Чёрное Полесье (джен)

Комнату штаб-офицера майора Виктора Степановича Молотова освещала яркая керосиновая лампа. На стене крест-накрест висели две сабли в ножнах, ниже — фуражка, аккуратно повешенная на гвоздь, а правее — герб Российской империи во всём своём величии. Помещение украшали также несколько картин. Молотов их очень ценил: дворянские корни требовали роскоши и прекрасного. Правда, полотна были разнородны и не создавали той гармонии красок, что бывает на выставках, — но это мало тревожило слегка поседевшего майора.

Виктору Степановичу было уже тридцать семь. Его ровесники носили звёзды полковников, а он, застряв на год в боях под Шипкой в составе Орловского пехотного полка, лишь недавно прибыл в Петербург на летние квартиры, чтобы оправиться от пулевого ранения и не сумев поступить в Николаевскую академию Генерального штаба.

Несмотря на то, что нынешняя служба казалась не ратной, назвать её тихой было нельзя. На часах майора было четыре утра, когда громкий стук в дверь ворвался в его сон.

— Ну какого пса и в такой час! — пробурчал майор, наскоро натягивая офицерские штаны. Схватив керосиновую лампу, он пошёл встречать ночных гостей.

Стук не прекращался, пока наконец добротная дверь не распахнулась.

— Ваше благородие! Простите за столь поздний визит, но у нас чрезвычайная ситуация! — выпалил невысокий прапорщик, едва переступив порог.

В дверях стояли трое: сам прапорщик, за ним — черноволосый мужчина в рубашке и офицерских шароварах, закованный в кандалы, и конвоир с винтовкой наизготовку, державший пленника на мушке.

— Ну заходите, голубчики, — майор проводил гостей внутрь, щёлкнул выключателем, и в комнате вспыхнул тусклый свет угольной лампочки, озарив лица пришедших. Молотов подкурил сигарету от керосинки и потушил её. Усевшись в кресло за столом, он принялся рассматривать арестованного.

— Ну-с, прапорщик, докладывайте.

— Ваше благородие, в пьяной разборке поручик Алексей Викторович Тихонов убил есаула Богдана Остаповича Любимова. Согласно допросу, поводом для ссоры стала родная сестра поручика — Екатерина Викторовна. Девушка была помолвлена с есаулом, но тот изменил ей с куртизанкой из кабака «Новая Прага». Поручик, узнав об этом, потребовал извинений перед сестрой и расторжения помолвки. Пьяный есаул ответил угрозами, завязалась драка — и в её ходе есаул получил ножевое ранение в сердце трофейным турецким клинком поручика Тихонова.

Закончив доклад, прапорщик отступил в сторону, и перед Виктором Степановичем предстал несчастный человек. «С кем только не дрались… А в итоге русские бьют русских турецким ножом», — подумал майор.

Выдвинув ящик стола, он сразу же нашёл личное дело поручика Тихонова.

— Сражался под Шипкой, значит? Как же я вас сразу не вспомнил… Четвёртый полк?

— Он самый, ваше благородие, — тихо ответил Алексей.

— Так-с… Прапорщик, выходите. Оставьте нас с поручиком наедине. Проведу повторный допрос и приму решение. Гарнизону — спать. Нечего бодрствовать: нам ещё турок бить.

Прапорщик чётко приложил руку к фуражке и, вместе с конвоиром, покинул кабинет майора Молотова.

— Ну что, Алексей? За такой проступок вас следовало бы в темницу, а там, глядишь, и на виселицу. Но у державы и без вас дела хромают. После сражений с турками столько гробов увезли с полей… А вы тут дуэлями промышляете. Где сейчас сестра?

Поручик, до сих пор не поднимавший глаз, наконец взглянул на майора. Глаза его были тусклыми, как два уголька. Русые, слегка растрёпанные волосы и загорелая кожа выдавали южные корни; нос — небольшой, заострённый (видимо, от отца). Не сказать, чтобы Тихонов был красавцем, но у местных девушек пользовался авторитетом как интеллигентный и внимательный кавалер. Было ему двадцать шесть лет.

— Сестра дома… Она ничего не знает…

— Понял, — перебил Виктор Степанович. — Значит так-с. О вас, Алексей, мы сами сообщим сестре. Оставлять вас, конечно, не могу. Ждёт вас ссылка и понижение в чине. Отныне вы — подпоручик.

Майор взял перо с металлическим наконечником, макнул в чернильницу и внес правки в личное дело. Затем с силой приложил гербовую печать к пергаменту — стол даже подпрыгнул. Лицо Молотова было мрачным и грозным, но не от злобы к Тихонову, а от хронического недосыпа: едва отойдя от ратных дел в Петербурге, его назначили управлять внутренними делами гвардейского пехотного полка, где чуть ли не ежедневно кто-то кого-то убивал.

— Ваше благородие, а куда ссылаете-то? — осторожно спросил Алексей.

Молотов развернул карту, бормоча себе под нос, делая пометки… Наконец, он остановился.

— «Чёрное Полесье»… Хм-м… Впервые слышу. Ну да ладно.

Взяв чистый лист, майор принялся писать рапорт:

— Отправляют вас в деревню Чёрное Полесье, где-то на окраине Новгородской губернии. Срок — два года, без права переписки. О вашей сестре позаботимся сами. Других родственников, как я понимаю, у вас нет? В личном деле так и указано.

Свернув лист в трубочку, майор перевязал его верёвкой, капнул сверху сургучом и проставил печать.

— Прапорщик, входите!

В следующий миг невысокая фигура уже стояла в комнате.

— Забирайте подпоручика Тихонова и следуйте этой грамоте. Не забудьте заглянуть к его сестре — пусть попрощаются. Всё, идите.

Откланявшись, ночные гости покинули кабинет майора. Спустя несколько минут, докурив сигарету, хозяин комнаты выключил свет и лёг спать.