Вечер имени Гермионы (джен)

В гостиной Гриффиндора тихо и темно. Никто не нарушает вековой покой замка, ничто не мешает ученикам наслаждаться мгновеньями сна. Воздух буквально пронизан умиротворенностью и спокойствием. Лишь две хрупкие фигурки у камина нарушают ночную идиллию Хогвартса.

— Что ты делаешь? — спрашивает девушка с копной спутавшихся волос. — Что ты делаешь?

— Заливаю, — мямлит ее подруга, стоящая на коленях у огня, и улыбается ангельской улыбкой. В руках у нее странный предмет, похожий то ли на осколок огромной вазы, то ли на маленькое, обгрызенное по краям ведерко. Небольшими порциями она выплескивает содержимое в камин, отчего огонь вспыхивает с новой силой.

— Что ты делаешь, — привычно тянет лохматая девушка, — что ты… черт подери! Это РОМ! Это… ром?

— Ага, — и последняя капля жидкости летит в разгоревшееся пламя.

— Офигеть! — не выдерживает Гермиона Грейнджер (а лохматая девчушка у камина не кто иная, как небезызвестная Заучка Всея Хогвартса). — Ты вылила весь ром!

— Разве? — Джинни Уизли настолько пьяна, что не может связать и двух слов.

— Твою мать! Зачем?

— Я ту… Я ту… Я тушила огонь. Чтобы мы не сгорели, — поясняет Джинерва.

Очень медленно и красиво (Гермиона видела, как это делают в маггловских фильмах контролирующие себя женщины) Гермиона поднимается по лестнице. Она старается не держаться за перила, потому что думает, что так делают только пьяные люди. А Гермиона Грейнджер не может отнести себя к их числу! Конечно, ей стыдно признаться, но она напилась просто до чертиков, танцующих ламбаду на кровати Мерлина… Но Гермиона Грейнджер не сдается просто так! Если она решила дойти до спальни без приключений — то так оно и будет! Да! И Гермиона, гордо подняв голову, продолжает свой путь.

Наблюдая за беспечно ползущей по ступенькам подругой, Джинни Уизли вдруг неожиданно понимает всю важность и значимость этого момента. Потому что только раз в сто лет можно наблюдать, как красиво скатывается с очередной ступеньки Мозг Золотого Трио, елейным голосом причитая: «Твою ж мать!».

Гермиона Грейнджер должна запомнить этот вечер на всю жизнь! А Джинерва Уизли обязательно напомнит ей о нем, если Гермиона вдруг забудет. Непременно напомнит!

Переполненная чувством неимоверной ответственности перед мисс Грейнджер, Джинни берет себя в руки и поднимается с колен. Правда, ненадолго — она тут же опускается на диван, не в силах продолжить свой путь. «Лети-и-ит Жозефи-и-ина», — шепотом припевает Джинни и устраивается поудобнее: эту ночь она проведет здесь, на диване, в объятиях Морфея и Малфоя. Хм. «Малфоя?», — Джинни удивленно пытается сфокусироваться на очертаниях юноши, и, прежде чем отключиться, подсознание подтверждает догадки: «Да, Малфоя».

Девять часов назад.

— Гермиона, ну же! У тебя День Рождения, повеселись от души! — Джинни протягивает подруге бокал.

Гермиона сидит на своей кровати в позе лотоса и густо краснеет. Потому что Гермиона Грейнджер не привыкла к такому вниманию. И еще, быть может, потому что ей стыдно, что она провалялась в постели часов до двух. Или трех. Или четырех. Собственно, не это важно для Гермионы. Важен сам факт. Ф-А-К-Т.

— За то, чтобы самая умная девушка нашей школы обалденно отметила свою днюху! Ехуу! — Джинни налегает на шампанское.

«ПотомуЧтоСкороПацаныПринесутРом», — успевает напомнить она Гермионе, не очень активно наполняющей себя напитком. Гермионе не остается ничего другого, как последовать советам подруги. В конце концов, немного шампанского и правда не помешает.

Эта мысль и погубила Гермиону Грейнджер.

Спустя час.

— Я никогда не трахалась в душе! — Джинни Уизли обводит взглядом всех собравшихся в гостиной.

Первогодки и прочая «мелочь» были быстро и бескорыстно устранены близнецами Уизли еще до начала банкета, поэтому ничто не мешает играть Джинни в «Никогда». Ничто и никто (включая Гарри Поттера, краснеющего каждый раз, когда наступает ход его девушки).

— Я никогда не хотел…мм…делать это в душе, — потупив глаза произносит Мальчик-Недавальчик (получивший пару минут назад это прозвище от своей Сами-Знаете-Кого Сами-Знаете-Почему).

Казалось, никто не замечает, как быстро Гермиона делает глоток из своего бокала. Но от опытного взгляда Джинни не ускользнет ни одно движение.

— Гермиона! — нарочито удивленно восклицает она. — Шалуни-и-и-ишка.

— Что? — с вызовом смотрит Гермиона и вдруг понимает, что чаша переполнена. Что последний бастион ее трезвой крепости сломлен, и она готова пуститься во все тяжкие и во все пошлые. «Адьос, разум!», — восторженно думает она и вскакивает с места.

Спустя еще час, или семь часов назад от сцены у камина.

— Я сегодня согрешу, — почти уверенно произносит виновница торжества, отчего Джинни Уизли заразительно смеется.

Она-то уже согрешила. Минут десять или пятнадцать назад. Гермиона сразу поняла это по вспотевшим очкам друга и по криво застегнутой блузке рыжеволосой девушки. Джинни пододвигается ближе к Гермионе и начинает рассказывать интимные подробности. Но Гермиона ее не слышит. Ее не интересует ни Очкастый Герой, ни Рыжий-в-Трио-лишний. Ей нужно что-то особенное. Потому что Гермиона Грейнджер никогда не позволит себе согрешить абы с кем! Ей нужно что-то…запрещенное. Ведь согрешить нужно на всю катушку.

Возможно, именно поэтому на празднике гриффиндорцев появляется до боли знакомый платиновый блондин. Сначала Гермиона думает, что этот нереальный юноша в черной офигенной рубашке просто ошибся дверью. Ну, знаете ли, перепутал. Башню с подземельем. Подземелье с башней. С кем не бывает, да? Но потом Гермиона замечает хитрый взгляд рыжей грешницы и такой же хитрый, но от этого не становящийся менее сексуальным, взгляд Малфоя. Драко Малфоя.

Спустя очередной час, или ровно сорок шесть минут после неудавшейся попытки согрешить.

— Где ты была? — Джинни Уизли заботливо смотрит на Гермиону, которая пропала сорок шесть минут назад и вернулась только сейчас. — Это все Малфой, да? Он не смог?

Гермиона с упреком смотрит на Джинни, сожалея, что язык уже не в силах доносить до людей ее мысли. Ну, откуда Джинни знать, что Гермиона Грейнджер просто испугалась? Испугалась совратить юного агнца в черной офигенной рубашке. Ведь одно дело — грешить самой, и совсем другое — толкать на грех невинных людей. Хотя, если верить Джинни, то не таких уж и невинных.

— Где ты была? — Джинни повторяет свой вопрос.

— Снежинки, — мечтательно выдавливает Гермиона и продолжает, — снежинки падают. Я вышла. Стою. Поднимаю голову высоко-высоко. А там снежинки. Легла, закрыла глаза… Открываю — снова снежинки. «Бли-и-ин, — подумала тогда я, — это же снежинки!»

Джинни Уизли, обреченно вздыхая, смахивает снег с головы неудавшейся грешницы и тихо передразнивает: «Бли-и-ин! Это же снежинки!»

Спустя полчаса, или ровно тысяча восемьсот секунд после затяжки.

— А вот мой Дракусик хорошо знает французский, поэтому и не пустил меня на бал по случаю Хэллоуина, — Джинни беззастенчиво обнимает агнца, душу которого почти удалось спасти Гермионе.

— Джин, а как же Гарри? — мистично произносит Луна Лавгуд, в очередной раз затягиваясь.

— Какой Гарри? — удивляется совратительница и смеется.

Гермиона тоже хохочет. Но не потому, что она курила, нет. Ей просто хорошо и весело, а эта забавная штучка здесь не причем. И Гермиона снова смеется, старательно зажимая рот руками.

— А… где связь между французским и Хэллоуином? — задает мучивший ее вопрос Гермиона. Джинни театрально закатывает глаза и говорит:

— Ну как же, Герм! Я хотела надеть костюм крабовой палочки на Хэллоуин. Понимаешь? А Драко не разрешил. Потому что он очень хорошо знает французский.

Гермиона Грейнджер молча улыбается. Не может же она признать, что так и не поняла, при чем здесь французский…

Спустя два с половиной часа, или без пяти двенадцать после полудня.

— А не слабо! — кричит Гермиона на всю гостиную.

— По рукам, — улыбается Фред. Хотя Гермиона отчетливо понимает, что это Джордж. Улыбается, однако, все равно Фред. Время не ждет, Гермиона, подстрекаемая желанием выиграть спор (ведь на кону стоит целая бутылка аммортенции), клянчит у Гарри метлу. Бедному Герою ничего не остается, как отдать свою «Молнию» яростной подруге. Гермиона с победоносным визгом подбегает к окну и распахивает его настежь.

«Ах, да!» — как будто что-то вспоминает она и начинает нервно стягивать с себя одежду. Завороженный Гарри Поттер уже готов простить подругу за «Молнию» (которую, он уверен, Гермиона сломает), но, дойдя до кружевного лифчика, Гермиона хихикает и залезает на метлу.

— Гермиона, — окрикивает Малфой, — кажется, ты что-то забыла.

Глядя на ухмыляющегося агнца, Гермиона решает согрешить с ним по возвращении с ночного путешествия. Она даже не подозревает, что в этот же момент ее лучший очкастый друг решает сделать то же самое. Не с Малфоем. С ней. Потому что Гермиона, уже абсолютно голая, седлает метлу и вихрем скрывается за окном. Ведь ей так нужна аммортенция…

Спустя девять часов после первой пагубной мысли Гермионы Грейнджер.

«Твою мать!» — протяжно постанывает на лестнице лохматая именинница. Через несколько минут она затихает и, мирно посапывая, свертывается в калачик.

«Незабываемый вечер имени Гермионы», — думает Джинни, обнимая агнца в черной рубашке и решая непременно выяснить, кто же, все-таки, смог его совратить…