Фьорды (джен)

Этот сон снился ему каждую ночь.

Гарри сидел на краю утеса, поджав под себя худые ноги, и смотрел в серое, затянутое тяжелыми тучами небо.

Под его ногами бушевало море, а впереди раскинулись величественные фьорды, сейчас покрытые сизой дымкой.

Темная, почти черная вода, покрытая белой пеной, с глухим рокотом билась о подножие утеса в одном ритме. Он был постоянным, монотонным, как биение огромного сердца. Он заглушал все остальное — крики чаек, шум ветра в ушах, даже собственные мысли. Этот гул был стеной, надежным щитом между мальчиком и всем остальным миром, который остался где-то там, далеко-далеко.

Северный ветер, резкий и влажный, словно обнимал его, забирался под слишком просторную старую футболку, заставляя слегка поежиться. Но это был не тот холод, от которого хочется спрятаться под одеялом или теплой одеждой. Он смывал с кожи липкий страх дневного мира, уносил прочь шепотки за спиной и ощущение наполненных ненавистью взглядов.

Здесь Гарри был совершенно один, и это ему безумно нравилось.

Он медленно повернул голову. Чуть далее по склону стояла часовня, вернее, то, что от нее осталось.

Пустые оконные проемы были затянуты плющом, которым пустил свои колючие плети вверх по стене. Колокольная башня была практически разрушена, но почерневший от старости колокол еще висел, слегка раскачиваясь в такт порывам ветра. Выщербленные ступени вели к деревянным дверям, иссохшимся от старости, которые были закрыты на ржавый засов.

Иногда Гарри казалось, что он видит призрачные огни в провалах окон, будто от десятков свечей, не способных выхватить хотя бы часть помещения, как и того, кто эти свечи зажигает.

Вздохнув, Гарри повернул голову обратно в сторону моря, и закрыл глаза, позволив ветру полностью окутать себя. Шум волн нарастал, превращаясь в оглушительный белый шум, который вытеснял из головы все, оставляя только грохот воды и вой ветра. Он сделал глубокий вдох, и воздух, пахнущий солью, морскими водорослями и старой влажной землей, заполнил его легкие. Это был запах свободы.

Той, которой у него никогда не было.

И пока длился этот миг, пока длился этот сон, он был не маленьким мальчиком, запертым в пыльном чулане под лестницей. Он был собой, сидящим на краю света, где земля кончалась, и начиналось что-то другое. Что-то бесконечное и прощающее.

Гарри знал, что скоро проснется. Но он знал и то, что вернется следующей ночью, и будет возвращаться сюда вновь и вновь.