Измельчённый (джен)

Он был измельчён. Не в одночасье, а медленно, годами, как горная порода под неумолимым жерновом. Сначала его измельчала нищета в вонючем доме в Паучьем тупике, где грубые слова отца и тихие всхлипы матери перемалывали его детство в труху стыда и злобы.

Потом его измельчил Хогвартс. Не сам по себе, а та роль, которую он выбрал — роль полукровки из Слизерина, вечно защищающегося, вечно доказывающего, что он не грязь под ногами у таких, как Поттер и Блэк. Каждая насмешка, каждый презрительный взгляд были как острые лезвия, отсекающие от него куски наивности, надежды, веры в справедливость. Он молол сам себя в порошок, пытаясь стать твёрже, острее, черствее.

Затем её смерть. Это был финальный, сокрушающий удар жернова. Лили. Её уход измельчил в нём всё, что оставалось от Северуса Снейпа — того мальчика, который мог любить. Осталась лишь мелкая, едкая пыль — пыль раскаяния, ненависти к себе и одной-единственной клятвы. Клятвы защитить её сына.

И он стал этим порошком. Он рассыпался по ролям, которые был вынужден играть. Горстку подлого, язвительного учителя зелий — для учеников. Щепотку преданного Пожирателя — для Волдеморта. Пылинку двойного агента — для Дамблдора. Не было больше целого человека. Был лишь тонко рассчитанный рецепт из обломков, который он ежедневно смешивал и предъявлял миру.

Он был измельчён до такой степени, что мог проскользнуть в любую щель. Пройти через легилименцию, не вызвав подозрений. Выдержать взгляд Тёмного Лорда, в котором читалась лишь холодная оценка полезности инструмента. Вынести ненависть в глазах Гарри Поттера — тех самых глазах, ради которых он истязал себя каждый день.

Иногда, в редкие секунды тишины в своём кабинете, он чувствовал эту пыль у себя внутри. Сухую, безжизненную. Он был похож на те самые, идеально измельчённые ингредиенты для зелья, которых он требовал от своих учеников. Бесполезные по отдельности, но обретающие чудовищную силу в правильном сочетании.

Его сила была именно в этом. Он был не камнем, как Джеймс Поттер. Не алмазом, как Дамблдор. Он был порошком. И порошок можно было насыпать на рану, чтобы остановить кровотечение. Им можно было отравить. Или же — и в этом была вся чудовищная ирония его судьбы — его можно было всыпать в финальное зелье, которое спасёт мир.

Когда клыки Нагайны пронзили его шею, он не почувствовал новой боли. Это просто был апофеоз. Он уже был измельчён. Его просили лишь об одном — посмотреть в глаза Поттеру и отдать последнее, что у него оставалось. Воспоминание. Слезу. Частичку той самой пыли, из которой когда-то состояла его душа.

И когда он выполнил это, когда память ускользнула от него, он наконец перестал быть измельчённым. Все эти миллионы крошечных осколков его жизни, его боли, его любви, на мгновение сложились воедино. В целое. В Северуса Снейпа. Только для того, чтобы исчезнуть.

Он был зельем. Сложным, горьким и спасительным. И его приготовили, измельчив.