Хаос в блокноте (гет)

Вечер в Йокогаме был укутан в полупрозрачную вуаль тумана, что стелился над морем, цепляясь за пирсы и мостовые фонари.

Вечер был удивительно тихим для города, где слишком часто воздух сотрясается от скрытых перестрелок, а улицы наполняются шёпотом теней. Воздух пах солью и мокрой древесиной, вдалеке доносился звонкий крик чайки. Казалось, что город на миг устал от своей вечной суеты и дал жителям редкую передышку.

Куникида Доппо стоял у перил набережной и, как всегда, держал в руках свой блокнот, и пытался записать пару пунктов из своего "Идеального руководства". Пальцы твёрдо обхватыли обложку, будто это был якорь, удерживающий его в хаосе повседневности. Строгий почерк ложился на бумагу размеренной, без спешки, с чёткой линией, за которой стояла дисциплина целой жизни. Ведь каждый пункт — маленький кирпичик в его личной системе порядка.

" Женщина, с которой можно разделить жизнь,— писал он, - должна быть рассудительный. Способной сохранять честь и достоинство. Честной. Той, кто держит слово, кто не прогибается под обстоятельства."

Он остановился, дотронувшись пером до бумаги. Чувство удовлетворения слегка сгорело его — ещё одна формулировка легла на своё место. Всё ясно. Всё логично. Всё предсказуемо. Ещё один кирпичик в фундамент его идеального мира.

Но стоило ему выпрямиться и вдохнуть морской воздух, как за спиной раздался женский голос, мягкий, будто касание шёлка:

— Такая преданность блокноту... будто вы пишете молитву.

Куникида обернулся и, к своему внутреннему ужасу, увидел именно ту женщину, которая моментально разрушила его чувство контроля. Коё Озаки выглядела так, словно сама ночь решила воплотиться в женский облик: длинное тёмное изысканное кимоно, колыхалось на ветру, украшенное узором сакуры; её волосы были уложены аккуратно, но пара непослушных прядей упала на щёку, придавая образу живое тепло. Луна отражалась в её тёмных глазах, придавая им ещё больше глубины. Фонарь позади подсвечивал контуры её фигуры, и казалось, будто она вышла из старинной гравюры, случайно забредя в современный город. Она стояла спокойно и уверенно, словно вся набережная принадлежала только ей.

Куникида ощутил, как сердце ударило слишком сильно — словно пытаясь пробить грудную клетку. Он тут же выпрямился и натянул на лицо строгость.

— Озаки... — его голос прозвучал сдержанно, сухо, почти официально. — Что вы здесь делаете?

— Гуляю, — её губы изогнулись в лёгкой, почти игривой улыбке. — Или вы считаете, что у женщин из мафии нет права дышать свежим воздухом?

Куникида почувствовал, как внутри него зашевелилось что- то очень опасное. Не раздражение — он справился бы с раздражением. Не страх — он знал, как бороться со страхом. Это было... восхищение. Он пытался удержать мысли в узде, но взгляд всё равно скользил по её плавным движениям, по уверенной, но мягкой улыбке.

Честная. С достоинством. Спокойная. Идеально...

Он поймал себя на этой мысли и будто ударился о стену.

Нет. Так нельзя,— тут же заговорила логика. — Она преступница. Она враг. Она не может быть идеалом.

Но внутренний голос был предательски слаб. Слишком сильно мешали спокойствие её глаз и плавность движений.

— Вы, как всегда, напряжены, — заметила она, подходя ближе. От её аромата зелёного чая и цветущей сливы Куникида ощутил лёгкое головокружение. — Это вредно для здоровья.

— Я не напряжён, — буркнул он, но руки сжались в кулаки.

Она рассмеялась тихо, как будто шелестела весенняя листва. И этот смех, неожиданно лёгкий и светлый, пробил его броню сильнее любой атаки.

— Вас что-то мучает, Куникида-сан? — спросила она с оттенком искреннего интереса.

Он закрыл глаза на миг. "Да мучает то, что вы — воплощение моих идеалов. И что всё это должно быть невозможно."

Вместо ответа он вытащил блокнот и, словно в отчаянии, показал ей страницу.

— Вот. Мой список идеалов.

Она наклонилась, и её волосы чуть коснулись его плеча. У Куникиды замерло дыхание.

— Хм... рассудительная, честная, с чувством долга... — медленно прочла она вслух, приподняв бровь. — Интересно... И вы полагает, что всё это — про меня?

Он резко отпрянул, будто его поймали на месте преступления.

— Я... я ничего такого не говорил!

— Но подумали, — мягко закончила она, и уголки её губ дрогнули. В её голосе не было насмешки — лишь тихое, удивляющее тепло.

Ночь вокруг них будто затаила дыхание. Где-то хлопнула дверца такси, волна шлёпнула о камни набережной, но эти звуки казались далёкими. Он посмотрел на неё и вдруг заметил то, чего раньше не хотел видеть: её глаза были не глазами преступницы, а глазами женщины, которая жила в хаосе, но умела оставаться собой.

Куникида сдал блокнот так сильно, что почти порвал обложку. Логика вопила: Нет! Это невозможно!Но сердце... сердце предательски шептало: Разве идеал должен быть лёгким и удобным?

— Вы ставите меня в неудобное положение, — глухо произнёс он. — Вы — это противоречие моему идеальному порядку.

— Возможно, — ответила Коё. — Но иногда идеалы нужны не для того, чтобы ими любоваться, а чтобы проверять на прочность.

Её слова прозвучали так просто, будто она случайно проговорилась, но для Куникиды это стало ударом сильнее любого аргумента. И в её мягкой улыбке, в тепле её взгляда было столько спокойной уверенности, что Куникида впервые в жизни позволил себе не спорить. Его строгость пошатнулась. И впервые за долгие годы он позволил себе тихий, сухой, но настоящий смех.

— Вы... хаос в моём блокноте, — выдохнул он, и она тоже расссеяласт, звонки, почти по-девичьи, размывая границу между "врагом" и "женщиной".

Луна отражалась в морской воде, и её свет ложился на них мягким сиянием. И Куникида вдруг понял: он не нашёл ответа, не решил внутреннего конфликта, но впервые позволил себе признать — иногда идеал приходит не как порядок, а как встреча.

И, может быть, именно такая встреча стоит риска.