Лунатизм (джен)

Каждую пятницу мужская половина факультета Слизерин с пятого по седьмой курс устраивает «Клуб джентльмена» (или, как я люблю это называть, «Клуб пьяного поэта»). В полночь мы собираемся в пустой классной комнате на седьмом этаже, открываем бутылочку виски и беседуем о «высоком». Кто сказал, что Слизеринцы дуб дубом в поэзии? Вот Грэхэм Монтегю (еще тот крендель, кстати) после третьего стакана такие рифмы толкает, что лорд Байрон сожрал бы свое перо из зависти. А Теодор Нотт? Только сиди и записывай эти внезапные вспышки поэтичности!

Уже после второй бутылки кто-то завывает матерные частушки, а кто-то рассуждает на до безобразия философские темы. А я? А я сижу в своем широком мягком кресле (сам левитировал из гостиной, между прочим), верчу в руке стакан с недопитым виски, со стороны наблюдаю за всеми этими жалкими попытками показаться взрослыми и в который раз спрашиваю себя: «Какого жмыра я тут делаю?». Пора ретироваться.

— Эй, Блейз, ты куда?

Курить. Хочу курить.

На самом деле, я не в восторге от этой магловской привычки, но она убивает время. И меня.

Добираюсь до Астрономической Башни без приключений. Достаю сигарету, подкуриваю волшебной палочкой. Дым из легких взлетает ввысь и, если зажмуриться, можно представить, как он клубиться до самой луны, растворяется между звезд.

Когда я докуриваю, внезапно чувствую, что на Башне я не один. Поворачиваю голову влево и вижу, что какая-то девушка в целомудренно длинном пеньюаре сидит на парапете. В глаза сразу же бросаются длинные спутанные волосы цвета спелой пшеницы и ожерелье из пробок из-под сливочного пива. Ну конечно, Луна Лавгуд — дитя не из мира сего. Меня удивляет тот факт, что она босая. Да кто знает эту чокнутую? Может, Венера не в той фазе, или сегодня звезды не на стороне обуви.

Веки Лавгуд закрыты и ресницы подрагивают на ветру. Её бледное лицо такое умиротворенное, словно она спит. Ну, пусть спит, а я ещё покурю. Зажимаю губами фильтр сигареты, тянусь за волшебной палочкой, как вдруг боковым зрением вижу, что Полоумная Лавгуд медленно откидывается спиной назад, будто хочет лечь. С перепугу я выплюнул сигарету и рванулся к недалекой девушке, схватил её за плечи и вынудил слезть с парапета. Её ноги подкосились, холодные ладошки легли на мои плечи, веки широко распахнулись, и Луна взглянула на меня затуманенным взглядом.

— Ой, здравствуй, — она по-глупому улыбнулась. — Ты меня разбудил.

Я стою и хлопаю ресницами, вылупившись на неё, как Лонгботтом на хорошо сваренное зелье. Обалдеть.

— Я опять ходила во сне, да? — спрашивает Луна тоненьким голоском и смотрит на меня своими большими серыми глазами. — Просто я лунатик.

Неудивительно.

Если честно, мне её жаль. Чуть-чуть. Добрая половина Хогвартса считает своим долгом поиздеваться над Полоумной Лавгуд. Видимо, из жалости я стою здесь, на Астрономической Башне, и слушаю басни Луны о мошз… могз… мозгошмыгах, гиппогриф их раздери! В голове у меня, правда, скачет мартышка с шарманкой, и из её речи я понимаю только каждое третье слово, но все равно слушаю и не смею перебивать, как настоящий, — мать его, — джентльмен! А ведь Луна, наверное, даже не знает, как меня зовут. Стоит здесь, прислонившись спиной к парапету, держит ладони на моих плечах и так доверчиво смотрит мне в глаза. Ей, должно быть, холодно. Конечно, холодно, вон как губы посинели! Пытаюсь сказать ей об этом, но она и слова не дает мне вставить.

Лунная девочка исчезает так же, как и появилась — неожиданно и тихо, а мне кажется, что я всё ещё ощущаю тяжесть её ладоней на своих плечах. Я поднимаю взгляд в небо и ещё долго смотрю на серебряную луну. Может, приснилось?..