Заложник пророчества (гет)

Дверь в мою камеру закрылась с характерным скрипом, а дементор, похоже, решил задержаться дольше обычного, и теперь я вижу часть его капюшона сквозь зарешеченное окно. Проклятье, неужели он что-то заподозрил? Да быть такого не может! Я же, чёрт возьми, всё тщательно продумал, да и новый способ борьбы с ними практикую уже не первый месяц. Чувствую, как начинают леденеть кончики пальцев, в голове потихоньку звенит, и откуда-то издалека доносится голос матери: «Нет, пожалуйста, только не Гарри...» Холод уже сковал кисти, и теперь медленно тянется по предплечью. Появился гул в висках. Хм, а вот это уже плохо — когда он доберётся до грудной клетки, я потеряю сознание. Неужели страж ждёт именно этого? Никогда не обращал внимания на их садистские замашки. В конце концов, наши эмоции для них — всего лишь пища, средство выживания, и потому очень странно, если заключённые вызывают у них хоть какое-то чувство, кроме голода.

Интересно, эмоции разных людей для них хоть как-то отличаются? Потому что этому, кажется, я пришёлся по вкусу. Я всё ещё могу использовать трюк с кусочком Тома в моей голове, но для меня главное — не попасться. К сожалению, сейчас не время рисковать... возможно, позже. Мои руки покрыты инеем до плеч, и потихоньку начинают подгибаться ноги. Значит, холод добрался до бёдер, и я всерьёз подумываю, как бы побыстрее провалиться во тьму. Конечно, после таких сомнительных процедур дементор не подарит тебе плитку шоколада, но пока ты в отключке, он не станет бить тебя ногами или как-то по-другому воспользуется твоим бедственным положением. Так что обморок — ещё не самый плохой вариант. Убеждаю себя уступить, хотя инстинкты и пытаются заставить меня сопротивляться. Дрожу как эпилептик, шум в голове такой, что даже крики матери теперь не расслышать, а спасительная пустота так и прячется где-то на задворках сознания. О боже, да я практически радуюсь, когда холод сковывает моё дыхание, и одновременно с зелёной вспышкой проваливаюсь во тьму! Последняя мысль: надеюсь, я упаду на кровать.

Немного странно, но именно здесь, в Азкабане, я нашёл ответы на вопросы, которыми годами задавалась магическая Британия. Что произошло в ночь на тридцать первое октября тысяча девятьсот восемьдесят первого года? Согласно официальной версии Министерства, Тот-кого-нельзя-называть решил лично разделаться с одними из сильнейших сторонников Света, прорвался через несколько защитных барьеров и в итоге схлестнулся с Джеймсом и Лили Поттерами. В результате долгой и разрушительной борьбы мои отец и мама сумели сломить сопротивление Волдеморта, но тот, уже умирая, создал какой-то «темномагический» взрыв, забрав победителей с собой. Ну а я, Гарри Джеймс Поттер, лишь благодаря защитным чарам на колыбели и крепким стенам нашего дома, чудом выжил. Конечно, немного сухо, но суть примерно такова. В тот злополучный Хэллоуин волшебники получили очередную сказку о героях войны, которую будут рассказывать своим детям, и лишний выходной в придачу, ну а я — путёвку в приют. Думаю, тут мы с Томом оказались в проигрыше. Однако когда на моём третьем курсе в связи с побегом крёстного вокруг замка появились дементоры, воспоминая единственного (как все считают) уцелевшего в ту роковую ночь ожили. В ту пору я старался особенно не высовываться: больше баллов, меньше взысканий — вот мой девиз, но не пересечься с дементорами не вышло ни у кого. Я привык считать своих родителей героями, поэтому стыд, который испытал, увидев тот памятный Хэллоуин, не передать словами.

Боже, как отец, бронзовый призёр чемпионата Европы по дуэлям, умудрился погибнуть, даже не притронувшись к палочке? Чёрт побери, да этот кубок уже год покоится на моем столике в слизеринской спальне! Даже белобрысую гниду гложет зависть! В противном случае сильно сомневаюсь, что для Волдеморта путь от двери до лестницы оказался бы таким коротким. Видение обрывалось на смерти Лили: мама закрыла колыбель собой. Хотя, как это ни странно, Волдеморт предлагал ей уйти. Гуманист чёртов.

Взвесив все «за» и «против», я решил сохранить это в тайне. Позорить родителей я не хотел, а терпеть расспросы ребят со своего факультета мне хотелось ещё меньше. Получается, весь магический мир зря славил чету Поттеров? И лишь в Азкабане моё предположение подтвердилось, причём — весьма странным способом.

Ещё там, в Министерстве, когда суд надо мной только начался, я почти ощущал чужое присутствие — словно кто-то стоял за моим плечом. Обернувшись, я уткнулся взглядом в дементора. По счастью, тот находился довольно далеко. Только лёгкий озноб и никаких дурных воспоминаний — пожалуй, лучшее, на что может надеяться обвиняемый в убийстве. Суд начался с простых формальностей: полное имя, место проживания и всё такое прочее.

Наблюдаю за этой возней и перехватываю парочку ободряющих взглядов. Ремус сидит в нижнем ряду — в ложе друзей и родственников обвиняемого, а рядом с ним — здоровенный чёрный пес, который пытается поймать мой взгляд. Пытаюсь представить, как себя на моём месте чувствовал он. Подозреваю — хреново. Мое положение гораздо лучше, в чём я лишний раз убеждаюсь, посмотрев на своего защитника. Сидящий рядом с Сириусом Альбус Дамблдор улыбается мне и явно пытается показать, что всё под контролем.

В другой ситуации я, пожалуй, съязвил бы, сказав что-то вроде: "Интересно, а ваше лицо способно передавать другие эмоции, директор?" Или прошёлся бы по жертвам подтяжки кожи, но сейчас мне и в самом деле полегчало. Дьявол его разберёт, этого Дамблдора, но без улыбки и всепонимающего взгляда я его представить не могу. Пожалуй, они — две крайности: сумасшедший псих, который убивает направо и налево и пытает собственных слуг, и добрый и всепрощающий представитель Света, директор Хогвартса Альбус Дамблдор. Интересно, они сами-то понимают, как карикатурно выглядят? Встряхнув головой так, что хрустнули позвонки, пытаюсь выкинуть из головы эту ересь и перевожу взгляд на мастера зелий, который приносит присягу на магической "Майн Кампф" (непосвящённые считают эту книгу кодексом чистокровных). Значит, тот, кто приготовил сыворотку правды, которой меня напоят — аристократ: только они клянутся, лишний раз подчёркивая свою "арийскую" принадлежность.

Кстати о зельеварах: мистер «Отработка в моём кабинете», профессор Северус Снейп, тоже сидит в ложе на правах моего декана. Профессором я его считаю лишь условно. И вообще: столько лет занимать такую высокую должность, и совершенно не уметь преподавать — довольно странно. Да его способен заменить любой, кто сумеет грамотно переписать рецепт на доску! Словно почувствовав мои мысли, Снейп одарил меня снисходительным взглядом. На бледном лице появилась язвительная усмешка, а в глазах — удовлетворение: наконец-то Поттер занял положенное ему место. Браво, профессор — вы только что взяли главный приз в конкурсе на звание "Мистер Предсказуемость". За четыре года я так устал его слушать, что вообще перестал обращать внимание на его болтовню. И ничего не потерял: чёртов ублюдок даже на уроках открывал рот только для того, чтобы кого-нибудь унизить. Первое время я часто размышлял, правильно ли поступил, поддавшись на уговоры Шляпы. Величие — наверняка моя ахиллесова пята. Да и какой воспитанник приюта об этом не мечтает? Думаю, и Волдеморту она обещала что-то похожее. Заметив массу обвиняющих взглядов, задаюсь вопросом о стереотипах магического мира. А будь моя школьная форма алого цвета, мне сочувствовали бы больше? Склоняюсь к положительному ответу и прихожу к неутешительному выводу: зелёный цвет в моей жизни играет едва ли не ключевую роль. Сначала он оборвал жизнь моим родителям и «подарил» мне шрам, а потом — стал постоянным спутником в школе. Увидев, какого цвета моя мантия, люди моментально делали выводы и заранее записывали в тёмные маги. Но и этого оказалось мало: недавно зелёный снова вернулся и забрал жизнь Седрика, ещё одного чемпиона Турнира Трёх Волшебников. Чёртов хаффлпаффец буквально заставил меня схватиться за кубок вместе с ним. Победа Хогвартса, мать её! Итог: он проявил лучшие черты своего факультета и погиб, а меня сегодня судят за его убийство. А ведь будь у него хотя бы капля хитрости и амбиций Слизерина, скольких бы проблем я избежал!

Так, вернёмся к сыворотке правды: рад сообщить — мне её всё-таки дали. Ещё бы: сирота, родители — национальные герои, на его стороне — сам Дамблдор… такой человек заслуживает, чтобы Министерство потратило на него пару десятков галлеонов. Но всё оказалось не так просто (правда, окончательно я это понял только в Азкабане). На стандартные вопросы (имя, место проживания, курс, факультет и прочая дребедень) я отвечал в точности как пару минут назад. Стойкое ощущение дежа вю прервал самый главный вопрос заседания:

-Это вы убили Седрика Диггори?

Следователь глядел мне прямо в глаза. Я так долго в них смотрел, что теперь цвет радужки казался мне размытым пятном. Никогда раньше не принимал сыворотку правды, и потому искренне надеялся, что навязчивая идея о настоящем цвете глаз собеседника — это, так сказать, побочный эффект зелья. Быть парнем цвета неба? Бррр, нет уж! Что может быть хуже? На секунду стало любопытно, не изменился ли мой богарт.

Моё состояние чем-то напоминало гипноз: по крайней мере, взгляд я отвести не мог. И настолько погрузился в размышления, что только по реакции зала и догадался — ответ вышел не таким, как я ожидал.

Прерывая возбуждённый гул, раздался тот же вопрос:

— Гарри Джеймс Поттер — это вы убили чемпиона Хогвартса Седрика Диггори? — голос звучит достаточно громко, чтобы заставить зал сосредоточиться на моём ответе.

Чёрт побери, я только что сказал ДА? Внимание, Поттер — решается твоя судьба! Соберись уже, в конце концов, и скажи им то, что они жаждут услышать. Однако вместо этого я по-прежнему гадаю: они карие? Или голубые? Что, во имя всего святого, со мной вообще творится?! На карте моя жизнь, а я мысленно повторяю, как заведённый: "Сиреневые, или мне показалось?" В голове — сплошной туман. Напрягаю извилины и пытаюсь вспомнить уроки окклюменции. Я — не идиот, и прекрасно понимаю: следователь тут абсолютно не причём. Пытаться контролировать человека, который принял сыворотку правды — всё равно что управлять самолётом простому обывателю: можешь сколько угодно дёргать штурвал вверх-вниз — конец будет один. Это зелье меняет восприятие гораздо круче марихуаны или опия, фактически превращая человека в робота с единственной программой: «Я НЕ ДОЛЖЕН ЛГАТЬ». Невероятный по напряжённости мозговой штурм приносит неутешительные новости: меня Ведут. В книге "Теория и практика окклюменции" есть раздел, посвящённый ловушкам разума. Так вот: сильный, и самое главное — опытный легилимент может проникнуть в чужой разум и создать там своего рода маяк. Главная цель — заставить жертву сосредоточить всё своё внимание на определённом предмете. По сути — всё просто: любой человек порой может уйти в себя, просто-напросто уставившись в одну точку. А легилимент, "зажигая" маяк, всего лишь создает подходящие условия, то есть Ведёт. Мысли жертвы в этот момент текут вяло, что позволяет оппоненту читать их без лишних усилий. Конечно, существует далеко не одно «но»: например, достаточно обратить внимание и сосредоточиться на чём-то другом — и сбросишь поводок. Это должно получаться легко, но почему-то — не в моём случае. Впрочем, как всегда. Вспоминая всё это, попутно я пытался найти ответы на два вопроса: один из них от меня хотят услышать официальные власти, а другой — только я сам. Кто, и самое главное — как меня контролирует? Как ни удивительно, второй ответ меня интересовал больше.

Итак, пытаться сейчас проникнуть в мою голову — чистое самоубийство, и я снова вспомнил ощущение присутствия за моей спиной. Мантия-невидимка? Империо? Да нет — хуже: это старина Волдеморт решил почтить меня своим присутствием, вторгся в мой разум и пытается позаимствовать моё тело. Кажется, я не настолько жалок, раз сражаюсь так долго, что следователю приходится повторить вопрос:

-Гарри Джеймс Поттер, это вы убили мистера Седрика Диггори?

Вот, даже его пробрало — голова дергаётся чуть назад. Наверняка хотел взглянуть на трибуну. С какой целью — мне всё равно, главное — я сумел разорвать зрительный контакт и с удвоенной силой принялся бороться за своё тело. Чувствую, как помимо воли мои губы раздвигаются, а из напряжённых голосовых связок вырывается нечто маловразумительное. Бросаю взгляд на мадам Боунс и замечаю, как её брови взлетают вверх, а монокль повисает на цепочке и теперь раскачивается будто маятник. Ассоциации с гипнозом вновь заставляют разорвать контакт, и я пытаюсь зажмуриться, чтобы опять не стать Ведомым. Должно быть, хрип, который вместо ответа вылетел из моей глотки, действительно нечто из ряда вон. Иначе как объяснить вытянувшиеся лица в зале суда? Шум у меня в голове и гул трибун сводят с ума, во рту — привкус железа: оказывается, я буквально вгрызся в собственную губу. Тело как под наркозом: вялое, чужое, и я понимаю — всё кончено. И с ужасом слышу свой голос:

— Да.

Одно слово подействовало лучше, чем молоток судьи — одновременно вынесло приговор и установило тишину.

Слышу голос Дамблдора — он просит дать ему слово, и ответ главы департамента магического правопорядка. Её голос дрожит, однако она пытается говорить спокойно:

-Отклоняется, Главный Колдун Визенгамота. Согласно основной поправке о применении сыворотки правды я имею право остановить процесс. Всё, что нужно, мы уже выяснили, и доверять зелью больше не можем.

Дамблдор пытается что-то сказать, но Амелия Боунс снова его прерывает:

-Альбус, подсудимый пытается с ней бороться! Мастер Булмал, дайте ему уже антидот!

Как бы она не крепилась, даже в таком состоянии я слышу в её голосе панические нотки. Ещё бы: такое сильное ментальное зелье не может не затронуть функции головного мозга. Моя борьба вызывает цепную реакцию, а если вспомнить, о каких тонких материях идёт речь — это может стоить мне рассудка. Организм оказывается в стрессовой ситуации, что в моём случае наверняка приведёт к интоксикации и отмиранию нервных окончаний. Да где этот чертов антидот?! Не хочу присоединяться к Логботтомам и Локонсу и стать мишенью для глупых шуток слизеринцев. Дети бывают жестоки, и я до сих пор помню улыбки маленьких подонков, когда они рассказывали про безумную Беллу. Хорошо хоть угроза отработок подействовала. А может, совести хватило даже у беловолосой размазни? Интересно, что бы случилось, если бы он такое ляпнул при Невилле? На самом деле, к последнему я не испытывал никакой симпатии. Скорее — наоборот: толстый и неуклюжий, да ещё и посредственный студент, Лонгботтом вызывал самое худшее из всех чувств — жалость.

Рядом со мной прозвучало одно из самых распространённых в волшебном мире ругательств — что-то там связанное с Мерлином. Не будь всё столь плачевно, я бы наверняка подсказал пару крепких словечек, но — увы: крепкая хватка какого-то аврора, который пытался разжать мои челюсти, к этому не располагала. Возможно, это защитная реакция или последствия борьбы с зельем, но меня ситуация крайне забавляла. Следователь Люмосом подсвечивает Мастеру зелий, а тот пытается рассмотреть мою реакцию на яркий свет. Быстро промелькнула мысль о мочевом пузыре. Брезгливость на лице аврора подтвердила мои опасения : разжимая мне челюсти, он прошептал что-то вроде "щенок". Антидот обжёг мой пищевод — и в желудке разорвалась бомба. Уже теряя сознание, я услышал голос Волдеморта:

«Не думай, что мы в расчёте, Поттер».

Чёртова мразь считала, что упрячет меня в Ад. Однако лучше бы ублюдок вспомнил памятный Хэллоуин: это не первый раз, когда он ошибался на мой счёт.

* * *

Мрачные, покрытые вечной изморозью стены, выложенные из грубо обработанного камня — первое, что я вижу после ухода дементора. Тело ужасно болит, и мне становится интересно: похоже это на ломку наркомана? Если да, то я, кажется, подсел на эти грёбаные процедуры. Как иначе объяснить мою пассивность? Ведь вместо меня все эти «прелести жизни» мог испытывать кусочек Тома в моей голове. Даже слова «так надо», «не раскрывайся» и «всё правильно» — весьма слабое утешение. По опыту знаю — только на то, чтобы встать, уйдёт минут десять. Вместо этого вытягиваю ноги и пытаюсь принять более удобное положение. Опыт приходит с практикой: очнувшись на кровати, лишний раз в этом убеждаюсь. Раньше я приходил в себя в основном на полу. Никогда не купался в роскоши: чулан под лестницей, сиротский приют, где нас старались воспитывать в строгости, общие спальни в Хогвартсе — везде царила довольно аскетичная обстановка. Но не думал, что паду так низко: мешанину из пуха и сена, затянутую в грубую ткань, стану называть кроватью.

Память вновь подкинула одно из моих самых паршивых воспоминаний. Передо мной зал суда, Дамблдор пытается пояснить мой ответ, раздаётся горестный вой Сириуса, а следователь сливает моё признание в Омут памяти. Смешно, но я так и не узнал цвет его глаз. Волдеморт прочно посадил в моей голове маяк, раз спустя столько времени я все ещё задумываюсь об этом. Был ли обморок его прощальным подарком или это реакция на мое сопротивление — неважно. Кстати, судя по словам министерского врача, я провёл без сознания четверо суток. Пока блуждал где-то на задворках собственного разума — даже не заметил, что прошло столько времени.

Когда я только делал первые шаги в искусстве защиты разума, мне показалось странным, что автор книги сразу отказался от вводной лекции на тему "Моё сознание". Каждый человек воспринимает собственное «я» по своему, и пытаться объяснить ему то, о чём он понятия не имеет — напрасно переводить страницы. Таков был примерный смысл той главы. И только валяясь в министерском госпитале, я его понял.

Как можно рассказать о целой Вселенной своего «я»? Как можно написать о целых созвездиях моих воспоминаний? Чтобы передать все тонкости внутреннего мира человека — язык слишком несовершенен. Первое время меня не покидало ощущение, что всё это я когда-то знал. Словно всё это уже было, но по неведомым причинам оказалось забыто. Огромный мир, который можно сжать в руке… нечто сильное и могучее — и в тоже время тонкое как мыльный пузырь. Целая Вселенная размером с атом. Чёрт возьми, такое рассказать действительно сложно! Попробуйте объяснить человеку, почему вода мокрая. Недаром говорят — сложнее всего объяснять очевидное.

В зале суда меня мучил вопрос, как Волдеморт сумел проникнуть в мой разум, чтобы контролировать моё тело. Здесь я не задумывался ни о чём, однако ответ нашёл. Проводя аналогию со Вселенной, кусок Тома — это моя личная чёрная дыра. Абсолютная тьма, которая поглощает мои фотоны. По сравнению с этой тварью, посягнувшей на самое святое — душу, вампир, присосавшийся к жертве — ничто. Осколок Волдеморта — это нечто настолько чуждое, что даже кучка дерьма в райском саду — и та выглядит гораздо гармоничней. Когда я начинаю приближаться к этой мерзости, мои инстинкты вопят, что надо держаться отсюда подальше. Но я всё-таки продолжаю — желание уничтожить Это притупляет страх. Чувствую себя грязным: куда там помоям — меня облили чем-то гораздо хуже. Но в "шаге" от цели меня откидывало на исходную позицию — и так каждый раз. От тёмной сущности, пожиравшей мой Космос, я бежал как дикий зверь от огня. На ум приходит ложка дёгтя в бочке с мёдом. Пытаясь поглотить Это, я, возможно, рискую оказаться в похожей ситуации.

После того, как я пришёл в себя, моей идеей фикс стало избавиться от Тома. Нет — ни того, который воскрес на кладбище, а того, кто «сидит» во мне. Чёртов псих неплохо прикрыл тылы. Теперь я знаю, каким образом он победил смерть. Догадавшись о крестраже, Риддл занял моё тело и отправил меня в Азкабан. Убрал конкурента, а заодно обезопасил кусочек своей души. Шах и мат. Его логика ясна: в случае смерти очередного гомункула спятивший в тюрьме я вряд ли смогу отбить своё тело. Неприятно, конечно, но я для него — всего лишь туша, которую Волдеморт положил в магический морозильник.

Кстати, про морозильник я нисколько не шутил: первая моя ассоциация со словом «Азкабан» — холод. И только потом — ночь: тут всегда темно, и если убрать со стен факелы, к сумасшедшим присоединились бы даже авроры-охранники. Порой дементоры забываются, и на короткое мгновение я могу ощутить чары Патронуса. Если учесть, что эти монстры разумны, таким способом они наверняка пытаются привлечь к себе внимание. А может, хотят произвести впечатление на подружку? Задумываюсь, есть ли среди них так называемый слабый пол. Репродуктивные функции дементоров меня интересуют мало, а вот туман — явный признак брачных игр. И это наводит на мысль, чем они тут постоянно занимаются. Припоминаю, что последний страж Азкабана, с которым мне «посчастливилось» познакомиться, оказался поменьше остальных. Может, долгая экзекуция — это проявление симпатии? Нет уж, подруга — на такие эксперименты я не готов, хотя тут наверняка найдётся парочка психов, которым я с радостью уступлю своё место. Глупости, конечно, но самок дементоров никто не видел. Так ведь и похвастаться, что видел гоблинш, тоже никто не может. Задайте этот вопрос персоналу Гринготтса — а потом постарайтесь выжить, чтобы передать ответ. Лекции профессора Бинса довольно прозрачно намекали, что тогда случится. Для гоблинов даже намёк на однополую связь — одно из самых страшных оскорблений, и об этом должен знать любой клиент магического банка.

Похоже, я потихоньку схожу с ума, раз думаю о таких вещах. И вообще — в последнее время мою голову всё чаще посещают бредовые мысли. Понятно, что тюрьма накладывает отпечаток, но я считаю это не такой уж большой жертвой. Пока я не пускаю пузыри и не разговариваю вслух — с этим можно смириться.

Десять минут на то, чтобы прийти в себя, прошли, я опираюсь о щербатый камень, встаю и делаю несколько шагов в сторону двери. Как и ожидалось, рядом с ней стоит бумажный стаканчик с моим обедом. Или завтраком: смена суток здесь отсутствует, поэтому ответить точнее сложновато. Выпитое зелье по вкусу напоминает так популярный у волшебников тыквенный сок. Смятый стакан улетает в угол, где и исчезнет примерно через час. Судя по времени, трансфигурировал его полный профан.

Камера настолько мала, что я в который раз задаюсь вопросом, как тут поместился Хагрид. Или для великанов есть другие покои? Сильно сомневаюсь. Лично мой путь до двери занял меньше секунды, и теперь я прижимаюсь к решёткам и пытаюсь понять, что это за шум в коридоре. По кончикам пальцев пробегает приятное тепло — значит, кто-то использует магию. Судя по свету, что отражается от стен — это Патронус. Наверняка самый первый пункт в анкете аврора: «А вы способны наколдовать Патронус?»

— Мы почти пришли, госпожа.

Мне показалось, или я уловил заискивающие нотки? Тюрьму решила посетить супруга министра? Мои размышления на тему личной жизни Фаджа прерывает голос, который я ожидал услышать в последнюю очередь:

— Всё в порядке, ваш мангуст отлично справляется.

Голос такой певучий и настолько нежный, что я начинаю невольно расправлять плечи, и только потом сам себя одёргиваю. Флер (а это именно она) всегда бесили пускающие слюни идиоты. Чтобы отвлечься, проверяю ментальный щит и пытаюсь привести мысли в порядок. Что, во имя всех святых, она тут забыла? В Хоге мы, конечно, общались, но я даже не надеялся, что из этого возникнет хотя бы дружба. Я — парень, и не делал никакого секрета, что не прочь залезть к ней под юбку. В ответ всегда звучало «нет», и вряд ли моё заключение заставило её передумать. Делаю шаг назад и жду, когда ко мне приведут моего первого посетителя. Мысль, что Флер могла прийти к кому-то другому, даже в голову не приходит.

Первое, что я увидел — мангуст-Патронус местного аврора. Судя по сиянию — очень неплохой, а значит — либо дядька крут, либо (что более вероятно) француженка одним своим присутствием подарила ему нужный настрой.

Делакур остановилась около двери и теперь жадно вглядывалась в моё лицо. Со стороны мы наверняка выглядим как влюбленная парочка, но увы — это только кажется. Что она искала на лице — понятия не имею, я же откровенно любовался. Черт побери, куда там голливудским звёздам! Если для очередной картины понадобится ангел — я знаю, кому позвонить. Слабое касание ауры вейлы — проверка на прочность состоялась.

Пытаюсь улыбнуться и что-нибудь сказать, но меня опережают. Повернувшись в сторону аврора, девушка просит оставить нас наедине. Сказано это было таким сексуальным голосом, что охранник и не подумал протестовать, а всего лишь провёл краткий инструктаж. По закону посетитель должен стоять как минимум в полуметре от двери и, соответственно, не передавать заключённому никаких предметов.

Значит, объятия мне не светят? В принципе — к лучшему: не думаю, что Флер выдержит запах из моего рта. В который раз с грустью думаю о том, что первое беспалочковое заклинание, которому я просто обязан был научиться — чары личной гигиены. Кто ж знал, что мне светит тюремный срок? Надо было перед третьим курсом включить в список дополнительных предметов Прорицание.

Перевожу взгляд на девушку, и в голове проносится миллион идей, как начать разговор: начиная с того, как ей идёт эта васильковая мантия, и заканчивая банальным «как я рад тебя видеть». Но вместо этого говорю совсем другое:

— А куда делся твой акцент, Флер?

— Я живу в Англии уже четвёртый месяц. Плюс мой наставник, Уильям, давно даёт мне уроки.

Когда понимаю, что завидую этому ублюдку, гашу волны ревности. Моя репутация в магическом мире изрядно подпорчена, мы, чёрт побери, разговариваем через дверь моей камеры, и, в конце концов, между нами нет никаких обязательств. Одним словом — она мне ничего не должна.

Видимо, что-то в моём взгляде всё-таки промелькнуло.

— Мы всего лишь вместе работаем. И никакой романтики, Гарольд.

Интересно, мне показалось, или это прозвучало как оправдание? Должно быть, ей на ум пришло то же самое — нежный румянец на щеках почти не оставляет сомнений. Эмоции под надёжным блоком, и я надеюсь, что этого достаточно. В противном случае я сейчас улыбаюсь как идиот. Жаль, что у меня нет палочки — я бы показал этому аврору, что такое настоящий Патронус!

Тишина затягивается, и по глазам собеседницы заметно, что она начинает чувствовать неловкость.

— Так я тут уже четыре месяца?

Я и в самом деле удивлён. Почти полгода моей жизни пролетели мимо — четыре месяца, которые можно было потратить гораздо полезней. Хотя по сравнению с тюрьмой больше пользы принесёт едва ли не любое дело.

— Знаешь, после Турнира поднялась такая шумиха, что мои родители забрали меня сразу после допроса. Чтобы сбежать из Франции, мне понадобился месяц, и почти столько же — чтобы без гражданства получить работу в банке. Правда, с учётом политики здешнего Министерства в отношении магических рас — мне ещё повезло. Я — вейла, и лишь ходатайство Дамблдора и личный запрос за подписью директора Гринготтса решили дело. Со вчерашнего дня у меня двойное гражданство. Извини, Гарольд, но ты здесь уже полгода.

Вот теперь и в самом деле интересно. Не про шесть месяцев, нет. Ещё в Хогвартсе она говорила, что хочет переехать в Англию — эта новость для меня не стала сюрпризом. Во Франции у её родителей — неплохие связи и, соответственно, там её ждал относительно быстрый карьерный рост. Но дело в том, что с принципами самой Флер это никак не вязалось. "Я должна всего добиться сама". Даже чары вейлы (по сути — её часть) она воспринимала как ненужную фору. Могу поспорить: заправляй в магическом банке люди — её резюме никогда бы к ним не попало.

Но интересней другое: уверен, вчера состоялась нехилая вечеринка — даже день рождения бывает чаще, чем смена подданства. И вместо того, чтобы отлёживаться в постели или продолжать «фестиваль», Флер приходит ко мне. Не то, чтобы я жаловался, но жизнь сделала меня чертовски подозрительным. И теперь я пытаюсь понять, есть ли у француженки скрытые мотивы. Пардон, со вчерашнего дня — ещё и англичанки. Показалось мне или нет, но Флер делает акцент именно на этом факте. Словно прочитав мои мысли, девушка продолжает:

— Я бы пришла раньше, но для француженки это невозможно.

— Разве ты не на четверть вейла? Помнишь декана Рейвенкло? Не знаю, кто у него в семье такой извращенец, но раз к детям допустили полугоблина, с чего на несколько месяцев растягивать процедуру всего лишь квартерону?

Ответом мне стал искренний смех. Не знаю, похоже ли это на перезвон колокольчиков, но он — такой же нежный и сексуальный, как и сама Флер, и заставил улыбаться даже аврора.

— Гарольд, если бы я не знала, что историю у вас ведет помешанный на гоблинах призрак, я бы оскорбилась. Нельзя быть вейлой только на четверть, как нельзя быть на четверть чистокровным. Тут либо всё, либо ничего. Я-то думала — ты внимательней. Ну-ка — назови мне хоть одного вейлу — мужчину. Разумеется, у тебя ничего не выйдет, потому что их попросту нет. Ты даже не представляешь, сколько раз мне пришлось это объяснять моим английским друзьям. Между прочим, для вейлы это оскорбление. А меня так называли даже в ваших газетах. Теперь я понимаю, почему тут нет ни одного ковена вейл.

В таком ключе я никогда о них не задумывался. Единственный раз я рассматривал ситуацию с вейлами, когда мне стало интересно, как они выглядели в средние века. Красота — понятие субъективное, и если сейчас стройное подтянутое тело и есть эталон, то в определённые периоды истории в почёте были женщины «в теле». Конечно, есть ещё аура вейлы, но даже на снимках Флер выглядела потрясающе. Видимо, природа не собиралась давать им шикарные формы, а решила, что для выживания необходимо стройное и гибкое тело. А всё остальное — так сказать приятный довесок. Тогда я так и оставил свои выводы при себе — не хотел выставлять себя дураком. Правда, похоже, я им всё-таки стал.

— Представь себе — мне даже не стыдно. Особенно если вспомнить, что и о гоблинах студенты Хогвартса толком ничего не знают. Хотя всё довольно логично — без противоположенного пола вас давно бы уже не осталось.

— О да! Даже будь мы бессмертными, всегда есть несчастные случаи, эпидемии и войны. Для передачи наследия нам, как и всем, нужна пара. И если наша оборотная сторона похожа на гарпий, это вовсе не значит, что нас приносит аист.

И Флер тряхнула головой так, что тяжёлая волна золотисто-серебряных волос эффектно рассыпалась по плечам. Пара прядей упала на высокую грудь, привлекая моё внимание к двум упругим полушариям. Черт возьми — это явная провокация! Она хочет, чтобы у меня появились новые кошмары? Чертовски сексуальная вейла призывно улыбается мне через дверь, которую не взломать и не открыть. Неплохая замена воспоминанию о суде.

Растягиваю губы в фирменной усмешке и пытаюсь перехватить инициативу:

— Раз я имею дело с чистокровной вейлой, может, используешь свою ауру для порабощения авроров и поспособствуешь моему побегу? Только представь заголовки газет: "Вейла тероризирует Азкабан. Гарри Поттер сбежал и присоединился к Сириусу Блэку. Танец вейлы — хуже Непростительных." Повышение в Гринготсе тебе после этого не светит, но за то, чтобы попасть в учебную программу Хогвартса — не такая уж большая плата. Уверен — это проймёт даже Бинса: он у нас помешан на восстаниях.

Говорю достаточно громко специально для сопровождающего аврора. Судя по его побледневшему лицу, мой план не так уж и плох. Создать, что ли, собственную армию из одних вейл?

— Ты как всегда серьёзен, Гарри, — раз дело дошло до сарказма, и Флер прекратила называть меня Гарольдом — раунд мой. — Ты же знаешь, как я отношусь к своей ауре.

Хотелось многозначительно взглянуть на охранника. Уверен — чтобы остаться наедине с заключённым, нужно быть либо министром, либо Барти Краучем, либо (как в нашем случае) вейлой. Но я удовлетворён уже тем, что моё соблазнение откладывается на неопределённый срок. Мы могли ещё долго разговаривать на отвлечённые темы, избегая моего заключения, но кто-то же должен начать первым. Так пусть это буду я.

— Зачем ты пришла, Флер? — Вот так — грубо, без прелюдий и перехода. Этот вопрос должен прозвучать, и какая разница — раньше или позже. Я мог потянуть время, расспрашивая её о работе и новых друзьях, но на самом деле мне на это наплевать. Я — цель номер один для полностью слетевшего с катушек мага, сижу в самом жутком (по мнению многих) месте на свете, и ко мне присосался паразит, который питается моими силами, причём как физическими, так и магическими. Меня ведь можно понять, не так ли?

Фраза про отрезвляющий душ сейчас как нельзя кстати — предо мной вновь чемпион Шармбатона, холодная и собранная Флер. Вот такой я и привык её видеть. Несмотря на хрупкую фигурку, ощущение силы, которую можно было буквально увидеть, делало её похожей на валькирию. Вот такая Флер мне нравилась: сбросившая маску невинности и робости, что могла обмануть кого угодно, но только не меня. Давление на мои мысленные щиты усилилось, а это значит — вейла во всеоружии.

Надеюсь, она не рассчитывала, что я паду к её ногам или стану вожделенно мастурбировать как стоящий в дальнем углу аврор? Седина в бороду и так далее. На месте этого старика я бы помчался домой — радовать свою старушку, а он вместо этого уставился на Флер, как на концентрат виагры. Жаль, что повод для шантажа слабый, а попытки насмешек грозят переломами.

Флер смотрит на меня с ледяным спокойствием. Уверен — и на моём лице ноль эмоций. Что ж, будем играть вдвоём.

— Сама понимаю, что твоё заключение и хорошее настроение — вещи несовместимые, и готова признать, что вопросы о погоде можно отложить до лучших времён. Тогда слушай официальную причину визита. Как всем известно, после гибели Волдеморта многие Пожиратели просто не смогли доказать свою, так сказать, непричастность к многочисленным преступлениям, и были отправлены в Азкабан. Но нас интересуют только трое из них, а именно: Роберт Гелберт, Оливия Фокс и Джулиан Нотт. Их вина была полностью доказана, и тогдашний министр без раздумий отправил их за решётку. Но тут возникает вопрос: почему о дальнейшей судьбе Пожирателей смерти, которые так и не предали своего господина, ничего не известно?

Слава Богу, Флер не стала выдерживать театральную паузу и дожидаться моего ответа.

— Потому что следующим министром стал Фадж!

Даже я не сумел бы вложить столько сарказма в такое короткое предложение. И теперь мне стало ясно, что аура девушки направлена не на меня, а как раз на пожилого аврора. Хоть Фадж и идиот, но идиот с инициативой, и совсем необязательно провоцировать его при посторонних и доставать скелеты из министерского шкафа. А так… максимум, о чём вспомнит охранник — непродолжительный обморок, где он в своих фантазиях тесно «общался» с француженкой.

— Дай-ка угадаю: через какое-то время, скорее всего — в честь "Великого праздника", их отпустили по амнистии? А банковский счёт министра пополнил солидной суммой какой-нибудь благотворительный фонд?

— В точку. Амнистия состоялась через год — как раз в честь вступления в должность нового министра магии. Догадаться, кто и на каких условиях продвигал Фаджа — несложно, ведь самые влиятельные Пожиратели остались на свободе. Я не нашла ни одной газеты, где об освобождении трёх заключённых нашлось хотя бы слово. И это неудивительно, ведь даже день присяги был выбран очень удачно: тридцать первое октября, когда вся Англия праздновала Хэллоуин.

На последней фразе голос Флер становится чуть тише — будто мне не ясно, какой праздник они отмечали. Веселиться, вздыхать с облегчением и радоваться гибели трёх волшебников, когда в этот момент камеру покидают трое серийных убийц, которые вряд ли раскаялись в своих преступлениях. Как символично!

Нарушаю тишину до того, как гостье станет неловко. Хотя по её оценивающему взгляду сложно представить, что ещё пару минут назад я видел на этих щеках румянец.

— Радоваться их освобождению я не стану, а значит — все эти разговоры о помиловании должны иметь какое-то отношение ко мне. Следовательно, вопрос о моём освобождении уже практически решён, и дело за малым. Давать мне надежду и заставлять ждать ещё полгода… ты не настолько жестока, а это значит — почва уже подготовлена. Поэтому задам самый главный вопрос: сколько?

Судя по промелькнувшей улыбке, Флер мой ответ пришёлся по душе. Надеюсь, она поняла, что я имел в виду время? Хотя черт её знает — за услуги посредника я ей всё равно должен. Не будем неблагодарными, мистер Поттер — долги нужно возвращать сторицей, причём как хорошие, так и плохие. Думаю, в моём списке Флер будет третьей — сразу после Тома и Снейпа: эти мне задолжали гораздо больше.

— Если ты о деньгах, точную сумму я не знаю — тут ты сам договоришься с министром. А вот если тебя интересует, сколько тебе ещё сидеть — надеюсь уложиться за пару месяцев. На самом деле, Фадж уже сам всё подготовил: в "Ежедневном пророке" о тебе вышло только несколько статей, да и те по "странному" стечению обстоятельств — минимальным тиражом. Остальные печатные издания ещё с месяц перемывали тебе косточки, но и они в итоге отстали. Заинтересованность министра лишний раз подтверждает очень простой факт: твоя камера расположена на верхнем ярусе. Тут в основном находятся люди, чьи преступления относятся к разряду средних, и этих мерзких созданий — дементоров, тут практически не бывает.

Через несколько камер сидит педофил, который сначала насиловал магловских девочек, а затем стирал им память. И это преступление отнесли к разряду средних? У меня вообще возникли серьёзные подозрения, что арестовали его только потому, что он попался на колдовстве. Очередная семья сильно переживала за своего ребёнка и установила в доме несколько камер с целью следить за няней. Магия и технология несовместимы, но на пленке оказалось достаточно информации, чтобы упечь его в тюрьму. Под конец чёртова мразь начала колдовать, заметая следы, но ряби на записи оказалось недостаточно, и полиция завела уголовное дело. Как я понимаю, вмешались авроры, и вот он тут — за преступление с отягчающими обстоятельствами. Этого подонка тоже хотят отпустить по амнистии, как и меня? В таком случае, хоть преступления и средние, на вернем ярусе обитает худший сброд магического мира.

— Тут у него всё схвачено. Как думаешь, сколько раз он проворачивал такие аферы?

Мне и в самом деле интересно, но, судя по нахмуренному виду и взгляду "Вы безнадёжны, мистер Поттер — совсем как ваш высокомерный папаша", Флер этого не понимает. Слава Богу, на этом совпадения заканчиваются: у неё маленький милый носик и богарт не принимает вид расчёски и шампуня.

— Гарри, у нас не так много времени, а ты думаешь о том, сколько золота в кармане у министра. Поговорив с твоим поверенным, я выяснила, что о твоём наследстве уже расспрашивали. Конечно, гоблины о таком не распространяются, и Фадж не мог этого не знать, но тут важен сам факт. Для знающих людей осталось только прикинуть, что к чему, и начать действовать.

Что можно на это ответить? До совершеннолетия моими финансами заправляет банк, и только гоблины имеют доступ к активам Поттеров. Родители в завещании указали, что в случае их смерти моим опекуном следует назначить Сириуса или Фрэнка и Алису Лонгботомов. Правда, просчёт оказался в том, что один из них попал в Азкабан, а другие — в отделение для душевнобольных. Похоже, за мою жизнь пришлось заплатить не только Поттерам, но и их близким друзьям. Знаете, если на свете существует анти-зелье удачи, меня в детстве наверняка роняли в него несколько раз. Только так я могу объяснить всё дерьмо, через которое приходится продираться мне и тем, кто рядом.

Увы, если у тебя нет магического опекуна — будь готов заплатить откат ушлым гоблинам. Цену они затребуют нехилую, но и за дело возьмутся с присущей только им хваткой. Правда, когда сидишь в комнате два на два, а единственное развлечение — выяснять, чего боится кусочек Волдеморта, который застрял у тебя в голове, о деньгах думаешь в последнюю очередь. Осталось лишь прояснить пару моментов, и один из них — какую выгоду из моего освобождения извлечёт Флер. И только тогда, взвесив все «за» и «против», решать, стоит ли использовать запасной план.

Флер Делакур медленно брела по запутанным коридорам Азкабана, которые больше походили на лабиринт, что вызывало ассоциацию с третьим заданием турнира. Только вместо живой изгороди — каменные стены, вместо опасных существ — твои худшие страхи, а приз — глоток свежего воздуха. Да, вдалеке не маячит чемпионский кубок, но даже шаг за порог тюрьмы можно сравнить с эйфорией победы. Когда вокруг дементоры, для вейлы это — сродни пытке, и даже Патронус не справлялся со стылой аурой страха и отчаяния, что, кажется, пропитали тут даже камень. Как же с этим справляется Гарольд?

Всякий раз, когда она думала о нём, по телу разливалось странное тепло. Теперь-то стало ясно, что имела в виду матушка, когда говорила об одном из самых важных этапов в жизни любой вейлы — Связи. За всю свою предыдущую полную путешествий жизнь Флер не встретила никого, с кем могла быть вместе, а в Англии всего лишь за год познакомилась сразу с двумя такими молодыми людьми. Гарольд Поттер и Уильям Уизли. С каждым из них можно связать судьбу, но кому отдать предпочтение, девушка не знала. А когда поделилась сомнениями с матерью, с удивлением увидела на её лице улыбку. В голове до сих пор звучат её слова, заставившие Флер действовать:

"Глупая, тебе повезло, как ни одной из нас — у тебя есть право выбирать. Так сделай это с умом и воспитай нам сильных внуков. С твоим появлением для рода Делакур наступил рассвет, и в твоих силах ещё больше укрепить наши позиции в Ковене".

И вот теперь, когда она посетила Поттера, сомнений стало ещё больше.

Ещё на досмотре аврор, изъявший очки (подарок для узника), со смехом заявил, что стекло и оправу, как колющее и режущее, заключённым передавать запрещено. И лишь чуткий слух вейлы позволил услышать шёпот: "Тем более ему". Не оброни охранник эту фразу, Флер и не обратила бы внимания на то напряжение, с каким авроры обсуждали Гарри.

«Надеюсь, он не станет биться об решётки и выплёвывать нецензурную брань», — первое, что пришло ей на ум. Жаль, что аврор, вызвавшийся её сопровождать, оказался весьма немногословен, но когда очередной заключённый начал кричать и звать какую-то Сьюзен, её терпение лопнуло. Слегка ослабив контроль над аурой, девушка стала расспрашивать спутника о Гарольде. Она терпеть не могла использовать свою силу, но ей необходимо знать, с чем предстоит столкнуться. Увидеть бессмысленный, пустой взгляд, или глупую улыбку — к такому она не готова.

Долго сопротивляться мужчина не смог и, неохотно начав рассказ, постепенно втянулся. Эта тюрьма накладывает отпечаток и на авроров — здесь люди быстро становятся суеверными и любое отклонение от нормы считают знаком. Чаще всего дурным, но ведь это Азкабан — тут приятные мысли остаются за порогом. Ситуация с Гарольдом оказалась именно такой, но в ней была одна странность: он был слишком... нормальным. Парадокс? По словам мужчины — да: парень слишком спокоен, не кричит, точно формулирует мысли, а если видишь его лежащим на матрасе, можно не сомневаться — он спит, а не упал в обморок. Доводы аврора немного успокоили и слегка заинтриговали девушку. Флер пришла сюда, чтобы разорвать Связь, но слова спутника заставили её повременить и лишний раз подумать.

Приближаясь к нужной деревянной двери, гостья пыталась унять сердцебиение — Связь упорно толкала её вперёд, и девушке пришлось приложить немалые усилия, чтобы не сорваться на бег. Увидев Гарольда сквозь решётки, она ощутила, как нити, которые их связывали, только крепчают. Флер не удивилась и не почувствовала себя сбитой с толку: теперь казалось — именно так всё и должно случиться, а она-то, глупая, не разобралась в себе и собиралась всё разрушить. Правдивы слова аврора об этих загадочных знаках или нет, но сейчас… вспоминая, сколько усилий она потратила, чтобы организовать эту встречу, Флер понимала — объяснить все трудности, которые ей пришлось преодолеть, одним только любопытством невозможно. Знаки? Что ж, пусть будет так.

Она буквально впилась взглядом в Гарри, и только сейчас, вглядываясь в тонкие черта лица, почувствовала себя спокойно. Первая здравая мысль («С ним всё в порядке») заодно помогла ей посмотреть на узника другими глазами. То, что она увидела, приятно удивило: Гарольд совершенно не походил на заключённого. Звучит до банального романтично, но ей он показался принцем в ссылке. Сдержанный и спокойный, временами язвительный, он выглядел старше самой Флер. Гарольд не только стойко выдержал заключение, но даже умудрился вытянуться (теперь они были одного роста) и, похоже, раздался в плечах. Да, такой человек мог стать объектом домыслов и сплетен, и суеверия тут не причём — из зарешеченного окошка на вейлу глядел лидер, и именно это пугáло авроров: рядом с ним они смотрелись почётным караулом, но никак не суровыми надзирателями. Ну и, чисто на девичий взгляд, юноша стал ещё привлекательнее. Общее впечатление не портили ни обноски, что стали ему малы, ни спутанные волосы, закрывшие шрам, ни первая щетина.

Связь настойчиво требовала узнать, любит ли её Гарри, поэтому пришлось пойти на маленькие хитрости. Она даже покраснела! Флер прекрасно знала, как мило смотрится с румянцем на щеках, но, судя по всему, собеседник этого не оценил. Ей, как и всякому достойному представителю аристократии, навык играть на эмоциях других нужен ничуть не меньше, чем умение их скрывать. Гарольд быстро заметил притворство, и девушка втайне порадовалась, что робкая и хрупкая Флер ему не по душе. Что ж, по крайней мере, с ним не придётся притворяться. Хуже то, что он не питает к ней сильных чувств. Нет, она ему нравилась (ну кто бы сомневался!), но любовью тут и не пахло. Это оказалось неожиданно неприятно. Значит, вот что чувствовали те, кому она говорила "нет"? Бедные парни: одни, преодолевшие робость и стеснение, и другие — под давлением ауры вейлы, пытались привлечь её внимание, а она с достоинством Снежной королевы отвергала любые притязания. И даже не догадывалась, что они ощущали после отказа. Впрочем, это не помешало самым настойчивым поближе познакомиться с парочкой проклятий.

Когда разговор зашёл о деле, девушка взяла в себя в руки. Новость об освобождении узник воспринял абсолютно спокойно — складывалось впечатление, что он этого ждал. Аврор сказал, что она — его первый посетитель, и Флер поставила мысленную галочку: надо непременно узнать, откуда Гарри черпает информацию. В целом разговор получился плодотворным и почти искренним. Лишь на вопросе о её собственной выгоде гостья слукавила — настоящую цель визита она раскрывать не собиралась. Связь и для неё пока оставалась загадкой, поэтому пугать или навязывать серьёзные отношения — хуже не придумаешь. Она ещё не настолько доверяла Гарольду, чтобы прямо сейчас фактически признаться в любви или чем-то на неё похожим.

— Мисс, мы уже пришли.

Голос аврора вывел девушку из задумчивости. Сделав вид, что не заметила его похотливого взгляда, Флер направилась к выходу.

Пропускной пункт представлял собой небольшую комнату, отделанную в тёплых тонах, где каменный пол заменял деревянный настил, а на стенах висели летние пейзажи. Девушка покачала головой: в Азкабане так холодно, что даже множество факелов не избавляли от ощущения стужи, а лишь заставили зажмуриться после полумрака коридоров. Огромный стол, заставленный папками и сохранивший отпечатки кружек, занимал четверть помещения и придавал ему жилой вид. Складывалось впечатление, что именно здесь охранники чаще всего проводят время, поэтому изо всех сил пытаются сохранить ощущение тепла. Если бы не охранные руны на потолке и доска с колдографиями преступников, комнату можно было назвать даже уютной.

Когда, пользуясь своим положением, самый молодой аврор начал её обыскивать, Флер с трудом заставила себя не вздрогнуть. Можно подумать, тут есть, что с собой унести. Захватив Гарольду очки, она явно сглупила. Мало того, что их изъяли, заодно у охранника появился вполне законный повод с развязной улыбкой блуждать руками по её телу. Когда его ладони задержались на её груди, девушка не выдержала и оттолкнула их, с трудом удержавшись от пощёчины. Она почти физически ощущала, как аура вейлы наполняется силой, а рука уже сама по себе вцепилась в палочку. В голове пронеслись самые сильные боевые заклинания, которые будут полезными в небольшом помещении, а тело среагировало ещё быстрее, переместившись в более выгодную позицию. Теперь все три потенциальных противника оказались под ударом. Флер учили люди, нанять которых могли себе позволить лишь единицы, поэтому сейчас, приготовившись сразиться с тремя магами, она не ощущала ни азарта, ни тем более страха — всего лишь необходимость. Именно так: для неё не существовало ни тюрьмы, ни дементоров — только она и три препятствия на пути. Не привыкшая к такому обращению, Флер собиралась атаковать лапавшего её аврора беспалочковым отбрасывающим и запустить этим ублюдком в стоявшего у двери охранника. Так она выиграет время, а потом можно будет заняться и последним магом, который наверняка даже из-за стола встать не успеет. Впрочем, с её-то фантазией этот предмет мебели можно превратить во что угодно, а стул «украсить» оковами. Всего мгновение — и двое противников на полу, а напротив прикованного третьего — горный лев, который обычно убивает жертву единственным ударом. Хвала Мерлину, девушка обратила внимание на аврора, который её сопровождал: тот поднял руки вверх и кивком пытался показать напарникам сделать тоже самое. Убивать их она, конечно же, не собиралась, но сейчас, глядя в глаза тому, кто её спровоцировал, видела там почти суеверный ужас. Судя по всему, гостья действительно выглядела грозно, да и отправляют сюда отнюдь не за выдающиеся заслуги.

— Имя и должность, — её голос холоден как лёд, а палочка недвусмысленно указывает в пах самого молодого мага.

— Алекс Джонсон, младший аврор, — ответ прозвучал чётко и лаконично — видимо, ему частенько задают этот вопрос. Выглядел он настолько жалко, что поневоле Флер задалась вопросом, как такое ничтожество вызвало у неё настоящую бурю эмоций. Всего лишь маленький человечек, который впервые увидел вейлу и воспользовался служебным положением. Случись такое во Франции, даже похотливые взгляды расценили бы как оскорбление, но в Англии, где о её семье знали очень немногие, максимум, на что можно рассчитывать — официальные извинения. Хоть у неё и не было юридического образования, как потомственный аристократ она неплохо ориентировалась в магическом законодательстве — как не прискорбно, тут попахивало всего лишь злоупотреблением полномочий. Однако такое спускать тоже не стоит, поэтому, скрепя сердце, придётся обратиться к отцу. Разумеется, не вдаваясь в детали — пускать по миру этого идиота она не собиралась.

— Завтра вашего доклада будет ждать Амелия Боунс. И советую быть поубедительнее. В противном случае можете попрощаться со своими товарищами. Au revoir, господа.

Выписанные на потолке охранные руны были активны и располагались аккурат перед дверью на выход. Каждый посетитель обязан встать на этом месте, и по окрасу его ауры авроры определяли, есть ли у него с собой запрещённые артефакты. Вынужденно отступая, Флер оказалась как раз перед дверью и не обратила внимания, что её небесно-голубая и насыщенная синяя аура теперь разбавлена алым. Выходя, девушка по-прежнему не спускала глаз с охраны, и лишь захлопнув дверь и вдохнув свежий воздух, позволила себе расслабиться. Теперь прогулка по длинному мосту, где в сторожке надо получить роспись дежурного, и со своим сопровождающим Уильямом Уизли она отсюда аппарирует. А вернётся через пару недель с ответом на странный вопрос Гарольда. А действительно, куда отправляют людей после поцелуя дементора?

* * *

Едва за вейлой захлопнулась дверь, как аврор за столом окунул товарищей недоумевающим взглядом.

— Видели её ауру? Будь я проклят, если это не Грюм под оборотным!

Старший смены (он капитулировал первым) подошёл к до сих пор плохо соображавшему коллеге, из-за которого и разгорелся весь сыр-бор, и хлопнул того по плечу.

— С крещением, парень. Поверь, жалоба для тебя — лучший вариант. — А затем повернулся к сидевшему и добавил: — Грюм, не Грюм, но ты видел её глазищи? Видит Мерлин, я надеюсь дотянуть до пенсии, и баба-боевик — это не то, что я хочу увидеть в последнее мгновение своей жизни.

Альбус Дамблдор устало опустился в кресло, печально взглянул на феникса и прошептал:

— Вот и случилось то, чего я так долго боялся, Фоукс.

Феникс только недавно сгорел, и сейчас спал, сунув голову под крыло. Рост отнимал много сил, но директору и не требовался ответ. Мысли вслух он мог себе позволить только в этом кабинете, а новости и впрямь неутешительны. Сегодня, спустя полгода после ареста Гарри, Волдеморт впервые вызвал Северуса Снейпа. Метка уже давно давала о себе знать — вместо размытого пятна всё резче проступал рисунок, но только сегодня, впервые за четырнадцать лет, она проявилась полностью. И только теперь, когда весь замок спит, Верховный чародей Визенгамота мог сбросить маску и побыть самим собой — просто старым и смертельно уставшим человеком. За свою насыщенную жизнь Альбус совершил немало ошибок, и если обычный человек часто может махнуть на них рукой или посчитать мелочью, то ошибки лидера целой страны — это не только его личные проблемы. Увы, но просчёты директора могут стоить жизни и свободы едва ли не всей Британии, причём в обоих мирах.

Вопреки расхожему мнению, он видел в людях не только хорошее, старательно закрывая глаза на недостатки. Умудрённый жизненным опытом, Альбус как никто понимал, что любой человек в силах измениться. Да он и сам в начале пути был гордым и самовлюблённым, и чуть не погубил себя, когда увлёкся идеями Геллерта. Как красиво всё начиналось — «Во имя всеобщего блага», — а закончилось тоталитарным режимом. Гриндевальд так извратил эту идею, что если теперь кто-то произносил эту фразу, директор скрежетал зубами. Поединок с другом словно сбросил пелену с глаз, а ценой ошибки оказалась жизнь. Ошибки, ошибки, ошибки... Не очень подходящее слово, особенно если вспомнить, что за них расплачиваются другие. И как же жаль, что в случае с Сириусом он поверил в худшее! И теперь, заглядывая ему в глаза, Дамблдор всякий раз ощущал жгучее чувство стыда, ведь он предал доверие человека, который когда-то был одним из его самых близких друзей. У Альбуса получилось объяснить причины такого поступка едва ли не всем, он даже сумел оправдаться перед самим Блэком, но вот убедить самого себя, что сделал всё возможное — бесполезная трата времени и сил. Он должен был настоять на проверке, должен был убедиться, но, как и все, проявил малодушие и поверил донесению авроров. «Джеймс, ну почему ты не согласился сделать Хранителем меня? Я бы умер за Поттеров, но никогда, не при каких обстоятельствах не выдал бы тайны». Директор не сомневался, что во время первой войны с Волдемортом без него светлая сторона неминуемо потерпела бы поражение, и Джеймс понимал это как никто другой. Доверить жизнь своей семьи человеку, только со смертью которого будет проиграна война — лучший выбор. Джеймс должен был это понимать! Но нет, о настоящем Хранителе ему даже не рассказали! Кто-то скажет, что это — Судьба, и даже такому мудрому старцу как Дамблдор сложно назвать это как-то иначе.

Директор Хогвартса поднял полный усталости взгляд на дверцы шкафа: именно за ними хранился предмет, за который его враги заплатили бы солидную сумму — личный Омут Памяти Альбуса Дамблдора. Скрытый от любопытных глаз и защищённый лучше всякого сейфа в Гринготтсе, за последние полгода был использован чаще, чем за предыдущие десять лет. Сейчас артефакт тоже ждал своего часа — директор надеялся, что Северус вернётся не с пустыми руками, и наконец-то удастся пролить свет на события, которые привели к смерти Седрика Диггори и возрождению Тома Риддла. Если верить Гарри (а Альбус к этому склонялся), Волдеморт с помощью Кубка Трёх Волшебников перенёс его на кладбище, чтобы получить один из ингредиентов для своего возрождения — кровь врага. Ритуал проводил Хвост, и, как это ни удивительно, всё сработало как надо. Да, Дамблдор верил Гарри, но он уже неоднократно обжигался, и потому на этот раз решил действовать только тогда, когда на руках у него будут неопровержимые доказательства. При всей своей уверенности, выпустить на волю потенциального Риддла или Геллерта директор не желал. Судьба не раз тыкала его носом в собственные ошибки, и предоставлять ей ещё один шанс — весьма опрометчиво.

Проблема в том, что пусть он и прожил больше сотни лет, но по-прежнему не верил в Судьбу. Слишком многое можно свалить на Всевышнего или неведомые Высшие силы. Списывать свои поступки на нечто могущественное, которое всё решит за тебя, могут только трусы. В том, что Геллерт предал их дружбу и извратил общую цель, виноват только сам Геллетр, а не Высшие силы. В том, что Том Риддл не смог оставить в прошлом свои обиды, а на пути мести превратился в чудовище, виноват только Том, а не какой-то там Всевышний. А в гибели Арианы виноват только Альбус Дамблдор, а не звёзды, запечатавшие его Судьбу.

Тем сложнее смириться с фактом, что помешать гибели Джеймса и Лили директор был не в силах. И вообще: если рассматривать ситуацию под таким углом — мог ли он сделать хоть что-нибудь? Или пророчество — это нечто большее, чем потенциальная возможность, а изложенный в нём вариант — единственно верный? И, что бы не предпринял Альбус, всё, так или иначе, сведётся к последней строке: « ... И один из них должен погибнуть от руки другого, ибо ни один не может жить спокойно, пока жив другой...»? После того Хэллоуина Дамблдор перерыл министерский архив, добрался до записей Отдела Тайн и, объединив всё, пришёл к спорному выводу. С одной стороны, пророчество становится истинным, когда одна или несколько сторон, о которых там идёт речь, следуют ему. С другой — попытки его избежать тоже могут привести пророчество в действие. Никаких фактов — только домыслы, и, основываясь только на них, после гибели Поттеров Альбусу снова пришлось принимать непростые решения. И тогда он сделал то, чего не ожидал даже Северус — самоустранился. Мир лишился многих достойных волшебников, дела об опеке над юными магами шли одно за другим, и директор решил, что вопрос усыновления Гарри Поттера пройдёт обычным порядком. Возможно, по отношению к Джеймсу и Лили это было низко, но он уже попытался вмешаться, и ни к чему хорошему это не привело. Единственное, что можно было сделать для маленького Гарри — скрыть от всех, отчего в действительности погиб Тёмный Лорд. Без веской причины Пожиратели не станут нападать на последнего Поттера, так что если подробности останутся в тайне, это само по себе — неплохая защита. Конечно, это вовсе не значит, что директор не станет следить за процессом усыновления и за дальнейшей судьбой мальчика, но и вмешиваться тоже не будет. В итоге малыша тихо и незаметно отправили к Петунии Дурсль (до замужества Эванс), и тот на долгие десять лет исчез из магического мира.

Альбус покачал головой: к своему стыду он быстро обнаружил, что смерть Поттеров их друзей, знакомых и коллег почти не взволновала. Как и будущее их ребёнка. О его дальнейшей судьбе побеспокоились лишь Ремус, Минерва, Северус и семейство Уизли, а остальным хватило заверений, что у Лили Эванс есть сестра, которая позаботится о мальчике. Осуждать их не стоит — в предыдущие несколько лет поводов попраздновать практически не было, — но у директора до сих пор в голове не укладывалось, что эйфория растянулась на несколько месяцев. Многие тогда оказались просто не в состоянии мыслить трезво, а чистокровные (в том числе и Люциус Малфой) были слишком заняты, пытаясь обелить своё имя и откреститься от Тёмного Лорда. Где уж им обратить внимание, что потомка древнего магического рода отправили к маглам?

Дамблдор сдержал слово: на эти десять лет он оставил Гарри в покое, но и наблюдать за ним не прекратил. Жизнь полна неожиданностей и, если подумать, случайная кончина мальчика — далеко не самый ужасный сюрприз. Для Англии гораздо хуже, если он пойдёт по стопам Тома. Пророчество говорит о возможной победе Гарри, но вот о победе светлой стороны там ни слова. А ещё там упоминается сила, неведомая Тёмному лорду, но ни слова о том, что к победе Избранного поведёт Альбус Дамблдор. Вот такие рассуждения всякий раз и останавливали директора. Мальчик сам сделает свой выбор — в противном случае за него это сделает Судьба. Именно ему предстоит положить конец Тому или погибнуть, пытаясь это сделать. Сколько раз наученный горьким опытом Дамблдор пытался сразиться с Волдемортом? И тот всегда ускользал. Не то, чтобы Том настолько его боялся… Конечно нет. Скорее, это лишний раз подчёркивало, что победить Тёмного Лорда должен кто-то другой. Они с ним не раз искали встречи, но ни одна из них так и не состоялась, тогда как Гарри сталкивался с Томом уже не впервые. Здесь даже последний скептик задумается.

Наблюдая за жизнью мальчика, Дамблдор не мог не обратить внимания, как похожи судьбы Гарри и Тома. Петунья так не смогла справиться со своей ролью: она никогда не любила свою сестру и так и не сумела нормально относиться к её сыну. А когда Вернон Дурсль принялся в очередной раз орать на мальчика, а тот чуть его не убил, трёхгодовалого малыша отправили в приют. К счастью, в отличие от Риддла Гарри нашёл там друзей и с возрастом занял в местной иерархии далеко не последнее место. Конечно, было несколько некрасивых инцидентов с участием магловских авроров, но ничего настолько ужасного, чтобы директор пожалел о своем решении. Гарри рос сильным, хитрым, умным и амбициозным мальчиком. Положа руку на сердце, разве не таким хотят видеть родители своего ребёнка? Возможно, такое качество как хитрость многие посчитали бы лишним, но в магическом мире сейчас слишком неспокойно, чтобы Альбус с этим согласился. Ещё в пору первого конфликта с Томом он проигрывал по всем статьям: его люди гибли, а в это время Риддл набирал новых рекрутов. Конец здесь мог быть только один — политика Альбуса Дамблдора рано или поздно привела бы его к поражению. Поэтому наивно полагать, что против Тома выстоит честный и храбрый гриффиндорец. Нет, тут нужен человек, который разбирается в подлых приёмах врага, смотрит на ситуацию его же глазами, прошёл суровую школу жизни и в итоге не стал таким как Том. Правда, на последнее оставалось только надеяться.

— Знаешь, Фоукс, я уже настолько стар, что живу только прошлым, а ведь именно молодость заставляет нас глядеть вперёд.

— По мне, ты уже настолько стар, что впадаешь в маразм — задаёшь вопросы своей птичке, которая при всём желании не ответит. Похоже, не так уж тебе и нужно это сочувствие. В тот день, когда я распределила тебя на Гриффиндор, у меня появилась надежда, что впервые за долгое время факультету Годрика досталась яркая личность, способная объединить магическую Британию под одним стягом. Не разочаровывай Основателей, Альбус — лучше вытащи голову из песка и займись делом. Ты не можешь ничего изменить, а пустые самокопания оставь безусым юнцам. А теперь дождись, когда вернётся твой отступник, и если он придёт не с пустыми руками, вот тогда и делай выводы.

— Отступник, шляпа? Встав не под те знамёна, мальчик совершил ошибку, но в итоге всё-таки пришёл ко мне. В его преданности я не сомневаюсь.

— Оставь вопрос преданности, Альбус. Уверена, что полукровка Слизерина думает о лояльности Снейпа то же самое. Во времена моей молодости таких как он называли предателями и без Непреложного Обета не принимали ни в одну команду. Ты ведь любишь рассуждать, что у детей с факультета Салазара отсутствует выбор. А теперь вспомни, кто из родителей подталкивал Снейпа к Пожирателям смерти? Его не принуждали принять Метку, и, если я не ошибаюсь, только половина его выпуска пошли на поклон к Риддлу. У мальчика был выбор, и он его сделал. Ты же не думаешь, что для вступления в ряды Пожирателей они писали тесты и сдавали ЖАБА? Все мы знаем, что очки у тебя на носу — лишь для отвода глаз, и не стоит прикидываться близоруким. Даже после Обета Годрик поставил бы на нём клеймо предателя. Знаешь, что бы он сделал? Не носился бы с ним как с кисейной барышней, а засучил рукава и украсил бы его предплечье ещё одной меткой. И это было бы весьма кстати: мальчик считает свои выводы единственно верными и забывает о собственных ошибках, так что лишнее напоминание ему не помешает.

— Я приму твои слова к сведению, шляпа. Не откроешь секрет: с чего такое недоверие к Северусу? Ты провела тут не один век, знакома со мной как никто другой, и тогда тем более непонятна твоя ненависть к профессору Снейпу.

— О причинах непонятной ненависти спроси у своего зельвара: его отношение к Поттеру — типичный пример. Мне почти тысяча лет, но я до сих пор с дрожью вспоминаю жуткий запах и сальные волосы на своём отвороте. Такая причина тебя устроит? Будь у меня руки, я презентовала бы ему шампунь и выдала инструкцию, как им пользоваться. И прежде, чем ты кинешься его защищать, советую подумать. Знаешь, что портреты в замке делают ставки по поводу ваших романтических отношений? Только так они могут объяснить привилегии, которыми ты одариваешь Снейпа. Да не будь я уверена в обратном, поставила бы на ваши трепетные чувства последний галлеон. Кстати, я ведь знаю правду, поэтому надеюсь сорвать куш. Насколько помню, сейчас можно поставить один к четырём, и это ещё не предел.

— Сделаю вид, что не заметил, как ты отвлекла меня от тяжких раздумий, — с улыбкой заметил Дамблдор.

— Можешь думать, что хочешь. На твоём месте я бы заглянула в отчёт МакГонагалл. Последние полгода бедняжка делает за тебя всю работу и совершенно забросила свой факультет, что меня совершенно не радует. При распределении я всегда объективна, но в остальное время мои симпатии принадлежат Гриффиндору.

— Я и так знаю, что там написано, — директор быстро пробежал взглядом по строчкам, лишний раз убеждаясь в своей правоте. — Удивить меня такое могло лишь в первые годы на посту директора. Как всегда, жалобы касаются качества образования и отсутствия таких предметов и факультативов, как дуэли, этикет, танцы и родовое право. Вот скажи мне: как при столь скудном финансировании я должен ввести их в школьную программу? Иногда мне кажется, что профессорская деятельность больше похожа на благотворительность, особенно после того, как в очередной раз сокращается бюджет.

— Не обращай внимания на этих идиотов, а просто займись делом. Попечители считают, что вся их работа — это жалобы и петиции, а о том, что для школы нужно отыскать меценатов и подключить благотворительные фонды они, видимо, не догадываются. Ещё во времена Диппета Министерство с его подачи хотело взять финансирование Хогвартса на себя, но потерпело фиаско. Впрочем, там уже давно у руля такие как Фадж. Рыба гниёт с головы, Альбус, и если министр магии Британии — такой человек, как Корнелиус, что можно сказать о рядовых магах?

— Ты оскорбила меня в лучших чувствах, — весело произнёс директор. — Тебе напомнить, что я тоже за него голосовал? Правда, альтернативы не было, и это не делает мне чести. Что касается жалоб, отправлю-ка я в Совет просьбу о досрочном заседании. В крайнем случае, есть безотказный вариант — отложить до конца года.

Дамблдор откинулся на спинку кресла и с любопытством уставился на шляпу. Гений мысли Годрика Гриффиндора сегодня на удивление многословна. Если вспоминать, как часто они с ней вот так беседовали — хватит пальцев одной руки. И теперь он задавался вопросом: что стряслось? Похоже, директор произнёс это вслух.

— Просто мне всё это осточертело. Не стоит делать такое лицо — я старше любого чистокровного рода, который любит похвастать размером своего семейного древа, и давно научилась читать людей. Вдобавок я знакома с тобой уже полвека и умею угадывать твоё настроение. Мне противно наблюдать, как деградирует магическое общество: если в конце прошлого века для того, чтобы попасть в аврорат, нужны были идеальные баллы по Защите, то теперь достаточно каждый год прослушать трёхсотчасовой курс. Вечно все ноют, что раньше маги были на порядок сильнее, и забывают, что уровень образования определяет не школа, а Министерство, которое принимает выпускников на работу. Я помню, как ты объяснял МакГонагалл, что гения трансфигурации не возьмут на работу в соответствующий отдел без необходимых баллов по истории магии. И как сложно будет доказать ученику, сразившему на дуэли всю школу, что его не возьмут в мракоборцы без хороших баллов по травологии. Здорово, правда? Посветить себя дуэлям, чтобы потом остаться без работы. Именно те, кто больше всех кричит об упадке магических стандартов, и есть главные виновники вырождения. Очень редко сейчас появляются такие самородки как Поттер и раскрывшая этого павлина-Локонса Грейнджер. Как я определила его на Рейвенкло — уме не приложу: с возрастом кроме богатой фантазии он так ничему и не научился, и даже Обливейт — свою коронку — бросил не в нужную сторону, а в самого себя. Хотя тут наверняка следует отдать должное Грейнджер — девчонка сильна не по годам.

— Да, девочка заработала награду за заслуги перед школой, но ещё больше — благодарность от волшебников, которые пострадали от действий Гилдероя. Она сейчас очень известна — газеты долго оспаривали право первым взять у неё интервью и выяснить как можно больше подробностей. С такой молодёжью мне намного спокойней за будущее, которое есть на кого оставить.

— К вопросу о будущем: что будешь делать, если Поттер действительно заслуживает наказания? Ты до последнего надеешься на его невиновность, но как поступишь, когда твой шпион ткнёт тебя носом в обратное? Совсем необязательно отвечать сейчас — это так, пища для размышлений. Тебе нужна информация, но пророчество — слишком ненадёжная штука, а ты пытаешься сделать невозможное — решить уравнение с тремя неизвестными. Теперь, когда ты прекратил изображать мученика, займись тем, за что тебе платят — побудь простым директором школы. А я, с твоего позволения, посплю: мне за советы не платят, и в моём возрасте полезно почаще отдыхать.

Что ж, если шляпе хочется оставить последнее слово за собой, Альбус не будет упрямиться, а прислушается к совету. Он и в самом деле забросил директорскую деятельность. Как политик он должен радеть за всё магическое сообщество, но как директор школы — заботиться о благополучии каждого ученика. Политика и педагога совместить сложно, и вдвойне сложнее — когда обязанности одно задевают интересы другого. Спрятав философский камень на территории школы, как директор Хогвартса он поступил крайне безответственно, но как глава Визенгамота — не мог не воспользоваться шансом поймать на живца если не Тома Риддла, то хотя бы его весьма талантливого слугу. Ограбление Гринготтса лишний раз подтвердило, что его идея забрать камень из хранилища оказалась не такой уж и сумасшедшей. Камень был надежно изолирован, и никто не знал, где его искать. Совсем необязательно провоцировать учеников на очередной «подвиг» — хватит с них и Запретного леса, который как магнит притягивает смельчаков со всех факультетов. Альбус ничуть не сомневался, что Том сообразит, где скрыт артефакт — у философского камня слишком характерный магический фон. Была идея спрятать его на нижних уровнях Министерства, но о тамошней коррупции ходили легенды, не говоря уже о том, что доверить такую ценность Дамблдор просто никому не мог. Том Риддл слишком силён, и лучше встретиться с ним на своей территории. К тому же, постоянно дежурить в Министерстве директор, естественно, не мог, и потому, вполне логично, его выбор пал на школу. Конечно, вопрос о безопасности учеников оставался открытым, но в противном случае Англию снова ждал террор Волдеморта. Решение не далось легко, но ужасы прошлой войны были ещё слишком свежи в памяти, так что затягивать с ним не стоило. Тогда он считал, что учёл всё, но едва не потерпел фиаско и лишь в последний момент остановил Квиррела. Альбус устало покачал головой: ну вот кто бы мог подумать, что Квиррел не только согласится стать слугой бесплотному духу, но и разделит с ним собственное тело? Тот бой не стал долгим или показательным, но у директора появился ещё один козырь в борьбе с врагом: магический слепок того, что осталось от Тома Риддла (назвать это душой язык не поворачивался). После того, как камень едва не похитили, его решили уничтожить. Это был не только выбор Фламелей, но и главы Визенгамота: именно он, а не директор школы настоял на этом. Риск был слишком велик, и Николас, понимая, какую угрозу представляет маленький камушек, уничтожил его, предварительно дав Нерушимый Обет не создавать новый и не учить этому кого бы то ни было. Альбус слишком часто видел предательство, чтобы просто поверить на слово человеку, который старше на несколько веков и легко может его провести.

Используя магический слепок Риддла, во время летних каникул директор вплёл в защиту Хогвартса новые чары. И уже начало учебного года показало, что он не зря потратил целых две недели. Альбус с удовольствием, что называется, впадал в детство, и ему нравился образ чудаковатого старика, но недоброжелатели, видимо, и в самом деле считали его сумасшедшим. Только так он мог объяснить историю с дневником Риддла. Неужели они думали, что он ничего не заметит? Но едва юная Джиневра оказалась на территорию школы, как артефакт был изъят. Разумеется, она понятия не имела о его свойствах. Больше того — девочка в него даже не заглядывала. Найти того, кто подсунул дневник младшей Уизли, оказалось невозможно, но Дамблдор на это и не рассчитывал. Главное — противник вручил директору последний ключик, и тайна бессмертия Тома Риддла перестала быть тайной. Крестражи. Тогда Альбус пришёл в ужас: это как же нужно бояться смерти, чтобы рискнуть своим посмертием? Рано или поздно Том будет уничтожен, но даже в случае победы он когда-нибудь устанет жить вечно и захочет пойти дальше. Только вот никакого «дальше» для Тёмного Лорда больше не существовало — разорвав на части собственную душу, он всё равно что уничтожил её, и в итоге сам загнал себя в ловушку. Как бы Том этого не отрицал, истинное бессмертие он потерял навсегда.

Следующий год за почти полвека на посту директора оказался для Дамблдора одним из худших. Сбежавший Сириус Блэк спровоцировал массовую панику, и Министерство, дабы справиться с всеобщей истерией, приставило к патрулирующим аврорам стражей Азкабана. По мнению Альбуса — глупый ход, поэтому он до последнего игнорировал просьбы Фаджа об охране Хогвартса. Но когда Блэка заметили в Хогсмиде во второй раз, Министерства от просьб перешло к приказам. Теперь школа выглядела как осаждённая крепость, и от тюрьмы её отличало только то, что охрана располагалась снаружи, а не внутри. Но когда выяснилось, что Сириус невиновен, а его единственное доказательство сбежало, поджав хвост, было уже поздно. Даже если учесть, что Петтигрю был ранен, найти его в Запретном лесу… иголку в стоге сена — и то проще. Даже Хагрид — признанный эксперт — лишь развёл руками. Что-что, а прятаться Питер умел лучше всего. Директор посчитал Сириуса виновным, когда последнего назвали правой рукой Тёмного Лорда, поэтому вполне справедливо, что тот не доверился Альбусу, сбежав из тюрьмы. И вопиющая несправедливость, что в обоих случаях крайним оставался Блэк.

И, наконец, год, когда состоялось историческое событие — Турнир Трёх Волшебников. Если разобраться — полный крах. Сначала кубок выбросил имя четвёртого чемпиона (причём несовершеннолетнего), затем в самом конце в пылу борьбы за победу погиб один из лучших студентов Хогвартса, а чуть позже возродился худший кошмар для Британии. Так свидетельствовал Гарри Поттер. К несчастью, сыворотка правды доказывала обратное. Дамблдор даже проверил аврора, который проводил допрос — тот ведь мог задать вопрос шёпотом, а в ответ мальчик сказал бы "да". Увы, надежда не оправдалась... Альбус тряхнул головой: ну сколько можно хвататься за соломинку? Сегодня ситуация прояснится, и тогда он будет знать, что ожидает Англию — победа над Тёмным лордом или же появление нового.

Директор перевёл взгляд на записи своего заместителя: может, хоть отчёт Минервы заставит его выбросить из головы мрачные мысли? Та, как всегда, жаловалась на профессора зельеварения: по её мнению, Северус вёл себя слишком предвзято. Когда Альбус дошёл до новых похождений близнецов Уизли (в кои-то веки их поймали и наказали), на его губах пару раз промелькнула улыбка. Схватить их на месте «преступления» удалось только в последний момент, поэтому в который уже раз директор подумал, что у молодых людей есть какой-то артефакт. Кстати, Джеймс и Сириус в своё время тоже почти не попадались. Хмм, надо бы спросить у последнего, как им это удавалось. В этот момент старый волшебник почувствовал приятную тяжесть в висках — школа предупреждала своего хранителя, что рядом с её территорией кто-то аппарировал. Сигнальные нити замка натянулись, и перед мысленным взором директора промелькнул образ Северуса. Итак, ждать осталось недолго, и сразу стало легче. Зельевар ступил на территорию замка и, судя по тому, как стремительно приближался, вернулся он явно не с пустыми руками. Как же вовремя, а то ещё чуть-чуть, и тяжкие думы совсем бы захватили Альбуса.

Дверь в директорский кабинет отворилась без стука — если разобраться, ещё одна привилегия (такого себе не позволяла даже Минерва). Снейп ступил на ковёр как всегда бесшумно, а его развевающаяся мантия уже давно стала такой же визитной карточкой, как и сверкающие очки-половинки Дамблдора. Чёрная (как всегда), усыпанная пылью (будто её хозяин валялся на полу) — результат Круцио Тёмного Лорда, не иначе. А судя по измождённому лицу, Риддл был явно недоволен.

А раз зельевар и не подумал применить очищающее заклинание, новости не требовали отлагательств.

— Омут, Альбус, я хочу увидеть, ради чего мне пришлось так долго общаться с Петтигрю. После беседы с ним я понял, что есть на свете вещи и похуже Круцио Тёмного Лорда.

Северус говорил в обычной манере, но директор знал его слишком хорошо, и потому сквозь сарказм моментально заметил усталость. Ладно — вопросы о самочувствии оставим на потом: хозяин кабинета взмахнул палочкой, вызвал из шкафа Омут Памяти и жестом пригласил Снейпа приступать. Тот до сих пор дрожавшими руками достал пузырёк с серебристой жидкостью и вылил его содержимое в чашу.

Сейчас всё решится. И с этой мыслью оба нырнули в воспоминание Питера.

Первое, что они увидели — Хвост зажимает обрубок руки и с завыванием пытается остановить кровь. Остальное было в темноте, и даже звуки казались размытыми. Дамблдор переглянулся со Снейпом: конечно же, последний не просматривал воспоминание — под носом у Волдеморта это как минимум рискованно. Остаётся надеяться, что Питер всё-таки смотрел по сторонам, а не только баюкал свою конечность. Вот он — главный минус просмотра воспоминаний: если «донор» уставится в одну точку, зритель почти ничего не увидит. Так что если Петтигрю так и будет глядеть в землю, то вся затея с легилименцией пойдёт коту под хвост. Судя по мелькнувшему на лице Северуса раздражению, он пришёл к похожим выводам.

Тем временем звуки, напоминавшие помехи на колдорадио, приобрели чёткость. Шипение осталось, но теперь стало ясно — Тёмный Лорд говорит на парселтанге. Альбус было подумал, к чему этот монолог, когда с ужасом услышал новый голос, который отвечал Риддлу. Директор слишком часто вспоминал этого человека, чтобы не узнать его голос — оказывается, Гарри Поттер тоже говорит на языке змей. Это надо как следует обдумать.

Несколько минут шипение продолжалось, пока не раздался высокий и насмешливый голос:

— Хвост, мой верный слуга, своим нытьём ты мешаешь нашей беседе. Сегодня только один человек должен выть от боли, поэтому не стоит отбирать у мальчишки главную роль.

Питер поднял взгляд на высокую фигуру. Очертания принимали чёткость, и вновь узрев существо, которое сломало ему жизнь, Северус скрипнул зубами. От Томаса Марволо Риддла не осталось ничего — теперь это существо крайне сложно даже причислить к человеческому роду. Кипенно-белое, непропорционально вытянутое лицо с узкими скулами и челюстью и двумя узкими впадинами вместо ноздрей, которое кожа обтягивает как перчатка. Губы, в которых так мало крови, что их практически незаметно. А глаза — два кровавых полушария радужки и вертикальные зрачки. Нет, это не человек — перед зрителями предстал настоящий монстр.

Воспоминание заиграло новыми красками, и Альбус начал различать надгробья. Как оказалось, дымка, которую он считал досадной особенностью восприятия Петтигрю — это просто туман. На одном из надгробий висел Гарри. Судя по тому, как он резко стал "проявляться", Питер перевёл взгляд на него. Кажется, мальчик что-то произнёс, но Хвост его не расслышал.

— Гарри, ну где твои манеры? Разве можно так грубить старшим? Мы же все одна семья. Разве не об этом ты мечтал в приюте? Своим рождением я обязан вам обоим. Во мне течёт твоя кровь, и есть частичка Хвоста. Так что, если задуматься, я — ваше детище. Чем тебе не образец родственных уз? И, как и во всякой семье, у нас есть разногласия. Ты был плохим мальчиком и убил моего лучшего слугу — старину Барти. За всё надо платить, и вскоре тебе придётся ответить за свои поступки. Ещё ты ранил Хвоста, а ведь ему пришлось пожертвовать рукой. Разве так обращаются с семьёй?

С последними словами он вскинул палочку. Судя по тому, как выгнулся пленник, только верёвки помешали ему упасть. Пытка не продлилась долго — и теперь Тёмный Лорд вновь обратил внимание на Петтигрю.

— Дай мне руку, Хвост. Ты единственный из всех моих слуг, кто нашёл меня, и потому единственный удостоишься чести узреть гибель последнего Поттера.

Волдеморт сопровождал свои действия пассами, и когда на месте кровавого обрубка появилась серебряная кисть, Дамблдору и Снейпу вновь пришлось любоваться грунтом кладбища — бормотавший слова благодарности Питер пытался поцеловать подол мантии хозяина.

— Достаточно, — короткий приказ заставил предателя отползти, и теперь он опять смотрел на Волдеморта. — А сейчас я хочу увидеть, хорошо ли пользуется палочкой победитель Турнира. Нас здесь как раз трое. Представь, Гарри, что мы с тобой в финале. Двух чемпионов быть не может — твой мёртвый коллега это подтвердит.

Пока Тёмный Лорд освобождал Поттера, Альбус успел заметить, как Питера бросил короткий взгляд на высокое надгробье с крестом. Наверняка именно там и лежало тело Седрика.

— Верни ему палочку, Хвост. Хоть наш гость и владеет беспалочковой магией, что ты прочувствовал на своей шкуре, я хочу честного поединка.

Петтигрю приближался к пленнику очень осторожно: судя по тому, что он хромал, Гарри Поттер ранил его в ногу. Выглядел мальчик неважно: по подбородку стекала кровь из прикушенной губы, щеку пересекал длинный порез, а на руке, когда он её поднял, забирая палочку, красовался глубокий рубец. Лицо грязное и всё в поту, но главное — это глаза: в них под налётом усталости горела решимость. Когда из палочки Поттера вырвался красный луч и полетел прямо в голову предателю, Северус едва не вздрогнул. Однако заклинание остановилось буквально в сантиметрах от цели.

— Решил отправить Хвоста на тот свет? Не стоит — он у нас довольствуется третьим местом, — на удивление, Тёмный Лорд не разозлился — похоже, сейчас он даже забавлялся.

Понимая, что был на волосок от смерти, бледный Питер отошел подальше, чтобы не искушать судьбу.

Возможно, Волдеморт и хотел провести отсчёт, как на официальном чемпионате по дуэлям, однако не успел: Гарри выпустил из палочки серый луч, а движением второй руки швырнул во врага кусок надгробья. Только сейчас Альбус обратил внимание, как выглядит кладбище: всё просто кричало, что здесь состоялась битва, которая сейчас возобновилась. Темный Лорд невообразимо выгнулся, и заклинание и кусок мрамора пролетели мимо. Его гибкость и сумасшедшая реакция поражали. Теперь-то ясно, почему он наплевал на внешность: главное для него — боевые качества нового тела. Ответ Риддла не заставил себя ждать: в сторону юноши устремились два иссиня— чёрных луча. Тот тоже увернулся. Что ж, если в гибкости он однозначно проигрывал, то в скорости противнику не уступал.

Постепенно Северус поневоле проникался уважением к Поттеру: невербальная, да ещё и беспалочковая магия в его возрасте? Сам он в своё время таким похвастаться не мог. А скорость, с которой летели лучи заклинаний, заставляла чувствовать себя неумехой. Всем известно, что она зависит от силы мага, и теперь Снейп убедился, что с Тёмным Лордом можно сравнить только Альбуса и Поттера. После «Пут тьмы» мальчишка выдал две Авады подряд, а зельевар уже думал, что его больше ничем не удивить. Казалось, сам воздух дрожал от переполнявшей его энергии. Место, где проходил поединок, давно уже избавилось от тумана, а противники по-прежнему со скоростью пулемёта поливали друг друга заклинаниями. И пусть уже через час Северус вновь будет думать о Поттере как об избалованном мальчишке, сейчас он не мог оторвать взгляда от этой дуэли. Противники двигались настолько быстро и чётко, что больше это напоминало смертельный танец, а не поединок. Зрелище можно было назвать даже красивым. Мрачным и смертельно опасным, но всё-таки красивым.

Противники всё дальше и дальше уходили от Хвоста, и тут Поттер обратил внимание на то, чего Снейп не заметил: Волдеморт оказался рядом с Нагайной, и мальчишка попытался этим воспользоваться. Короткая фраза на парселтанге — и холодный смешок Тёмного Лорда.

Впервые за весь бой над кладбищем зазвучал голос:

— Умно, Гарри, но даже змееуст не способен отдавать приказы фамилиару. Но раз ты так просишь...

Нечеловеческим движением Волдеморт увернулся от очередного луча и взмахом палочки наколдовал трёх змей. Небольшые размеры не обманули опытного зельевара — их яд способен убить даже гиппогрифа.

Казалось, Тёмный Лорд наслаждается поединком. Может, так оно и есть, и ему просто приятно снова почувствовать себя живым? Жаль, что несмотря на явные таланты Поттера, было заметно, насколько Волдеморт его превосходит. Мальчик использует весь свой арсенал, а противник за весь бой применял только палочку и выставил всего пару щитов. А от большинства заклинаний просто уворачивался.

Теперь к надсадному дыханию Хвоста прибавились слова на парселтанге. Каждый из противников отдавал приказы змеям, и становилось ясно, что и здесь у Тёмного Лорда большое преимущество. Поттеру явно не хватало времени уничтожить змей, Волдеморт в этот момент просто взорвался серией заклинаний, и мальчишке пришлось уйти в оборону. Что примечательно, Авады среди них не было. Может, Лорд решил во второй раз не рисковать? Поттеру от этого было явно не легче — сейчас тот напоминал гимнаста: уворачивался от заклинаний и чередовал щиты. А заодно бросал на приближавшихся змей короткие взгляды и ещё больше увеличивал скорость.

Когда змеи оказались в непосредственной близости, мальчик решил изменить тактику. Короткое слово — и одна змея впивается другой в брюхо: похоже, взять под контроль одну рептилию оказалось легче, чем управлять всеми.

— Неплохо, неплохо. Вот только что ты будешь делать с остальными?

Волдеморт рассмеялся и попутно нанёс на змей магическую печать. Долго гадать, зачем, Северусу не пришлось: Поттер пытался выиграть время и выставил отбрасывающий щит, однако змеи прошли сквозь него как горячий нож сквозь масло. Снейп знал, что мальчик выжил, но сейчас почти искренне переживал. А вдруг у Поттера закончились сюрпризы? Судя по напряжённому лицу, Альбус думал то же самое.

Но тут лицо мальчика исказила гримаса боли: буквально надрываясь, он провёл ритуал крови. Судя по ослепительным вспышкам, потерял он её много, но именно она и стала тем самым тузом в рукаве. Северус передёрнулся: его самого такой ритуал, да ещё и без подготовки, отправил бы на тот свет. Поттер призвал младших демонов, испортив себе карму, как сказали бы маглы. Интересно, насколько после такого трюка почернела аура мальчишки?

Следя за поединком, в отличие от того же Поттера зельевар и думать забыл о Хвосте. Щедро политое кровью надгробье — и призванный демон в воплощении голема ринулся в атаку, пытаясь достать крысу. Когда голем нанес удар в живот и навис над Хвостом, собираясь добить, тот противно завизжал. Петтигрю (вот чёртов идиот!) применил Бомбарду, и на него обрушилось мраморное крошево. Итог: вместо картинки — сплошной багровый фон.

Следить за тем, что ответил Тёмный Лорд на големов, стало невозможно. Хвост закрыл глаза и, судя по его хриплым вздохам, полз куда-то в сторону. Желание убить этого труса заставило зельевара сжать кулаки. Сколько всего они пропустят?

Судя по всему, Питер остановился, но глаза так и не открыл. Непонятно, что творилось у него в голове — слова заклинаний противников звучали громко, но неразборчиво. «Смотреть на мир глазами труса — не самое приятное зрелище», — думал Снейп, вспоминая огромных тёмных исполинов. На первый взгляд даже не разобраться, кто из них кто. Чёртова крыса — у страха глаза велики! Как же мерзко смотреть на дуэль вот так! Чёртов Питер, да взгляни ты вокруг!

Впервые с тех пор, как они «нырнули» в воспоминание, Дамблдор обратился к Северусу:

— Знаешь, вижу по твоим глазам, что ты тоже очень впечатлён. Будь у меня время после Гарриного возвращения, и взгляни я на это... Думаю, ты со мной согласишься — нужно вытаскивать мальчика из тюрьмы, причём как можно скорее.

— Я бы не спешил с выводами, Альбус. Что Диггори убил не Поттер, мы так и не узнали. Наш чудо-мальчик всего лишь спасает свою жизнь. Не скрою — довольно успешно, но именно это и настораживает. Ритаул крови, парселтанг, Непростительное? И что дальше?

— Пока все его показания сходятся, за исключением тех, которые он давал под сывороткой правды. Есть у меня догадка, и если она верна, то объяснит и признание, и дар змееуста.

Дамблдор отвернулся и стал ждать продолжения «кино».

— Я вас умоляю, директор — игры в молчанку оставьте Минерве. Мне кажется, мы достаточно доверяем друг другу.

— Тебе не понравится мой рассказ. Обсудим это, когда досмотрим воспоминание.

Северус искренне порадовался, что долго ждать не пришлось. Заслуги Хвоста тут, как водится, нет, просто до него долетела песнь феникса. Мир снова вернулся, и первое, на что обратил внимание Снейп — это рассыпавшийся через секунду золотой купол и образы людей, среди которых он узнал Лили. Зельевар попытался ринуться вперёд, но это ведь только воспоминание, так что ему ничего не оставалось, как только наблюдать. Она была точно такой же, какой он её запомнил, и теперь кружилась вокруг Тёмного Лорда, снова пытаясь спасти жизнь своему сыну. Будто она уже не сделала для этого всё. Чертово отродье Джеймса, сколько ты ещё будешь прятаться за Лили?!

Воспоминание оборвалось, чтобы начаться сначала, но Альбус взял Северуса за локоть и вытащил из Омута. Уже всё?! А когда Поттер успел схватить кубок и сбежать от Тёмного Лорда?!

Снейп устало рухнул в директорское кресло, но сейчас ему было плевать. Он снова увидел её, почти живую, почти дышащую... Давая коллеге время успокоиться и привести чувства в порядок, директор не вмешивался. Дабы прийти в себя, Северусу потребовались все навыки окклюмента. И только когда он уже не пережевал за свою способность мыслить адекватно — открыл глаза.

Казалось, Альбус только этого и ждал, однако его следующий вопрос не прибавил зельевару душевного спокойствия:

— Северус, что ты знаешь о крестражах?

* * *

— Гарри, давай возьмём его вместе — пусть это будет победа Хогвартса, — Седрик улыбается и продолжает: — Слизерин и Хаффлпаф вместе. Да это покруче всех шуток близнецов Уизли! Тем более, я знаю, что ставили они только на меня.

Диггори знает, куда бить. За четыре года я успел возненавидеть близнецов, хотя тут со мной наверняка солидарен весь Слизерин. Их так называемые шутки довели половину наших девушек до слёз. Скриплю зубами, но соглашаюсь.

Кубок оказался порталом, и ты пытаешься разобраться, что ещё за чёртово испытание приготовило Министерство. Вытаскиваю палочку: быть начеку — вот главное правило приюта. Может, спятивший Грюм тоже его воспитанник? В отличие от меня, Седрик по-прежнему улыбается, и когда в нас летят два луча, увернуться успеваю только я.

Оглушённый Диггори валяется с довольной улыбкой, а ты уходишь в сторону, увеличивая дистанцию. Сквозь туман проходит мужчина, ухмыляется и бросает в твою сторону какой-то шарик. Приглядевшись, понимаю, что это — стеклянный глаз Грюма. Бравирует победой? Время думать стремительно тает, и когда его короткая Авада обрывает жизнь хаффлпаффца, тебе уже не до рассуждений — пора действовать.

Высокий голос пронзительно отдаётся в ушах:

— Помоги ему, Хвост.

Просыпаюсь и пытаюсь унять сердцебиение. Чёртова тюрьма — даже сны тут снятся кошмарные. Пока в тебе кусок Тома, дементоры не могут достать тебя наяву, но сволочи весьма изобретательны и во сне отыгрываются по полной. Пытаясь окончательно избавиться от кошмара, руками растираю лицо. Желая подорвать тотализатор Хогвартса, Диггори говорил о грандиозной шутке, и я искренне надеюсь, что умер он довольным. Конечно, можно было спросить у Волдеморта, но убийца Седрика — не он, а Барти Крауч-младший. Хватит уже того, что смеялся той ночью только Риддл. И я его понимаю — так обставить всех. Лучшая шутка за всю мою жизнь.

Всё решится сегодня. Ждать больше нельзя и затягивать с неизбежным не стоит. Афера Волдеморта имела головокружительный успех, но тебе есть чем крыть, и если все пойдёт по плану, ты оставишь весь магический мир с носом. Думаю, это справедливо, когда бедняга Риддл совсем его лишился.

Судя по кошмарам, что я подсмотрел у частички души Тома, тот — эмоционально неуравновешен. Если человека, который боится высоты, подвесить над небоскрёбом, рано или поздно бедняга привыкнет. Вот почему страхи в Азкабане притупляются и сменяются новыми. Но у крестража страхи меняются так часто, что в какой-то момент ты начинаешь жалеть Пожирателей смерти, удел которых — практическое пособие для Круцио. И наверняка за каждый провал полагается Круцио— и Авадатерапия. Тут, конечно, есть свои плюсы, и если вы встретитесь ещё раз, будет интересно взглянуть ему в глаза и спросить: неужели великий Тёмный Лорд боится магловского ада? Смотреть на Волди в котле было бы занимательно. Похоже, веру во Всевышнего в приюте ему вдолбили основательно. Было там и кое-что полезное: например, Риддл сильно переживал, что его поймают, когда ручной василиск убил несчастную девочку. Миртл, кажется. Знай я об этом раньше — Гриффиндор не досчитался бы пары рыжих.

Чувствую, как приближается дементор. Так, это опять всё та же мелкая особь. Надеется, что чувства взаимны? С помощью окклюменции выдвигаю крестраж на первый план и с наслаждением за ним наблюдаю. Вчера приходила Флер. Так вот, помимо того, что моему делу дали ход, она рассказала, что людей после поцелуя дементора отправляют в спецотдел при Мунго. Приятная новость, чёрт побери!

Разговор с вейлой оставил неприятный осадок. Ей от меня явно что-то нужно — дешёвая отмазка, как мы прикрывали друг другу спины на втором испытании, прозвучала неубедительно даже для неё. Хотя… я ведь знаю пророчество — всем от меня что-то нужно, и Флер — не исключение. Магический мир во главе с Дамблдором не оставит меня в покое, но, как было сказано выше, я ещё смогу всех удивить.

Дементор покинул мою скромную персону, и сейчас крестраж слаб. А вот я — напротив, на пике своих возможностей. Строю каркас из магических линий и создаю Алохомору. Тут как с окклюменцией — мой щит не пробьют даже два Тёмных Лорда, но на самом деле я профан. Тот же Снейп вряд ли приходит на собрание Пожирателей с табличкой " Мне есть, что скрывать". Нет, он создаёт массу ложных воспоминаний, и отличить их от настоящих не может даже Волдеморт. Конечно, если мой декан верен Дамблдору. Здесь как с беспалочковой магией: вместо того, чтобы просто снять заклинание, мне гораздо легче снести эту дверь с петель. Радует, что когда у меня ещё была палочка, я посчитал это заклинание полезным, и теперь могу разобрать его по кусочкам, чтобы создать в голове. Для меня экспериментировать в Азкабане без палочки — чистое самоубийство.

Пытаюсь решиться, ведь если пойду вперёд, назад дороги не будет. Итак, на что ты готов ради свободы? Кто-то сказал, что хладнокровное убийство разрывает душу. А что делать, если именно убийство твою душу очистит?

Поттер, давай уже — кто не рискует, тот не гриффиндорец! Собираюсь с силами и делаю шаг к свободе. Защищая тебя, погибли твои родители, так пусть же никто не скажет, что твоя мать, любившая храбреца, произвела на свет труса!

Задумывается ли кто-нибудь из вас, каково это — совершить поступок, за который тебя возненавидят даже те, кто, возможно, искренне любит?

Когда Секо располосовало горло такого ублюдка как Стэн (того самого педофила), удовлетворения я не почувствовал. Впрочем, жалости тоже места не нашлось. Чудовищем я себя не считаю: думаю, смерть он заслужил гораздо больше своих жертв. Чтобы доказать, насколько я опасен, применил Секо трижды. Гибель трёх волшебников — не тот случай, на который можно закрыть глаза. Следует поблагодарить Фаджа — он сам облегчил мне выбор. Будь моими сокамерниками такие как Седрик, я бы до сих пор гнил в тюрьме.

И только теперь — глядя на слёзы, застывшие в глазах Флер, — вдруг отчётливо понимаешь, какое же ты дерьмо. Она пытается сохранить лицо, но ты уже достаточно опытен, чтобы на это не купиться. Интересно, было ли у нас с ней будущее? Возможно.

Вот она ловит твой взгляд. Надеется, что у меня есть план? Когда Флер добывала информацию о поцелуе дементора, на такое явно не рассчитывала. И никто во всём зале не догадывается, что ЭТО и есть план.

Договориться с Министерством и выйти как досрочно освобождённый — навсегда остаться в волшебном мире. Ты же стремишься его покинуть. Убедившись в твоей смерти, станут ли Волдеморт или Дамблдор тебя искать? Ответ очевиден.

Жаль, что наличие волшебной палочки, школы магии и, чёрт побери, единорогов не делает этот мир сказкой. Да и мне следовало помнить, что в крёстных у меня не добрая фея, а сбежавший из тюрьмы преступник.

Как бы там ни было, извлечь крестраж из моей головы — жизненно необходимо. Том пожирает меня быстрее раковой опухоли: ещё лет десять — и я превращусь в скелет и сдохну. А у меня в планах прожить долгую и (по возможности) счастливую жизнь. И лучше рискнуть сейчас, чем прожить остаток жизни под чьим-то колпаком.

Помимо Флер, из моих знакомых тут только Ремус. Моих друзей из приюта, естественно, не пригласили, хотя мне интересно, что бы в такой ситуации ляпнул Дилан. Как всегда — какую-нибудь пошлость. А если вспомнить, что меня ждёт, звучало бы это примерно так:

«Приятель, ты представляешь, это как же надо сосать?!»

Вокруг дугой расположились сотрудники Министерства, и даже сам Фадж почтил меня своим присутствием. Трибуна делилась на три части: правую (судя по надменным лицам) занимали аристократы, левую — более лояльные к политике Дамблдора реформаторы. Хотя можно ли так назвать людей, вся работа которых — кивать и поддакивать Фаджу? Строго по центру, на небольшом возвышении, устроился министр (как всегда — в своём знаменитом котелке). Рядом с ним, противно улыбаясь, стоит женщина-полукровка (не иначе постарался подводный народ — так она похожа на жабу). Стараюсь не думать, как её отец «орошал» икринки. Знакомая мне мадам Боунс и Альбус Дамблдор — последние, кого я могу разглядеть. Действие зелья, которое обошлось мне в кругленькую сумму, сходит на нет, и, похоже, мне снова придётся носить очки.

Трибуны забиты до отказа (похоже, твоя казнь собрала аншлаг), однако знакомого пса что-то не видно. Как-то не хочется думать, что Сириус от тебя открестился.

Привлекая всеобщее внимание, на трибуну поднимается глава Визенгамота и начинает зачитывать приговор. Его голос спокоен и лишён всяческих эмоций, что лишний раз доказывает — директор умеет держать удар.

Даже не стараясь делать вид, что слушаю, привожу в порядок свои щиты. Если выкладываться по полной, то именно сейчас. Все мои мысли и чувства надёжно спрятаны, в то время как крестраж Тома остается практически беззащитным. Времени на подготовку уходит гораздо больше, чем я планировал — очевидно, сказывается волнение. Однако магический мир, видимо, падок на долгие речи, и к тому моменту, как приговор зачитан, ты понимаешь, что готов.

У меня в запасе около пятнадцати минут, и потому есть роскошь задуматься над банальным для приговорённого к смерти вопросом ("Ваше последние желание?"). Интересно, что обычно происходит в такой ситуации? Сторонник Тёмного лорда наверняка вопит о мести и сыплет проклятьями. Поборник Света — раскаивается и всех прощает. Нормальный человек, скорее всего, попросту растеряется, ведь единственное желание — отменить казнь — естественно, даже рассматривать не будут. Увы, меня не отнесёшь ни к первым, ни ко вторым, ни к третьим.

— Ни в коем случае не заселяйте меня к Локонсу. Это, чёрт побери, будет жестоко даже для вас!

Я не надеялся произвести впечатление или выдать перед казнью что-нибудь эпическое. Нет, мой случай, конечно, должен войти в анналы, однако если всё пойдет по плану, о чуде (даже по меркам магического мира) не узнает никто. Я всего лишь должен продемонстрировать степень моего безумства. Судя по ошарашенным лицам и нескольким брезгливым взглядам, своего я добился. Только в глазах директора впервые с начала заседания появились знакомые искорки, но я сомневаюсь, что его насмешила моя фраза.

— Привести приговор в исполнение, — похоже, Фадж решил покончить с тобой поскорее, и ты сразу же выбрасываешь мысли о Дамблдоре и сосредотачиваешься на главном.

Место приговорённого находится на безопасном расстоянии от трибун. На руках и ногах у меня — цепи, которые прикрепили к полу, но они достаточно длинные, чтобы я мог стоять выпрямившись. И если не знать, как дементоры действуют на людей, можно подумать, что тебе дают умереть достойно — стоя, а не на коленях. Руки у меня скованы за спиной: видимо, для человека, который владеет беспалочковой магией, этого считают достаточным. В моём случае они, конечно же, правы, но пусть я не обладаю должной концентрацией и опытом, даже у меня может что-то получиться, искренне пожелай я сбежать. Кажется, чёртовы идиоты понятия не имеют, что беспалочковая магия не зависит от рук. У меня слишком мало времени, а то пальнул бы я заклинанием в Фаджа прямо с ноги. Увидеть выражение его лица в этот момент — дорогого стоит. Конечно, настоящий мастер сможет обойтись и без своих конечностей, но мне такое пока не светит.

Знакомый холод охватывает кисти рук, но это всего лишь обычный иней, а разум мой пока в полной безопасности. Дементор обошёл меня по дуге и, наконец, появился в поле моего зрения. Дьявол, та самая мелкая особь! Что ж, это уже не первое наше свидание, но сегодня от поцелуя мне точно не отвертеться.

Прежде, чем дементор закрыл от меня всё остальное, бросаю взгляд на Флер. Та больше не в силах сдерживаться: на лице — паника, на щеках — дорожки от слёз. Ремус выглядит не лучше, однако он уже настолько бит жизнью, что находит в себе мужество не отворачиваться и даже успевает удерживать соседку-вейлу. Воздух вокруг неё наливается силой, и многие начинают бросать на француженку опасливые взгляды. Надеюсь, она не собирается устроить мне побег прямо сейчас? Это не по плану, но я собираю по крупицам всё, что знаю о легилименции, и пытаюсь достучаться до Флер. В этом жесте мало искусства и много отчаяния, однако, судя по её удивлённому лицу, своего я добился. Даже если моё послание осталось для неё непонятым, мои действия отвлекли её достаточно, чтобы сбить с нужного настроя. Взглядом пытаюсь остановить девушку от опрометчивых действий и снова концентрируюсь на дементоре.

Низко надвинутый капюшон скрывает его (её?) «лицо», и я до последнего надеюсь, что шанса рассмотреть своего палача поближе мне не представится. Моей психике и так уже досталось, поэтому без новой проверки на прочность я как-нибудь обойдусь. Крестраж Тома выпихнут вперёд, и теперь вместо щита принимает удар на себя, а я с наслаждением наблюдаю за его слабыми попытками отбиться. Перед глазами с бешеной скоростью проносятся худшие события из жизни Риддла, и мне приходится сделать над собой усилие, чтобы сдержать рвотные позывы. Обилие красок и череда картинок сменяют друг друга настолько быстро, что пасует даже мой вестибулярный аппарат. Дементор всё ближе, а ты, сцепив зубы, надеешься, что эта братия хотя бы слышала о диете. В противном случае огрызок души Тома станет всего лишь аперитивом. И уже проваливаясь во тьму, я успеваю прошептать:

— Надеюсь, обойдёмся без языка...

Списываю всё на галлюцинации, но мне показалось, что в ответ я уловил эмоцию, подозрительно напоминавшую смех.

* * *

Что-то в этом есть, раз каждая попытка лишить меня рассудка или уничтожить мою личность заканчивается тем, что я всегда попадаю туда, где способен лишний раз взглянуть на себя со стороны и ещё больше познать самого себя. То, что не убивает, делает нас сильнее, не так ли? Возможно, в моём случае так и есть. Ну, если не считать крестраж Тома у меня в голове, который давал возможность контролировать меня, потихоньку отравлял моё тело, на манер паразита питался моей магической силой и в итоге привёл бы меня к гибели.

А посмотреть было на что. Внутри меня разразился коллапс. Не силён в астрономии, но когда орбиту покидают целые планеты, даже Гойлу станет понятно — это катастрофа. Вижу, как медленно тает чёрная дыра имени Тома Марволо Риддла, однако внезапно вмешивается неучтённый фактор: кто ж знал, что, исчезая, она вызовет в моей вселенной такой кавардак? Безусловно, я в курсе, что всё это происходит в моей голове, но когда за чёрной дырой пытаются устремиться звёзды и светила моих воспоминаний, наслаждаться красивым зрелищем — последнее, что любой станет делать на моём месте. Может, Том заключил сделку с дьяволом, раз любая попытка избавиться от него граничит с провалом? Чёрт его знает, какой из осколков Риддла должен сгореть в аду, но иначе объяснить свои неудачи я не могу. Если и есть высшие силы, то они явно не на моей стороне. Да плевать! Если кто-то поставил не на меня, пусть спросит у Флер, как я умею разочаровывать. Я всегда считал себя сильным, и сейчас у меня есть шанс это доказать. Итак, Поттер, ты только говоришь, что можешь, или берёшь и делаешь? Пытаюсь поймать нужный настрой и вернуть воспоминания на свои места. Кто сильнее: я, Гарри Джеймс Поттер, или жалкое подобие жизни — Том Марволо Риддл? В конце концов, моя мотивация гораздо сильнее. У меня нет и не будет второго шанса, в то время как у Волдеморта жизней — как у кошки, а может — и больше. Я не могу проиграть — только не сейчас, когда так близок к успеху.

Я настолько сосредоточен, что толком не сумел понять, в какой момент выиграл. Не хочу считать, сколько раз я уже уделал Тома, но именно сейчас заслуга принадлежит только мне. Его коварство не имеет границ, поэтому я лишний раз прочёсываю территорию. Когда вытаскиваешь клеща, нужно быть осторожным, ведь паразит может оставить «в подарок» свою голову. Не хочу пропустить даже ошмёток Риддла, потому что следующей попытки у меня не будет. Судя по тому, что мои воспоминания занимают свои места, можно вздохнуть спокойно, однако мешает то, что самые яркие из них настойчиво приближаются. Видимо, я всё-таки переборщил, но раз выпал такой шанс, почему бы не взглянуть на себя со стороны и не узнать, какие события в моей жизни были самими запоминающимися?

Надежда посмотреть на своих родителей, когда я был совсем мелким, не оправдалась. Я был слишком мал, и для меня они выглядели как "Большой-добрый ", Большой-кормит" и так далее. Порадовал первый полёт на метле, но тут опять сказывается возраст, поэтому я, скорее, получил заряд положительный эмоций, нежели увидел связную картину. Пропускаю воспоминание о гибели родителей и с интересом наблюдаю сцену, которая в корне изменила мою жизнь — стихийный выброс магии, чуть не прикончивший моего дядю.

В тот день он вернулся домой позже обычного и, судя по покрасневшему лицу, путь его пролегал через паб. Петунья, пока ждала мужа, успела себя накрутить, и теперь приставала к нему с вопросами. В детстве я понятия не имел, что такое бизнес и деловые соглашения, иначе не вылез бы из чулана ровно в тот вечер, когда у Дурсля не выгорел контракт. Помню, что мне очень хотелось в туалет, и я пытался проскочить к уборной, минуя своих родственников, но, как водится, не вышло.

Заметив, как после грубого выкрика Вернона трёхлетний я сжался в комок, начинаю злиться. Чёртов ублюдок, видимо, посчитал, что лучше лишний раз обидеть ребёнка, нежели ссориться с супругой. Ну просто замечательный способ сохранить брак!

— Почему ты ещё не спишь, мальчишка? — Из его пасти вырвалось столько жидкости, что понятию «брызгать слюной» понадобится новое определение. — Или, может, применяешь тут свои штучки в надежде нас поссорить?

Вернон — магловская версия моего декана: тому тоже не нравилось, что у меня две руки, две ноги, и я, как и все, дышу воздухом. И как для Дурсля, так и для Снейпа я — всего лишь продолжение своих родителей. Для дяди любой беспорядок в квартире — моих рук дело, и разница только в том, что в Хоге Снейпу частенько требовались доказательства, в то время как у Дурслей я был виноват по определению.

Мои попытки как-то оправдаться ещё больше злят Вернона. Глядя на его покрасневшее лицо, не могу не задаться вопросом: как обычный ребенок может вызывать столько ненависти? Ну, если быть честным, не совсем обычный, однако, насколько я помню, колдовать (вроде крохотного огонька в тёмном чулане) я позволял себе исключительно без свидетелей. Может, при знакомстве мой отец тоже начал над ним потешаться? В таком случае, сходство со Снейпом только усиливается.

Не знаю, что послужило причиной — сорвавшийся контракт, отказ любовницы или по дороге домой Вернона пытались ограбить, а может, этот день просто стал самым худшим в его жизни, — но именно тогда он полностью слетел с катушек. Если первый выпад больше походил на пощёчину, то второй уже напоминал полноценный удар. Обращаю внимание, как вздрагивает Петунья, когда я отлетел в сторону лестницы. А когда помимо слёз на моём лице появляется кровавый рубец, она зажмуривается. Интересно, как после такого они сохранили брак? Ведь она собственными глазами увидела, на что способен супруг, и, не попадись ему под горячую руку я, вполне могла оказаться на моём месте. Хотя, зная характер своей тёти, догадаться о её мыслях несложно: «Во всём виноват Поттер». Убедить себя, что дрянной мальчишка при помощи своих «фокусов» как-то спровоцировал мужа — что может быть проще? Да я больше чем уверен, что Вернон вбил себе в голову то же самое.

Помню, я просил прощения, хотя и сам не понимал, за что. Мне всего три, и в ответ на удары дяди я просто умолял его прекратить. Волшебники гораздо живучее маглов — в противном случае до выпуска в Хоге доживало бы не больше половины студентов. И лишь то, что я — маг (причём не из последних), позволило мне не только выжить, но и ответить. Вполне возможно, именно тот день и сделал меня тем, кто я есть сейчас. Насилие порождает насилие? Да, чёрт побери, это — абсолютная правда, в чём я лишний раз убеждаюсь, наблюдая, как Вернон падает на колени и хватается за собственное горло. Воздух вокруг меня наливается силой, и я впервые вижу свою ауру насыщенного красного цвета. Именно тогда я в полной мере ощутил свои силы. Понимая, что носителю грозит опасность, крестраж Тома прекратил разрушать моё тело и дал мне возможность защититься. Вот почему я мог оперировать огромным количеством силы только в стрессовых ситуациях.

В доме резко гаснет свет: ближайшие ко мне лампочки полопались, а электрические приборы резко вышли из строя. Кромешная тьма, на фоне которой маленький мальчик полыхает багровым огнём… даже мне смотреть на это жутковато. Тот, кто побывал в квартале Красных фонарей, и считает этот цвет интимным, просто не видел ЭТО. Петунья превратилась в соляной столб: она была не в состоянии не то что заговорить — даже отвести взгляд было выше её сил. И в тот момент я впервые с ней согласился: может, они были правы — когда говорили, что приютили монстра?

В какой-то мере я стал убийцей ещё в годовалом возрасте, и если бы не Дадли, который высунулся на шум, быть Вернону вторым в этом списке. Появление младшего Дурсля сбило меня с нужного настроя, но и того, что случилось, оказалось достаточно, чтобы эта семейка уяснила раз и навсегда: Поттер может и будет давать сдачи.

Разумеется, после этого случая отношение ко мне изменилось. Теперь помимо брезгливости на лицах моих родственников стал проявляться страх. Вся эта ситуация до боли напоминает фильм, который я смотрел в приюте. Правда, главный герой там был порождением дьявола, да и рос в куда более приятной обстановке.

Долго так продолжаться не могло, и примерно через неделю Дурсли решили от меня избавиться, сдав в приют. Я плохо представлял себе это место, однако желание покинуть ненавистный дом оказалось гораздо сильнее страха перед неизвестным.

Следующим воспоминанием была моя первая драка. Следует признать, что пятилетний я не внушал своим видом страх или уважение. Низкий и тощий пацан в очках, да еще и нелюдимый… удивительно, как мною не занялись ещё два года назад. Инициатором конфликта был паренёк по имени Дилан, в дальнейшем — мой лучший друг. Нам обоим тогда знатно досталось, и лишь моя реакция позволила успешно отвечать на удары противника выше и крупнее меня. Правда, когда потом за нас взялись воспитатели, всё это показалось цветочками. Разумеется, мы оба молчали, и на вопрос, кто из нас начал первым, отвечали банальным "сами ударились". В общем, чтобы приобрести друга, мне всего лишь пришлось с ним подраться, моей пятой точке — познакомиться с розгами, а желудку — лишиться ужина. Считаю, плата оказалась довольно символической.

После этого случая мы стали не разлей вода. Дилан Фостер был старше меня на полгода и жил в приюте чуть ли не с рождения. Насколько ему было известно, живых родственников у него не осталось, однако с этим фактом он уже давно смирился. Грустить Дилан решительно не умел. Весёлый нрав, помноженный на безбашенность — тот ещё коктейль, так что новые порции розог доставались нам регулярно. Разумеется, это была не последняя драка в моей жизни, но теперь рядом со мной тот, кто прикроет спину. Он — единственный, кого я могу назвать братом, и потому неудивительно, что я рассказывал ему практически всё, в том числе и о магии. Дилана весьма впечатлили мои возможности, а заодно и перспективы, которые перед нами открывались. На тот момент я умел не так много, но с нашей фантазией моим способностям всегда находилось применение.

От размышлений меня отвлекло новое воспоминание, и теперь я с интересом наблюдал, как два сорванца дерутся с местными ребятами. Повод — воронёнок с перебитым крылом, которого мучили малолетние садисты. Правда, надо быть честным — повод мы нашли бы в любом случае. Была у нас история, когда трое парней, ошивавшиеся рядом с приютом, ни в какую не шли на конфликт. Однако и тут я справился — когда заметил, как один из них плюнул на асфальт. Дилана ещё долго смешила фраза, послужившая сигналом к началу драки: "Ты чего на святую землю плюёшь?" А что касается стычки с мелкими живодёрами, победа осталась за нами, и мы решили выходить наш трофей. В дальнейшем магический мир сильно меня удивил: для переписки волшебники используют сов. И эти идиоты кричат о статусе секретности? Мне живущие в изоляции волшебники всё больше напоминают тех, кто уходит в пещеры и ждёт там конца света. Конечно, я могу заблуждаться, и у пернатых хищников есть некое внутреннее чутьё, которое позволяет им найти адресат, но приобретать сову я решительно отказался. Сложно казаться "нормальным", когда твой питомец — ночной охотник, между делом доставляющий тебе письма. Вот тут мне и пригодился наш ворон, которому мы дали имя Кто. Пока я был в Хоге, переписывался только с Диланом, да и то почту наш достойный представитель пернатых доставлял не в приют, а в наше секретное место, которое мы гордо назвали «штабом». Лично мне этого было достаточно, и пускай мой питомец неспособен найти любого человека, имя которого просто указано на конверте.

Воспоминания сменяли друг друга, и только теперь я понял, что самые счастливые годы провёл в приюте. Удивительно, но ярчайшие события моей жизни приходятся именно на ту пору, когда я жил в обычном мире. Не знай я о магии раньше, меня наверняка потрясли бы взмахи палочкой и летающие мётлы, но в свои одиннадцать я уже довольно много изучил и был, скорее, разочарован. В моём представлении взрослые маги обязаны быть подобны богам, а оказались чуть ли не придатком жалкой деревяшки.

Из-за того, что меня воспитывали обыкновенные люди, письмо из Хога должен был принести кто-то из профессоров. Однако я и тут выделился, и по мою душу пришёл директор собственной персоной. Дамблдор появился накануне моего дня рождения и нашёл меня в «штабе». Посторонний вряд ли обратит внимание, сколько времени мы тут проводим. Мы с Диланом специально не придавали этому месту обжитой вид, и только если вглядываться, примятая трава подскажет — сюда частенько заглядывают.

Застал он меня, надо признаться, за не совсем честным занятием — я пытался создать дубликат десятифунтовой купюры. Конечно, серийный номер тоже скопируется, но ведь и расплачиваться можно в двух разных местах.

— Думаю, у тебя бы получилось гораздо лучше, если бы за основу дубликата ты взял лист бумаги похожего размера.

Я немало времени проводил как в городе, так и в не слишком населённых местах, и честно считал, что обладаю превосходным слухом, поэтому появление чудаковатого старика стало для меня сюрпризом. Рослый дед, одетый в строгий костюм коричневого цвета, с бородой до пупа и гривой седых волос, на первый взгляд показался бездомным интеллигентом. Однако он сразу же сообразил, чем я занимаюсь, и это заставило меня насторожиться ещё больше.

Несмотря на моё явное недружелюбие, старик с улыбкой взмахнул рукой, и рядом с десяткой появился чистый белый листок.

— В чём дело, Гарри? Не желаешь попробовать?

Он так и излучал радушие, но ведь и я не лыком шит. Ребята постарше успели просветить нас по поводу педофилов, и добродушная улыбка — чуть ли не отличительная их черта. Это сейчас мне смешно, а тогда я думал, что если вдобавок он назовет меня "мой мальчик", или предложит сладости (какой-нибудь популярный мармелад или лимонные дольки), то прежде, чем сбежать, я познакомлю его со всем своим магическим арсеналом. Дилан остался в приюте и отбывал очередное наказание, и мне это, в принципе, играло на руку: не думаю, что в схватке с волшебником от него будет хоть какой-то толк. Впрочем, как и от меня. Однако, перебирая в голове свои небогатые возможности, я всё-таки храбрился.

Заставлять ждать человека, который знает о магии, и в моей компании чувствует себя вполне комфортно — не лучшая идея, и потому я быстро задал вполне логичный вопрос:

— Откуда вы знаете моё имя, сэр?

К моему удивлению, мой голос не дрожал, а на лице не появилось ничего, даже отдалённо напоминавшее страх. Те неприятности, о которых я вспоминаю едва ли не с нежностью, видимо, здорового меня закалили. Я, конечно, не Нарцисс, но гордиться собой оказалось на удивление приятно.

— Прости старика, я и в самом деле забыл про манеры. Меня зовут Альбус Дамблдор, и на данный момент я — директор школы, в которой учились твои родители. Мне давно хотелось познакомиться с сыном Джеймса и Лили Поттеров, поэтому официальное письмо о зачислении я решил доставить лично.

Читая приглашение в Хогвартс, я не мог не обратить внимания, сколько титулов у этого добродушного деда. Глава Визенгамота, а заодно и председатель Международной Конфедерации Магов — всё это так и кричало о причастности к официальным органам и судебной системе, поэтому все его попытки добиться моего расположения моментально накрылись медным тазом.

А из перечня больше всего меня удивила волшебная палочка.

— Волшебная палочка, сэр? Как в сказках?

— Именно, Гарри. Разница только в том, что в магловских сказках волшебной палочкой могут пользоваться все, а в реальности, увы, только маги.

Дамблдор как раз достал из рукава короткий кусок деревяшки и продемонстрировал его мне.

— С её помощью волшебники способны творить чудесные вещи и совершать великие открытия. Но мне понятно твоё недоверие. Скажу лишь, что так подделать магловскую банкноту намного проще.

Кажется, старик знает, как обращаться с детьми, и в моём случае нашёл правильную мотивацию. Думаю, не только дети, но и взрослые мечтают о куче денег, ну а с возрастом меняется только их количество. Если вы внезапно найдёте джина, какое из трёх желаний не поправит ваше материальное положение?

— Простите, сэр, но раз это законно, значит, нынешние миллиардеры — сплошь волшебники?

— Я разве говорил, что это законно? Как представитель официальной власти, я не должен игнорировать нарушение, но беда в том, что тут, как и везде, есть свои лазейки. Скажу по секрету — ты ещё не вступил в магический мир и не согласился учиться в Хогвартсе, поэтому тебя эти законы пока не касаются. Разумеется, при поступлении ты должен забыть о своих маленьких слабостях, но, думаю, шанс изучать магию того стоит. Ну что, Гарри, ты готов отправиться за покупками?

Разумеется, гость знал мой ответ. Взамен моих жалких фокусов он предложил мне настоящее чудо, и на короткое «да» лишь улыбнулся.

— Ещё там в конверте ключ от твоего сейфа в банке. Думаю, ты уже достаточно самостоятелен, чтобы самому распоряжаться своим наследством.

Помню, я настоял предупредить воспитателя, хотя Дамблдор и утверждал, что всё уже улажено и никаких проблем не возникнет. Разумеется, мне было плевать на разрешение директора приюта, но лучше лишний раз попасться на глаза начальству рядом с этим старичком, чтобы в дальнейшем наедине с ним чувствовать себя более комфортно. Именно поэтому наш путь в приют пролегал через парк, где любили отдыхать мои «коллеги» (я справедливо рассудил, что чем больше народу увидит нас вместе, тем лучше). Чтобы понять мой план, не надо быть гением, но когда я увидел реакцию Дамблдора, мне стало немного не по себе: он казался на удивление довольным — словно я оправдываю его надежды.

В целом тот день оказался плодотворным. Воспользовавшись советом директора, помимо стандартного набора учебников я приобрёл ещё парочку книг, которые помогут лучше понять мир, куда я только вступаю. Попутно Дамблдор попытался убедить меня приобрести сову (мол, огромная польза), но как уже было сказано выше, покупать её я решительно отказался. Наверно, следует отдать должное старику — его подарок на мой день рождения действительно оказался стоящей вещью: потёртая книга по нумерологии за авторством некого Эдварда Сноу помогла мне лучше понять процессы, которые все привыкли называть магией. Именно с её помощью я научился разбирать заклинания на составные части, а затем — создавать свои. Да и для беспалочковой магии это пособие оказалось незаменимым.

Чуть позже, показав табличку, которая висит перед входом в Гринготтс, спутник рассказал мне об ещё одной магической науке — древних рунах. Ушлые гоблины в этой дисциплине оказались на удивление продвинутыми, и тот, кто считает, что ценность их изделий зависит только от качества металла и огранки драгоценных камней, сильно заблуждается. На самом деле, именно древние руны и есть тот фундамент, на котором построена всем известная в волшебном мире легенда — лучшее оружие делают гоблины. Кроме того, прочитав табличку с незамысловатыми стихами, маг, можно сказать, подписывает контракт с банком, согласно которому обязуется соблюдать тамошние правила, одно из которых, разумеется, не укради и не навреди ближним своим-гоблинам. Контракт начинает работать, как только ты переступаешь порог Гринготтса — это обязательное условие сродни подписи на документе. Конечно, на достаточно сильного мага это не подействует, но таких сейчас немного, и потому такая защита должна действовать без осечек. О, теперь я понимаю тех, кто запретил гоблинам пользоваться волшебными палочками: в отличие от волшебников эти коротышки способны учиться, и не существуй этого закона, сложно представить, кто кому будет служить лет так через пятьдесят.

Дальнейшие воспоминания не уже не так важны. Я в последний раз полюбовался замком, потом мельком взглянул на своё распределение и с удивлением отметил, что Гермиона Грейнджер (кроме неё мало кто из студентов может соперничать со мной на равных) щеголяет гривой рыжих волос, а пылающее гневом лицо покрыто россыпью веснушек. Теперь-то я понял, о каком розыгрыше близнецов она говорила на рождественском балу.

Моя первая стычка с представителем родного факультета. На самом деле, довольно жалкая попытка второкурсника самоутвердиться за мой счёт. Достаточно было голыми руками подмести им пол в общей гостиной, а напоследок без помощи палочки отправить в полёт прямиком к ближайшей стене — и желание приставать к воспитаннику приюта у чистокровных отпрысков пропало надолго. Дилан бы мною гордился. Вообще-то слизеринцы довольно трусливы, а огрызаются, только если чувствуют за собой силу. Они, конечно, называют это хитростью, но я-то знаю правду. В Хогвартсе они вечно ссылаются на это якобы главное качество студентов факультета «змей», ну а в большом мире их выручает длина родословной.

Кого-то удивляет, почему гордые аристократы пошли на поклон к сумасшедшему? Я провёл рядом с их детьми достаточно времени, чтобы найти ответ на этот вопрос. Для многих станет сюрпризом, но эти люди только привыкли считать себя независимыми. А на самом деле… Как можно назвать тех, кто до сих пор живёт по правилам, установленным хрен знает сколько столетий назад? Я, конечно, согласен — память предков нужно чтить, но не следует забывать, что в древности те молились огню и молнии, извержения вулканов считали проявлением божественного гнева, а о пользе гигиены задумывались раз в год. Кодекс чистокровных — далеко не панацея, однако попробуйте убедить этих фанатиков. Если у маглов появляется секта, новые члены которой во имя высокой цели лишают себя жилья, их называют сумасшедшими и пытаются им помочь, а в магическом мире таких называют элитой и пытаются на них равняться. Высказывание Эйнштейна о человеческой глупости и вселенной как нельзя лучше характеризует весь волшебный мир.

Мои успехи и неудачи проносились передо мной как отрывки из фильма, и лишь на таких приятных фрагментах, как первый сексуальный опыт, я решил задержаться. Не буду вдаваться в подробности — скажу лишь, что именно это воспоминание помогло мне впервые вызвать телесный патронус.

Драка с Сириусом, по ходу которой я всё-таки выяснил, кто был настоящим предателем. Разрыв с девушкой перед моим четвёртым курсом, когда она узнала, что увидимся мы теперь практически через полгода. И на закуску — моё первое испытание на Турнире.

Как бы я не относился к своему факультету, многие пытались мне помочь. Конечно же, ничего личного, просто ещё одно соревнование помимо Кубка школы. Разве может Слизерин проиграть Хаффлпаффу? Мне следовало помнить, что не стоит недооценивать связи чистокровных. Например, Забини поделился со мной новостью, что после министерской проверки из румынского заповедника пропали четыре дракона. Довольно прозрачный намёк на первое испытание. Чтобы перевезти драконов через пол-Европы, нужно задействовать массу структур, и в кои-то веки коррупция сыграла мне на руку. Наблюдая за собой сейчас, я припомнил, сколько времени провёл в библиотеке, штудируя любую литературу, которая хотя бы косвенно касалась драконов. Кстати, если бы передо мной поставили задачу убить оппонента, стало бы гораздо легче. На драконов, конечно, с трудом действует магия, однако что мне мешает обзавестись огромным валуном и поближе познакомить его с шеей крылатой ящерицы? Но нет, надо добыть фальшивое яйцо в кладке.

На момент первого задания я знал о драконах столько, что в пору самому устраиваться работать в заповедник. Когда их только начинают воспитывать, прямо с детства тренируют рефлексы. И в основном вся дрессура основана на боли. Да, кто-то назовёт это жестокостью, я же — методикой Павлова в действии. Бью воздушной плетью в чувствительное место возле ноздрей дракона, что на понятном ему языке означает «тебе пора в клетку». И пока противник ищет вольер, трансфигурирую цепь и креплю её к столбу. В целях безопасности дракон прикован в центре арены за задние конечности, что мне только на руку. Моя цель очень проста — надо сыграть на его инстинктах. Именно так ветеринары поступают с котами, чтобы не ловить их по всей поликлинике: на загривок подопечных они крепят прищепки. Не знаю, что творится в этот момент в голове у кота, но теперь он и с места не сдвинется. Так и с драконом. Тем временем бью его ещё раз — посильнее, и накидываю цепь ему на шею. Конечно же, он очень силен, но порвать стальную цепь, которая подошла бы к якорю морского парома, ему не под силу. Я же начиная потихоньку убирать звенья, делая цепь короче. В итоге голова дракона оказывается рядом с лапами (будто он готовится ко сну), а я спокойно подхожу к гнезду и забираю золотую поделку. Просто? Впрочем, как и всё гениальное. Разумеется, с диким драконом такой фокус не пройдёт, но ведь никто не сравнивает льва, который живёт на воле, с тем, кто целыми днями сидит в клетке.

Прокручиваю воспоминания дальше и останавливаюсь на рождественском балу. Моей партнершей стала Гермиона Грейджер, что соответствовало всем моим представлением об идеальной спутнице. Умна, красива, тактична, тоже выросла в обычном мире, и в довесок — знаменита. Пожалуй, с такой партнёршей самому бы не ударить в грязь лицом. Я, конечно, знаю себе цену, но всё-таки удивился, когда она ответила согласием. Тем более, что следующим попытал счастья сам Виктор Крам. Отказав ему, девушка не выглядела расстроенной, и я решил, что расшибусь в лепёшку, но сделаю этот вечер для нее хотя бы запоминающимся. Расспрашивая Лизу Турпин о предпочтениях её подруги, я случайно узнал, что любимый мультфильм Гермионы — "Красавица и чудовище". Турпин проговорилась, а затем попросила меня не смеяться, хотя повода для шуток я не увидел. Мы всего лишь подростки, да и вообще это, если честно, как-то по-девчачьи.

После танцев я пригласил Гермиону отужинать в пустой класс, чем слегка её смутил. Она заранее предупредила, что принимает приглашение на бал с одним условием — никаких поцелуев и прочей романтики.

— Сейчас у меня одна цель — учёба, но если начнут шалить гормоны, я дам тебе знать, — произнесла она с улыбкой. В итоге вопрос — шутка ли это, так и остался открытым.

— Теперь придётся постоянно оглядываться по сторонам, а то так ты сделаешь из Терри Бута убийцу. — Я знал, о чём говорю: парень буквально одержим ею, и, услышь эту фразу, вряд ли откажется ударить в спину.

Увидев, что в классе нас ждёт не стол с угощением, а всего лишь пара кресел, моя партнёрша очень удивилась, но тактично промолчала. И только когда мы расселись, её поджидал сюрприз. Я весьма неплох в трансфигурации, и потому зачаровать стол и чайный сервиз, чтобы воплотить в жизнь её любимый мультфильм, труда для меня не составило. Единственное, чего я не учёл — как оказалось, из говорящих чашек не очень удобно пить. Увидев, как я чуть не подавился чаем, когда из-под моих пальцев раздалось "Щекотно!", Гермиона долго смеялась.

Глядя на то, как пуфик пытается устроиться у неё под ногами, она спросила:

— А Люмьер и Коксворт тоже будут?

— Рад, что ты спросила: придётся приглушить свет, иначе этот канделябр не вылезет.

Ужин прошёл, не побоюсь этого слова, мило. Лишь советы чёртового канделябра по поводу моих манер да надоедливый будильник, который каждые десять минут выдавал, что пришло время для поцелуев, слегка меня напрягали. Была у меня мысль зачаровать шкаф, но не думаю, что Гермиона оценит фразу: "Залезай быстрее, Терри Бут идёт".

— Чуть не забыла: спасибо за комплимент — чувствую себя настоящей красавицей.

— О, мне в пору обидеться, но, к сожалению другой роли, кроме как чудовища, подобрать не удалось. Была у меня мыслишка выпить оборотное с кошачьим волосом, но приготовить его не хватало времени.

— Хвала Мерлину, что у тебя не оказалось готового зелья — ты и так неплохо справляешься. Честно говоря, я очень довольна, что согласилась пойти с тобой на бал — я и не знала, что ты такой романтик.

Скоро отбой, а она никуда не торопится. Пожалуй, главный признак, что вечер ей нравится.

— Значит, если бы я зачаровал розу, а потом тоскливо вздыхал, глядя, как с неё падают лепестки, ты бы всё-таки спасла мне жизнь при помощи поцелуя? — Чем чёрт не шутит — чтобы претворить этот план в жизнь, мне достаточно всего лишь достать палочку.

— Гарри, ты забываешь: я — тоже волшебница. Простое заклинание — и роза снова цела.

Что ж, раз Гермиона выпала из образа, почему бы не полюбопытствовать?

— Кстати о заклинаниях. Я давно хотел спросить: почему ты сама остановила Локонса, а не сообщила обо всём профессорам?

— Так уж и быть — расскажу тебе то, что не попало в газеты. Я была... разочарована. Знаешь, ещё на втором курсе я была такой наивной и всегда верила тому, что пишут в книгах. Ситуация с Локонсом открыла мне глаза, и это так на меня повлияло, что я ни о чём не думала, кроме как бросить обвинения прямо ему в лицо. Знаешь, есть хорошая фраза, которая стала для меня пророческой: тому, кто верит в истину авторитета, а не в авторитет истины, всегда будет сложно.

Не хотелось заканчивать вечер на такой грустной ноте, но мою реплику прервал раздавшийся неподалёку взрыв.

Девушка резко вскочила и хотела уже проверить коридор, но тут я её остановил.

— Мы оба знаем, что это чёртовы рыжие близнецы. Директору бы приструнить их, но львам он многое готов простить.

— Открою тебе маленькую тайну, Гарри — я и сама могла учиться на этом факультете.

— Не верю! Ты же рейвенкловка до мозга костей!

— И поверь — я этому рада. В чём-то я даже благодарна Уизли: не подшути они надо мной в Хогвартс-экспрессе, и я бы тоже носила мантию со львом.

— И враждовала бы со «змеями», хотя мое приглашение на бал стало бы более романтичным. Ну прямо как Монтекки и Капулетти.

— Красавица и чудовище мне нравится больше. Спасибо за чудесный вечер, Гарри, но считаю, нам всё-таки стоит проверить, что там происходит.

Воспоминание прервалось, а у меня появился ещё один повод ненавидеть близнецов. Забавно: хотел устроить для девушки запоминающийся вечер, а оказалось — сам считаю этот день памятным. В пору спросить, с чего бы. Гермиона, конечно, красива, но у меня были и более успешные свидания, которые можно припомнить, только вот моё подсознание, похоже, считает иначе.

А едва я вознамерился глянуть на своё второе испытание, как почувствовал колебания магии. Видимо — не судьба, и мне пора возвращаться, а то с моим телом могут сделать всё что угодно. Возможно, я поздно спохватился, но раньше покинуть собственную голову у меня бы не получилось, и только ощущение чужого присутствия рядом с моим телом говорит о том, что я готов вернуться.

Просыпаюсь я быстро, минуя все стадии сонливости (ещё один полезный приютский навык). Меня левитируют, а точнее — пытаются. Приоткрываю один глаз и вижу большие уши. Ага, понятно. Резко выбрасываю руку вперёд и направляю в неё магический импульс, не давая домовому эльфу и шанса сбежать. Осмотр показывает, что я не в больнице. Сомневаюсь, что там есть палаты с огромными кроватями и с интерьером в слизеринских цветах (о личном домовике я вообще молчу). Перевожу взгляд на довольно дряхлого «спутника», в которого вцепился.

— Где я, чёрт тебя побери?

Полчаса в компании домового эльфа, и я знаю практически всю подноготную Ордена феникса. Я мало что понимал в структуре секретных организаций, но, судя по фильмам и книгам, которые мне попадались, обычно, чтобы выудить нужную информацию, надо проявить незаурядную смекалку. Или же действовать грубо: например, пытать оппонента. А в реальности оказалось достаточно продемонстрировать силу, чтобы Кикимер (так зовут моего информатора) с радостью начал делиться со мной секретными сведениями. И пусть его монолог периодически прерывался фразами «Тёмный маг в гостях у Блеков», «Кикимер рад служить тёмному магу», а заодно он каждые пять минут умолял меня уделить внимание портрету леди Вальбурги Блэк, это не помешало мне представить картину целиком. Оказывается, как только этот эльф узнал, за кем будет присматривать, испытал что-то вроде экстаза. Слушать домовика, который заделался чуть ли не твоим фанатом — то ещё удовольствие, но я ведь не привередлив, поэтому попытаюсь. В той череде неудач, которые буквально преследуют меня по пятам, старый фанатик — это, пожалуй, лучшее, на что я могу рассчитывать. Да что там говорить, если сама жизнь учит меня довольствоваться малым.

Если рассортировать полученные сведения, то следует начать с моего крёстного. Как оказалось, на казнь Сириус не пришёл потому, что связанным и оглушённым сделать это как минимум чертовски сложно. Альбусу пришлось лично применить палочку, так как отговорить моего крёстного не совершать глупостей (например, взять штурмом зал суда) не представлялось возможным. Бродяге было плевать, виновен я или нет — отдавать меня на растерзание дементору он не собирался. Слышать всё это было одновременно приятно и мерзко. В конце концов, я же собирался послать весь магический мир, в том числе и моего крёстного, куда подальше. Выбор мне вряд ли оставили, но меня это не оправдывает. Снейп всегда считал моего отца дерзким глупцом, а вспомни, кого Джеймс называл своим братом, получил бы дополнительный козырь.

Под угрозой вышвырнуть Орден из своего дома Сириус заставил Дамблдора пойти на уступки, а именно: забрать меня из спецотдела при Мунго и доставить на площадь Гриммо. Впрочем, старик не очень-то и сопротивлялся.

Как оказалось, сейчас я находился в комнате некоего Регулуса Блэка, благородного волшебника и могущественного мага, и нечета новому хозяину, который порочит благородный род. Кричер был фанатиком Блэков, и тот факт, что моего крёстного выжгли с фамильного древа, в глазах эльфа ставил его на одну доску с предателями крови. От этих разговоров и хвалебных речей в стиле юного Малфоя я почувствовал себя так, словно вновь проснулся в спальне своего факультета — больно уж атмосфера похожая. Правда, от Кричера (в отличие от того же Драко) всё-таки был толк, а не одни только пустые разговоры.

Кстати о предателях крови: семейство Уизли находилось в доме чуть ли не в полном составе, за исключением тех, кто учился в Хогвартсе. Брызжа слюной, Кикимер жаловался на бестолкового хозяина, который практически отдал дом на растерзание Молли Уизли. Пиком его возмущения стало отношение женщины к нему самому: оказывается, она считала, что может ему приказывать! И теперь вся надежда бедного Кричера — на тёмного мага, который наставит своего крёстного на путь истинный и выкинет отсюда эту шваль.

Едва я наладился спросить, какого чёрта тут поселились все эти рыжие (в частности, Билл Уизли), как Кричер сам преподнёс мне ответ. Конечно же Флер. О да, вейла, что пыталась вытащить меня из Азкабана, тоже была здесь, и ещё неясно, кто кого привёл в эту "сверхсекретную" организацию. Впрочем, был ещё один вариант, но думать, будто Флер оказалась тут из-за меня, категорически не хотелось. Ну ПОЧЕМУ у меня всё не как у людей? Насколько стало бы проще, укажи пророчество на Дамблдора или того же Фламеля! Первый и так уже несколько десятилетий ведёт войну с Волдемортом, так почему не сражаться под знаменем пророчества?

Помню, на первом курсе я нашёл зеркало Еиналеж, и оттуда на меня смотрел рослый юноша, окружённый ореолом силы. Маленький тщеславный глупец, чья мечта осуществилась. После уничтожения крестража моя магия скинула с себя оковы, и если раньше Гарри Джеймс Поттер был просто одним из самых одарённых магов своего поколения, то теперь со мной мало кто потягается. Пророчество говорит о волшебнике, который будет равным Тёмному лорду, то есть, мои шансы выжить и победить примерно такие же, как у Тома — пятьдесят на пятьдесят. А с учётом его огромного опыта я могу оказаться и посильнее, ведь без десятилетий подготовки ставить между нами знак равенства — откровенная глупость. Бойтесь желаний своих — это как раз про меня, ведь они могут не только сбыться, но и сильно измениться. Поставь чёртово зеркало передо мной сейчас, и там появлюсь не я, а директор школы со шрамом на лбу.

Видимо, я увлёкся, раз это отразилось на моём лице. А Кричер явно воспринял это как знак сочувствия бедному эльфу и хотел уже продолжать, но тут я решил, что с меня довольно.

— Заткнись! Я уже сбежал из Азкабана, и больше не намерен терпеть изощрённые пытки. Ты — чёртов домовой эльф, и должен следить за домом, а вместо этого жалуешься на жизнь. Может, к тебе относятся именно так, как ты этого заслуживаешь?

— Но мой хозяин...

— Последний из рода Блэков, как бы ты не твердил обратное. Ты жалок, а хвастаешься тем, что ничего не делаешь по дому, и даже гордишься этим. Ты родился и существуешь только для того, чтобы родовое гнездо Блэков внушало трепет и уважение, а вместо этого идёшь против своей природы. Ну и чем ты отличаешься от моего крёстного? Сомневаюсь, что тебе хватит мозгов, но всё-таки попробуй задать себе вопрос: кто виноват, что Молли Уизли чувствует тут себя хозяйкой? Сириус, который вынес тринадцать лет Азкабана и вернулся в фамильное гнездо, больше похожее на выгребную яму, или эльф, который не выполняет своих обязанностей и считает это правильным? Ты сам сделал всё, чтобы крёстный стыдился того, чем другие аристократы гордятся — превратил дом древнего и благородного рода в помойку. Так что предателей тут минимум двое, и я не про Уизли.

Кричер хотел ответить, но я и так потерял кучу времени (судя по его словам, до рассвета оставалась всего-то пара часов). На случай, если его вызовет Сириус, отправляю в эльфа беспалочковое оглушающее, встаю с кровати и тихонько приоткрываю дверцу шкафа. Помимо новых мантий тут полно магловских вещей, что мне, разумеется, на руку. Выбираю самые неприметные и проверяю на чары: кто знает, что сюда прицепили? Меня официально признали недееспособным, и на случай, если я потеряюсь, могли навешать следящих заклинаний. Вещи оказались девственно чисты, и я использую одно из немногих заклинаний трансфигурации, которое выходит у меня без палочки, чтобы превратить их в банкноты. Теперь в кармане простых синих джинсов лежат сто восемьдесят фунтов, и мне осталась одна дорога — прочь из этого дома. Не хочу встретить крёстного или Флер: вряд ли найду подходящие слова, чтобы оправдаться. Да и нужны ли им мои оправдания? Даже я не знаю, какой вариант хуже.

Следуя инструкциям Кричера, найти выход вроде несложно, но кто ж знал, что тут будет настолько темно? Спасовали даже мои отточенные в приюте навыки. Некстати вспомнился случай, когда мы с Диланом так же крались в доме одного доктора. Тогда мы повелись на «утку» старших и пытались найти схрон местного богатея. У всех приютских есть свои легенды, и мы, разумеется, не исключение. Стоит ли говорить, что мы потерпели фиаско? Никаких сокровищ, а в качестве слабого утешения — хороший сытный ужин, приправленный историями из жизни хозяина дома. Бывший выходец из приюта каждый год сталкивался с искателями приключений и оказался на редкость гостеприимным. Для него мы не местная шпана, а всего лишь дети, среди которых всегда найдутся "первопроходцы". Он это понимал и принимал удар на себя. Ни звонков в приют, ни, упаси боже, властям, а только хорошая порция нравоучений. По сути — ничего нового, всё это мы уже слышали (и не раз), но когда собеседник демонстрирует на собственном примере, что выбиться в люди вполне возможно и с таким детством, это заставляет задуматься. И никаких хвалебных речей в стиле ничтожеств со Слизерина, для которых повод гордиться — исключительно длина родословной. Эти паразиты питаются заслугами предков, а здесь всего лишь простое и понятное слово — цель. Не мечты или (что ещё хуже) грёзы, а именно цель. Лишь тот плод, что повыше — всегда самый сладкий, и никогда не сравнится с тем, который ждёт тебя дома на столе. Видимо, я хорошо усвоил этот урок, раз добился своего и стал могущественным магом. Впрочем, это принесло больше хлопот, а не пользы.

В очередной раз пытаюсь сдержать кашель и думаю, что Кричера следует придушить. Кто же знал, что моё сравнение с помойкой окажется таким точным? Казалось, дом жил своей жизнью, и всякий раз, когда слышался подозрительный шум, мне приходится прижиматься к стенам. А те (как и всё в этом доме) были покрыты слоем пыли. Похоже, домовик не только не содержит особняк в чистоте, но и старательно разводит грязь. В противном случае придётся поверить, что тут разыгралась песчаная буря.

Вновь мне чудятся шаги, и на этот раз списать всё на печальное состояние дома мешает свет на кончике палочки. Очень плохо, а пытаться прорваться с боем, пожалуй, худший вариант. Думай Поттер! Что тут можно поделать? Кажется, прикинуться овощем — это лучше, чем швыряться оглушающими. Вот и пусть считают, что я заблудился. Стираю с лица эмоции и готовлюсь к спектаклю.

— Гарри? Так и знала, что ты угодил в неприятности... снова, — голос у Флер настолько печальный и такой усталый, что едва не заставил меня вздрогнуть. Ну конечно: на кого ещё можно наткнуться посреди коридора, кроме как на мою несостоявшуюся девушку? Чёртов господь с его путями, о которых мы знаем, что они неисповедимы!

Продолжаю таращиться в стену, и вейле приходится взять меня за локоть, чтобы отвести назад в спальню. Флер и спальня в одном предложении? Звучит весьма заманчиво, но я-то знаю, что сексуального подтекста тут нет. Разворачиваюсь и замечаю, как осунулась девушка, но больше теней под глазами и усталого вида меня поразил пустой и безжизненный взгляд. Чёрт побери, это же меня поцеловал дементор, так какого дьявола ты даешь мне ещё один повод чувствовать себя виноватым?!

Пока Флер медленно ведёт меня в комнату Регулуса Блэка, где лежит оглушённый домовик, я пытаюсь найти выход из западни. Будто прочтя мои мысли, спутница пытается призвать эльфа:

— Кричер! Где ты, мерзкий домовик? Так и знала, что тебе не стоило доверять Гарри, — на мгновение в голосе появились гневные нотки, но затем эмоции снова пропали. — Пойдём, уложу тебя спать. Хорошо я сразу почувствовала, что ты в беде, а то здесь даже для меня небезопасно.

Конечно же, она не ожидала, что я отвечу, а говорила со мной, скорее всего, в силу привычки. Так что пока я не волнуюсь. Гораздо серьёзней — как быстро она меня нашла. Я проверил: ни на мне, ни на одежде — никаких чар. Кроме того, на дворе — поздняя ночь, поэтому остаётся только развести руками и попытаться выяснить всё позже. Время для раздумий стремительно тает, и как только мы заходим в спальню, я решаюсь. Беспалочковом заклинанием запираю дверь и накладываю звукопоглощающие чары. Вейла уже заметила Кричера, который валяется без сознания, и теперь ногой пытается перевернуть его на спину.

— Не то чтобы я жаловался, но надеюсь, за мной ты ухаживала лучше.

Флер так застыла на месте, а ведь ошеломляющее, которое я приготовил на всякий случай, так и не сорвалось с руки. Я, конечно, понимаю: для начала разговора — далеко не лучшая фраза, но обронить что-то вроде «Не парься, Флер, я бы и сам нашёл дорогу», или «Всё в порядке, я всего лишь пытался сбежать» — ещё хуже. Во мне слишком много от Дилана, и, признаюсь, взял я у него не самое лучшее. Да, я — несерьёзный тип, и это минус, но надеюсь, что у меня ещё будет время поработать над собой.

Видимо, не стоило начинать разговор так внезапно, потому что моментально пришлось уворачиваться от ярко-красного луча. Я уже подумал, что девушка пальнула в меня с испугу, однако палочка, по-прежнему недвусмысленно направленная в мою сторону, указывает на обратное. Чёрт, теперь на лице вейлы застыла маска, известная любому мало-мальски приличному дуэлянту — абсолютное спокойствие и сосредоточенность. Надо попытаться её успокоить, не делая резких движений, а то, судя по расчетливому взгляду, мое заглушающее может оказаться бесполезным.

— Кто ты такой и что сделал с Гарри Поттером? — Флер шипит не хуже змеи (не избавься я от крестража, списал бы всё на парселтанг). Кончик её палочки наливается светом, следовательно, с ответом стоит поторопиться.

Медленно поднимаю руки и демонстрирую пустые ладони. Конечно же, это не значит, что я беззащитен, но девушке об этом знать не обязательно.

— Не считай меня дурой — домовика явно приложили заклинанием, так что заведи руки за спину и отвечай на мой вопрос, — Флер выдала это ровным и спокойным голосом и так же спокойно пальнула заклинанием рядом с моей головой. Видимо, это значит — поторапливайся с объяснениями.

— Если я скажу, что и есть Гарри Поттер, ты ведь мне не поверишь? — До чего абсурдная ситуация: похоже, она решила, что я шпион под оборотным. Мне уже приходилось притворяться другими, а вот изображать самого себя для меня в диковинку. Интересно, какое доказательство её устроит? — Помнишь, во время второго тура, когда мы отбивались от гриндилоу и морских чертей, я держался к тебе вплотную, и ты подумала, что я всё подстроил, чтобы тебя полапать? Я тогда отшутился и сказал, что держался за тебя, потому что не умею плавать. Так вот, на самом деле я поспорил с Забини, что смогу потрогать тебя за, хм... филейную часть.

Наверняка это самое глупое доказательство, что я это я. Но здесь — палка о двух концах: я хорошо знаю Флер, а она хорошо знает меня, поэтому объяснение в таком стиле должно её успокоить.

— Я ведь присутствовала на казни, а ты совсем не похож на человека после поцелуя дементора. И как ты это объяснишь?

Она по-прежнему спокойна, палочка всё так же смотрит в мою сторону, а поза до сих пор демонстрирует готовность атаковать. Но я уже говорил, что неплохо её знаю, и сейчас вижу по глазам — собеседница мне поверила.

— Флер, как я понял, доказательства тебе больше не нужны. Может, отпустишь палочку? — Девушка мне поверила подозрительно быстро, и это на неё непохоже. Есть смутные подозрения, что она как-то образом меня чувствует. Неспроста же она сразу меня нашла в весьма немаленьком доме. Может, это какая-то разновидность магии вейл? Ответ на этот вопрос я вряд ли сегодня услышу. И вообще: судя по холодному взгляду, отвечать буду только я.

— Если считаешь — подтвердил свою личность и избавился от проблем, сильно заблуждаешься, — лёд в голосе Флер только подчёркивает слова.

Я и сам прекрасно понимаю, что хожу по лезвию. Вот почему я не стал шутить по поводу Локонса и мощного Обливейта, который превратит меня в то, чем я и должен был стать — в овощ. Судя по её реакции, такой шанс предоставлять не стоит.

Теперь палочка Флер смотрит в пол, а я могу с облегчением вздохнуть. Осталось только перевести дыхание и прикинуть, что ей можно рассказать.

— Может, присядем на кровать, а то разговор предстоит долгий.

Решено: она — одна из немногих, кто сделал всё возможное, чтобы мне помочь. И после этого играть с ней в молчанку? Да и то, что она услышит, на мои планы не повлияет — всё уже готово. Другое дело, что о них она ничего не узнает. — Сколько времени у нас в запасе?

— Всё-таки решил сбежать, — маска сброшена, и теперь в её голосе отчётливо слышится печаль. — Прежде чем Молли начнёт всех будить, у нас есть пара часов.

Эта девушка просто потрясающе умеет слушать! Я и не думал, что расскажу ей всё настолько легко. Лишь иногда она меня прерывала, чтобы уточнить детали, но в целом говорил только я. Вообще для меня это больше походило на исповедь, и только теперь я понял, что так долго вдалбливали нам в приюте: иногда человеку просто необходимо выговориться и поделиться своими проблемами. Глядя в глаза Флер, я рассказал, как узнал о крестраже, как отпирал дверь и заходил в соседние камеры, где отбирал у заключённых скудный паёк, и даже как убивал. А в ответ — ни осуждения, ни жалости, а лишь сочувствие. Сейчас я как никогда чувствовал связь между нами — нечто невидимое и неосязаемое. Тоненькая нить, но крепче каната, которая дарит самое главное — ощущение, что я не одинок.

— Мне трудно представить, как тяжко тебе пришлось, раз ты решился на такое.

— Не стану лгать, что после тех убийств мучаюсь угрызениями совести. — Она не сказала об этом вслух, но я и так её понял. — Когда я впервые покинул свою камеру и наткнулся на Стива, меня чуть не стошнило. Безо всяких усилий с моей стороны он быстренько рассказал про свои кошмары. Знаешь, что меня тогда остановило? Точно не муки совести. Оказалось, этот любитель поиздеваться над маленькими девочками неплохо знаком с магловским миром, и в своих кошмарах сидел не в Азкабане, а в простой тюрьме, в одной камере с десятком обычных преступников. Волшебники привыкли считать Азкабан самым паршивом местом на свете, но Стив понимал, что ему крупно повезло, когда он не попался в руки магловским полицейским. Я посчитал, что убивать его — проявить милосердие, потому и оставил наедине со своими кошмарами, где сокамерники пускают его по кругу.

Несмотря на эти откровения, Флер подсела поближе и сжала мою руку, явно пытаясь подбодрить. «Глупенькая», — подумал я с нежностью. Меня ведь и вправду не терзают угрызения совести — подонки это заслужили. А вот она — другое дело. Преодолеть сколько трудностей, но тут появился я и всё испортил.

Мы сидели настолько близко, насколько это вообще возможно. И какого секса — лишь приятное чувство поддержки. Девушка не знает о моих планах и не задаёт вопросов, а я понятия не имею о её роли в Ордене Феникса и о том, какое место она отвела себе в этой войне. У нас полно секретов, но всё-таки, как бы странно это не звучало, сейчас мы искренни друг с другом. Возможно, приятное чувство, которое меня согревает, это не уют, а доверие? Развить мысль мне помешала завибрировавшая палочка Флер. Итак, в нашем разговоре нужно поставить точку, а мне пора идти.

Благодаря собеседнице я уже знаю, где выход, и после надлежащего прощания направляюсь именно туда.

— Как ты будешь обходиться без палочки? — голос вейлы застал меня прямо на пороге, и для ответа пришлось прикрыть дверь.

— Что-нибудь придумаю. — Не говорить же ей, что собираюсь украсть палочку у кого-нибудь из обитателей дома.

— Я уже всё придумала за тебя, — заявила она, а потом подошла поближе и протянула собственную. — Вернёшь, когда купишь новую.

— Разве Олливандер не утверждал, что она с норовом?

* * *

Стою, вдыхаю полной грудью отнюдь не чистый лондонский воздух, и в которой уже раз думаю о Флер и её странной способности чувствовать меня. Похоже, дела обстоят гораздо хуже, чем я думал. Особенно если судить по той убеждённости, с которой девушка ответила на мой вопрос:

— Тебя она послушается.

Впрочем, не думаю, что моё ответное молчание пришлось ей по вкусу. Я был сегодня честен и просто не смог соврать, когда она спросила, дал бы я знать, что выжил. И ни единого упрёка. Так почему же, чёрт побери, у меня появилось ощущение, словно я теряю что-то важное?

От автора: я понимаю, что уже изрядно затянул с новой главой, поэтому решил разделить её на две части.

* * *

Сегодня вечером, спустя два дня после исчезновения Гарри Поттера, Альбус Дамблдор решил поделиться с Орденом весьма важной информацией, а именно — раскрыть секрет бессмертия Томаса Марволо Риддла. Директор Хогвартса долго взвешивал все «за» и «против», но всё-таки понял, что ему одному тянуть такую ношу не под силу. Разумеется, в его распоряжении множество людей даже помимо верных сторонников, и он в любой момент может отдать приказ как Верховный чародей. Конечно, многое пришлось бы согласовывать с Фаджем, однако с учётом огромного собственного политического веса это уж точно не проблема. Министр, каким бы идиотом не был, не рискнёт столкнуться с Дамблдором в открытую. Максимум, что от него можно ожидать — гневные высказывания в сторону оппонента, и не больше. Всё-таки Альбус не давал Корнелиусу повода настраивать общественность против себя. Даже дело Гарри Поттера, где он выступил защитником, не поколебало его авторитет. Скорее, лишь прибавило популярности. Учитель, который изо всех сил пытается спасти своего ученика — вот на что обратили внимание граждане магической Великобритании. И, разумеется, было бы верхом глупости и дальше настаивать на возрождении Тома, когда подозреваемый сам дал признательные показания под сывороткой правды. Объявить военное положение оказалось невозможным, однако Альбусу не впервой вести войну, так сказать, из-за кулис. И вот теперь настало время раскрыть карты тем, кто этого достоин, тем, кто на деле доказал преданность своим идеалам и готов пожертвовать жизнью ради победы — своим сторонникам. И не последняя причина для откровенности — Дамблдор отнюдь не бессмертен. Жизнь настолько непредсказуема, что даже кентавры вряд ли возьмутся предположить, когда прервётся его путь. И пусть он уйдёт, кто-то же должен продолжить его дело — оставить Тёмного лорда без спасительных якорей. Пророчество поставило некоторые ограничения, но Альбус пытался выжать из ситуации максимум и облегчить задачу для Гарри.

Дверь в бывший рабочий кабинет Ориона Блэка открылась, пропуская тех, в ком директор был уверен на все сто. Каждого толкали разные причины, начиная от ненависти и заканчивая любовью, но он знал, что все они пойдут до конца. Сириус Блэк, Ремус Люпин, Кингсли Шеклболт, Минерва МакГонагалл, Северус Снейп и юная Флер Делакур. Из всех Уизли Альбус пригласил только Билла. Молли и Артур и так делают всё возможное, чтобы помочь их делу (последний даже в ущерб работе), поэтому нагрузить их ещё больше директору не позволяла совесть.

Все расселись и в ожидании уставились на лидера. Касательно ежедневных поисков Гарри они отчитались только несколько часов назад и теперь пытались угадать, какие новости им сообщат. Конечно, некоторые думали, что Альбус нашёл мальчика, однако директор хорошо его знал и потому прекрасно понимал: все эти розыски — бесполезная трата времени. Он бы вообще их прекратил, но вряд ли остальные это оценят. Впрочем, неожиданного союзника Дамблдор всё-таки нашёл.

— Если опять про Гарри, я, пожалуй, пас, Альбус. Мой крестник не хочет, чтобы его нашли, так почему я должен идти наперекор его желаниям? — показывая всем своим видом, что от своих слов не откажется, Сириус откинулся на спинку кресла.

— Сбежать, трусливо поджав хвост? Вот он, сын Джеймса Поттера, — разумеется, Северус не мог оставить без внимания реплику школьного врага. — Действительно, зачем мальчишке сражаться с Тёмным лордом, если можно просто спрятаться? Готов поспорить, Блэк, будь у Поттера три школьных приятеля, он бы ещё подумал. Как раз в стиле его отца — нападать только с численным перевесом.

Присутствующие удивлённо посмотрели на Снейпа. Ещё бы, они уже давно не слышали со стороны зельевара выпадов в адрес Гарри. После поцелуя дементора профессор вообще редко заглядывал на Гриммо, но и коротких визитов на собрания Ордена хватало, чтобы понять, — казнь Гарри подкосила не только Блэка. Оказывается, Северус тоже тяжело перенёс смерть Поттера. Впрочем, ответ Сириуса не заставил себя ждать.

— Знаешь, Снейп, зато это как раз в твоём стиле — спрятаться за чужую спину. Может, продемонстрируешь, на что ты способен? Я даже тебе подскажу: на следующей же встрече с Волдемортом просто достань палочку и прикончи ублюдка, желательно в спину, как ты умеешь. Всего два слова, и тебе больше не придётся искать сына Джеймса.

— Другого я от тебя и не ожидал, Блэк. Сидишь тут в четырёх стенах и рассуждаешь, насколько полезны другие члены Ордена, — голос декана Слизерина был холоден как лёд, а на его губах по-прежнему играла усмешка. Он всегда умел держать себя в руках, и этот случай — не исключение. — Может, лучше ты продемонстрируешь, какая польза от тебя, и попытаешься хоть что-то сделать? — лицо Снепа скривилось в притворном удивлении. — Ах да, ты ведь не можешь покидать особняк. Извини, я забыл, что даже от Молли Уизли больше толку, чем от тебя. А ты всего лишь беглый заключённый, который приходит в себя после Азкабана. Как... удобно.

В надежде, что Дамблдор прекратит этот балаган, Флер бросила взгляд в его сторону. Однако, судя по всему, тот и не собирался вмешиваться. Откуда ей знать, что, слушая спорщиков, Альбус едва ли не получал удовольствие? Ещё бы, ведь только сейчас, когда оба узнали, что Гарри выжил, они пришли в норму. И если норма для них — взаимные оскорбления, кто он такой, чтобы им мешать?

Ремус уже собирался придержать Сириуса, чтобы друг не наделал глупостей, однако Блэк всего лишь спокойно ответил:

— Ты сейчас в моём доме, а Орден, в котором ты состоишь, «живёт» на мои деньги. Думаю, это гораздо полезней, чем повторять как попугай: "Темный лорд решил пока затаиться". Ну а по поводу Азкабана... поверь, я перенёс заключение на удивление легко. Видимо, у меня оказалось слишком много приятных воспоминаний. Например, как ты висел вверх ногами, демонстрируя свои подштанники. Как считаешь, может, даже для дементоров это слишком?

От удивления зельевар едва не приподнял брови: чаще всего после этой фразы Блэк уже начинал кипятиться и хвататься за палочку, а тут — ноль эмоций. Поразительно! А он-то думал, что больше его ничем не удивить. И на тебе: сначала очнувшийся после поцелуя дементора Поттер, потом –Блэк, который держит себя в руках… Даже мальчишка удивил его меньше!

— Только ты мог придумать такой мерзкий способ борьбы с дементорами. Может, мне пора задуматься, стоит ли поворачиваться к тебе спиной?

— Хватит! Альбус, я тут по делам Ордена и хочу послушать тебя, а не двух мальчишек, которые по ошибке считают себя мужчинами. У нас на носу война! Я уже много лет преподаю, и вдоволь насмотрелась, как грызутся дети. Если собираешься сказать что-то важное — давай поторопимся. — Взгляд Минервы МакГонагалл задержался на Сириусе. — Я, в отличие от некоторых, не наследница огромного состояния, поэтому мне приходится работать. В конце концов, эссе само себя не проверит. Тебе ли этого не знать, Альбус?

— Ты как всегда права, Минерва. Каждый член Ордена Феникса приносит столько пользы, сколько может — ни больше, ни меньше. И на большее ни один лидер рассчитывать не станет. Все здесь собравшиеся — достойнейшие маги своего поколения. Я собрал вас здесь, чтобы поделиться важной информацией, которая поможет нам победить в этой войне.

Заметив, как подобрался явно желавший ответить на резкость Минервы Сириус, Дамблдор поспешил закончить побыстрее. В последнее время для его сторонников отдых был просто манной небесной, но, увы, в силу малочисленности Ордена вместо положенного сна им всем приходилось работать ещё больше. Что ж, Альбус и не рассчитывал на что-то другое, но всё-таки надеялся, что распрей между своими удастся избежать. Грызню Северуса и Сириуса всерьёз он не воспринимал — те так давно «на ножах», что, помимо взаимной неприязни, тут дело в привычке. А когда будет надо, эти двое станут биться плечом к плечу, в этом директор не сомневался. Гораздо хуже, если и другие орденцы к ним присоединятся. И откуда Сириусу знать, что родственники Минервы остро нуждаются в деньгах, поэтому вопрос финансов для неё — очень болезненный? Не говоря уже об элементарной усталости. Его зам всегда была независимой, и сейчас на пределе сил пытается помочь кузине. И даже на прямой вопрос, может ли он быть чем-то полезен, Минерва ответила твёрдым отказом. Видимо, её не убедили слова босса, что многих членов Ордена он считает своей семьёй.

Да, многие его люди на грани, но выбора нет — один он не справится.

— Прежде, чем я перейду к главному, попрошу всех принести Непреложный обет. Ни в ком из вас я не сомневаюсь, однако то, что вы услышите, должно остаться в тайне даже при самом худшем раскладе. Никто из вас этого делать не обязан, но в таком случае попрошу его удалиться. Если останетесь, всю вашу работу в Ордене возьмут на себя другие. Эти сведения слишком важны. Надеюсь, вы меня поймёте.

Теперь Альбус внимательно наблюдал за своим заместителем. Как бы ни хотелось дать ей время разобраться со своими проблемами, сейчас её знания просто необходимы.

Тишину нарушил голос Сириуса:

— Когда я в последний раз поверил на слово человеку, которого считал другом, потерял Джеймса и Лили. Если из-за этого не появится новый Питер, я только «за». Когда уже начнём, Альбус?

Правда, хозяин дома предпочёл не упоминать, что эта ошибка помогла выиграть войну. Остаётся надеяться, что на этот раз они победят и без предательства.

С формулировкой клятвы Дамблдор определился уже давно и постарался учесть все детали. Ему ли не знать, что, как говорят маглы, помяни чёрта… Когда Кингсли, который принёс обет последним, вопросительно на него посмотрел, Альбус махнул рукой, призывая Омут Памяти. Перед разговором на главную тему пусть все просмотрят битву Гарри и Тома. К сожалению, размеры Омута не позволяли смотреть «кино» сразу всем, поэтому он поделил соратников на две группы. И первый «сеанс» — для самых стойких. Директор не горел желанием отвечать на вопросы дважды, поэтому Сириусу, Ремусу и мисс Делакур придётся подождать.

— Можно вопрос, Альбус? Я не сомневаюсь в Уизли вообще и в Билле — в частности, но рассчитывал увидеть Артура, а не его сына.

Таких вопросов Дамблдор ожидал. Впрочем, тайны здесь нет никакой — Билл и в самом деле весьма талантливый волшебник.

— Разумеется, Сириус. Всё дело в его профессиональной деятельности. Артур — хороший человек, но в качестве разрушителя проклятий нам поможет только Уильям. Причём он — один из самых молодых сотрудников банка. Думаю, это говорит о многом.

— Если бы мы собирались грабить могилы, я бы ещё понял зачем тут Мародеры. Лично меня больше интересует, что тут делает мисс Делакур. Разрушитель проклятий у нас уже есть, в то время как вы, мисс, хоть и выступали на Турнире, но ничего выдающегося не показали.

Дамблдор с трудом сдержал тяжкий вздох. Если уж заговорил Сириус, Северус обязательно вставит свои два кната. Разумеется, сейчас не время рассказывать о чувствах девушки к Гарри, и уж тем более, что по отношению к ней это будет как минимум подло. Ему известно, что девочка мечется между бывшим гриффиндорцем и слизеринцем, однако сам бы поставил на последнего.

— За вами я тоже не заметила ничего выдающегося. Скорее, даже наоборот. Надеюсь только, что шпионите вы лучше, чем преподаёте.

Альбус понял, что на этот раз придётся лично гасить зарождающийся конфликт.

— Отец мисс Делакур — один из самых влиятельных французских политиков, а её мать занимает далеко не последнее место в Ковене вейл. Такой ответ тебя устроит, Северус? От себя добавлю, что для освобождения Гарри она сделала намного больше, чем мы все, вместе взятые. А сюда её привела собственная целеустремлённость.

— Если говорить о тех, кто хотел освободить нашего «героя», следовало бы пригласить Фаджа. Тот ведь тоже пытался вызволить мальчишку. Правда, своими методами. Заплати Поттер побольше, и министр лично бы расстелил дорожку от камеры до тюремных ворот. Ну что, Блэк, как тебе новый меценат? Похоже, не один ты купил себе место.

— Достаточно! Если по-другому разговаривать не умеете, я готов терпеть ваши ссоры. Я даже согласен, что у каждого из вас есть причины для взаимной неприязни. Но впутывать других членов Ордена не позволю. На первый раз извинений будет достаточно. Что скажите, мисс Делакур?

А девочка хорошо владеет собой, и даже её аура вейлы по-прежнему под контролем. Дождавшись её кивка, Альбус перевёл взгляд на Северуса.

Тот скривился и, похоже, собрался выплюнуть извинения, но его прервал Билл Уизли:

— Чёрт побери, профессор, могли хотя бы предупредить, что там нас ждёт Неназываемый! Да я чуть не аппарировал прямо в воспоминаниях!

— Все вопросы потом. Полагаю, теперь ваша очередь, господа.

Сириус недоверчиво посмотрел на побледневших соратников из первой группы и последним нырнул в Омут Памяти. Теперь остаётся только ждать.

Кингсли и Минерва вернулись на свои места, в то время как Уильям отошёл к окну и явно пытался взять себя в руки. И всё чаще поглядывал на фигурку мисс Делакур. Видимо, он уже почти пришёл в себя. Как бы там ни было, эти трое не набросились на директора с вопросами и способны подождать.

Прошло минут десять, и тишину нарушила невнятная ругань двух мужчин, которые вынырнули из Омута. На их фоне юная вейла выглядела на удивление спокойно, и только чуть побледневшее лицо выдавало напряжение. Впрочем, кроме директора наверняка это заметил только Северус.

— Я хочу знать, как давно у вас хранятся эти воспоминания. Я только что наблюдал, как мой крестник сражается с Волдемортом. С ходячим доказательством его невиновности!

— Мне тоже это интересно, Альбус. Надеюсь, ты уже отправил копию мадам Боунс? — казалось, Ремус постарел на пару лет. Он всегда выглядел старше своего возраста, а ранняя седина это только подчёркивала, но сейчас это было особенно заметно. Видимо, встреча с друзьями, пусть всего лишь в виде призрачных теней, оставила свой след. — Мы видели там Джеймса и Лили... как такое возможно?

— Предавать огласке то, что вы видели, нельзя. Я ведь не просто так попросил принести обет. Даже если убедить Амелию молчать, следствию потребуются доказательства, а для нас это неприемлемо. Фактически даже выиграв дело, мы всего лишь обелим имя Гарри. Если он хорошо скроется, ему ничего не грозит, пусть даже кому-то из нас станет известно, где его искать. А Министерству, которое даже не знает, что он воскрес, его точно не поймать.

— Но эти воспоминания могут помочь Сириусу. В отличие от Гарри, его-то ищут. И если поймают, приговорят к поцелую. Сомневаюсь, что он способен повторить подвиг своего крестника.

— А я начинаю сомневаться, есть ли у тебя мозги, Люпин. Питтегрю всегда крутится возле Лорда, пытаясь исправить оплошности ритуала. — Снейп явно начинал закипать. Он понимал, что такие вопросы непременно возникнут, но, чёрт побери, сколько можно объяснять очевидное? — Как ты думаешь, насколько быстро меня раскроют, если из всех Пожирателей только Белла и Антонин прилично владеют легилименцией? Я ведь не могу, как Блэк, отсидеться дома. Не говоря уже об упущенной возможности добывать важную информацию. В отличие от Ремуса, который спокойно воспринял реплику зельевара, хозяина дома ответ не устроил.

— Тогда какого Мерлина мы всё это смотрели? В невиновности Гарри я и так не сомневался, как и в правдивости его слов.

— Сириус, мы собрались здесь для того, чтобы помочь Гарри выжить, — спокойно ответил Альбус и добавил: — И чтобы каждый из вас оценил его возможности. А теперь позвольте объяснить, как мальчик выжил после поцелуя. Но для начала, надеюсь, вы все успокоитесь и дадите мне возможность договорить до конца.

Взгляды собравшихся скрестились на Блэке, и тому ничего не оставалось, кроме как усесться на место и выразительно посмотреть на директора.

— Всем известно, что Волдеморт всегда стремился к бессмертию. И уже в бытность простым студентом Хогвартса Том Марволо Ридлл нашёл такой способ. Крестражи. Чёрная магия, на фоне которой даже Непростительные выглядят детской забавой. Заклинание раскалывает душу, заключая её часть в материальный предмет, что позволяет её хозяину возродиться. В воспоминаниях Питера мы видели ритуал, вернувший Тома к жизни. Точнее, к её подобию. К сожалению, свою память и магические силы он сохранил полностью.

— То есть, сейчас мы можем его уничтожить? — от напряжения голос МакГонагалл слегка дрожал.

— К сожалению, нет, — Дамблдор устало прикрыл глаза. В отличие от Кингсли и Северуса (последний был уже в курсе), остальные приняли эту новость не лучше Минервы. — Разделить душу Том мог не один раз — у меня есть доказательства, что он сделал как минимум два крестража. К счастью, оба уже уничтожены. Один из них — его школьный дневник, который подбросили Джини Уизли на её первом курсе. Найти того, кто это сделал, мне не удалось, но кое— какие догадки есть.

— Какое чудовище может так поступить, Альбус?

Минерва была не только заместителем директора, но и деканом факультета, на котором учится девочка, поэтому её негодование удивления не вызвало.

— Это только моё мнение, но я бы указал на Люциуса Малфоя. В том году он хотел протащить несколько законов, и если бы мой авторитет оказался подорван, у него бы получилось. Впрочем, лишить меня поста в Визенгамоте выгодно очень многим.

Возможно, Минерва и хотела что-то добавить, но её прервал спокойный голос Кингсли:

— Если сейчас мы ничего не можем сделать, на время предлагаю об этом забыть. Что со вторым крестражем, Альбус?

Директор посмотрел на Ремуса, Сириуса и Флер. Пока они держат себя в руках, но вот надолго ли?

— Тут всё гораздо сложнее. Дело в том, что крестражем может стать не только предмет, но и живой организм, в данном случае — человек.

Девушка сообразила быстрее всех.

— Ne peut pas etre, вы хотите сказать...

— Да, мисс Делакур, вторым крестражем был Гарри. — На мгновение Альбуса окружила аура силы, поэтому Блэк, который собирался вмешаться, промолчал. — Повторюсь для всех: он БЫЛ крестражем. В ту ночь, когда Том пришёл в Годрикову впадину, он, скорее всего случайно, оставил в известном шраме частичку своей души. Вот почему он сумел взять под контроль тело Гарри на суде. Я думаю, мальчик обо всём догадался, сделал правильные выводы и попытался от него избавиться. Своими методами, конечно, что не помешало ему преуспеть.

Дамблдор пристально оглядел присутствующих. Некоторые, конечно, потрясены, но это вполне объяснимо. Сейчас главное — правильно расставить приоритеты.

— Здесь на столе — всё, что мне удалось собрать по Тому Ридллу. Когда вы ознакомитесь с этими материалами, мы продолжим разговор о крестражах. Но сначала я хочу с вами обсудить ещё одну неприятную новость. Когда Гарри уничтожил крестраж, он, можно сказать, снял с себя ограничитель. Таким сильным он ещё никогда не был, и я боюсь, его тело может не справиться.

Все собравшиеся понимали, о чём идёт речь. Магия — это не просто возможность творить заклинания, черпая энергию отовсюду. У каждого мага есть предел, за которым начнётся истощение, вплоть до летального исхода. Недаром же в магические школы всего мира детей принимают только с одиннадцати лет, ведь именно в этом возрасте их тела начинают усваивать магию. Начни они заниматься раньше, и их судьба может стать плачевной. Гарри являлся редким исключением, хотя в свои годы мог бы выглядеть и повнушительней. Впрочем, судя по воспоминаниям Флер Делакур, в этом плане заключение ему пошло даже на пользу. Стоит ещё заметить, что Гарри пользовался не всем своим резервом. Даже закон, запрещающий колдовать на каникулах до совершеннолетия, придуман не на пустом месте — организм юных волшебников должен отдыхать. Правда, это не мешало большинству чистокровных отмахиваться от запрета.

У Гарри сейчас огромные проблемы: за свою серьёзную магическую силу будет расплачиваться его тело. Будь он совершеннолетним — ничего страшного, но, увы, мальчику только пятнадцать.

На этот раз первой голос подала Минерва:

— Я знаю, что есть минимум один способ помочь Гарри — найти ему фамилиара. Только достаточно сильного, чтобы сумел справиться с откатом. Насколько он сейчас силён, Альбус?

— Очень силён. Настолько, что я жалею, что у Фоукса нет брата.

Ответ директора произвёл гнетущее впечатление. Молчание могло затянуться, но Снейп, естественно, даже не пытался держать язык за зубами:

— Предлагаете оцепить все драконьи заповедники?

Даже глухой услышал бы насмешку.

— Мог бы и промолчать, ублюдок, — нервы Сириуса и так были на пределе, и сейчас ему просто необходимо выпустить пар. — Моего крестника ни за что бросили в Азкабан, а теперь, когда он сбежал, ему вновь придётся пройти через ад. В тебе есть хоть капля сочувствия?

Зельевар нисколько не изменился в лице, только взгляд стал чуть холодней.

— Будь я ублюдком, то сказал бы, что сидеть за других — это у вас семейное. Но у меня вопрос: как бы то ни было, но твой крестник — убийца, ведь тех заключенных он убил сам. Скажи, Блэк, если тебе и на это плевать, то как оправдать эти убийства, скажем... перед Министерством?

— Оправдать убийцу, говоришь? Может, Альбус назовёт его своим шпионом?

Дальше директор слушать уже не стал. Наблюдая за перебранкой, которая грозила перейти в дуэль, Альбус с сожалением думал об Аласторе. Где его старый друг? Дамблдор доверял ему больше всех. Да один авторитет легендарного аврора мог погасить эту грызню в зародыше! Он перевернул весь замок, облазил весь кабинет самозванца, но тела так и не нашёл. Видимо, напоследок Барти всё-таки отомстил тому, кто когда-то его поймал.

А ссора всё продолжалась. Правда, сейчас Альбуса больше интересовало, когда его, наконец, спросят, что Том Риддл забыл в доме Поттеров. О пророчестве всё равно придётся рассказать — слишком многое от него зависит. Только поэтому Омут Памяти до сих пор стоит на столе.

Сириус Блэк резко ушёл в сторону, и луч режущего проклятья пролетел мимо. Попытка ответной атаки провалилась, поэтому пришлось спешно ставить щит, чтобы не проиграть с позором спустя всего лишь две минуты после начала дуэли. Стоявший напротив Ремус был предельно сосредоточен и всем своим видом показывал, что лёгкой победы оппоненту не видать. Что ж, тем лучше. После сегодняшних новостей Сириус едва не сорвался, и только встретив по дороге к фамильным запасам алкоголя Ремуса решил, что дуэль – неплохая альтернатива горячительному. И то и другое поможет отвлечься.

За последнее время это был далеко не первый их поединок. Конечно же, в тюрьме Сириус основательно растерял форму, и теперь постепенно приходил в себя. Его крестнику нужна опора, а не погрязший в жалости к самому себе алкоголик. Ещё один резкий поворот, и ударное заклинание проходит мимо, едва не задев ногу. Чёрт, Ремус всегда был очень быстр – в их компании разве что Джеймс мог сравниться с ним в скорости.

Сириус резко взмахнул палочкой, выпуская простое заклинание фейерверка. Глаза оборотня очень чувствительны, и сейчас Блэк использовал старый трюк, чтобы выиграть время. Не забыл он и про волчье чутьё, отправив вдогонку простые чары, которые освежают воздух. Ремус привычно разорвал дистанцию, и, прикрываясь щитами, бросил «Выключатель». Несложное заклинание, которое когда-то придумал Джеймс, подавляло малейшие источники света. В общем, не спасал никакой Люмос. Ещё чуть-чуть, и драться с оборотнем придётся на его «территории», но пара секунд пока есть.

Сириус решил закончить дуэль в стиле Джеймса, и пока Ремус тратил драгоценное время, превращал подарок Нимфадоры в серебро. Конечно, соперника это не обезвредит, и серьёзно ему не навредит, но даст как минимум лишнюю секунду. Вроде бы мелочь, но ему ли не знать, что в сражении мелочей не бывает. Часы на руке оборотня плохо поддавались чарам – мешала аура волшебника, однако подарок преподнесли только сегодня, и магией Люпина тот «пропитаться» не успел. А вот попытка провернуть такой трюк с мантией обречена на провал. Чужая, или, как её ещё называют, дуэльная палочка изрядно мешала, превращая даже самые мощные заклинания в свои жалкие подобия. Давняя практика в чистокровных семьях – колдовать чужими палочками, чтобы отточить боевые навыки, не угрожая оппоненту. Конечно же, Непростительные не в счёт.

Чувствуя, что не успевает, Сириус бросил беспалочковое заклинание хлопушки и быстро ушёл в сторону. Бить по уязвимым местам (например, у оборотней чуткий слух) – слишком старая тактика, поэтому глупо надеяться, что Люпин к ней не готов. Однако Ремусу таки удалось его удивить: он резко сократил дистанцию и мощным ударом отправил соперника в полёт. Чёрт побери, с возрастом этот волчара стал только сильнее! Его пассивный щит практически разлетелся вдребезги. И как тут защищаться?

Чтобы выиграть у оборотня в полной темноте, надо быть Дамблдором, а трюк с часами ещё не готов. Понимая, что Ремус способен услышать даже стук сердца, Сириус снова попытался его отвлечь. Будь они под открытым небом, наколдовал бы ливень, а так опять хлопушка. И ещё одна, и ещё... Внезапно пол под ногами у Блэка начал ходить ходуном, отвлекая и заставляя уйти в оборону. Думай Бродяга, думай! Вызвать землетрясение в особняке Блэков Люпину не под силу, да и опасно для обитателей. Тогда как, Мордред и Моргана, он это сделал? Не хочешь, а выругаешься. Ходить по пляшущей земле Ремусу, с его-то грацией и координацией оборотня, не составит труда, и он снова его достал. Двоечка в корпус, и Сириус впечатался в стену. Мда, жесткого. Его, волшебника хрен знает в каком поколении, отделывают голыми руками!

Грудь обожгла боль – похоже на трещину в ребре. Не следовало ругаться вслух. Чёртова импульсивность, Ремус тоже способен играть на чужих слабостях. Впрочем, своего он добился – часы наконец-то превратились. А теперь контрольный взмах палочкой добавляет им иголок. Раздался резкий вскрик. Так, уворачиваемся от оглушителя, а в ответ запускаем парализующее. Ремус пытается уйти с линии огня, но если знаешь, где часы, несложно догадаться, где искать их хозяина. Лёгкое призывающие… бинго! Люпин валится на пол.

— Луни, у тебя почти получилось – не хватило чуть-чуть. – Прекрасно понимая, что друг его не видит, Сириус раскинул руки в стороны. – А теперь отмени своё заклинание, а то у меня, похоже, сломано ребро. Да и качаться, как на волнах, мне уже надоело.

— Просто призови мою палочку, – голос оборотня прозвучал глухо, однако, судя по всему, он даже не запыхался. – Чёрт, я ведь почти справился!

— Увы, зверюга, между победой и почти победой – большая разница. – Блэк призвал палочку Люпина, и «волнение» улеглось. А теперь надо рассеять "Выключатель". Рука двигалась сама собой, давая время подумать. Судя по всему, Ремус использовал что-то вроде заклиная плуга, только более сильную версию. И в кои-то веки его удивил, основательно рискнув: воткнул палочку в землю и использовал свои сильные стороны, сильные стороны оборотня. Если подумать, для него это огромный шаг вперёд. Раньше в своем особом «состоянии» он видел исключительно недостатки, а сейчас... Видимо, сегодня им всё-таки суждено отведать коллекционные вина Блэков. Он, конечно, не целитель разума, но время для откровенного разговора настало.

* * *

Устроившись в кресле, Сириус пытался собраться с мыслями. Сегодня он либо снова обретёт брата, либо потеряет этот шанс навсегда. Да, хорошими друзьями они останутся, но вот семьёй уже не будут никогда.

— Да, вина твоей семьи – это лучшее, что я пробовал. А ты уверен, что тебе не повредит? – пытаясь сообразить, какого Мерлина тут происходит, Ремус спрашивал осторожно. После освобождения Сириус держал дистанцию, и вдруг после собрания Ордена решил выпить со старым другом? Таких совпадений не бывает.

— Пустяки, хорошее вино зельем не помеха. – Бродяга демонстративно отхлебнул из бокала. – Пока я не достал огневиски, причин для паники нет. И вообще: учитывая обстоятельства, моё здоровье должно тебя беспокоить в последнюю очередь.

Напоминая Ремусу про Азкабан, Сириус понимал, что бьёт ниже пояса. Но в самом-то деле: когда собеседник столько лет провёл в сырой камере едва ли не в обнимку с дементорами, переживать, совместимы ли зелья и алкоголь, просто смешно. Темнота, страх, но самое главное – одиночество. Даже сумасшедшую суку Беллатрикс навещала Нарцисса! Кстати, Белла потом с удовольствием «сообщала» об этом всему Азкабану. Знала ведь, что «любимый» кузен услышит. Неужели Ремус считает, что он всё забыл? Брошенный всеми, никому не нужный… включая человека, которого называл братом. Да, они его подозревали, но, чёрт побери, намекнули один-единственный раз – когда не сказали, кто стал Хранителем! Или у него были причины сомневаться в Джеймсе? Почему он, ради Мерлина, ни разу не навестил Гарри? И почему поступил как трус и не посмотрел в глаза человеку, предавшему друзей?

— Сириус, я понимаю – ты прав, но, честно говоря, понятия не имею, как искупить свою вину. – Да, он бил по больному, но, глядя на побледневшего оборотня, почти испытал удовольствие. Впрочем, жалеть Ремуса не собирался – тот и сам прекрасно справляется.

— Если скажу, что не держу на тебя зла, – солгу. Можно долго рассуждать, что ты смалодушничал, поверив, будто я предал Лили и Джеймса. Не подумав собственной головой, ты послушал других. И не захотел со мной встретиться. Может, посчитал, что так будет лучше? Хотя… все так считали... Но скажи, почему ни разу не навестил Гарри? Я не понимаю, почему беглый преступник в первую очередь подумал не о горячей ванне и чашке кофе, а о крестнике, а ты… ты, кому доверяет Дамблдор, даже не попытался?

Бродяга допил вино и сейчас терпеливо ждал. Стараясь найти ответы, Люпин так вцепился в ручки кресла, что те жалобно заскрипели. Интересно, сумеет?

— Я мог подарить ему надежду, которую не оправдал бы, – хрипло выдавил оборотень. – Бродяжничать, перебиваться с хлеба на воду и раз в месяц от него прятаться? Или прийти в приют, сказать, что я друг его родителей, а потом исчезнуть? Детям нужна семья! Ушёл бы – лишил его надежды. Прямо как у меня в Хогвартсе – мечты и планы разбились о реальность. Это больно, Сириус.

— То есть, ты хочешь сказать, что жалеешь о тех временах? – Блэк едва не сорвался на крик. Подумать только – он выдержал Азкабан, а друг спасовал перед свободой.

— Нет, и ты прекрасно это знаешь. Ты, Джеймс и Лили – лучшее, что было в моей жизни. Тем больнее это терять. Я практически сломался и подумал, что без меня Гарри будет легче. – Слова собеседника резали не хуже ножа, но как ему объяснить, что так действительно лучше, если сам в это не веришь?

— Знаешь, вот слушаю я тебя и думаю: неужели в нашей компании было два ничтожества? – Сириус понимал, что с разговор будет трудным, но не до такой же степени! – Да, маги поступили с тобой жестоко, но, слава Мерлину, мир – это ведь не только Косая аллея. Ты мог чинить маглам вещи, заниматься розыском… да просто устроиться уборщиком! Нужные заклинания знает любой школьник, не сдавший СОВы, и это только навскидку.

— Тебе хорошо известно, что есть законы, которые это запрещают...

— Вот именно. Ты надеешься, что когда-нибудь оборотни получат равные права с волшебниками. И не просто соблюдаешь правила, а возвёл их в абсолют! Ты настолько законопослушен, насколько это вообще возможно, и что? Своим примером ты ничего не докажешь, потому что всем плевать! Смирись! Ты хочешь стать образцом честного человека, воюешь с Волдемортом, но ради чего? Грядёт война, и лично я хочу, чтобы моему крестнику прикрыл спину человек, которому плевать на закон, плевать на мнение других, плевать на всех, кроме друзей. Гарри нужна наша поддержка, и если понадобится, ради него я убью. А ты ради него способен только умереть!

Глядя, как друг пытается сдержать слёзы, Бродяга пожалел, что не захватил огневиски. Мужчинам тяжело плакать, но иногда это необходимо. У них впереди ещё много сражений, и Гарри уже показал, как далеко может зайти. И Сириус Блэк с ним согласен! Философия второго шанса – это к Дамблдору. Пережиток славного прошлого, когда благородство было не пустым звуком. В те времена даже у Гриндевальда было представление о чести. А сейчас воюют подло и низко, не стесняясь использовать родных и близких. Главное, чтобы те были готовы ко всему – даже убивать!

Он ещё многое хотел сказать. И даже сомневался, дружил бы с ними Ремус, не стань изгоем. Ведь если подумать, общего у них было немного. Мародёры держались вместе только благодаря ему и Джеймсу. И пускай вели себя глупо, а порою даже жестоко, им это нравилось. Кстати, в отличие от Люпина. Хотя Лили тоже была против, что не помешало ей влюбиться в Сохатого. Впрочем, любовь слепа. Тем более, что на старших курсах они перестали вести себя как идиоты. Да, он многое хотел сказать, но скажет другое.

— Луни, у тебя есть о чём подумать. – Взмах палочкой, и на столе появляется бутылка магловского виски. – Решай, что сильнее: ты или твои принципы?

Последнее он говорил, уже закрывая дверь.

Мысли о девушках в моём возрасте – это в порядке вещей. Мне пятнадцать, пубертатный возраст, подростковая щетина и в качестве бонуса – гормональные сдвиги на этой почве. И чертовски сложно определиться с симпатиями. Надеюсь, это не любовь, хотя что я о ней знаю? Что вообще можно знать о любви в пятнадцать лет? Ничего! Я не писал стихи, не наблюдал за объектом воздыхания со стороны, не стеснялся заговорить первым... Сколько себя помню, всегда был решительным и самовлюблённым сукиным сыном. Возможно, это и есть фамильная черта Поттеров? Как там говорится – всё познаётся в сравнении? Флер и Гермиона – две идеальные девушки, на которых я положил глаз. И если с Флер всё более— менее ясно, то с Грейнджер всё гораздо сложнее. Тем более, когда идёшь по Косому переулку в трансфигурированном балахоне и не хочешь никому попасться. Хотя особых сложностей нет – меня не хватятся ещё несколько часов. А к тому времени я успею завершить задуманное, так что отставить мысли о девушках и сосредоточиться на главной цели.

Мои планы на будущее довольно просты, и первый шаг – обрести финансовую независимость. Мои предки сумели скопить значительный капитал и теперь обязаны помочь своему потомку. Семья Поттеров долгое время была на вершине магического сообщества, считаясь элитой даже среди аристократии, за что им моя вечная благодарность. А я, в отличие от Малфоя, успехами предков способен гордиться молча. Да что там говорить – в тайне надеюсь, что и они гордятся мной. Конечно, в дальнейшем, когда нынешние богатеи пошли за Риддлом, дела у моей семьи пошли на спад. Впрочем, как у многих светлых и нейтральных родов. Я перечитал немало хроник, старательно изучил первую войну, и там чёрным по белому написано, что сторонники Волдеморта старались разорить своих противников. Конечно же, обобрать до нитки таких титанов как Поттеры почти невозможно, но большую часть капиталов моя семья потеряла. Впрочем, «звание» меня не интересует: богатый наследник – хорошо, обеспеченный – тоже неплохо.

Подойдя к свободной кассе в дальнем углу, где можно скинуть капюшон, я обратился к гоблину:

— Здравствуйте, я хочу поговорить с господином Ядозубом, – стараюсь не обращать внимания на оскал коротышки, который меня явно узнал.

— Могу я узнать цель вашего визита, мистер Поттер? – продолжая ухмыляться, он начал выбивать пальцами дробь. То ли позлить хочет, то ли желает показать своё превосходство. Не надо быть гением, чтобы понять, что ситуация ему нравится.

— Дела рода, – стараюсь соблюдать вежливость, иначе наш диалог точно затянется. Янтарные глаза смотрят на меня с насмешкой, однако гоблин всё-таки что-то чиркнул на бумажке с Протеевыми чарами, и теперь продолжал выстукивать ногтями какой-то марш, явно ожидая ответа.

Моё ожидание оказалось долгим – даже пришлось снова накинуть капюшон. Я уже начал всерьёз беспокоиться – впервые меня встречают в банке так, словно я взял у гоблинов взаймы и не собираюсь ничего отдавать. Прокрутил в голове, где и как я мог перейти им дорогу, и, честно говоря, ничего не припомнил. В любом случае, я стал настолько сильнее, что сумею выйти из банка, даже если меня попытаются удержать силой. Мои возможности возросли на порядок, и магия теперь откликается даже на малейшее желание. А для простых манипуляций даже не приходится строить каркас беспалочкового заклинания – достаточно просто пожелать. Если Риддл настолько силён, неудивительно, что его до сих пор не поймали. Мерзкий коротышка даже не подозревает, что я способен, подобно Дарту Вейдеру, без рук «взять» его за горло и придушить.

Будто прочитав мои мысли, гоблин говорит, что меня проводят к поверенному. В конце концов, нужную информацию я могу получить только от него. По сути, это единственный сотрудник банка, по-настоящему заинтересованный в моём благополучии. Дело в том, что социальный статус гоблина напрямую зависит от финансового состояния его клиента. И мой поверенный ещё помнит те времена, когда его слово весило гораздо больше. Разумеется, он недоволен, что эти славные деньки остались в прошлом, однако даже сейчас занимает в тамошней иерархии далеко не последнее место.

Сопровождающий остановился возле массивной двери, сообщил, что меня ждут, и скрылся. Эх, чую, ждут меня плохие новости.

Со времени моего последнего визита кабинет Ядозуба ничуть не изменился. Огромный дубовый стол, такое же огромное кресло, в котором устроился хозяин кабинета собственной персоной, и пара кресел поменьше для посетителей. Сбоку – книжный шкаф, окна с «картинкой» солнечного дня специально для магов и три спрятанных артефакта, которые сейчас проверяли, кто я такой на самом деле. Неожиданно я сообразил, что запросто могу их уничтожить. Но, видимо, моему подсознанию такая «операция» не понравилась. Подавив желание, присаживаюсь напротив гоблина. Хотят знать обо мне больше – на здоровье. Пусть заодно увидят, насколько я стал сильнее – им полезно.

— Добрый день, почтенный Ядозуб, пусть ваши… – однако моё официальное приветствие невежливо прервали:

— Нет времени расшаркиваться, мистер Поттер. Вас наверняка удивил столь холодный приём, поэтому позвольте пояснить. Для банка вы теперь едва ли не персона нон грата, – гоблин впился в меня цепким взглядом. – Своими действиями вы лишили нескольких влиятельных гоблинов прибыли, я это, как вам известно, у нас не прощают. И дело даже не в сумме, на которую они рассчитывали, вытащив вас из Азкабана – честно признаться, для них она невелика. Нет, они боятся создать прецедент. Тут даже наш вождь бессилен, мистер Поттер. Как только вы сбежали, эти гоблины собрали специальный совет, где и решили судьбу ваших капиталов. Вы уже официально признаны недееспособным, и если ситуация не изменится, и вы не предстанете перед общественностью, ваши активы достанутся Министерству. Данная процедура может затянуться на годы, но в вашем случае реальный срок – три месяца.

Чёрт, чёрт, чёрт... Лишиться наследства из-за самовлюблённых старейшин? Такого я даже представить не мог. Насколько помню, моё состояние оценивается в двести тысяч галлеонов (с учётом акций и активов). И потерять их без борьбы я, разумеется, не желаю. Радует, что Ядозуб сам поднял эту тему. Следовательно, кое-какие шансы у меня есть.

Так, нужно успокоиться и найти выход. В противном случае магия снова выйдет из-под контроля, и я запросто испорчу отношения уже с собственным поверенным.

— Как я понимаю, это тупик? Предстать перед Министерством я не могу – меня сразу же упекут в тюрьму. А меня это категорически не устраивает. Буду сопротивляться, и моё положение станет ещё хуже. Надеюсь, вам есть, что предложить? У меня никаких идей нет.

— Разумеется, мистер Поттер, разумеется. Если не возражаете, начну издалека. – Собеседник сделал небольшую паузу и, не дождавшись ответа, продолжил: – Наша нация уже давно сотрудничает с Министерством, и пока соглашение устраивает обе стороны. Однако в последнее время законы стали жёстче, и на банк, попросту говоря, постепенно начали давить. Ваш случай – всего лишь капля в море. Министерство укрепляет позиции, и господина Рангока это не устраивает. Чтобы понять наш интерес, вы обязаны знать, что восстания гоблинов, о которых у вас принято рассказывать, не всегда затрагивают магов – частенько они не выходят за рамки клана. Наш вождь разменял уже четвертую сотню, поэтому неудивительно, что многие влиятельные лица нацелились на его трон. Наследник ещё мал и, чтобы он занял место отца, господину Рангоку нужно продержаться ещё пару десятков лет. Так вот: лица, которые желают лишить вас наследства, и есть те самые претенденты. Своими действиями вы выставили их далеко не в лучшем свете, и теперь они сделают всё возможное, чтобы восстановить репутацию. А это для гоблинов, вы уж поверьте, абсолютный приоритет. Репутация для нас – всегда на первом месте, мистер Поттер. И если вам удастся перехитрить их снова, положение старейшин окажется совсем плачевным.

Гоблин дал мне время на раздумья. Что ж, для меня ситуация идеальна. До здешних распрей мне нет дела, и раз выгодно поддержать Рангока – быть посему. Но вот как оставить ушлых коротышек с носом, до сих пор непонятно.

— Теперь что касается вас. Мы подняли архивы, и готовы уверенно заявить, что Министерство перед вами бессильно. Тут как у маглов – за одно убийство дважды не сажают. Согласно закону, вас приговорили к поцелую дементора, и приговор был приведён в исполнение. А вот тот факт, что вы его пережили, никого не волнует. Сама процедура не включает в себя смерть подсудимого. Формально он всегда остаётся жив, только без души. Одна оболочка. Но, тем не менее, она существует, стареет и в итоге умирает. Грамотный юрист, которого вам предоставят, сумеет убедить суд. От вас требуется лишь согласие. Некоторые подводные камни имеются, но, можете не сомневаться, мы способны их обойти.

Вот это поворот! Если задуматься, логика здесь есть. Я ведь и в самом деле получил поцелуй дементора, и если в законе нет определённых поправок (а их, судя по всему, действительно нет), я могу официально получить свободу. Вряд ли в истории был хоть один похожий случай. Казнь состоялась, и всё – перед законом я чист. Поразительно – я вместе с гоблинами пытаюсь подставить Министерство! Попахивает предательством – помогаю другой разумной расе вести игру против людей. И не следует забывать, что в случае моего согласия Риддл снова объявит на меня охоту. Повесить на себя мишень или остаться без наследства? Мда, сложный выбор. Плюс ушлые гоблины наверняка не просто так раскрыли часть своих тайн, поэтому если я откажусь, недовольство старейшин станет для меня едва ли не самой незначительной проблемой. А портить отношения с правящей верхушкой мне сейчас совсем ни к чему. Они ведь могут и наплевать на девиз "Гринготтс вне политики Министерства" и подсказать нужным людям, что я жив. В итоге и без наследства меня оставят, и охоту за мной начнут. Да пошло оно всё!

— Господин Ядозуб, мне необходимо подумать над вашим предложением.

— Разумеется, мистер Поттер, – впервые я увидел улыбку своего поверенного (если честно – мерзкое зрелище). Похоже, решил, что я уже согласен. Положа руку на сердце – он прав. – Если скажите "да", я предупрежу нужных людей.

Всё происходит слишком быстро, и одной уверенности гоблинов мне недостаточно. Я, конечно, понимаю, что у них всё схвачено, и поддержать меня в первую очередь выгодно им самим, но раз уж Ядозуб настолько откровенен, почему бы не уточнить некоторые детали?

— Раз уж решается моя судьба, хочу спросить о запасном плане. Эдакий аварийный порт-ключ на случай неудачи или иной запасной путь. Я, конечно, силён, но с Визенгамотом не справится даже Волдеморт, чего уж говорить обо мне.

Чёрт, он опять улыбается.

— Вы сильны, вне всяких сомнений, и это вторая хорошая новость. Что бы вы ни думали, в своё время на мистера Риддла возлагались особые надежды. А когда он их не оправдал, появилась возможность его устранить. Но! Таких магов, как Дамблдор и Тёмный лорд, в мире чуть больше десятка, может – два. И лишь одним своим присутствием они мешают многим государствам (например, Германии и России) плести интриги у нас Англии – уж больно многим она насолила. Возможно, я сгущаю краски, но ни одну страну, где нет хотя бы одного мага вашего уровня, не считают независимой. Нет, её никто не порабощает, но её слово в мировой политике – комариный писк. Ведомые, что с них взять! Я бы настоятельно рекомендовал ознакомиться с текущим политическим курсом. Хотите или нет, теперь вы – важная его часть. Чтобы почувствовать разницу, представьте, что против мага с палочкой вышли десяток маглов с обычными палками. Много у них шансов? Да, в случае предательства весь ближний круг Волдеморта может с ним справиться, ведь это практически элита магической Британии. Однако Лорд Судеб – это не просто самопровозглашённый титул, это вполне заслуженное звание. Кстати, его смело может носить ещё и нынешний глава Визенгамота. На них не действует ментальное давление, Империус или затуманивающие разум эликсиры. Многого бы сумел добиться Волдеморт, если бы против него выставили отряд авроров под Феликс Фелицис? Лорд Судеб сам куёт свою удачу, мистер Поттер, и влиять на него магией бесполезно.

Стать магом такого уровня – заманчивая перспектива, однако я знаю одно пророчество, которое ставит крест на невозможности контролировать Лорда Судеб. И, я, чёрт побери, типичный тому пример.

— Господин Ядозуб, в учебной программе Хогвартса есть прорицания. Так вот, выбирая дополнительные предметы, я немного подготовился. И знаю несколько пророчеств о Мерлине, который, однозначно, в худшем случае был так же силён, как Альбус Дамблдор. Как минимум одно из них исполнилось.

В ожидании ответа я замер. Возможно, у меня есть выход из этого порочного круга. Сомнений больше нет – чёртово пророчество не даст мне сбежать. Только так я могу объяснить, почему все мои попытки уйти оборачиваются провалом.

— Увы, у гоблинов нет ответа на этот вопрос – нас эта тема никогда не интересовала. Однако, если вы настаиваете, могу поискать. – В ожидании ответа Ядозуб замолк. Я отрицательно покачал головой – не стоит им давать ещё один рычаг давления на меня. – Но если хотите узнать моё мнение, у гоблинов есть поверье, что иногда среди нас появляются те, кто родились для какой-то цели – своего рода миссии. Последним был господин Рангок, объединивший кланы в могучий банк. Позвольте совет, мистер Поттер. Обещаю, это останется исключительно между нами. Если вы знаете волшебника, облечённого миссией, посоветуйте ему не бежать от ответственности. Поверьте, будет только хуже. Он должен сам выбрать путь к цели, в противном случае выбор сделают за него.

Мы ненадолго замолчали. Какой тонкий намёк, что мой поверенный обо всём догадался. Впрочем, он заявил, что это останется между нами, и тут я склонен ему верить. Да и выхода у меня нет. Что ж, беседа была продуктивной, пора и честь знать.

Прощаясь, Ядозуб попытался меня обнадёжить:

— Теперь вы понимаете, к чему я вёл? Магами вашего уровня не разбрасываются, мистер Поттер – с ними всегда стараются договориться. Ваша личная сила – это и есть ваш порт-ключ и запасной выход.

* * *

Стою возле моего первого схрона и размышляю о своей непростой жизни. На данный момент доступ к моему сейфу для меня закрыт, но это не главная проблема. Деньги я всегда могу украсть, благо никогда не был праведником. Собственно, я так и поступил, лишив кошелька случайного прохожего. Как оказалось, главная проблема – резко возросшие магические способности. Временами я просто теряю над ними контроль, и тогда меня ожидает весьма болезненный откат. К сожалению, тут мой поверенный оказался бессилен – таких знаний у гоблинов просто нет. Думаю, стоит каким-то образом связаться с Флер. Надеюсь, она поможет. Моя интуиция буквально вопит, что уладить проблемы с магией – жизненно необходимо. И именно она подсказала, что следует посетить наше тайное с Диланом место. Да, именно там всё началось: постоянные тренировки, приглашение в Хогвартс, беседа с Дамблдором... Остаётся надеяться, что здесь всё не закончится.

Беглый взгляд показал, что тут уже давно никого не было. Впрочем, неудивительно. В конце концов, я умею неплохо скрываться, да и в ментальных дисциплинах далеко не профан. В общем, посетив пару мест, где любят тусоваться подростки из моего родного приюта, я узнал, что лучшего друга искать здесь бесполезно. Поговорить со знакомыми или воспитателями – настоящая глупость. Логика подсказывает, что за ними следят. Да и раскрывать инкогнито сейчас в мои планы не входит. Оказывается, мой названый брат обрёл то, чего тут лишены все – родственника. Подробностей я не увидел, в отличие от деталей знатной пирушки, что крутились в голове у парней. Эх, знатное получилось прощание!

Ладно, хватит предаваться воспоминаниям. Дилан не мог не оставить мне письмо или хотя бы ориентир, по которому я смогу его найти. Распотрошив схрон, я лишний раз в этом убедился. Короткая записка, где он рассказывал о своём дяде, и его новый адрес. Коротко и по существу. Плюс небольшая приписка, что обо мне расспрашивали легавые в штатском, и практически приказ с пометкой «срочно» приехать к нему. Что ж, в мои планы вполне вписывается. А насчёт подозрительных лиц… сразу ясно, что обо мне наводили справки, прежде чем упечь в Азкабан. Тут без сюрпризов, в отличие от второй находки.

Огромный фолиант в тёмной потрёпанной обложке и записка. Почерк директора Дамблдора я опознал без проблем.

"Это будет полезно".

Книга под названием "Фамилиары, минусы и плюсы" это, конечно, здорово, но мантия-невидимка, которая оказалась в пакете с запиской – ещё лучше. Привычное покалывание в пальцах, когда беру в руки семейную реликвию. Я-то думал, она навсегда останется в Хоге, но нет. Мантия опускается мне на плечи, и по телу катится волна. Внезапно я понимаю – меня признали. Интересно, раньше я этого не замечал, потому что был слабее? Или крестраж Риддла не давал мантии признать меня полноценным хозяином? Впрочем, неважно. Спасибо тебе, старик, где бы ты сейчас не находился. Может, пожелал бы тебе большего, но меня снова настиг чёртов откат.

Голова буквально взорвалась, чувства обострились до предела, и целая какофония звуков пытается меня оглушить. Цвета стали настолько насыщенными, что захотелось закрыть глаза. Слюна во рту «подарила» целый букет вкусов, а слабый ветерок внезапно показался ураганом, вызывая дрожь с примесью щекотки. Скрутило так, что меня рвало желчью, а потом снова это мерзкое ощущение на языке принесло бесчисленное разнообразие вкусов. Всего минута, а я уже готов покончить с собой. Чувства резко «засыпают», и я пытаюсь приподняться на одеревеневших руках. Вот он, новорождённый Лорд Судеб – берите, пока тёпленький. Оставляю попытки встать и стараюсь расслабиться. Ладно, через пару минут буду в норме. Смотрю на выпавший листок с адресом Дилана. Мне и вправду понадобится место, где можно всё спокойно обдумать. Не хочется подставлять друга, но там меня точно искать не будут. Разве что Дамблдор, но тут я спокоен – ищи он встречи, ждал бы меня здесь.

— Каррр.

Рядом со мной приземлился мой почтальон.

— Ну, привет, пернатый, долго же ты меня искал.

Ворон внимательно на меня посмотрел, затем подскочил поближе, подхватил письмо Дилана и вопросительно уставился мне в глаза.

— Да, да, я тоже по нему скучал.

* * *

Мой рассказ занял около трёх часов. Мы сидели в местном парке (к счастью, тот пустовал), и я ждал, пока Дилан придёт в себя.

— Да ты, Тесла, мать твою, самый невезучий герой на этой планете!

Услышав своё новое прозвище, я привычно дёрнул щекой. Значит, он так и не оставил попыток подобрать мне кличку. По крайней мере, это лучше чем Флэш. Слава Всевышнему, Мерлину и всем, кому там положено молиться! Ребячество, конечно, прозвище – меньшая из моих бед, но неприятный осадок всё равно остался.

Со времени нашей последней встречи друг сильно раздался в плечах. На свой рост я никогда не жаловался (уже вымахал выше среднего), но Дилан теперь опережает меня на полголовы. Рослый и крепкий, с волевым лицом и смешинкой в глазах… Берегитесь, местные девчонки! Классический типаж голубоглазого блондина – истинный ариец. Так что шансов у него нет – прозвище приклеилось намертво.

— Знаешь, я ведь думал устроить сюрприз – огорошить новостями о своём дяде, но ты меня капитально уел. Даже не знаю, брат, что тебе посоветовать. Магия – немного не мой профиль, но даже мне ясно, что уйти у тебя не получится. – Дилан хлопнул меня по плечу. – Я сильно за тебя переживаю. Всё-таки ты – единственный человек, за которым я пойду до конца, каким бы тот ни был. Но мне кажется, трусость тебе не к лицу. Прости за резкие слова, Тесла, но там у тебя есть то, чего лишены простые парни из нашего бывшего приюта. Там у тебя есть семья. Я знаю, что больше половины парней даже за призрачную надежду обрести близких пойдут на всё. Да, мы не ангелы, и за нами полно грешков, но и откровенных ублюдков среди нас нет. Чёрт, да Джонсон, который отправил в больничку кучу парней, недавно не смог пройти мимо, когда трое мудаков приставали к девчонке. Он получил три ножевых, но девчонку не бросил. Понимаю, по сравнению с твоей ситуацией – небо и земля, но и ты не беспомощный мальчик. Там у тебя есть девушка, которая за тебя боролась, и не бросила даже когда узнала о твоих планах. Без обид, но не знай я тебя лучше, уже бы врезал по физиономии.

Скажи мне это кто-то другой, послал бы куда подальше. По сути он прав, и его слова отражают мои собственные сомнения. Друг сказал, что пойдёт со мной до конца, но ведь и я могу заявить то же самое. Что бы почувствовал Дилан, если бы я ушёл? Не хлопнул дверью, а потихоньку сбежал, не сказав ни слова? Мой крёстный больше десяти лет провёл в персональном аду, а сбежал оттуда с единственной целью – найти меня. Как бы грустно это ни звучало, то, что я ценю в других людях, сам отдать оказался не в силах. Хуже предательства для меня ничего нет. Из-за него умерли многие достойные люди, из-за него Сириус попал в Азкабан, из-за него погибли мои родители… И самое страшное – теперь я сам стал предателем. Нет, Дилан не открыл мне глаза – позже я и сам пришёл бы к этому выводу. Человек не меняет своё мнение только в двух случаях: если он мёртв или у него не все дома. Зная это, несложно признать свои ошибки.

— Да я бы и сам себе врезал. Магический мир нуждается в Поттере, пошел бы этот магический мир. Главное – в Гарри нуждаются мои близкие. Да здравствует новый Лорд Судеб!

— Вот это, брат мой, правильные слова, – Дилан поднялся и протянул мне руку. – Пойдём, по дороге расскажу, как я тут устроился.

И вскоре я узнал, что его дядя (только тссс!) легавый. Кто-то вроде крутого детектива. На мой вопрос, почему этот "крутой" детектив так долго не мог отыскать собственного племянника, друг рассмеялся и сказал, что он и не искал. Затем отмахнулся от дальнейших расспросов, заявив, что расскажет позже, и перевел разговор на мою мантию и её практическое применение. Конечно же, на его взгляд, лучше всего подглядывать в ней за девчонками, и тут я с ним согласен. И даже выдал парочку историй с «участием» душевой, старшекурсниц и Поттера в мантии-невидимке.

От глобальных проблем Британии мы плавно перешли к более насущным – к девчонкам, обитавшим поблизости. Погружённый в собственные мысли, я только краем уха слушал рассказ про сногсшибательную девушку, которая приезжала летом, а в сентябре уехала. Дилан пытался к ней подкатить, но потерпел неудачу. И тут я «цепляюсь» за знакомое имя и резко останавливаюсь.

— Я тебе же говорю – настоящая конфетка. Я и так, и эдак, а она только вежливо улыбается и проходит мимо...

— Постой, – хватаю его за руку и разворачиваю лицом к себе, – как говоришь, её зовут?

— Гермиона. Имя редкое, но я запомнил. В отличие от фамилии.

— Грейнджер, да?

В положительном ответе я не сомневался. Как там говорил гоблин? Стоит только прекратить бежать и самому выбрать путь к цели, как средства сами пойдут к тебе в руки. Главное – всё хорошенько обдумать и не перегнуть палку. Но я спокоен. В конце концов, Лорд Судеб сам куёт свою удачу.