Delirio (гет)

Delirio*

*бред, мания, психоз, бурный восторг, исступление, пыл (с итал.)

Они его беспокоят. Эта мысль не раз посещала Рона, но раньше он отмахивался от неё. Нет, не потому что ему было наплевать, просто он думал, что это не так страшно, что это временно. И, размышляя так, он долго успокаивал себя тем, что всё это скоро пройдёт. Но теперь опасения, которым он не придавал или старался не придавать значения, вновь вернулись, причём показались гораздо более реальными, обоснованными. Его друзья по-настоящему беспокоили его. Их поведение, то, что они сидят теперь в разных углах гостиной, что почти не разговаривают друг с другом и с ним, что теперь они втроём не делятся тайнами, не спорят и не содрогаются при мысли о чём-то ужасном... То есть не делают всего того, что делали всегда, точнее раньше. Всё это тревожило его.

Что-то произошло. Да, Рон как-то внезапно понял это, и ему стало горько. Он наконец осознал, что что-то изменилось, но не мог точно определить, что. Что-то. Что-то, заставившее их отдалиться друг от друга. Причём как-то постепенно, незаметно. Череда забот, проблем, его собственных, его семьи, волшебного мира.Так много всего произошло в последнее время, так много всего свалилось на них, что что-то изменилось. И не понять, кто виноват в этом чём-то. И не понять, как это вышло. И не понять даже, что же это за «что-то».

Рон поднял голову от учебника Заклинаний, из которого не прочитал ни строчки, и посмотрел на Гарри. Тот сидел в углу, отгородившись ото всех своими бесконечными пыльными фолиантами, толщиной больше, чем словарь Гермионы по древним рунам. Навалив перед собой горы пергамента, перьев, книг по тёмной магии и какой-то непонятный серебряный прибор, в такую высокую груду, что окружающие даже встав, могли видеть только изумрудные глаза, когда они отрывались от книги, чтобы свериться с прибором.

В последнее время Гарри только и делал, что сидел в углу гостиной и занимался чем-то. Он не говорил чем, но Рон догадывался, что это было связано с Тем-Кого-Нельзя-Называть и хоркраксами. На все расспросы Гарри отвечал, что «всё давно решил и не собирается никого в это втягивать». Рон не мог себя упрекнуть в том, что не был настойчивым, но он знал, что если Гарри что-то решит, то заставить его изменить решение может только что-нибудь убедительное. Но у Рона никогда не получалось придумать что-нибудь убедительное, потому что он не знал, что же было это «что-то».

Рон вздохнул. Гермиона принялась нетерпеливо перекладывать стопки книг на столе в поисках какого-то очередного «монстра для лёгкого чтения». В последнее время она не хотела говорить и думать ни о чём, кроме книг, будто её одержимость учёбой вдруг получила обострение. Она читала, читала и читала. Везде — в гостиной, в библиотеке, за обедом, на улице, в коридорах. На все попытки Рона выяснить причину и поговорить, Гермиона отвечала, что ей некогда. Их отношения увяли. Нет, Рон не ждал, что у них будут мексиканские страсти. Просто он надеялся на робкие поцелуи и объятия, ну или хотя бы на какую-то теплоту и понимание, на те дружеские чувства, которые пережили так много! Но Гермиона вдруг стала отчуждённой, совсем замкнулась в этих проклятых книгах. Нет, не вдруг, а после того, как Гарри отдалился от них обоих. С этого момента всё пошло наперекосяк!

Рон всё чаще вспоминал, сколько всего они пережили, как много через что прошли. И ведь всегда, всегда были вместе. Вместе принимали страшные новости, вместе боролись ради высоких идеалов, вместе попадали в неприятности и вместе выпутывались из них. И вместе было лучше, несравнимо, необъятно легче.

А теперь между ними будто выросла ледяная стена, и Рон не знал, что с этим делать. Его даже уже не так и волновало, чем было это «что-то», ему просто хотелось, чтобы оно исчезло.

— Рон, мама написала, что у папы тяжёлый период на работе, — с этими словами к нему подсела Джинни. В руке она сжимала клочок бумаги.

— Что? — переспросил Рон, роняя учебник.

— Мама написала, что у папы трудности на работе, — повторила Джинни ровным голосом.

— Что за трудности? — спросил Рон обеспокоенно.

— Не знаю, — ответила Джинни. — Я думаю, в Министерстве теперь наблюдают за всеми членами Ордена...

— Но ведь папе ничего не грозит? — переспросил Рон. — Что они могут ему сделать?

— Я не знаю.

— Мама больше ничего не написала? — спросил Рон.

— Нет, — ответила Джинни односложно.

— Это значит, что либо всё не так страшно, либо что она не хочет нас пугать, — медленно проговорил Рон.

Джинни промолчала в ответ.

— Но ведь папу теперь взяли в другой отдел, — пробормотал Рон. — Может, у него просто из-за этого тяжёлый период. Я надеюсь, что с Министерством дела не так плохи. Почему ты молчишь? — спросил он у сестры.

— Потому что мне всё равно это всё не нравится, — сказала Джинни. — И потому, что тут нечего сказать!

— Джинни, а мне не нравится, что ты всё время пребываешь в таком состоянии, — сказал Рон, взглянув на сестру.

— В каком состоянии? — отрывисто переспросила Джинни.

— Ты почти не улыбаешься, — вымолвил Рон грустно.

— А много поводов для веселья?! — воскликнула Джинни. — Ты читаешь «Пророк», Рон? Каждый день думаешь, а вдруг в этом номере будут твои родные или друзья?!

Она вскочила на ноги.

— Напиши маме, — бросила Джинни и убежала в спальню.

Рон некоторое время молча смотрел на оставленный Джинни на ручке его кресла лист пергамента, на котором были написаны нетвёрдой рукой несколько строк. Затем он вздохнул и поднял с пола упавший учебник. Он понимал, как тяжело было сейчас Джинни. Она боялась за отца, за братьев, её пугало то, что пугало теперь всех, но Рон также понимал, что кроме этого она переживала из-за того, что Гарри не просто положил конец их отношениям, но и вообще перестал с ней общаться. Да, Рон понимал, как тяжело было его сестре, но он знал, что во всём виновато было «что-то».

Ненавистное «что-то»! Рон непроизвольно сжал письмо из дома.

* * *

Такого Рон даже сам от себя не ожидал. Да и кто мог подумать, что Рон Уизли, в здравом уме и твёрдой памяти, по доброй воле и без какой-либо крайней необходимости придёт в библиотеку! Рон не переставал удивляться сам себе, минуя двери читального зала.

Там было не много народу, потому что завтра было воскресенье, и перед целым выходным студенты предпочитали провести вечер в гостиных. Рона эта перспектива угнетала, потому что он уже больше не мог смотреть на своих друзей, которые так отстранились от него и друг от друга.

Рон даже не очень понимал, хочет ли говорить с кем-нибудь или нет. Но за одним из столов он неожиданно увидел Луну и решил подойти к ней.

— Привет, Луна, — обратился он к девушке. — Что читаешь?

— О, привет, Рональд, — вымолвила Луна, подняв голову от книги и ничуть не удивившись. — Я читаю заклинания. У нас в понедельник тест по невербальным чарам.

— Понятно, — кивнул Рон. — А можно я с тобой посижу немного? — спросил он.

— Конечно, — ответила Луна. — Я могу даже прервать чтение, если тебе хочется о чём-нибудь поговорить. — Она всегда так делала: говорила всё напрямик, и это почему-то смутило Рона.

— Да я вовсе не... — начал было он, но, взглянув в огромные голубые глаза Луны, осёкся. — Если честно, то я вообще не знаю, зачем сюда пришёл, — честно сказал Рон.

— Может, тебе нужна в чём-нибудь помощь? — предположила Луна, откладывая книгу. — Или совет?

— У нас в понедельник контрольная по зельям, — выдал Рон первое, что вспомнил. — Я её непременно провалю.

— Да? по какой теме? — спросила Луна.

— Чуть ли не по всем высшим зельям, — ответил Рон и добавил: — Они очень сложные.

— Да, но ведь тебе просто нужен кто-нибудь, кто бы немного помог тебе, — Луна сказала это так просто, что у Рона побежали мурашки по коже.

У него появилось непреодолимое желание тут же сбежать из библиотеки, но внезапная мысль о том, что ему действительно будет лучше подготовиться к контрольной хотя бы для того, чтобы не расстраивать лишний раз маму, заставила его остаться на месте. Кроме того, Рону очень не хватало помощи Гермионы, но она была всё время так занята и замкнута, что Рон просто не решался просить её о чём-либо.

— А чем ты можешь мне помочь? — спросил Рон Луну ещё слегка недоверчиво. — Потому что морщерогие кизляки мне навряд ли пригодятся для...

— Рога морщерогих кизляков входят в состав многих незаменимых зелий, — невозмутимо прервала его Луна, — но они не включены в школьную программу, — тут же успокоила она его. — А у меня есть книжка как раз по высшим зельям, — проговорила рэйвенкловка, — она осталась мне от мамы. В ней всё изложено очень понятно и много интересного, — с этими словами Луна полезла в сумку и достала оттуда толстенную книгу в витиеватом и позолоченном, хотя и немного истёршемся переплёте.

— Хм, ну, ладно, — пожал плечами Рон.

* * *

В воскресенье Рон с Луной опять сидели вместе в библиотеке, и Луна проверяла, как он усвоил состав и свойства тех зелий, которые они успели разобрать.

Поначалу Рон скептически отнёсся к этой затее, но постепенно с удивлением заметил, что Луна действительно ему сильно помогает. Она была очень терпелива и никогда не выходила из себя, не выказывала усталости или раздражения. С ней Рон не чувствовал себя тугодумом и лентяем, ему всегда было трудно заставить себя заниматься, но с Луной он делал это сам, и у него возникало приятное чувство гордости за каждое, даже незначительное усилие, поэтому ему хотелось продолжать. Так что вскоре Рон уже вовсе не жалел, что согласился принять её помощь.

— Хорошо, Роналд, — вымолвила Луна, когда тот рассказал ей, наконец, состав последнего отвара, который они прошли. — Теперь давай перейдём к следующему зелью. Оно называется «Animato dono». Его открыл известный итальянский алхимик и путешественник Джованни де Веррацано. В учебнике сказано, что это зелье особым образом воздействует на чувства и восприятие человека. Его используют в магической медицине при лечении нервных расстройств, а также всякого рода одержимостей. Если я правильно понимаю, то оно улавливает подсознательные желания и стремления человека, переключает внимание и, в общем, помогает, если человек зацикливается на чём-то, уходит в себя. Короче говоря, оно помогает людям расслабиться, переживать всякого рода потрясения и депрессии. Состав этого зелья...

— Постой, Луна, — перебил её Рон. — Я вот немного не понял. Это «Aminato dona», или как его там?

— «Animato dono», — отозвалась Луна, оторвав взгляд от учебника зелий и взглянув на Рона.

— Ну да, — поспешно кивнул тот. — Оно как бы это сказать, помогает людям разобраться в своих проблемах?

— В общем, да, — ответила Луна. — Оно позволяет им прислушаться к собственному подсознанию.

— Прислушаться, — протянул Рон, — и последовать его зову? — спросил он.

— Не знаю, — пожала плечами Луна. — Тут об этом ничего не написано. Вообще мне не кажется, что оно заставляет что-то делать. Нет, скорее всего, нет. Оно распознаёт желания, возможно, выявляет их, позволяет людям осознать свои проблемы, переключиться на что-то другое. В общем, это же лечебное зелье, оно должно помогать. К тому же, тут нет таких компонентов, как, скажем, в Амортенции, которые должны вызывать непреодолимую страсть.

— А что это за компоненты? — вытаращил глаза Рон.

— Нужно уточнить в рецепте, — проговорила Луна, сосредоточенно листая учебник, но остановилась: — Нет, до Амортенции мы ещё не дошли. Давай со всем по очереди.

— Да, конечно, — кивнул Рон, откинувшись на спинку стула.

* * *

Рон нервно теребил край своей контрольной работы по зельям, судорожно пытаясь сосредоточиться. Он ведь всё учил, Луна говорила, что он всё знает. Да, он всё сможет. Рон прочитал следующий вопрос. Он определённо это учил. Как же называется это зелье? ах да!.. О, а это Амортенция... состав, свойства... бесцветная и безвкусная жидкость, только запах у неё приятный для каждого человека свой. Теперь состав. Особые компоненты... лепестки голубого лотоса, тмин, лаванда, тёртый рог единорога и листья адормидеры...

У Рона перед глазами мелькали списки компонентов и свойств, слышался спокойный голос Луны, читающей по учебнику и объясняющей особенно сложные места. Рон весь ушёл в работу. Он писал, писал и писал так усердно, что к концу урока у него даже заболела голова, и на лбу выступил пот. От волнения мысли немного путались, но знания всплывали в памяти сами собой.

Наконец, прозвенел колокол, и Рон с чистой совестью отложил свой пергамент. Может, он что-то и забыл, но, во всяком случае, его работа была более чем удовлетворительна. Рон рассеянно огляделся по сторонам. Его взгляд скользнул по Гермионе, быстро дописывающей мелким почерком строчки последнего дополнительного вопроса. Затем он повернулся к Гарри, который досадливо потирал переносицу очков, перечитывая какое-то место в своей работе.

— К сожалению, время вышло. Сдавайте, пожалуйста, работы! — сказал профессор Слагхорн, поднимаясь из-за стола.

Ученики засуетились, сложили работы на первую парту и стали собирать ингредиенты в сумки.

— Дружище, ну, как? — спросил Рон у Гарри.

— Нормально, — рассеянно протянул друг, закрывая свой портфель.

— Здорово, нам на завтра задали только заклинания, может, пойдём, полетаем? — спросил Рон, когда они вышли из класса.

— Э...э... — на мгновение замялся Гарри. — Я бы с удовольствием, но не могу. В общем, извини, — вздохнул он.

— Да ничего, — поспешно ответил Рон. — Но, может, я бы... мог помочь?

— Нет, Рон, — отозвался Гарри и продолжил: — Это просто учёба.

— Ладно, — сказал Рон только одно слово.

Дальше они шли молча. Неожиданно Рона кто-то окликнул. Обернувшись, он увидел пробирающуюся сквозь толпу Луну.

— Ну, как твоя контрольная? — спросила она.

— Нормально, — ответил Рон. — Мне кажется, что я её не провалил. И всё благодаря тебе.

— О, брось, я просто составила тебе компанию, — сказала Луна.

— Нет-нет, — немного неловко протянул Рон. — Я очень тебе благодарен. А как твой тест? — спросил он неожиданно.

— Хорошо, — ответила Луна. — Всё было в рамках учебника, профессор Флитвик никогда не даёт того, чего не объяснял, так что я справилась.

— О, это хорошо, а то я немного боялся, что из-за того, что ты согласилась мне помочь, ты не успела подготовиться к тесту, — вздохнул с облегчением Рон.

— Даже если бы и так, я бы не пожалела, что помогла тебе, — проговорила Луна.

— Рон, я, пожалуй, пойду на обед, — сказал Гарри и направился к лестнице.

Рон проводил друга долгим взглядом.

— У вас что-то случилось? — спросила Луна, взглянув на Рона.

— Не знаю, — честно ответил тот. — Должно быть, я зря беспокоюсь. Сейчас просто время неспокойное.

— Неспокойно бывает на душе, а время неспокойным не бывает, — отозвалась Луна.

Рон изумлённо взглянул на неё, а потом кивнул.

— Да, спасибо тебе ещё раз за помощь, Луна, — сказал он. — Я подумал, может, ты бы согласилась когда-нибудь потом ещё позаниматься со мной зельями? У тебя это замечательно получается.

— Ты можешь обращаться ко мне в любое время, Рональд, — ответила Луна и пошла на обед.

Рон какое-то время смотрел ей вслед, о чём-то усиленно размышляя, а затем неожиданно развернулся на каблуках и помчался к парадной лестнице.

* * *

Рон уже около получаса сидел в библиотеке, глядя на раскрытую книгу по зельеварению. Он уже в сотый раз перечитывал описание зелья, пытаясь принять какое-нибудь решение. Рон не был уверен, что это была удачная идея, но в описании не было ничего опасного, и его взгляд упорно натыкался на фразу: «имеет мягкое действие».

Рон знал, что Гермиона бы возмутилась, если бы узнала, что он задумал, но как только он начинал думать о Гермионе и представлять, что бы она сказала, сердце отчаянно сжималось. Нет, так нельзя. С этим «чем-то» надо что-то делать. Иначе всё станет ещё хуже. Им нужна помощь, и если не он, их лучший друг, то кто им поможет?

Да, решено, он всё сделает. И всё сделает правильно. И всё будет как раньше.

* * *

Котёл, стоящий на бачке, мерно шипел. Рон сосредоточенно помешивал варево, неотрывно глядя на часы. Наконец, наступило время добавить последний ингредиент. Рон перестал помешивать бледно-голубое варево и полез в сумку за последним компонентом.

Достав баночку, полную светлого порошка, Рон стал аккуратно отмерять указанное в книге количество. Ещё раз всё проверив, он засыпал порошок в котёл и снова стал помешивать зелье. Жидкость в котле стала светлеть, и, в конце концов, стала нежно-белой.

Тогда Рон принялся закручивать банку с порошком и не заметил, как смахнул случайно прилипший к ней синий лепесточек, который упал в котёл.

Посчитав, что зелье вполне готово, Рон потушил огонь и осторожно наполнил заранее приготовленную склянку светлой жидкостью.

* * *

Было уже очень поздно. Все ученики давно покинули гостиную Гриффиндора, и даже огонь в камине уже давно погас. От него остались только едва мерцающие угли. Гарри устало потёр переносицу и взглянул на часы. Была уже половина второго ночи. Ох, один Мерлин знал, как он устал. От непрерывного сидения за учебниками в душной гостиной болела голова, затекали все мышцы и начинали слезиться глаза. И так проходил его каждый будний вечер и каждый выходной день уже очень и очень долго.

Все студенты думали, что Гарри усиленно учит уроки, и, разумеется, если бы кому-нибудь вздумалось заглянуть в его книги и пергаменты, он бы увидел только тексты по трансфигурации, зельям, какие-то рунические трактаты и сочинения по сложнейшим защитным чарам. И, убедившись в намерениях гриффиндорца, только бы пожал плечами. Также в искренности Гарри убеждали его стремительные успехи в учёбе, всегда выполненное домашнее задание и готовность ответить на вопрос учителя.

Но всё это было очень далеко от того, чем в действительности занимался Гарри, хотя, безусловно, домашнее задание тоже отнимало у него достаточно время. На самом деле, Гарри занимался изучением тех книг, которые ему оставил Дамблдор, и в которых он искал заклинания, способные помочь ему в поисках хоркраксов. А также размышлял о Томе Риддле и вновь и вновь перебирал в голове все факты его биографии, которые удалось собрать покойному директору Хогвартса. Гарри посвятил всё своё свободное время разгадке местонахождения хоркраксов, их уничтожению и обретению навыков, способных помочь ему победить Волдеморта. И главное, чего он старался избегать, занимаясь этим, это было общение с друзьями.

Да, именно этого он хотел больше всего — как можно меньше общаться с друзьями, даже просто как можно меньше разговаривать с ними. Гарри твёрдо решил не посвящать их в свои проблемы и свои тайны, не позволять им помогать себе и просто находиться рядом. Он намеренно и решительно возводил вокруг себя непробиваемую, глухую стену, которая плавно, но верно отрезала его от друзей. Гарри никому бы не смог признаться, насколько ему это было тяжело, насколько это было горько и больно, но в то же время насколько он считал это правильным.

Лёжа долгими, бесконечно долгими и одинокими ночами в своей спальне в доме Дёзлей, Гарри, не переставая, размышлял о своей жизни, и, размышляя о ней, вспоминал всё хорошее и всё плохое, что в ней было. И он не мог отделаться от ужасающей мысли, что вся его жизнь — это сплошная череда потерь. Как будто судьба твёрдо намеревалась объяснить Гарри, что герой должен остаться один. Что ж, он решил, что усвоит этот урок, пусть слишком поздно, но усвоит. Он решил, что совершенно правильно расстался с Джинни, что вообще не должен был позволять себе влюбиться в неё, и тем паче ей увлечься им даже на этот промелькнувший месяц, что они встречались. В конце шестого курса у него просто не хватило решимости, не хватило сил отказаться ещё и от своих друзей. Дружба была всегда самой дорогой для него вещью. Он не мог отрицать, что ему было несоизмеримо труднее отказаться от неё, чем от любви к Джинни. Но всё же, вернувшись от Дёзлей, он смог сделать и это, смог отказаться от друзей, смог отдалиться от них. Он сделал это постепенно, незаметно, но твёрдо. И он не жалел об этом, потому что знал, что не позволит больше никому погибнуть ради него. И если судьба потребует этого, то следующей жертвой будет только он сам.

Гарри смотрел на забытый Гермионой на соседнем столе словарь по рунам, когда все эти мысли и воспоминания, грозя нестерпимой горечью поколебать его решимость, пронеслись перед ним. Но он справился с собой, как делал это сотни раз каждый день. И, вздохнув, он собрал свои книги и направился наверх в спальню, чтобы на следующий день также делать вид, что ничего кроме этих книг не интересует его.

* * *

Гермиона постаралась уйти в спальню как можно раньше, чтобы там продолжить свои занятия. Занятия, которым она отдавала всё своё свободное время и которые не имели для неё ровным счётом никакого значения. Она была как бы одержима ими, она занималась только учёбой, находя только в этом спасение от невыносимого и безысходного отчаяния, терзавшего её. Она занималась уроками, непомерным и бесконечным дополнительным чтением круглые сутки, забывая есть, пить и спать, просто для того, чтобы вместе со всем этим забыть о собственной боли, о собственном унынии и бессильной ярости.

Только отвлекаясь на нисколько не волнующие, на самом деле, её занятия, она могла спастись от мыслей о потерянной дружбе. О разрушенной, умерщвлённой, искусственно, насильно забытой дружбе, воспоминания о которой приносили нестерпимую боль. Боль, злость и отчаяние от собственного бессилия.

Гермиона не знала, что ей делать и даже не знала, кого в этом винить. Она могла бы винить во всём Гарри, но была не в силах это сделать. Она его понимала, не умом а будто истекающим кровью сердцем, понимала, не находя в себе сил смириться. Её сил хватало лишь на то, чтобы не рассыпаться на части.

Гермиона боролась до конца, она до последнего пыталась не позволить ледяной, мрачной и неумолимой стене встать между ними. Но она была бессильна. Она ничего не могла с этим сделать, она не могла остановить это, не могла помешать тому, что Гарри отдалился от них. Гермиона знала причину, по которой он сделал это, несмотря на то, что он не произносил её вслух. Она просто чувствовала её, но не могла с ней смириться и не могла ей поверить.

Возможно, она могла бы остаться вместе с Роном. И они могли бы, наверное, помочь друг другу пережить раскол их дружбы, но это было выше её сил. Находясь рядом с Роном без Гарри, Гермиона чувствовала горечь, холод и одиночество, как будто ледяной ветер забирался ей прямо в сердце, и она не могла это выносить. Не могла выносить даже воспоминаний о том, что было утрачено. Единственное, что оставалось, это вообще убежать от всего.

И она бежала, как делала это много раз с тех пор, как научилась читать, прибегая к единственному прибежищу — к книгам. И они помогали. Хотя бы немного, хотя бы на время. Хотя бы просто заглушить эту боль. Боль невосполнимой потери.

* * *

Обед в Большом зале протекал как обычно. Студенты болтали, поглощая овсяную кашу или яичницу с беконом, обсуждали прошедшие и предстоящие уроки и ждали прибытия сов. Гарри сидел за столом Гриффиндора, сосредоточенно повторяя заклинания, сидящая чуть в стороне от него Гермиона, не отрываясь, читала учебник по нумерологии. Рон тоже собирался практиковаться в заклинаниях, но вместо этого просто рассеянно махал палочкой, глядя на друзей. Наконец, он положил её на стол и вернулся к своей уже остывшей яичнице.

Не отрываясь от чтения заклинаний, Гарри нащупал свой стакан с соком и сделал глоток. Через секунду он вздрогнул, закашлялся и с удивлением взглянул на свой стакан. Сидящий рядом Невилл обеспокоено повернулся к другу:

— Что-то случилось? — спросил он.

— Да нет, — отозвался Гарри, — просто сок какой-то кислый.

Гермиона тоже пригубила напиток.

— Да, точно, — сжимая в руке свой кубок, отозвалась она.

Рон успел заметить, как она вздрогнула и бросила испуганный взгляд в сторону Гарри.

Попробовав свой сок, Гарри не нашёл его кислым, он просто почувствовал аромат чернил, свежей печатной бумаги, орехового дерева и корицы. Это даже не было никак связано с соком, просто он неожиданно подумал о библиотеке, и это застало его врасплох болезненной ассоциацией. А от сока Гермионы веяло запахом хвои, влаги и травы, шоколадом и квиддичным полем, оттого сладкий напиток застыл во рту горечью. Отвернувшись, девушка решила больше не притрагиваться к бокалу.

* * *

Ничего особенного в этот день не произошло. Ребята вернулись с занятий, которые были, как всегда, утомительными и насыщенными. Устроившись в гостиной Гриффиндора, студенты принялись за уроки. Гарри с Гермионой заняли свои обычные места и стали заниматься тем же, чем обычно, то есть тем, что окружающие называли уроками.

Рон напряжённо наблюдал за ними поверх учебника трансфигурации. «Неужели, неужели так ничего и не произойдёт?!» думал он, «неужели зелье так и не подействует? Хотя, может, это даже к лучшему... хотя нет, оно должно подействовать, ведь я же всё сделал правильно! Оно действует не сразу, мне просто нужно набраться терпения. И всё будет как раньше».

Гарри листал свой очередной фолиант, читая про самый мощный зеркальный щит. Текст был очень сложный, и Гарри с трудом воспринимал замысловатые магические термины. Ещё, конечно, сказывалась усталость. Было только восемь часов вечера, а ему уже хотелось спать. Должно быть, он переутомился за прошедшие недели, и хотя работы было ещё очень много, возможно, стоило дать себе немного отдыха, чтобы завтра поработать подольше. Одолев ещё один абзац, Гарри сдался и захлопнул книгу.

Оторвавшись от чтения, он оглядел гостиную. Студенты ещё корпели над домашним заданием, кто-то доставал шахматы, пара третьекурсников в углу играла в карты. Гарри пожал плечами, потянулся, расправляя спину, и встал из-за стола. Взмахом палочки он сложил свои книги и направился в спальню. Рон догнал его на лестнице.

— Гарри, что-то случилось? — спросил друг.

— Нет, — недоумённо отозвался тот, — просто я ужасно устал и хочу спать. Вчера засиделся допоздна, так что решил сегодня отдохнуть.

Рон удивлённо замер, а потом улыбнулся.

— Ну, тогда спокойной ночи! — просиял он.

— Спокойной, — отозвался Гарри и пошёл спать.

Рон проводил его радостным взглядом и вернулся в гостиную.

Утро субботы было ясным. Осеннее солнце проникало через окно в спальню мальчиков седьмого курса. Гарри проснулся первым и почувствовал себя выспавшимся, отдохнувшим и полным сил. Он вскочил с кровати и подошёл к окну, чтобы полюбоваться видом окрестностей Хогвартса. Давно Гарри не чувствовал такой беззаботной радости от вида солнца и ясного голубого неба. Весь мир казался ему прекрасным и радостным. Он взглянул на часы.

— Ребята, пора вставать! — воскликнул он. — Скоро завтрак!

Парни недовольно зашевелились.

— И охота в субботу на завтрак тащиться, — пробормотал Шеймус.

— А что лучше голодным ходить? — спросил Дин, свесив ноги с кровати.

— Доброе утро, Гарри, — поприветствовал гриффиндорца Невилл.

— Доброе, да, доброе утро, — ответил Гарри. — И тебе, Рон, — сказал он другу.

— С добрым, — эхом отозвался Рон, садясь на кровати.

Гарри подошёл к своему чемодану и стал рыться в нём в поисках одежды. Натянув джинсы и свитер, он подошёл к столу, где были разложены его книги. Он стал рассеянно перебирать их и вдруг наткнулся на последний номер «Квиддич — обзора», который буквально всучил ему Дин. Гарри взял его просто, чтобы приятель отстал побыстрее, и вовсе не собирался его читать. В последнее время ему было совсем не до квиддича, и ему казалось каким-то даже нелепым упоминание о нём. Но теперь он с удивлением поймал себя на том, что его заинтересовал случайно замеченный заголовок: «Падение звёзд: «Торнадо Татшилла» против «Силлотских стрел»». «Неужели теперь кого-то ещё может всерьёз волновать квиддич? — мысленно удивился он. — Неужели для кого-то всё действительно по-прежнему? Неужели так может быть?»

В Хогвартсе в этом году чемпионат решили не проводить, потому что у студентов не было ни времени, ни возможности тренироваться и проводить матчи, так как всё свободное время было посвящено дуэльным клубам, курсам по оказанию первой помощи, зубрёжке защитных заклинаний и зелий. Но если о школьном чемпионате все позабыли, то чемпионат Лиги, несмотря ни на что, шёл своим чередом. Видимо, Лигой было решено не прекращать нормального течения жизни и хотя бы стараться делать вид, что всё по-прежнему.

Гарри покачал головой и сгрёб в охапку книги по рунам, ЗОТС и трансфигурации, а также машинально кинул в сумку номер «Квиддич — обзора». Собрав вещи, Гарри привычно направился на завтрак, а потом — в библиотеку взять пару книг.

Через час Гарри сидел в библиотеке и пытался вывести очередную руническую формулу — к сожалению, совершенно безуспешно. Его мысли витали в какой-то странной прострации, вспомогательные формулы никак не желали вспоминаться, и вычисление застряло на какой-то серединной стадии. Наконец, Гарри пришёл к выводу, что с утра просто не пошли вычисления, и решил заняться чем-то другим. Всё-таки мозг — это живой орган, который не может работать совсем без остановок, и если неделями делаешь одно и то же с перерывами только на сон и еду, то, наверное, в один прекрасный момент серое вещество так устаёт, что отказывается работать.

Гарри стал рыться в сумке в поисках книги по высшей трансфигурации, но неожиданно вместе с ней вытащил «Квиддич — обзор». Тот выпал на стол и остался лежать на нём. Гарри открыл книгу на том месте, где остановился ранее, и стал дочитывать главу, но взгляд его упорно приковывал журнал, всё ещё лежавший на столе. Наконец сдавшись, Гарри раскрыл его и принялся рассеянно листать. На большом глянцевом развороте был постер с вратарём «Силлотских стрел». Он летал вокруг колец, кружил, ожидая, когда ему в очередной раз нужно будет защищать их. Ветер трепал его волосы и развевал квиддичную мантию. На его лице было выражение спокойствия и полной сосредоточенности. В этом было что-то от концентрации мастеров восточных единоборств перед боем.

Гарри долго не мог оторвать глаз от фотографии защитника. Было нелепо таращиться так долго на квиддичный постер, тратить на это бесценное время, возможно, напрасно растравлять воспоминания, но Гарри ничего не мог с собой поделать. Наконец, он поднял глаза от журнала и обвёл библиотеку рассеянным взглядом, будто только что очнулся от мыслей. Воздух показался ему нестерпимо душным. Взгляд Гарри остановился на окне, и через мгновение он резко встал, смёл все разбросанные на столе книги в сумку и поспешно вышел из библиотеки.

«Ерунда, это ничего не значит, — повторял он, быстрым шагом спускаясь с холма по направлению к квиддичному полю. — Там никого нет, сейчас поле никому не нужно. Я просто немного проветрю мозги. Мне просто необходима небольшая передышка. Это ерунда».

Он ускорил шаг, сердце забилось быстрее по мере того, как стадион приближался. И не думая заходить в раздевалку, Гарри прошёл прямо на поле. Трибуны были пусты, это позволило Гарри чувствовать себя ещё свободнее. Едва он ступил на мягкую, слегка отросшую траву, как им овладело лихорадочное возбуждение. Он снял метлу с плеча и сжал древко. Помедлив не дольше секунды, Гарри оттолкнулся от земли и взмыл в небо.

Ветер коснулся его лица, и у Гарри перехватило дыхание. Он почувствовал непередаваемую и упоительную свободу полёта. От ощущения родной стихии тело наполнило ликование. В голове не осталось ни одной мысли, хотелось только лететь всё быстрее, взмывать ввысь и бросаться к земле с огромной высоты, менять направление так быстро, чтобы захватывало дух, вращаться, выделывать кульбиты и наслаждаться, наслаждаться свободой. Быть неудержимым, непокорным, свободным, как птица, как ветер...

Он носился по полю и смеялся, смеялся от всей души. Как давно, как нестерпимо давно он не был так счастлив! Так просто, по-человечески счастлив.

Гарри потерял счёт времени, ему хотелось, чтобы полёт длился бесконечно. Он взлетел как можно выше и камнем сиганул вниз, совсем у земли дёрнул древко метлы на себя и скатился кубарем на траву.

Он лежал на спине и, всё ещё смеясь, смотрел на синее небо и плывущие по нему облака. Без сил, без мыслей, с чувством счастливой опустошённости во всём теле он лежал на траве и смотрел на небо. Чтобы сразу не подниматься на ноги он заложил руки за голову и принялся считать облака. Пахло травой, а белые завихрения воздуха медленно-медленно ползли в сторону горизонта...

Неожиданно Гарри услышал треск, донёсшийся с трибун. Он резко вскочил и огляделся, машинально доставая из кармана волшебную палочку.

— Эй, кто здесь? — громко спросил он, подходя к ближайшим местам.

— Это только я, — слегка дрогнувшим голосом ответила Гермиона, поднимаясь на ноги вместе с книгами, которые, по всей видимости, только что уронила.

Гарри испытал одновременно облегчение и досаду оттого, что его вырвали из его мыслей. Должно быть, это отразилось у него на лице, потому что Гермиона тут же сказала:

— Уже ухожу, я думала, что здесь никого нет... в общем, не хотела мешать.

Она перехватила книги и развернулась, чтобы уйти, но Гарри взмахом палочки приманил свою метлу и перемахнул через перила.

— Извини, — просто сказал он, протягивая ей выпавший листок из её записей. — Ты можешь остаться. Это я лучше уйду, — добавил Гарри и погасил проблеск надежды в глазах Гермионы.

Она взяла свою записку и хотела всё-таки уйти, но вновь помедлила и, не оборачиваясь, тихо сказала:

— Ты по-прежнему летаешь бесподобно.

— Я... не летаю, я просто хотел проветрить мозги.

— Почаще бы ты это делал, может быть, тогда они работали бы лучше, — пробормотала Гермиона.

— Что ты сказала? — спросил Гарри, немного растеряно глядя на её опущенные плечи.

— Ничего, — через плечо кинула Гермиона. — Я пойду.

— Не уходи, — вымолвил Гарри.

Она остановилась, и даже не видя её лица, Гарри мог представить себе его выражение. Он поднялся на несколько ступенек, обошёл Гермиону и посмотрел на неё. Кажется, он не приближался к ней так близко уже несколько недель.

Она смотрела на него с немым укором, и ему очень захотелось оправдаться, попросить прощения, удержать её и поговорить с ней откровенно, наконец-то облегчить душу...

И потом он сообразил, что тем самым взвалит всё это на неё, и её худые плечи этого не выдержат. И всё-таки он не хотел её отпускать.

— Может, ты тоже хочешь полетать? — спросил Гарри. — Я бы одолжил тебе свою... — Он сам не знал, почему произнёс эту чушь и с сомнением закончил: — метлу.

Гермиона вяло удивилась и покачала головой.

— Я прихожу сюда заниматься, потому что обычно здесь тихо, — выдавила она.

Гарри не знал, что ответить, он всматривался в её бледное и печальное лицо и пытался не позволить словам, застрявшим в горле, слететь с его губ.

Он медленно взял книги из её рук и положил их на скамейку, потом взял её за руку и повёл обратно на поле.

— Приляг, — сказал он, опускаясь на землю.

— Зачем это? — спросила Гермиона, но он потянул её за руку, и она легла рядом с ним на траву.

— Небо, — произнёс Гарри. — Ты только посмотри на него. Оно завораживает, разве нет?

— Завораживает, — повторила Гермиона совсем тихо и невольно сжала его руку.

* * *

— Где это ты был? — спросил Рон, как только Гарри вошёл в гостиную. — Ты после завтрака пропал и... — взгляд Рона наткнулся на метлу.

— Пошёл полетать, забыл о времени, — ответил Гарри.

— Ты летал? — не веря своим глазам, переспросил Рон. — И... без меня?

— Я не тренировался, — покачал головой Гарри. — Просто хотел проветриться. В последнее время было столько дел.

— Жалко, что ты не взял меня с собой, — вымолвил Рон. — Я проторчал весь день в замке.

— Извини, — сказал Гарри.

— Ну, а чем сейчас займёшься? — спросил Рон. — Опять уроками?

— Мм... да, наверное, — ответил Гарри. — Нужно же писать эссе по трансфигурации.

— Ну, тогда вперёд, твоё место не занято, — проговорил Рон, кивая в сторону книжной горы Эверест.

Гарри рассеянно кивнул и плюхнулся на стул перед своей кипой. Рон наблюдал за ним очень внимательно. Кажется, зелье работало, Рон отмечал благотворные признаки его действия.

Портретный проём вновь открылся, и в гостиную вошла Гермиона. Сумка с книгами оттягивала её плечо и с такой тяжестью опустилась на стол, что Рон невольно поморщился. Но Гермиона вместо того, чтобы сразу усесться за уроки, как-то немного нерешительно огляделась и, чуть помедлив, подошла к Рону.

— Держи, я взяла её для тебя в библиотеке, — сказала она, протягивая ему слегка потрёпанный том.

— Э...э... зачем? То есть, спасибо, — быстро отозвался Рон, взяв книгу и в недоумении уставившись на обложку. — «Лучший друг аврора», — прочитал он. — Это что, какое-то пособие для поступления в академию?

— Не совсем, — протянула Гермиона, — это сборник самых полезных заклинаний и чар, ну и всяких зелий, с точки зрения самообороны. Её написали двое авроров, и больше всего мне понравились их мысли по поводу работы...

— Ну, спасибо, Гермиона...

— Уверена, когда прочтёшь, будет больше энтузиазма, — вздохнула она.

— Да нет, ну, что ты, это круто, правда, — заторопился Рон. — Просто я подумал, ты подошла так просто... ну, в общем...

— В общем, просто, — утвердительно понизила интонацию Гермиона, пристально глядя на гриффиндорца.

Рон сглотнул и нервно кивнул. Нужно было воспользоваться ситуацией, что-то срочно придумать.

— Гермиона...

— Что?

— Гермион...на хочешь сыграть в шахматы? — выпалил он.

— Во что? — переспросила она.

— В шахматы, — мгновенно сникнув, повторил Рон.

Гермиона нахмурилась, смерив Рона строгим и подозрительным взглядом. Тот даже слегка вжался в кресло и принялся мысленно ругать себя, но вместо того, чтобы развернуться и прошествовать к своему рабочему месту, Гермиона спросила:

— Ты сделал уроки?

Рон вытаращил глаза.

— Трансфигурацию днём написал, — ответил он.

— Ну ладно, только одну партию, у меня трансфигурация не доделана, — согласилась Гермиона, опускаясь в кресло напротив друга.

"Не доведена до уровня диссертации" мысленно уточнил Рон, но тут же призвал доску и принялся расставлять фигурки. Он сделал бы это быстрее, если бы не поглядывал при этом непрестанно на Гермиону.

— Ты ещё помнишь, как это делается? — спросил Рон, опустив на доску последнюю пешку.

— Если сомневаешься в этом, зачем предложил играть? — осведомилась Гермиона.

— Чтобы ты вспомнила, — как-то серьёзно и почти напряжённо ответил Рон.

Гермиона пристально взглянула на него и затем сказала:

— Я помню.

В этом она не обманула Рона. Хотя ему и приходилось иногда обыгрывать Гермиону, она была сильным соперником. Так что Рону пришлось попотеть, но недаром он был у них мастером шахмат, так что партия обещала быть долгой и напряжённой.

Почти через час был ход Гермионы, и на доске уже оставалось мало фигур, но комбинация была заковыристая. Рон выжидательно откинулся на спинку кресла. Гермиона немного раскраснелась не то от жара камина, не то от старательных раздумий. Она теребила подлокотник, не сводя глаз с доски.

— Поставь ладьёй шах, и королю не уйти от твоего слона.

Гермиона вздрогнула, услышав этот голос у себя над ухом.

— Гарри, подсказывать нечестно! — с видимостью возмущения запротестовал Рон.

Гермиона обернулась, вздёрнув голову так, что почти оказалась с Гарри нос к носу, потому что он наклонился, стоя за её креслом.

Гарри невольно усмехнулся и отодвинулся, не распрямляясь.

— Может, ты сам хочешь доиграть? — спросила Гермиона.

— А тебе трансфигурацию не терпится доделать? — вопросом на вопрос ответил Гарри.

— А ты свою доделал? — почему-то почти с вызовом продолжила Гермиона.

— Я свою только начал, — небрежно ответил Гарри.

— Странно, а такое ощущение, что тебе делать нечего, — вымолвила Гермиона и быстро отвернулась. — Ну, а ты что стоишь? Давай, иди!.. — заторопила она фигурку ладьи, для убедительности подталкивая её указательным пальцем. — Шах, Рон.

Тот обречённо увёл своего короля, а Гермиона послала в бой слона, который стащил с поверженного монарха корону.

— Спасибо за игру, Рон, — сказала Гермиона, поднимаясь с места. — Мне пора возвращаться к домашнему заданию.

— Жаль, а я надеялся, что ты и со мной сыграешь одну партию, — проговорил Гарри.

— Что-то я устала играть в шахматы, — ответила Гермиона, — к тому же у тебя трансфигурация не доделана.

— Далась тебе эта трансфигурация! — воскликнул Гарри. — Сегодня же суббота, я ничего не путаю? Воскресенье у нас никто пока не отменял...

— Но я просто больше не хочу играть в шахматы, — взмолилась Гермиона.

— Ладно, тогда я сыграю с Роном, — пожал плечами Гарри. — Ты не против? — спросил он друга.

— Спрашиваешь! — отозвался Рон.

Гермиона обошла Гарри и направилась обратно к своему месту, но остановилась на полдороги.

— Мне нужно делать трансфигурацию, а вы тут с шахматами! — негодующе воскликнула она, плюхаясь на диван напротив их кресел.

— Разве шахматы не тренируют логику и стратегию? — осведомился Гарри, помогая Рону расставить по местам фигуры. — Некоторым людям могут пригодиться такие навыки, например, в жизни.

— Уже пригодились, — хмыкнул Рон, вспоминая их приключения на первом курсе.

Гермиона закатила глаза.

— Проветривать голову тоже, видимо, помогает в жизни.

— Чтобы тебя успокоить, могу заверить, что трансфигурация тоже в жизни помогает, — отозвался Гарри. — Эссе меньше, но, в конце концов...

— Кстати, ладно эссе, а как насчёт практики? — спросила Гермиона. — Над ней можно все выходные биться.

— Всё ясно, ты нам не разрешишь сыграть, пока мы не ответим урок, — слегка поддразнивая, констатировал Гарри, залезая в карман за палочкой.

Он быстро выхватил её и направил на диван. В следующее мгновение Гермиона взвизгнула, подпрыгнув на месте от того, что из-под её локтя, который до этого покоился на диванной подушке, с возмущённым шипением выскользнула лохматая трёхцветная кошка.

— Ну всё! — Гермиона вскочила на ноги и взмахнула палочкой.

Шахматные фигуры тут же превратились в мышей и стали разбегаться со стола в разные стороны.

— Ох, хорошо, что не пауки! — в сердцах воскликнул Рон, а Гарри метнулся ловить кошку, которая бросилась в погоню за мышами. Девчонки в гостиной при виде мышей завизжали, а некоторые повскакивали на стулья и диваны с ногами.

— Мерлин Всемогущий, они же трансфигурированные! — вскричала Гермиона в отчаянной попытке успокоить гостиную.

— Акцио мыши, акцио мыши!.. — повторял Гарри, умело ловя свободной рукой маленьких грызунов.

Рон, стоя рядом, пытался удержать рвущуюся к добыче кошку.

— Фените! Фените! — восклицала Гермиона, указывая палочкой на мышей.

Переполох в гостиной убил на корню трудовой настрой вечера субботы, и студенты начали потихоньку разбредаться по спальням.

Гарри расколдовал кошку в руках Рона, но тот продолжал держать подушку, ожидая, что та снова начнёт вырываться.

— На, пересчитай, все ли на месте, — сказал Гарри Рону, свалив на шахматную доску расколдованные фигуры.

Гермиона обессилено опустилась на диван и закрыла лицо руками. Гарри виновато почесал затылок и присел рядом с ней.

— Какая же из меня староста? — простонала Гермиона, не убирая рук от лица.

— Как это какая? — переспросил Гарри. — Замечательная, сообразительная, талантливая, весёлая, как Рон говорит, немного пугающая...

Гермиона опустила руки на колени и взглянула на него.

— Отзывчивая, упорная, надёжная... ещё можно долго так перечислять, — заключил Гарри, качая головой и улыбаясь.

Гермиона слабо улыбнулась в ответ, но потом нахмурилась.

— Какой бедлам мы тут развели...

— Я бы сказал, что просто поиграли в кошки-мышки, — подал голос Рон.

— Вместо шахмат, да? — фыркнула Гермиона.

— Ага, зато втроём, — подтвердил Рон, невольно улыбаясь.

* * *

Гарри прекрасно спал эту ночь, ему снились какие-то приятные сны про полёты, про луга, где он гулял вместе с друзьями, и, просыпаясь, он всё ещё улыбался.

Гарри так любил, когда Гермиона смеялась. Всегда такая серьёзная, собранная на уроках, в библиотеке, но не когда они втроём гуляют где-нибудь или болтают сами по себе. Рону, да и ему самому почти всегда удаётся её рассмешить. И так приятно слышать её звонкий беззаботный смех... Слышать, хотя бы во сне...

Наконец, Гарри окончательно проснулся. Ему понадобилось несколько минут, чтобы осознать, что он в своей спальне, в Хогвартсе, а не где-то в окрестностях «Норы».

Гарри вспомнил вчерашний день. Он так отличался от многих предыдущих. Что он делал? О чём думал? Он же принял решение, он хотел совсем другого. Он не хотел подвергать их опасности, позволять им быть рядом. Он хотел именно этого — остаться одному.

Ерунда! Конечно, он совсем этого не хотел! Но это было правильно. У него была миссия, которую ему поручил Дамблдор, он должен разработать план, найти хоркраксы и уничтожить их. И он должен сделать это один, не втягивая в это самых дорогих ему людей.

Конечно, от всего сердца, всем своим существом он хотел быть с ними, но он не мог себе этого позволить и не мог позволить этого им.

Гарри встал как можно тише, чтобы никого не разбудить, оделся и, собрав нужные ему книги, отправился заниматься в комнату Необходимости, где никто не мог его побеспокоить.

Всё утро он исступлённо тренировал заклинания, которые он до этого тщательно выискивал в учебниках по заклинаниям, трансфигурации и защите от тёмных искусств. Увлёкшись практикой, Гарри позабыл обо всём, включая время. Когда он, наконец, сообразил, что провёл там много часов и ничего не ел, к нему пришла светлая мысль об обеде в Большом зале.

— Жаль, что ты не можешь сотворить еду, — заметил Гарри, обращаясь к комнате, — тогда бы мне не пришлось выходить отсюда до завтра.

Неохотно скинув в сумку книги и пергаменты и не забыв прихватить мантию, Гарри, весь взмокший и усталый, побрёл на обед.

Рон был явно обеспокоен его отсутствием с самого утра, хотя старался этого не показывать. Гарри очень лаконично ответил на вопросы друга и всем своим видом демонстрировал крайнюю степень утомлённости и волчий аппетит, которые мешали ему вести беседу.

Рон быстро оставил его в покое, но Гарри продолжал чувствовать его разочарование и беспокойство.

Гермиона провела за столом не больше десяти минут, перехватив тосты с соком, и убежала в библиотеку. Гарри постарался тоже как можно быстрее покончить с трапезой и вернуться в комнату Необходимости.

Он направлялся туда, когда, проходя мимо завешенной гобеленом лестницы, увидел прошмыгнувшую туда Гермиону. Не найдя ничего лучше, Гарри последовал за ней.

Оглянувшись, Гермиона остановилась в нерешительности. Гарри кашлянул, будто намекая на необходимость объяснений.

— Мне показалось, ты сегодня всех избегаешь, — со вздохом проговорила Гермиона.

— Да, — подтвердил Гарри, — но то, что ты решила меня избегать, заставило меня тебя преследовать. Инстинкт ловца или что-то вроде того.

Гермиона в растерянности обвела взглядом ступени и вопросительно взглянула на Гарри.

— Я не хотела попадаться тебе на глаза, потому что думала, что ты этого не хочешь, — сказала она. — Теперь ты доволен?

— Не знаю...

— Не знаешь? — задохнулась Гермиона, не веря своим ушам. — Не знаешь, — повторила она. — Может, пора, в конце концов, определиться, чего ты хочешь?! — воскликнула она.

В этой неожиданной вспышке было столько затаённой боли, что сердце Гарри мучительно сжалось в ответ на её слова.

— Да... прости, — ответил он вдруг дрогнувшим голосом. — Не понимаю, что со мной в последнее время.

Гермиона устало покачала головой.

— Зачем ты так поступаешь с нами? — наконец, тихо спросила она.

— Я должен, — вымолвил Гарри, — должен рискнуть... но только не вами. Я знаю, что ты скажешь, знаю, — остановил он Гермиону. — Но это не ваш выбор и не ваш жребий.

Гермиона отшатнулась от него, закусив губу, и развернулась, чтобы уйти, но ноги будто подвели её.

— Не могу это слушать, — отчаянно выдохнула она. — Как ты можешь?.. Ты не имеешь права! Так ты не можешь защитить нас, единственное, что ты делаешь — это причиняешь нам боль.

— Ты права, — с не меньшим отчаянием проговорил Гарри. — Но я не могу по-другому.

— У тебя есть выбор! — с силой вымолвила Гермиона.

— Но он неправильный, — обречённо выдохнул Гарри. — Я должен выполнить свой долг, и я не сделаю вас частью этого.

— Но мы уже часть этого! Ты просто не понимаешь, что мы чувствуем, что для нас важнее...

— Остановись! — не выдержал Гарри, хватая её за плечи. — Ты думаешь, что я не понимаю, что вы готовы сделать? Это убивает меня, я не могу этого допустить. Пожалуйста, пойми это.

В его голосе звучала отчаянная мольба.

— Я... понимаю, — с огромным усилием вымолвила Гермиона, опуская голову. — Но и ты должен кое-что понять, — напряжённо и решительно заговорила она, глядя ему в глаза. — Не знаю, что ты там думаешь, но ты нужен мне. И я не оставлю тебя только потому, что ты считаешь, что ты прав, пытаясь защитить и отталкивая меня. Что бы кто ни говорил, но человек не может жить с разбитым сердцем, а ты разбиваешь моё. Я твёрдо знаю, что хочу только одного — быть с тобой. Это не значит ничего кроме этого — ни любви, ни дружбы, ни печали, ни радости, ни отсутствия боли и страданий. И только посмей сказать, что после всего, через что мы прошли вместе, я не имею на это права! Потому что, видит Бог, я имею! — Её голос сорвался.

Гарри стоял, поражённый в самое сердце. Все его доводы разбились, рассыпались в прах перед силой её пламенной, несокрушимой убеждённости.

— Ты... ты... — он едва мог говорить, так от волнения сдавило грудь. — Нет, я никогда не смогу расстаться с тобой, — наконец, выдохнул он.

Гермиона сдавленно всхлипнула, а Гарри крепко обнял её, прижимая к исступлённо колотящемуся сердцу.

* * *

Гарри стоял у озера и смотрел как закатные лучи золотят поверхность воды. Он почти не помнил, как очутился на берегу, его мысли блуждали далеко, размытые и отстранённые, будто он просто грезил наяву. В эту минуту он едва ли мог вспомнить, что делал с утра или в последние дни.

Гарри не замечал одинокую фигуру, бредущую по берегу в его сторону. Она резко остановилась, заметив его, и хотела повернуть прочь, но заколебалась и передумала. Она подошла к Гарри, но он не обернулся на звук шагов.

— Ты ждёшь чего-то? — спросила Джинни.

Гарри повернул голову, чтобы взглянуть на неё.

— Не думаю... — протянул он.

Её появление на мгновение показалось ему частью сна, но всё же вернуло его в реальность. Во внимательном взгляде Джинни, направленном на него, появилось беспокойство.

— У тебя такой вид... Ты нездоров? — проговорила она с тревогой в голосе, которую не могла скрыть.

— Нет, я в порядке, — ответил Гарри. — Просто что-то рассеян.

— На тебя не похоже, — вымолвила Джинни и добавила: — Когда всё особенно плохо, у тебя всегда ясная голова.

— Разве всё особенно плохо? — встревожено спросил Гарри.

— Теперь всё плохо, — со вздохом ответила Джинни. — Или просто мне так кажется.

— Если всё так плохо, почему солнце так светит?.. — пробормотал Гарри.

— Потому что ему всё равно, — отозвалась Джинни, и горькое выражение её глаз заставило Гарри невольно поёжиться.

Странное чувство нереальности происходящего снова охватило его.

— Гарри, — позвала Джинни.

— Что? — спросил он.

— Ничего, — обречённо вздохнув, вымолвила она.

Ещё несколько мгновений она смотрела на него всё с тем же беспокойством, а затем отступилась.

— Возвращайся скорее в замок, — сказала она и пошла прочь, обратно к школе.

* * *

Теперь Рон был уверен: зелье работало. У него действительно получилось, и всё становилось как прежде. Они сидели втроём в гостиной и делали уроки, совсем как раньше. Гермиона помогала Рону с заданием по астрономии, рассуждая об орбитах и траекториях движения планет, но он с трудом воспринимал её объяснения, всё время думая только о том, что всё снова было нормально. Всё было правильно, ненавистное что-то отступало, и ему, кажется, так и не понадобилось подбирать названия.

Конечно, им предстояло пережить не самые спокойные времена, но то, что они должны были встретить их вместе, плечом к плечу, как делали всегда, делало все, даже самые мрачные опасения гораздо менее угнетающими.

Поначалу Рон немного опасался, что зелье могло не сработать или что-нибудь могло пойти не так. Но теперь он был уверен, что всё действительно удалось, и единственное, что его беспокоило, это как бы после окончания действия зелья всё не вернулось на прежние места. Но этого не должно было случиться, потому что это зелье было профилактическим, а, значит, не заставляло забыть о том, что происходило с момента приёма, и не подавляло волю. А, поскольку от действия зелья было хорошо не только Рону, но и его друзьям, он был уверен, что после того, как зелье перестанет действовать, Гарри с Гермионой сами не захотят возвращаться к тому, что было.

Именно так размышлял Рон, пока Гермиона читала его эссе. Гарри сосредоточенно писал сочинение по трансфигурации и, казалось, весь ушёл в работу, но, когда Гермиона закончила чтение и отдала Рону пергамент с пометками на полях, он тоже оторвался от домашнего задания.

— Как у тебя продвигается? — спросила его Гермиона.

— Я уже почти закончил, — с готовностью ответил Гарри. — Думаю, ты будешь довольна.

— Мда? С успеваемостью у тебя в последнее время никаких проблем, — признала она.

— Я занимался, — ответил Гарри. — Мм... но тебя, наверное, удручает, что без твоей помощи?

— Вовсе нет, — смутилась Гермиона. — Я никогда не думала, что тебе нужна моя помощь, только усердие.

— Мне нужна твоя помощь, — сказал Гарри почему-то значительно тише и серьёзнее.

Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза.

— Может быть, мне тоже нужна помощь, например, с защитой, — вымолвила Гермиона, принимаясь собирать листки пергамента, разбросанные по столу. — Наверняка, Рону тоже хочется попрактиковаться, правда, Рон? — обратилась она к другу.

— Ещё как! — отозвался тот. — У нас были такие классные тренировки в ДА.

— Попрактиковаться всегда можно, — пожал плечами Гарри.

— Думаю, Гермиона имела в виду, чтобы ты потренировал нас, — заметил Рон.

— Ну, конечно, мне нетрудно, — ответил Гарри. — Завтра пойдём практиковаться. Только втроём, ладно?

— Замётано! — быстро воскликнул Рон.

Ему не верилось, что всё складывалось так удачно само собой. Они весь вечер провели в гостиной, делая уроки и болтая, как раньше, как всегда. Когда Рон уже поднимался в спальню, его перехватила Джинни.

— Кажется, вы помирились, — сказала она, взглянув на Гарри и Гермиону, по-прежнему сидевших в креслах у камина.

— Да, — невольно расплывшись в улыбке, ответил Рон.

— Я рада, — отрывисто проговорила Джинни.

Рон не хотел замечать её напряжённости и недоверия, он был слишком счастлив для этого. Ему не хотелось даже заговаривать об этом.

— Это случилось как-то резко, — кусая губы, всё же продолжила Джинни, — и... мне казалось, что если Гарри что-то решил, то бесполезно его разубеждать.

— Никто его ни в чём не разубеждал, — нетерпеливо проговорил Рон, досадливо хмурясь. — Он просто передумал.

— Я думала, Гермиона говорила с ним, — очень ровным голосом вымолвила Джинни.

— Она... тут ни при чём.

— Тогда мне трудно предположить, что могло заставить Гарри передумать, — чётко проговорила Джинни.

— Ты не знаешь, о чём говоришь! — раздражённо бросил Рон.

Джинни смерила брата мрачным взглядом.

— Кое-что я знаю, — отрезала она, и Рон не посмел на это возразить.

Она вздохнула и только покачала головой.

— Спокойной ночи, — сказала Джинни и ушла, оставив Рона с его мыслями.

Когда Гарри проснулся, едва начало светать. Сон отступал наудивление легко, его гнало странное чувство возбуждения, жажды деятельности. Невозможно было оставаться в кровати, и Гарри отодвинул полог. Естественно, все остальные сладко спали. Небо за окном медленно бледнело.

Гарри встал и пошёл в ванную. Пока он не спеша умывался, в голову лезли разные нелепые мысли — что-то о магических существах, о том, какой штраф пришлось бы заплатить Слизерину за содержание василиска в школе. Наконец он решил, что, скорее всего, ему бы полагалось заключение в Азкабан.

Утро было очень свежим, до завтрака было полно времени, можно было даже сходить на квиддичное поле. Он не долго раздумывал и, закинув «Молнию» на плечо, отправился на улицу.

Прохладный воздух бодрил, а трава была покрыта росой. Когда Гарри вышел на поле, солнце только начало выглядывать из-за горизонта. Облака расцветали золотисто-оранжевыми переливами. К ясному, высокому небо, светлевшему с каждым мгновением хотелось приблизиться нестерпимо.

Облака висели только у самого горизонта, обведённые розовыми и сиреневыми красками рассвета...

Гарри успел вернуться в гриффиндорскую башню ещё до того, как большинство студентов проснулись. В гостиной он встретил Гермиону.

— Ты что, летал с утра? — удивилась она. — Во сколько же ты встал?

— Рано, — усмехнулся Гарри. — Рассвет был очень красивым.

— Да, я видела из окна, — ответила Гермиона.

— С воздуха намного красивее, — с чувством сказал Гарри.

— Наверное, — вымолвила Гермиона.

Он смотрел на неё пару мгновений, а потом сказал:

— Подожди меня, я заброшу метлу, и вместе пойдём на завтрак.

Гермиона отошла к камину, чтобы дождаться его.

— Рона не добудиться, — фыркнул Гарри, вернувшись уже с сумкой учебников. — Я сказал ему, что мы будем ждать его в Большом зале.

— Он будет ворчать, что ты опять не взял его с собой летать, — заметила Гермиона.

— Возможно, но он вряд ли обрадовался бы, вздумай я будить его пару часов назад, — резонно ответил Гарри.

Они вышли через портретный проём в коридор.

— Я тут подумала... ты, конечно, всегда любил квиддич, но не помню, чтобы ты так бегал на поле, — сказала Гермиона. — Ты скучаешь по тренировкам?

— Да, ничего не могу с собой поделать, — пожал плечами Гарри. — Наверное, нужно перестать так делать, но разве кому-то от этого плохо?

— Конечно, нет, — мягко проговорила Гермиона. — По-моему, нет ничего естественнее. Я раньше никогда не говорила тебе, но, когда я смотрю, как ты летаешь, я не могу глаз отвести. Ты в воздухе такой... свободный, уверенный, полностью поглощён полётом... у тебя блестят глаза, и тогда даже мне хочется летать.

— Неужели я так хорош? — фыркнул Гарри.

Гермиона не ответила, а молча положила руку на мраморные перила лестницы.

— Ты раньше и правда так не говорила, — заметил Гарри.

— Ничего не могу с собой поделать, — отозвалась Гермиона. — Наверное, нужно перестать...

— Не надо.

— Ладно, — просто ответила Гермиона, и они стали спускаться по лестнице.

— Сегодня у меня с утра такое странное чувство, — сказал Гарри.

— Предчувствие? — спросила Гермиона.

— Да, будто мне нужно что-то сделать, но никак не могу понять, что.

— Может, ты что-то запланировал и забыл? — предположила Гермиона.

— Может быть, — протянул Гарри. — Но тогда я очень давно должен был это сделать... Не бери в голову.

Они вошли в Большой зал, уселись за гриффиндорский стол и больше не говорили об этом.

* * *

Гарри сидел на кровати в больничном крыле, левой рукой прижимая лёд к разбитой губе. Его правая рука сильно саднила, рёбра неприятно ныли. Он сплюнул кровь в стоящий на столике таз.

— Посидите спокойно, мистер Поттер, пока я привожу в порядок мистера Малфоя, — крикнула ему мадам Помфри из другого конца палаты. — Мистер Малфой, не вертитесь, пожалуйста, а то мне не удастся правильно залечить ваш нос. Будьте добры, держите на животе лёд, сейчас, я дам вам зелье, только не стоните... — приговаривала медсестра.

Гарри бы усмехнулся, если бы это не было так больно. Гермиона, всё это время стоявшая возле его кровати, взяла его руку и приложила к ней лёд. Гарри выдохнул от облегчения и взглянул на неё с благодарностью, он думал, она будет сердиться на него.

Рона мадам Помфри выставила за дверь вместе с Невиллом, Крэббом и Гойлом за то, что они чуть не подрались прямо в больничном крыле. И Гарри всерьёз опасался, как бы они не набросились друг на друга в коридоре. Ему должно было быть стыдно, ведь это он начал всю эту заваруху, но отчего-то не было.

— О, Поттер, какая картина, верная грязнокровка прислуживает господину! — подал голос Малфой со своей койки, как только смог повернуть голову, потому что мадам Помфри закончила с его сломанным носом.

Гарри дёрнулся, непроизвольно сжав кулак, мучительно желая, чтобы в руке оказалась палочка, но прежде, чем он успел что-то сделать, вмешалась мадам Помфри:

— Мистер Малфой, я не потерплю таких слов в больничном крыле! — воскликнула она негодующе. — Если вы достаточно хорошо себя чувствуете, чтобы разговаривать, то вполне можете подождать, пока я разберусь с мистером Поттером.

И она направилась к Гарри, не дав Малфою обезболивающего зелья. Гарри впервые видел мадам Помфри такой рассерженной и в очередной раз подумал, что Малфой идиот.

Хотя Малфой и продолжал жаловаться, что у него разовьётся внутреннее кровотечение, мадам Помфри сначала залечила губу Гарри, дала Гермионе мазь, чтобы та обработала ушибленную руку, и поставила перед ним стакан заживляющего зелья, и лишь затем вернулась к постели стенающего слизеринца.

Быстро осушив стакан с зельем, а потому почти не почувствовав его вкуса, Гарри ждал, пока Гермиона закончит возиться с его рукой.

— Спасибо, — поблагодарил он, когда она закрыла баночку с мазью и поставила её на стол.

— Не за что, — шепнула Гермиона.

— Мне можно идти? — спросил Гарри у мадам Помфри.

— Вы уверены, что больше ничего не болит? — спросила медсестра. Гарри покачал головой. — Подержите повязку на кисти до вечера, — посоветовала она напоследок, и Гарри с Гермионой покинули больничное крыло.

В коридоре никого не было.

— Ладно, я готов слушать отповедь, — сказал Гарри.

— Хочешь услышать, что вёл себя безрассудно и безответственно? — спросила Гермиона. — Будто ты сам не знаешь!

— Знаю, но, честно говоря, виноватым себя не чувствую, — сказал Гарри. — Ничего ужасного я не сделал, я считаю, что Малфой давно заслуживал взбучки.

— Заслуживал, и мне нисколько его не жаль, — ответила Гермиона. — Я только рада, что вы серьёзно не покалечились.

— Слагхорн быстро разнял нас, — пожал плечами Гарри.

Хотя за окном было ещё светло, в коридоре зажглись факелы.

— И где ты только научился так бить? — внезапно спросила Гермиона.

— Как так?

— Быстро — два раза подряд, а потом в нос... как в боксе почти, — ответила Гермиона.

— Да это я видел, как Дадли тренировался, — объяснил Гарри. — Удары отрабатывал... Тебе что, понравилось? — опешил он.

— Не то, чтобы понравилось, мне не нравится, когда тебя бьют! — воскликнула Гермиона.

— Это ясно, но вообще... ты впечатлена! — уверенно заявил Гарри, глядя ей в лицо.

— Ну и что с того? Ты часто меня впечатляешь. — Гермиона замолчала. Ей стоило сделать это раньше.

Гарри остановился, внимательно уставившись на неё. Ему не следовало этого делать, не следовало продолжать, но что-то будто подталкивало его.

— Неужели чаще, чем Рон?

— Рон как непутёвый младший брат, которого нужно опекать, я не говорю, что он не способен удивить меня, но он... просто Рон, — сказала Гермиона и поняла, что никогда не высказывала этой мысли так просто и чётко.

— Я всегда думал, что Рон — не просто Рон для тебя, — медленно проговорил Гарри.

— Но... разве это что-то меняет?

Гарри не ответил. Конечно, это ничего не меняло. Что это могло менять? Ничего не было. Где? Ничего не было где?

Солнце уже клонилось к закату, и его лучи неожиданно ярко засветили прямо в окно. Наверное, что-то изменилось в этот момент, потому что неизвестно откуда взялось чувство озарения. Гарри преодолел те два шага, которые разделяли их, и взял Гермиону за плечи. Не дав ей сказать ни слова, он склонился к её лицу.

Едва их губы соприкоснулись, мир потерял чёткие очертания, солнечный свет ворвался в коридор. С каждым нежным прикосновением дурманящее ощущение счастья переполняло Гарри. Чувствовать вкус её губ, тепло объятий, аромат волос... это было всё, что ему нужно. Чтобы её голос звал его по имени, чтобы её руки обвивали его шею, чтобы её улыбка озаряла его жизнь.

Он отстранился, чтобы взглянуть в её сияющие глаза.

— Я понял, что должен был сделать...

* * *

Им казалось, что весь мир стал другим — намного прекраснее и счастливее. И весь день с того момента напоминал прекрасный, волшебный сон. Когда они вернулись, уже стемнело, и Рон был сам не свой от беспокойства.

— Извини, мы пошли прогуляться к озеру, забыли о времени, — сказала Гермиона.

— Да, прости, у нас были планы потренироваться, — вымолвил Гарри, — но после всего, что случилось сегодня, совершенно не было настроения.

— Мда уж, — согласился Рон. — Может, ляжем спать сегодня пораньше, раз уроки сделаны?

— Хорошо, — сказал Гарри, — иди, я сейчас тоже поднимусь.

Рон глянул на них ещё раз и пошёл в спальню. Проводив его взглядом, Гарри взял Гермиону за руку и прошептал ей на ухо несколько слов, а затем отправился вслед за другом.

* * *

— Ничего себе, Гарри! Никогда не видел, чтобы ты ставил такой сложный щит! — воскликнул Рон, от удивления даже опустив палочку.

Гермиона замерла с подушкой в руке.

— Зеркальный щит относится к высшей белой магии и не входит в школьную программу, его изучают только в академии, — сказала она.

— Я ещё мало его отрабатывал, — пожал плечами Гарри, — я старался расширить арсенал полезных заклинаний.

— Да, сейчас щиты могут пригодиться, — вымолвил Рон.

Гарри опустил волшебную палочку, убирая щит. Гермиона молча продолжила собирать разбросанные по полу подушки.

— Ух, смени меня, — попросил её Рон, подходя к куче подушек и плюхаясь сверху. — Мне надо передохнуть.

Гермиона переложила палочку в правую руку.

— Что будем отрабатывать? — спросила она Гарри.

— Веселящие чары?

— Я серьёзно.

— Вот именно, — расплылся в улыбке Гарри.

Глаза Гермионы весело сверкнули.

— Давай заклятьем щекотки?

— Какая ты кровожадная! — восхитился он.

После трёх минут ожесточённой борьбы они без сил валялись на подушках по обе стороны от Рона, сотрясаясь от смеха.

— Понять не могу, почему это выглядело так страшно, — фыркнул Рон, поглядывая по очереди на друзей.

— Потому что Гарри чертовски быстрый, — всхлипнула Гермиона.

— И потому... что у Гермионы великолепно получается щит, — добавил Гарри, морщась от желания захихикать.

— А я тогда буду отрабатывать меткость, — решил Рон, направляя палочку на ближайшую подушку.

Видимо, он хотел сделать из неё движущуюся мишень, но вместо этого подушка буквально накинулась на Рона.

— Мерлиновы кальсоны! — взревел он, вскочив с места.

Тут уже Гарри с Гермионой без всякой магии покатились со смеху, наблюдая как он размахивает палочкой, пытаясь остановить подушку, которая остервенело молотила их несчастного друга по голове и тут же уворачивалась.

— Рон, постой спокойно! — взмолилась Гермиона, пытаясь прицелиться, чтобы убрать взбесившуюся подушку.

— Тебе... легко... говори-ить! Чёрт!

— Я помогу, — вскочил Гарри. Он взмахнул палочкой над головой, к изумлению Гермионы, накидывая на подушку лассо, умудрившись при этом не захватить Рона.

Затем он быстро рванул лассо на себя, осадив рвущуюся к Рону подушку, а Гермиона тут же сняла заклятие. Встрёпанный и ошалевший Рон, тяжело дыша, наблюдал за их работой.

— Чёрти что, — прохрипел он.

Гарри с Гермионой переглянулись.

— И только сегодня на арене удивительные и неповторимые укротители подушек! — воскликнула Гермиона, — Гарри Поттер...

— ...и Гермиона Грейнджер! — подхватил Гарри, подавая руку Гермионе и начиная раскланиваться вместе с ней перед воображаемой публикой.

— О-очень смешно! — притворно обиженно воскликнул Рон. — Вы мне чертовски Фреда с Джорджем напоминаете!..

* * *

В библиотеке было по обыкновению очень тихо, и только пылинки бесшумно кружились в лучах света, падавших на дубовый пол и чертивших на нём узор оконной рамы. От обстановки веяло спокойствием и умиротворением. Раскрытая книга лежала перед ним на столе, но Гарри не отрывал глаз от девушки, сидевшей напротив него. Он наблюдал, как Гермиона, склонив голову, внимательно читала, иногда беззвучно шевеля губами и временами непроизвольно теребя уголок страницы. Солнечные лучи играли в её пушистых, непокорных волосах. Так можно было просидеть целую вечность. Каждый вечер, много лет подряд, можно так сидеть где-нибудь в кресле у камина, на скамейке на террасе или где-нибудь ещё, где так же тихо и уютно, и просто смотреть как она читает. Едва Гермиона подняла глаза и взглянула на Гарри, на её лице тут же появилась улыбка. И ничто в целом свете больше не имело значения.

* * *

Гарри с Гермионой, улыбаясь и держась за руки, вошли в гостиную Гриффиндора. Там было полно народу, но царила мрачная тишина. Гарри с Гермионой недоумённо огляделись. Рон прошёл прямо к ним.

— Без вести пропали шесть маглорожденных волшебников, — сообщил он друзьям.

Тут Гарри заметил, что в их гостиной были и несколько человек с других факультетов, членов АД.

— Сейчас все разойдёмся по спальням, — громко проговорил Невилл. — Первыми пойдут младшие курсы.

Через несколько минут в гостиной остались только семикурсники, члены АД и пара человек с шестого и пятого курсов, наотрез отказавшихся покинуть место собрания.

— Это началось ещё неделю назад, — проговорил Невилл. — Люди начали пропадать, а сейчас уже точно известно, что с ними что-то случилось.

— Пожиратели? — спросил Дин.

— А кто ещё? Министерство темнит, кажется, там происходит что-то нехорошее, — вымолвил Рон, нахмурившись.

— Министр обещал разобраться с этим, — неуверенно сказал кто-то из шестикурсников.

— А что они могут сделать?! Шесть человек пропало, а никто и не заметил, пока родственники не подняли панику! — возмутился Шеймус.

— Это ведь может случиться с каждым! — ужаснулась Лаванда.

— Наверное, это уже давно происходит!

— Почему же никто ничего не делает?

— Мы должны возобновить собрания АД! — предложил Эрни МакМиллан.

— Да, правильно! — поддержало его большинство.

— Теперь нам надо тренироваться в сто раз усерднее, нечего и думать, что всё обойдётся! — воскликнул Невилл.

— Если такое началось, пора готовиться к самому худшему, — согласился Рон.

— А, может, всё не так страшно, может, министерство сможет всё устаканить? — предположила Парвати.

— Может, и удастся, но нам надо быть наготове, — решительно отозвался Невилл. — Но, что это мы говорим? Что ты думаешь, Гарри?

И все головы обратились к мальчику, который выжил. Но Гарри не слышал их слов. Голову наполнял странный звон, всё виделось как в тумане...

Гарри тяжело привалился спиной к холодной каменной стене, одновременно пытаясь ослабить галстук. Он с трудом дышал, будто промчался несколько коридоров и этажей. В необъяснимом порыве отчаяния он схватился за голову.

Что случилось? Он не понимал, не помнил...

Что-то рвалось внутри него, било тревогу, но он не мог собрать мысли. Какая-то сила внутри рассеивала его волю, не позволяла пробиться к цели.

У него отчаянно дрожали руки, и взгляд блуждал по стенам.

Он должен прийти в себя, очнуться, нащупать реальность.

Гарри пошёл по коридору, опираясь рукой о стену, пол плыл у него перед глазами. Вдруг он остановился, будто в рассеянности...

Торопливые шаги приблизились. Она подошла, схватила его за плечи.

— Гарри, как ты? — спросила Гермиона.

Он взглянул на неё и почти облегчённо вздохнул.

— Не могу... не могу понять... что со мной...

— Всё хорошо, всё будет хорошо, — проговорила Гермиона.

— Кажется, я схожу с ума... всё, кроме тебя, будто в тумане...

— Я знаю, это должно пройти, — заговорила Гермиона, обнимая его. — Давай, пойдём куда-нибудь...

Гарри кивнул, но они не сдвинулись с места.

— Ты так нужна мне, — прошептал Гарри ей на ухо.

— Я здесь, я здесь, всегда...

...Он покрывал её лицо и шею быстрыми горячими поцелуями, её пальцы до боли стискивали его плечи, в полумраке их губы искали друг друга.

— Гермиона... — с трудом выдохнул он, — что мы делаем?

Она замотала головой, но в первое мгновение не разомкнула объятий, лишь затем, прерывисто вздохнув, отошла. Гарри застонал и прислонился к стене. Он прикрыл глаза и несколько минут стоял, его грудная клетка часто вздымалась.

— Гарри. — Её рука легла ему на лоб, он перехватил её и прижал бледные пальцы к губам.

— Я чувствую, что это неправильно, но ничего не могу с собой поделать...

— Я тоже, — выдохнула Гермиона. — Пойдём, вернёмся в башню.

* * *

Рона охватил страх. Что, если он что-то всё же сделал не так? Гарри повёл себя очень странно, на нём лица не было, и он умчался, никому ничего не сказав... Вдруг, это всё из-за зелья? Нужно найти его, срочно поговорить с ним!

Рон бросился вон из гостиной, но ни Гарри, ни Гермионы нигде не было видно, и не у кого было спросить, куда они побежали. Рон некоторое время метался по коридорам, выбежал на лестницу, но затем вернулся в гостиную Гриффиндора. Там не было никого, кроме Луны.

— Я осталась, чтобы узнать, не нужна ли тебе помощь, — заявила она.

Рон замотал головой.

— Неужели я всё испортил?! Я должен найти Гарри и Гермиону... — растерянно проговорил он.

— Есть способ узнать, где они? — спросила Луна серьёзно, и Рона как молнией ударило.

— Да! — Он помчался наверх, в спальню мальчиков и бросился к чемодану Гарри.

Рон торопливо развернул карту Мародёров и пробормотал заветные слова. Он стал лихорадочно пробегать глазами карту.

— Есть! — воскликнул Рон, вскакивая на ноги.

Он снова сбежал в гостиную, Луна всё ещё была там. Рон пробормотал какие-то нечленораздельные слова благодарности и выскочил в коридор. Но ему не пришлось далеко идти, Гарри с Гермионой шли ему навстречу.

— Вы в порядке?! — вскричал Рон, при виде друзей.

Гарри выглядел неважно, измученным и потерянным, да и Гермиона была неестественно бледна.

— Гарри нужно пойти спать, Рон, — вымолвила девушка, — завтра поговорим обо всём.

Рон согласно кивнул, они вернулись в гостиную, и Гарри с Гермионой поднялись в спальни.

— Я уже собиралась вернуться в свою гостиную, — проговорила Луна, — но готова остаться, если тебе нужно поговорить.

— Я... кажется, наломал дров, — сказал Рон, всё ещё глядя на лестницу, ведущую в башню.

— Расскажи мне, может быть, у нас получится всё исправить, — предложила Луна.

— Я хотел, чтобы Гарри с Гермионой перестали вести себя так неестественно из-за войны, из-за всего, — вымолвил Рон. — Гарри не хотел с нами общаться, — объяснил он. — Это было так неправильно, и я должен был что-то сделать, и я решил, что то зелье, про которое ты мне рассказывала — Animato Dono — сможет в этом помочь. Оно должно было просто помочь им!

— Во всяком случае, оно не должно было навредить, — понимающе кивнула Луна.

— Да, но его варил я, и вдруг я напортачил?! Поначалу вроде всё шло нормально, они стали весёлыми, как раньше! даже ещё беззаботнее, а потом...

— Рон, тебе нужно подумать, что ты мог сделать не так, — сказала Луна спокойным тоном, который невольно заставил Рона сосредоточиться.

— Я варил зелье в туалете Миртл и, кажется, всё делал правильно, туда без меня никто не входил, — начал вспоминать Рон.

— А ингредиенты все были в порядке? — задала вопрос Луна.

— Да вроде все, — ответил Рон. — Хотя потом, на следующем уроке зелий я заметил, что у меня по сумке рассыпались синие лепестки...

Рон побледнел.

— В рецепте лепестков не было.

— Я надеюсь, синие лепестки — это не голубого лотоса, — обеспокоенно проговорила Луна.

Рон со стоном закрыл лицо руками.

— Что это значит? Что стало с зельем?

— Лепестки голубого лотоса входят в амортенцию, они как раз и отвечают за подавление воли, — сказала Луна. — Animato Dono само по себе ни к чему не принуждает, а только выявляет подсознательные желания, примиряет с действительностью. Но в таком сочетании, оно может заставлять делать то, чего люди только подсознательно желают, может влиять на их решения, может быть, даже забывать о чём-то.

— Звучит ужасно, — сглотнул Рон. — Поверить не могу, что так подвёл их! И что мне теперь делать?!

— Тебе надо поговорить с ними, объяснить, что они находятся под действием зелья и обратиться к профессору Слагхорну за помощью, — посоветовала Луна.

— Пойти к нему немедленно?

— Нужно спросить его, насколько это опасно, — вымолвила Луна.

— Ох, он прибьёт меня!

— Я пойду с тобой.

Через десять минут они стучали в дверь профессора Слагхорна.

— Что случилось? — спросил он, появляясь на пороге в халате и ночном колпаке.

— Профессор... кажется, я отравил своих лучших друзей! — выпалил Рон.

Слагхорн оторопел.

— Он хотел им помочь, профессор, — вступилась Луна. — В зелье попал не тот ингредиент, и мы не знаем, что может случиться.

— Какое зелье вы им дали? — спросил профессор.

— Animato Dono, — ответил Рон, — но туда упали... упали лепестки голубого лотоса, я сразу не заметил...

— За такими сильными ингредиентами нужно следить! Зачем вам вообще понадобился голубой лотос? Вы собирались готовить амортенцию?

— С-случайно... — выдавил Рон. — Что теперь будет с Гарри и Гермионой?

— Сколько раз вы давали им зелье?

— Один раз, а потом думал, что не подействовало, и подлил Гарри ещё раз... оно не должно было причинить вред!

— И, по-вашему зелье действует агрессивно?

— Сначала не было заметно, всё было нормально, а теперь... профессор, у вас есть противоядие?

— Есть противоядие от амортенции, у лечебных зелий они не предусмотрены, — ответил Слагхорн. — Нужно понять, как в точности действует на них зелье и тогда подумать, что можно сделать. Когда они приняли зелье?

— Четыре дня назад, — вымолвил Рон.

— Больше сорока восьми часов, значит, действие не ослабевает, — покачал головой Слагхорн. — Мне нужно поговорить с ними.

— Прямо сейчас?

— Вы думаете, что это может подождать? — хмуро спросил Слагхорн.

— Нет, — покачал головой Рон. — Я боюсь оставлять Гарри в таком состоянии, боюсь, что он может сделать что-то...

— Тогда мы теряем здесь время, пойдёмте в вашу гостиную.

Они поспешили обратно в башню Гриффиндора.

— Я приведу Гарри, а ты можешь сходить за Гермионой? — сказал Рон Луне. Та кивнула и пошла в спальню девочек.

Войдя в их комнату, Рон увидел, что все уже спали. Он подошёл к кровати Гарри и взглянул на друга. Его лицо было бледным, на лбу выступил пот, и, казалось, он может в любой момент начать бредить. Рон дотронулся до его плеча и легонько потряс. Гарри вздрогнул и проснулся.

— Что случилось? — слегка охрипшим голосом спросил он.

— Ты... хорошо себя чувствуешь? — вместо ответа осведомился Рон.

Гарри кивнул не слишком уверенно.

— Я позвал профессора Слагхорна, он ждёт внизу.

— Зачем?

— Нужно кое о чём поговорить. Это касается вас с Гермионой.

— Что с ней? — спросил Гарри, вскакивая.

— Пока ничего... не знаю... Гарри, пойдём вниз, — взмолился Рон.

— Хорошо, — ответил тот.

Странное тревожное чувство снедало его. Он взял с прикроватной тумбочки волшебную палочку, и Рон обеспокоенно смотрел, как подрагивают его пальцы. Он отвёл Гарри вниз, там уже сидела Гермиона, а профессор Слагхорн отчего-то щупал её пульс и смотрел, не расширены ли зрачки.

— Профессор, что происходит? — спросил Гарри.

— Присядьте, Гарри, — попросил Слагхорн, — мистер Уизли хотел что-то сказать вам.

Гарри присел на диван рядом с Гермионой, обеспокоенно и вопросительно глядя на Рона.

— Это я во всём виноват! — сокрушённо воскликнул тот. — Я хотел как лучше! Я просто хотел, чтобы всё было как раньше, чтобы мы остались друзьями...

— О чём ты, Рон? — спросила Гермиона.

— Я хотел вернуть всё, как было, до того... до того, как Гарри решил бороться с мировым злом в одиночку, — выпалил Рон. — И ты, и ты, вы оба перестали нормально общаться друг с другом и со мной, и я должен был что-то с этим сделать, потому что это было неправильно!

— Да, это было неправильно, — тихо подтвердила Гермиона.

— И я не знал, что сделать, а потом прочитал про зелье, которое помогает людям прислушаться к своим истинным желаниям, Animato Dono. Оно не могло повредить, не должно было навредить... Но я испортил его, уронил лепестки лотоса для амортенции, и не заметил. И подмешал вам за завтраком.

— Ты... поступил возмутительно! — воскликнула Гермиона, побледнев.

— Знаю, — ответил Рон, — и очень сожалею.

— Ваши сожаления мало помогут, мистер Уизли, — подал голос Слагхорн, — если мы не выясним, как испорченное зелье действует на ваших друзей. Вы замечали действие зелья? Что-то необычное?

Гермиона смотрела на Гарри испуганным взглядом и ничего не замечала. Тот прижал пальцы к вискам.

— Это зелье? — пробормотал он. — Это оно сводит меня с ума...

Профессор Слагхорн, очень обеспокоенный, подошёл к нему.

— Гарри, мальчик мой, скажите, что с вами происходит, и я постараюсь помочь вам. Что вы чувствовали в последние четыре дня?

— Это было очень странно... у меня всё время путаются мысли. Иногда я не могу вспомнить, где я был и что случилось или не понимаю, почему я делаю то, что делаю. Что-то будто заставляет меня, не даёт вспомнить. Я чувствую, что забыл о чём-то важном, что должен быть не здесь, но не могу вспомнить, а если начинаю, то... — Гарри закрыл лицо руками. Гермиона подалась вперёд, прижимая его голову к своей груди.

— Мисс Грейнджер, вы чувствуете то же самое?

— Иногда, — отозвалась она дрожащим голосом. — Иногда не можешь не сделать того, чего давно хотел...

— С чего всё началось?

— С того, что Гарри пошёл летать и перестал нас избегать, — проговорила Гермиона.

Зелье. Всё это было из-за него! Эта странная беззаботность, рассеянность, нежелание замечать очевидного, страх, смятение, безумие. Это было зелье, и сознание этого должно было помогать.

— От этого есть противоядие? — спросил Гарри.

— Я постараюсь приготовить лекарство, но здесь речь идёт о тонких психологических противоречиях, и я не берусь предсказать все последствия, — проговорил Слагхорн. — Я провожу вас в Больничное крыло и потом отправлюсь в лабораторию. Возможно, мне понадобится консультация специалиста...

Гарри с Гермионой поднялись на ноги.

— Мистер Уизли, мисс Лавгуд, вам лучше отправиться спать, — обратился к ним профессор зельеварения.

Рон, казалось, не слышал слов преподавателя, и Луна кивнула за обоих. Слагхорн вышел через портретный проём вместе с Гарри и Гермионой. Но Луна осталась. Она подошла к Рону и молча взяла его за руку. Рон не смог бы выразить словами, как был благодарен ей. Он бы не вынес сейчас ни упрёков, ни слов утешения, но то, что она была рядом, поддерживало его.

* * *

Мадам Помфри ушла вместе с профессором Слагхорном, и Гарри с Гермионой остались вдвоём в Больничном крыле.

Гарри встал с кровати и подошёл к окну. Его слегка шатало, и он опёрся о раму. События прошлых дней мешались в голове. Чем больше он пытался размышлять трезво, тем труднее становилось дышать.

Темнота за окном будто гипнотизировала, затягивала, растворяла в себе. Где-то там колыхалась поверхность озера, ровная и тёмная... Казалось, сознание покинуло его, и он ничего не чувствовал и не помнил. Не мог сказать кто он, что с ним было.

До боли стиснув деревяшку под своей рукой он вернул сознание из пустоты. И на него тут же обрушилась сдавливающая тяжесть. Боль разрывала его изнутри. Он сопротивлялся, отчаянно цепляясь за реальность.

Обрывки воспоминаний, разрозненные и в то же время мучительные кружились в мозгу. На лбу выступил холодный пот.

Всё плохо. В последнее время всё плохо.

Он понял, что едва может держаться на ногах.

Это может случиться с каждым...

Со стоном он сполз по стене.

Как ты можешь...

— Гарри! — Гермиона отчаянно звала его, стоя на коленях рядом.

Только потому, что ты считаешь, что ты прав...

В темноте её фигура расплывалась, но он бы при всём желании не смог сфокусировать зрение.

— Пожалуйста, Гарри...

Её голос, который звал его по имени.

— Гермиона, — слабо выдохнул он.

Она была совем близко, он чувствовал её руки у себя на груди.

У тебя есть выбор.

— Ты слышишь меня? — взмолилась Гермиона.

В темноте блестели только её испуганные глаза. Он с трудом нащупал её руку.

— Я слышу.

— Ты, ты весь горишь... Тебе намного хуже?

— Нет, не бойся, я...

Ему изменил голос, он стиснул её руку, затем разжал пальцы и повалился вперёд. Гермиона поймала его за плечи.

— Боже, Гарри, ты... нет, приди в себя, пожалуйста!

— Я... здесь, я здесь...

По его лицу пробежала болезненная судорога. Теперь он слышал только эхо чужих голосов, они словно осколки прорезали темноту и впивались ему в сердце, застревая в груди.

Единственное, что ты делаешь — это причиняешь нам боль.

— Я причиняю вам боль, — пробормотал он.

— О чём ты? — охнула Гермиона.

— Единственное, что я делаю — это причиняю боль.

— Это неправда...

Он причинял им боль, он нёс смерть тем, кого любил, они умирали, защищая его... потому что он был Избранным, потому что на нём лежал жребий...

Едва нащупав эту мысль, он почувствовал, как какая-то сила восстаёт внутри. Сила, готовая разбить его вдребезги, навечно окунуть в беспамятство...

— Нет! — вскрикнула Гермиона. — Пожалуйста, только не ты, Гарри...

Нет, только не Гарри, пожалуйста...

— Что я могу... что я могу? — в отчаянии повторяла Гермиона.

Он не шевелился, на его лице проступила смертельная бледность.

— Я не могу допустить, не могу... нет!.. Гарри...

У неё сдавило горло. Силы готовы были покинуть её. Отчаяние оглушительной волной накрыло её, будто где-то поблизости были дементоры... Её губы прошептали едва слышно три слова, в которых она заключила всю свою надежду, всю жизнь.

Вдруг Гарри ощутил тепло и тяжесть. Голова Гермионы склонилась ему на грудь. Её ослабевшие руки обвивали его шею.

Гарри обнял её, прижимая к себе изо всех сил. Его грудь тяжело вздымалась.

— Я люблю тебя, Гермиона, — сказал он, зная, что она уже не услышит, — больше всего на свете.

Гарри открыл глаза. Бледный дневной свет наполнял Больничное крыло. Взгляд Гарри нашёл Гермиону, лежавшую на соседней кровати. Её щёки порозовели, и ресницы чуть подрагивали. Он не мог оторвать от неё глаз.

Теперь он помнил всё, зелье больше не путало его мысли, не сводило с ума, не заставляло чувствовать и забывать. Теперь он мог размышлять трезво, мог следовать своим решениям, исполнять свой долг. Он мог, наконец, не делать того, что хотел.

Гарри взглянул на белый потолок и молча взирал на него, надеясь, что сможет взять себя в руки.

* * *

Гарри сидел на уступе Астрономической башни и смотрел, как закатные лучи касаются голых верхушек Запретного леса. Пронизывающий ветер был повсюду, но что-то в глубине души не давало сдвинуться с места. Молчаливое прощание стоило тысячи слов.

...В темноте он повернулся спиной к погружённому в сумрак замку и пошёл прочь. Было очень грустно оставлять свой дом. И в то же время он знал, что должен это сделать. Оттягивать уход было ещё тяжелее и ещё неправильнее, и не было смысла думать о том, что скажут те, кто не знал правды.

Решение было принято давным-давно, и никто не мог подсказать ему, с чего начать. И поэтому тоже не имело смысла ждать.

Ноги ступали по холодной желтеющей траве. Ночная прохлада всё глубже проникала под кожу.

Он шёл к воротам, и невольно его сердце сжималось от тоски. Там, позади, оставались его самые дорогие люди. И как назло в холодной темноте ночи особенно ярко и отчётливо перед глазами вставали самые счастливые и светлые воспоминания.

Её лицо озарялось улыбкой, в ушах эхом раздавался её голос, зовущий его по имени.

Он зажмурился, до боли стиснул кулаки, пытаясь отогнать раздирающие душу образы. Он должен был быть сильным.

Он приближался к границе охранных заклинаний Хогвартса. Наконец, он чуть замедлил шаг. Трава серебрилась от инея.

Гарри остановился и достал волшебную палочку. Темнота была такой густой, такой густой у него на душе. Он опустил голову. Как тяжело! Он ощущал тяжесть бремени. Холодный ветер где-то касался белоснежного мрамора, такого же холодного...

Вдох. Выдох.

Порыв ледяного ветра оглушил. Деревья жалобно затрещали. Нужно было идти, пошевелиться, сделать этот шаг. Но он не мог сдвинуться с места, словно что-то его удерживало. Сердце сжалось.

И тогда, он вдруг почувствовал, как тёплые руки обвивают его шею. Дружеская рука легла на плечо. И тотчас ветер перестал быть таким пронизывающим, словно согревающий луч надежды вдруг рассеял мрак и заглушил горечь. Он вздохнул, чувствуя, как с сердца вмиг сошла вся непомерная тяжесть долгих безрадостных дней. А всё от того, что до боли знакомый голос произнёс:

— Ты же не думал, что мы отпустим тебя одного, друг?