Delirio (гет)

Delirio*

*бред, мания, психоз, бурный восторг, исступление, пыл (с итал.)

Они его беспокоят. Эта мысль не раз посещала Рона, но раньше он отмахивался от неё. Нет, не потому что ему было наплевать, просто он думал, что это не так страшно, что это временно. И, размышляя так, он долго успокаивал себя тем, что всё это скоро пройдёт. Но теперь опасения, которым он не придавал или старался не придавать значения, вновь вернулись, причём показались гораздо более реальными, обоснованными. Его друзья по-настоящему беспокоили его. Их поведение, то, что они сидят теперь в разных углах гостиной, что почти не разговаривают друг с другом и с ним, что теперь они втроём не делятся тайнами, не спорят и не содрогаются при мысли о чём-то ужасном... То есть не делают всего того, что делали всегда, точнее раньше. Всё это тревожило его.

Что-то произошло. Да, Рон как-то внезапно понял это, и ему стало горько. Он наконец осознал, что что-то изменилось, но не мог точно определить, что. Что-то. Что-то, заставившее их отдалиться друг от друга. Причём как-то постепенно, незаметно. Череда забот, проблем, его собственных, его семьи, волшебного мира.Так много всего произошло в последнее время, так много всего свалилось на них, что что-то изменилось. И не понять, кто виноват в этом чём-то. И не понять, как это вышло. И не понять даже, что же это за «что-то».

Рон поднял голову от учебника Заклинаний, из которого не прочитал ни строчки, и посмотрел на Гарри. Тот сидел в углу, отгородившись ото всех своими бесконечными пыльными фолиантами, толщиной больше, чем словарь Гермионы по древним рунам. Навалив перед собой горы пергамента, перьев, книг по тёмной магии и какой-то непонятный серебряный прибор, в такую высокую груду, что окружающие даже встав, могли видеть только изумрудные глаза, когда они отрывались от книги, чтобы свериться с прибором.

В последнее время Гарри только и делал, что сидел в углу гостиной и занимался чем-то. Он не говорил чем, но Рон догадывался, что это было связано с Тем-Кого-Нельзя-Называть и хоркраксами. На все расспросы Гарри отвечал, что «всё давно решил и не собирается никого в это втягивать». Рон не мог себя упрекнуть в том, что не был настойчивым, но он знал, что если Гарри что-то решит, то заставить его изменить решение может только что-нибудь убедительное. Но у Рона никогда не получалось придумать что-нибудь убедительное, потому что он не знал, что же было это «что-то».

Рон вздохнул. Гермиона принялась нетерпеливо перекладывать стопки книг на столе в поисках какого-то очередного «монстра для лёгкого чтения». В последнее время она не хотела говорить и думать ни о чём, кроме книг, будто её одержимость учёбой вдруг получила обострение. Она читала, читала и читала. Везде — в гостиной, в библиотеке, за обедом, на улице, в коридорах. На все попытки Рона выяснить причину и поговорить, Гермиона отвечала, что ей некогда. Их отношения увяли. Нет, Рон не ждал, что у них будут мексиканские страсти. Просто он надеялся на робкие поцелуи и объятия, ну или хотя бы на какую-то теплоту и понимание, на те дружеские чувства, которые пережили так много! Но Гермиона вдруг стала отчуждённой, совсем замкнулась в этих проклятых книгах. Нет, не вдруг, а после того, как Гарри отдалился от них обоих. С этого момента всё пошло наперекосяк!

Рон всё чаще вспоминал, сколько всего они пережили, как много через что прошли. И ведь всегда, всегда были вместе. Вместе принимали страшные новости, вместе боролись ради высоких идеалов, вместе попадали в неприятности и вместе выпутывались из них. И вместе было лучше, несравнимо, необъятно легче.

А теперь между ними будто выросла ледяная стена, и Рон не знал, что с этим делать. Его даже уже не так и волновало, чем было это «что-то», ему просто хотелось, чтобы оно исчезло.

— Рон, мама написала, что у папы тяжёлый период на работе, — с этими словами к нему подсела Джинни. В руке она сжимала клочок бумаги.

— Что? — переспросил Рон, роняя учебник.

— Мама написала, что у папы трудности на работе, — повторила Джинни ровным голосом.

— Что за трудности? — спросил Рон обеспокоенно.

— Не знаю, — ответила Джинни. — Я думаю, в Министерстве теперь наблюдают за всеми членами Ордена...

— Но ведь папе ничего не грозит? — переспросил Рон. — Что они могут ему сделать?

— Я не знаю.

— Мама больше ничего не написала? — спросил Рон.

— Нет, — ответила Джинни односложно.

— Это значит, что либо всё не так страшно, либо что она не хочет нас пугать, — медленно проговорил Рон.

Джинни промолчала в ответ.

— Но ведь папу теперь взяли в другой отдел, — пробормотал Рон. — Может, у него просто из-за этого тяжёлый период. Я надеюсь, что с Министерством дела не так плохи. Почему ты молчишь? — спросил он у сестры.

— Потому что мне всё равно это всё не нравится, — сказала Джинни. — И потому, что тут нечего сказать!

— Джинни, а мне не нравится, что ты всё время пребываешь в таком состоянии, — сказал Рон, взглянув на сестру.

— В каком состоянии? — отрывисто переспросила Джинни.

— Ты почти не улыбаешься, — вымолвил Рон грустно.

— А много поводов для веселья?! — воскликнула Джинни. — Ты читаешь «Пророк», Рон? Каждый день думаешь, а вдруг в этом номере будут твои родные или друзья?!

Она вскочила на ноги.

— Напиши маме, — бросила Джинни и убежала в спальню.

Рон некоторое время молча смотрел на оставленный Джинни на ручке его кресла лист пергамента, на котором были написаны нетвёрдой рукой несколько строк. Затем он вздохнул и поднял с пола упавший учебник. Он понимал, как тяжело было сейчас Джинни. Она боялась за отца, за братьев, её пугало то, что пугало теперь всех, но Рон также понимал, что кроме этого она переживала из-за того, что Гарри не просто положил конец их отношениям, но и вообще перестал с ней общаться. Да, Рон понимал, как тяжело было его сестре, но он знал, что во всём виновато было «что-то».

Ненавистное «что-то»! Рон непроизвольно сжал письмо из дома.

* * *

Такого Рон даже сам от себя не ожидал. Да и кто мог подумать, что Рон Уизли, в здравом уме и твёрдой памяти, по доброй воле и без какой-либо крайней необходимости придёт в библиотеку! Рон не переставал удивляться сам себе, минуя двери читального зала.

Там было не много народу, потому что завтра было воскресенье, и перед целым выходным студенты предпочитали провести вечер в гостиных. Рона эта перспектива угнетала, потому что он уже больше не мог смотреть на своих друзей, которые так отстранились от него и друг от друга.

Рон даже не очень понимал, хочет ли говорить с кем-нибудь или нет. Но за одним из столов он неожиданно увидел Луну и решил подойти к ней.

— Привет, Луна, — обратился он к девушке. — Что читаешь?

— О, привет, Рональд, — вымолвила Луна, подняв голову от книги и ничуть не удивившись. — Я читаю заклинания. У нас в понедельник тест по невербальным чарам.

— Понятно, — кивнул Рон. — А можно я с тобой посижу немного? — спросил он.

— Конечно, — ответила Луна. — Я могу даже прервать чтение, если тебе хочется о чём-нибудь поговорить. — Она всегда так делала: говорила всё напрямик, и это почему-то смутило Рона.

— Да я вовсе не... — начал было он, но, взглянув в огромные голубые глаза Луны, осёкся. — Если честно, то я вообще не знаю, зачем сюда пришёл, — честно сказал Рон.

— Может, тебе нужна в чём-нибудь помощь? — предположила Луна, откладывая книгу. — Или совет?

— У нас в понедельник контрольная по зельям, — выдал Рон первое, что вспомнил. — Я её непременно провалю.

— Да? по какой теме? — спросила Луна.

— Чуть ли не по всем высшим зельям, — ответил Рон и добавил: — Они очень сложные.

— Да, но ведь тебе просто нужен кто-нибудь, кто бы немного помог тебе, — Луна сказала это так просто, что у Рона побежали мурашки по коже.

У него появилось непреодолимое желание тут же сбежать из библиотеки, но внезапная мысль о том, что ему действительно будет лучше подготовиться к контрольной хотя бы для того, чтобы не расстраивать лишний раз маму, заставила его остаться на месте. Кроме того, Рону очень не хватало помощи Гермионы, но она была всё время так занята и замкнута, что Рон просто не решался просить её о чём-либо.

— А чем ты можешь мне помочь? — спросил Рон Луну ещё слегка недоверчиво. — Потому что морщерогие кизляки мне навряд ли пригодятся для...

— Рога морщерогих кизляков входят в состав многих незаменимых зелий, — невозмутимо прервала его Луна, — но они не включены в школьную программу, — тут же успокоила она его. — А у меня есть книжка как раз по высшим зельям, — проговорила рэйвенкловка, — она осталась мне от мамы. В ней всё изложено очень понятно и много интересного, — с этими словами Луна полезла в сумку и достала оттуда толстенную книгу в витиеватом и позолоченном, хотя и немного истёршемся переплёте.

— Хм, ну, ладно, — пожал плечами Рон.

* * *

В воскресенье Рон с Луной опять сидели вместе в библиотеке, и Луна проверяла, как он усвоил состав и свойства тех зелий, которые они успели разобрать.

Поначалу Рон скептически отнёсся к этой затее, но постепенно с удивлением заметил, что Луна действительно ему сильно помогает. Она была очень терпелива и никогда не выходила из себя, не выказывала усталости или раздражения. С ней Рон не чувствовал себя тугодумом и лентяем, ему всегда было трудно заставить себя заниматься, но с Луной он делал это сам, и у него возникало приятное чувство гордости за каждое, даже незначительное усилие, поэтому ему хотелось продолжать. Так что вскоре Рон уже вовсе не жалел, что согласился принять её помощь.

— Хорошо, Роналд, — вымолвила Луна, когда тот рассказал ей, наконец, состав последнего отвара, который они прошли. — Теперь давай перейдём к следующему зелью. Оно называется «Animato dono». Его открыл известный итальянский алхимик и путешественник Джованни де Веррацано. В учебнике сказано, что это зелье особым образом воздействует на чувства и восприятие человека. Его используют в магической медицине при лечении нервных расстройств, а также всякого рода одержимостей. Если я правильно понимаю, то оно улавливает подсознательные желания и стремления человека, переключает внимание и, в общем, помогает, если человек зацикливается на чём-то, уходит в себя. Короче говоря, оно помогает людям расслабиться, переживать всякого рода потрясения и депрессии. Состав этого зелья...

— Постой, Луна, — перебил её Рон. — Я вот немного не понял. Это «Aminato dona», или как его там?

— «Animato dono», — отозвалась Луна, оторвав взгляд от учебника зелий и взглянув на Рона.

— Ну да, — поспешно кивнул тот. — Оно как бы это сказать, помогает людям разобраться в своих проблемах?

— В общем, да, — ответила Луна. — Оно позволяет им прислушаться к собственному подсознанию.

— Прислушаться, — протянул Рон, — и последовать его зову? — спросил он.

— Не знаю, — пожала плечами Луна. — Тут об этом ничего не написано. Вообще мне не кажется, что оно заставляет что-то делать. Нет, скорее всего, нет. Оно распознаёт желания, возможно, выявляет их, позволяет людям осознать свои проблемы, переключиться на что-то другое. В общем, это же лечебное зелье, оно должно помогать. К тому же, тут нет таких компонентов, как, скажем, в Амортенции, которые должны вызывать непреодолимую страсть.

— А что это за компоненты? — вытаращил глаза Рон.

— Нужно уточнить в рецепте, — проговорила Луна, сосредоточенно листая учебник, но остановилась: — Нет, до Амортенции мы ещё не дошли. Давай со всем по очереди.

— Да, конечно, — кивнул Рон, откинувшись на спинку стула.

* * *

Рон нервно теребил край своей контрольной работы по зельям, судорожно пытаясь сосредоточиться. Он ведь всё учил, Луна говорила, что он всё знает. Да, он всё сможет. Рон прочитал следующий вопрос. Он определённо это учил. Как же называется это зелье? ах да!.. О, а это Амортенция... состав, свойства... бесцветная и безвкусная жидкость, только запах у неё приятный для каждого человека свой. Теперь состав. Особые компоненты... лепестки голубого лотоса, тмин, лаванда, тёртый рог единорога и листья адормидеры...

У Рона перед глазами мелькали списки компонентов и свойств, слышался спокойный голос Луны, читающей по учебнику и объясняющей особенно сложные места. Рон весь ушёл в работу. Он писал, писал и писал так усердно, что к концу урока у него даже заболела голова, и на лбу выступил пот. От волнения мысли немного путались, но знания всплывали в памяти сами собой.

Наконец, прозвенел колокол, и Рон с чистой совестью отложил свой пергамент. Может, он что-то и забыл, но, во всяком случае, его работа была более чем удовлетворительна. Рон рассеянно огляделся по сторонам. Его взгляд скользнул по Гермионе, быстро дописывающей мелким почерком строчки последнего дополнительного вопроса. Затем он повернулся к Гарри, который досадливо потирал переносицу очков, перечитывая какое-то место в своей работе.

— К сожалению, время вышло. Сдавайте, пожалуйста, работы! — сказал профессор Слагхорн, поднимаясь из-за стола.

Ученики засуетились, сложили работы на первую парту и стали собирать ингредиенты в сумки.

— Дружище, ну, как? — спросил Рон у Гарри.

— Нормально, — рассеянно протянул друг, закрывая свой портфель.

— Здорово, нам на завтра задали только заклинания, может, пойдём, полетаем? — спросил Рон, когда они вышли из класса.

— Э...э... — на мгновение замялся Гарри. — Я бы с удовольствием, но не могу. В общем, извини, — вздохнул он.

— Да ничего, — поспешно ответил Рон. — Но, может, я бы... мог помочь?

— Нет, Рон, — отозвался Гарри и продолжил: — Это просто учёба.

— Ладно, — сказал Рон только одно слово.

Дальше они шли молча. Неожиданно Рона кто-то окликнул. Обернувшись, он увидел пробирающуюся сквозь толпу Луну.

— Ну, как твоя контрольная? — спросила она.

— Нормально, — ответил Рон. — Мне кажется, что я её не провалил. И всё благодаря тебе.

— О, брось, я просто составила тебе компанию, — сказала Луна.

— Нет-нет, — немного неловко протянул Рон. — Я очень тебе благодарен. А как твой тест? — спросил он неожиданно.

— Хорошо, — ответила Луна. — Всё было в рамках учебника, профессор Флитвик никогда не даёт того, чего не объяснял, так что я справилась.

— О, это хорошо, а то я немного боялся, что из-за того, что ты согласилась мне помочь, ты не успела подготовиться к тесту, — вздохнул с облегчением Рон.

— Даже если бы и так, я бы не пожалела, что помогла тебе, — проговорила Луна.

— Рон, я, пожалуй, пойду на обед, — сказал Гарри и направился к лестнице.

Рон проводил друга долгим взглядом.

— У вас что-то случилось? — спросила Луна, взглянув на Рона.

— Не знаю, — честно ответил тот. — Должно быть, я зря беспокоюсь. Сейчас просто время неспокойное.

— Неспокойно бывает на душе, а время неспокойным не бывает, — отозвалась Луна.

Рон изумлённо взглянул на неё, а потом кивнул.

— Да, спасибо тебе ещё раз за помощь, Луна, — сказал он. — Я подумал, может, ты бы согласилась когда-нибудь потом ещё позаниматься со мной зельями? У тебя это замечательно получается.

— Ты можешь обращаться ко мне в любое время, Рональд, — ответила Луна и пошла на обед.

Рон какое-то время смотрел ей вслед, о чём-то усиленно размышляя, а затем неожиданно развернулся на каблуках и помчался к парадной лестнице.

* * *

Рон уже около получаса сидел в библиотеке, глядя на раскрытую книгу по зельеварению. Он уже в сотый раз перечитывал описание зелья, пытаясь принять какое-нибудь решение. Рон не был уверен, что это была удачная идея, но в описании не было ничего опасного, и его взгляд упорно натыкался на фразу: «имеет мягкое действие».

Рон знал, что Гермиона бы возмутилась, если бы узнала, что он задумал, но как только он начинал думать о Гермионе и представлять, что бы она сказала, сердце отчаянно сжималось. Нет, так нельзя. С этим «чем-то» надо что-то делать. Иначе всё станет ещё хуже. Им нужна помощь, и если не он, их лучший друг, то кто им поможет?

Да, решено, он всё сделает. И всё сделает правильно. И всё будет как раньше.

* * *

Котёл, стоящий на бачке, мерно шипел. Рон сосредоточенно помешивал варево, неотрывно глядя на часы. Наконец, наступило время добавить последний ингредиент. Рон перестал помешивать бледно-голубое варево и полез в сумку за последним компонентом.

Достав баночку, полную светлого порошка, Рон стал аккуратно отмерять указанное в книге количество. Ещё раз всё проверив, он засыпал порошок в котёл и снова стал помешивать зелье. Жидкость в котле стала светлеть, и, в конце концов, стала нежно-белой.

Тогда Рон принялся закручивать банку с порошком и не заметил, как смахнул случайно прилипший к ней синий лепесточек, который упал в котёл.

Посчитав, что зелье вполне готово, Рон потушил огонь и осторожно наполнил заранее приготовленную склянку светлой жидкостью.

* * *

Было уже очень поздно. Все ученики давно покинули гостиную Гриффиндора, и даже огонь в камине уже давно погас. От него остались только едва мерцающие угли. Гарри устало потёр переносицу и взглянул на часы. Была уже половина второго ночи. Ох, один Мерлин знал, как он устал. От непрерывного сидения за учебниками в душной гостиной болела голова, затекали все мышцы и начинали слезиться глаза. И так проходил его каждый будний вечер и каждый выходной день уже очень и очень долго.

Все студенты думали, что Гарри усиленно учит уроки, и, разумеется, если бы кому-нибудь вздумалось заглянуть в его книги и пергаменты, он бы увидел только тексты по трансфигурации, зельям, какие-то рунические трактаты и сочинения по сложнейшим защитным чарам. И, убедившись в намерениях гриффиндорца, только бы пожал плечами. Также в искренности Гарри убеждали его стремительные успехи в учёбе, всегда выполненное домашнее задание и готовность ответить на вопрос учителя.

Но всё это было очень далеко от того, чем в действительности занимался Гарри, хотя, безусловно, домашнее задание тоже отнимало у него достаточно время. На самом деле, Гарри занимался изучением тех книг, которые ему оставил Дамблдор, и в которых он искал заклинания, способные помочь ему в поисках хоркраксов. А также размышлял о Томе Риддле и вновь и вновь перебирал в голове все факты его биографии, которые удалось собрать покойному директору Хогвартса. Гарри посвятил всё своё свободное время разгадке местонахождения хоркраксов, их уничтожению и обретению навыков, способных помочь ему победить Волдеморта. И главное, чего он старался избегать, занимаясь этим, это было общение с друзьями.

Да, именно этого он хотел больше всего — как можно меньше общаться с друзьями, даже просто как можно меньше разговаривать с ними. Гарри твёрдо решил не посвящать их в свои проблемы и свои тайны, не позволять им помогать себе и просто находиться рядом. Он намеренно и решительно возводил вокруг себя непробиваемую, глухую стену, которая плавно, но верно отрезала его от друзей. Гарри никому бы не смог признаться, насколько ему это было тяжело, насколько это было горько и больно, но в то же время насколько он считал это правильным.

Лёжа долгими, бесконечно долгими и одинокими ночами в своей спальне в доме Дёзлей, Гарри, не переставая, размышлял о своей жизни, и, размышляя о ней, вспоминал всё хорошее и всё плохое, что в ней было. И он не мог отделаться от ужасающей мысли, что вся его жизнь — это сплошная череда потерь. Как будто судьба твёрдо намеревалась объяснить Гарри, что герой должен остаться один. Что ж, он решил, что усвоит этот урок, пусть слишком поздно, но усвоит. Он решил, что совершенно правильно расстался с Джинни, что вообще не должен был позволять себе влюбиться в неё, и тем паче ей увлечься им даже на этот промелькнувший месяц, что они встречались. В конце шестого курса у него просто не хватило решимости, не хватило сил отказаться ещё и от своих друзей. Дружба была всегда самой дорогой для него вещью. Он не мог отрицать, что ему было несоизмеримо труднее отказаться от неё, чем от любви к Джинни. Но всё же, вернувшись от Дёзлей, он смог сделать и это, смог отказаться от друзей, смог отдалиться от них. Он сделал это постепенно, незаметно, но твёрдо. И он не жалел об этом, потому что знал, что не позволит больше никому погибнуть ради него. И если судьба потребует этого, то следующей жертвой будет только он сам.

Гарри смотрел на забытый Гермионой на соседнем столе словарь по рунам, когда все эти мысли и воспоминания, грозя нестерпимой горечью поколебать его решимость, пронеслись перед ним. Но он справился с собой, как делал это сотни раз каждый день. И, вздохнув, он собрал свои книги и направился наверх в спальню, чтобы на следующий день также делать вид, что ничего кроме этих книг не интересует его.

* * *

Гермиона постаралась уйти в спальню как можно раньше, чтобы там продолжить свои занятия. Занятия, которым она отдавала всё своё свободное время и которые не имели для неё ровным счётом никакого значения. Она была как бы одержима ими, она занималась только учёбой, находя только в этом спасение от невыносимого и безысходного отчаяния, терзавшего её. Она занималась уроками, непомерным и бесконечным дополнительным чтением круглые сутки, забывая есть, пить и спать, просто для того, чтобы вместе со всем этим забыть о собственной боли, о собственном унынии и бессильной ярости.

Только отвлекаясь на нисколько не волнующие, на самом деле, её занятия, она могла спастись от мыслей о потерянной дружбе. О разрушенной, умерщвлённой, искусственно, насильно забытой дружбе, воспоминания о которой приносили нестерпимую боль. Боль, злость и отчаяние от собственного бессилия.

Гермиона не знала, что ей делать и даже не знала, кого в этом винить. Она могла бы винить во всём Гарри, но была не в силах это сделать. Она его понимала, не умом а будто истекающим кровью сердцем, понимала, не находя в себе сил смириться. Её сил хватало лишь на то, чтобы не рассыпаться на части.

Гермиона боролась до конца, она до последнего пыталась не позволить ледяной, мрачной и неумолимой стене встать между ними. Но она была бессильна. Она ничего не могла с этим сделать, она не могла остановить это, не могла помешать тому, что Гарри отдалился от них. Гермиона знала причину, по которой он сделал это, несмотря на то, что он не произносил её вслух. Она просто чувствовала её, но не могла с ней смириться и не могла ей поверить.

Возможно, она могла бы остаться вместе с Роном. И они могли бы, наверное, помочь друг другу пережить раскол их дружбы, но это было выше её сил. Находясь рядом с Роном без Гарри, Гермиона чувствовала горечь, холод и одиночество, как будто ледяной ветер забирался ей прямо в сердце, и она не могла это выносить. Не могла выносить даже воспоминаний о том, что было утрачено. Единственное, что оставалось, это вообще убежать от всего.

И она бежала, как делала это много раз с тех пор, как научилась читать, прибегая к единственному прибежищу — к книгам. И они помогали. Хотя бы немного, хотя бы на время. Хотя бы просто заглушить эту боль. Боль невосполнимой потери.

* * *

Обед в Большом зале протекал как обычно. Студенты болтали, поглощая овсяную кашу или яичницу с беконом, обсуждали прошедшие и предстоящие уроки и ждали прибытия сов. Гарри сидел за столом Гриффиндора, сосредоточенно повторяя заклинания, сидящая чуть в стороне от него Гермиона, не отрываясь, читала учебник по нумерологии. Рон тоже собирался практиковаться в заклинаниях, но вместо этого просто рассеянно махал палочкой, глядя на друзей. Наконец, он положил её на стол и вернулся к своей уже остывшей яичнице.

Не отрываясь от чтения заклинаний, Гарри нащупал свой стакан с соком и сделал глоток. Через секунду он вздрогнул, закашлялся и с удивлением взглянул на свой стакан. Сидящий рядом Невилл обеспокоено повернулся к другу:

— Что-то случилось? — спросил он.

— Да нет, — отозвался Гарри, — просто сок какой-то кислый.

Гермиона тоже пригубила напиток.

— Да, точно, — сжимая в руке свой кубок, отозвалась она.

Рон успел заметить, как она вздрогнула и бросила испуганный взгляд в сторону Гарри.

Попробовав свой сок, Гарри не нашёл его кислым, он просто почувствовал аромат чернил, свежей печатной бумаги, орехового дерева и корицы. Это даже не было никак связано с соком, просто он неожиданно подумал о библиотеке, и это застало его врасплох болезненной ассоциацией. А от сока Гермионы веяло запахом хвои, влаги и травы, шоколадом и квиддичным полем, оттого сладкий напиток застыл во рту горечью. Отвернувшись, девушка решила больше не притрагиваться к бокалу.

* * *

Ничего особенного в этот день не произошло. Ребята вернулись с занятий, которые были, как всегда, утомительными и насыщенными. Устроившись в гостиной Гриффиндора, студенты принялись за уроки. Гарри с Гермионой заняли свои обычные места и стали заниматься тем же, чем обычно, то есть тем, что окружающие называли уроками.

Рон напряжённо наблюдал за ними поверх учебника трансфигурации. «Неужели, неужели так ничего и не произойдёт?!» думал он, «неужели зелье так и не подействует? Хотя, может, это даже к лучшему... хотя нет, оно должно подействовать, ведь я же всё сделал правильно! Оно действует не сразу, мне просто нужно набраться терпения. И всё будет как раньше».

Гарри листал свой очередной фолиант, читая про самый мощный зеркальный щит. Текст был очень сложный, и Гарри с трудом воспринимал замысловатые магические термины. Ещё, конечно, сказывалась усталость. Было только восемь часов вечера, а ему уже хотелось спать. Должно быть, он переутомился за прошедшие недели, и хотя работы было ещё очень много, возможно, стоило дать себе немного отдыха, чтобы завтра поработать подольше. Одолев ещё один абзац, Гарри сдался и захлопнул книгу.

Оторвавшись от чтения, он оглядел гостиную. Студенты ещё корпели над домашним заданием, кто-то доставал шахматы, пара третьекурсников в углу играла в карты. Гарри пожал плечами, потянулся, расправляя спину, и встал из-за стола. Взмахом палочки он сложил свои книги и направился в спальню. Рон догнал его на лестнице.

— Гарри, что-то случилось? — спросил друг.

— Нет, — недоумённо отозвался тот, — просто я ужасно устал и хочу спать. Вчера засиделся допоздна, так что решил сегодня отдохнуть.

Рон удивлённо замер, а потом улыбнулся.

— Ну, тогда спокойной ночи! — просиял он.

— Спокойной, — отозвался Гарри и пошёл спать.

Рон проводил его радостным взглядом и вернулся в гостиную.