Лунатизм (джен)

Каждую пятницу мужская половина факультета Слизерин с пятого по седьмой курс устраивает «Клуб джентльмена» (или, как я люблю это называть, «Клуб пьяного поэта»). В полночь мы собираемся в пустой классной комнате на седьмом этаже, открываем бутылочку виски и беседуем о «высоком». Кто сказал, что Слизеринцы дуб дубом в поэзии? Вот Грэхэм Монтегю (еще тот крендель, кстати) после третьего стакана такие рифмы толкает, что лорд Байрон сожрал бы свое перо из зависти. А Теодор Нотт? Только сиди и записывай эти внезапные вспышки поэтичности!

Уже после второй бутылки кто-то завывает матерные частушки, а кто-то рассуждает на до безобразия философские темы. А я? А я сижу в своем широком мягком кресле (сам левитировал из гостиной, между прочим), верчу в руке стакан с недопитым виски, со стороны наблюдаю за всеми этими жалкими попытками показаться взрослыми и в который раз спрашиваю себя: «Какого жмыра я тут делаю?». Пора ретироваться.

— Эй, Блейз, ты куда?

Курить. Хочу курить.

На самом деле, я не в восторге от этой магловской привычки, но она убивает время. И меня.

Добираюсь до Астрономической Башни без приключений. Достаю сигарету, подкуриваю волшебной палочкой. Дым из легких взлетает ввысь и, если зажмуриться, можно представить, как он клубиться до самой луны, растворяется между звезд.

Когда я докуриваю, внезапно чувствую, что на Башне я не один. Поворачиваю голову влево и вижу, что какая-то девушка в целомудренно длинном пеньюаре сидит на парапете. В глаза сразу же бросаются длинные спутанные волосы цвета спелой пшеницы и ожерелье из пробок из-под сливочного пива. Ну конечно, Луна Лавгуд — дитя не из мира сего. Меня удивляет тот факт, что она босая. Да кто знает эту чокнутую? Может, Венера не в той фазе, или сегодня звезды не на стороне обуви.

Веки Лавгуд закрыты и ресницы подрагивают на ветру. Её бледное лицо такое умиротворенное, словно она спит. Ну, пусть спит, а я ещё покурю. Зажимаю губами фильтр сигареты, тянусь за волшебной палочкой, как вдруг боковым зрением вижу, что Полоумная Лавгуд медленно откидывается спиной назад, будто хочет лечь. С перепугу я выплюнул сигарету и рванулся к недалекой девушке, схватил её за плечи и вынудил слезть с парапета. Её ноги подкосились, холодные ладошки легли на мои плечи, веки широко распахнулись, и Луна взглянула на меня затуманенным взглядом.

— Ой, здравствуй, — она по-глупому улыбнулась. — Ты меня разбудил.

Я стою и хлопаю ресницами, вылупившись на неё, как Лонгботтом на хорошо сваренное зелье. Обалдеть.

— Я опять ходила во сне, да? — спрашивает Луна тоненьким голоском и смотрит на меня своими большими серыми глазами. — Просто я лунатик.

Неудивительно.

Если честно, мне её жаль. Чуть-чуть. Добрая половина Хогвартса считает своим долгом поиздеваться над Полоумной Лавгуд. Видимо, из жалости я стою здесь, на Астрономической Башне, и слушаю басни Луны о мошз… могз… мозгошмыгах, гиппогриф их раздери! В голове у меня, правда, скачет мартышка с шарманкой, и из её речи я понимаю только каждое третье слово, но все равно слушаю и не смею перебивать, как настоящий, — мать его, — джентльмен! А ведь Луна, наверное, даже не знает, как меня зовут. Стоит здесь, прислонившись спиной к парапету, держит ладони на моих плечах и так доверчиво смотрит мне в глаза. Ей, должно быть, холодно. Конечно, холодно, вон как губы посинели! Пытаюсь сказать ей об этом, но она и слова не дает мне вставить.

Лунная девочка исчезает так же, как и появилась — неожиданно и тихо, а мне кажется, что я всё ещё ощущаю тяжесть её ладоней на своих плечах. Я поднимаю взгляд в небо и ещё долго смотрю на серебряную луну. Может, приснилось?..

Знаете, с какой мыслью я сегодня проснулся? А что если все мы полоумные, а Луна Лавгуд — самая что ни есть на свете нормальная? Тьфу! Похоже, ЛУНАтизм заразен.

После занятий мне захотелось прогуляться, поэтому я решил подышать свежим воздухом в Запретном лесу. И, нет, слово «Запретный» мне ни о чем не говорит! Я делаю, что хочу, потому, что я — Блейз Забини. И, да, это все объясняет. Например:

«— Почему вы не сделали домашнего задания?

— Потому, что я — Блейз Забини».

Или:

«— Почему ты ведешь себя, как полный гавнюк?

— Потому, что я — Блейз Забини».

Я пробираюсь сквозь высокие травы по вытоптанной тропинке прямиком к зеленой поляне, замечаю каждую мелочь: игру солнечных лучей, даже переливы крыла бабочки. Эстет, что тут скажешь? Таким уж уродился.

Выхожу на залитую солнечным светом поляну и нежданно-негаданно, — получите, распишитесь! — Луна Лавгуд собственной персоной! Я уже говорил, что я её побаиваюсь? Нет? Так вот, я её побаиваюсь. А сейчас, когда она посреди поляны в странных розовых очках и с мечтательной улыбкой на губах вертится вокруг своей оси, хлопая над головой в ладоши, я реально боюсь. Может, по-тихому дать деру, пока не заметила?

— Блейз, ты тоже пришел ловить морщерогого кизляка? — Лавгуд всё же увидела меня.

Минуточку, она меня только что обматерила?

— Не хочу тебя расстраивать, но он убежал, — с ноткой грусти в голосе сказала Луна. — Зато здесь столько мозгошмигов! Кстати, твоя голова просто кишит ими. — Она неспешным шагом направилась в мою сторону, высоко поднимая белые коленки. Опустила на нос свои чудаковатые очки, внимательно всмотрелась в мое лицо. — Ты, наверное, очень много думаешь, — сняла розовые очки. — Это похвально.

И почему в её присутствии я теряю дар речи? Может, потому, что она трещит без умолку? Или потому, что я теряюсь в её затуманенных серых глазах? Во всяком случае, лучше я буду слушать о каких-то там морщемордых кизляках, нежели расказни Малфоя о том, как он «встретил Потти и Уизела и хорошенько намылил им шеи». Подозреваю, что все было кардинально наоборот, и Драко сбежал от своего позора с криками: «Мой отец узнает об этом!».

Лавгуд невероятна. Она живет в своем маленьком мире, где скачет по пушистым облакам в воздушном ситцевом платьице и заливисто смеется. Я не хочу разрушать её мир и не хочу, чтоб она спускалась с небес на землю, потому что чем выше ты взлетаешь — тем больнее падаешь.

* * *

Общение с Луной преподнесло свои плоды: на прошлой неделе я обозвал Малфоя морщерогим кизляком. И, знаете, что в этом самое смешное? Он ни черта не понял, но я спинным мозгом чувствовал, как это грызет его!

Наши с Луной встречи некоторое время были неожиданными и спонтанными. Каждый раз, когда я выходил на Астрономическую Башню покурить, или шел к Абефорду в «Кабанью голову», чтоб приобрести конфискованный огневиски для «Клуба джентльмена» — Лавгуд тут как тут. Позже я уже привык к тому что, где я — там и она. Мы до смешного разные! Я — Слизеринец, она — Рейвенкловка, мы как земля и небо, как белое и, кхм, черное.

* * *

Только что закончился завтрак. Ученики покидают Зал, в толпе я потерял Малфоя, с которым должен был идти на Зельеварение. Поднимаюсь на Цокольный этаж и вижу Малфоя с его громилами Крэбом и Гойлом. Они кого-то обступили и громко ржут. Небось, вновь приперли к стене какого-то младшекурсника. Вот, черт! Это не младшекурсник, а Луна. Лавгуд смиренно выслушивает все оскорбления в свой адрес, теребит пальцами ожерелье из пробок. Она поднимает взгляд с пола и через плечо Драко смотрит прямо мне в глаза. О, нет. Нет, нет, нет! Не смотри так на меня! Прекрасно… С каких это пор я стал таким сентиментальным?

Я, конечно, не мстительная тварь, но подсыпать во время обеда волшебный порошок в сок Малфоя считаю своим святым долгом. Пусть проведет денек-другой на унитазе.

* * *

Сегодня в Запретном Лесу сыро. Я опираюсь спиной о дерево, чувствуя влагу коры даже через рубашку, и наблюдаю за Луной, которая кормит фестралов. Она что-то шепчет, улыбается. Когда у Луны заканчивается мясо, она подходит ко мне и, скорее утверждает, чем спрашивает:

— Это ты подсыпал порошок в стакан Малфоя.

Киваю головой.

— Спасибо, — Лавгуд смело берет меня за руку.

От этого прикосновения мой желудок сделал сальто и от ладони, в которой я сжимал белоснежную руку Луны, тепло разлилось по всему телу. Понеслась…

— Пэнс? — позвал я.

Пэнси Паркинсон оторвала взгляд от своих ярко-красных ногтей и, посмотрев на меня, протянула:

-Хм-м-м?

Я прилег рядом с ней и положил голову на её колени, при этом не опасаясь, что этот жест может показаться двусмысленным. Пэнси это... Пэнси. Та самая Пэнси, которую я немножко люблю, за то, что она не такая, как остальные девчонки. Я знаю её слишком хорошо, чтоб заводить с ней романтические отношения.

— У тебя когда-нибудь бывало такое, будто желудок в тиски зажали? — спрашиваю я.

— Диарея, что ли? — Пэнси выразительно заламывает бровь.

— Да, нет! — я ерзаю на месте, не зная, как объяснить. — Ну, как бабочки в животе.

— А, ты об этом! — моя подруга понимающе хмыкает. — Бывало подобное. Когда ты смотришь на человека, и у тебя коленки подкашиваются, ладони потеют… Ты вдруг ощущаешь, как твой желудок делает сальто, а сердце стучит где-то в горле. И десятки бабочек вспархивает в желудке…

Я смотрю на Паркинсон и думаю: «Кто ты, и что сделала с Пэнси?». Может, нанюхалась испарений своего лака для ногтей?

— Но потом я понимаю, что тот кекс с марихуаной, который принесла Милисента, какой-то паленый и я дико хочу жрать, — ну, после этих слов Пэнси у меня на душе отлегло!

Мы громко смеемся. Паркинсон так накрыло, что она начинает хрюкать, и я смеюсь ещё громче.

* * *

Мне нравится битыми часами смотреть в небо, надеясь, что оно даст мне ответы на мои вопросы. Круглая луна возвышается над замком в своем небесном троне. Солнце ночи…

За моей спиной раздаются тихие шаги. Луна Лавгуд садится рядом со мной прямо на пол Астрономической Башни, скрещивает ноги по-турецки и молчит. Молчит так долго, что мне даже непривычно. Спустя некоторое время она пристально смотрит (по-другому не умеет) на меня и спрашивает:

— У тебя что-то случилось?

И что я ей скажу? «Эй, детка, мои мозгошмыги от тебя без ума»?

— Ты можешь мне все рассказать, — уверяет меня Луна.

И тут меня прорвало! Таких длинных предложений я ещё никогда не выдавал. Я говорю ей что-то про луну и звезды, говорю Луне о том, что она на меня пагубно влияет, что я стал слишком хорошим, говорю о её теплых руках и своих потных ладонях, о пируэтах своего желудка и нашествии бабочек в животе. А Лавгуд внимательно слушает, не моргая, изредка улыбается уголками губ.

Когда, наконец, замолкаю, я тяжело дышу, морально готовлюсь к тому, что Луна посчитает меня сумасшедшим, уйдет и больше не вернется.

— Может, ты влюбился? — предположила Луна.

Перевожу взгляд с темного неба на её светлые глаза и отвечаю:

— Как дурак. По самые уши.

Луна понимающе кивает. Пожалуйста, только не уходи. Но она не уходит — наоборот, подвигается ближе ко мне, накрывает мою руку своей ладонью. Я прижался щекой к её плечу, облегченно выдохнул ей в шею.

Хогвартс утонул в тихой ночи, лишь неспокойное озеро плескалось у берега, и луна перешептывалась о чем-то со звездами…