Однажды в Смоленске (джен)

❝ Последнее время мне стало жить тяжело. Я вижу, я стал понимать слишком много ❞.

Л. Н. Толстой. Война и мир. (Андрей Болконский)

Антон Городецкий почти налегке загружался в поезд до Смоленска. Если вообще можно выразиться таким образом, учитывая, что перед этим его, точно новогоднюю ёлку, обвешали защитными артефактами заботливые жена и дочь.

Заботливые жена и дочь — Иные. Высшая и Абсолютная Светлая. Которые не жили с ним с момента победы над Двуединым.

Внутри снова разлилась противная горечь. Столько лет прошло. И вроде бы всё хорошо: мир устоял, как он, Городецкий, того и хотел, но всё-таки... Не того хотел. Думал, умрёт, пожертвует собой, упокоится на Шестом слое Сумрака или вовсе в Пустоту уйдёт — и не будет ни боли, ни страдания, а карта неожиданно сыграла. Выжил. Но не целиком. Городецкий-Иной и правда погиб, а вот человек, коим он, оказывается, не перестал быть, выжил.

Только проку с этого было чуть. Его семья, друзья и знакомые — все были Иными. Жизнь протекала именно в этой Сумеречной плоскости. И оказаться враз выброшенным из этого привычного круга — больно. Да, болото, да, прогнили все — и Светлые тоже, — но родное. Своё. А люди хоть и тоже свои, но знал он много больше их. И как прежде жить было невозможно. Совсем.

Любимые девочки отдалились. Их угнетала его уязвимость, его смертность и, разумеется, его аномальность. Они с Наденькой теперь были как два полюса: она — Абсолютная Иная, он — Абсолютный человек, ходячая батарейка покруче любого санатория для Иных: подходи, заряжайся, только не взорвись от перенапряжения.

Вот его-то девчонки и не выдерживали. Городецкий вздохнул. Да, жизнь сделала неприятный вираж, но он всё ещё был жив и даже не уволен из Дозора. Внештатный сотрудник. Привлекался для решения особо запутанных дел. Всё-таки чего Антон не лишился, так это своего аналитического ума. Но обычно его командировали с кем-то для поддержки.

Он всё понимал, но порой так хотелось как раньше — одному распутать сложное дело. Может, Гесер наконец его услышал, потому в Смоленск распутывать кровавый вампирский след он ехал один. Да, Борис Игнатьевич уверил его жену, что в самом городе сильный Ночной Дозор и они окажут всю необходимую поддержку, но... Даже так Антон решил считать это за самостоятельное дело, поскольку местные дозоры — это одно, а вот со спецполномочиями только он командирован, и на нём стоят визы: Ночного, Дневного дозоров и даже инквизитория. Никто в Смоленске, завидев такие горящие печати на его следе, не посмеет чинить препятствий.

А дело было щепетильным.

А каким ему быть, если оно связано со старейшим вампиром России?

«Это тебе, Антон, не Костя Саушкин! — предостерегал его Гесер, инструктируя. — Я со Славой познакомился на восьмой год монгольского нашествия».

Вот и считай, Городецкий, уж на это-то силы Иного не надо...

Да, Костю Антон знал почти с пелёнок. Сильный — спору нет. Такого угомонить одна лишь Наденька по чистой силе могла: и то кто кого — неизвестно. Или же выдумка нестандартного аналитического ума Городецкого, как тогда, с запуском вампира-мечтателя на орбиту, где нет людей, нет и пищи для Иных… И жизни им тоже нет. Хотя если б сейчас Саушкин такое задумал (представим, что книгу всё же вернули бы с орбиты), то ему одного Городецкого хватило бы с запасом. Он ведь теперь как супер-батарейка. Если делать аналогию с массовой культурой — он как аккумулятор Тони Старка.

Но вот старейший вампир — это внушало осторожность куда как сильнее знакомого и ещё толком не обтёртого жизнью Костика. Да, это и не Пётр-неандерталец, но… Иной фактически ровесник Гесера и Завулона, а этих двоих Городецкий опасался. Да-да, и шефа тоже. Слишком хорошо знал: будет выгодно делу Света, пожертвует и им, и Светой, и Надей — любым. Только, в отличие от Завулона, испытает потом сожаление. Хотя и Всетемнейший… За годы, что знал его, Городецкий убедился в наличии у того не совести, конечно, но воспоминаний о ней. Завулон тоже был знакомым злом, разумным и не стремящимся к уничтожению, с некоторыми понятиями — пусть и извращёнными — о чести. А вот новое лицо того же уровня — это волнительно. Городецкому нужно было быть осторожнее.

Старейший вампир России, глава Смоленского Дневного Дозора, Святослав Вернидубович. Гесер отзывался о нём с уважением. Перед тем, как Городецкий получил это дело, в наушниках у бесцельно гуляющего по парку Антона играла «Исповедь Вампира». Магия случайного воспроизведения — единственная, оставшаяся ему доступной, — предвосхитила просьбу зайти и получить задание:

Вся жизнь вампира — сущий ад!

Мое время...

Вы рады жизни — я смерти рад!

Моё бремя⁽¹⁾...

Да уж. Антон поморщился. Нет-нет, да поступали ему предложения: укусить. Чаще от оборотней — там ты хотя бы не живой мертвец, — но и от вампиров тоже. Многие хотели исправить несправедливость. И сами вампиры, оборотни подходили, и свои Светлые иногда заговаривали, когда он в Дозор с чем-нибудь помочь приходил. Даже Завулон однажды лично предложил. Но он-то знал, какие это муки. Даже у оборотней. Нет. Не после того, как он был Высшим Светлым, становиться Низшим Тёмным… Буквально пить кровь, есть плоть, чтобы жить. Он не имел ничего принципиально против вампиров и оборотней — ситуации разные, да и все Иные по сути своей вампиры, только остальные пьют жизненную энергию, но сам он быть таковым не хотел. Хотя это и лицемерие. Свои силы Светлого Мага Антон бы с радостью вернул, а вот оборотнем становиться — нет, в то время как суть одна. Ну что ж, да. Он это признаёт. Не совершенен… И как только Двуединый пощадил? Или никакая это не пощада, а издёвка с целью доказать, что он, Городецкий, ничем не лучше, такой же, как все Иные? Может быть.

В любом случае, было дело. И дело важное. Неизвестный вампир высосал досуха уже шестерых. И у Ночного, и у Дневного Дозоров кончились идеи. Местная инквизиция тоже была в тупике. Возглавляла ту, по словам Бориса Игнатьевича, ведьма вне категорий Ирина Витальевна. Умная, хваткая, деловитая, но имевшая единственного сыночка, амбициозного молодого человека, возглавлявшего департамент администрации Смоленска, но именно что человека. И в этом, как утверждал Гесер, опасность и кралась. Сначала ведьма Ирина, прослышав об Фуаране, лоббировала, чтоб ту вернули. Не получилось. Затем она инициировала исследования, как воссоздать книгу… Больше всего о той знал Костя Саушкин… Следовательно, инквизиторша была лицом, явно контактирующим с вампирами теснее, чем того требовал долг инквизитора. А если подключить личную заинтересованность… По словам Гесера, головной офис Инквизиции подозревал, что в тех исчезновениях, может быть, замешана и она.

Так что ехал сейчас Городецкий аккурат туда, где ничего непонятно, зато подозревались Старейший вампир России и инквизитор-ведьма с рангом вне категорий. Ему бы радоваться: такое дело… Но отчего-то волнение пробирало. Вот и в поезде уже, аккурат на исходе песни «На службе силы зла», поступил звонок от Завулона.

Только в одно

Веровал ты:

Кто правит Злом,

Может спасти.

Думал душой

Выплатить дань.

Вьется змеёй

Путь в никуда⁽²⁾...

Антон вздрогнул, взвесил тяжелый текст песни, собственные предчувствия и имя на табло, но всё же снял звонок. Он не трус. Завулон был немногословен:

— Скажу прямо, Антон: твоя смерть сейчас не нужна никому. Только осложнит всё. Я не горю желанием воевать сейчас со светом. Твоё будущее туманно — думаю, это и твоя жена видела. Это может означать что угодно. Поэтому имей в виду. Любая помощь. Если потребуется, звони мне. — И, не дождавшись ответа, Всетемнейший отключился, заставив Городецкого коротко выругаться и от души произнести в полумрак одинокого купе (ну не было у него сегодня соседа в этом СВ):

— Тоже мне, заботливый дед!

Послание, кажется, дошло до адресата, потому что приглушённая лампочка с треском разбилась. Антон ещё раз хмыкнул и пошёл искать проводницу. Надо же, какой обидчивый. Впрочем, Городецкий улыбался: такая почти детская несдержанность древнего Тёмного его веселила. Может, и этот их Святослав Вернидубович сохранил какие-то человеческие слабости. И с этим можно работать.

Остаток пути прошёл без приключений: лампочку не смогли заменить, зато Городецкого, постоянно извиняясь, отправили в соседнее купе СВ. Уже там Антон обнаружил попутчика и чуть успокоился. Веселее оно так, да.

Впрочем, уже очень скоро стало ясно, что Жан Иванович весьма непростой… и не человек. Стареете, Антон Сергеевич. Аж три минуты понадобилось, чтобы определить вампира в интеллигенте. Надо же, как интересно! А ведь Жан Иванович не солгал: он и правда врач и сейчас возвращался домой с конференции в Москве, где делился наработками. Не просто практикующий врач, а ещё и исследователь.

Городецкий хмыкнул, вспоминая про «Сумерки». Да уж, подобное место работы открывало дополнительные возможности для питания, нежели установленный Договором паёк. Но и соблазнов было больше. Этот Жан Иванович имел железный контроль.

И, в целом, расположил Городецкого не только приятным общением, но и тем, что не стал дальше таиться. Сразу понял, что Антон догадался, и едва заметно улыбнулся, представился:

— Жан Иванович Дешам, доктор, вампир и, как вы уже поняли, француз, — сделал он акцент на последнее, добавив немного картавых ноток в свой идеальный до сего момента русский.

— Антон Городецкий, человек, — улыбнулся Антон. — Вы не Дозорный, я верно понял?

— Нет, — оценил его «скромность» Жан. — У меня и без Дневного много работы. Мне нравится моя работа. Я был врачом до того, как стал вампиром. Но я знаю, кто вы. И с Дозором я в тесных отношениях. Это неизбежно при моей работе. Можете считать меня внештатным сотрудником.

— Это... Вам повезло, — нашёлся наконец с ответом Городецкий. Сам он тоже, в сущности, свою профессию не до конца предал. Да, программист из него теперь был никакущий, но вот аналитик данных... Это с ним до конца. — Но сомневаюсь, что мы случайно встретились. Это личная просьба Святослава Вернидубовича? Раз так, рассказывайте, что там у вас происходит. Что за шесть обескровленных тел? Как вампир и врач скажите, это похоже на сорвавшихся новообращённых?

— Иногда случайности — просто случайности, — ответил Жан. — Но раз уж, я вижу, вы едете расследовать, то вам надо знать: тел уже десять. Мы нашли ещё четыре в гаражном кооперативе. И нет, это не похоже на сорвавшихся новообращённых. Они делают ошибки и попадаются. Это нечто иное. На нашу общину не похоже. Среди нас нет хладнокровных убийц. Можете не верить, но это правда.

— А как же инцидент с Ольгой Воронцовой? — Антон удержал лицо. Уже десять жертв. До Геннадия Саушкина далеко, но... Кто знает! — Преподаватель едва не обескровила ученика и любовника на... дополнительном занятии.

— Не обескровила же ведь! — От Антона не укрылось, как сжалась челюсть Жана. — Ольга не так глупа. Мы думаем, это гастролёр. Не местный.

— А что ваши новообращённые? — Городецкий припомнил материалы. — Мальчишка... Совсем юный. И случайно обращённый, лишь великими чаяниями Святослава Вернидубовича узаконенный. Он не мог?

— Женёк — дурак, но безобидный. И слишком человек. Всё ещё. Нет, точно не он, — мотнул головой Дешам. — Ищите не среди местных.

— Но и гастролёру... пора бы сменить город. Уже десять жертв. Неразумно, не находите? Может, это личное? Месть?

Да, Городецкий ощущал себя в своей стезе. Как же он по этому скучал.

— Кому? — Жан хмыкнул. — Святославу Вернидубовичу? Его враги давно уж упокоились. Подставить Женю? Это смешно. Он их ещё не нажил. Ольгу... Она сложная женщина, но настолько никому дороги не переходила. Андрею Николаевичу? Возможно. Он, как и я, третье столетие разменял. Возможно, кто-то ещё не упокоился из врагов. Но это скорее провокация против Тёмных, не Светлых.

— Мнение Тёмного вампира, — прикрыл глаза Городецкий. — Спасибо... Я учту.

Он снова поднял взгляд. Вот как — этот вампир тоже весьма древний. И глава Ночного, Гесер, говорил, что тот Высший и опытен, но что настолько... Это интересно.

— Пожалуйста. Но, может, мы и Тёмные, низшие Иные, а я и вовсе француз, но мы любим Смоленск. Мы бы не стали на родной стороне разводить такую гнусность. Святослав Вернидубович больше для защиты Смоленска сделал, чем большая часть Светлых. Я тому живой свидетель. Я сюда пришёл как завоеватель. С Наполеоном.

Жан незаметно протолкнул Городецкому стопочку, выцеживая в свою из фляжки кровь. И ведь не боится водки. Хотя... Он ведь врач. Приходится работать со спиртом. Давно выработал осторожность и отсутствие страха. Антон отказываться не стал, предпочитая не думать, откуда у вампира приличная водка. Но та и правда была приличной.

— Но как-то остались... до сих пор. Несмотря ни на что? — Городецкому и правда было любопытно.

— Я обязан своей... нежизнью Святославу Вернидубовичу. Вернуться я не мог: командир видел, как я погиб. И здесь я обрёл новую семью. Таких же вампиров. Поэтому нет — никто из нас бы не стал, — покачал головой Дешам.

— Я вас услышал, — качнул головой Антон. Поражал его этот... И вампиром-то непросто назвать: пусть будет француз. И правда ведь выглядел обрусевшим и на хрестоматийного вампира... не походил. Хоть и интеллигент, а нос не вздёрнут. — Вы дворянин? — влекомый каким-то странным порывом, спросил Городецкий. Отчего-то голова дурная уже нарисовала мушкетёров короля.

— Да, Ольга Воронцова — графиня, Андрей Николаевич — князь. У нас тут специфичный городок. Древние не только стены, но и Иные. В столице для нас слишком суетно.

— Понятно... — Антон загрузился. Интересная у него командировка вырисовывалась. Последний раз он вот так с вампирами в командировку ехал много лет назад. С Костей от Дневного (искал сам себя Саушкин!) и с инквизитором Витязславом (мир его праху, да) — оба погибли, правда, один воскрес... А Городецкий всё так же живёт. Правда, недолго ему, как человеку, осталось, но это пока неважно.

Главное, что сегодня Городецкий не боялся засыпать в одном купе с вампиром. Весьма приятным вампиром, с которым они разложили карты и неплохо провели время. Попутно Антон выяснил, что Жан целиком и полностью вампир Святослава Вернидубовича. Редкая преданность. Редкая.

Когда подъезжали к Смоленску, наушники выдали совсем уж неожиданное:

Прорвёмся, прорвёмся, прорвёмся,

Мой друг, с тобой,

Вернёмся, вернёмся, вернёмся

В Париж домой.⁽¹⁾

И снова на что намекала единственная доступная ему магия? Чтоб присмотрелся к Жану? Или к кому? Автор строк Князев был Иным, Светлым причём, но и что? Попался он сегодня дважды, Марго Пушкина однажды... А она Тёмная была. Счёт пока в пользу Светлых, на них обратить внимание? Но ведь преступник — вампир! И это точно. Не снова же ведь инсценировка... Но трупы надо осмотреть. С Жаном Городецкий уже договорился на этот счёт. У того был прямой доступ.

И всё-таки не понимал Антон. Не брался и расшифровать. Ещё и Завулон туману напустил своим «будущее твоё неясно». Как же его с этими вводными Светлана отпустила? Или жена всё же больше Тёмного разглядела? Одни вопросы. И никаких ответов.

Сразу с поезда Антон, как истинный трудоголик, лишь немного поспав, поехал с Жаном в больницу — осматривать в морге новых жертв.

* * *

Такая мысль возникла не только у них. В морге сегодня было многолюдно. В плотной женщине с лицом председателя профкома (почему-то именно эта характеристика просилась) Городецкий намётанным глазом опознал инквизиторшу. В невысоком же мужчине, судя по виду, тех же лет, что и Жан, и того же неизбывного оттенка интеллигентности, он опознал Андрея Николаевича. По тому, как тот держался уверенно и даже снисходительно. Это к Ирине Витальевне-то! Любопытно. А глаза выразительные — вспыхнули, заметив Антона и Жана, но своей спутнице из вышестоящего ведомства ничем он не выдал того, что заметил сам. Продолжил обсуждение.

Не хватало тут только главы Дневного Дозора, но, видимо, за него сейчас тут поработает Жан... И Городецкий прибыл. Независимый. Из Москвы. Человек. Представитель обиженной стороны — ни больше ни меньше.

— Я говорил, Ирина Витальевна, что раскаявшихся оступившихся надо простить, но не говорил, что сам смогу. А тут и раскаяния нет. Только вероломные убийства, которым не видно конца. И ваша бесстыдная халатность, прикрываемая невозмутимостью. Страдают люди, вы знаете, что виноваты вампиры, но не делаете ровным счетом ничего. Не призываете к ответственности нашего Святослава Вернидубовича, который не только возглавляет Дневной Дозор, но и лично отвечает за всех Смоленских вампиров. Где он, Ирина Витальевна, ваш старый Тёмный приятель? Послал своего прикормленного француза, а сам спрятался! Я это терпеть не намерен. Я напишу письмо в ваш головной офис.

— Повремените, Андрей Николаевич... Право, будто вы заразились спешкой от своих молодых кадров. Мы же с вами понимаем, что в нашем деле нельзя. Безусловно, ситуация удручает, но это не худший кризис, который мы проходили.

— Не худший, — согласился Светлый. — Но в предыдущие шла война. А сейчас... Это вопиюще. Мы не Москва. У нас нет Саушкиных. На нас не сошлись копья Тьмы и света, мы жили мирно Дозорами и Инквизицией, а текущий случай... Выглядит провокаций, плевком во всех нас. Это нужно срочно решать. Мы подрываем доверие среди всех тех Иных, что нашли надёжный и тихий приют в Смоленске. Я не намерен больше терпеть.

— Но к нам уже прибыл специалист из Москвы! — Ирина Витальевна посмотрела прямо на Городецкого. — И какой... Сам...

— Я знаю и не умоляю достижений Антона Сергеевича, — спокойно перебил Светлый, — но в нашем случае этого недостаточно. Я считаю, Гесеру следовало прислать опергруппу, а не одного лишь аналитика, пусть и столь высококлассного.

— Кхм! — Городецкий подошёл ближе. — Разве у вас проблема в нехватке оперативников? Вы не можете найти преступника. Тут силы не важны. Я справлюсь, — уверенно заявил он.

— Антон Сергеевич, — по Андрею Николаевичу видно было, как ему хотелось сказать «молодой человек», но он сдержался, и не только в этом, коротко мазнув по осматривавшему труп Жану, проговорил примиряюще что-то философское: — Люди вечно заблуждаются и будут заблуждаться, и ни в чем больше, как в том, что они считают справедливым и несправедливым. И мы, Иные, не так уж далеко от них ушли. Так что полно, хорошо, вы убедили... Работайте... Я предоставлю вам все материалы и подожду три дня. Потом я обращусь в Прагу. Жан, dites-moi, le tueur... — повернулся он к вампиру и запоздало вернулся на русский: — Мы верно разглядели с Ириной Витальевной, убийца тот же?

— Тот же, — кивнул француз, пока Антон Городецкий никак не мог отделаться от ощущения, что этот Андрей Николаевич кого-то ему напоминал, хотя он мог поклясться, что никогда не видел его. — Но на сей раз с четвёртой жертвой тот спешил. Очень. Видите — наклон иной. И кровь... Он выпил не всю.

— Возможно, есть свидетели. Где их обнаружили? Я хочу увидеть место, — кашлянул Антон.

— Я покажу, — с готовностью отозвался Андрей Николаевич. Да, в этом специфика маленьких Дозоров: глава сам везде катается по местам преступлений.

— Я вас провожу, — не отстала инквизиторша.

— А мне надо поработать, — хмыкнул Жан. — Был рад познакомиться, Антон.

И они выдвинулись...

Какой же тогда, интересно, Святослав Вернидубович?

* * *

Место преступления оказалось грязным. В смысле гигиены. Гараж в масле, пропылённый, с возведения не мытый, а это годов этак с семидесятых. Наверняка мох там цвёл и пах сумеречный. Но Антон не видел. Он тщательно всё осмотрел, но ничего не нашёл. Зато там они столкнулись с женщиной. «Вампирша!» — сразу понял Городецкий. Более того — оперативница... И, как и Жан, она мимикрировала в людские службы. Полицейская. Она тоже пыталась наскрести хоть что-то, используя — тут Антон заинтерисованно вгляделся — да, достижения человеческой криминалистики.

Смоленск удивлял. Несмотря на свою уютность, сохранность традиций и привлекательность для старейших Иных, Дозорные шли в ногу со временем. Не считали ниже своего достоинства. Интегрировались. Впрочем, то были Тёмные. Светлые пока особо ничем себя не проявили. Кроме того, что у Андрея Николаевича был айфон последней модели, что тоже показатель, потому что пользовался тот им с лёгкостью. Их водитель, молодой парнишка, глядевший на Антона как на седьмое чудо Света, особо ничем не запомнился.

После того, как стало ясно, что собирать больше нечего, они распрощались с Тёмными. Впрочем, напряжение от этого только усилилось. Городецкий чувствовал, что в него не особо верят. Но вот за вверенный ему город искренне переживают. Впрочем, сегодня сил уже не осталось. Антон не вампир, ему отдых нужен.

— Остановитесь у меня, — прочитал его мысли Андрей Николаевич. — У меня большой дом. Много комнат. У нас редко бывают командированные, но, когда бывают, никто не жалуется. Завтра проедем в Дозор, покажу вам всё, что удалось отыскать моим сотрудникам. Потом провожу вас к Святославу Вернидубовичу, вам нужно встретиться, может, вы сумеете понять, известно ли ему что-то.

— С Ириной Витальевной тоже было бы неплохо поговорить наедине, — чувствовал Городецкий, что ответы надо искать меж этих троих.

— Не волнуйтесь, я договорюсь. Завтра у вас будет много встреч, Антон Сергеевич, отдыхайте сегодня получше, — голос у Андрея Николаевича чуть смягчился.

Городецкий кивнул. Ну да, своеобразный местный глава... но не плохой. Сработаются, наверное.

— А вы жалеете, что стали человеком за всех нас? — а вот и парнишка — Рома, кажется — все же воспользовался своим шансом и спросил Городецкого прямо.

Пока тот завис, думая, как бы получше ответить, того осадил Андрей Николаевич:

— Нельзя, mon cher, везде говорить, что только думаешь.

И вот тут-то чувство, что где-то Антон это уже слышал; засвербело внутри ещё сильнее. Впрочем, пока он поспешил ответить:

— Не жалею. Немного, конечно, себя жаль, но... В целом нет. Я уже мог погибнуть сотни раз, но остался жив. Я благодарен судьбе. У меня хорошая жизнь.

Парнишка, пристыженный, ничего не сказал, только смущённо кивнул, заруливая к очень красивому старинному дому, пока с Городецкого не сводил внимательного взгляда глава Ночного Дозора. Молча. Этим тот, право, немного пугал.

Впрочем, вступив следом за ним (а у главы идеально ровная осанка. Будто палку съел или вон ту саблю — или что это у него висит на стене? О, а она не одна тут висит... Ещё и ружья, надо же!) в дом, Антон точно перенёсся во времени. Другая эпоха... Другая. Только вот электричество антураж портило, а так — мебель, резные стены, картины, всякие занятные вещицы... Всё годов этак с века девятнадцатого, не позже. Будто в музей попал. Или в Княжеское поместье. А, кстати... Жан же оговорился, Ольга — графиня, глава Дозора — Князь. Значит, так и было. Уж Иной-то от Советов сумел спрятать домину.

Смоленск, конечно, встретил неоднозначно, но интересно. Жаль только, уже ближе к закату дня: вот успел всего ничего, а уже ночь. Нет уж, по опыту знал Городецкий, что лучше всего приезжать в чужой город под утро. На поезде, самолёте — всё равно. День начинается будто с чистого листа... А сегодня — не так.

Может, потому разумом Антон догнал только сейчас. Совпало всё. И имя-отчество, и манера речи, и примерная дата рождения, и даже... светлый знак инициации. Дом лишь убедил.

— Вы родственник Льва Николаевича Толстого? — прямо спросил Городецкий, глядя на лежащий под стеклом высушенный листик дуба.

— А вы и в самом деле хороший аналитик, — слабо улыбнулся тот. — Официально у Марии, матери Льва, старшего брата не было. Но то... работа Ночного Дозора.

— Но он вас явно знал. И описал в романе. Какой же обман для многих поколений впечатлительных девиц, что проливали слёзы над вашей кончиной! — Антон отчего-то развеселился. Не каждый день общаешься с ожившим классическим персонажем. Ох, не каждый... Надо Наденьке шепнуть. Та тоже, помнится, вздыхала.

— Не лично. И я всё же не Болконский, а Волконский... Многое верно, но и вымысла хватило. К тому же обман не вполне верен. Сначала я просто умер, став Иным... Для всех. Моя набожная сестра — моя смерть разбила ей сердце, но оно зажило. А вот правда — она бы разрушила её веру, а это много хуже. Я не посмел бы, — в голос проникла боль, Антону жестом отодвинули стул и откуда-то дастали вина, кажется, из прошлой эпохи. Появилась быстро и нарезка, и только тогда князь продолжил: — А так Гесер убедил меня, что в столь сложное для России время я нужен в Дозоре, что как дворянин, помещик, проживая до конца смертную жизнь, я поступлю эгоистично. Он ведь и сам меня отчасти убил, инициировав. Я вполне мог умереть тогда человеком. Я был готов к смерти. Я... познал тогда Бога, но, как потом объяснил Гесер, он давно за мной наблюдал и ждал именно этого «просветления», потому что до... Я мог быть инициирован Тёмным. Он рисковал моей жизнью. Но я давно это простил.

— Но не забыли Марию, — Городецкий нахмурился. Тот был жив, а его оплакивали... Это было... Скверно это было. Но что Гесер помог это устроить, вполне в его стиле. Шеф — он такой. Да и время и правда сложное было. — А сын у вас был?

— Нет, это вымысел. Ну, а потом, после окончания войны и обучения у Гесера, я принял дозор в Смоленске. Так как были ещё те, кто мог меня узнать в лицо, то воспоминания обо мне потихоньку подчистили. Даже у Марии, Наташи и Пьёра. Но у этих троих сохранилось смутное воспоминание. Сестра думала, что я её воображаемый друг, возникший из-за сурового детства рядом с нашим отцом. У Пьёра — тоже: от одиночества, а у Наташи я полусон, не более. Так лучше для всех. Они не страдали, память — это лишь моё проклятие. Мария же восприняла как благословение и рассказала сыну, а тот воплотил... весьма похоже, — он снова чуть улыбнулся.

— Не могу не согласиться, — Антон отпил вина. Превосходное. В отличие от бедняги Жана, что больше не мог оценить вкус, князь явно был ценителем и коллекционером. — Я польщён таким знакомством. Значит, вы с Жаном и тогда, и теперь воюете друг против друга?

— Я бы так не сказал... Слишком громкое слово. Да и неправда. — Андрей Николаевич откинулся на резную спинку кресла. — Я говорил на французском едва ли не лучше, чем на русском. А кто-то из моих знакомых и лучше. Мы не считали всех французов своими врагами. Лишь Наполеона. А став Иным, я... Все видится иначе. Люди... Большая часть лишь жертвы обстоятельств, переплетений чужих интересов, за них сражается Тьма и Свет — это всё волнующе, томко и редко понятно. Я не идеализирую свет. Вовсе нет. Я для этого живу слишком долго. Поэтому нет, я не считаю Жана врагом. Да и Святослава Вернидубовича тоже, но я чувствую, что они что-то скрывают. А это уже скверно. Я не хочу, чтобы безобразия на моей земле продолжались. Я хочу поймать этого вампира и упокоить. Вот и всё.

— Раньше я был идеалистом. Сейчас нет, — Городецкий вздохнул. — И всё же часть меня ещё верит. Например, в то, что в грязь нельзя столкнуть, что, какими бы ни были обстоятельства, это всё же выбор каждого. Что у подлости не может быть достойного оправдания... И что низшие Иные хоть и угнетаемые за саму возможность причинить вред, наказанные без вины, превентивно, и им тяжко, но... и им можно жить достойно, а не брать на знамя слова «Они нас презирают» и мстить всем цивилизованным Низшим Иным, Свету, Тьме, Людям... Инквизиторам. Тот, кто орудует у вас, перешёл черту. Дёрнул за усы всех, что или безумно, или дерзко.

— Или и то, и другое. Честно скажу, Антон... можно называть вас без отчества? — дождавшись кивка, князь продолжил: — В последнее время странно ведут себа оба. И Ирина Витальевна, и Святослав Вернидубович... Вы знаете, какое у него прозвище?

— Нет, — подался вперёд, заслышав интересное, Городецкий.

— Дед Слава. Если у Завулона пафосный офис, насколько я слышал, если б ему не было лень, он бы в Москва-Сити переехал, то у местных всё иначе... Тут Светлые, по моей милости, нагоняют пафоса. Да, традиционно горсвет! Но здание, какое я нам выбил... загляденье! Завтра, голубчик, посмотрите. А вот Святослав Вернидубович — он ближе к народу. Офис обустроил в крепкой сталинке, сам живёт... скромно. И среди своих тоже развивает семейственность. Не только вампиров, но и всех Тёмных. Потери личного состава Дневного Дозора почти нулевые, не скажу, что и у меня страшный счёт, но Завулону на заметку. Кадры тот сберегает. Текучки никакой. И обычно старик думает, кого и как обратить... И тут буквально месяц как обращён тот паренёк. Обычный. Не чей-то родственник, потомок, не отличник какой, не спортсмен, артист. Вот откуда ни возьмись обычнее не придумаешь.

— Может, эксперимент? — пожал плечами Городецкий. Всё же притянута эта странность, но он уже отложил мысленно этого Женю. — А у Ирины Витальевны?

— Нервная она стала. Обычно женщина-танк. Прёт уверенно и без тени сомнений. Сейчас нервничает. Не похоже на неё, — князь долил им вина.

— Но и ситуация не типичная, — нашёл и тут оправдание Городецкий.

— Она, Жан и его бывшая жена графиня Ольга стали часто пересекаться. Поверьте... я знал Ольгу человеком. Ветреная, капризная особа. Такой тяжело держать себя в руках. Я не думаю, что это она осушила людей, но поведение этих троих не даёт мне покоя. Ладно, Жан и Ольга — они, кажется, повязаны какой-то старой общей тайной, но впутанная инквизитор — это компрометирующе. Поэтому я хочу отправить письмо в Прагу.

— Дайте мне три дня, как обещали, — Антон глубоко задумался. — Я пообщаюсь со всеми и, возможно, выясню, в чем дело.

— Верю в ваш талант! — отсалютовал ему, перед тем как допить, Андрей Николаевич.

* * *

А на следующее утро Городецкий отправился в гости к старейшему вампиру России.

Сказали ему, что претемный славного города Смоленска не в офисе находится. Ну, Антон себя гордым человек не считал, домой поехал. А уже там из-за хлипкой двери услышал фееричное:

— Да что нового в этом мире... Всё старое обговняли — вот тебе и новое! Ишь, чё нового! Вот так им в своём блоге, Жень, и скажи, понял! Вот это новость — правдивая! А то как же оно бывает: садим цветочки — вырастают херочки. И об этом скажи, скажи, милок... А погоди! Гость к нам пришёл! Останови пока свою шарманку-камеру.

Раздались шаги, и вскоре Антону открыл старик. Этакий типичный дедушка, такие в поликлинику, собес ругаться ходят. И не скажешь никак, что вампир это могучий!

Городецкий хоть и видел досье, но всё ж едва удержал лицо. Своими глазами — это всё же своими!

— Проходи, горемыка, — поприветствовал Городецкого оригинально этот... дед Слава.

Упрямиться не стал. Вошёл. И сразу окунулся... в СССР: если Князь Андрей ностальгировал по своей человеческой молодости, то Святослав Вернидубович явно прикипел сердцем к годам этак шестидесятым-восьмидесятым.

— Рад знакомству. Вы знаете, кто я и зачем прибыл, — кивнул Антон.

— Знаю, знаю... Жень, чего уши развесил? Метнись на кухню. Держим же для таких гостей чай. Завари, ты-то ещё помнишь как. Печенье достань... Будешь же ведь, дозорный?

— Буду, — улыбнулся такой непосредственности Городецкий. Вот что за Смоленск... Очень странный. Вызывают ведь симпатию товарищи Тёмные, и даже некоторой душевностью заражают клыкастые товарищи. Аномальная средняя полоса — не иначе. Хотя он и сам-то... весьма толерантен к вампирам, оборотням. Ну, для экс-Светлого Иного.

И тем же ведь любопытством веяло от Женька как от Ромки Светлого вчерашнего. Только у Жени недоумения больше. Вскоре понял Антон почему. Тот ведь ляпнул, спрашивая у «деда Славы»:

— А чего этот человек так... светится? Будто прожектор! Энергии столько... Никогда таких не видел.

— Балда! Это Антон Городецкий. Чему тебя учат остолопы мои? Даже этого не знаешь... Эх, молодёжь! — цокнул тот языком. — Ну, рассказывайте, Антон, с чем пожаловали... Какие мысли, подозрения? Буду отвечать. Мне скрывать нечего.

— Да я, собственно, так... оглядеться, — макнув печенье, заявил Городецкий.

— Знаю я ваши методы. Я о вас много знаю. И как наблюдательны, и как в простом разговоре-следствии видеть умеете Иных насквозь. Хорошо, что приехали. В замешательстве я, право... Вам бы с Ирочкой Витальевной переговорить. Женщина она хорошая, даром, что ведьма. Дело своё знает. Но сынок её... человек! Слабость её. Большая слабость. Вот и не на месте у меня моё мертвое сердце, совсем не на месте! Странно себя вести начала.

— А Жан и Ольга не странно? — ухватился за это Антон, припоминая слова Бол... Волконского.

— Жанчик-то? Нет... Как обычно все, а Ольга... Ну, графинюшка всегда у нас птица особенная. Но это для неё нормально. А вот с Ирочкой поговорить вам надо... Из новообращённых у нас Женя только. Поди, полудурочек, сюда. Во, глядите! Остолоп! Но не убийца — могу собой поклясться, — покивал дед.

— Я верю, — кивнул Антон, допивая чай. Странное чувство — будто пригрели, но и в то же время очень уклончиво на всё ответили... Очень. — И, пожалуй, пойду встречусь с Ириной Витальевной. Андрей Николаевич тоже советовал, — зачем-то сдал он главу Ночного. А впрочем, реакцию надо проверить.

— Князь-то? Ну да, он башковитый. Порой заносит его в тонкие материи, но в целом — да. Иди, голубчик, может, хоть ты поймешь, что происходит. Скверное дело это. Болит у меня всё, что болеть не должно. Людей жалко, ты не думай. Мы здесь лицензии не используем, если и пьем людей, то без вреда здоровью, кормимся.

— А как выросли до Высшего? — ну не мог Городецкий не спросить. Ясно же... Великим без жертв не стать.

— А то война, сынок, была. Страшная вещь. Там и вырос. Набрался Сил.

— Понятно, — мотнул головой Городецкий и, коротко распрощавшись, вышел в город. Красивый город. Старая часть, хоть и вышел из советской застройки. А колоритно... Так и шел, не спеша, ожидая... и правильно ожидая. Ирина Витальевна сама позвонила и машину за ним отправила.

Только вот не успел Антон в неё сесть.

Разом его амулеты защитные сработали, но насмерть нападавшего не поразили. Как же так? Городецкий ведь был увешан... Зачаровали Великая и Абсолютная Светлая! Но огромная схватившая его летучая мышь хоть и пищала от боли, но тащила упрямо куда-то, взмахивая крыльями как у птеродактиля... И всё закрутилось.

* * *

Во-первых, его всё-таки затащили на какой-то заброшенный склад, что был очень близко. А во-вторых, говорить с ним незнакомый угрюмого вида вампир не стал, хоть Городецкий и пытался. В-третьих, он тоже был Высшим, раз сумел сломать его защиту, пусть и ценой израненной рожи и рук.

Так что теперь из Антона пили кровь, а он ничего не мог сделать. Вот уж точно — расслабился. Надо было вспомнить молодость, приготовить за пазухой хоть бутылку водки, а лучше спирту... Дельное средство от вампиров любого уровня. Но нет... Теперь вот станет одиннадцатой жертвой... Или? Антон вгляделся — вот рядом обескровленная девица лежит. Двенадцатым. Коктейль Саушкина. Утёк... в народ. Да чтоб! Зачем он этому уже напившемуся до Высшего ранга вампира? Или думает, съест абсолютного человека — и станет Абсолютным? А ведь может и получиться...

Впрочем, сделать это тому не дало эпичное появление Ирины Витальевны:

— Стой, ирод, мы так не договаривались! Отпусти Городецкого! За него с нас три шкуры спустят, идиот! Хочешь мстить Славе — мсти! Но не так же!

— А что не так? — отпустил, капая кровью, но недалеко от себя, вампир. — Я не одному Славе мщу! Он сдал мою любимую во имя договора. Пожертвовал! Но вы, инквизиторы, казните нам подобных. Вы отвратительны, чтоб тебя и сыночку твоего развоплотили! Я вас всех и договор ваш ненавижу! И разрушу его... Что твоя книжица! Вот он, Абсолютный человек: испью его — и стану Абсолютным. И тогда разрушу систему!

— Клим... — попятилась ведьма... — Зачем я тебя откопала, зачем, дура я старая?!

— Затем, что я знавал создательницу Фуаран! — рассмеялся тот холодно. — А теперь пожинай плоды. Я был голоден, я провел много сотен лет во тьме, под землей, почти мёртвый, страдая... Теперь ваш черед страдать. И ничего ты не сделаешь, тебе не справиться со мной, ведьма! — и, мерзко хохоча, он снова придвинул к себе Городецкого, который, кажется, всё понял, но уже ничего не мог сделать... Хотя... кое-что он смог: набрал, но не Наденьку: та могла, сминая Сумрак, примчаться, но отчего-то очень не хотелось Городецкому впутывать в эту мерзкую историю дочь. Или же просто показывать, как он теперь беспомощен. Отвратительно. Совершенно. Ежели чего... они с Костей и потом безумца упокоят. А он попробует разобраться сам, потому и набрал Жана. Почему его, а не князя или деда Славу, объяснить не мог. Рука сама так решила. И Антон доверился, как и много раз до, чутью.

— Значит, ты мстишь, а ты хотела сделать сына Иным. Но почему не сдала его, когда тот уже рассказал секреты? Не упокоила? Не сигнализировала инквизиции? — отчаянно прохрипел Антон, пока к нему снова не приложились. Тянуть время — вот что сейчас важно.

— О, она испугалась! Сначала не смогла со мной справиться, потому что изначально пыталась, а потом испугалась сигнализировать. Вот так, да, ведьма!

— Я хотела... хотела сперва сделать сына Иным, а уже потом сдаться! — у женщины блеснули злые слёзы. — Жан почти закончил всё, что нужно. Мы и правда воссоздали.

— А Жан-то зачем помогает? — удивился Городецкий.

— Про Клима он не знал. А помогал... потому что Ольга снова чуть не убила человека. Ещё немного... И она попалась. Мне. Поэтому он помогает, — тяжело выдохнула Ирина Витальевна.

— Чего не сделаешь ради любви, да? — проревел Клим. — Я вот тоже любил, а её у меня отняли! Будь ты проклят, Святослав, пусть тебя тут раскатают Светлые за то, что не уследил за Городецким, пусть! И деток твоих, выкормышей, всех развоплотят, да!

— Клим, вы как будто бы недавно к нам из прошлого нагрянули, а повторяете ошибки всех киношных злодеев! — тонкий, приятный женский голос рассмеялся, и из Сумрака вышла миловидная блондинка.

«Ольга!» — понял Антон, которого внезапно потянул на себя уже другой вампир, знакомый. И ведь у Жана получилось. Потому что Клим бесславно отвлёкся на эту эффектную женщину — хватило секунды. Ирина Витальевна запустила что-то из арсенала инквизиторов, крайне неприятное и то, что могло ранее задеть Городецкого. Клим взвыл.

В это время Жан зашевелил губами, держа какую-то книгу. Антон понял, какую и что именно тот делает, но мешать не стал. В конце концов, если он перестанет быть абсолютным человеком, то и Клим перестанет рваться осушить его? Жан повторил чтение, по меньшей мере, четырежды, когда взбешённый вампир смёл инквизитора: бедная женщина аж несколько раз от стены отскочила, жива ли осталась, а графиня не стала ввязываться в бой... Хитрая и юркая сте... Клыкастая проблема неслась на них с Жаном, который всего лишь третий уровень.

Впрочем, Городецкий на сей раз сумел разглядеть приветливо приоткрытую для него дверку в собственной тени. Несмотря на льющийся по спине холодный пот — это было очевидно, — Сумрак был рад его снова встретить.

Антон был инициирован. Снова. Рядом разочарованно ревел Клим. Надо было этим пользоваться: может, у Городецкого сейчас и не было прежних сил Высшего Светлого, но хороший первый уровень он в себе нащупал... И он был опытен и знал много неприятных заклинаний. Потому решительно встал перед Жаном и выбросил шаровую Молнию, почерпнутую у Завулона. Почему именно её? Серый молебен опасно. Рядом друг-вампир. Остальное — долго. Что первое пришло, то и навесил. На уже и без того потрепанного легло идеально...

Подоспевшим деду Славе и Князю Андрею оставалось только запаковать готовенького. Только первый побежал не к Климу, что сквозь боль проклинал именно его, а к Ирине Витальевне... Занялся вампиром Светлый.

— Жива! Но едва. Жанчик! — позвал врача Святослав Вернидубович.

А тот не шевелился. Внезапно Городецкий понял отчего. Воссозданный Фуаран превратился в пепел.

— Ты точно был абсолютным человеком... Этот клочок, найденный Ириной, что по подсказке безумца, видимо, стал основной книги, не выдержал.

— И хорошо... — то негромко откликнулся Князь Андрей. — Меньше соблазнов у всех Иных. Инквизиторы тоже не идеальны, — он с жалостью покосился на Ирину Витальевну.

Тем временем Жан очнулся и поспешил к ней.

Антон тоже двинулся туда. Выглядела женщина плохо. Верно сказал Андрей Николаевич: и инквизиторы имеют слабости. Та поступила как мать. Гесер и Ольга тоже, помнится, все сделали, но превратили своего сына в Иного безо всякого на то укуса. Отчего провинциальному инквизитору не желать подобного? Вот и сейчас та цеплялась за Жана и слабо, но упрямо вопрошала:

— Ты успел? Успел?

— Да, — неожиданно улыбнулся тот, и все переглянулись.

«Это будет ей утешением... Но люди... не один лишь Клим виноват». Городецкий сжал кулаки, когда внезапно до его плеча дотронулся князь. Антон обернулся, потому что от Андрея Николаевича веяло какой-то несвойственной неловкостью.

— Вас, Антон, никто не должен винить. Только проявить полное понимание. Вы единственный из нас, кто был инициирован дважды, но второй раз вы делали это в стрессе, покусанный вампиром... Неудивительно, что знак... Вы сами ещё не заметили, но, Антон, вы больше не Светлый Иной.

Вот на этих словах голова у Городецкого окончательно закружилась, видимо, от потери крови, и он пал во тьму. Последней мыслью его было: «Завулон что-то предвидел! Проклятый...»

А когда очнулся в доме князя Андрея, то, прислушавшись к себе, понял: нет, не дурной сон. На удачу попробовал призвать тьму — на ладони появилась тёмная, лижущая искорка... От отчаяния он вспомнил старые чувства и обратился к свету... белесый родной огонёк также зажёгся. Дышать стало чуть легче.

«Без паники, Городецкий... Основной знак — тёмный, но свет всё ещё тебе доступен. Ты как инквизитор можешь использовать оба. И ты сам знаешь: тёмный не равен злу, как и свет — добру».

И всё-таки легко не будет. Но к этому Антону не привыкать. Возможно, в этом его миссия. Быть между. Везде чужим... Сердце кольнуло болью. А если извернуться, сильно постараться и стать везде своим, примирить? Вдруг получится. Уж лучше Антон будет стремиться к этому и верить, чем поставит на себе жирный крест. Такие шансы — это неспроста. Он не упустит своего, как бы сложно ни было.

---

1) Король и Шут

Вернуться к тексту

2) Ария

Вернуться к тексту

3) Король и Шут

Вернуться к тексту