Чудовищно переигрываем (гет)

лето 2000

ладно, ладно, давай не о смысле жизни, больше вообще ни о чем таком

— К чёрту, — звон разбитого стекла и осколки, летящие во все стороны. Очередная фамильная реликвия со звоном летит с каминной полки. В былые времена можно было разнести всю комнату «Бомбардой», а теперь — что теперь… теперь только по-маггловски и остаётся.

На полу, в осколках, куда она бросает случайный взгляд, Панси видит девушку с испуганными глазами. Та заправляет за ухо черную прядь.

С битвы за Хогвартс прошло два года. Всё это время причастные к проигравшей стороне отчаянно пытались отмыться от Пожирательского клейма, подправить и подрихтовать биографии. Её семье сравнительно повезло, если подобное можно было назвать везением: в погоне за Поттером Тёмный Лорд, вероятно, отвлёкся и не успел украсить руку Панси уродским клеймом.

Министерство, конечно, плевать хотело на это — для них чистокровные волшебники, которые во время Второй Магической были на стороне Волан-де-Морта, по умолчанию были равны Пожирателям. Заграничные счета, поместье на юге Франции, большинство сбережений — всё кануло в Лету.

Палочку оставили — спасибо и на том. Разрешенные заклинания сократили. Остался коротенький список из простых. Ходили слухи, что в Министерстве существует список под кодовым названием «каждому по делам его». И там были изложены заклинания, которые бывшим Пожирателям и членам их семей теперь можно было творить. У каждого они были разные. Любое отступление от списка, любое боевое заклинание или способное причинить кому-то вред, означало нежный разговор в Министерстве. Одно отступление от списка грозило только разговором, а два и больше — означало штрафы. Галеоны текли в карман Министерства. Панси пока еще везло, но вот некоторым бывшим однокурсникам — нет.

Новый министр дураком не был. Шеклболт наверняка понимал, что очередной тёмный Лорд обязательно отыщется — пусть даже через десяток лет. Для таких высшими ценностями всегда будут жажда величия и склонность к насилию. Поэтому Министр считал, что если новый Темный Лорд появится, лучше заранее лишить его любого рода последователей и финансирования безумных идей.

Панси улыбается с досадой. Колдовство под контролем, будто ты ещё школьник — что может быть унизительнее? Кажется, что и шагу ступить не можешь. С шагами, кстати, теперь тоже наблюдалась проблема — министерский запрет на аппартацию для всех без исключения бывших последователей Тёмного Лорда никуда не делся.

Иногда представлялось, что даже дышать теперь запрещено. А дышать очень хотелось. Первых месяцев после войны Панси не помнит — память стёрли, словно ластиком. Она почти перестала озираться, больше не боялась темноты. Ей перестали сниться люди без лиц и криков больше не было.

Жизнь налаживалась — если то, в чем они оказались теперь, вообще можно было назвать жизнью.

Мать, потерявшая всякую надежду на возрождение поруганной семейной репутации, заладила про замужество. «Главное для тебя сейчас — это удачно выйти замуж. Пора восстановить фамильную честь», — такой лейтмотив встречал её за ужином, завтраком и обедом, пока домовики разносили тарелки с едой. После пары подобных столкновений к обеду Панси больше не спускалась.

Никто и никогда не спрашивал, чего хочет она.

Мама не унималась в попытках отыскать ей достойную партию и то и дело будто случайно звала в дом очередного кандидата. Заглядывала ему в рот, пыталась выстроить диалог. Панси угрюмо смотрела исподлобья — и очередной визит заканчивался, так толком и не начавшись. Если бы ей кто-нибудь сказал раньше, что матушка умеет расточать такие сахарные улыбки — она бы рассмеялась.

Однако нынешние времена требовали других решений.

Малфои вот поспешили женить Драко на Астории Гринграсс. Кажется, та лила слезы по нему ещё курса с третьего, страдая от самой большой на свете любви.

«Ну хоть кто-то в этой паре счастлив», — иронически заметила Паркинсон, прочитав в «Пророке» новости о помолвке. Гринграссам повезло на порядок больше, — они были на хорошем у Министерства счету, — а восстановить репутацию Малфоям было ой как необходимо. Выгодная партия, большая любовь, союз аристократов.

«Сплошная херня», — думала она, сердито переворачивая страницу, на которой красовалась фотография с очередной свадьбы. «Хренова ложь», — и газета летела в камин.

Чёртово Министерство. Чёртова война. Чёртов Лорд-смотрите-у-меня-нет-носа. Вся злость, тяжелой копотью осевшая в последний год в душе, будто выбиралась наружу.

Мать, надо отдать ей должное, старалась. После того, как многочисленные визиты не сработали, она пустила в ход уловки изящнее — как и полагалось истинной слизеринке. Например, стала зазывать в гости её друзей. Драко вот приехал на прошлых выходных и попытался аккуратно заикнуться о своих планах на долгую семейную жизнь.

Наверное, мать думала, что Панси потянется за Малфоем, как было всегда, и сломя голову кинется замуж. Вот только она не учла одного: за последние несколько лет Панси здорово научилась думать своей головой и всем прочим ценностям стала предпочитать свободу.

В Драко и его неземную любовь верилось мало. Хотелось встряхнуть друга и отправить куда-нибудь пинком под зад. «Эх, измельчала ты, Паркинсон, рассуждаешь, как последняя маггла».

Для выведения на чистую воду покойный декан предпочитал Веритасерум. Паркинсон — эль. Поэтому они потопали в бар, как последние магглы.

Там они, конечно, изрядно надрались. В баре на них было всем плевать. Здесь можно было говорить, не таясь. Драко сначала долго молча смотрел на неё, и она сдалась:

— Малфой, давай без этих аристократических штучек, — Панси хохотнула. — Выкладывай.

Он наконец признался:

— Да хреново всё, хреново. Как марионетка на ниточках — иди сюда, женись на той. Как будто меня кто-то спросил. Раньше не спрашивал Лорд, теперь — мама с папой. Ты же Малфой, ядрёный гиппогриф, нужно печься о чести семьи, — Драко с досадой вертел почти пустой стакан, — да срать я хотел на эту семейную честь. Я не люблю Асторию, понимаешь? Я прекрасно помню все эти записки на третьем курсе и взгляды восторженные. А мне она как чужая, — он пьяно икнул, положив голову на стол, а затем отключился.

«Грёбаный наследник благороднейшего и древнейшего рода, а пить не умеет нихрена. Пусть с ним будущая жена разбирается», — думала Паркинсон, выволакивая на себе безжизненное тело из паба. Панси вызвала «Ночной Рыцарь», сгрузила туда Малфоя и покачиваясь, пошла. Истинная аристократка, мля. Причина маминого сердечного приступа.

///

Утро сегодня началось паршиво. Как будто мало было похмелья — после эля у Паркинсон всегда раскалывалась голова — так ещё и мать в несвойственной ей манере выдала ультиматум: или скорое замужество, или Панси уходит жить на свои кровные — без поместья, домовиков и прочих благ цивилизации. В переводе со слизеринского на человеческий, жить придется под забором и без кната.

От отчаяния захотелось лечь на пол и завыть так, что Сивый бы обзавидовался и ушел курить в уголок, как последний маггл.

Быть марионеткой на ниточках не хотелось.

Хотелось раствориться нахрен. Не помнить матери — этого мраморного лица, безупречных манер и шуршащих платьев. И никогда не сравнивать себя с ней — даже мысленно, глядя на то, что осталось от ногтей. Панси теперь постоянно их грызла. Особенно, когда нервничала.

Дежурно здороваться с мудаком-мужем по утрам в планы не входило. В планы входило хохотать до боли в животе, пить непозволительно много для аристократки (пусть и обнищавшей), ловить воздух ртом, дышать полной грудью. Иначе говоря — жить.

Иначе зачем всё это было?

Зачем были месяцы в постели после Битвы, когда семейный врач бормотал что-то про переутомление и нервное напряжение?

Ну уж нет. Жить хотелось сейчас и как можно полнее. Это было самым лучшим решением после того, что они пережили два года назад.

Но раз за разом, сколько ни хлопай перед сном рюмочку зелья сна без сновидений, словно в издёвку во сне к ней приходили плач Молли Уизли, рыжие волосы и белое мёртвое лицо. Панси тогда не успела понять, кто из близнецов Уизли это был. И от этого с каждым сном становилось всё страшнее.