о его двойной игре? А может, всегда знали? Или с разных сторон за нити дергали одни и те же руки, упиваясь своей сложной игрой? Знали и наслаждались, им просто нравилось наблюдать за его терзаниями. А когда наскучил, когда не осталось формальных рычагов не пустить Ин Хо глубже в сеть игр, когда он совершил "красивый реверанс" памяти игрока 456, когда пристроил игрока 222 в надежные руки брата — тогда и убили. Выполнил свою роль — дай дорогу другим, молодым и не обломанным.

Додумать Ин Хо не успел — ведущий себя по-другому Ки Хун нарвался. Ничего он с этим сделать не сумел. Банально не успел. Убили. Снова. А Хвана возвратило в кресло, как удачно у него тут бар под рукой расположен — хоть что-то скрашивает эту невыносимую подлость подсознания. А потом закрутилось: так как Ки Хун никакой речью не обрадовал, то в телефон, повинуясь неведомому чувству, Ин Хо процедил:

— Брать живым. Задержать. Сам разберусь.

Впервые за долгое время от слов этих внутри у него полегчало. Даже пить не потребовалось. Ин Хо вздохнул. Ещё бы это реальностью было, а не затухающими импульсами умирающего мозга...

Ки Хун тем временем боролся. Но не как в первый раз. Иначе. Отчаянно пытался спасти уже не всех, а только мать, её ребёнка (пока не рождённого), старушку и её сына, а ещё транса. Компанию Ин Хо в принципе одобрял — из всех уцелевших на текущий момент они сильнее сохранили человеческие черты. Как и то, что из неё после пары попыток пропал Ён Сик. Слабое звено... Крайне. Ничего личного.

И всё-таки теперь, пронаблюдав порядочно, Ин Хо был уверен: господин Сон действовал, будто знал наперёд. Что ожидать от 333 и от игр. Будто он, как и мучающийся здесь в конвульсиях Хван, проживал весь этот ужас снова и снова. Любопытные галлюцинации. Почти как в дне Сурка. Только на двоих. Да уж, не ожидал Ин Хо с собой такую вот частичку из Лос-Анджелеса прихватить...

А ведь спусковым механизмом новой игры с сохранённой точки служила каждая новая смерть Ки Хуна. Ин Хо отчего-то был к нему привязан. Не мог спокойно уйти — куда бы то ни было. Его зациклило на игроке 456. Может, потому, что он в последние полгода был самым частым поводом для сожалений Ин Хо?

Хван виноват перед ним. Не смог помочь. Даже навредил. Впрочем, не во всём. Напившись вдрызг, он не пригласил к себе снова дошедшего до финала Ки Хуна. Не отдал кинжал. Тот захватил первым шест, но выжить ему это не помогло. И опять новая попытка — здравствуйте, кресло и бутылка.

Наблюдать за тем, как они умирают раз за разом, снова и снова — это невыносимо. Особенно зная, что иначе и быть не может. Ин Хо ведь не имеет права на отступление. У него роль. И эта роль должна быть отыграна до конца и так, чтобы овации у несуществующего зала были шестиминутные. Только так можно узнать больше. И никак иначе.

И всё же... много он узнал? За эти годы? Много кому помог? Может, себе? Ин Хо криво улыбнулся. Горько и неприятно всё это осознавать. Скорее всего, у них были люди и в бюро. Или они и есть бюро, а это социальный эксперимент. Секретный и беспрецедентный. Банки, правительства, армия, чему тут удивляться?! Полного масштаба организации, как и коррупции в стране (и мире), не знал никто.

А он... безнадёжный дурак, раз даже в иллюзии умирающего разума продолжает хвататься за мнимые представления и веру в правильный курс. В то, что те, кто его ведут, кураторы, сами понимают, что делают и куда выкручивают дорогу жизни.

Сомнений становилось всё больше. И они перевешивали осколки убеждений. В конце концов на новой попытке Ин Хо предпринимает отчаянные меры — такие, на какие никогда бы не решился в реальности... Но ведь и это всего лишь модель в чертогах угасающего разума. А ведущий себя каждый раз по-разному Ки Хун — системный сбой и одновременно всё то, что мешает ему окончательно чокнуться. Или отключиться.

Ин Хо боялся встретиться с ним и узнать в разговоре не господина Сона, а самого себя в маске 456-го, отыгрывающего роль в спектакле на сцене умирающего мозга. Страшился подтвердить тем самым, как он жалок и что наказание его только начинается... И всё же без встречи не обойтись. Если Ин Хо хочет прекратить, чтобы путь его завершился уже хоть чем-нибудь, то, видимо, надо довести игру до конца.

Точнее, дотянуть Ки Хуна до её завершения живым. Может, тогда его выпустят из ловушки. Да и в этом был смысл и самоуспокоение — хоть где-нибудь уже, пусть в умозрительной модели... сделать Ки Хуну хорошо. Исправить несправедливость. Но без разговора нельзя — тот меняет тактику игры, Ин Хо крайне сложно спасти его из-за этого. К тому же спасаться в одиночку он откажется. Нужно думать, как вытащить мать, ребёнка и старушку с транс-женщиной.

Странно, но Ин Хо берётся за эту задачу с нескрываемым рвением. Впервые за годы службы игре ему кажется, что он делает что-то правильное. Азарт, что растёкся по венам, ощущается удивительно ярким и живым.

Hooked into this deceiver

Need more and more

Into the endless fever

Need more and more

New consequence machine

Burn through all your gasoline

Asylum overtime

Never mind

You reach the end of the line

Time

Choke the clock

Steal another day

The End of the Line — Metallica

— А что тут рассказывать? — вопрошает этот гад с печальной улыбкой.

— Вы меня спрашиваете? — вызверился Ки Хун. Точно ведь издевается, но смотрит при этом... Будто смертельно устал.

— Ну да. — Фронтмен посмотрел на него, как на дурака. — Я ведь из-за вас тут застрял. Признаться, до нашего разговора, я думал, что всё это плод отмирающих нейронов в моей голове... Но вы ведете себя так, как, я склонен предположить, не смог бы отобразить вас мой разум. — Он сделал вид, что задумался, а после медленно продолжил: — Слишком настоящий. — Острый взгляд царапнул Ки Хуна, а после Ён Иль выдал совсем уж фееричное, сохраняя при этом свою каменную рожу: — Если отбросить невозможное, то окажется, что мы с вами, господин Сон, в петле времени. И основной вопрос: не как так вышло, а как нам отсюда выбраться!

— Нет никакого "нас"! — поморщился Ки Хун. Вообще Ён Иль его бесил. Галлюцинация... ишь! Сам он глюк! Обидно, учитывая, что сам он так о Фронтмене не думал.

— Как же нет? Разве после вашей очередной смерти вас не откидывает назад в гроб, а меня в это кресло? — Кивок на кресло у экрана. — Мы связаны, господин Сон, хотим мы того или нет. Это факт.

— А может, проверим, перенесёт ли меня, если убить тебя? — неожиданно предложил Сон. Нет, правда, леденящее спокойствие этого субъекта выводило его до крайности. Уж лучше пусть там отражается печаль и тоска — те хоть и не вяжутся с этим гадом, но... делают его человеком, а не хтонической сущностью, что решила его напоследок помучить, испытывая.

— Пожалуйста. — В руки Ки Хуну тут же вложили пистолет. — Стреляйте.

— Вот уж нет, — поморщившись, отложил его Сон. Вообще-то мысль прикончить гада должна была быть ему приятной, но он этого не ощутил. Что-то внутри напряглось и решительно отринуло такую возможность. Правда, вслух он произнёс иное: — Я не хочу снова проходить через этот ад. Сейчас живы небезразличные мне люди. И я намерен сделать всё, чтобы на этот раз у нас получилось выйти из игры победителями. И заметь, "у нас" — это не про тебя и меня! — раздражённо прибавил он. Плевать он хотел, что этот мерзавец тоже застрял. Пусть страдает. Или упивается чужими страданиями. Главное — пусть не мешает спасаться и выдаст ему кинжал. На прошлой попытке всё сорвалось из-за вредности Ён Иля.

— Господин Сон... — Ведущий тяжело вздохнул, помял свои виски и посмотрел на него без особой надежды, тем самым вынуждая Ки Хуна чувствовать себя неуютно. Не каменный. И не похож на чудовище. Старик О тоже не походил. Но быть монстром ему это не мешало. Вот и Ён Иль такой же. Только прикидываться человеком у него получается несравненно лучше. Хорош актёрище. Вон как говорит: — Я одобряю ваш список спасаемых, но, поверьте, мы связаны. И выбраться из этого завихрения реальности нам предстоит тоже сообща. Хотите вы того или нет.

— Не хочу! — Ки Хун мрачно уставился на него. Неужели думал пойлом своим дорогим умаслить? Или речами. Ишь, одобряет он. А если бы не был согласен, тогда что сделал бы?! Какая самоуверенная, властная сволочь! — Ты мерзкий пёс, вылизывающий ноги своих отвратительных хозяев... Игроком тоже спускался, чтобы их потешить, да, мерзавец?

— Господин Сон, — Ён Иль снова тяжело вздохнул, опуская голову, будто ему хоть на капельку могло быть и в самом деле стыдно. Ки Хун вспыхнул от такой игры, но сдержался и дослушал, что этот гад ему скажет: — Вы имеете право злиться, ненавидеть меня и смешивать с грязью. Но это мешает нашему общему делу. — Ну вот теперь тот его стыдит. Равняет с неразумным ребёнком или дураком. Зря только слушал.

— Нет у нас ничего общего! — взвился было Ки Хун, но Фронтмен посмотрел на него совершенно убитым взглядом и неожиданно ответил:

— Есть. Я, как и вы, выиграл эту игру однажды. Как и вам, мне оказалось не к кому возвращаться. — Голос его звенел в тишине и от былого спокойствия в нём осталось мало. Он был тих и мрачен. А дальнейшие слова и вовсе произнёс на грани слышимости. Вкрадчиво и убито: — Моя жена и правда была больна. И она меня не дождалась. Тогда я, как и вы, решил прекратить эту игру.

— Это так ты прекращаешь игру? — Сон, совершенно не ожидав услышать такого, смахнул со стойки и свой стакан, и стакан Ён Иля. Битое стекло его не волновало. Как и возможные травмы этого мерзавца, что сейчас столь убедительно заверял его, что они... на одной стороне! Да как? Как можно столь убедительно лгать? Либо Фронтмен дьявольски хорош во лжи, либо... сам верит в неё. И тогда он просто безнадежный псих. — Так?! Подавив бунт, всячески стелясь перед ними?

— Я был полицейским. — Фронтмен не шелохнулся, хотя стекло ранило ему ладонь. Казалось, он этого и не заметил, всецело поглощённый воспоминаниями. — И меня уволили со службы за взятку... Хотя это был заём! — Удивительно, как быстро "камень" преобразился в остреющие взглядом "ножницы". Сон нахмурился: играет или всё же... Допущенная им мысль напугала, но Ки Хун её уже впустил и теперь слушал, как ведущий продолжал изливать на него эти непрошеные откровения:

— Но это не значит, что у меня не осталось к кому обратиться после того, как я выиграл. Ки Хун, я знаю, вы ходили в полицию — и вам никак не помогли. Я тоже не стал надеяться на них. У организаторов были как минимум схвачены налоговики и банкиры, что им обычные сеульские служащие... — Ён Иль криво улыбнулся, только теперь прижимая к кровоточащей ладони платок. Продолжил он только, достав им новые стаканы и наполнив их янтарной жидкостью:

— Однако моему однокурснику улыбнулась удача — он перешёл в систему повыше. В Национальное бюро расследований. Именно туда я и отправился вскоре после того, как обрёл возможность снова мыслить относительно трезво. Я не вы. — Ён Иль осушил свою порцию, пока Ки Хун не двигался и просто слушал, неожиданно боясь пропустить хоть слово. И его ожидания вознаградились, Фронтмен, глядя на него тёмным взором, медленно выговорил:

— Я убил других финалистов ночью, пока те спали. — Ён Иль отвернулся и тихо и быстро дополнил, сочась горечью: — Ради жены и нерожденного ребёнка. А оказалось — зря. Мне было куда как паршивее, господин Сон. Вы думаете, чудовищами рождаются? Вовсе нет... — Он снова поднял на него больной взгляд. — Естественно, я рассказал другу не всё. Утаил свои преступления. Мне не поверили, деньгам на моем счёте — да.

— Так... — Сон не мог. Язык заплетался. Звучало безумно, но тем сильнее он верил этому безумцу. — Почему игры не прекратились? Почему бюро не прикрыло игры? Разве ты не знаешь координаты? Почему они не появились, как только ты внедрился? А как, кстати, ты внедрился? — Ки Хун посмотрел на него тяжелым и подозрительным взглядом.

— Старик О решил, что я ему интересен. Тоже, кстати, наше сходство, — невесело улыбнулся Ин Хо. — Мне не пришлось особо и стараться. Я и так был почти сломан. Депрессовал, не тратил деньги... Только качался. Он пришёл ко мне сам — как и предсказывали психологи бюро — и предложил не работу, а смысл жизни. Предложил убедиться, что люди на игре — уже не люди... Что я не совершил ничего дурного. Просто... — голос дрогнул, — вынес мусор.

— Почему они не прикрыли игры, если всё знали?! — с нажимом повторил Ки Хун. Он не мог поверить. Счастье было так близко, и все же этот человек сидел с таким несчастным видом... будто всё пошло прахом.

— Хотели поймать рыбку покрупнее. Старик О — это верхушка айсберга. Игровая сеть включает в себя десятки стран мира. Международные серии... Ки Хун, я восемь лет работал на них. И я до сих пор не знаю точное число игровых площадок. Они хотели, чтобы мне доверяли, чтобы меня повысили до главного офиса. И это наконец произошло... после этой игры. Но я ничего не успел. Я лишь отдал деньги вашей дочери и меня протаранил грузовик. Не думаю, что это совпадение. Я думаю... — Ён Иль помрачнел, — в бюро предатель. Или организаторы знали обо мне с самого начала. Играли, мучили, искушали, а как стал не интересен — избавились.

— Ты... то есть... Нас никто не спасёт? Всё тщетно? И бюро это устраивает?! — Ки Хун воззрился на этого... тотального неудачника совершенно круглыми глазами. А ведь по виду и не скажешь, что идиот. Или злодей. Просто... слов не подбиралось. Цензурных. И ведь не подкопаешься — человек перед ним верил системе и тому, чему служит. А в результате не добился ровным счетом ничего.

— Почему же никто... — Ведущий вздохнул. — Мой брат скоро найдёт остров во второй раз. Едва не погибнет. Опять. Спасать его снова и снова становится сложнее. А подчас и невозможно, не ставя под угрозу миссию. Но ему повезёт. Ки Хун, я отдал дочь 222 детективу Хвану.

— Ты... — Сон прикусил губу. — Так это тебя... Так... — Он замолчал, понимая, что детектив водил его за нос, говоря, что не знал, кто в него стрелял... — Вы не похожи, — наконец сообщил он.

— У нас разные матери, — тихо ответил Ён Иль. — И я старше на шестнадцать лет.

— Мне плевать! — Ки Хун дёрнул плечом. Ещё один человек. которому он верил оказался лгуном. — Что-то же можно сделать? Раз эти организаторы опутали всё своими сетями... Можно же сделать хоть что-то? Хоть корейскую версию прекратить! Пусть на время?

— Можно. В первом варианте так и было. Остров был взорван. — Ведущий вздохнул. — Но нам он не подходит. Чтобы вырваться из петли, вы должны выжить.

— Ты тоже, — мрачно взглянул на него Ки Хун.

— Это мы ещё не проверяли, — веско заметил Ён Иль. — Но предположим.

— И что ты предлагаешь? — Сон нахмурился.

— Предлагаю... — Ему снова протянули пистолет и кинжал. — Взять это и использовать в крайнем случае. Я пошёл ва-банк. Если всё пройдёт, как задумано, вскоре остров будет окружен.

— Это почему же? Ты ведь говоришь, что все куплено? — кисло осведомился Ки Хун.

— Не настолько... — Этот тип самодовольно ухмыльнулся, будто не он ещё минуту назад смотрел на него с видом вселенской печали. До нашей встречи я слил в сеть — здесь есть одно место, где она ловит... и координаты, и некоторые доказательства. Косвенные, к сожалению, но всколыхнуть болото хватит. Общественный резонанс — единственное, что может заставить их... отдать мне приказ начать обратный отсчёт. А уже в суматохе... Ки Хун, я сделаю всё, чтобы вывести вас и вашу группу. Вооружите ещё Хён Джу. — Ён Иль протянул ему второй ствол. — Но я не могу гарантировать, что они не догадаются об источнике утечки... И потом нам всем придётся прятаться. Будьте к этому готовы.

— Об этом можно подумать и позже, — мрачно сказал Ки Хун, пряча оружие. Что ж, встреча прошла неожиданно, но не бесплодно. Пора возвращаться, иначе его отсутствие станет заметным. — И да, если провалимся, то... до новой попытки. — И он скрылся в лифте.

Слова окажутся пророческими. Семь раз они начинали сначала из-за гибели Ки Хуна в разных этапах безумного плана. И только раз из-за того, что кое-кто из ВИПов прекрасно владел снайперской винтовкой и подстрелил предавшего доверие Фронтмена, когда они почти выбрались.

— Тебя зовут-то хоть как? — мрачно спросил Ки Хун, попивая виски после той попытки. Он хотел знать имя своей неудачи. Настоящее. Просто сволочи, гада и мерзавца было мало. А Хван у него в голове был только один. И это был детектив.

— Хван Ин Хо, — мрачно отозвался Фронтмен.

— Так вот, Ин Хо, ещё раз заставишь проходить меня через это дерьмо, я тебя... — Сон взбешенно сплюнул. А что он? Убьёт?! Это смешно. — Тут запру! А что? За тобой как раз сюда братец придёт... Вот и заберёт. Готовенького, связанного.

— Тебе без меня не справиться, — закатил глаза этот гад и был прав.

Не справиться. Но и вместе... Они косячили. Так продолжалось, пока в очередную попытку (Ки Хун стотысячекратно возненавидел музыку этого места, стены и механический голос — от все этого в голове образовалась гигантская мозоль!) всё неожиданно не получилось. Правда, перед этим Ин Хо купил и пригнал сюда ни много ни мало, а целую подводную лодку... Но не суть. Главное, получилось же!

Честно, Ки Хун понятия не имел, что делать теперь... Но его более чем устраивало то, что организаторы игр думали, что все они погибли при взрыве острова. Наверное, стоило попробовать начать жить. Радуясь каждому дню, что начинался не с нот "Голубого Дуная!" Ну, а то, что рядом отирается этот гад Ин Хо — не такая большая цена. В конце концов, как расцепиться, если, возможно, они всё ещё связаны? Ки Хун вовсе не хочет назад в это колесо для загнанной белки. К тому же не такой уж он и гад, получается.