Цветы из 70-х (джен)

Первым чувством стало ощущение, что кто-то гигантской метлой вымел весь воздух из её лёгких. Вторым — тошнотворное головокружение, будто её только что выплюнуло из центрифуги. Сана судорожно глотнула, пытаясь отдышаться, и упёрлась ладонями во что-то шершавое и пыльное.

Она сидела на асфальте. Тёплом, раскалённом закатным солнцем. Не в прохладном зале музея с его знакомым запахом старой бумаги и лака для дерева. Здания вокруг были не выше трёх этажей, выцветшие вывески кричали о «Молочном коктейле за 50 центов» и «Свежей резине для шин». По улице с рёвом пронесся оранжевый «Понтиак» с невероятными плавниками, как у космического корабля.

«Где я? Что это за реконструкция?» — промелькнула первая, глупая мысль. Но музейные реконструкции так не пахли. Пахло бензином без свинца, пылью и жареным мясом.

— Эй, малышка, ты в порядке? — чей-то голос прозвучал прямо над ней.

Сана подняла голову. Над ней стояла женщина в цветастом платье до колен, с высокой причёской, и смотрела с беспокойством.

— Я… да, кажется, — выдавила Сана. Её английский был хорош, но акцент, чувствовала она, теперь явно лишний. — Простите, вы не скажете, какой сейчас год?

Женщина засмеялась: — Конечно, милая! Ты, видно, сильно ударилась головой. Сейчас 1970-й. Восемнадцатое июля. Сегодня мой день рождения!

1970-й. 1970-й. Год рождения её матери.

Паника, острая и ледяная, сжала ей горло. Она вскочила на ноги, борясь с новым приступом головокружения, и побежала, не разбирая дороги, слыша вслед обеспокоенные оклики женщины.

Она бежала, пока не упёрлась в чью-то витрину. В тёмном стекле отразилась она сама, но не такая. Её волосы, всегда убранные в аккуратный пучок, теперь длинными волнами спадали на плечи. На ней было какое-то жуткое платьице с рюшами. А самое главное — она выглядела на семнадцать. Максимум.

Сердце бешено колотилось. Это не реконструкция. Это не сон.

«Мама», — пронеслось в голове. Её мама, София, родилась здесь, в этом городе, в этом году. В конце этого года.

Не помня себя, она побрела по улице, выкрикивая единственное, что пришло на ум: — Ли? Семья Ли? Кто-нибудь знает, где живут Ли?

Её приняли за потерявшуюся глупенькую девочку, но в конце концов какой-то мальчишка указал на небольшой домик с голубыми ставнями. Сана, почти не дыша, постучала.

Дверь открыла молодая корейская женщина с младенцем на руках. — Да? Ищешь кого, дорогая?

— Миссис Ли? — прошептала Сана.

— Я одна из них, — улыбнулась женщина. — Я Минджи. А это моя свекровь. А это, — она покачала младенцем, — моя новорождённая дочка, София.

Сана посмотрела на крошечное личико. На свои будущие материнские черты. Её сердце готово было разорваться.

— А ты кто? — мягко спросила Минджи.

Губы Саны задрожали. Она не знала, что сказать. Лгать этой женщине, держащей на руках её маму, было кощунством.

— Я… я… — её взгляд упал на письменный стол в гостиной, на открытую пачку документов. И её собственное имя, данное при рождении, написанное на корейском, будто всплыло из ниоткуда. — Я Санa! Ваша… сестра. Из Кореи. Приехала.

Судьба, вселенная или что-то ещё очень помогло ей, и в пачке бумаг лежало письмо о предстоящем приезде родственницы. И её лицо, юное и испуганное, странно соответствовало описанию.

Минджи всплеснула руками, глаза её наполнились слезами радости. — Санa! Мы ждали тебя! Заходи же, родная! Теперь ты дома!

И Сана, механически переступив порог дома, где лежала в колыбели её мать, поняла, что её жизнь только что разделилась на «до» и «после». И «после» выглядело предельно сюрреалистично.

-

В это же время на другом конце города другая девушка приходила в себя с ощущением, что её отличнейший в жизни день только что подло обокрали.

Дженни пришла в себя от резкого щипка за щёку. — Эй, соня! Просыпайся! Мама сказала, чтобы ты помогла с картошкой, а не валялась у нас на кровати!

Перед ней стояла девочка-подросток с двумя косичками и злым выражением лица. — Убери руку, — прошипела Дженни голосом, которым на прошлой неделе заставила плакать стажёра. — И кто ты, чёрт возьми, такая?

Девочка отпрянула, глаза округлились от страха и возмущения. — Я твоя сестра, дура! Ким! Я маму сейчас позову!

Сестра? У Дженни не было сестры. Была мать, Хина, и куча её надоедливых рассказов о тяжёлом детстве в большой семье в семидесятых...

Дженни резко встала и подбежала к зеркалу. Вместо её отражения — 28-летней ухоженной бизнес-леди в идеальном костюме — на неё смотрела испуганная девчонка с длинными чёрными волосами, в уродливых джинсах-клёш и дурацкой блузке. Ей было лет семнадцать.

Похолодело всё внутри. Она обернулась, сметая с тумбочки кипу школьных учебников. Её взгляд упал на отрывной календарь.

19 июля 1970 года.

— Нет, — прошептала она. — Не может быть.

Дверь в комнату открылась, и на пороге появилась уставшая, но улыбающаяся корейская женщина с младенцем на руках. — Дженни, дорогая, не ругайся с сестрой. Иди накрой на стол, папа скоро придёт. Хочешь подержать свою племянницу? Это маленькая Хина.

Дженни уставилась на сморщенное личико младенца. На свою маму. Её мир рухнул. Её карьера, её квартира, её власть, её сбережения — всё испарилось. Её запихнули в каменный век, в тело подростка, и заставили быть тёткой своей собственной матери!

Её лицо исказилось от ярости и отчаяния. — Я… сварю эту чёртову картошку, — выдавила она, сжав кулаки. — Но это ненадолго. Я отсюда выберусь. Я вернусь.

Она посмотрела в окно на уходящее солнце 1970 года. Она вернётся. Во что бы то ни стало. Даже если ради этого придётся перевернуть это глухое десятилетие с ног на голову.

От Беты:

Проверено! Интересное и необычное начало... Надеюсь вы хотите узнать, что будет дальше 🥰