Цветы из 70-х (джен)

Первым чувством стало ощущение, что кто-то гигантской метлой вымел весь воздух из её лёгких. Вторым — тошнотворное головокружение, будто её только что выплюнуло из центрифуги. Сана судорожно глотнула, пытаясь отдышаться, и упёрлась ладонями во что-то шершавое и пыльное.

Она сидела на асфальте. Тёплом, раскалённом закатным солнцем. Не в прохладном зале музея с его знакомым запахом старой бумаги и лака для дерева. Здания вокруг были не выше трёх этажей, выцветшие вывески кричали о «Молочном коктейле за 50 центов» и «Свежей резине для шин». По улице с рёвом пронесся оранжевый «Понтиак» с невероятными плавниками, как у космического корабля.

«Где я? Что это за реконструкция?» — промелькнула первая, глупая мысль. Но музейные реконструкции так не пахли. Пахло бензином без свинца, пылью и жареным мясом.

— Эй, малышка, ты в порядке? — чей-то голос прозвучал прямо над ней.

Сана подняла голову. Над ней стояла женщина в цветастом платье до колен, с высокой причёской, и смотрела с беспокойством.

— Я… да, кажется, — выдавила Сана. Её английский был хорош, но акцент, чувствовала она, теперь явно лишний. — Простите, вы не скажете, какой сейчас год?

Женщина засмеялась: — Конечно, милая! Ты, видно, сильно ударилась головой. Сейчас 1970-й. Восемнадцатое июля. Сегодня мой день рождения!

1970-й. 1970-й. Год рождения её матери.

Паника, острая и ледяная, сжала ей горло. Она вскочила на ноги, борясь с новым приступом головокружения, и побежала, не разбирая дороги, слыша вслед обеспокоенные оклики женщины.

Она бежала, пока не упёрлась в чью-то витрину. В тёмном стекле отразилась она сама, но не такая. Её волосы, всегда убранные в аккуратный пучок, теперь длинными волнами спадали на плечи. На ней было какое-то жуткое платьице с рюшами. А самое главное — она выглядела на семнадцать. Максимум.

Сердце бешено колотилось. Это не реконструкция. Это не сон.

«Мама», — пронеслось в голове. Её мама, София, родилась здесь, в этом городе, в этом году. В конце этого года.

Не помня себя, она побрела по улице, выкрикивая единственное, что пришло на ум: — Ли? Семья Ли? Кто-нибудь знает, где живут Ли?

Её приняли за потерявшуюся глупенькую девочку, но в конце концов какой-то мальчишка указал на небольшой домик с голубыми ставнями. Сана, почти не дыша, постучала.

Дверь открыла молодая корейская женщина с младенцем на руках. — Да? Ищешь кого, дорогая?

— Миссис Ли? — прошептала Сана.

— Я одна из них, — улыбнулась женщина. — Я Минджи. А это моя свекровь. А это, — она покачала младенцем, — моя новорождённая дочка, София.

Сана посмотрела на крошечное личико. На свои будущие материнские черты. Её сердце готово было разорваться.

— А ты кто? — мягко спросила Минджи.

Губы Саны задрожали. Она не знала, что сказать. Лгать этой женщине, держащей на руках её маму, было кощунством.

— Я… я… — её взгляд упал на письменный стол в гостиной, на открытую пачку документов. И её собственное имя, данное при рождении, написанное на корейском, будто всплыло из ниоткуда. — Я Санa! Ваша… сестра. Из Кореи. Приехала.

Судьба, вселенная или что-то ещё очень помогло ей, и в пачке бумаг лежало письмо о предстоящем приезде родственницы. И её лицо, юное и испуганное, странно соответствовало описанию.

Минджи всплеснула руками, глаза её наполнились слезами радости. — Санa! Мы ждали тебя! Заходи же, родная! Теперь ты дома!

И Сана, механически переступив порог дома, где лежала в колыбели её мать, поняла, что её жизнь только что разделилась на «до» и «после». И «после» выглядело предельно сюрреалистично.

-

В это же время на другом конце города другая девушка приходила в себя с ощущением, что её отличнейший в жизни день только что подло обокрали.

Дженни пришла в себя от резкого щипка за щёку. — Эй, соня! Просыпайся! Мама сказала, чтобы ты помогла с картошкой, а не валялась у нас на кровати!

Перед ней стояла девочка-подросток с двумя косичками и злым выражением лица. — Убери руку, — прошипела Дженни голосом, которым на прошлой неделе заставила плакать стажёра. — И кто ты, чёрт возьми, такая?

Девочка отпрянула, глаза округлились от страха и возмущения. — Я твоя сестра, дура! Ким! Я маму сейчас позову!

Сестра? У Дженни не было сестры. Была мать, Хина, и куча её надоедливых рассказов о тяжёлом детстве в большой семье в семидесятых...

Дженни резко встала и подбежала к зеркалу. Вместо её отражения — 28-летней ухоженной бизнес-леди в идеальном костюме — на неё смотрела испуганная девчонка с длинными чёрными волосами, в уродливых джинсах-клёш и дурацкой блузке. Ей было лет семнадцать.

Похолодело всё внутри. Она обернулась, сметая с тумбочки кипу школьных учебников. Её взгляд упал на отрывной календарь.

19 июля 1970 года.

— Нет, — прошептала она. — Не может быть.

Дверь в комнату открылась, и на пороге появилась уставшая, но улыбающаяся корейская женщина с младенцем на руках. — Дженни, дорогая, не ругайся с сестрой. Иди накрой на стол, папа скоро придёт. Хочешь подержать свою племянницу? Это маленькая Хина.

Дженни уставилась на сморщенное личико младенца. На свою маму. Её мир рухнул. Её карьера, её квартира, её власть, её сбережения — всё испарилось. Её запихнули в каменный век, в тело подростка, и заставили быть тёткой своей собственной матери!

Её лицо исказилось от ярости и отчаяния. — Я… сварю эту чёртову картошку, — выдавила она, сжав кулаки. — Но это ненадолго. Я отсюда выберусь. Я вернусь.

Она посмотрела в окно на уходящее солнце 1970 года. Она вернётся. Во что бы то ни стало. Даже если ради этого придётся перевернуть это глухое десятилетие с ног на голову.

От Беты:

Проверено! Интересное и необычное начало... Надеюсь вы хотите узнать, что будет дальше 🥰

Жизнь в доме Ли напоминала Сане плохо срежиссированный спектакль, где она единственная актриса, не знающая ни роли, ни даже названия пьесы. Её «ролью» оказалась Санa Ли, младшая сестра Минджи, приехавшая из Пусана, чтобы помочь с новорождённым ребёнком и ведением хозяйства.

Первое утро началось с того, что Минджи, сияя от счастья, сунула ей в руки свёрток с пищащим содержимым. — Держи, познакомься с племянницей поближе! А я пока займусь завтраком для мужа.

Сана застыла с каменным лицом, держа на руках собственную мать. Маленькая София сморщилась, издала недовольный звук и тут же устроила потоп в своих пелёнках и на руках у Саны. Чувство полнейшего бессилия и абсурда накрыло Сану с головой. Она, куратор музея современного искусства, специалист по нетривиальным инсталляциям, была побеждена ребёнком. Вернее, своим собственным младенцем-мамой.

— Ладно, — прошептала она Софии. — Твои будущие правила «никакой еды в комнате» и «ложиться спать в десять» я теперь буду игнорировать. Считай это расплата.

Её дни превратились в череду сюрреалистичных квестов. Она пыталась объяснить Минджи, что яйца можно варить не только «вкрутую» и «всмятку», но и пашот, на что Минджи посмотрела на неё, как на инопланетянку. Она чуть не выбросила в мусорное ведро старую кофейную гущу, которую Минджи бережно собирала «для скраба» и удобрения растений. Она с ужасом обнаружила, что главное развлечение по вечерам — это не скроллинг соцсетей, а коллективный просмотр телевизора с черно-белым изображением и всего тремя каналами, где все передавали привет «всем парням на флоте».

Но самым большим испытанием стало отсутствие информации. Мир 1970 года был информационной пустыней. Ни интернета, чтобы погуглить «как вернуться из прошлого», ни даже нормальной библиотеки поблизости. Единственным её окном в мир науки стала потрёпанная детская энциклопедия «Мир вокруг нас» и подшивка журналов «Популярная механика», которые читал её «здешний» деверь. В них она с надеждой искала хоть какие-то намёки на путешествия во времени, но находила лишь статьи о полётах на Луну и восхищение карманными калькуляторами.

Однажды, разбирая старые журналы на чердаке, она наткнулась на статью о теории Эйнштейна и парадоксах времени. Её сердце забилось чаще. Возможно, ответ был здесь? Она с жадностью погрузилась в чтение, но большая часть текста была для неё слишком сложна.

— Санa? Что ты там нашла? — окликнула её снизу Минджи. — Иди, поможешь мне развесить бельё.

Сана вздохнула, откладывая журнал. Она чувствовала себя птицей в золотой клетке, где её кормили, о ней заботились, но ключ от замка был спрятан где-то далеко, в другом измерении. Она была застрявшей во времени гостьей, вынужденной нянчить свою мать.

Тем временем, в доме Ким царила атмосфера холодной войны. Дженни не просто не вписалась — она объявила этой эпохе тотальную войну.

Её новая «сестра» Ким ненавидела её за высокомерие и постоянные колкости. Родители были в лёгком шоке от поведения «дочери», которая внезапно начала требовать отдельную комнату («Это моё личное пространство!»), возмущаться меню («Опять это ваше жареное дерьмо? У меня холестерин!») и презрительно фыркать на моду.

— Надень это, — сказала ей как-то утром миссис Ким, протягивая очередное цветистое платье в горох. Дженни посмотрела на наряд с таким отвращением, будто ей предложили надеть мёртвого хорька. — Вы с ума сошли? Я в этом буду выглядеть как диван моей бабки. У вас есть что-нибудь… чёрное? Строгое? Без этих идиотских рюшей?

В итоге она умудрилась перешить пару старых брюк своего «здешнего» отца и нашла на антресолях простую тёмную водолазку. В этом аутфите она выглядела как партизан, заброшенный в тыл к врагу — яркому, безвкусному и чересчур дружелюбному.

Её главной целью стал побег. Но для побега нужны были ресурсы. А ресурсы в 1970 году добывались с невероятным трудом. Работа? Ей было семнадцать, и максимум, на что она могла рассчитывать — это разносить газеты или мыть полы в закусочной. Украсть? Слишком примитивно и рискованно.

Однажды, разговаривая с соседкой-подростком, она услышала фразу: «…а Билли вчера звонил из таксофона на автозаправке, сказал…» Таксофон. Звонок. Из прошлого в будущее. Её осенило. Это же кинематографичный штамп! Может быть, это и есть ключ?

В тот же день, стащив у своего «отца» горсть монет, она отправилась на поиски таксофона. Нашла его на заправке — пожелтевшую пластиковую будку, пахнущую мочой и бензином. С замиранием сердца она набрала номер своего собственного офиса в XXI веке. Конечно, она знала его наизусть.

Трубка поднялась после первого же гудка. Её пальцы сжали трубку так, что побелели костяшки. —Алло? — произнесла она сдавленно. В ответ раздались длинные гудки. И потом механический женский голос, который навсегда похоронил её надежду: — Извините, ваш номер набран неправильно или не существует. Пожалуйста, положите трубку и наберите снова.

Она бросила трубку, чувствуя, как ярость и отчаяние подступают к горлу. Она била кулаком по аппарату, пока не заболела рука. Это был тупик. Полный, абсолютный, идиотский тупик.

По дороге домой, в приступе беспомощной злобы, она пнула мусорный бак. Оттуда выпала стопка старых газет. Её взгляд упал на заголовок в разделе «Наука и необъяснимое»: «Учёные из Принстона спорят: возможны ли „кротовые норы“ в пространстве?»

Дженни замерла. Это было не решение. Это была лишь ниточка. Но в её положении даже ниточка казалась канатом. Она подобрала газету, аккуратно сложила и сунула под мышку. Может, эти ушлые учёные из 70-х знали что-то, что забыли в её сверхтехнологичном будущем?

Она шла домой, сжимая в руке пожелтевшую газету. Война только начиналась. И если уж она застряла здесь, то превратит это дерьмовое десятилетие в свой личный полигон для испытаний. А там, глядишь, и до двери домой докопается. Ломом, если понадобится.

От Беты:

Проверено! Потихоньку ищут путь домой) Всех люблю ᜊ•ᴗ•ᜊ

Сана обнаружила, что её учёная степень и умение атрибутировать артефакты эпохи Возрождения были бесполезны перед лицом двух главных вызовов 1970-х: стирки в гигантской машине с валиками, которые норовят откусить тебе руку, и борьбы со всепроникащим запахом подгузников, которые кипятят на плите в огромной кастрюле.

Отчаяние начало подтачивать её изнутри, тихое и настойчивое, как вода, точащая камень. Она не могла сидеть сложа руки. Она должна была действовать. Проснувшись среди ночи от крика маленькой Софии, её осенило. Что, если причина их попадания сюда не метафизическая, а химическая? Что-то в воздухе того дня? Она работала в музее с новыми экспонатами из закрытой капсулы времени 1972 года. А Дженни… Дженни как раз заходила к ней перед самым… исчезновением. Они обе контактировали с чем-то из прошлого.

Мысль была безумной, но другой не было. Решение созрело утром, когда Минджи попросила её сбегать в аптеку за детским аспирином.

Аптека «У Майка» оказалась райским уголком для алхимика-неудачника. Полки ломились от склянок, порошков и средств с формулами, которые в её время давно бы запретили. Сана с широко раскрытыми глазами изучала составы средств для чистки ковров, усилителей цвета для белья и таинственного «Эликсира для волос с радиоактивным тонием».

— Молодой человек, — обратилась она к аптекарю, пытаясь придать своему лицу выражение беззаботной школьницы, увлечённой наукой. — У меня такой… школьный проект. По химии. Не могли бы вы продать мне немного… ну… аммиака? И перекиси? И, э-э-э, борной кислоты?

Аптекарь, мужчина за шестьдесят с роскошными усами, посмотрел на нее поверх очков. — Школьный проект? — переспросил он скептически. — А план у тебя с учителем согласован? Мама разрешила с такими вещами возиться?

Сана почувствовала, как краснеет. Она совсем забыла про эту опекуную паранойю эпохи до интернета. — Ну… мама… она очень верит в мою самостоятельность! — выдавила она, выдавливая на лицо самую глупую и безобидную улыбку, на которую была способна.

В итоге, потратив все свои скудные «карманные деньги» и выслушав получасовую лекцию о технике безопасности, она вышла из аптеки с заветной бумажной сумкой, чувствуя себя главным героем «Во все тяжкие», если бы тот заваривал зелье не для продажи, а для путешествия во времени.

Дома, пока Минджи укачивала Софию, Сана устроила тайную лабораторию в ванной. Смешав всё в большой миске с загадочной целью «реконструировать атмосферный состав того дня», она с замиранием сердца наблюдала за бурной химической реакцией. Пена пошла пузырями, заполняя комнату едким, удушающим запахом.

— Санa, дорогая, что это там за запах? Ты не подожгла ничего? — раздался голос Минджи из гостиной.

— Всё в порядке! — прокричала Сана, отчаянно махая полотенцем, чтобы разогнать «временной портал» в виде ядовитого облака. — Это… новый очиститель для раковины! Очень прогрессивный!

В этот момент дверь в ванную распахнулась. На пороге стояла Минджи с ребёнком на руках. Её взгляд перешел с Саны на дымящуюся миску, затем на разложенные по всем поверхностям склянки.

— Санa… — голос Минджи дрогнул. В её глазах читался не гнев, а настоящая тревога. — Дитя моё… ты… ты не употребляешь эти наркотики, о которых все теперь говорят? ЛСД? Это от них ты такая странная последние дни?

Сана онемела. ЛСД? Она даже представить не могла, как бы выглядел трип под кислотой по сравнению с её текущей реальностью. — Нет! Клянусь! Это проект! Правда! — она чуть не плакала от досады и неловкости. — Я… я пытаюсь создать новый аромат! Духи!

Минджи медленно покачала головой, прижимая к себе Софию. — Ладно. Выбрось это. И больше никогда не делай такое. Слышишь? Лучше иди помоги мне пирог доделать.

Позор был оглушительным. Сидя на кухне и механически помешивая тесто, Сана поняла, что её путь домой явно лежит не через бытовую химию. Нужен был другой план. Более умный. И гораздо менее вонючий.

Пока Сана пыталась победить время с помощью реактивов, Дженни избрала другую тактику. Если наука 1970-х была примитивна, значит, нужно было найти того, кто мыслил вне рамок этого десятилетия. Её взгляд пал на газетную заметку о лекции в местном колледже некоего профессора Арчибальда Клейна, который читал лекции о «перспективах квантовой механики».

Одев свой «партизанский» аутфит, она явилась в колледж. Аудитория была полна скучающих студентов. Сам профессор Клейн, лысеющий мужчина в клетчатой рубашке и с толстыми очками, зажимал у доски.

— И, как мы видим, — бормотал он, — интерпретация Эверетта хоть и кажется фантастической, но математически…

— Профессор! — её голос, отточенный на корпоративных совещаниях, прозвучал как выстрел в тихой аудитории. Все головы повернулись к ней. — Ваше объяснение многомировой интерпретации поверхностно. Вы упускаете ключевой парадокс — нарушение причинности при попытке обратной связи между предполагаемыми ветвями реальности. Как, по-вашему, теория соотносится с гипотетическими случаями макроскопических временных инконсистенций?

В аудитории повисла мертвая тишина. Профессор Клейн поправил очки и уставился на неё, как на говорящего динозавра. — Э… молодой человек? Вы… откуда? Вы не из моего потока.

— Это неважно, — отрезала Дженни, подходя к доске и хватая мел. — Смотрите. Если мы допускаем вот это… — она начала быстро чертить формулы и диаграммы, которые когда-то видела в научно-популярном документальном сериале. Она не понимала и десятой доли того, что рисовала, но прекрасно умела блефовать и выглядеть убедительно.

Клейн смотрел, открыв рот. Студенты перешёптывались. — Откуда ты знаешь эти работы? Они ещё не опубликованы! — наконец выдохнул профессор.

«Бинго», — пронеслось в голове у Дженни. — У меня есть свои источники, — таинственно сказала она, бросая мел. — Мне нужно обсудить с вами кое-что конфиденциально. Возможно, вы сталкивались с аномальными случаями, не поддающимися стандартным физическим моделям?

Через пять минут она сидела в кабинете профессора, потягивая отвратительный растворимый кофе и изливая (сильно отредактированную) версию своей проблемы, выдав её за гипотетический мысленный эксперимент для «школьного научного конкурса».

Клейн слушал, заинтригованный, но скептичный. — Невероятно! Поразительно смелая гипотеза для… школьницы. Но, милая моя, это чистой воды фантастика. Перемещение сознания, а тем более тела, в прошлое — это…

— Я знаю, что это, — холодно парировала Дженни. — Но если бы это было возможно, какие условия должны были бы совпасть? Магнитная буря? Солнечная вспышка? Квантовая запутанность частиц из будущего с частицами в прошлом?

Она сыпала терминами, создавая видимость глубоких познаний. Профессор чесал затылок. —Ну, если играть в ваши игры… Гм… Теоретически, сингулярность, порождающая подобный разрыв, могла бы быть следствием экстремального воздействия на пространственно-временной континуум. Например, мощный выброс энергии в точке с уникальными геомагнитными свойствами… Но это, повторюсь, фантастика!

— А где в нашем городе находятся такие уникальные геомагнитные точки? — немедленно спросила Дженни, прищурившись.

Профессор рассмеялся. — О, это просто! Старая обсерватория на холме. Место давно заброшено, но оборудование для отслеживания магнитного поля там было первоклассное. Мы даже студентам водим экскурсии иногда, показываем, как…

Он не договорил. Дженни уже вскочила с места. — Спасибо, профессор. Вы были невероятно полезны. — Она повернулась и направилась к выходу.

— Постойте! А как же ваш проект? Как ваше имя? — крикнул ей вслед озадаченный учёный.

— Карен! — бросила ему через плечо Дженни, уже проклиная всё на свете. Обсерватория. Это был шанс. Первый настоящий шанс.

Она вышла на улицу, и её чуть не сбил с ног порыв ветра. Небо на западе почернело. Начиналась гроза. Та самая, о которой говорил по радио утром её «отец». Мощный атмосферный фронт. Выброс энергии.

Сердце её забилось чаще. Случайность? Или знак? Небо грозилось устроить именно ту «экстремальную энергетическую событийность», о которой только что теоретизировал профессор.

Она посмотрела на темнеющие тучи. У неё не было ни плаща, ни зонта, ни малейшего представления, где находится та самая обсерватория. Но у неё была ярость. И целеустремлённость.

— Ладно, — прошептала она надвигающемуся шторму. — Игра началась.

От Беты:

Проверено! Вот и Дженни начинает проверять свои теории. Как думаете, что получится? 💗

Провал с «химическим порталом» обернулся для Саны нежданной стороной. Минджи, напуганная перспективой того, что её младшая сестра связалась с наркотиками, удвоила свою заботу. Это выражалось в том, что Сане теперь поручали ещё больше домашней работы, чтобы «занять её ум благими помыслами» и «не оставлять время на глупости».

Сана красила забор, сгребала листья и перебирала крупу под бдительным оком миссис Ли-старшей, которая вязала на крыльце и время от времени бросала ей одобрительные или поучительные взгляды. Физический труд, как ни странно, немного успокоил её разум. Монотонные движения позволяли думать.

Она поняла свою ошибку. Она пыталась взломать время грубой силой, как взламывают дверь ломом. Но время — не дверь. Оно больше похоже на хрупкий артефакт в её музее. К нему нужен особый подход: осторожный, изученный, основанный на понимании контекста.

Её оружием были не реактивы, а знания и наблюдение. Она начала замечать детали. Минджи, укачивая Софию, всегда напевала одну и ту же странную, немного грустную мелодию. Её «здешний» деверь, студент, тайком читал под одеялом «Хоббита» и рисовал в тетрадках невероятных существ. Сам мистер Ли каждое утро перед работой заводил будильник на старых кухонных часах с особым, ритуальным постукиванием по стеклу.

Это была жизнь. Настоящая, пульсирующая, наполненная мелочами, которые не описать в учебниках истории. И она, Санa, стала её частью. Мысль была одновременно пугающей и умиротворяющей.

Однажды, помогая Минджи разбирать сундук со старыми вещами на чердаке, она нашла его. Тот самый артефакт. Потрёпанный блокнот в кожаном переплёте с выцветшими надписями на корейском. Дневник её настоящей, корейской тёти, которую она никогда не знала. Ту самую, чью роль теперь играла.

С дрожащими руками она открыла его. Молодая девушка писала о своей тоске по дому, о страхе перед новой страной, о надеждах. И на одной из страниц, датированной как раз летом 1970 года, она нашла запись, от которой у неё перехватило дыхание:

«18 июля. Сегодня ночью был такой сильный шторм. Я видела странное свечение над старым холмом, где та обсерватория. Как будто молния ударила, но не погасла, а застыла в воздухе на мгновение. Мама сказала, что мне показалось, что это огни самолёта. Но я точно знаю, что это было не так. Это было красиво и страшно. Как знак».

Сана оторвала взгляд от пожелтевшей страницы и посмотрела в круглое чердачное окно. Небо снова темнело, набирая силу очередного шторма. Точно такого же, как в тот день.

Её сердце забилось чаще. Это не было совпадением. Обсерватория. Свечение. Шторм. Это была ниточка. Не химическая, не физическая, а историческая. Легенда. Улика, оставленная ей самой судьбой в виде дневника.

Она не могла рваться туда сломя голову, как это сделала бы Дженни. Её путь был иным. Она аккуратно закрыла дневник, спрятала его обратно в сундук и спустилась вниз с самым невинным выражением лица.

— Минджи, — сказала она, принимаясь чистить картошку. — А мы можем сегодня вечером съездить куда-нибудь? Посмотреть на грозу? Например, на тот холм со старой обсерваторией? Говорят, оттуда такой вид…

Минджи посмотрела на неё как на умалишённую. — На машине? В такую погоду? Чтобы нас молнией ударило? Да ты с ума сошла, девочка моя! Никто в здравом уме туда сейчас не поедет.

Сана вздохнула. Её план «тихого и культурного» побега рухнул, не успев начаться. Но теперь она знала куда надо. Оставалось понять как. И она придумает это. Тихо, аккуратно и вежливо. Даже апокалипсис она собиралась пережить с хорошими манерами.

Пока Санa обнаруживала улики в дневниках, Дженни уже мчалась навстречу буре. Она не стала выяснять, где находится обсерватория. Она поступила проще: поймала попутку.

Её подобрал парень на раскалённом «Шевроле Импала» с ирокезом цвета масляной краски и сигаретой в зубах. — Куда путь держишь, сестричка? — прокричал он через грохот рок-н-ролла. — На холм. К обсерватории, — отрезала Дженни, запрыгивая на сиденье. —Оу! Романтично! Свидание? — он подмигнул. — Судьба, — мрачно ответила Дженни, глядя на наливающиеся свинцом тучи.

Парень, представившийся Билли, оказался болтливым. Он рассказал, что обсерватория — популярное место для посиделок и того, что он назвал «уличным виноделием». Дженни мысленно перевела это как «пьянка и травка». Идеальное место для того, чтобы её не заметили.

Ветер усиливался, швыряя в машины первые тяжёлые капли дождя. Билли высадил её у подножия холма. — Удачи с твоей… э… судьбой! — крикнул он ей вслед и с визгом шин умчался прочь.

Дженни начала подъём. Дорогу размыло, превратив в липкую глиняную кашу. Её самодельные брюки мгновенно вымокли и облепили ноги. Тонкие ботинки скользили. Дождь, сменившийся градом, хлестал по лицу, слепил глаза. Каждый шаг давался с боем.

Она не шла. Она карабкалась, ругаясь на всё: на своё время, на Билли с его ирокезом, на профессора Клейна и на свою маму-младенца, которая сейчас сладко спала в сухой колыбели. Её ярость была единственным топливом, которое гнало её вперёд сквозь разбушевавшуюся стихию.

Наконец, силуэт старой обсерватории показался сквозь пелену ливня. Здание было тёмным, заброшенным, с выбитыми стёклами. Дверь висела на одной петле. Это было не научное учреждение, а убежище для бомжей и подростков. Но Дженни было всё равно. Это был её Стоунхендж, её портал.

Она вломилась внутрь. Внутри пахло плесенью, мочой и дымом костров. В главном зале, под ржавым куполом, ещё стояло массивное оборудование: телескоп, с которого давно сняли оптику, панели с замшелыми рубильниками и приборами, стрелки которых замерли на нуле.

И тут небо вспыхнуло. Ослепительно-белая молния ударила где-то совсем рядом, осветив на мгновение всё внутреннее пространство. Гром грянул почти одновременно, оглушительным рёвом, от которого содрогнулись стены.

В ту же секунду на панели приборов замигали лампочки. Стрелки на нескольких шкалах дёрнулись и поползли вверх, издавая сухой треск. Где-то глубоко внизу, под полом, загудел оживающий генератор, заведённый мощным электромагнитным импульсом от удара молнии.

Сердце Дженни прыгнуло в горло. Это было оно! Профессор говорил про «выброс энергии»! Она подбежала к центральной панели, сдирая паутину. Она не знала, что делать. Нужно было создать резонанс? Настроиться на частоту? Она начала хаотично дёргать рубильники, крутить все подряд вентили, которые не были приварены ржавчиной намертво.

Оборудование искрило, гудело и пахло озоном. Свет то заливался ярким белым, то гас, погружая зал в кромешную тьму, разрываемую новыми вспышками молний снаружи. Это было похоже на безумную научную лабораторию в фильме ужасов.

— Работай, чёрт тебя дери! — кричала она в грохот стихии, изо всех сил ударяя ладонью по центральному пульту. — Верни меня! ВЕРНИ!

Внезапно всё затихло. Гул генератора стих. Лампочки погасли. Молнии на мгновение прекратились. В наступившей тишине был слышен только её собственное тяжёлое дыхание и яростный стук сердца.

И потом, из темноты, из-за спины, раздался испуганный, тонкий голос, который она не слышала много лет, но узнала бы из тысяч:

— Это… это ты всё делаешь?

От Беты:

Проверено! Слегка странно, но интересно, кого встретила Дженни. Спасибо за прочтение)

Тонкий, испуганный голос, прозвучавший из темноты, заставил Дженни вздрогнуть так, что она чуть не откусила собственный язык. Она резко развернулась, вглядываясь в мрак. В луче света от очередной вспышки молнии она увидела фигуру. Девушку. С длинными, промокшими до состояния морских водорослей волосами, в абсолютно нелепом, полностью промокшем платьице с рюшами, которое теперь облепило её так, что она напоминала жалкого, перепуганного пуделя.

И самое главное — это лицо. До боли знакомое лицо. Немного моложе, без следов усталости от восьмичасовых планерок, но…

— Санa? — имя вырвалось у Дженни само собой, больше похожее на ругательство, чем на приветствие.

— Дженни?! — голос Саны дрожал от холода и изумления. — Это… это правда ты? Ты выглядишь… так молодо!

Дженни фыркнула так, что на неё было бы обидно даже бомжам в углу. — Спасибо, Миссис Очевидность! А ты выглядишь как моя бабушка после неудачной стирки! Что ты здесь, чёрт возьми, делаешь?

— Я… я прочитала в дневнике… — начала было Санa, но её перебили.

— О, боже, только не твоё занудство про артефакты и дневники! — Дженни с отвращением посмотрела на её платье. — Ты что, собралась вернуться в будущее, очаровав его стилем а-ля «горничная с приступом диареи»?

Сана покраснела даже в полумраке. — А ты как сюда добралась? Голосовала на трассе в образе бунтующей подростковой иконы? — неожиданно для себя парировала она. Дженни смотрела на неё с новым интересом. Наконец-то у тряпки появился хоть какой-то позвоночник.

— Я приехала сюда, чтобы работать, а не участвовать в конкурсе костюмов! — закричала Дженни поверх завываний ветра. — И, похоже, я была ближе всего к решению, пока ты не влезла со своим дурацким дневником!

— Это не дурацкий дневник! — возмутилась Санa. — В нём было написано про свечение во время грозы именно здесь! А ты что сделала? Бегала, как угорелая, и лупила по технике, как неандерталец дубиной!

— Это называется «активная жизненная позиция»! А не сидеть и нюхать старые бумажки!

В этот момент небо снова вспыхнуло. Ослепительная молния ударила прямо в металлический купол обсерватории. Искры посыпались дождём, оборудование с безумным гудением снова ожило, и огромный, ржавый маховик телескопа, который Дженни только что дёргала с яростью загнанного буйвола, с треском сорвался с креплений.

— Осторожно! — крикнула Санa, инстинктивно отпрыгивая.

Маховик с грохотом пролетел между ними, врезался в стену и замер. Две девушки замерли, глядя на него, а потом медленно перевели взгляды друг на друга.

— Видишь? — выдохнула Дженни. — Даже техника здесь на моей стороне. Она предпочла суицид, чем слушать твои нравоучения.

Сана, всё ещё трясясь от испуга, вдруг расхохоталась. Это был нервный, истеричный, но искренний смех. — Мы… мы сидим в дырявой развалюхе во время урагана… спорим, как две старухи у парадного… а там, внизу, наши мамы… наши мамы, Дженни!… Лежат в своих кроватках и пускают пузыри! Это же полный абсурд!

Дженни хотелось сохранить серьёзность, но уголки её губ предательски дёрнулись. — Да уж. Моя, кстати, пускает пузыри тише твоей. Уже победа.

Лёд был сломан. Абсурдность ситуации настолько зашкаливала, что даже вечная вражда отошла на второй план. Они были двумя островками безумия в море ещё большего безумия.

— Ладно, — вздохнула Дженни, с отвращением отжимая подол своей водолазки, с которой текла коричневая вода. — Похоже, мой план с энергией провалился. Твой идиотский дневник оказался прав. Молния ударила, свечение было… а мы всё ещё здесь.

—Значит, нужно было что-то ещё, — задумчиво сказала Санa. — Не просто энергия, а… правильное место, правильное время и, возможно, правильные люди? Мы же обе оказались здесь. Может, ключ в нас самих?

Дженни посмотрела на неё скептически. —Ты предлагаешь нам взяться за руки, спеть «Kumbaya» и попросить Вселенную вернуть нас домой? Нет уж, спасибо. Я лучше ещё раз ударю по этому пульту.

— Нет! — Санa вдруг схватила её за руку. — Не надо! Ты чуть нас не убила этим маховиком! Может, нужно не ломать, а… понять? Мы как два кусочка пазла, которые потерялись. Мы должны работать вместе.

— Вместе? — Дженни смерила её взглядом с ног до головы. — Ты и я? Ты, которая верит в магию старых дневников, и я, которая верит в то, что всё можно решить ударом кулака по столу?

—Да! — настаивала Санa. — Мы всегда были полными противоположностями. Может, в этом и есть смысл? Инь и янь. Мягкое и твёрдое. Глупость и… ещё большая глупость, но другого рода!

Дождь за окном начал стихать. Гроза отступала, оставляя после себя лишь потоки воды, стекающие с купола, и гулкую тишину.

Дженни тяжко вздохнула. Она посмотрела на свои грязные руки, на вырубленное оборудование, на Сану с её большими, полными надежды глазами. Это был худший план из всех возможных. Хуже, чем её попытка уехать на попутке.

— Ладно, — буркнула она, отворачиваясь. — Но только потому, что у меня сейчас нет других гипотез. И первым делом мы найдём тебе нормальную одежду. Смотреть на это, — она показала пальцем на её платье, — это жестоко даже по меркам семидесятых.

Сана снова улыбнулась, — Договорились. Но сначала нам нужно как-то спуститься с этого холма и придумать, что сказать нашим… э… семьям.

— Скажем, что мы ходили на женский кружок по вышиванию крестиком, — мрачно пошутила Дженни, пробираясь к выходу, — И на нас напала банда бабушек с вязальными спицами. Это будет звучать не более бредово, чем правда.

Они вышли из обсерватории. Буря утихла, оставив после себя свежий, промытый воздух и лужи, размером с озеро. Две фигуры — одна в грязной, мрачной самоделке, другая в бесформенном месиве из бывшего платья — побрели вниз по раскисшей дороге.

Они не держались за руки. Они даже смотрели в разные стороны. Но впервые с момента своего попадания сюда они шли куда-то вместе. И это уже было началом. Странным, нелепым, комичным, но началом.

От Беты:

Проверено! Теперь они будут пытаться вернуться, будет интереснее. Надеюсь, вам нравится работа💗

Утро после грозы выдалось на удивление ясным и тихим. Воздух, промытый ливнем, был свеж и прозрачен, а солнце заливало улицы мягким, золотистым светом, который казался неестественно ярким после вчерашнего хаоса. Но внутри Саны царила буря. Беспокойство, смешанное с тлеющей искрой надежды, не давало ей усидеть на месте. Она механически помогала Минджи по хозяйству, её руки выполняли привычные действия, а мысли были далеко: в обсерватории, в сверкании молний, в безумной теории Дженни.

Идея искать аномалии, сбои в привычном течении времени, казалась такой же безумной, как и всё, что с ними происходило. Но это была единственная идея. После завтрака, под предлогом необходимости вернуть книгу в публичную библиотеку, Сана получила долгожданное разрешение выйти из дома.

Библиотека располагалась в сером, солидном здании с колоннами у входа. Войдя внутрь, Сана на мгновение задержалась, позволяя глазам привыкнуть к полумраку. Воздух был густым и спёртым, пропитанным запахом старой бумаги, кожи переплётов и какой-то сладковатой химической пыли. Тишину нарушало лишь негромкое потрескивание где-то в углу, вероятно, работающего радиоприемника, и мерное перелистывание страниц за одним из дальних столов.

Здесь время текло иначе. Медленнее, основательнее. Она чувствовала себя археологом, спустившейся в забытый храм, где каждое знание было материально, его нужно было искать, выкапывать, а не просто вызывать на экран лёгким движением пальца.

Её целью были газетные архивы. Выпуски местных изданий за последние несколько месяцев. Она надеялась найти хоть какие-то упоминания о странных происшествиях, необъяснимых явлениях, чем-то, что могло бы быть похоже на их собственную историю. Нелепая, почти отчаянная затея.

Старый библиотекарь с седыми бакенбардами и в жилетке, проводил её в глубь зала и указал на массивный шкаф с ящиками, где хранились микроплёнки.

«Микрофильмы, — с тоской подумала Сана. — Теперь ещё и с этим разбираться».

Она устроилась за специальным Viewer-ом — громоздким аппаратом с линзой и ручкой для прокрутки плёнки. Включила его. Тусклый свет озарил её лицо. Она вставила первую катушку — за июнь 1970 года. И погрузилась в монотонный, гипнотический мир прошлого.

Прокручивая плёнку, она читала о местных ярмарках, о спорах в городском совете, о победах школьной бейсбольной команды. Мир был простым, понятным и до ужаса обыденным. Никаких аномалий. Никаких временных парадоксов. Только жизнь, размеренная и предсказуемая.

Разочарование начало подкрадываться к ней, холодное и липкое. Может, они и правда сошли с ума? Может, всё это — лишь плод их воображения, коллективный психоз?

Она уже собиралась сдаться, как её взгляд упал на небольшой заметку в углу страницы за середину июля. Заголовок гласил: «Светопреставление на холме: метеорологи ломают голову».

Сердце Саны заколотилось. Она прильнула к линзе, вчитываясь в скупые строки.

«В ночь на 18 июля несколько жителей нашего города наблюдали необычное атмосферное явление над старой обсерваторией. Многочисленные свидетели описывают “застывшую молнию” или “светящийся шар”, который висел в воздухе в течение нескольких минут, после чего бесследно исчез. Официальные представители метеослужбы затрудняются дать комментарий, предполагая, что это могла быть редкая форма шаровой молнии или отблеск от прожекторов пролетающего самолета. Никаких разрушений или пострадавших зафиксировано не было».

Вот оно. Подтверждение. Не только в дневнике тёти, но и в официальном, пусть и скептическом, источнике. Они были не одни, кто это видел. Это был не сон. Это был ключ.

Эйфория была такой сильной, что она чуть не вскрикнула. Теперь нужно было найти Дженни. Немедленно.

Найти Дженни в 1970 году оказалось задачей нетривиальной. Нельзя было просто отправить сообщение в мессенджер. Сане пришлось искать в телефонной книге под буквой «К» фамилию Ким, затем звонить с домашнего телефона под пристальным взглядом Минджи и, краснея, просить позвать к аппарату Дженни, представившись подругой из кружка по вышиванию.

Голос Дженни в трубке звучал раздражённо и сонно. — Алло? Кто это? Если это опять эта дурацкая викторина от радиостанции, я вешаю трубку.

— Дженни, это Санa, — прошептала она, отвернувшись от Минджи. — Мне нужно тебя видеть. Срочно. Я кое-что нашла.

— О боже, — простонал голос в трубке. — Ты нашла ещё один дурацкий дневник? Или, может, рецепт пирога, который обладает магической силой?

— В библиотеке. В газетах. Про тот день. Про нас, Дженни! — её голос дрожал от возбуждения.

На другом конце провода повисло молчание. —Ладно, — наконец сказала Дженни, и в её голосе впервые появился интерес, а не просто сарказм. — Где и когда? Только, умоляю, не в библиотеке. Я не переживу второго приступа удушья от пыли.

— Центральный парк. У большого дуба. Через час.

Ровно через час Дженни, одетая в свои обычные темные брюки и водолазку, с выражением величайшей неловкости на лице, приближалась к указанному месту. Санa уже ждала её, нервно теребя в руках сверток — несколько распечатанных на микропленке страниц.

— Ну, — без предисловий начала Дженни, — показывай свое сокровище. Надеюсь, оно того стоит.

Сана молча протянула ей листки. Дженни пробежала глазами заметку, её брови поползли вверх. На её лице медленно, но верно исчезало скептическое выражение, сменяясь сосредоточенной серьёзностью.

— Шаровая молния, — наконец фыркнула она, но без привычной едкости. — Конечно. Самый простой способ отмахнуться от всего, что не укладывается в их примитивную картину мира.

— Значит, это правда было, — выдохнула Санa. — Мы не сошли с ума.

— О, мы определенно сошли с ума, — парировала Дженни, все еще изучая текст. — Здоровые люди не путешествуют во времени, чтобы стать тётками своим матерям. Но это… это подтверждает мою теорию. Сбой. Аномалия. Мощный выброс энергии, который и породил… дыру. Или что-то в этом роде.

Она подняла глаза на Сану, и в них горел теперь не сарказм, а холодный, расчетливый огонь азарта. — Значит, мы ищем следующую аномалию. Следующий сбой. И нам нужно быть рядом, когда это произойдет.

— Но как? — растерянно спросила Санa. — Мы не можем знать, где и когда это случится.

— Мы можем искать закономерности, — задумчиво сказала Дженни. — Это было над обсерваторией. Место, связанное с наблюдением за небом, с приборами. Может, есть другие подобные точки? Старые заводы, электростанции, радиостанции… Места, где концентрируется энергия. Или… — она замолчала, в её глазах мелькнула новая мысль.

— Или что? — Или нам нужно не ждать следующей аномалии, — медленно проговорила Дженни, — а попытаться создать её самим.

Сана посмотрела на неё с ужасом. — Ты хочешь что-то взорвать?

— Не обязательно взрывать. Но сделать те же условия. Та же точка, то же время… может, та же погода. Нам нужно снова оказаться в обсерватории во время грозы. И на этот раз… — она посмотрела на Сану, — Мы будем готовы. У нас будет план. Мы не будем просто бегать и кричать.

Идея была одновременно безумной и пугающе логичной. Опасной. Но другой у них не было.

— Хорошо, — тихо согласилась Санa. — Но как мы узнаем, когда будет гроза? У нас же нет приложений с прогнозом погоды.

Дженни усмехнулась, горькой, ироничной усмешкой. — Есть нечто получше, моя дорогая. Радио. И бабушка твоей тёти, которая, как я уверена, по своим коленям предсказывает дождь за неделю. Мы будем следить за небом. И ждать.

Они договорились встречаться раз в два дня у того же дуба, чтобы обмениваться новостями и наблюдениями. Их странный, вынужденный альянс обрёл новую цель. Они больше не просто выживали. Они охотились. Охотились за призраком собственного возвращения домой.

Возвращаясь домой, Санa чувствовала странную смесь страха и надежды. Она шла по знакомым улицам, но видела их теперь другими глазами. Каждая антенна на крыше, каждая электроподстанция казалась ей потенциальным ключом. Мир вокруг больше не был просто декорацией к её несчастью. Он был полон скрытых смыслов, шифров, которые нужно было разгадать.

Она подошла к дому и на мгновение задержалась у калитки, глядя на освещённые окна. Оттуда доносился смех Минджи и тихий лепет маленькой Софии. Внезапно в груди у неё что-то сжалось. Острая, неожиданная боль. Что, если у них получится? Что, если они найдут способ назад? Она посмотрит на свою маму в XXI веке, зрелую женщину, и будет знать, что оставила там, в прошлом, её младенцем, её сестру Минджи, их всю эту… жизнь.

Она отогнала эту мысль. Сначала нужно было найти способ. А там… там будет видно. Она глубоко вздохнула, расправила плечи и вошла в дом, на её лице снова была привычная, мягкая, ничего не выражающая улыбка. Охота началась.

От Беты:

Проверено! Ну, они понимают, что надо примерно делать. Уже хорошо) Всех люблю 🩷

Идея пришла к ним почти одновременно, во время одной из их встреч у дуба. Ожидание новой грозы затягивалось, а сидеть без дела, тратя скудные «карманные» деньги, которые выдавали им «семьи», было непозволительной роскошью.

— Нам нужно легальное прикрытие, — заявила как-то утром Дженни, с отвращением разглядывая монетки в своей потрёпанной сумочке. — Что-то, что позволит нам свободно перемещаться по городу, не вызывая лишних вопросов. И, в идеале, источник информации.

— Работа? — неуверенно предположила Санa. — Но куда нас возьмут? У нас нет никаких здешних документов, кроме историй наших… семей.

— Нас возьмут туда, где не нужно особых документов, — с уверенностью в голосе сказала Дженни. — Где нужны руки и немного притворства. И где болтают все подряд.

Она посмотрела через улицу, и её взгляд упал на яркую, утопающую в зелени витрину. Вывеска кривыми буквами гласила: «ЦВЕТОЧНАЯ ЛАВКА „РОЗОВЫЙ СЛОН“».

— Идеально, — прошептала Дженни. — Цветы. Место, куда заходят все: и влюблённые, и женихи, и жены, заказывающие букеты для свекровей, которых они ненавидят. Сплетни, слухи, разговоры о погоде… и никто не будет спрашивать диплом о высшем образовании.

Сана смотрела на витрину с некоторым сомнением. — Но мы же ничего не понимаем в цветах…

— Санa, дорогая, — Дженни положила руку ей на плечо с ложной патетикой. — В нашем положении мы должны быть актрисами. Сегодня мы флористы. Завтра, глядишь, космонавты. Идём.

Их появление в лавке «Розовый слон» напоминало вторжение инопланетян в оранжерею. Владелица магазина, миссис Эдди, женщина с седыми волосами, убранными в пучок, и в очках с толстыми линзами, смотрела на них поверх стойки, где она составляла букет из каких-то невероятно пестрых георгинов.

— Девочки, чем могу помочь? Покупаете цветы для парней? — спросила она приветливо.

— Мы ищем работу, — без предисловий заявила Дженни. — Мы трудолюбивые, обучаемые и… безгранично обаятельные.

Миссис Эдди подняла бровь. —Работу? А что вы умеете делать с цветами?

— Придавать им эстетическую ценность, — немедленно ответила Дженни. —Любоваться ими, — добавила Санa, пытаясь поддержать легенду.

Старушка фыркнула. —Любоваться вы можете и с улицы. А здесь их нужно резать, ставить в воду, составлять букеты и не пугать клиентов. У вас есть опыт?

— О, конечно! — Дженни сделала шаг вперёд. — У моей подруги… — она кивнула на Сану, — …огромный опыт в арт-инсталляциях с использованием органических материалов. А я специализируюсь на… э… пиаре и работе с клиентами.

Сана покраснела и смотрела куда-то в район горшков с фикусами.

Миссис Эдди, кажется, была скорее развлечена, чем впечатлена. — Ладно, — сказала она неожиданно. — У меня как раз руки не доходят до всего. Помощь нужна. Но платить буду мало. И если что — сразу увольняю. Понятно?

Так началась их карьера во флористике. И их личный ад, пахнущий удобрениями и поражением.

Инцидент первый: Розы и тюльпаны.

Первый же день обернулся катастрофой. Миссис Эдди поручила Сане расставить свежие тюльпаны в воду. Санa, с её музейным подходом к любому объекту, принялась расставлять их с художественной тщательностью, выверяя каждый сантиметр, подбирая идеальные сочетания оттенков. На это ушёл час. Миссис Эдди, вернувшись с поставкой роз, обнаружила, что тюльпаны, которые должны были быть уже в воде, всё ещё лежат на столе, а Санa в глубокой задумчивости сравнивает два стебля.

— Детка, — сказала миссис Эдди с невозмутимым спокойствием. — Это не Лувр. Это магазин. Их нужно воткнуть в воду, пока они не сдохли. Понимаешь? Вода. Вёдра. Быстро.

Дженни тем временем получила своего первого клиента — пожилого джентльмена, который хотел купить букет для жены на годовщину. — Мне что-нибудь элегантное, — сказал он. — Классическое.

— Классическое, — повторила Дженни, окидывая взглядом ассортимент. Её взгляд упал на самые дорогие и экзотические цветы — птицемлечники, похожие на маленьких белых пришельцев. — Идеально. Это символизирует… чистоту и полёт мысли. Ваша жена оценит.

Она составила букет, вложив в него всю свою креативность и ноль знаний о флористике. Получилась композиция, напоминавшая инопланетный салат. Клиент заплатил, скептически покосившись на творение, и ушёл. Через полчаса в магазин позвонила его жена, желая узнать, не издевается ли над ней муж, прислав такой ужасный букет.

Инцидент второй: Доставка и её жертвы.

На второй день миссис Эдди рискнула отправить их с доставкой. Санa должна была отнести скромный букет маргариток по близлежащему адресу. Дом оказался старым, с запутанной нумерацией. Санa, привыкшая к навигаторам, заблудилась в трёх соснах. Она стучалась в случайные двери, извинялась и спрашивала дорогу, пока не нашла нужный дом. Ей открыла дама в халате.

— Это вам, миссис… э… Дженкинс? — неуверенно прошептала Санa. — Я миссис Хенкинс, — огрызнулась та. — Вы опоздали на два часа! Они уже завяли от вашей некомпетентности!

Сана вернулась в магазин почти в слезах.

Дженни же отправили с огромным заказом на свадьбу. Ей пришлось везти коробки с цветами на велосипеде с прицепом, который миссис Эдди называла «моя колесница». Дженни, которая последний раз ездила на велосипеде в детстве, едва не врезалась в почтовый ящик, затем в собаку, а потом, не справившись с управлением, въехала прямо в лоток с лимонадом уличного продавца. Цветы для свадьбы оказались слегка лимонадно-липкими.

Инцидент третий: Язык цветов.

В отчаянии они решили подойти к делу научно. Санa потратила весь вечер, изучая в библиотеке викторианский язык цветов. Она вернулась вдохновлённой.

На следующий день в магазин зашла молодая девушка, желающая послать тайное сообщение парню, который ей нравился. — Мне нужно что-то, что скажет: „Я восхищаюсь твоей силой, но ты такой загадочный“, — прошептала она.

Сана, сияя, составила ей букет из подсолнуха (обожание), бука (процветание, что она истолковала как «сила») и папоротника (искренность и магия, что должно было означать «загадочность»). Девушка ушла счастливая.

Парень, получив букет, пришёл в магазин в ярости. — Что это значит? — требовал он ответа. — Подсолнух? Это же символ грубой силы и фальшивого богатства! Бук? Это вообще похороны! И папоротник? Это одиночество! Она что, хочет сказать, что я грубый, мертвый внутри одиночка?!

Оказалось, язык цветов в этом городе имел свои, весьма мрачные, интерпретации.

Несмотря на череду провалов, их план отчасти работал. Магазин действительно был центром сплетен. Они узнавали, кто с кем встречается, кто кого бросил, а главное — кто и что говорил о погоде. Они выведали, что старый рыбак дядя Джо по боли в спине предсказывает дождь за три дня, а продавец мороженого Томми всегда точно знал, когда будет ясно.

Они стали своеобразной городской достопримечательностью — две странные девушки-флористы, которые могли подарить вам букет, способный разрушить отношения, или доставить его вам в окно, если дверь показалась им слишком скучной.

Как-то раз, после того как Дженни едва не устроила пожар, пытаясь освежить увядшие розы с помощью фена («Это же горячий воздух! Это должно их взбодрить!»), а Санa перепутала заказы и отправила траурный венок на день рождения, а букет невесты — на похороны, они сидели в подсобке среди охапок неудавшихся цветов.

— Знаешь, — сказала Дженни, снимая с волос лепесток гвоздики. — Я руководила отделом из двадцати человек. Я заключала контракты на миллионы. Но ничто не доводило меня до такого бессилия, как этот… этот взбешённый гладиолус.

Сана грустно улыбнулась. — Зато миссис Эдди говорит, что бизнес пошёл в гору. Все хотят зайти посмотреть на «тех самых дурочек».

— Прогресс, — мрачно констатировала Дженни. — Мы стали клоунами. Но клоунами с доступом к слухам о грозах.

Они сидели в тишине, слушая, как за дверью миссис Эдди что-то напевает, составляя очередной нормальный букет.

— Как думаешь, — тихо спросила Санa, — когда мы вернёмся, мы будем скучать по этому запаху? По этому хаосу?

Дженни посмотрела на неё. — Нет. Я буду скучать по тому, как ты пытаешься объяснить клиенту, что аспидистра — это символ вечной жизни, а не просто скучное комнатное растение. Это было… бесподобно глупо.

И впервые за долгое время они рассмеялись вместе. Не от нервного напряжения, а от чистого, беззлобного веселья. Они были ужасными флористами. Но они были вместе. И в этом абсурдном цветочном аду они нашли ещё один, крошечный островок понимания.

От Беты:

Проверено! Да, флористы из них никакие...) Надеюсь, вам понравилось 🥰

Работа в «Розовом слоне» превратилась в рутину, странную и пахнущую гербарием. Дни текли медленно, наполненные стуком ножниц о стебли, шелестом обёрточной бумаги и тихим, монотонным напеванием миссис Эдди. Но под этой внешней оболочкой будничного труда кипела напряжённая, невидимая работа. Санa и Дженни превратились в уши и глаза, впитывающие каждое слово, каждую случайную фразу, долетавшую до них из уст клиентов.

Их подсобка, заваленная коробками, лентами и увядшими цветами, стала штаб-квартирой их безумной операции. На оборотной стороне старого плаката с подсолнухами Дженни карандашом чертила подобие карты города, отмечая места, где, по слухам, происходили «странности»: перебои с электричеством, помехи в радиосигнале, странные огни. Большинство отметок были бесполезными — следами пьяных выдумок или сломанной техники. Но они цеплялись за каждую.

Сана, в свою очередь, вела «метеожурнал», скрупулёзно записывая всё, что удавалось услышать о погоде: «Миссис Пратт говорит, что у её кота ломит хвост — к дождю», «Дядя Джо хромает сильнее обычного — к грозе к вечеру». Это напоминало шаманские ритуалы, но иного выбора не было.

Перелом наступил в один из душных полдников, когда в магазин зашёл почтальон Эл с очередной порцией газет и счетов. Он был живой местной газетой, человеком, который знал всё и обо всех.

— Жарко сегодня, — бросил он, вытирая лоб платком. — И душно. Как перед той самой грозой, помните, пару месяцев назад? Когда на холме всё сверкало, как новогодняя ёлка.

Сана и Дженни замерли, делая вид, что заняты работой. Сердца их заколотились в унисон.

— Да уж, — лениво откликнулась миссис Эдди, завязывая ленту на букете. — Неприятное было зрелище. До сих пор непонятно, что это было.

— А мне метеоролог на днях говорил, — Эл понизил голос, как бы сообщая страшную тайну, — что к концу недели нас ждёт ровно такая же история. Атмосферное давление скачет, как сумасшедшее. Говорит, такой же фронт надвигается. Ждите грозы, да ещё какой.

Он взял свой мешок и вышел, оставив за собой взвешенное, звенящее молчание. Дженни и Санa переглянулись. В их глазах горел один и тот же огонь. Тот же фронт. Та же гроза.

План, который раньше был абстрактной идеей, внезапно обрёл смысл. У них была дата. Вернее, приблизительный промежуток времени. Конец недели. Им нужно было действовать.

В тот же вечер, после работы, их «штаб» переместился на чердак дома Ли — единственное место, где их гарантированно не могли подслушать. Под тусклым светом лампы накаливания они устроили совещание.

— Итак, — начала Дженни, тыкая карандашом в свою самодельную карту, обведя кружком холм с обсерваторией. — Эпицентр — здесь. Нам нужно быть там в момент пика грозы. Но на этот раз мы не просто будем стоять и ждать. Нам нужно усилить эффект. Создать точку концентрации энергии.

— Как? — спросила Санa, с трепетом глядя на карту.

— Техникой, — уверенно заявила Дженни. — Мы должны взять с собой всё, что может генерировать, проводить или притягивать электричество. Радиоприёмники, магнитофоны, всё, что найдём. Устроить небольшой электромагнитный хаос.

— Это же опасно! — воскликнула Санa. — Нас может убить молнией!

— Нас уже ударило кое-чем посильнее молнии, — мрачно парировала Дженни. — Или ты хочешь остаться здесь навсегда, составляя букеты из гладиолусов для вечно недовольных клиентов?

Сана сглотнула, но промолчала. Дженни была права. Риск был колоссальным, но альтернатива была хуже.

Следующие два дня прошли в лихорадочной подготовке, напоминающей сюжет плохого шпионского фильма. Им нужно было раздобыть оборудование, не вызывая подозрений.

Дженни, используя всё своё обаяние «несчастной девочки, которая хочет порадовать деда-радиолюбителя», обошла все блошиные рынки и комиссионные магазины. Она торговалась до хрипоты, в результате чего им удалось приобрести за бесценок два старых, допотопных транзисторных радиоприёмника «Спидола», самодельный магнитофон «Яуза» и кучу хлама, который, по словам Дженни, «может пригодиться».

Сана отвечала за логистику и маскировку. Она раздобыла два больших рюкзака у своего «здешнего» деверя, под предлогом того, что они с «подругой» хотят сходить в поход за ягодами. Она же, краснея и запинаясь, стащила со склада магазина огромный рулон прозрачной плёнки и скотч — чтобы упаковать технику от дождя.

Укрыться от семей было всё сложнее. Их частые «прогулки» и «походы за ягодами» начинали вызывать вопросы. Минджи смотрела на Сану с нарастающей тревогой, а «сестра» Дженни, Ким, открыто обвиняла её в том, что она «затевает что-то нехорошее».

Кульминацией стал вечер накануне предполагаемой грозы. Они тайно встретились в парке, чтобы проверить оборудование. Картина была сюрреалистичной: две девушки в одежде из 70-х, сидящие на корточках под деревом, а вокруг них — груда старой советской и латвийской техники, проводов и батареек.

— Готово, — выдохнула Дженни, подключая последний провод к сомнительной конструкции из магнитных катушек, снятых с динамиков. — Наш скромный «генератор временных возмущений». Выглядит как хлам, но, будем надеяться, сработает как нечто большее.

— Он выглядит так, как будто должен вызывать полтергейст, а не открывать портал во времени, — заметила Санa, с опаской тыкая пальцем в клубок проводов.

— А какая, по-твоему, разница? — фыркнула Дженни. — Включай!

Сана с сомнением щёлкнула тумблером на одном из приёмников. Он хрипло взвыл, из динамика посыпались помехи и обрывки голосов. Второй приёмник, стоявший рядом, издал пронзительный свист. Лампочка на их самодельном устройстве мигнула и погасла.

— Отлично! — воскликнула Дженни, словно это был триумф. — Резонанс! Они взаимодействуют! Видишь?

— Я вижу, что мы сейчас спалим всё это, — прошептала Санa, но в её голосе тоже пробивалась доля азарта.

Внезапно они услышали шорох в кустах. Они замерли, вжавшись в землю. Из-за деревьев появилась фигура. Это был полицейский в форме, медленно проходивший по своим вечерним владениям. Его фонарь выхватил из темноты их силуэты и груду странного оборудования.

— Эй, девочки! — раздался его голос. — Что это у вас тут? Подпольная радиостанция?

Паника, острая и леденящая, сковала их. Провал на самом старте. Позор, вопросы, которые они не смогут ответить…

Но тут Дженни проявила себя гением импровизации. Она вскочила на ноги, широко улыбнувшись. — О, офицер! Как вы вовремя! — её голос звенел неестественной, слащавой искренностью. — Мы как раз репетируем для школьного научного проекта! О влиянии электромагнитных полей на… на рост подсолнухов! Вот, — она ткнула пальцем в ближайший куст, — наши испытуемые.

Полицейский посветил фонарём на куст, потом на их «генератор», потом на их испуганные лица. —Гм, — произнёс он скептически. — Подсолнухи. Ясно. Выглядит как саботаж. У вас есть разрешение на это… это что бы это ни было?

— Конечно! — не моргнув глазом, солгала Дженни. — Учительница физики, миссис… э… Брайт, полностью в курсе! Она сказала, что это очень… прогрессивно!

Полицейский покачал головой, явно не желая вникать в этот бред. — Ладно. Заканчивайте с вашими подсолнухами. И чтобы я вас больше тут не видел с этим хламом. Понятно?

— Да! — хором ответили они.

Он ушёл, покачивая головой и бормоча что-то о «нынешней молодёжи». Дженни и Санa выдохнули одновременно, их колени подкосились от нервного напряжения.

— Подсолнухи? — прошипела Санa, когда полицейский скрылся из виду. — Подсолнухи, Дженни?!

— А что бы ты придумала? — огрызнулась та, уже собирая оборудование. — «Мы тут открываем портал в будущее, офицер, не мешайте»? Работает — и ладно. Всё, сворачиваемся. Завтра — наш черёд.

Они молча разошлись по домам, неся с собой тяжёлые рюкзаки с техникой и ещё более тяжёлое бремя ответственности. Предстоящая ночь обещала быть бессонной. Воздух сгущался, становясь влажным и тяжёлым. Давление падало. И где-то на горизонте, за грядой холмов, уже собирались тучи.

Они ложились спать каждая в своей кровати, в своих комнатах, в своих «ролях». Санa слышала, как за стеной ворочается маленькая София. Дженни слушала, как её «сестра» Ким скрипит зубами во сне.

Обе думали об одном и том же. О холме. О грозе. О вспышке света, которая либо вернёт их домой, либо навсегда оставит здесь, с последствиями их безумного эксперимента. Страх и надежда смешались воедино, создавая странный, горьковатый коктейль на душе.

Буря была уже не на горизонте. Она была в них. И она приближалась.

От Беты:

Проверено! О, скоро будет интересно. Что же там будет, как думаете?)