Проклятие старинного кольца (джен)

Уильям Т. Спирс в бешенстве отбросил отчет об инвентаризации, так что тот улетел со стола и ударился о белые шкафы с документами. Уильям вскочил, пнул стопку листов, наступил на них и замер, глубоко вдыхая и считая до десяти. После контузии раздражение того и гляди вырывалось из-под контроля по незначительным поводам, что было недопустимо.

Ему говорили, в бухгалтерии этого музейного комплекса работать будет легко и просто, тихо и спокойно, сиди и перебирай бумаги и отчеты, никаких лишних людей и эксцессов? Они не ошибались, естественно. Особенно когда обещали минимум общения и минимум раздражителей — что ему было необходимо после полугода в больнице, где его собирали по частям после самоубийственной полицейской операции. Самоубийством было согласие в ней участвовать, а отказаться Уильям не мог, так как слишком высоко ставил и не подвергал сомнению инструкции, приказы и авторитет начальства. И из-за этого его послужной список был настолько безупречен, что попечительский совет музея убедил его возглавить службу безопасности, где его умения пригодились бы намного больше…

Он еще раз вдохнул, окончательно втоптал измятую бумагу в пол, застегнул идеально сидящий черный пиджак, поправил такой же черный галстук и выдохнул, распахивая дверь в шум, гам и буйство красок административного крыла музея, где руководство стремилось создать «творческую атмосферу».

Уильям распахнул дверь искусствоведческого отдела так, что она ударила стоявший за дверью мольберт, и обвиняюще уставился на мечтательно смотрящего на него рыжеволосого молодого мужчину в ярко-красном костюме. Грелль Сатклифф был раздражающе ярок, и у Уильяма заболела голова от одного его вида.

— Сатклифф, у тебя серьезная недостача, — отчеканивая каждый звук, произнес Уильям.

— Тогда вызывай полицию или кого там надо, — безразлично махнул рукой Сатклифф и вздохнул: — Я-то думал, ты хотел мне сказать что-то приятное для разнообразия. А ты… обвиняешь меня… в чем, кстати?

— В том, что ревизионная комиссия недосчиталась золотого кольца, диадемы и ожерелий, которые ты забрал из хранилища две недели назад. Твоя подпись стоит, а акта приемки, передачи в другой фонд или списания нет.

— Акта… — Сатклифф явно обдумывал, какую пошлость он мог бы ввернуть с этим словом, но сжалился над Уильямом, промолчал и обернулся к своему столу, на котором были хаотически разбросаны предметы на экспертизу, обрывки бумажек, шелковые шарфы и несколько кружек с вызывающе непристойными надписями. Он выудил из этого бедлама основательно потрепанные листы и помахал ими перед носом Уильяма: — Вот копия же, с печатью! Как положено, после экспертизы состояния шумерские ожерелья переданы для выставки во Франции, диадемы — куратору экспозиции средневекового искусства, это якобы проклятое кольцо тоже… Погоди.

Сатклифф достал из-под полупустой упаковки от пиццы телефон, набрал номер и трагично звенящим шепотом спросил:

— Ричард, свет моих очей, мне даже страшно подумать, куда Саймон засунул те бумаги, которые я принес неделю назад, но если он не найдет их через пять секунд, — его голос стал неожиданно жестким для такого изнеженного создания, — то я приду в архив разбираться. Мы же помним, что восхищаться мной лучше на расстоянии, да?

Его брови удивленно поползли наверх, он отбросил телефон, прищурился и спросил:

— Ты же теперь отвечаешь за службу безопасности? Почему ты не знаешь, что Саймон Граммон трагически погиб пять дней назад?

— Знаю, но это не представляет угрозы безопасности музея, его смерть была признана несчастным случаем. И не имеет никакого отношения к пропаже артефактов стоимостью…

— Никуда они не пропадали, они должны быть в экспозиции, я их там своими глазами видел! Заодно спросим Матильду Брагден…

— Сатклифф, ты не только великий актер, а еще и медиум? Она умерла три дня назад, на нее упал железный шкаф в хранилище, она пыталась увернуться и свалилась с лестницы.

— Как интересно, древнее проклятие пришло в действие, пока я был в командировке в дикой пустыне... Больше смертей не было?

— Не уходи от темы.

— Ну как не уйти от такой бумажной и волокитной тоски? Ты душишь мою творческую натуру!

— Тогда зачем ты работаешь здесь, а не в театре? Раз в тебе умер такой выдающийся актер? — раздраженно спросил Уильям, когда его озарило: — Наверное, потому, что там все такие талантливые, тебе никто не уделит столько внимания, как любой, кого ты заденешь? Ты так развлекаешься?

— Ты первый, кто понял мою мятущуюся натуру всего после трех или четырех встреч, — грустно усмехнулся Сатклифф. — Можно было бы отпраздновать, но есть дела поинтереснее.

— Ты только что назвал их скучными, — педантично заметил Уильям.

Грелль, глядя в телефон, отозвался:

— Я передумал, ветреность, знаешь ли, основа моего характера… Но вернемся к делам. Правда — никто больше не умирал из сотрудников? Неожиданной неестественной смертью, как эти двое? Потому что объединяет их, по-хорошему, только одно.

— Сначала давай разберемся с актами.

— Да все, я фотографии копий уже переслал в комиссию. Пусть разбираются, куда подевались оригиналы. Думаю, Саймон не успел их передать. Тут что-то посерьезнее, — он махнул рукой и плюхнулся в кресло, кивнув Уильяму: — Вытащи себе кресло из угла, под упаковочной бумагой ему было хорошо, оно не запылилось, когда я вскрывал пустой саркофаг. Так что — умирал кто-то? А именно — Даймон Сэндлер и Марта Розен.

— С чего такой интерес?

— Они все — Саймон, Маргарет, Марта и Даймон — примеряли то самое кольцо, массивный золотой перстень с трагичной историей. Который якобы несет проклятие любому, кто его наденет. Красивый… слов нет. А как смотрится на руке… Очень изящно, что нетипично для Средневековья, но он определенно изготовлен в то время, спектральный анализ не даст соврать.

Грелль достал из ящика стола фото и перекинул его Уильяму. Кольцо выглядело как сплетение тонких, почти ажурных веток, складывающихся в какую-то надпись на латыни, на ветвях росли золотые и изумрудные листья, из-за которых выглядывали алые яблоки.

— Кольцо Белоснежки, как его назвал кто-то в начале века, так и прижилось.

— Почему Белоснежки?

— Потому что любой, кто его надевал, спустя пару дней или лет засыпал вечным сном, наверное… Там за одним листком есть тончайшая игла, при нажатии листик отходит в сторону, игла вонзается в палец, в самом большом яблоке — контейнер для яда. Но яд слили двадцать лет назад, чтобы провести анализ. Да и убивал яд медленно, он не призывал ни скоростной поезд, под который попал Саймон, ни железный шкаф, ставший причиной смерти Маргарет… Не совпадает. Но умирают все, кто на моих глазах примерил кольцо, когда я сдавал в архив акт и встретил по пути Маргарет и Даймона, я еще забыл снять перстень и показывал им, как на гранях переливается свет… Ты веришь в вековые проклятия?

Лицо Грелля выражало священный ужас, которым так легко было проникнуться, но Уильям устоял, покачав головой:

— Нет, не в этом случае.

— Вот и я тоже, но я вернулся только вчера и уже дважды чуть не превратился в труп. По пути из аэропорта в моей машине отказали тормоза, досадная случайность, казалось бы. Съехал в кювет, напугал нескольких прохожих и нанес непоправимый ущерб живой изгороди. А сегодня утром прямо передо мной упал кусок фасада заброшенного особняка, который сейчас реконструируют. Но на проклятие не тянет, тем более что я увернулся, проклятие должно бить наверняка. Не нравится мне это, а полицию вызывать нет смысла…

— Согласен, пока попробуем сами, я сейчас проверю, что там с Мартой и Даймоном, а ты… — начал распоряжаться Уильям, захлопывая блокнот, куда он записал имена.

— Полюбуюсь на экспозицию, свяжусь с музеем в Париже, доехали ли до них шумерские ожерелья, хотя их можно исключить. Убежусь, что перстень на месте.

Уильям направился к себе в кабинет, почти полетел на крыльях азарта, по которому он, оказывается, скучал. Он любил расследовать, сопоставлять детали, логически выходить на преступника. В полицейской работе этого чаще не хватало, там играли роль агентурные сведения, хотя и там были такие задачи, решать которые было истинным наслаждением.

Он решил сперва проверить версию Сатклиффа, что зловещее кольцо стало причиной смерти. Марта Розен опровергала эту теорию — она нашлась в больнице, где оказалась неделю назад после сердечного приступа, и сейчас шла на поправку, если верить словам лечащего врача. Уильям представился ему своим званием из прошлой жизни, и тот, явно знакомый с процедурой расследований только по кинофильмам, сразу же отыскал историю болезни пациентки.

— Никаких достойных внимания происшествий и несчастных случаев? — уточнил Уильям, разочарованно постукивая ногтем по телефону.

— Нет, только передозировка магния в капельнице, но это досадная случайность, пациентка не пострадала.

Уильям поблагодарил и повесил трубку. Нет, теория еще не трещала по швам, кто-то мог отравить капельницу Марты, как бы фантастически это ни звучало. Но расследовать это происшествие дальше представлялось пока невозможным, это явно выходило за сферу компетентности службы безопасности исторического музея.

Даймон Сэндлер, кстати, подходил на роль преступника… Реставратор уволился из музея на следующий день после того, как Сатклифф продемонстрировал всем кольцо. По словам арендодателя, Сэндлер спешно съехал из оплаченной квартиры и отбыл в неизвестном направлении. Но Сэндлер мог стать и жертвой…

— Нет, не мог, — развеял его сомнения Грелль, когда Уильям изложил ему свои соображения. — Он жил неподалеку и знал, каким маршрутом я хожу на работу. О, ты же не думаешь?..

— Это очевидная версия, хотя мотив мне не ясен.

— Других нет все равно. Может… — запнулся Грелль и мечтательно вздохнул: — Проводишь меня до дома? Как раз сейчас такой романтичный закат, а улицы сейчас пусты, тихий квартал старинных вилл и особняков, только ветви деревьев, свисающие с оград, будут свидетелями… Там есть много укромных мест, где можно притаиться, ожидая жертву.

За окном уже смеркалось, рабочий день закончился два часа тому назад, но Уильям не ощущал привычной досады на то, что опять придется задержаться на работе.

— Провожу, держась на почтительном расстоянии, так как вблизи твоя красота ослепляет, — в тон Сатклиффу ответил Уильям.

— Ну да, метров двадцать будет идеально, — деловито согласился Грелль. — Я бы поставил на особняк Медоуза, его недавно продали и сейчас он пустует, ограда частично снесена, а за ней — огромные вязы, за стволами которых может притаиться армия убийц.

Выйдя из музея, Грелль свернул на тихую улицу, где в это время не было ни одного прохожего, Уильям выждал время и последовал за ним.

Через три минуты очень неспешной прогулки Уильям начал скучать, ведь Грелль останавливался у каждого фонаря и фотографировал все что попало, сопровождая это действо восторженными ахами.

И тут мимо Грелля пролетело что-то крупнее пули и взорвалось бы в сантиметре от его лица, если бы он не отпрыгнул в сторону.

Уильяма оглушил взрыв петарды. Яркая вспышка затмила свет фонарей, перед глазами все поплыло, стало не хватать воздуха. Он схватился за ограду, чтобы не упасть, проклиная свою слабость. От него сейчас зависела жизнь Сатклиффа, а он не мог сделать ни шага.

Сатклифф алым пятном метнулся через дорогу, чудом разминувшись с еще одним взрывом, разразился где-то в глубине угрозами тому, кто покушался на то, чтобы сжечь его укладку.

Уильям засмеялся от комичности переживаний Сатклиффа и сделал вдох. Выдохнул. Земля все так же качалась под ногами, но чувство долга уже понесло его под толстый вяз, а интуиция или чудо позволили не попасться на глаза неведомому преступнику.

— Когда же ты сдохнешь наконец? Ты, посмевший насмехаться над волей моего предка, примеривший его кольцо, — совершенно обезумевшие интонации в голосе стрелявшего удивили Уильяма, он чуть не споткнулся о корень, но его подхватил Сатклифф, затащив за ствол.

Грелль шепнул Уильяму:

— Давай я его отвлеку, а ты подберешься поближе и вырубишь его? Сможешь?

Уильям выглянул из-за дерева, увидел стоявшего в пяти метрах от них мужчину с ракетницей в руках. Тот расположился у бортика мраморного фонтана. Обойти его было бы просто.

— Чем я его вырублю?

— Хоть камнем, хоть разводным ключом, придумаешь. Смотри, слева от нас небольшой сарай для инвентаря, его никто не закрыл, но там лежат какие-то инструменты. Пойду посмотрю.

Он вышел из укрытия, укоризненно качая головой:

— Даймон, ну разве так можно обращаться с такими эфирными созданиями, как я?

— Задушить бы тебя, тварь, — прорычал Даймон, прицеливаясь.

Грелль укрылся за дверью сарая, которую тут же опалила вспышка.

— Ох, что у меня есть! Какое совершенство линий и лезвий, — прокричал он, и воздух задрожал от рева бензопилы, а Грелль пинком распахнул дверь и вырвался наружу, размахивая бензопилой и прикрывая Уильяма, который пробрался в сарай и склонился над ящиком с инструментами. Схватил гаечный ключ, у выхода увидел блеснувший лезвиями секатор на телескопической ручке и мгновенно принял решение.

Даймон оторопел, когда перед ним появился Грелль с бензопилой, выронил ракетницу и схватился за карман куртки.

Уильям чертыхнулся, перемещаясь ближе к преступнику. Пистолет. У него был пистолет. От пули Сатклифф так просто не увернется, он всего в двух метрах от Даймона, Уильям — в трех. Надо действовать быстрее и подобраться сбоку.

— Ну нет, я ожидал чего-то более изысканного, — капризно начал Сатклифф, делая шаг вперед. — Ты, кстати, позоришь честь своего предка, если ты об известном отравителе-аристократе, который никогда не прибегал к оружию для устранения противников, чем так гордился. Я читал его дневники. Никакого проклятия кольца не было, он его выдумал и изящно подделал все доказательства, вплоть до того, отводя от себя подозрения. Он подарил это кольцо своей любовнице, которая собиралась его шантажировать. А потом, когда его начали обвинять, придумал легенду, нашел свидетелей, якобы знавших о прежних владельцах украшения. Даже подделал летописные записи, хотя любому искусствоведу ясно, что кольцо было изготовлено специально для него, а не пылилось триста лет в руинах какого-то замка.

— О, лживая собака, как ты смеешь не верить в мощь магии моего прапрапрадеда? Это его воля ведет меня… — начал Даймон, поднимая пистолет.

Уильям бросил в чашу фонтана гаечный ключ, Даймон дернулся, Уильям нажал кнопку на ручке секатора, тот раскрылся, вонзившись в кисть Даймона. Раздался выстрел.

Сатклифф от души приложил Даймона головой о бортик фонтана, фыркнув:

— Ну ладно сомневаться в моей красоте, это еще можно понять, мало ли на свете слепцов! Но сомневаться в моем опыте и верности моего экспертного заключения??? Непростительно.

— Я запомню на всякий случай, — серьезно сказал Уильям, доставая телефон, чтобы вызвать полицию. — Но вот что меня смущает, Сатклифф… Он абсолютно безумен, но не быстрое ли переключение до бреда во славу предков? Может, ему кто-то помог?

— Может быть, но тут моя компетентность бессильна. Я умею работать с документами и проводить искусствоведческую, а не психологическую экспертизу, — Сатклифф положил телефон Даймона ему в карман, пробежавшись по содержимому. — В доступных мне источниках — сообщениях в соцсетях, личной переписке — ничего, имеющего отношение к делу. Вряд ли он все удалил перед встречей со мной. Пусть полиция разбирается, это не наша проблема.

— Безопасности музея это не угрожает, согласен, но немного угрожает репутации.

— Позвони сначала в пресс-службу, да, — Грелль устало опустился на бортик фонтана и улыбнулся. — Знаешь, а неожиданно удачно все получилось.

Через два дня в дверь кабинета Уильяма бесцеремонно ввалился Сатклифф, обмахиваясь стопкой листов как веером, и спросил:

— Как ты относишься к неприличным предложениям?

— Отрицательно, разумеется, — не подумав отвлечься от монитора ноутбука, ответил Спирс.

— Так это замечательно, у меня к тебе абсолютно приличное и административно одобряемое и одобренное предложение, но я бы хотел сначала спросить тебя, зная о твоих проблемах с шумом и яркими цветами…

— Ближе к делу, — перебил его Спирс самым сухим тоном.

— Меня тут направляют в командировку на Гаити, там обнаружили якобы проклятый корабль и собираются его поднять, им непременно нужен искусствовед в виде меня, судно перевозило очень интересные артефакты, из-за которых и считается проклятым. А мне, такому неповторимому, необходимо сопровождение, я же совсем не могу за себя постоять.

Уильям не смог удержаться от невежливого ржания на этой ремарке и внезапно замолчал, ошарашенный мыслью, что он всерьез обдумывает предложение Сатклиффа. Потому что размеренность и регламентированность всего и вся, к которым он так стремился, начали его угнетать, а тут ему предлагалось небольшое приключение и никакой ответственности за чужие жизни и свою… Восхищаться Сатклиффом или ненавидеть его правда лучше понаслышке, так ничто не исказит в сознании чудовищный образ изнеженного, психопатичного и капризного существа, а вот сотрудничать с ним получается весьма эффективно, если узнать его лучше и не принимать всерьез его эскапады. Парадоксально, но факт.

— Так что? Поедешь? — нетерпеливо спросил Грелль.

— Поеду, — кивнул Уильям.

— Чудо какое, я в тебе не ошибся! Тогда собирайся, вылет завтра в шесть утра, — Грелль положил ему на стол билеты и быстро скрылся с глаз, чтобы на него не обрушилось возмущение и гнев Уильяма.

Уильям ненавидел сюрпризы, в конце концов! Сейчас он должен был рвать и метать, но вместо этого раскидал в уме рабочие задачи, делегировал свои обязанности заместителям и только тогда поймал себя на мысли, что для разнообразия приятно поработать с кем-то, кто тебя понимает и кого понимаешь ты сам, хотя вы непримиримо разные. Невероятно.