Карликовые грифоны (джен)

Ночью Северусу приснился сон. Ему редко снились сны, особенно такие длинные и красочные. Этот был — целая жизнь. Его жизнь. Северус почти ничего не запомнил, только временами вдруг всплывали отрывки — яркие, чёткие, какими редко бывают даже настоящие воспоминания. А вот конец он помнил очень хорошо: пыльная, захламлённая комната, огромная змея, вонзающая клыки в его горло и холодный голос кого-то невидимого: «Мне жаль, Северус...». За миг до укуса он проснулся — ведь во сне нельзя умереть, и боль чувствовать нельзя тоже. Этот голос был отвратительным, и змея была отвратительной, а всего хуже — собственная полная беспомощность. Северус не любил чувствовать себя беспомощным, ему хватало таких моментов в жизни, и он постарался поскорее забыть неприятный сон. Вроде бы получилось. Ведь сегодня был великий день, сегодня он ехал в Хогвартс, Школу Волшебства, чтобы наконец-то занять то место, которое считал своим, на которое имел все права и по рождению, и по способностям! Разве в такой день стоит помнить какие-то глупые сны?

Но неприятности явно не собирались кончаться. На вокзале он старательно искал глазами Лили и, наконец, заметил её в толпе — только для того, чтобы увидеть, как они с сестрой кричат друг на друга. Северус хотел вмешаться — как эта магла смеет орать на его Лили! — но сделать это не было никакой возможности. А потом он потерял их из виду.

Он вновь разыскал Лили только полчаса спустя, в поезде, уже переодевшись в школьную форму — ах, каким счастьем было избавиться от этих мерзких тряпок! Она сидела отвернувшись к окну и не обращая внимания на двух мальчишек, шумно обсуждавших что-то рядом — кажется, первые впечатления от поездки. Северус сел напротив и понял, что она вовсе не любуется пейзажем за окном, а скрывает текущие по лицу слёзы.

— Лили!

— Я не хочу с тобой говорить,— сказала она сдавленно.

— Почему?

— Туни н-ненавидит меня. Из-за того, что мы видели письмо от Дамблдора.

— И что?

Она бросила на него полный неприязни взгляд.

— А то, что она моя сестра!

— Да она всего лишь… — он осёкся. Лили вытирала слёзы и не услышала последних слов.

— Ведь мы... — снова начал он. И снова осёкся. Взгляд зацепился за сидящего напротив лохматого паренька — он ведь был сегодня во сне!

Именно этот или кто-то ужасно на него похожий. А он, Северус, был взрослым, и он нависал над мальчишкой, яростно шипя на него, и, кажется, запустил потом чем-то тяжёлым. Он хорошо помнил свою ярость из-за того, что мальчишка увидел нечто секретное, что он хотел бы скрыть, чего стыдился. Что это было: дневник, фотография, письмо?

Письмо? Петунья злилась из-за подсмотренного ими письма, а он хотел сказать, что она не права, что они не сделали ничего такого... Но он–взрослый тоже злился, и собственная злость не казалась ему неправильной, и поступок лохматого мальчишки во сне выглядел преступлением почти непростительным... Так может быть...

— Ну, хочешь, я напишу ей и извинюсь?

— Правда? — Лили подняла на него засиявшие глаза, и он понял, что готов написать хоть десяток писем её противной сестре. — Давай напишем вместе, я ведь тоже виновата!

— Но я первый полез смотреть, я так и напишу!

— А я тебя не остановила... как ты хорошо придумал, а я не знала, что делать, я совсем не хочу с ней ссориться, она ведь моя сестра, правда?

— Она... — «она всего лишь магла» — уже раз остановленные слова снова едва не сорвалось с языка. И сорвались бы, если бы не яркая, словно высвеченная вспышкой молнии картинка:

... зелёные глаза полыхают гневом, а голос холоден, как лёд:

Стремительный разворот, взвихряются полы лёгкого халатика... она уходит, уходит навсегда, он знает это почему-то абсолютно точно, а он остаётся один...

На этот раз Лили смотрела на него, ожидая продолжения фразы. Он сглотнул, с усилием проговорил:

— ...она ведь не умеет колдовать, ей и обидно. Потому она на тебя и злится.

— Ну конечно! — теперь девочка смотрела на него почти с восторгом. — Как ты правильно сказал, я не буду на неё сердиться, даже если она говорит обидные вещи — она ведь не со зла, да? Просто я волшебница, а она нет, и это же несправедливо, правда?

«Это справедливо, ты лучше неё» хотелось ему сказать, но она, наверное, опять рассердилась бы, и он ответил:

— Да, конечно.

— Несправедливо, — утвердила она. — Когда я выучусь, я попробую придумать способ, чтобы можно было всякого человека сделать магом. Всякого, кто захочет.

Он снова не решился спорить, только сказал осторожно:

— Сперва надо выучиться. Вот бы нас распределили на один факультет! Помнишь, я тебе рассказывал про факультеты?

— Да, конечно. А ты на какой бы хотел? Ты говорил, только я не помню.

— На Слизерин, конечно!

Он сказал это чуть громче, чем прежде. И чуть громче, чем следовало. Лохматый мальчишка, который до сих пор ими не интересовался, услышал его реплику и проговорил явно вызывающе, хоть и обращаясь к своему прежнему собеседнику:

— Кому охота быть в Слизерине? Я бы ушёл в таком случае, а ты?

Второй, холёный мальчик в дорогой мантии, пожал плечами:

— Вся моя семья была в Слизерине.

— Господи, — воскликнул растрёпанный, — а я-то думал, ты нормальный!

Холёный усмехнулся:

— Может, я и нарушу традицию. А ты куда пошел бы, если бы мог выбирать?

Мальчишка поднял невидимый меч:

— В Гриффиндор, где обитают сердцем храбрые! Как мой папа.

Лили, тоже прислушивавшаяся к диалогу, повернула голову и взглянула на соседа с явным интересом. Этого Северус вынести не мог. Он фыркнул, постаравшись вложить в этот звук всё возможное пренебрежение к нахалу. Тот немедленно обернулся:

— Какие-то проблемы?

— Нет, — ответил Северус презрительно. — Если у тебя мышцы вместо мозгов.

— А ты-то куда собрался, если у тебя нет ни того, ни другого? — вмешался холёный.

Лохматый разразился хохотом. Лили, вся вспыхнув, резко выпрямилась, перевела с одного на другого ставший неприязненным взгляд:

— Пошли, Северус, найдем другое купе.

Она поднялась и решительно двинулась к выходу. Северус шагнул было следом, но, словно о верёвку, запнулся о насмешливый взгляд холёного. И — снова вспышкой молнии:

Он висит в воздухе вниз головой... кто-то ругается, ему не видно, кто это, но чудится, что женский голос похож на голос Лили... а прямо перед ним, сверху вниз — этот вот насмешливый, чуть высокомерный взгляд, это вот лицо, только повзрослевшее, немного хищное, ослепительно красивое... смеются несколько голосов... «Петрификус тоталис!» — голос изменился, но не настолько, чтобы не узнать... он падает без движения...

Ярость волной захлестнула его сознание, не сегодняшняя, а та, из сна, принадлежащая беспомощному — почему беспомощному? — объекту насмешек. Сейчас он не был беспомощен и не собирался упускать случая. Отчаянно завизжала Лили, что-то закричал второй мальчишка... Наглый аристократ оказался неожиданно ловким — Северус отлетел к окну, чувствительно приложился затылком о край рамы и озверел окончательно. Кажется, лохматый сначала пытался их разнимать...

* * *

Их заперли в крайнем купе — растерзанных, всё ещё кидающих друг на друга мрачные взгляды. И насквозь мокрых. Пытаясь их разнять, Лили вызвала нечто вроде ливня прямо из потолка и к моменту появления прибежавших на шум старост в купе было по щиколотку воды. Эта и некоторые другие подробности выяснились во время краткого «предварительного» разбирательства. Тогда же Северус узнал фамилии своих противников.

Лили с ними не было — средних лет женщина, которую старосты называли «профессор», увела её с собой, чтобы «привести в надлежащий вид». Уходя, девочка кинула на приятеля взгляд одновременно злой и сочувственный и теперь он мучительно пытался понять, чего в этом взгляде всё-таки было больше.

Поттер, чья мантия сейчас вполне соответствовала причёске, повернулся к Блэку:

— Слушай, какого гоблина ты заявил, что первый начал?

Щёголь, с разбитой губой переставший выглядеть столь лощёным, но почему-то нравившийся Северусу значительно больше, небрежно пожал плечами:

— Во-первых, это в общем-то так и было. А во-вторых, я не хочу на Слизерин. Значит, надо быть как минимум непрактичным, поскольку ни сверхумным, ни сверхтрудолюбивым стать всё равно не получится.

— Ты это серьёзно? — ошеломлённо распахнул глаза Поттер.

— А как же! — опровергая собственные слова, Блэк расхохотался, скривился от боли в лопнувшей губе и повернулся к Северусу. — Слушай, Снейп, ты где так драться научился?

— На улице, — буркнул Северус, пытаясь понять, делает ему Блэк комплимент или опять нарывается. Так и не понял и неожиданно для себя спросил: — А ты?

— Будешь смеяться, но там же, — красавчик снова рассмеялся и тут же схватился за кровоточащую губу. — Ох, что будет, когда маман узнает!

— Она у тебя что, злая?

— Она у меня ар-р-р-ристократичная... а ты молодец, здорово меня подловил. Я-то решил, что ты и правда сбежать собрался, как твоя подружка предлагала, — он глянул на непроизвольно сжавшего кулак Северуса и добавил примирительно: — Да ладно, не злись, она прикольная. Как нас окатила-то, а! Явный талант, хоть и маглорождённая.

— Ты откуда знаешь? — Северус так удивился, что даже перестал злиться.

— Мне книгу «Кто есть кто в магической Британии» в детстве вместо сказок читали.

— В детстве? — хмыкнул Поттер.

— Ага, в раннем, — он снова обратился к Северусу. — Вот у тебя отец магл, так?

— Ну, так, а что? — мгновенно ощетинился тот.

— Да ничего, мне всё равно. А тебе, Поттер?

— Мне тоже пофиг, — отозвался лохматый не оборачиваясь. Он пытался рассмотреть в оконном стекле, так ли сильно распухло левое ухо, как кажется на ощупь. — Только если так, то чего ты на Слиз-то рвёшься? Там нечистокровных не любят.

— Врёшь, — буркнул Северус. Мама всегда говорила, что Слизерин — самый лучший факультет, там учатся самые умные волшебники, он обязательно попадёт только туда...

— Не врёт. С моей кузиной Андромедой на курсе разговаривать перестали, когда узнали, что она с маглорождённым гуляет, — невесело усмехнулся Блэк. И добавил слегка вызывающе: — Только она всё равно за него выйдет, я-то знаю!

— Она всё равно за него выходит! Ну что я-то могу поделать, если даже родители ничего не смогли?! Ты же знаешь...

— Не знаю, Нарси. Мои родители очень недовольны...

Северус отчаянно замотал головой. Бред, такого не бывает! Но имя?!

— А ты сам-то чего, ты же чистокровный? — попытался он скрыть растерянность за вызывающим тоном.

— Ага, ещё какой! Когда тебе в тысячу первый раз скажут, что «ты должен вести себя как истинный Блэк», — он передразнил чей-то довольно неприятны голос, — то начинаешь чувствовать себя не человеком, а охотничьим карликовым грифоном.

— Кем? — изумился Поттер, даже отвлёкшись от созерцания полученного ущерба.

— Есть такие тварюшки, их уже почти не разводят, а века два назад жутко популярны были у аристократии. Дико редкие, дорогие и породистые. Прямо вылитые Блэки.

Поттер расхохотался:

— Ну ты даёшь! Не переживай, мы все теперь редкие и даже уникальные! До сих пор никто не умудрялся заработать наказание ещё до прибытия в школу! Вот возьмут нас и сразу исключат.

Северус похолодел. А что, если так и будет? Нет, только не это!

— Вот ещё! — чуть высокомерно пожал плечами Блэк. — Я же признался, что это я в драке виноват. А меня не исключат, директору тоже жить хочется. Маман за честь семьи ему голову открутит. Мне тоже, но ему первому!

— Так ты поэтому и сказал, что первый начал? — тоном прозревшего человека воскликнул Поттер. Автоматическим жестом взъерошил и без того растрёпанные волосы и добавил смущённо: — Потому что по-настоящему первым начал я.

— Вот и молчи об этом до второго пришествия Мерлина! Если меня в Хог не возьмут, маман сделает вид, что так и было задумано, и отправит во Францию учиться. А я уже два года о Париже мечтаю, я про него такую книжку читал, закачаешься!

— Опять шутишь?

— Не-а. Да не исключат нас, с чего ты взял? Подумаешь, драка!

— Да, подумаешь... — Поттер помрачнел, уставился в пол и проговорил совсем тихо: — Мама переживать будет. Они всегда мною гордились, а тут такое... глупо вышло.

Блэк тоже стал серьёзен, хлопнул лохматого по плечу:

— Ладно, не кисни, выкрутимся! Правда, Снейп?

— Наверное... — неуверенно проговорил Северус. — Слушай, а распределение правда от желания зависит, или ты просто так спрашивал?

— Ну... — Блэк задумался. — Считается, что Шляпа сама решает, только я ни разу не слышал, чтобы кто-то распределением недоволен остался. Так что, наверное, от желания тоже зависит.

Он вытащил из внутреннего кармана почти чистый носовой платок и прижал к опять начавшей кровоточить губе. Северус пытался разобраться в путанице мыслей: в Слизерине не любят маглорождённых — значит, Лили туда нельзя. Наверное, её туда и не распределят. А его? Он полукровка... но мама ведь была уверена? А зачем? Но это же самый лучший факультет! А почему лучший? Потому, что так мама говорила? А может, с тех пор, как она училась, всё уже изменилось? Что же ему теперь делать? С распределением и вообще?

Он прикрыл глаза и в памяти тут же снова замелькали обрывки этого странного — вещего? — сна:

... он сидит на шаткой табуретке и слышит голос над своей головой: «Слизерин». Он снимает Шляпу и идёт к одному из длинных столов. Светловолосый юноша ободряюще похлопывает его по плечу...

... — Мне жаль, Северус...

— Так, — голос Поттера оборвал воспоминания, — сейчас снова начнётся!

Скрежетнул замок, дверь купе открылась. Северус шагнул навстречу вошедшей женщине.

— Профессор, это я первым начал драку!

Ему в спину упёрлись два взгляда. Он знал, что в них было удивление. Но если бы он обернулся, то увидел бы, что уважения было гораздо больше.