Фьорды (джен)

Этот сон снился ему каждую ночь.

Гарри сидел на краю утеса, поджав под себя худые ноги, и смотрел в серое, затянутое тяжелыми тучами небо.

Под его ногами бушевало море, а впереди раскинулись величественные фьорды, сейчас покрытые сизой дымкой.

Темная, почти черная вода, покрытая белой пеной, с глухим рокотом билась о подножие утеса в одном ритме. Он был постоянным, монотонным, как биение огромного сердца. Он заглушал все остальное — крики чаек, шум ветра в ушах, даже собственные мысли. Этот гул был стеной, надежным щитом между мальчиком и всем остальным миром, который остался где-то там, далеко-далеко.

Северный ветер, резкий и влажный, словно обнимал его, забирался под слишком просторную старую футболку, заставляя слегка поежиться. Но это был не тот холод, от которого хочется спрятаться под одеялом или теплой одеждой. Он смывал с кожи липкий страх дневного мира, уносил прочь шепотки за спиной и ощущение наполненных ненавистью взглядов.

Здесь Гарри был совершенно один, и это ему безумно нравилось.

Он медленно повернул голову. Чуть далее по склону стояла часовня, вернее, то, что от нее осталось.

Пустые оконные проемы были затянуты плющом, которым пустил свои колючие плети вверх по стене. Колокольная башня была практически разрушена, но почерневший от старости колокол еще висел, слегка раскачиваясь в такт порывам ветра. Выщербленные ступени вели к деревянным дверям, иссохшимся от старости, которые были закрыты на ржавый засов.

Иногда Гарри казалось, что он видит призрачные огни в провалах окон, будто от десятков свечей, не способных выхватить хотя бы часть помещения, как и того, кто эти свечи зажигает.

Вздохнув, Гарри повернул голову обратно в сторону моря, и закрыл глаза, позволив ветру полностью окутать себя. Шум волн нарастал, превращаясь в оглушительный белый шум, который вытеснял из головы все, оставляя только грохот воды и вой ветра. Он сделал глубокий вдох, и воздух, пахнущий солью, морскими водорослями и старой влажной землей, заполнил его легкие. Это был запах свободы.

Той, которой у него никогда не было.

И пока длился этот миг, пока длился этот сон, он был не маленьким мальчиком, запертым в пыльном чулане под лестницей. Он был собой, сидящим на краю света, где земля кончалась, и начиналось что-то другое. Что-то бесконечное и прощающее.

Гарри знал, что скоро проснется. Но он знал и то, что вернется следующей ночью, и будет возвращаться сюда вновь и вновь.

— Проснись! Вставай, мерзкое отродье!

От голоса тетушки Петунии, больше напоминавшего крик банши, Гарри проснулся. Едва увидев приоткрывшиеся глаза мальчика, Петуния выдернула его за руку из постели и поставила перед собой.

— Какого черта ты еще в кровати и не начал готовить завтрак? Сколько раз мне повторять, что к моему спуску на кухню ты уже должен был поставить чайник на плиту, занести молоко с крыльца и начать замешивать тесто на оладьи! Это что, так трудно запомнить?! — каждую фразу она сопровождала крепким подзатыльником, будто так распорядок должен был быстрее дойти до сознания мальчика.

Тот опустил голову, даже не пытаясь сопротивляться. Дожив до девятилетнего возраста, Гарри накрепко запомнил, что непослушание карается гораздо сильнее в этом доме, и стоит ему хотя бы попытаться прикрыть саднящую шею, как тут же в крохотном чулане материализуется дядя Вернон с ремнем наперевес, и тогда мальчик до самого вечера не сможет встать с кровати. Он тихо проговорил:

— Прошу прощения, мадам. Я сейчас же отправлюсь на кухню.

Петуния удовлетворенно хмыкнула.

— Делай кофе, и поживее. Скоро встанет Вернон.

Уже вскрывая свежую пачку зерен и засыпая их в кофемолку, Гарри подумал, что он вполне мог бы насобирать дохлых пауков, что в избытке водились в его чулане, и смешать их с этой арабикой. Его безразмерный дядюшка все равно не почувствовал бы разницы. Мальчик слабо улыбнулся; еще можно в молочник добавить крысиный яд, а в мисочку с клубничным джемом…

Его мысли прервал хлесткий удар полотенцем по спине все от той же тетушки.

— Возвращайся к себе и не выходи до тех пор, пока Вернон и Дадли не уйдут из дома.

«Опять без завтрака», подумалось Гарри. «Интересно, когда я умру от истощения, мое тело выбросят в мусорный бак, или закопают под розовыми кустами в саду — чего пропадать удобрению?»

Вернувшись в чулан, он завалился обратно на кровать и прикрыл глаза. Спустя некоторое время ему на нос свалился изрядный кусок штукатурки — дядюшка Вернон в сопровождении сына спустились, не забыв изо всех своих сил потоптаться по лестнице. Он вяло смахнул ее с лица и попытался уснуть, чтобы снова попасть в то самое место.

Гарри почти пропустил момент, когда хлопнула входная дверь и отъехал автомобиль с подъездной дорожки, однако на пороге чулана вновь возникла Петуния.

— Иди на кухню и поешь.

«Иди ты» , присвистнул про себя Гарри, «Неужели она вспомнила, что я не ел с позавчерашнего вечера? Или Дадли в очередной раз не понравился омлет, и он кинул тарелку в ним в стену?»

Его догадки были практически верны. Перед ним стояла тарелка с надкусанными оладьями, уже размокшими от количества джема и сметаны, вылитых сверху. Петуния победно усмехнулась.

— Дадли не доел, а выбрасывать еду мы не приучены. Доедай.

Это напоминало очередную проверку, и мальчик смутно подозревал, что если он попросит что-нибудь другое, тетушка ткнет его лицом в тарелку и разобьет ее об голову племянника, сопровождая все это криками о неблагодарности «выродков и отщепенцев, которых подбросили несчастным людям на порог».

Выбирать не приходилось, поэтому Гарри засунул в рот кусок невообразимо сладкой массы, настолько приторной, что у него сводило скулы, и принялся медленно жевать. Петуния, не дождавшись ответной реакции, развернулась и отправилась в зал, напоследок бросив:

— Вымой посуду и иди работать в саду. До вечера не хочу видеть тебя в доме.

Гарри кивнул. Выбирать, опять же, не приходилось.

Сегодня море было особенно беспокойным.

Оно словно тянулось как можно выше, пытаясь схватить мальчика за свешенные с края ноги и утянуть за собой.

Не то чтобы он был против.

— Маленький урод, почему ты не умер вместе с ними?

Он не знал. Он молил о смерти после первых же побоев от дяди Вернона, когда еще две недели чувствовал тупую боль в грудной клетке от каждого вдоха.

Он мечтал заснуть и не проснуться каждый раз, когда тетя смотрела на него с нескрываемым отвращением.

Когда кузен под дружный смех одноклассников макал его головой в унитаз, а зашедший учитель медленно прикрывал дверь, делая вид, что ничего не заметил.

Или же каждый раз, когда его в наказание запирали в сыром подвале на ночь.

Гарри отдал бы все что угодно, лишь бы не просыпаться каждое утро в окружении этих людей.

Он всегда мечтал, как по пути домой его собьет машина, разбросав мозги по асфальту (длинный линкольн проносится в паре сантиметров от его руки, и, скрипя тормозами, врезается в вишню на участке Полкиссов), или как его ужалит гадюка, притаившаяся под розовым кустом (она лишь попросила не мешать ее дневному сну, и Гарри с ужасом отшатнулся, когда разобрал отдельные слова в шипении змеи).

Гарри иногда думал, что в прошлой жизни он явно был грешником, иначе не попал бы в этот ад на земле. И пусть священник заверил тетю Петунию, что мальчик абсолютно нормален и не нуждается в экзорцизме за его «странные, ничем не объяснимые трюки», Гарри хотел, чтобы его поскорее сожгли напротив ратуши Литтл-Уингинга.

Его исчезновение принесло бы столько радости окружающим, что он сам был готов взойти на эшафот, лишь бы больше не чувствовать боль, не слышать оскорблений, лишь бы его страдания поскорее прекратились.

* * *

Очнувшись от воспоминаний, Гарри не сразу понял, что что-то идет не так.

Он ощутил, как ветер усилился, едва не сдувая его в пропасть, вынуждая сделать несколько шагов назад.

Он услышал колокольный звон вдалеке, который эхом разносился по округе, и, повернув голову к источнику звука, увидел, как в часовне открылись двери, и из нее вышли люди, которые несли что-то над головой.

Они медленно приближались к нему, мрачная процессия в черных одеждах, с опущенными головами, благодаря чему Гарри не мог разглядеть их лиц. На вытянутых руках они несли три отполированных гроба без крышки, и, сколько Гарри не силился заглянуть внутрь, он не видел ничего, кроме белоснежной обивки.

Удар, еще удар. Кровь течет из разбитой губы, капает на пол, и это распаляет его еще больше.

Дядя продолжает замахиваться, и Гарри слышит крик тети:

— Вернон, остановись! Ты убьешь его!

— Нет, Петуния, этот маленький засранец посмел ранить нашего сына! Он заслужил наказания, поэтому не смей останавливать меня!

Конечно, заслужил. Как будто это не Дадли столкнул его с лестницы.

Лежа у ее подножия, Гарри увидел ухмыляющееся лицо кузена и захотел, чтобы он почувствовал ту же боль. Внезапно, словно получив сильного пинка пониже спины от кого-то невидимого, Дадли кубарем скатился со ступеней, всей своей тушей навалившись на не успевшего отползти Гарри, и поднял вой.

Дядя Вернон взревел разъяренным быком, за шкирку поднял Гарри, словно нашкодившего котенка, и начал бить его кулаками везде, где мог дотянутся. Петуния бросилась к сыну, качая его в своих объятиях, а тот победно улыбался, не отрывая взгляда от кузена.

Тот в свою очередь прикрыл глаза, пытаясь абстрагироваться от боли, но в этот раз что-то пошло не так. Слишком больно, слишком ярко. Крики родственников сверлами врезаются в черепную коробку, ему хочется зажать уши и свернуться калачиком, хочется, чтобы дядя отпустил его, и Гарри, впервые за все годы, решил попробовать вырваться из хватки дяди.

Он брыкается, лягается, он хочет причинить боль в ответ, и в его голове раздается знакомый колокольный звон.

Бум.

Бум.

Бум.

Каждый дольше и громче предыдущего.

Вернон, опешивший от такого напора, разжимает руки, и Гарри мешком сваливается ему под ноги, пытается уползти, но сквозь пелену перед глазами не видит даже собственных рук.

Дурсль пинает его в живот, вынуждая перевернуться на спину, и с неожиданной прытью оказывается рядом, прижимая горло мальчика к полу. Он наклоняется, обдавая лицо горячим дыханием, и шепчет:

— Надо было задушить тебя еще в тот осенний вечер. Ты и так слишком долго занимал место в нашем доме.

Гарри дергается, но Вернон сильнее сдавливает тонкую шею в руке, и мальчик закатывает глаза.

Перед ним пролетает вся его жизнь, короткая и несчастливая, он снова видит учительницу с фиолетовыми волосами, что бьет его указкой по пальцам, женщину из числа попечителей, с чопорным выражением лица говорящую, что других родственников, кроме Дурслей, у Гарри нет, и внезапно он словно проваливается в свой сон. Перед ним стоит все та же процессия в черном, но в этот раз они наклоняют гробы так, чтобы Гарри увидел, кто там внутри. На белоснежном сатине в обгоревшей одежде лежат дядя Вернон, тетя Петуния и Дадли. Он видит, как люди в темных одеждах, больше напоминающие тени, сбрасывают ящики в телами в воду.

Колокол бьет все громче, и Гарри вспоминает, как называется этот звон.

Набат.

В доме номер четыре по Тисовой улице раздается взрыв.

Гарри сидит в кабине полицейской машины, завернутый в плед, пьет чей-то переслащенный чай из термоса, и силится вспомнить хоть что-нибудь.

Воспоминания приходят урывками.

Последнее, что он помнил — яркую вспышку света, отбросившую дядю Вернона, потом грохот обвалившегося потолка и треск тлеющих половиц, а затем он оказывается на руках у пожарного, что выносит его из разрушающегося дома, словно трофей.

Его ослепляет синий свет от проблескового маячка на крыше скорой помощи, оглушают крики собравшихся соседей, и тут приходит запоздалый страх за свою жизнь.

Мальчик вцепился в жесткое сукно формы пожарного и разрыдался, а тот неловко погладил его по голове и передал в руки парамедиков.

После этого был осмотр, где врачи с ужасом поняли, что на истощенном ребёнке, больше напоминавшем маленький скелет, нет живого места от многочисленных застарелых синяков, совершенно не похожих на свежие травмы, которые можно получить при пожаре, но при этом, кроме разбитого носа и губы, тот остался невредим.

Вскоре к нему подошел пожилой полицейский с просьбой рассказать ему все, что он помнил перед тем, как в доме начался пожар, и Гарри вновь разрыдался.

Дверь в кабину открылась, и на соседнее сиденье опустился тот же полицейский. Он предложил мальчику проехать с ним в полицейский участок и поговорить в спокойной обстановке. Гарри не возражал.

* * *

Никто так и не увидел, как за толпой зевак возникла тройка мужчин в странных красных накидках. Помахав в воздухе какими-то деревянными прутиками, они быстро переговорили с собравшимися, и услышав, что «в живых остался лишь сиротка Поттер, бедный мальчик, что ему довелось пережить», они словно растворились в тенях, с выражением замешательства на бледных лицах.

По приезде в часть, он сбросил тяжелый шлем на стол, остерневело сорвал с рук перчатки, покрытые сажей и пеплом, схватил с полки пачку сигарет и ринулся на задний двор, не обращая внимание на уставшие окрики коллег.

Поджигая трясущимися руками сигарету, он привалился к шершавой стене головой, и сделал глубокий вдох.

За долгие десять лет работы пожарным он видел многое — обугленные тела, безутешные рыдания единственной оставшейся в живых матери, глаза ребенка, в мгновение ставшего сиротой, однако ничто его еще не шокировало так, как то, что он увидел в доме на Тисовой улице.

Забежав в комнату, объятую огнем, он увидел маленького мальчика, что сидел, обняв колени и раскачиваясь на месте, и смотрел на три тела, бывших когда-то, судя по всему, его семьей.

Уже мертвые, покрытые запекшейся кровью и копотью, они словно пытались отползти от него перед смертью, и выражение безмерного ужаса на их лицах навсегда отпечаталось на веках пожарного.

Однако истинный страх он испытал, когда услышал тихий хриплый смех, становящийся с каждой секундой все громче и безумнее. Мужчина перевел взгляд на малыша, что уже закашливался, не в силах перестать смеяться. Сбросив оцепенение, пожарный подхватил ребенка на руки и бросился к выходу, на секунду замешкавшись, когда услышал шепот, пробравший его до костей.

«Наконец-то я свободен.»

* * *

Ранним серым утром, когда дым от пепелища уже рассеялся в воздухе, напротив бывшего дома номер четыре возник пожилой мужчина в аляповатой фиолетовой мантии, расшитой руническими символами.

Быстро оглядевшись, он накинул поверх своего странного наряда полупрозрачную ткань, скрывшую его от любопытных взглядов, и сделал шаг по направлению к участку.

Нервно подергивая длинную седую бороду, он выписывал сложные пассы кривой палочкой, зажатой в кулаке, расхаживая прямо по мокрым углям, покрывавшим площадь на месте еще недавно существовавшего дома.

Внезапно, почувствовав небольшой отголосок силы, он остановился ровно на том самом месте, где пожарный нашел Гарри. Присев на корточки, пожилой волшебник погрузил руку в черную крошащуюся массу, и завел речитатив на неизвестном языке.

Внезапно его кисть что-то обожгло, и с неожиданной для его почтенного возраста прытью волшебник вскочил на ноги, прижимая к себе поврежденную ладонь.

Чертыхнувшись, он сдернул с себя мантию-невидимку, и, крутанувшись на месте, исчез.

Единственным свидетелем действий Альбуса Дамблдора был бродячий кот, копавший в мусорном баке. Проводив его настороженным взглядом желтых глаз, он медленно попятился и убежал в противоположном направлении со всей возможной скоростью, едва не срывая когти об асфальт.

Отчетливый стук каблуков эхом прокатился по темному коридору больницы, где сейчас находился маленький волшебник. Высокая женщина зрелого возраста кивнула проходившей мимо медсестре, и остановилась у нужной двери. Та распахнулась с протяжным скрипом.

— Добрый день, мадам. Вы из приюта?

Амелия Боунс едва смогла удержаться на ногах, видя сидящего перед ней мальчика.

Бледное, изможденное лицо, хрупкие плечи и запястья, напряженная, вытянутая в струнку спина и опущенный взгляд. Лишь по спутанным черным волосам и ярко-зеленым глазам она смогла опознать ребенка двух самых храбрых людей магической Британии — Гарри Джеймса Поттера, мальчика, благодаря которому им удалось достичь мира, и который едва не погиб во второй раз.

— Нет, дорогой. Меня зовут Амелия Боунс, и я пришла забрать тебя в твой родной мир, мир магии.

Гарри не мигая смотрел на нее, и Амелия едва не вздрогнула. Впалые глаза, собравшие в себя, кажется, всю тоску мира, смотрелись неуместно на лице девятилетки.

«Боже мой,» подумалось женщине, «Он же одного возраста с Сьюзи!»

Она даже не пыталась сравнить белокурого добросердечного ангела, коим казалась ей племянница, с этим несчастным ребенком. Все равно что сравнивать живые цветы с увядшими.

— Простите, мадам, но сейчас не самый подходящий момент для розыгрышей.

Голос тихий, с надломом. Амелия опустилась на кровать рядом с ним.

— Я и не думала шутить. Скажи мне, Гарри, случались ли с тобой всякие… курьезные случаи? Вроде летающих тарелок, исчезающих игрушек, двигающейся мебели, непроизвольных поджогов…

Она осеклась, но Гарри слабо улыбнулся.

— Да, мадам, именно в таком порядке.

— Ты знаешь причину?

— Нет, мадам. Моя тетя говорит… говорила, что я одержим дьяволом, и это из-за меня в их доме происходят ужасные вещи. Меня водили в церковь, тайно вызывали экзорциста, однако эти… случаи не прекращались.

К концу фразы голос мальчика скатился до шепота, будто ему никогда не позволяли говорить так много.

— Она была неправа. Ты — волшебник, Гарри, ты родился им, и всегда им будешь. Поэтому все это и происходит — ты растешь, и вместе с тобой растет твоя магия внутри, иногда выплескиваясь наружу, как вода из стакана.

На этих словах она достала из кармана деревянную лакированную палочку, украшенную резьбой вокруг рукоятки, взмахнула ей и произнесла несколько фраз на неизвестном Гарри языке. В ее руках оказался стакан теплого молока, который Амелия теперь протягивала мальчику.

Немного помедлив, тот взял его и сделал глоток.

— Я смогу научиться делать также?

— И даже больше. За этим я и пришла — вернуть тебя в мир магии, чтобы ты смог стать волшебником.

— Почему вы решили, что этот мир — мой родной? Мне казалось, что я всегда жил здесь. Мои родственники говорили, что меня подбросили к ним на порог, как щенка, мои непутевые родители, но о том, что они были магами, мне ни разу не сказали.

Амелия едва не скрипнула зубами. И вот этим людям Дамблдор отдал ребенка?

— Это долгая история, и я не уверена, что ты готов услышать ее сейчас, но одно могу сказать точно: и ты, и твои родители — герои волшебного мира. К сожалению, они погибли, защищая тебя. Однако в наших силах сделать всё, чтобы ты обрел семью и больше никогда не проходил через подобное.

Мальчик помолчал, не отводя от нее долгий, грустный взгляд. Наконец, он кивнул.

— Я не против того, чтобы отправиться с вами, но где я буду жить? Насколько я понял, родственников у меня нет.

— Мы решим этот вопрос, Гарри. А теперь пойдем.

Шум голосов был слышен еще у подножия лестницы, усиливаясь по мере приближения к массивной деревянной двери.

Его сопровождающий махнул палочкой, и металлический замок громко звякнул, известив об их прибытии.

Голоса разом смолкли, будто кто-то наложил на всех присутствующих заклятие немоты.

Высоко подняв голову, пожилой волшебник вошел в зал.

В тусклом свете факелов он увидел, что все скамейки амфитеатра заполнены, а на его привычном доселе месте, у трибуны, уже стоит Министр магии. Несколько десятков пар глаз разом устремились на вошедшего, отслеживая каждое движение.

Впервые со времен слушания дел Пожирателей смерти, в зале номер десять собрался весь состав Визенгамота. Отличие состояло в том, что в этот раз будут судить его Верховного чародея.

Еле слышно скрипнув зубами, Альбус Дамблдор подошел к креслу в центре зала и облокотился на его спинку. Цепи угрожающе звякнули.

— Обвиняемый прибыл, министр Багнолд. — отрапортовал сопровождавший Дамблдора Кингсли Бруствер.

— Благодарю вас. Итак, все в сборе. Начинается слушание дела Альбуса Персиваля Вульфрика Брайана Дамблдора, обвиняемого в преступной халатности по отношению к Гарри Джеймсу Поттеру, в результате чего его жизнь оказалась под угрозой. — громко произнесла Министр Магии Миллисента Багнолд, не сводя взгляда с пергамента.

— Признаете ли вы свою вину в том, что отправили несовершеннолетнего ребенка магов на попечение магглов, которые в течение восьми лет истязали его?

— Нет.

По залу прокатился возмущенный шепот.

— Я не признаю свою вину в том, что отправил ребенка на попечение своим единственным родственникам. В мире магов ни осталось ни единого кровного родственника Поттеров, поэтому я отдал Гарри родной сестре его матери, в надежде на то, что она позаботиться о нем, как о родном сыне. Как видите, я ошибся, но своей вины в этом не вижу.

— Но позвольте, вы ведь так ни разу и не навестили подопечного? Был ли рядом с семьей магглов кто-нибудь, знающий о магических всплесках, которые возникают по мере взросления ребенка? Способный купировать вред, нанесенный ими? Знали ли сами магглы, что приютили у себя дома волшебника?

— Конечно же знали, ведь Петуния Дурсль была родной сестрой матери Гарри, Лили. Я оставил им письмо, описав произошедшее с семьей Поттеров, уточнил, что мальчик — волшебник, и их семье необходимо приютить его до достижения им одиннадцати лет, пока не придет письмо из Хогвартса. Я лично проследил, чтобы Дурсли забрала ребенка, и несколько раз навещал их. Тогда мне показалось, что их семья вполне надежна, чтобы заботиться о ребенке, и наложил на их дом чары, чтобы никто посторонний не мог как-либо навредить семье.

Дамблдор глубоко вдохнул. Весь зал, не мигая, смотрел на него, и в этих взглядах не было и толики поддержки. Писарь напряженно скрипел пером в углу, записывая каждое его слово. Он перевел суровый взгляд на трибуну.

— В конце концов, это было сразу после падения Волан-де-Морта, и вы прекрасно знаете, что я был полностью погружен в борьбу с последствиями этой войны и оставшимися на свободе Пожирателями смерти. Возможно, мое решение было слишком поспешным, но единственно верным.

— Позвольте вмешаться, — раздался голос позади Багнолд. Со своего места встала женщина, подходя к трибуне. Министр кивнула, делая шаг в сторону.

— Амелия Боунс, глава отдела магического правопорядка. — представилась волшебница.

— Расследование, проведенное по факту произошедшего инцидента, выявило, что к семье Дурслей, куда вами был помещен Гарри Джеймс Поттер, не был приставлен наблюдатель из числа магов. Из разговора с Гарри я узнала, что ни он, ни его приемная семья не имели ни малейшего понятия о том, что происходит с ребенком, в результате чего после каждого выброса следовали физические наказания. Вкупе с этим в доме было явное неприязненное отношение к ребенку Поттеров, проявляющееся в виде агрессии и нанесению увечий тому за каждый проступок. Это и привело к мощному выбросу магии, по сути являвшемся лишь защитной реакцией ребенка на избиение Верноном Дурслем, в результате которого дом, где проживала семья, был разрушен, присутствующие в нем магглы убиты, а сам Гарри едва не погиб в начавшемся пожаре. — Амелия повысила голос.

— Именно ваша преступная халатность и привела к этому, Альбус. Мы доверили вам ребенка — героя всей магической Британии, мы поверили вашим заверениям, что он в абсолютной безопасности и под вашим надзором, однако реальность оказалась совсем иной. Есть ли у вас что сказать в свое оправдание?

По всему залу был слышен рокот разъяренных волшебников, с ненавистью смотрящих на старика.

Дамблдор промолчал, исподлобья глядя на Боунс. Та продолжила:

— Кроме того, обследование больницы святого Мунго выявило хроническое недоедание, многочисленные застарелые переломы и сильнейшее магическое истощение в результате неконтролируемого выброса магии. Нам так и не удалось услышать ответа на вопрос, почему вы не проследили за состоянием ребенка, Альбус?

Напряженно кусая губы, тот выпалил:

— Но за ним наблюдала моя подопечная, сквиб, что переселилась в дом по соседней улице по моей просьбе! Она ни словом не обмолвилась о том, что с Гарри что-то не так!

— Неужели? — ядовито протянула Багнолд.

— Введите в зал Арабеллу Фигг! — крикнула она Брустверу, стоящему у двери.

Дамблдор похолодел. Только этого ему не хватало.

Через пару минут в зал, мелко семеня ногами, вошла мисс Фигг, и застыла у порога, видя такое большое количество людей, с жадностью смотрящих на нее. Заметив Дамблдора, она кинулась к нему.

— Альбус, Альбус, скажи им, что я не виновата, я никому ничего не рассказывала…

— Тишина! — стукнула по трибуне Миллисента.

— Арабелла Фигг, расскажите нам все, что вы знаете о Гарри Поттере.

— Расскажите правду! — раздался крик со стороны скамей.

Потупившись, тихим голосом миссис Фигг начала свой рассказ, постоянно сбиваясь на всхлипы:

— Я… я… я следила по просьбе Альбуса за Гарри Поттером. Он жил у этих магглов уже около восьми лет… Начиная примерно с пятилетнего возраста я стала замечать на мальчике синяки и царапины, однако думала, что просто упал, пока бегал, или что-то в этом духе… Он иногда оставался у меня на ночь, когда его магглы уезжали в город к своим родственникам, но ни разу не говорил, что с ним плохо обращаются… Потом я стала слышать крики в его сторону от Петунии и Вернона, иногда он мог не появляться на улице в течении нескольких недель… Ещё их сын, Дадли, он постоянно гонял Гарри по улице, избивал с компанией друзей, но Дурсли ни словом не попрекали его… И ещё…

— Вы хоть раз говорили Дамблдору об этом? — перебила ее Боунс.

— Да, я указывала в своих отчетах этот и другие случаи, однако Альбус призывал закрыть на это глаза и не лезть в дела семьи. Гарри был одет и обут, ходил в школу магглов, работал в саду. Больше ничего такого я не видела и не знаю, правда! — со слезами на глазах вскричала женщина.

Весь зал перевел глаза на Дамблдора, что тяжело дыша, смотрел на старуху-сквиба.

«Дура, старая дура.» — бушевал внутри Альбус.

«Из-за нее весь мой план пошел прахом.»

— Ну что же, нам этого достаточно. Все подозрения подтвердились, и мы готовы вынести свой вердикт. — заключила Министр.

Альбус напряженно замер, вперив свой взгляд на трибуну.

— Мы помним ваши заслуги в Первой и Второй Магической войне перед обществом, поэтому не стали настаивать на заключении в Азкабан.

Он шумно выдохнул.

— Однако, исходя из тяжести совершенного вами проступка, судебная коллегия предложила в качестве наказания лишить Альбуса Дамблдора звания Верховного чародея Визенгамота, и звания председателя Международной конфедерации магов. Поднимите руки те, кто голосует «за».

Весь зал, словно единый, многоликий и сторукий механизм, поднял ладони вверх. Дамблдор с серым лицом осмотрел собравшихся. В каждом из них бушевала ярость, обрушившаяся на окклюмента, словно цунами. Он и ранее чувствовал недоброжелательный настрой толпы, однако теперь они словно желали растерзать его на куски.

— Принимая во внимание также заслуги Дамблдора перед магическими образованием, мы не лишаем его поста Директора Хогвартса, однако назначаем испытательный срок. Все согласны?

Опять волна рук всколыхнулась вверх и замерла. Дамблдор слегка перевел дух.

«Еще не все потеряно».

— Я искренне сожалею о произошедшем. Это полностью моя вина, и я раскаиваюсь в том, что не смог уберечь наш символ победы над злом, безвинного ребенка, своими руками поместив его в ужасные условия. — он изо всех сил выдавливал в голосе скорбь и сожаление, полыхая гневом изнутри.

— Я до последнего надеялся, что родственники Гарри образумятся, однако жизнь решила иначе. Это моя вина, я мог надавить на них, я мог забрать ребенка в наш мир и поместить его в приемную семью, где его уважали бы и любили, но я не сделал этого, и теперь чувствую чудовищный груз вины. Я готов принять любое наказание, но пообещайте мне, что с Гарри теперь все будет в порядке.

— Разумеется, Альбус. — прохладно ответила Багнолд.

— На этом наше заседание окончено.

Люди встали со скамей и начали пробираться к выходу, бросая злые и разочарованные взгляды на Дамблдора. Тот подошел к министру, стоявшей в компании Боунс и Скримджера. Все они замолчали, увидев его.

— Что-то еще, мистер Дамблдор? — неприязненно поинтересовалась Амелия.

— Мне бы хотелось узнать, кому вы отдаете мальчика. У него же нет родственников, или же близких друзей семьи, что с радостью приняли бы его в свой дом. Вы оставите его в магическом приюте?

— Нет, — ответил за нее Скримджер.

— Мы провели исследование завещания семьи Поттер, и выяснили, что кровным ритуалом опекуном Гарри Поттера был назначен Сириус Орион Блэк. По законам ритуалистики, если магический крестный является не способным выполнять свои прямые обязанности, как в данном случае заключенный в Азкабан Сириус, то роль опекуна может исполнять его родственник, близкий или дальний, но не более двух поколений.

— И кто же это? Неужели вы отдадите ребенка Вальбурге Блэк? — вскричал Дамблдор.

— Тише, Альбус. — поморщилась Миллисента.

— Вальбурга умерла в прошлом году, это подтвердил поверенный из числа гоблинов семьи Блэк. Да и тем более, учитывая ее взгляды и психическое состояние в послевоенное время, мы бы никогда не отдали ей ребенка.

— Тогда кто? Вы могли бы отдать ребенка в семью Уизли и помогать материально, либо же в семью Лонгботтомов, либо… — Дамблдор лихорадочно прокручивал в голове фамилии всех семей, имеющих отношение к Ордену Феникса, однако его мысли перебил голос Амелии Боунс:

— Опекуном мальчика станет Андромеда Тонкс, в девичестве Блэк.

_________________________________________

Миллисента Багнолд — 31-й министр магии Великобритании, занимавшая эту должность с 1980 по 1990 год. (источник: Гарри Поттер Вики)

от автора: наступает эра длинных глав! к сожалению, я не смогла придумать, как объединить предыдущие главы в один текст, по моей задумке каждая сцена должна идти отдельно, чтобы была возможность пережить ее, не отвлекаясь.

Гарри лежал на больничной койке, пустым взглядом смотря на потолок, и размышлял.

Прошло около недели с тех пор, как женщина, представившаяся Амелией Боунс, перенесла его сюда, в больницу Святого Мунго.

Уже завтра она должна прийти за ним и переправить его в приемную семью, и, чувствуя сильное волнение, Гарри раскладывал по полочкам памяти события прошедших дней.

* * *

Едва устояв на ногах после внезапного перемещения, от которого Гарри почувствовал, будто его протащили сквозь узкое горлышко бутылки, мальчик раскрыл глаза, невольно ахнув. За секунду он оказался из темного переулка за зданием педиатрического центра в просторном светлом холле больницы, где повсюду сновали одетые в лимонные мантии люди.

С удивлением рассматривая пациентов, ожидавших своей очереди на прием (у одного мужчины вместо ноги было щупальце, у другой женщины кожа переливалась на свету радужной чешуей), мальчик не заметил, как к ним подошел широкоплечий мужчина с аккуратной черной бородкой. На нем тоже была ярко-желтая мантия, с вышитым на кармане символом в виде скрещенных палочки и кости.

— Это мистер Шафик, главный целитель больницы Святого Мунго. — представила мужчину Амелия.

— Ты проведешь здесь некоторое время, пока целители не проверят твое здоровье.

— Здравствуй, Гарри. — Шафик протянул руку для рукопожатия, и, после небольшой заминки, мальчик ему ответил.

— Я зайду к тебе через несколько дней. Тогда же, надеюсь, мы сможем выяснить, кем будут твои опекуны. — сказала Боунс.

— До свидания, Гарри, мистер Шафик. — и, развернувшись на каблуках, женщина вышла через стеклянную дверь.

Целитель взял мальчика за руку.

— Нам надо подняться на шестой этаж. Там будет твоя палата, и там мы будем проводить обследование.

В палате над ним в четыре руки махали палочками мистер Шафик и мистер Тики, и с каждым движением они мрачнели все больше. Особенно их заинтересовал шрам на лбу мальчика, но, сделав несколько пассов над его головой, они переключились на тихое перечисление остальных его травм. Выписав ему несколько зелий, вроде бы называвшихся Костерост, укрепляющее и успокоительное, они ненадолго оставили его в одиночестве.

Вскоре в палату вошла миловидная девушка с каштановыми волосами, убранными в тугой пучок. Она представилась как Миранда, сказала, что является медиведьмой — аналогом медсестры у магглов, и помогла мальчику переодеться и сходить в душ, не переставая сокрушаться тому, какой он «маленький и худенький».

Устроив Гарри в постели, она принесла ему очень вкусный ужин и дала несколько омерзительных на вкус жидкостей в стеклянных пузырьках, оказавшихся теми самыми зельями. Выпив их, Гарри осоловело поморгал, и Миранда, подоткнув со всех сторон одеяло, одним движением палочки убрала в палате свет и вышла за дверь.

Гарри провалился в беспокойный сон, не приносящий облегчения, наполненный запахом дыма и горящей плоти.

В течении недели он исправно ходил на лечебные процедуры, пил зелья и слушал истории Миранды о волшебном мире. Пораженная тем, что такого знаменитого юного волшебника прятали у магглов, она без утайки рассказывала ему о школе Хогвартс, где ему предстоит учиться, о волшебных палочках, пуская при этом крохотные фейерверки, а перед сном читала ему сказки некоего барда Бидля, и Гарри, впервые за все время пребывания в лечебном учреждении, улыбался, слушая рассказы о прыгливом горшке, колдуне-неудачнике и ведьме-прачке.

Он ни разу не распространялся о том, что с ним происходило в мире магглов, сказав лишь, что с его семьей произошел несчастный случай.

Забываясь в мареве успокоительного зелья, он не видел слез в глазах медиведьмы, уже успевшей узнать от главного врача обо всех злоключениях, свалившихся на голову этого ребенка.

* * *

Прокручивая в голове ворох не самых приятных мыслей о прошлой жизни, Гарри вспомнил сон, приснившийся ему в конце июля.

Он вновь оказался на вершине скалы.

Чувствуя пронизывающий ледяной ветер, колыхающий траву, что теперь щекотала ему щиколотки, Гарри с удивлением понял, что впервые за долгое время видит на море штиль. Лишь изредка волна лениво наползала на острые камни внизу, также лениво возвращаясь обратно.

Наблюдая за движением моря, он не сразу заметил, что от разрушенной часовни отделилась высокая худая фигура, закутанная в черную мантию, и начала неспешно приближаться к нему.

Под кромкой мантии не было видно ног, и фигура скользила к мальчику, не оставляя примятых следов на длинной траве. Она медленно приближалась к Гарри, и, заметив ту боковым зрением, он повернулся.

Перед ним стояло очень высокое, по крайней мере раза в два выше него самого, создание. Лица, спрятанного в глубокий капюшон, не было видно. От всей фигуры разило холодом, как от свежераскопанной могилы, и пахло от нее также — сырой землей и мхом. Он замер, не в силах пошевелиться, не сводя взгляда с незнакомца, или же незнакомки. Мальчик чувствовал изучающий взгляд на себе, хоть и не видел глаз, и несколько смущался от этого.

Внезапно в воздух взметнулась очень бледная рука, больше напоминающая скелет, обтянутый кожей, и прикоснулась ко лбу мальчика, как раз в том месте, где располагался шрам в виде молнии.

Он почувствовал холод, пробирающий до костей, будто его голову заморозили одним лишь касанием. Тем временем из-под пальцев существа начала вытекать черная густая жидкость, напоминающая свернувшуюся кровь, которая собралась в небольшой шарик, пульсирующий, словно сердце.

Прокатив по ладони шар, создание слегка сдавило его пальцами, и он осыпался прахом, моментально развеиваясь на ветру. Тут же Гарри почувствовал небывалую доселе легкость и ясность в голове, и смог улыбнуться. Фигура в мантии склонила голову на бок, будто улыбаясь вместе с ним, и подарила ему еще одно ледяное прикосновение, на этот раз к щеке, прежде чем исчезнуть. На этом моменте Гарри проснулся.

В тот же день зрение, начавшее стремительно ухудшаться несколько месяцев назад, возвратилось. Для него это был первый и единственный подарок, полученный ко дну рождения.

Он вновь ощутил, будто его втянуло водоворотом в крохотное пространство, и с силой выплюнуло обратно на землю. Пошатываясь от накатившей тошноты, Гарри огляделся по сторонам.

На вершине пологого холма, за высоким кованым забором с острыми пиками, возвышался изящный двухэтажный особняк. Многочисленные стрельчатые окна устремлялись в небо, словно свечи, а белые каменные стены контрастировали с темным шифером кровли, придавая дому сходство со старинным замком, который Гарри однажды видел в учебнике. Дом был окутан тишиной, нарушаемой лишь шепотом листвы старого вишневого сада, раскинувшегося по всему периметру участка. Узкая дорожка, вымощенная плиткой, вела прямо к крыльцу, где их уже ожидала хозяйка.

Мадам Боунс крепко стиснула его ладонь, и, взмахом палочки открыв кованую калитку, потянула мальчика по дорожке к дому. Перед ним стояла высокая темноволосая женщина, чья фигура была скрыта длинным черным платьем в пол, с кружевной отделкой на рукавах и вокруг горла. Она сдержанно кивнула:

— Рада приветствовать вас в моем доме.

Уже оказавшись внутри, Гарри оробел и не знал, куда себя девать. Его усадили на мягкую софу перед журнальным столиком, на котором материализовались чайник, кувшин молока и несколько корзин с пирожными.

Нервно стиснув ладони коленями, Гарри вытянулся в струнку и слушал разговор двух женщин. Он чувствовал, что эта тема не раз уже ими обговаривалась, а сейчас они пытаются донести информацию до сознания мальчика.

Так он выяснил, что встретившая их женщина — Андромеда Тонкс, двоюродная сестра его крестного, Сириуса Блэка. Он должен был заботиться о мальчике после смерти родителей, но попал в тюрьму для волшебников, Азкабан. А самого Гарри отправил к магглам некий Альбус Дамблдор, о котором собеседницы отзывались с одинаковым пренебрежением.

Также выяснилось, что Андромеда должна присматривать за ним до достижения мальчиком совершеннолетия, когда тот сможет заявить свои права на наследие Поттеров. Та легко кивала, наблюдая за Гарри пронзительными темными глаза, под взглядом которых он тушевался и пытался стать как можно меньше и незаметнее.

«По крайней мере, это лучше, чем приют», думалось Гарри. «Дурсли все обещались меня сдать туда, и говорили, что жизнь с ними покажется Поттеру раем, ведь там никто не будет сюсюкаться и терпеть грязные выходки».

Вскоре мадам Боунс попрощалась с ними, обещая заходить раз в месяц, чтобы следить за состоянием мальчика. Андромеда проводила ее до ворот и вернулась в дом.

Гарри продолжал сидеть на месте и следить взглядом за выражением лица и движениями женщины. Это была привычка, оставшаяся с ним со времен жизни с Дурслеями, ведь, если он не смог бы вовремя оценить настроение дядюшки или тетушки, он нарвался бы на побои. Она опустилась в кресло напротив Поттера, и, сложив руки на груди, медленно заговорила.

— Почему ты не берешь пирожные, Гарри? Здесь есть корзинки с джемом, с заварным кремом, с шоколадом. Или, может, ты желаешь пообедать?

Мальчик смутился:

— Простите, мадам… Мне правда можно? Мои родственники не разрешали мне брать что-либо со стола без разрешения.

«Они в принципе никогда не давали мне таких угощений», не стал добавлять Гарри.

— Конечно, бери столько, сколько хочешь.

Мальчик взял крохотное пирожное с заварным кремом, и маленькими кусочками стал есть. Андромеда потянулась с заварнику и налила ему чашку ароматного чая. Гарри начал пить такими же крохотными быстрыми глотками, словно боясь, что все это сейчас исчезнет, и он не сможет больше насладиться вкусом. Промеж аккуратных бровей женщины появилась едва заметная складка.

Покончив с трапезой (Гарри не стал брать больше, скромно поблагодарив за угощение), она решила показать ему дом.

На первом этаже располагались кухня, столовая, гостиная, где они уже побывали, и две ванные комнаты.

Поднявшись на второй этаж по резной лестнице, они остановились у двери из красного дерева.

— Теперь это твоя новая комната. Располагайся и чувствуй себя как дома. — произнесла Андромеда, распахивая дверь.

Гарри замер на пороге, широко раскрыв глаза.

Перед ним предстало помещение размером с гостиную в доме Дурслей, с высокими потолками, отделанное панелями из того же красного дерева, что и дверь.

В центре комнаты стояла большая кровать с балдахином, а у стены расположились письменный стол и множество пустых книжных полок. У противоположной стены обнаружился резной шкаф. На широком подоконнике стоял цветок невиданной ранее расцветки, истончая тонкий аромат. С потолка свисала серебряная люстра с восковыми свечами, светившие мягким ровным светом, почти не колеблясь от сквозняка.

Разглядывая все это великолепие, Гарри был не в силах переступить порог, пока Андромеда не опустила руку ему на плечо. Он поднял на нее ошарашенный взгляд.

— Вы серьезно? Это моя комната?

— Тебе не нравится? — обеспокоенно спросила женщина. — Эльфы подготовили только эту комнату, но если хочешь, я могу предложить другую, побольше…

— Нет, нет, мадам, не беспокойтесь об этом! Эта комната великолепна, мне она очень нравится. Я… действительно могу жить здесь?

— Конечно. А какая комната была у тебя в доме родственников? — ненавязчиво поинтересовалась женщина.

— У меня не было собственной комнаты, я жил в старом чулане под лестницей. — ровным, ничего не выражающим голосом ответил Гарри, продолжая разглядывать помещение. Брови Андромеды взметнулись вверх.

— Ясно. Располагайся, не буду тебе мешать. Я позову тебя к ужину.

Она закрыла дверь, и Гарри, занятый разглядыванием обстановки (он как раз приметил вышитый гобелен, изображавший неизвестного мальчику зверя, занимающий стену около двери), не увидел нахмуренного и сосредоточенного лица своей наставницы.

Прошло два месяца.

Гарри еще никогда не чувствовал себя таким свободным.

Каждое утро он спускался на завтрак в компании мадам Андромеды, вдоволь ел самую разнообразную еду, всегда свежую, в отличии от помоев, что давали ему Дурсли. После этого он мог отправиться гулять в сад, где часто дремал под вишневым деревом, уже не опасаясь, что с минуты на минуту к нему нагрянет Дадли с дружками, или же неспешно исследовал дом. Андромеда не препятствовала ему, позволяя ребенку освоиться в новом для себя месте.

В один из таких дней он вошел в кабинет на втором этаже.

Ему в глаза сразу бросилось запустение этой, некогда великолепной, комнаты. На массивном дубовом столе толстым слоем лежала пыль. Такой же слой покрывал секретер, бюро на тонких ажурных ножках, пыль осела даже на пресс-папье, выполненном в виде вычурного животного на каменной подставке, из-за чего морда зверя была словно в седом пуху.

Тяжелая портьера кроваво-красного цвета угрожающе качнулась, когда Гарри подошел к окну, желая выяснить, на какую часть сада открывается вид, но он не обратил на это внимания. Аккуратно отодвинув ткань, взметнув при этом облако пыли, он увидел внутренний двор особняка, по которому неспешно шла наставница.

Внезапно в отражении что-то блеснуло, и Гарри резко развернулся. Тут же ему на голову шлепнулось какое-то существо, и с пронзительным писком вцепилось в волосы. Откликаясь за зов, из складок портьеры тут же вылетели еще несколько пронзительно-синих существ, и стали кружить вокруг мальчика. Сбросив оцепенение, тот схватил тонкую жилистую лапку создания на своей голове, и с силой сдернул вниз.

Перед его глазами оказалось гуманоидное существо с синей кожей, большими ушами и черными провалами глаз. Каждая из тонких лап существа оканчивалась острыми когтями, которыми оно сейчас размахивало, пытаясь его достать.

Гарри посильнее сжал руки, и создание разразилось еще более громким криком, прежде чем из его глотки не потекла такая же синяя кровь, пачкая руки мальчика и заливая паркет.

Оставшиеся в живых монстры тут же набросились на него, впиваясь когтями в щеки и плечи, оставляя длинные глубокие царапины. Он зажмурился и закричал, падая на пол.

Тяжелая дверь распахнулась, с силой ударившись о стену, и в комнату влетела Андромеда. Взмахнув палочкой, она разрубила пополам летающих монстров, и те с влажными шлепками упали на пол рядом с Гарри, обрызгав его своей кровью.

Андромеда рухнула на колени возле мальчика, что трясся и рыдал, обхватив голову руками. Увидев склонившуюся над ним женщину, он сильнее зарыдал и начал быстро говорить, захлебываясь и проглатывая слова:

— М-мадам, я-я не знал, кто здесь ж-живет, м-мне очень жаль, но я, кажется, у-убил одного… Простите меня! Я у-ужасен, но они п-первые напали, и я… Я так испугался! Мне было о-очень больно… Я пойму, если вы меня на-накажете, я заслуживаю это, м-мне вообще н-не стоило заходить сюда без в-вашего разрешения, мне т-так стыдно, я…

Прервав самоуничижительный монолог, Андромеда обняла мальчика. Мелко подрагивая, Гарри уткнулся головой в ее плечо, неловко обнимая в ответ.

Женщина гладила мальчика по голове, баюкая его в своих объятиях, и успокаивающе шептала:

— Не нужно извиняться, малыш, все хорошо. Это были пикси, они часто заводятся в заброшенных помещениях и не любят чужаков. Мне стоило раньше очистить этот кабинет. Твоей вины здесь нет, наоборот, ты умница, что смог справится и позвать на помощь. Я ни за что не буду тебя наказывать, третировать, или каким-либо образом притеснять. Все будет хорошо, только не плачь, пожалуйста.

Гарри кивнул. Он чувствовал, что она не обманывает, и еще крепче прижался к Андромеде, не обращая внимания на слезы, капающие на его макушку.

Они шагали по залитой солнцем поляне, окутанной ароматом весенних трав.

Уже год они жили вместе, и за это время Андромеда и Гарри очень сблизились. Понемногу, он начинал доверять женщине, иногда рассказывая истории из прошлой жизни, мрачной и несчастной.

Сегодня же она решила открыться ему в ответ, ради чего перенесла их в это место. Вскоре перед глазами возникли ряды памятников, и Гарри понял, что они на кладбище. Лавируя между замшелыми плитами, Андромеда подошла к невысокому каменному изваянию в виде ангела, и замерла.

— Здесь покоится моя дочь, Нимфадора. — сказала она тихим, грустным голосом.

Гарри не знал, будет ли уместно спросить, что с ней случилось, но женщина заговорила сама.

— Моей девочке не было и шести лет, когда на нее напала драконья оспа. Она сгорела буквально за неделю, и я ничего не могла сделать, лишь до последнего держать ее руку и молить всех святых, чтобы ее мучения не были такими сильными.

Она помолчала.

— Вскоре после этого мой муж не выдержал и ушел, оставив меня одну с этим горем. Я знаю, что ему тоже было больно, ведь все в доме напоминало о нашей крохе. Хрупкая идиллия, которую мы строили годы, разрушилась, и в одночасье я осталась совершенно одна. У меня не было семьи или друзей, которые помогли бы справиться, которые держали бы меня на плаву в этом океане скорби. Я ощущала себя практически мертвой до того дня, как со мной связалась мадам Боунс.

Андромеда достала из кармана небольшой камень, трансфигурировала его в букет белоснежных лилий, опустилась на колени, пачкая подол платья, и возложила у ног ангела.

Не вставая с места и не оборачиваясь, она задушенно произнесла:

— Знаешь, Гарри, пусть это звучит немного цинично, но я рада, что судьба распорядилась так, что ты попал ко мне. Казалось, еще немного, и я лягу здесь, рядом с дочерью.

Гарри подошел к женщине и обнял ее, утешая без слов. Она прижалась головой к тонкому боку мальчика, прикрыла глаза и сквозь слезы улыбнулась.

— Думаю, что моя малышка Дора была бы рада, что я продолжаю жить дальше. Я буду скучать по ней вечно, но когда-нибудь мы обязательно встретимся.

В этот момент Гарри с удивлением заметил, как из-за крыла ангела выглянула маленькая девочка. Полупрозрачная, она сначала удивленно склонила голову к плечу, словно не веря, что её кто-то заметил, а затем помахала ему тонкой ручкой, через которую просвечивало солнце. Невесомо ступая по каменной плите, она подошла к сидящей на земле Андромеде с другой стороны, и присела рядом, обнимая. Та ничего не увидела и не почувствовала. Тогда девочка подошла к мальчику, и погладила его по руке. Он ощутил дуновение свежего ветерка, и на исперщенном шрамами лице малышки Нимфадоры появилась робкая улыбка. Она качнула головой в сторону матери, и Гарри без слов понял, что она от него ждет.

«Я ее никогда не оставлю, обещаю.» — мысленно обратился к ней мальчик, и маленькая девочка довольно кивнула, растворяясь в воздухе.

Андромеда поднялась с земли, отряхивая платье.

— Спасибо, Гарри, что сходил со мной. Давай возвращаться, эльфы наверняка уже приготовили обед.

Взяв мальчика за руку, женщина зашагала прочь. Обернувшись, Гарри увидел, как им машет рукой призрак Нимфадоры Тонкс, стоя у своей могилы. В ее руках была призрачная копия букета лилий. Гарри слабо улыбнулся и незаметно махнул рукой в ответ.

Гарри проснулся от яркого луча солнца, прорвавшегося сквозь щель между занавесками. Потянувшись, он встал с кровати, и, осоловело моргая, пошел в ванную.

Умывшись, он схватился за расческу, но всё таки проиграл в беспощадной схватке со своими отросшими черными кудрями. С сожалением отложив деревянный гребень, он вернулся в комнату, переоделся и спустился в столовую, где его уже поджидала Андромеда. Она сидела за пышно накрытым столом и листала Ежедневный пророк. Услышав скрип лестницы, она подняла голову.

— Доброе утро, Гарри. С днем рождения!

Он медленно подошел к столу и отодвинул стул. Надо же, он и забыл, что сегодня ему исполнилось одиннадцать лет.

Для него было сюрпризом и прошлогоднее празднование, которое устроила Андромеда, ведь в прошлой жизни, как привык называть про себя Гарри период жизни у Дурслей, никакого намека на поздравления в этот день он не получал.

Они неторопливо беседовали за чашкой чая, пока расторопные эльфы Бирк и Келли убирали остатки трапезы, когда через открытое окно в столовую влетела сова, сделала круг вокруг стола и опустилась на плечо мальчика. К ее когтистой лапке было привязано письмо. Едва Гарри снял его, сова стрелой вылетела наружу, отказавшись даже от куска тоста.

Гарри начал рассматривать необычный конверт. На плотном желтоватом пергаменте была выведена надпись изумрудными чернилами:

«Мистеру Г. Дж. Поттеру, графство Корнуолл, особняк семьи Тонкс, восточная комната на втором этаже.»

Конверт был запечатан пурпурной восковой печатью, украшенной гербом, на котором были изображены лев, змея, орел и барсук.

— Кто же мне мог написать? — озадаченно пробормотал Гарри, не решаясь вскрыть загадочное послание. Его сильно смутил тот факт, что незнакомый адресант знал точное местоположение не только его дома, но и комнаты.

— Это наверняка твое письмо из Хогвартса. Не бойся, открой его. — снисходительно улыбнулась Андромеда, наблюдая за смятением мальчика.

Гарри вскрыл печать, и к нему в руки выпали несколько сложенных пергаментных листов. Раскрыв первый, он прочел вслух:

ШКОЛА ЧАРОДЕЙСТВА И ВОЛШЕБСТВА «ХОГВАРТС»

Директор: Альбус Дамблдор

На этом месте и Андромеда, и Гарри, уже давно посвященный в причастность Дамблдора к его пребыванию в доме родственников, дружно скривились. Прокашлявшись, мальчик продолжил:

Дорогой мистер Поттер!

Мы рады проинформировать Вас, о том, что Вам предоставлено место в Школе чародейства и волшебства «Хогвартс». Пожалуйста, ознакомьтесь с приложенным к данному письму списком необходимых книг и предметов.Занятия начинаются 1 сентября. Ждём вашу сову не позднее 6 августа.

Искренне Ваша, Минерва Макгонагалл, заместитель директора.

Закончив читать основное послание, мальчик медленно поднял голову в сторону наставницы.

— Ну что же, Гарри, поздравляю тебя с зачислением в Хогвартс! Теперь ты становишься на путь обучения волшебству, и надеюсь, что в один день ты станешь сильным, честным и справедливым магом. — поздравила его Андромеда, серьезно глядя мальчику в глаза.

Он также серьезно кивнул в ответ, и та продолжила:

— Сегодня вечером у нас будет особенный праздник — сразу два замечательных события! Надо отдать распоряжение эльфам, пусть приготовят самый великолепный ужин из всех, что могут только вообразить. — Андромеда встала из-за стола и легкой танцующей походкой направилась в сторону кухни, что-то напевая под нос.

Гарри счастливо рассмеялся.

— И вишневый торт!

Женщина обернулась. На ее лице цвела такая редкая для нее улыбка.

— Обязательно, дорогой.

На Косой аллее царило веселое оживление, несмотря на ранний час.

Все лавки были открыты, продавцы уже выставили товары на витрины, множество прохожих сновали туда-сюда, и звуки их голосов сливались в легкий гул.

Именно в этот момент на огороженной площадке перед банком Гринготтс возникли двое. Это была статная женщина, одетая в черное атласное платье в пол и широкополую черную шляпу, светло-каштановые волосы волнами спадали на хрупкие плечи. За ее локоть держался невысокий худощавый мальчик, с черными кудрями, прикрывающими лоб и спускающимися до плеч. Он огляделся, и взгляд ярко-зеленых глаз, горящих, как два изумруда, остановился на великолепном белом здании.

Туда и направились Гарри Поттер и Андромеда Тонкс, решившая снять денег со своего счета перед началом покупок.

Поднявшись по высоким мраморным ступеням, Гарри замер, как вкопанный, глядя на существо, охраняющее бронзовые двери. Приземистый человечек, с бледно-зеленой кожей, заостренными ушами и носом, одетый в золотую униформу, приветственно кивнул им, пропуская пару внутрь. Когда Гарри прошел мимо, тот щелкнул острыми зубами, от чего мальчик вздрогнул. Тихо посмеиваясь, Андромеда наклонилась и шепнула:

— Это гоблин, они заведуют банком Гринготтс. Тебе не стоит их бояться.

Внутри гоблинов было еще больше, и, обмирая, Гарри прижался к боку Андромеды. Та подошла к стойке регистрации и запросила выдачу наличных средств из своего сейфа. Старый гоблин, растянув рот в улыбке, явившей на свет желтые клыки, позвал еще одного, что сопроводил их к сейфу мадам Тонкс.

Набрав необходимое количество разных монет, в процессе познакомив мальчика с системой валют магической Британии, Андромеда отдала ключ от сейфа обратно гоблину, что тотчас спрятал его в нагрудный карман форменного пиджака.

Выйдя обратно на Косую аллею, Гарри не мог сдерживать изумленные вздохи, рассматривая поистине волшебные магазинчики. Чего стоила одна только аптекарская лавка, в витрине которой на бархатной подушке лежал, переливаясь на свету всеми цветами радуги, рог единорога.

— Гарри, что идет первым по списку?

Он усилием воли оторвал взгляд от трехголового змея, с любопытством взирающего на него из окна «волшебного зверинца», и достал из кармана пергаментный лист.

— Форма, мадам.

— Отлично, тогда идем к мадам Малкин. — ответила Андромеда, и они не торопясь отправились к магазину с соответствующим названием.

Едва они вошли в прохладное помещение, пахнущее хлопком, им навстречу вышла полноватая седая женщина, на плечах которой лежала, слабо шевелясь, мерная лента.

— Добрый день! Собираетесь в Хогвартс? — приветственно кивнув Андромеде, дама задорно подмигнула Гарри, и тот опустил взгляд.

— Да, мадам Малкин. Полный комплект высшего качества, с чарами сушки и глажки, будьте добры. — сухо сказала Андромеда.

— Отлично! — ничуть не смутившись, радостно воскликнула портниха. — На чье имя оформляем заказ?

— Андромеда Тонкс.

— Неужели? — округлила глаза женщина. — Тогда это сам…

Она задохнулась и подскочила к мальчику.

— Вы — Гарри Поттер? Тот самый? О, Мерлин, для меня честь предоставить комплект одежды для Мальчика-который-выжил! — затараторила женщина, и стянула с шеи ленту, тотчас принявшую измерять мальчика со всех сторон.

Мадам Малкин, едва ли не подпрыгивая, умчалась в подсобное помещение, а Андромеда устало привалилась к стене.

— Об этом я забыла тебя предупредить. В магическом мире ты очень популярен, Гарри, поэтому привыкай еще не раз выслушивать подобное. — сказала она донельзя смущенному мальчику. Тот робко кивнул.

Закончив с покупкой формы, они посетили еще несколько лавок, где приобрели набор для зельеварения, телескоп и огромную стопку учебников, пакеты с которыми Андромеда уменьшила заклинанием и спрятала в сумку. Наконец, они остановились у старого, обшарпанного здания, приютившемся среди ярких аккуратных домиков. На выцветшей вывеске была выведена золотом надпись «Лавка Оллинвандера», позолота потерлась и осыпалась местами, так что слова были едва видны. Именно в это здание уверенно зашла Андромеда, сказав перед этим, что сейчас Гарри наконец получит свою волшебную палочку. Коротко брякнул колокольчик над дверью, извещая о прибытии посетителей, и из-за двери с облупившейся краской вышел беловолосый старик и, не торопясь, подошел к ним.

— Здравствуй, Гарри Поттер… Я ждал тебя мальчик, ждал долгие годы. С возвращением в мир волшебников! — радостно сказал он мальчику.

Взгляд белых, почти прозрачных глаз перешел на Андромеду.

— А вот и мадам Тонкс. Вишня, перо феникса, 16 дюймов, упругая… Я ведь прав?

— Как и всегда, мистер Оллинвандер. — с усмешкой ответила ему женщина.

— Помогите моему подопечному подобрать идеальную волшебную палочку.

Тот просиял.

— Конечно-конечно… Протяни вперед рабочую руку, Гарри.

Мальчик протянул правую руку, и Оллинвандер принялся измерять ее мерной лентой, линейкой, и даже штангенциркулем. Гарри с любопытством взирал на это, иногда скашивая глаза в сторону Андромеды. Та скучающим взором осматривала кипы деревянных коробочек, покрытых пылью.

Закончив, наконец, с измерениями, мистер Оллинвандер принес Гарри одну коробочку из бесконечных завалов, и дал ему на пробу. Едва он ею взмахнул, Оллинвандер выхватил палочку из рук мальчика, и протянул другую, длиннее. От взмаха из кончика посыпались фиолетовые искры, и мастер, цокая языком, забрал ее, протягивая новую. В процессе он постоянно упоминал материалы и длину «сих волшебных инструментов», но Гарри до того струхнул, что не запомнил ни слова.

Наконец, он протянул мальчику еще одну палочку, и, лишь взяв ее в руку, он ощутил приятное покалывание и тепло. Из кончика палочки брызнули белоснежные искры, словно звездочки. Он перевел глаза на мастера.

— Остролист и перо феникса… Интересно… Все эти компоненты символизируют вечную жизнь, перерождение, возрождение. Кому подчинится эта палочка, тому подчинятся и жизнь, и смерть… Очень любопытно, мистер Поттер. Еще более любопытен тот факт, что сестра этой палочки по магической сердцевине и оставила вам этот шрам. — на этих словах старик дотронулся до лба Гарри, отодвигая со лба ледяными пальцами челку.

— Да… Феникс впервые дал два пера, и одно из них попало в его палочку, в палочку Того-кого-нельзя называть… Он совершил множество великих дел, ужасных, да, но по своему великих.

Старик помолчал, а Гарри, судорожно сжавший палочку, ощутил непреодолимое желание выбросить ее в окно.

— Я верю, что и вас ждет блистательное будущее, но уже в светлой ипостаси. Пользуйтесь палочкой с умом, мистер Поттер.

Он вышел из лавки в полном смятении. Андромеда, молча наблюдавшая за сценой, и также молча расплатившаяся, положила руку Гарри на плечо и успокаивающе сжала.

— Не принимай его слова близко к сердцу. Магия зависит не от палочки, а от желания ее обладателя. Не думаю, что ты захочешь стать убийцей, Гарри.

Тот криво улыбнулся. Воздух запах дымом, хотя ничего не горело.

На платформе 9 и 3/4 было не протолкнуться. Обеспокоенные родители с нервозными чадами заполонили все пространство, пытаясь в последние минуты перед отправлением дать советы о будущей школьной жизни, поцеловать, а может и наругать за неподобающее поведение.

В реве зеленого пламени показались Гарри и Андромеда. Мальчик был одет в безукоризненно чистый и выглаженный костюм, за его спиной летели, медленно покачиваясь, сундук, и клетка с черным, как ночь, филином — подарком мадам Боунс в честь его первого учебного года.

Строгая женщина посетила их дом за день до первого сентября. Она выразила свою благодарность мадам Тонкс, поздравила Гарри и с прошедшим днем рождения, и с поступлением в Хогвартс, а также дала несколько советов касательно учебы, которые мальчик до сих пор прокручивал в голове.

«Учись прилежно, слушайся преподавателей, не доверяй Дамблдору.»

Проговаривая про себя эту своеобразную мантру, он чувствовал, как волнение понемногу отступает, и даже огромная толпа людей, расступившаяся перед ними, как воды перед Моисеем, не пугала его так сильно, как должна была. Не привыкший к повышенному вниманию, мальчик слышал сразу все любопытствующие шепотки за спиной.

«Это она, Андромеда Тонкс? А рядом с ней, должно быть, сам Гарри Поттер? Тот самый Гарри? Мальчик, который Выжил будет учиться с моими детьми? Лесли, не забудь взять автограф своей матушке!»

Голоса сливались в какофонию из вопросов и усмешек, и мальчик вжал голову в плечи. Остановившись у края платформы, он обернулся к своей наставнице. Андромеда неторопливо поправила воротник его рубашки, пригладила волосы, и посмотрела Гарри в глаза.

— Вот и начинается твое новое путешествие. — сказала она тихим голосом.

— Надеюсь, что оно будет поистине волшебным. Заведи побольше друзей, мне бы не хотелось, чтобы ты страдал от одиночества. Не забывай писать письма. — она бросила взгляд на Неро, который сейчас демонстративно чистил перья.

— Помни, я всегда на твоей стороне, чтобы не случилось.

Слезы блеснули в уголках ее глаз, и Гарри, наплевав на приличия, прижался к Андромеде, тихо всхлипывая.

— Я буду очень скучать, мадам, очень. — пробормотал мальчик, пытаясь сдержать рыдания. Ему не хотелось расставаться с этой женщиной, ставшей за прошедшие два года ему самым близким человеком.

Поезд издал протяжный гудок, и он с сожалением отстранился.

— Пора идти. До свидания, Гарри.

Андромеда развернулась и отошла в сторону, наблюдая за тем, как Гарри Поттер подхватывает чемодан и клетку и ступает на железные ступени.

Он вошел в вагон и огляделся. Мимо него сновали школьники, поодиночке и небольшими группами, занимая свободные купе. Решив последовать их примеру, мальчик прошел по коридору, заглядывая в стеклянные двери. Пройдя два вагона, он наконец нашел полностью свободное купе. Закинув багаж на верхнюю полку, Гарри поставил клетку с филином на сиденье напротив, давая понять, что оно занято.

Мальчик настолько отвык быть в компании сверстников, что просто не хотел начинать знакомства раньше положенного.

К тому же, его все еще немного мучал страх. Он ненавидел компании детей и подростков, ведь раньше его кузен отвадил всех детей Литтл-Уингинга общаться с «мелким, вонючим задротом, собачьим выкидышем Поттером».

В мире волшебников ему еще не приходилось знакомиться с детьми магов, поэтому он не знал, чего от них ожидать. Конечно, можно уповать на славу «героя», и надеяться, что его не будут травить, но от этого было не легче.

Чтобы отвлечься от грустных мыслей, Гарри решил выглянуть в окно. На платформе, немного позади толпы, виднелась фигура Андромеды, укутанная в неизменное черное платье. Словно почувствовав его взгляд, женщина повернулась и помахала рукой. Гарри помахал ей в ответ, и тут, будто по команде, поезд издал второй протяжный гудок и начал движение. Мальчик до последнего наблюдал за наставницей, пока алая махина поезда не скрылась за поворотом.

Из рассказов Андромеды Гарри уже знал, что поездка продлится как минимум до вечера, и решил скоротать время за чтением.

Достав из сундука учебник по зельеварению, он углубился в материал, не обращая внимания на снующих туда-сюда школьников. Этот предмет зацепил его больше остальных, наравне шли лишь чары. Он логично предположил, что приготовление зелий будет хотя бы отчасти сродни кулинарии, а в этом у него был опыт, спасибо тете Петунии. Остается надеяться, что преподаватель не станет за каждую ошибку швыряться в него корнями фиалки или сушеными тараканами.

Увлеченный книгой, Гарри не сразу заметил маячившую за дверью рыжую макушку. Какой-то мальчик с увлечением рассматривал его, а поняв, что его заметили, с грохотом распахнул дверь.

— Привет! Тут не занято? — громким басовитым голосом поинтересовался незнакомец.

— Привет, занято. — нарочито тихо и спокойно ответил ему Гарри.

Незнакомец ему почему-то сразу не понравился. Он проигнорировал его слова и бесцеремонно плюхнулся на свободное сиденье напротив, заставив Неро возмущенно заклекотать.

— Вот же место есть! Меня кстати Рон зовут. Рон Уизли. — он протянул руку для рукопожатия, всю испачканную сажей, но Гарри не ответил.

— Я же сказал, что здесь занято. — сказал Поттер, начиная понемногу злиться.

— Не кипятись, тут вон сколько свободного места, еще на десятерых хватит. — протянул рыжий, и без перехода спросил:

— Ты, кстати, правда Гарри Поттер? Мне мама сказала на платформе, а папа подтвердил. У тебя есть шрам? — и постучал согнутым пальцем по своему лбу.

— Да, и да. И еще, выйди, пожалуйста, из моего купе. я хочу побыть один. — нарочито вежливо попросил Гарри, внутри закипая от злости.

«Казалось бы, с чего я должен показывать свой шрам какому-то рыжему полудурку! Он бы еще спросил, помню ли я Того-кого-нельзя-называть!»

— пронеслось в голове мальчика. Возможно, он не смог удержать лицо, потому что Рон скривился и встал с места.

— Ну и пожалуйста, гер-о-о-й, сиди один! — издевательски протянул он и вышел, с силой задвинув дверь, так, что в ней задребезжали стекла.

Безразлично пожав плечами, Гарри вернулся к учебнику. То ли этот Уизли растрепал всем, в каком герой расположении духа, то ли все также переживали первую поездку в Хогвартс, но до самого вечера его никто не побеспокоил. Когда за окном начало смеркаться, дверь в купе опять распахнулась, явив взору Поттера лохматую девочку, уже переодетую в школьную форму, и полноватого круглолицего мальчика, неловко переминающегося с ноги на ногу за нее спиной.

— Ты не видел здесь жабу? — без приветствия громогласно поинтересовалась девочка.

— Невилл, — тут она кивнула себе за спину, — Невилл потерял жабу, и мы хотим ее найти.

— Нет, я никого не видел. — ответил ей Гарри.

Она придирчиво осмотрела купе и остановила взгляд на мальчике.

— Ты же Гарри Поттер? Я знаю о тебе все, я читала твою биографию во «Взлете и падении Темных искусств». Меня зовут Гермиона Грейнджер, я из мира маглов. — четко, как по бумажке, отрапортовала девочка.

Ошарашенный, Гарри моргнул, прежде чем ответить.

— Приятно познакомиться. Да, я Гарри Поттер. Раз уж здесь нет жабы, не могли бы вы выйти? Я хочу переодеться.

Девочка, замешкавшись и будто смутившись, вышла, а мальчик, до этого не раскрывавший рта, тихо пробормотал:

— До встречи, гарри, еще увидимся.

Он проводил парочку взглядом, мысленно сделав пометку об ознакомлении с новой книгой.

— «Взлет и падение Темных искусств», ну надо же. Интересно, что же там обо мне написано, и что из этого правда? — пробормотал под нос Гарри.

Филин в клетке ухнул, будто насмехаясь.