Aurora smaragdi (джен)

Здесь птицы не поют,

Пусть даже какаду.

Здесь жарко, как в аду,

Коалы не живут…

И стоит нам замешкаться —

Арзачки нас убьют.

— Что вижу, то пою, и радостно бубню…

Капитан Кау-Рук складывал стихи просто отвратительно, но, в отличие от периодической блиставшего на светских вечерах майора Баан-Ну, трезво оценивал свои способности и держал их при себе, никому никогда не демонстрируя. Но это касалось только стихов — в остальном он был немного слишком выдающимся для колониального захолустья, где вынужденно пребывал уже второй год, прозябая среди болванов, прожигающих жизнь за ерундой и картами. «Вот и справляйтесь с этой задачей, раз вы такой умный», — сказал ему майор в конце прошлой недели, в воскресенье.

Сейчас уже перевалил за середину вторник недели текущей, и Кау-Рук  вдруг — совершенно неожиданно и не вполне заслуженно — обнаружил себя в редколесье, среди чахлых серо-бурых деревьев, натыканных в сухую землю, как истощённые болезнью грибы. А ведь всего-то заметил, случайно заглянув к приятелю-прозектору, что раны у погибшего в результате падения с лошади майора Тор-Лана несколько нетипичны для таких обстоятельств.

Баан-Ну был рад, что смог избавиться от лишней работы и никуда не ехать. Кау-Рук этому рад не был: полнедели пугать слонов стихами и кормить насекомых — ради чего? Кому вообще интересно, что происходит в арьергарде колониальных войск, в Ранавире? Там стоял только кавалерийский полуэскадрон да имелись дома пары офицеров, избравших этакий тихий уголок для жизни в отставке… или попросту сосланных из метрополии куда подальше.

Ранавир, показавшийся на горизонте к вечеру, на вид производил ещё более унылое впечатление, чем на словах. Степь вылиняла до одного ровного тона — непонятного, недокоричневого, изредка расцвеченного тёмными тощими коровами, которым было жарко и безразлично. Прямо впереди, в оранжевых закатных лучах, чернели грубые приземистые строения непонятного вида. То, что стояло посередине, длинное, очевидно, представляло собой казарму, а вот вокруг него толпились, даже не пытаясь выстроиться ровными рядами, лачуги с соломенными крышами. За ними, дальше всего, угадывались какие-то здания получше, даже с налётом цивилизации, но то — по местным меркам.

При взгляде против солнца здания казались чёрными. На деле, наверное, они были сложены из светлого камня. Солнце… Кау-Рук поднял взгляд и прищурился. Заходило оно здесь совсем не так, как на его родине: более резко, быстро, более оранжево.

Что это? Солнце на миг скрыло тёмное пятно. Птица? Но нет, пятно находилось ощутимо дальше, чем дома — птицу на таком расстоянии Кау-Рук бы не увидел. Может, в этой богом забытой дыре всё ещё водятся драконы? В детстве Кау-Рук, как и любой менвитский мальчишка, воспитанный на легендах о рыцарях и дамах, мечтал убить хотя бы одного. Можно даже без дамы — чтоб не жениться.

Но нет, это оказался не дракон. Пятно ещё раз возникло напротив солнца, вильнуло и заскользило в сторону Кау-Рука. Отчаянно щурясь, он высматривал непонятный предмет и не узнавал. Три параллельные друг другу доски, ещё две поменьше — сзади, а между ними — не то бочка, не то скамейка. И в ней, кажется, сидел человек. Кау-Рук не был уверен: бочка-скамейка повернулась боком и с солидным рокотом исчезла в световом мареве. Жаль! Неведомая летучая конструкция выглядела многообещающе и могла бы сделать путешествие чуть менее скучным.

Кау-Рук разочарованно вздохнул и продолжил путь. Он перебрался через полувысохшую речушку глубиной едва по колено лошади, и оказался на самой окраине города, действительно состоявшего из разнородных лачуг с соломенными крышами. Стены домов, изначально светлые, пообтрепались, после чего кто-то выкрасил их в немыслимо яркие цвета, расписал геометрическими узорами. Кау-Руку смутно помнилось, что подобные безобразия рисовали молодые и дерзкие художники в светских салонах метрополии.

Над лачугами возвышалось совсем иное здание: длинное, тёмное, построенное недавно и гладко вылизанное, как парадные сапоги гвардейцев. Около входа несли караул два отчаянно скучающих молодчика в кавалерийской форме. Казарма?

По обе стороны от неё располагались два почти приличных коттеджа, которые, видимо, мнили себя административными зданиями. На левом, даже двухэтажном, слабо колыхалось нечто, что при наличии ветра должно было превратиться во флаг метрополии, а на правом маячило изображение змеи. Кроме змеи, правый коттедж мог похвастаться кактусовой изгородью вместо забора. Кау-Рук знал эти кактусы: опунции менвиты лет двадцать назад массово завозили с другого континента в качестве украшения для своих усадеб, но кактусам так понравилось в Беллиорской колонии, что они начали своё завоевание. Менвиты объявили кактусам войну и перестали их выращивать. Кактусы спокойно продолжили расти в дикой природе.

В Ранавире их выращивали прямо-таки с мятежным упорством: крупные, холёные опунции выстроились вокруг дома ровным квадратом, а симпатичная кудрявая арзачка старательно и явно привычно стряхивала с них песок метёлкой на длинной ручке. Её платье, насколько Кау-Рук мог видеть из-за кактусов, тоже украшали разноцветные фигуры, как на стенах домиков.

Вообще-то, так одевались все здешние арзачки — все, кого Кау-Рук только что увидел на улицах. Он носили свободные платья без талий, которые больше подошли бы высоким менвиткам. Впрочем, арзачек заботило скорее «поярче», а не «по фигуре». Мужчины, возможно, одевались сдержаннее — по крайней мере, если они мыслили так же, как менвиты, — но Кау-Рук никого не встретил, чтобы сделать какие-то выводы. В крупных городах немногочисленные арзаки одевались по континентальным обычаям, но и арзачки — тоже.

В Ранавире из мужчин наблюдались только менвиты: благообразный весьма-вероятно-учёный и кавалеристы — в форме нового образца, зеленоватой, вместо прежней, ярко-синей, с блестящими вышивками. Но с кавалеристами тоже было что-то не то: равнина простиралась вдаль, без единого холма, без единой скалы, и на всём видимом расстоянии не было ничего, что могло бы служить конюшней. Кау-Рук разглядел в отдалении, за полем, большой сарай, но даже туда не вместилось бы достаточно лошадей для полуэскадрона. В загоне для коров их тоже не наблюдалось.

Свою лошадь Кау-Рук привязал к изгороди у этого загона, а потом вернулся к кактусовому дому. Возможно, местный врач пустит его на постой. Не к кавалеристам же идти, действительно! Кау-Рук сам был кавалеристом, но отношения со своими у него никогда не складывались.

Из степи к Ранавиру с кошачьей незаметностью подкрадывались сумерки. Наметив добычу, они подобрались, прыгнули — и тут же поглотили все дома до единого. С минуту полюбовавшись уютным жёлтым светом из маленького круглого окна, Кау-Рук ступил за кактусовую изгородь. Дверь дома открылась ему навстречу, и на сбитом крыльце показался арзак — пока единственный из встреченных в городе. Симпатичное лицо, открытый взгляд — общая отличительная черта арзаков; свободная рубашка, будто на пару размеров больше, зелёные брюки; из-под рукава виднеется бинт, охватывающий кисть.

— Добрый вечер! — Арзак приветливо улыбнулся, что странно: война кончилась всего шесть лет назад, а обиды и поражения так быстро не забываются, особенно когда враг — вот он, поселился в твоём доме и никуда не уходит. По крайней мере, книги по мировой истории такого не предполагали, да и в городах арзаки так не улыбались.

— Добрый. — Кау-Рук кивнул и собрался уже пройти мимо него к дому, но всё же брякнул: — Сегодня хорошая погода, не так ли?

Для менвитов вопрос о погоде был традиционным способом заполнить паузу, если хочешь продолжить разговор.

— Идеальная для кактусов, — ответил арзак.

Любопытно.

— Действительно? Никогда не думал о ней с этой стороны.

— Сухо, до сезона дождей далеко… Даже капризные виды вроде Aurora smaragdi растут неплохо.

Арзак снова улыбнулся и зашагал прочь, насвистывая неизвестный марш. Кау-Рук некоторое время стоял на месте, обдумывая невысказанный вопрос: «Кактусам всё-таки тоже нужна вода, разве нет?» Наверное, ответ оказался бы таким же отвлечённым, как и предыдущие. Тряхнув головой, Кау-Рук шагнул на крыльцо. Дверь оставалась открытой, а хозяин дома стоял в глубине прихожей, но Кау-Рук всё же постучал из вежливости и только после этого переступил порог.

— По поводу майора Тор-Лана? — вопросил врач. Похоже, он был совершенно не рад подобному вниманию.

— Его смерть вызвала подозрения. Капитан Кау-Рук. — Он протянул руку.

— Лон-Гор, капитан медицинской службы в отставке. Майор упал с лошади — я вроде бы указал это в отчёте?

— Не видел здесь лошадей, кроме собственной.

Кау-Рук почти невежливо рассматривал Лон-Гора. Врач с лицом хронически честного человека, разве что глаза зелёные — цвета травы, но только нормальной, а не беллиорской. Мог он быть причастен?

Майор Тор-Лан погиб в результате падения с лошади и, как следствие, травмы головы. Прозектор был склонен согласиться с предварительным заключением Лон-Гора. Кау-Рук заметил вокруг раны странные следы: точки, как от уколов. Да и сама рана была не то чтобы смертельной — так, синяк обыкновенный, опухший. И точки — всюду. Такой… узор весьма проблематично найти случайно.

— Закройте наконец дверь, — буркнул Лон-Гор, когда молчание до неприличия затянулось, и направился в комнату слева от входа. — Не было лошади. Его убили перед моим домом.

Следуя за ним, Кау-Рук покосился в открытую дверь напротив. Комната за ней оказалась кухней, небольшой, но обжитой и наполненной запахами домашней еды. По кухне шуршала арзачка, которая час назад обмахивала кактусы от песка. Сейчас она увлечённо гремела столовыми приборами, которые раскладывала по ящикам. Заметив гостя, она на миг подняла голову и посмотрела ему в глаза. Кау-Руку показалось, что этот дом — и, должно быть, его хозяин — безраздельно принадлежал ей.

Комната, куда Лон-Гор позвал гостя, наверное, строилась как гостиная. Однако врач превратил её в свой кабинет и библиотеку в одном. Потрёпанное кресло в углу единственное напоминало, что это всё-таки комната жилого дома.

Лон-Гор устроился за столом, словно отгородившись им от Кау-Рука, и повторил:

— Лошади не было. Утром в прошлый понедельник ко мне явился капитан Мон-Со, который сообщил, что под моим забором лежит мёртвый майор Тор-Лан. Рана выглядела пустяковой — и с более страшными выживают, но он был мёртв. Мне капитан не доверяет, — усмехнулся Лон-Гор, дёрнув головой в сторону двери и, видимо, кухни, где по-прежнему гремела арзачка, — поэтому он принял решение отправить тело в город… Двумя лошадьми полуэскадрон всё-таки располагает. Боюсь представить, в каком виде тело оказалось у вас.

— В достаточно скверном, но мы всё же смогли обнаружить следы от уколов вокруг раны.

А ведь если бы этот капитан Мон-Со не был столь мнителен, майора похоронили бы на месте или довезли бы до города в куда менее пригодном для исследований состоянии…

— Почти идеальное убийство, — заметил Кау-Рук.

— Если бы его ещё убивали где-нибудь подальше!..

— Мы и так очень долго выбирали спокойное место для жизни, — сказал женский голос позади Кау-Рука.

Он обернулся и снова увидел ту же арзачку. Она прошла к столу и встала за спиной Лон-Гора, положив руки ему на плечи.

— Гелли…

— Уверена, капитану Кау-Руку уже всё понятно.

— Да, вполне. Но я боюсь, убивали майора одним из ваших кактусов.

— Полагаете? — Лон-Гор с сомнением посмотрел в темноту, что расстилалась за окном.

— Нужно будет осмотреть их завтра утром…

— Тогда мы точно вне подозрений! — вдруг заявила арзачка. — Я бы скорее убила того, кто посмеет кактусам навредить!

— Гелли! — Лон-Гор схватил её за руки, так и лежавшие у него на плечах.

Кау-Рук тихо засмеялся. Что ж, пожалуй, он этому даже поверит. Не то чтобы поверит совсем и окончательно, но убивать человека около собственного дома собственными же кактусами действительно очень глупо.

— Расскажите тогда… кто ещё обитает в Ранавире?