Заложник пророчества (гет)

Дверь в мою камеру закрылась с характерным скрипом, а дементор, похоже, решил задержаться дольше обычного, и теперь я вижу часть его капюшона сквозь зарешеченное окно. Проклятье, неужели он что-то заподозрил? Да быть такого не может! Я же, чёрт возьми, всё тщательно продумал, да и новый способ борьбы с ними практикую уже не первый месяц. Чувствую, как начинают леденеть кончики пальцев, в голове потихоньку звенит, и откуда-то издалека доносится голос матери: «Нет, пожалуйста, только не Гарри...» Холод уже сковал кисти, и теперь медленно тянется по предплечью. Появился гул в висках. Хм, а вот это уже плохо — когда он доберётся до грудной клетки, я потеряю сознание. Неужели страж ждёт именно этого? Никогда не обращал внимания на их садистские замашки. В конце концов, наши эмоции для них — всего лишь пища, средство выживания, и потому очень странно, если заключённые вызывают у них хоть какое-то чувство, кроме голода.

Интересно, эмоции разных людей для них хоть как-то отличаются? Потому что этому, кажется, я пришёлся по вкусу. Я всё ещё могу использовать трюк с кусочком Тома в моей голове, но для меня главное — не попасться. К сожалению, сейчас не время рисковать... возможно, позже. Мои руки покрыты инеем до плеч, и потихоньку начинают подгибаться ноги. Значит, холод добрался до бёдер, и я всерьёз подумываю, как бы побыстрее провалиться во тьму. Конечно, после таких сомнительных процедур дементор не подарит тебе плитку шоколада, но пока ты в отключке, он не станет бить тебя ногами или как-то по-другому воспользуется твоим бедственным положением. Так что обморок — ещё не самый плохой вариант. Убеждаю себя уступить, хотя инстинкты и пытаются заставить меня сопротивляться. Дрожу как эпилептик, шум в голове такой, что даже крики матери теперь не расслышать, а спасительная пустота так и прячется где-то на задворках сознания. О боже, да я практически радуюсь, когда холод сковывает моё дыхание, и одновременно с зелёной вспышкой проваливаюсь во тьму! Последняя мысль: надеюсь, я упаду на кровать.

Немного странно, но именно здесь, в Азкабане, я нашёл ответы на вопросы, которыми годами задавалась магическая Британия. Что произошло в ночь на тридцать первое октября тысяча девятьсот восемьдесят первого года? Согласно официальной версии Министерства, Тот-кого-нельзя-называть решил лично разделаться с одними из сильнейших сторонников Света, прорвался через несколько защитных барьеров и в итоге схлестнулся с Джеймсом и Лили Поттерами. В результате долгой и разрушительной борьбы мои отец и мама сумели сломить сопротивление Волдеморта, но тот, уже умирая, создал какой-то «темномагический» взрыв, забрав победителей с собой. Ну а я, Гарри Джеймс Поттер, лишь благодаря защитным чарам на колыбели и крепким стенам нашего дома, чудом выжил. Конечно, немного сухо, но суть примерно такова. В тот злополучный Хэллоуин волшебники получили очередную сказку о героях войны, которую будут рассказывать своим детям, и лишний выходной в придачу, ну а я — путёвку в приют. Думаю, тут мы с Томом оказались в проигрыше. Однако когда на моём третьем курсе в связи с побегом крёстного вокруг замка появились дементоры, воспоминая единственного (как все считают) уцелевшего в ту роковую ночь ожили. В ту пору я старался особенно не высовываться: больше баллов, меньше взысканий — вот мой девиз, но не пересечься с дементорами не вышло ни у кого. Я привык считать своих родителей героями, поэтому стыд, который испытал, увидев тот памятный Хэллоуин, не передать словами.

Боже, как отец, бронзовый призёр чемпионата Европы по дуэлям, умудрился погибнуть, даже не притронувшись к палочке? Чёрт побери, да этот кубок уже год покоится на моем столике в слизеринской спальне! Даже белобрысую гниду гложет зависть! В противном случае сильно сомневаюсь, что для Волдеморта путь от двери до лестницы оказался бы таким коротким. Видение обрывалось на смерти Лили: мама закрыла колыбель собой. Хотя, как это ни странно, Волдеморт предлагал ей уйти. Гуманист чёртов.

Взвесив все «за» и «против», я решил сохранить это в тайне. Позорить родителей я не хотел, а терпеть расспросы ребят со своего факультета мне хотелось ещё меньше. Получается, весь магический мир зря славил чету Поттеров? И лишь в Азкабане моё предположение подтвердилось, причём — весьма странным способом.

Ещё там, в Министерстве, когда суд надо мной только начался, я почти ощущал чужое присутствие — словно кто-то стоял за моим плечом. Обернувшись, я уткнулся взглядом в дементора. По счастью, тот находился довольно далеко. Только лёгкий озноб и никаких дурных воспоминаний — пожалуй, лучшее, на что может надеяться обвиняемый в убийстве. Суд начался с простых формальностей: полное имя, место проживания и всё такое прочее.

Наблюдаю за этой возней и перехватываю парочку ободряющих взглядов. Ремус сидит в нижнем ряду — в ложе друзей и родственников обвиняемого, а рядом с ним — здоровенный чёрный пес, который пытается поймать мой взгляд. Пытаюсь представить, как себя на моём месте чувствовал он. Подозреваю — хреново. Мое положение гораздо лучше, в чём я лишний раз убеждаюсь, посмотрев на своего защитника. Сидящий рядом с Сириусом Альбус Дамблдор улыбается мне и явно пытается показать, что всё под контролем.

В другой ситуации я, пожалуй, съязвил бы, сказав что-то вроде: "Интересно, а ваше лицо способно передавать другие эмоции, директор?" Или прошёлся бы по жертвам подтяжки кожи, но сейчас мне и в самом деле полегчало. Дьявол его разберёт, этого Дамблдора, но без улыбки и всепонимающего взгляда я его представить не могу. Пожалуй, они — две крайности: сумасшедший псих, который убивает направо и налево и пытает собственных слуг, и добрый и всепрощающий представитель Света, директор Хогвартса Альбус Дамблдор. Интересно, они сами-то понимают, как карикатурно выглядят? Встряхнув головой так, что хрустнули позвонки, пытаюсь выкинуть из головы эту ересь и перевожу взгляд на мастера зелий, который приносит присягу на магической "Майн Кампф" (непосвящённые считают эту книгу кодексом чистокровных). Значит, тот, кто приготовил сыворотку правды, которой меня напоят — аристократ: только они клянутся, лишний раз подчёркивая свою "арийскую" принадлежность.

Кстати о зельеварах: мистер «Отработка в моём кабинете», профессор Северус Снейп, тоже сидит в ложе на правах моего декана. Профессором я его считаю лишь условно. И вообще: столько лет занимать такую высокую должность, и совершенно не уметь преподавать — довольно странно. Да его способен заменить любой, кто сумеет грамотно переписать рецепт на доску! Словно почувствовав мои мысли, Снейп одарил меня снисходительным взглядом. На бледном лице появилась язвительная усмешка, а в глазах — удовлетворение: наконец-то Поттер занял положенное ему место. Браво, профессор — вы только что взяли главный приз в конкурсе на звание "Мистер Предсказуемость". За четыре года я так устал его слушать, что вообще перестал обращать внимание на его болтовню. И ничего не потерял: чёртов ублюдок даже на уроках открывал рот только для того, чтобы кого-нибудь унизить. Первое время я часто размышлял, правильно ли поступил, поддавшись на уговоры Шляпы. Величие — наверняка моя ахиллесова пята. Да и какой воспитанник приюта об этом не мечтает? Думаю, и Волдеморту она обещала что-то похожее. Заметив массу обвиняющих взглядов, задаюсь вопросом о стереотипах магического мира. А будь моя школьная форма алого цвета, мне сочувствовали бы больше? Склоняюсь к положительному ответу и прихожу к неутешительному выводу: зелёный цвет в моей жизни играет едва ли не ключевую роль. Сначала он оборвал жизнь моим родителям и «подарил» мне шрам, а потом — стал постоянным спутником в школе. Увидев, какого цвета моя мантия, люди моментально делали выводы и заранее записывали в тёмные маги. Но и этого оказалось мало: недавно зелёный снова вернулся и забрал жизнь Седрика, ещё одного чемпиона Турнира Трёх Волшебников. Чёртов хаффлпаффец буквально заставил меня схватиться за кубок вместе с ним. Победа Хогвартса, мать её! Итог: он проявил лучшие черты своего факультета и погиб, а меня сегодня судят за его убийство. А ведь будь у него хотя бы капля хитрости и амбиций Слизерина, скольких бы проблем я избежал!

Так, вернёмся к сыворотке правды: рад сообщить — мне её всё-таки дали. Ещё бы: сирота, родители — национальные герои, на его стороне — сам Дамблдор… такой человек заслуживает, чтобы Министерство потратило на него пару десятков галлеонов. Но всё оказалось не так просто (правда, окончательно я это понял только в Азкабане). На стандартные вопросы (имя, место проживания, курс, факультет и прочая дребедень) я отвечал в точности как пару минут назад. Стойкое ощущение дежа вю прервал самый главный вопрос заседания:

-Это вы убили Седрика Диггори?

Следователь глядел мне прямо в глаза. Я так долго в них смотрел, что теперь цвет радужки казался мне размытым пятном. Никогда раньше не принимал сыворотку правды, и потому искренне надеялся, что навязчивая идея о настоящем цвете глаз собеседника — это, так сказать, побочный эффект зелья. Быть парнем цвета неба? Бррр, нет уж! Что может быть хуже? На секунду стало любопытно, не изменился ли мой богарт.

Моё состояние чем-то напоминало гипноз: по крайней мере, взгляд я отвести не мог. И настолько погрузился в размышления, что только по реакции зала и догадался — ответ вышел не таким, как я ожидал.

Прерывая возбуждённый гул, раздался тот же вопрос:

— Гарри Джеймс Поттер — это вы убили чемпиона Хогвартса Седрика Диггори? — голос звучит достаточно громко, чтобы заставить зал сосредоточиться на моём ответе.

Чёрт побери, я только что сказал ДА? Внимание, Поттер — решается твоя судьба! Соберись уже, в конце концов, и скажи им то, что они жаждут услышать. Однако вместо этого я по-прежнему гадаю: они карие? Или голубые? Что, во имя всего святого, со мной вообще творится?! На карте моя жизнь, а я мысленно повторяю, как заведённый: "Сиреневые, или мне показалось?" В голове — сплошной туман. Напрягаю извилины и пытаюсь вспомнить уроки окклюменции. Я — не идиот, и прекрасно понимаю: следователь тут абсолютно не причём. Пытаться контролировать человека, который принял сыворотку правды — всё равно что управлять самолётом простому обывателю: можешь сколько угодно дёргать штурвал вверх-вниз — конец будет один. Это зелье меняет восприятие гораздо круче марихуаны или опия, фактически превращая человека в робота с единственной программой: «Я НЕ ДОЛЖЕН ЛГАТЬ». Невероятный по напряжённости мозговой штурм приносит неутешительные новости: меня Ведут. В книге "Теория и практика окклюменции" есть раздел, посвящённый ловушкам разума. Так вот: сильный, и самое главное — опытный легилимент может проникнуть в чужой разум и создать там своего рода маяк. Главная цель — заставить жертву сосредоточить всё своё внимание на определённом предмете. По сути — всё просто: любой человек порой может уйти в себя, просто-напросто уставившись в одну точку. А легилимент, "зажигая" маяк, всего лишь создает подходящие условия, то есть Ведёт. Мысли жертвы в этот момент текут вяло, что позволяет оппоненту читать их без лишних усилий. Конечно, существует далеко не одно «но»: например, достаточно обратить внимание и сосредоточиться на чём-то другом — и сбросишь поводок. Это должно получаться легко, но почему-то — не в моём случае. Впрочем, как всегда. Вспоминая всё это, попутно я пытался найти ответы на два вопроса: один из них от меня хотят услышать официальные власти, а другой — только я сам. Кто, и самое главное — как меня контролирует? Как ни удивительно, второй ответ меня интересовал больше.

Итак, пытаться сейчас проникнуть в мою голову — чистое самоубийство, и я снова вспомнил ощущение присутствия за моей спиной. Мантия-невидимка? Империо? Да нет — хуже: это старина Волдеморт решил почтить меня своим присутствием, вторгся в мой разум и пытается позаимствовать моё тело. Кажется, я не настолько жалок, раз сражаюсь так долго, что следователю приходится повторить вопрос:

-Гарри Джеймс Поттер, это вы убили мистера Седрика Диггори?

Вот, даже его пробрало — голова дергаётся чуть назад. Наверняка хотел взглянуть на трибуну. С какой целью — мне всё равно, главное — я сумел разорвать зрительный контакт и с удвоенной силой принялся бороться за своё тело. Чувствую, как помимо воли мои губы раздвигаются, а из напряжённых голосовых связок вырывается нечто маловразумительное. Бросаю взгляд на мадам Боунс и замечаю, как её брови взлетают вверх, а монокль повисает на цепочке и теперь раскачивается будто маятник. Ассоциации с гипнозом вновь заставляют разорвать контакт, и я пытаюсь зажмуриться, чтобы опять не стать Ведомым. Должно быть, хрип, который вместо ответа вылетел из моей глотки, действительно нечто из ряда вон. Иначе как объяснить вытянувшиеся лица в зале суда? Шум у меня в голове и гул трибун сводят с ума, во рту — привкус железа: оказывается, я буквально вгрызся в собственную губу. Тело как под наркозом: вялое, чужое, и я понимаю — всё кончено. И с ужасом слышу свой голос:

— Да.

Одно слово подействовало лучше, чем молоток судьи — одновременно вынесло приговор и установило тишину.

Слышу голос Дамблдора — он просит дать ему слово, и ответ главы департамента магического правопорядка. Её голос дрожит, однако она пытается говорить спокойно:

-Отклоняется, Главный Колдун Визенгамота. Согласно основной поправке о применении сыворотки правды я имею право остановить процесс. Всё, что нужно, мы уже выяснили, и доверять зелью больше не можем.

Дамблдор пытается что-то сказать, но Амелия Боунс снова его прерывает:

-Альбус, подсудимый пытается с ней бороться! Мастер Булмал, дайте ему уже антидот!

Как бы она не крепилась, даже в таком состоянии я слышу в её голосе панические нотки. Ещё бы: такое сильное ментальное зелье не может не затронуть функции головного мозга. Моя борьба вызывает цепную реакцию, а если вспомнить, о каких тонких материях идёт речь — это может стоить мне рассудка. Организм оказывается в стрессовой ситуации, что в моём случае наверняка приведёт к интоксикации и отмиранию нервных окончаний. Да где этот чертов антидот?! Не хочу присоединяться к Логботтомам и Локонсу и стать мишенью для глупых шуток слизеринцев. Дети бывают жестоки, и я до сих пор помню улыбки маленьких подонков, когда они рассказывали про безумную Беллу. Хорошо хоть угроза отработок подействовала. А может, совести хватило даже у беловолосой размазни? Интересно, что бы случилось, если бы он такое ляпнул при Невилле? На самом деле, к последнему я не испытывал никакой симпатии. Скорее — наоборот: толстый и неуклюжий, да ещё и посредственный студент, Лонгботтом вызывал самое худшее из всех чувств — жалость.

Рядом со мной прозвучало одно из самых распространённых в волшебном мире ругательств — что-то там связанное с Мерлином. Не будь всё столь плачевно, я бы наверняка подсказал пару крепких словечек, но — увы: крепкая хватка какого-то аврора, который пытался разжать мои челюсти, к этому не располагала. Возможно, это защитная реакция или последствия борьбы с зельем, но меня ситуация крайне забавляла. Следователь Люмосом подсвечивает Мастеру зелий, а тот пытается рассмотреть мою реакцию на яркий свет. Быстро промелькнула мысль о мочевом пузыре. Брезгливость на лице аврора подтвердила мои опасения : разжимая мне челюсти, он прошептал что-то вроде "щенок". Антидот обжёг мой пищевод — и в желудке разорвалась бомба. Уже теряя сознание, я услышал голос Волдеморта:

«Не думай, что мы в расчёте, Поттер».

Чёртова мразь считала, что упрячет меня в Ад. Однако лучше бы ублюдок вспомнил памятный Хэллоуин: это не первый раз, когда он ошибался на мой счёт.

* * *

Мрачные, покрытые вечной изморозью стены, выложенные из грубо обработанного камня — первое, что я вижу после ухода дементора. Тело ужасно болит, и мне становится интересно: похоже это на ломку наркомана? Если да, то я, кажется, подсел на эти грёбаные процедуры. Как иначе объяснить мою пассивность? Ведь вместо меня все эти «прелести жизни» мог испытывать кусочек Тома в моей голове. Даже слова «так надо», «не раскрывайся» и «всё правильно» — весьма слабое утешение. По опыту знаю — только на то, чтобы встать, уйдёт минут десять. Вместо этого вытягиваю ноги и пытаюсь принять более удобное положение. Опыт приходит с практикой: очнувшись на кровати, лишний раз в этом убеждаюсь. Раньше я приходил в себя в основном на полу. Никогда не купался в роскоши: чулан под лестницей, сиротский приют, где нас старались воспитывать в строгости, общие спальни в Хогвартсе — везде царила довольно аскетичная обстановка. Но не думал, что паду так низко: мешанину из пуха и сена, затянутую в грубую ткань, стану называть кроватью.

Память вновь подкинула одно из моих самых паршивых воспоминаний. Передо мной зал суда, Дамблдор пытается пояснить мой ответ, раздаётся горестный вой Сириуса, а следователь сливает моё признание в Омут памяти. Смешно, но я так и не узнал цвет его глаз. Волдеморт прочно посадил в моей голове маяк, раз спустя столько времени я все ещё задумываюсь об этом. Был ли обморок его прощальным подарком или это реакция на мое сопротивление — неважно. Кстати, судя по словам министерского врача, я провёл без сознания четверо суток. Пока блуждал где-то на задворках собственного разума — даже не заметил, что прошло столько времени.

Когда я только делал первые шаги в искусстве защиты разума, мне показалось странным, что автор книги сразу отказался от вводной лекции на тему "Моё сознание". Каждый человек воспринимает собственное «я» по своему, и пытаться объяснить ему то, о чём он понятия не имеет — напрасно переводить страницы. Таков был примерный смысл той главы. И только валяясь в министерском госпитале, я его понял.

Как можно рассказать о целой Вселенной своего «я»? Как можно написать о целых созвездиях моих воспоминаний? Чтобы передать все тонкости внутреннего мира человека — язык слишком несовершенен. Первое время меня не покидало ощущение, что всё это я когда-то знал. Словно всё это уже было, но по неведомым причинам оказалось забыто. Огромный мир, который можно сжать в руке… нечто сильное и могучее — и в тоже время тонкое как мыльный пузырь. Целая Вселенная размером с атом. Чёрт возьми, такое рассказать действительно сложно! Попробуйте объяснить человеку, почему вода мокрая. Недаром говорят — сложнее всего объяснять очевидное.

В зале суда меня мучил вопрос, как Волдеморт сумел проникнуть в мой разум, чтобы контролировать моё тело. Здесь я не задумывался ни о чём, однако ответ нашёл. Проводя аналогию со Вселенной, кусок Тома — это моя личная чёрная дыра. Абсолютная тьма, которая поглощает мои фотоны. По сравнению с этой тварью, посягнувшей на самое святое — душу, вампир, присосавшийся к жертве — ничто. Осколок Волдеморта — это нечто настолько чуждое, что даже кучка дерьма в райском саду — и та выглядит гораздо гармоничней. Когда я начинаю приближаться к этой мерзости, мои инстинкты вопят, что надо держаться отсюда подальше. Но я всё-таки продолжаю — желание уничтожить Это притупляет страх. Чувствую себя грязным: куда там помоям — меня облили чем-то гораздо хуже. Но в "шаге" от цели меня откидывало на исходную позицию — и так каждый раз. От тёмной сущности, пожиравшей мой Космос, я бежал как дикий зверь от огня. На ум приходит ложка дёгтя в бочке с мёдом. Пытаясь поглотить Это, я, возможно, рискую оказаться в похожей ситуации.

После того, как я пришёл в себя, моей идеей фикс стало избавиться от Тома. Нет — ни того, который воскрес на кладбище, а того, кто «сидит» во мне. Чёртов псих неплохо прикрыл тылы. Теперь я знаю, каким образом он победил смерть. Догадавшись о крестраже, Риддл занял моё тело и отправил меня в Азкабан. Убрал конкурента, а заодно обезопасил кусочек своей души. Шах и мат. Его логика ясна: в случае смерти очередного гомункула спятивший в тюрьме я вряд ли смогу отбить своё тело. Неприятно, конечно, но я для него — всего лишь туша, которую Волдеморт положил в магический морозильник.

Кстати, про морозильник я нисколько не шутил: первая моя ассоциация со словом «Азкабан» — холод. И только потом — ночь: тут всегда темно, и если убрать со стен факелы, к сумасшедшим присоединились бы даже авроры-охранники. Порой дементоры забываются, и на короткое мгновение я могу ощутить чары Патронуса. Если учесть, что эти монстры разумны, таким способом они наверняка пытаются привлечь к себе внимание. А может, хотят произвести впечатление на подружку? Задумываюсь, есть ли среди них так называемый слабый пол. Репродуктивные функции дементоров меня интересуют мало, а вот туман — явный признак брачных игр. И это наводит на мысль, чем они тут постоянно занимаются. Припоминаю, что последний страж Азкабана, с которым мне «посчастливилось» познакомиться, оказался поменьше остальных. Может, долгая экзекуция — это проявление симпатии? Нет уж, подруга — на такие эксперименты я не готов, хотя тут наверняка найдётся парочка психов, которым я с радостью уступлю своё место. Глупости, конечно, но самок дементоров никто не видел. Так ведь и похвастаться, что видел гоблинш, тоже никто не может. Задайте этот вопрос персоналу Гринготтса — а потом постарайтесь выжить, чтобы передать ответ. Лекции профессора Бинса довольно прозрачно намекали, что тогда случится. Для гоблинов даже намёк на однополую связь — одно из самых страшных оскорблений, и об этом должен знать любой клиент магического банка.

Похоже, я потихоньку схожу с ума, раз думаю о таких вещах. И вообще — в последнее время мою голову всё чаще посещают бредовые мысли. Понятно, что тюрьма накладывает отпечаток, но я считаю это не такой уж большой жертвой. Пока я не пускаю пузыри и не разговариваю вслух — с этим можно смириться.

Десять минут на то, чтобы прийти в себя, прошли, я опираюсь о щербатый камень, встаю и делаю несколько шагов в сторону двери. Как и ожидалось, рядом с ней стоит бумажный стаканчик с моим обедом. Или завтраком: смена суток здесь отсутствует, поэтому ответить точнее сложновато. Выпитое зелье по вкусу напоминает так популярный у волшебников тыквенный сок. Смятый стакан улетает в угол, где и исчезнет примерно через час. Судя по времени, трансфигурировал его полный профан.

Камера настолько мала, что я в который раз задаюсь вопросом, как тут поместился Хагрид. Или для великанов есть другие покои? Сильно сомневаюсь. Лично мой путь до двери занял меньше секунды, и теперь я прижимаюсь к решёткам и пытаюсь понять, что это за шум в коридоре. По кончикам пальцев пробегает приятное тепло — значит, кто-то использует магию. Судя по свету, что отражается от стен — это Патронус. Наверняка самый первый пункт в анкете аврора: «А вы способны наколдовать Патронус?»

— Мы почти пришли, госпожа.

Мне показалось, или я уловил заискивающие нотки? Тюрьму решила посетить супруга министра? Мои размышления на тему личной жизни Фаджа прерывает голос, который я ожидал услышать в последнюю очередь:

— Всё в порядке, ваш мангуст отлично справляется.

Голос такой певучий и настолько нежный, что я начинаю невольно расправлять плечи, и только потом сам себя одёргиваю. Флер (а это именно она) всегда бесили пускающие слюни идиоты. Чтобы отвлечься, проверяю ментальный щит и пытаюсь привести мысли в порядок. Что, во имя всех святых, она тут забыла? В Хоге мы, конечно, общались, но я даже не надеялся, что из этого возникнет хотя бы дружба. Я — парень, и не делал никакого секрета, что не прочь залезть к ней под юбку. В ответ всегда звучало «нет», и вряд ли моё заключение заставило её передумать. Делаю шаг назад и жду, когда ко мне приведут моего первого посетителя. Мысль, что Флер могла прийти к кому-то другому, даже в голову не приходит.

Первое, что я увидел — мангуст-Патронус местного аврора. Судя по сиянию — очень неплохой, а значит — либо дядька крут, либо (что более вероятно) француженка одним своим присутствием подарила ему нужный настрой.

Делакур остановилась около двери и теперь жадно вглядывалась в моё лицо. Со стороны мы наверняка выглядим как влюбленная парочка, но увы — это только кажется. Что она искала на лице — понятия не имею, я же откровенно любовался. Черт побери, куда там голливудским звёздам! Если для очередной картины понадобится ангел — я знаю, кому позвонить. Слабое касание ауры вейлы — проверка на прочность состоялась.

Пытаюсь улыбнуться и что-нибудь сказать, но меня опережают. Повернувшись в сторону аврора, девушка просит оставить нас наедине. Сказано это было таким сексуальным голосом, что охранник и не подумал протестовать, а всего лишь провёл краткий инструктаж. По закону посетитель должен стоять как минимум в полуметре от двери и, соответственно, не передавать заключённому никаких предметов.

Значит, объятия мне не светят? В принципе — к лучшему: не думаю, что Флер выдержит запах из моего рта. В который раз с грустью думаю о том, что первое беспалочковое заклинание, которому я просто обязан был научиться — чары личной гигиены. Кто ж знал, что мне светит тюремный срок? Надо было перед третьим курсом включить в список дополнительных предметов Прорицание.

Перевожу взгляд на девушку, и в голове проносится миллион идей, как начать разговор: начиная с того, как ей идёт эта васильковая мантия, и заканчивая банальным «как я рад тебя видеть». Но вместо этого говорю совсем другое:

— А куда делся твой акцент, Флер?

— Я живу в Англии уже четвёртый месяц. Плюс мой наставник, Уильям, давно даёт мне уроки.

Когда понимаю, что завидую этому ублюдку, гашу волны ревности. Моя репутация в магическом мире изрядно подпорчена, мы, чёрт побери, разговариваем через дверь моей камеры, и, в конце концов, между нами нет никаких обязательств. Одним словом — она мне ничего не должна.

Видимо, что-то в моём взгляде всё-таки промелькнуло.

— Мы всего лишь вместе работаем. И никакой романтики, Гарольд.

Интересно, мне показалось, или это прозвучало как оправдание? Должно быть, ей на ум пришло то же самое — нежный румянец на щеках почти не оставляет сомнений. Эмоции под надёжным блоком, и я надеюсь, что этого достаточно. В противном случае я сейчас улыбаюсь как идиот. Жаль, что у меня нет палочки — я бы показал этому аврору, что такое настоящий Патронус!

Тишина затягивается, и по глазам собеседницы заметно, что она начинает чувствовать неловкость.

— Так я тут уже четыре месяца?

Я и в самом деле удивлён. Почти полгода моей жизни пролетели мимо — четыре месяца, которые можно было потратить гораздо полезней. Хотя по сравнению с тюрьмой больше пользы принесёт едва ли не любое дело.

— Знаешь, после Турнира поднялась такая шумиха, что мои родители забрали меня сразу после допроса. Чтобы сбежать из Франции, мне понадобился месяц, и почти столько же — чтобы без гражданства получить работу в банке. Правда, с учётом политики здешнего Министерства в отношении магических рас — мне ещё повезло. Я — вейла, и лишь ходатайство Дамблдора и личный запрос за подписью директора Гринготтса решили дело. Со вчерашнего дня у меня двойное гражданство. Извини, Гарольд, но ты здесь уже полгода.

Вот теперь и в самом деле интересно. Не про шесть месяцев, нет. Ещё в Хогвартсе она говорила, что хочет переехать в Англию — эта новость для меня не стала сюрпризом. Во Франции у её родителей — неплохие связи и, соответственно, там её ждал относительно быстрый карьерный рост. Но дело в том, что с принципами самой Флер это никак не вязалось. "Я должна всего добиться сама". Даже чары вейлы (по сути — её часть) она воспринимала как ненужную фору. Могу поспорить: заправляй в магическом банке люди — её резюме никогда бы к ним не попало.

Но интересней другое: уверен, вчера состоялась нехилая вечеринка — даже день рождения бывает чаще, чем смена подданства. И вместо того, чтобы отлёживаться в постели или продолжать «фестиваль», Флер приходит ко мне. Не то, чтобы я жаловался, но жизнь сделала меня чертовски подозрительным. И теперь я пытаюсь понять, есть ли у француженки скрытые мотивы. Пардон, со вчерашнего дня — ещё и англичанки. Показалось мне или нет, но Флер делает акцент именно на этом факте. Словно прочитав мои мысли, девушка продолжает:

— Я бы пришла раньше, но для француженки это невозможно.

— Разве ты не на четверть вейла? Помнишь декана Рейвенкло? Не знаю, кто у него в семье такой извращенец, но раз к детям допустили полугоблина, с чего на несколько месяцев растягивать процедуру всего лишь квартерону?

Ответом мне стал искренний смех. Не знаю, похоже ли это на перезвон колокольчиков, но он — такой же нежный и сексуальный, как и сама Флер, и заставил улыбаться даже аврора.

— Гарольд, если бы я не знала, что историю у вас ведет помешанный на гоблинах призрак, я бы оскорбилась. Нельзя быть вейлой только на четверть, как нельзя быть на четверть чистокровным. Тут либо всё, либо ничего. Я-то думала — ты внимательней. Ну-ка — назови мне хоть одного вейлу — мужчину. Разумеется, у тебя ничего не выйдет, потому что их попросту нет. Ты даже не представляешь, сколько раз мне пришлось это объяснять моим английским друзьям. Между прочим, для вейлы это оскорбление. А меня так называли даже в ваших газетах. Теперь я понимаю, почему тут нет ни одного ковена вейл.

В таком ключе я никогда о них не задумывался. Единственный раз я рассматривал ситуацию с вейлами, когда мне стало интересно, как они выглядели в средние века. Красота — понятие субъективное, и если сейчас стройное подтянутое тело и есть эталон, то в определённые периоды истории в почёте были женщины «в теле». Конечно, есть ещё аура вейлы, но даже на снимках Флер выглядела потрясающе. Видимо, природа не собиралась давать им шикарные формы, а решила, что для выживания необходимо стройное и гибкое тело. А всё остальное — так сказать приятный довесок. Тогда я так и оставил свои выводы при себе — не хотел выставлять себя дураком. Правда, похоже, я им всё-таки стал.

— Представь себе — мне даже не стыдно. Особенно если вспомнить, что и о гоблинах студенты Хогвартса толком ничего не знают. Хотя всё довольно логично — без противоположенного пола вас давно бы уже не осталось.

— О да! Даже будь мы бессмертными, всегда есть несчастные случаи, эпидемии и войны. Для передачи наследия нам, как и всем, нужна пара. И если наша оборотная сторона похожа на гарпий, это вовсе не значит, что нас приносит аист.

И Флер тряхнула головой так, что тяжёлая волна золотисто-серебряных волос эффектно рассыпалась по плечам. Пара прядей упала на высокую грудь, привлекая моё внимание к двум упругим полушариям. Черт возьми — это явная провокация! Она хочет, чтобы у меня появились новые кошмары? Чертовски сексуальная вейла призывно улыбается мне через дверь, которую не взломать и не открыть. Неплохая замена воспоминанию о суде.

Растягиваю губы в фирменной усмешке и пытаюсь перехватить инициативу:

— Раз я имею дело с чистокровной вейлой, может, используешь свою ауру для порабощения авроров и поспособствуешь моему побегу? Только представь заголовки газет: "Вейла тероризирует Азкабан. Гарри Поттер сбежал и присоединился к Сириусу Блэку. Танец вейлы — хуже Непростительных." Повышение в Гринготсе тебе после этого не светит, но за то, чтобы попасть в учебную программу Хогвартса — не такая уж большая плата. Уверен — это проймёт даже Бинса: он у нас помешан на восстаниях.

Говорю достаточно громко специально для сопровождающего аврора. Судя по его побледневшему лицу, мой план не так уж и плох. Создать, что ли, собственную армию из одних вейл?

— Ты как всегда серьёзен, Гарри, — раз дело дошло до сарказма, и Флер прекратила называть меня Гарольдом — раунд мой. — Ты же знаешь, как я отношусь к своей ауре.

Хотелось многозначительно взглянуть на охранника. Уверен — чтобы остаться наедине с заключённым, нужно быть либо министром, либо Барти Краучем, либо (как в нашем случае) вейлой. Но я удовлетворён уже тем, что моё соблазнение откладывается на неопределённый срок. Мы могли ещё долго разговаривать на отвлечённые темы, избегая моего заключения, но кто-то же должен начать первым. Так пусть это буду я.

— Зачем ты пришла, Флер? — Вот так — грубо, без прелюдий и перехода. Этот вопрос должен прозвучать, и какая разница — раньше или позже. Я мог потянуть время, расспрашивая её о работе и новых друзьях, но на самом деле мне на это наплевать. Я — цель номер один для полностью слетевшего с катушек мага, сижу в самом жутком (по мнению многих) месте на свете, и ко мне присосался паразит, который питается моими силами, причём как физическими, так и магическими. Меня ведь можно понять, не так ли?

Фраза про отрезвляющий душ сейчас как нельзя кстати — предо мной вновь чемпион Шармбатона, холодная и собранная Флер. Вот такой я и привык её видеть. Несмотря на хрупкую фигурку, ощущение силы, которую можно было буквально увидеть, делало её похожей на валькирию. Вот такая Флер мне нравилась: сбросившая маску невинности и робости, что могла обмануть кого угодно, но только не меня. Давление на мои мысленные щиты усилилось, а это значит — вейла во всеоружии.

Надеюсь, она не рассчитывала, что я паду к её ногам или стану вожделенно мастурбировать как стоящий в дальнем углу аврор? Седина в бороду и так далее. На месте этого старика я бы помчался домой — радовать свою старушку, а он вместо этого уставился на Флер, как на концентрат виагры. Жаль, что повод для шантажа слабый, а попытки насмешек грозят переломами.

Флер смотрит на меня с ледяным спокойствием. Уверен — и на моём лице ноль эмоций. Что ж, будем играть вдвоём.

— Сама понимаю, что твоё заключение и хорошее настроение — вещи несовместимые, и готова признать, что вопросы о погоде можно отложить до лучших времён. Тогда слушай официальную причину визита. Как всем известно, после гибели Волдеморта многие Пожиратели просто не смогли доказать свою, так сказать, непричастность к многочисленным преступлениям, и были отправлены в Азкабан. Но нас интересуют только трое из них, а именно: Роберт Гелберт, Оливия Фокс и Джулиан Нотт. Их вина была полностью доказана, и тогдашний министр без раздумий отправил их за решётку. Но тут возникает вопрос: почему о дальнейшей судьбе Пожирателей смерти, которые так и не предали своего господина, ничего не известно?

Слава Богу, Флер не стала выдерживать театральную паузу и дожидаться моего ответа.

— Потому что следующим министром стал Фадж!

Даже я не сумел бы вложить столько сарказма в такое короткое предложение. И теперь мне стало ясно, что аура девушки направлена не на меня, а как раз на пожилого аврора. Хоть Фадж и идиот, но идиот с инициативой, и совсем необязательно провоцировать его при посторонних и доставать скелеты из министерского шкафа. А так… максимум, о чём вспомнит охранник — непродолжительный обморок, где он в своих фантазиях тесно «общался» с француженкой.

— Дай-ка угадаю: через какое-то время, скорее всего — в честь "Великого праздника", их отпустили по амнистии? А банковский счёт министра пополнил солидной суммой какой-нибудь благотворительный фонд?

— В точку. Амнистия состоялась через год — как раз в честь вступления в должность нового министра магии. Догадаться, кто и на каких условиях продвигал Фаджа — несложно, ведь самые влиятельные Пожиратели остались на свободе. Я не нашла ни одной газеты, где об освобождении трёх заключённых нашлось хотя бы слово. И это неудивительно, ведь даже день присяги был выбран очень удачно: тридцать первое октября, когда вся Англия праздновала Хэллоуин.

На последней фразе голос Флер становится чуть тише — будто мне не ясно, какой праздник они отмечали. Веселиться, вздыхать с облегчением и радоваться гибели трёх волшебников, когда в этот момент камеру покидают трое серийных убийц, которые вряд ли раскаялись в своих преступлениях. Как символично!

Нарушаю тишину до того, как гостье станет неловко. Хотя по её оценивающему взгляду сложно представить, что ещё пару минут назад я видел на этих щеках румянец.

— Радоваться их освобождению я не стану, а значит — все эти разговоры о помиловании должны иметь какое-то отношение ко мне. Следовательно, вопрос о моём освобождении уже практически решён, и дело за малым. Давать мне надежду и заставлять ждать ещё полгода… ты не настолько жестока, а это значит — почва уже подготовлена. Поэтому задам самый главный вопрос: сколько?

Судя по промелькнувшей улыбке, Флер мой ответ пришёлся по душе. Надеюсь, она поняла, что я имел в виду время? Хотя черт её знает — за услуги посредника я ей всё равно должен. Не будем неблагодарными, мистер Поттер — долги нужно возвращать сторицей, причём как хорошие, так и плохие. Думаю, в моём списке Флер будет третьей — сразу после Тома и Снейпа: эти мне задолжали гораздо больше.

— Если ты о деньгах, точную сумму я не знаю — тут ты сам договоришься с министром. А вот если тебя интересует, сколько тебе ещё сидеть — надеюсь уложиться за пару месяцев. На самом деле, Фадж уже сам всё подготовил: в "Ежедневном пророке" о тебе вышло только несколько статей, да и те по "странному" стечению обстоятельств — минимальным тиражом. Остальные печатные издания ещё с месяц перемывали тебе косточки, но и они в итоге отстали. Заинтересованность министра лишний раз подтверждает очень простой факт: твоя камера расположена на верхнем ярусе. Тут в основном находятся люди, чьи преступления относятся к разряду средних, и этих мерзких созданий — дементоров, тут практически не бывает.

Через несколько камер сидит педофил, который сначала насиловал магловских девочек, а затем стирал им память. И это преступление отнесли к разряду средних? У меня вообще возникли серьёзные подозрения, что арестовали его только потому, что он попался на колдовстве. Очередная семья сильно переживала за своего ребёнка и установила в доме несколько камер с целью следить за няней. Магия и технология несовместимы, но на пленке оказалось достаточно информации, чтобы упечь его в тюрьму. Под конец чёртова мразь начала колдовать, заметая следы, но ряби на записи оказалось недостаточно, и полиция завела уголовное дело. Как я понимаю, вмешались авроры, и вот он тут — за преступление с отягчающими обстоятельствами. Этого подонка тоже хотят отпустить по амнистии, как и меня? В таком случае, хоть преступления и средние, на вернем ярусе обитает худший сброд магического мира.

— Тут у него всё схвачено. Как думаешь, сколько раз он проворачивал такие аферы?

Мне и в самом деле интересно, но, судя по нахмуренному виду и взгляду "Вы безнадёжны, мистер Поттер — совсем как ваш высокомерный папаша", Флер этого не понимает. Слава Богу, на этом совпадения заканчиваются: у неё маленький милый носик и богарт не принимает вид расчёски и шампуня.

— Гарри, у нас не так много времени, а ты думаешь о том, сколько золота в кармане у министра. Поговорив с твоим поверенным, я выяснила, что о твоём наследстве уже расспрашивали. Конечно, гоблины о таком не распространяются, и Фадж не мог этого не знать, но тут важен сам факт. Для знающих людей осталось только прикинуть, что к чему, и начать действовать.

Что можно на это ответить? До совершеннолетия моими финансами заправляет банк, и только гоблины имеют доступ к активам Поттеров. Родители в завещании указали, что в случае их смерти моим опекуном следует назначить Сириуса или Фрэнка и Алису Лонгботомов. Правда, просчёт оказался в том, что один из них попал в Азкабан, а другие — в отделение для душевнобольных. Похоже, за мою жизнь пришлось заплатить не только Поттерам, но и их близким друзьям. Знаете, если на свете существует анти-зелье удачи, меня в детстве наверняка роняли в него несколько раз. Только так я могу объяснить всё дерьмо, через которое приходится продираться мне и тем, кто рядом.

Увы, если у тебя нет магического опекуна — будь готов заплатить откат ушлым гоблинам. Цену они затребуют нехилую, но и за дело возьмутся с присущей только им хваткой. Правда, когда сидишь в комнате два на два, а единственное развлечение — выяснять, чего боится кусочек Волдеморта, который застрял у тебя в голове, о деньгах думаешь в последнюю очередь. Осталось лишь прояснить пару моментов, и один из них — какую выгоду из моего освобождения извлечёт Флер. И только тогда, взвесив все «за» и «против», решать, стоит ли использовать запасной план.